Колизион. Шатер отверженных Ясинская Марина
Кристина не сразу поняла, что слышит новый куплет. А когда поняла, почувствовала, что сердце сжалось в тревожном предчувствии. Что это будут за слова? И главное – почему ей кажется, что слова песенки лопоухого мальчишки предсказывают судьбу их цирка?
А Апи, не обращая внимания, продолжал тянуть:
– И жить совсем не нужно… И прошлое забыть…
Глава 4
Происходило что-то странное; огонь не только выходил из-под контроля, но Фьор еще и не замечал, как это происходит. Он словно «выключался», а когда приходил в себя, обнаруживал, что пытается то тут, то там поджечь что-нибудь в караване припаркованного на обочине «Обскуриона».
Да, ему не нравился этот мрачный черный цирк и его обитатели. Все они улыбались и были подчеркнуто, даже как-то старательно дружелюбными, но Фьору они напоминали акул, прикидывающихся дельфинами: стоит чуть надавить – и они показывают свою хищную натуру. Ходулисту в какой-то бессмысленной короткой стычке из-за сущей ерунды якобы случайно разбили нос, а кое-кто из чужаков намеренно сшиб с ног одного из акробатов «Колизиона», хотя со стороны это и выглядело как случайное столкновение. Казалось, «черные» циркачи словно метили территорию, сразу показывая, кто тут самый сильный и главный.
Впрочем, та девушка-жонглер, которая подошла к Фьору за завтраком, была очень даже милой – как и многие другие циркачи «Обскуриона». Но в любом случае, пусть сам цирк фаерщику и не нравился, но ведь не до такой же степени, чтобы его подсознание брало над ним полный контроль и организовывало масштабный поджог? Что вообще творится? Это его дар настолько выходит из-под контроля – или же «Обскурион» провоцирует такое обострение?
«Безопаснее будет уйти к себе и не показывать носа из трейлера», – решил Фьор, когда, в очередной раз очнувшись от небытия, осознал, что невидящим взглядом пялится на язычки пламени, жадно лижущие резину шин на одном из автобусов «Обскуриона».
Не тратя ни единого лишнего мгновения, Фьор быстрым шагом пошел к своему цирку, надеясь, что успеет дойти до трейлера, прежде чем его снова накроет и он попытается устроить очередной пожар.
Завтрак закончился, но обычно следовавшая за ним утренняя тренировка не началась; привычная рутина была разрушена – то ли отсутствием реального директора, то ли впечатляющей репетицией «Обскуриона», после которой отрабатывать свои номера стало как-то неловко. Фьору даже подумалось: уж не хотели ли «черные» циркачи этим показать свое превосходство и морально задавить? Если так, то надо признать, что им это удалось.
Возможно, будь у них директор, он бы сумел повлиять на настрой своих артистов. Или хотя бы убедиться, что они не пропустят тренировку. Но новоявленный и. о. директора не спешил прояснять ситуацию, слишком занятый втиранием в доверие к Джордану и флиртом с пока не слишком поддающейся его очарованию Рондой, а настоящий директор так и не нашелся… Почему он до сих пор не нашелся? Точнее – почему не признался?
Проходя мимо двух тесно припаркованных друг к другу черных автобусов, Фьор услышал голос, который невольно заставил его замедлить шаг. Говорил директор «Обскуриона».
– Что значит «почти уверен»?
Голос собеседника звучал глухо, и, хотя он и казался знакомым, Фьор никак не мог сообразить, кто это говорит.
– Я не видел его в деле, поэтому не могу дать стопроцентной гарантии. Но судя по тому, что я видел, это он и есть.
– И ты говоришь, он проявляется только в ее присутствии?
– Кажется, да.
– Снова «кажется»? – Голос Джордана звучал недовольно.
Ответа невидимого собеседника Фьор не расслышал. Он попытался аккуратно переместиться, чтобы заглянуть между автобусами и увидеть, с кем говорит Джордан. Похоже, это кто-то из «Колизиона». Но какие дела могут связывать одного из их циркачей с директором «Обскуриона», которого они встретили впервые в жизни? Не заслали же к ним шпиона, на самом-то деле! Да и какие тайны можно у них вынюхивать?
Сделав еще один небольшой шаг, Фьор наконец увидел просвет между автобусами и два силуэта. Стоя против света, фаерщик не мог рассмотреть лиц беседующих, но это было и неважно. Он просто дождется, когда эти двое разойдутся, проследит за циркачом и узнает, кто это. А потом, пожалуй, задаст ему пару вопросов.
– Надо проверить, – донесся до Фьора голос Джордана. – Принеси мне его. И если это не он, то тебе придется задержаться.
– Надолго?
– Пока не найдешь то, что тебе поручено. Все, свободен, – отпустил собеседника Джордан.
Фьор приготовился следовать за тем, другим, как вдруг кто-то тихо вскрикнул у него за спиной:
– Ой!
Фаерщик вздрогнул, взгляд упал на землю, и он увидел, как с кончиков его пальцев срываются огненные капли и, падая на землю, подпаливают жухлую осеннюю траву, а та тлеет и неохотно пытается заняться пламенем.
– Извините, – пробормотал Фьор, сжимая пальцы в кулак, поднял голову – и отшатнулся, а мигом онемевшие губы с трудом произнесли: – Ира?
Стоя возле их трейлера, Риона яростно отчитывала загородившего вход Вита. Тот возвышался над ней на полголовы, молчал и терпеливо сносил поток претензий.
– Что случилось? – спросила Кристина.
– Ничего, – резко ответила Риона. – Просто некоторые, – ткнула она пальцем в Вита так, будто это была рапира и она хотела ею его пронзить, – в очередной раз отказываются принимать ответ «нет»!
– Он тебе замуж, что ли, выйти предложил? – пошутила Кристина, пытаясь разрядить обстановку. Она прежде замечала особую враждебность танцовщицы к Виту, но сейчас та из нее буквально выплескивалась – через край! Что такого натворил их ходячий генератор электричества, из-за чего она так бурно реагирует?
Риона на шутку не отреагировала.
– Он прекрасно знает, что мне неприятно его общество, но все равно продолжает его навязывать, – ответила танцовщица таким высокомерным, ледяным голосом, что Кристина живо представила себе, какой та была, когда впервые оказалась в «Колизионе» и за что заработала прозвище Принцесса – в некомплиментарном значении.
Вит продолжал невозмутимо стоять со скрещенными на груди руками, загораживая вход в трейлер, и никак не реагировал на выпады Рионы – не оправдывался, не спорил, не пытался объясниться. Просто молчал и ждал.
– Ну поговори ты с ним; тебе так жалко пять минут времени? – примирительно спросила Кристина. – Все равно мы скоро уже должны трогаться.
Риона недовольно поджала губы и, кажется, собралась спорить дальше, но тут мимо них на довольно большой скорости пронесся один из автобусов «Обскуриона». А за ним – еще один, и еще, и еще; автокараван черного цирка тронулся. Значит, они следующие.
И действительно, через несколько мгновений загудели автобусы и трейлеры «Колизиона», давая сигнал к отправлению.
Риона мученически вздохнула, давая миру понять, на какую жертву она идет, и подошла к Виту.
– Ну? Так и будем тут стоять? Или ты нас впустишь?
Вит колебался пару секунд; он явно хотел поговорить с Рионой до отправления, но этого сделать уже не получалось.
Риона фыркнула и забралась внутрь. Кристина последовала за ней, и молчаливый акробат, которому выпало сегодня быть их водителем, завел мотор. Трейлер медленно тронулся, и Кристина увидела, как Вит, оставшись в одиночестве, вдруг присел на корточки на обочине дороги, достал откуда-то лампочки и стал быстро втыкать их в землю. Нити накаливания в стеклянных колбах загорелись, и все вместе лампочки образовали причудливый световой узор. Зачем Вит это делает? У них же сейчас нет представления!
Впрочем, Кристина сразу забыла о загадочном поведении Вита, когда наконец увидела, что в трейлере не оказалось соседок.
– А они где? – кивнула девушка на пустые кровати.
– Поехали с «Обскурионом», – ответила Риона. – Думаю, не хотели прерывать флирт; за завтраком они все очень мило болтали с тамошними парнями.
– Или захотели оказаться в числе тех двоих, кого «Обскурион» заберет с собой после представления, – выдвинула другую версию Кристина.
– Думаешь? – нахмурилась Риона. – Но зачем им это?
– У нас – тонущий корабль, на котором к тому же нет капитана, – сухо пояснила Кристина. – И неизвестно, выплывем мы или нет. А эти предлагают спасательную шлюпку.
– Не уверена, что захотела бы искать спасения именно на этом корабле.
– Я тоже. Но, кажется, большинство наших просто очарованы «Обскурионом». Хотя, как по мне, он выглядит довольно мрачным. И еще директор у них… брр!
– Мне сначала тоже так показалось. Но, знаешь, когда за завтраком к нам пришли циркачи оттуда, они произвели на меня впечатление очень даже приятных людей. Во всяком случае, те, с которыми я успела пообщаться. Тебе разве так не показалось? Я видела, как ты мило общалась с тем блондином…
Кристина кивнула; Дэнни и правда оказался приятным собеседником.
– Кстати, он очень напоминает мне одного блогера, – продолжила Риона. – Ну, знаешь, того эпатажного, который то налысо побреется, то придет на мероприятие не в одежде, а весь раскрашенный боди-артом, то пожертвует несколько миллионов, чтобы создать амурским тиграм условия для размножения… Как там его зовут?..
– Точно! – с облегчением воскликнула Кристина. Ее тоже преследовала мысль о том, что Дэнни ей кого-то напоминает. Вот кого! Правда, имя этого блогера упорно от нее ускользало, но она точно знала, кого имеет в виду Риона.
Разумеется, Дэнни – не он, просто похож. Тот блогер оказаться в цирке не мог в принципе, такой человек просто не может чувствовать себя ненужным в жизни… не так ли? А Дэнни и вправду производил приятное впечатление. Но это все равно не меняло того факта, что само присутствие «Обскуриона» рядом вызывало настороженность и необъяснимое внутреннее напряжение, которое никак не рассеивалось. И подслушанный Кристиной разговор Кабара с Джорданом только сильнее питал эту тревожность. «Обскурион» вовсе не такой милый бескорыстный спаситель, каким пытается себя выставить.
И потом, был еще один важный фактор, для Кристины – решающий.
– Они выкинули Мануэля, – обвиняющим тоном напомнила она. Для нее этим было сказано все, что она думает об «Обскурионе».
– А, ну да, – протянула Риона. – За такой грех нет им прощения, и ничто на свете его не перекроет, да? – насмешливо спросила она.
Кристина ответила ей возмущенным взглядом, готовая чуть ли не с пеной у рта отстаивать Мануэля, но подруга вдруг улыбнулась, и тема черного цирка сразу отошла на второй план.
– У вас все становится серьезно?
Кристина почувствовала, как щекам стало жарко. Она никогда раньше ни с кем не обсуждала свои личные отношения. Да и не было у нее никаких отношений! Но даже если бы они и сложились, там, в прежней жизни, ей было бы просто не с кем их обсудить. А сейчас вдруг есть собеседник, с которым хочется поделиться, и есть отношения, о которых можно рассказать, и это так волнительно!
Хотя как «отношения»… Может, это еще и не отношения, Кристина не была до конца уверена. Но, во всяком случае, явно происходило что-то, что по крайней мере давало повод и основание для разговора об отношениях.
– Про «серьезно» я бы пока утверждать не рискнула, – ответила она.
– Но что-то же явно есть? Больше, чем дружеское общение? – допытывалась Риона.
– Что-то есть, – кивнула Кристина, чувствуя, как в ней борются два противоречивых желания: рассказать, потому что очень хочется, и промолчать, потому что она смущается, и вообще эта тема ей крайне непривычна!
– И что? – не отставала Риона.
– Ну, разговора о том, что между нами происходит, у нас не было. Но Мануэль, кажется, и правда оказывает мне знаки внимания, – ответила Кристина, вспоминая, как они сидели вечером под пледом, как воздушный гимнаст подходил к ней и обнимал так, словно это в порядке вещей, как даже пригласил к себе в трейлер и весьма прозрачно намекнул, что они будут там одни. Это же можно считать за знаки внимания, не так ли? А о том, как замирало от восторга собственное сердце, а потом начинало трепыхаться миллионами крылышек бабочек, и говорить не стоило!
– Вау, – с широкой улыбкой выдохнула Риона. – На него, знаешь ли, пачками вешаются.
– Знаю, – криво усмехнулась Кристина. Сложно было не замечать взглядов, которые бросали на воздушного гимнаста многие девушки цирка, и то, какую реакцию вызывал у них Мануэль, всего лишь им улыбаясь. И в «Обскурионе» – та же история! Может, его и выкинули из того цирка, но это явно не ослабило интереса к воздушному гимнасту со стороны женского пола, Кристина видела, как мило общались с ним девушки из «Обскуриона» этим утром… И как вела с ним себя Ронда – так, словно их по-прежнему что-то связывает. И ей даже не хотелось думать о том, что именно!
– Ну и он все это время уж точно не вел себя как алтарный мальчик, – продолжала Риона. – Однако ни с одной у него не зашло дальше, чем просто поразвлечься немного – и разойтись. И это не потому, что девушки не пытались. Наоборот, они из кожи вон лезли! Да что далеко ходить, возьми хоть нашу Джаду. – Девушка кивнула на пустующую кровать гимнастки. – А у нее с ним даже «быстро поразвлечься» не было, хотя она так старалась! И тут появляешься ты…
– Я не пойму, ты сейчас мне комплимент делаешь или недоумеваешь, что такой, как Мануэль, нашел в такой, как я? – с нервным смешком уточнила Кристина. Она догадывалась, что вряд ли Риона хотела ее обидеть, но сама увидела в ее словах именно такой смысл… Хотя ее собеседница, весьма вероятно, его туда и не вкладывала.
– Крис, ты уродина? Нет! А красота – понятие относительное, – небрежно взмахнула рукой Риона. – Куда важнее другое: ты его чем-то зацепила! Чем-то таким, чего явно не было у всех остальных желающих. И это круто! И сейчас ну очень интересно наблюдать за тем, как наш неприступный красавчик наконец-то дал слабину!
Искренность танцорши мгновенно растопила образовавшийся в душе Кристины лед.
– Ну, я бы пока все равно не стала так уж уверенно говорить про слабину, – смущенно пробормотала она, хотя слышать слова Рионы было очень приятно. – А ты? – внезапно спросила она, решив, что сейчас самый подходящий момент задать волнующий ее вопрос.
– Что я? – не поняла Риона.
– Я знаю, что ты ни с кем не встречаешься, но, может, тебе кто-то нравится?
– Если бы даже и нравился, он бы долго не протянул.
– Почему? – удивилась Кристина.
– Из-за Кабара. Он же все равно ко мне никого не подпустит.
– А ты ему зачем? Не заметила в нем ни искры романтического интереса к тебе!
– Хоть с этим повезло, – криво усмехнулась Риона. – Не дай бог у него появился бы такой интерес! Меня бы он точно не спрашивал, хочу я этого или нет. – Девушка вздрогнула и обхватила себя руками, словно ей стало холодно. – К счастью, я ему в таком плане совершенно не нужна. К тому же ему и так всегда хватало женского внимания.
– Вот уж чего никогда не пойму, так это что они в нем находят? – воскликнула Кристина. Она видела, как гимнастки и акробатки флиртовали и заигрывали с метателем ножей и какие улыбки посылали ему сегодня артистки другого цирка. – Ну ладно, эти, из «Обскуриона», – они его не знают. Но наши-то! Они же видят, как он с тобой обращается! Что в этом может привлекать?
– Многие путают жестокость с силой. Я и сама когда-то тоже путала. Принимала хамство за независимый характер, грубость – за уверенность в себе, а злость – за проявление силы. Типа «настоящие мужские качества», – с изрядной долей насмешки над самой собой сказала Риона. – Потребовалось очутиться в «Колизионе» и оказаться намертво связанной с таким, как Кабар, чтобы понять эти заблуждения…
Кристина была неожиданно поражена озвученными Рионой мыслями. Она никогда прежде об этом не задумывалась, но ведь подруга права! Кристина и сама часто так заблуждалась! Взять хоть того же Фила, объект ее наивного романтического интереса в школе. Она видела в нем загадочность, сдержанность и прочие привлекательные качества, хотя на самом деле это были всего лишь эгоизм, неуверенность в себе и равнодушие к другим. Однако ее симпатия застилала ей глаза и превращала неприглядные качества в благородные, красивые черты.
– А возвращаясь к твоему вопросу, – продолжила тем временем Риона, – Кабар все равно не захочет, чтобы я была с кем-то другим.
– Но почему?!
– Да просто потому, что ему нравится быть собакой на сене. А точнее, ему нравится ощущение власти надо мной, он обожает ее проявлять, и отпугивать от меня любого потенциального ухажера – одно из его любимых развлечений. Впрочем, этих потенциальных уже давно не осталось; все быстро выучили урок, что ко мне лучше не подходить.
Кристина молчала, осмысливая услышанное. У нее не укладывалось в голове, как в Рионе уживается такое противоречие. Она совершенно точно не лезла за словом в карман и не боялась его использовать, не отступала, когда дело доходило до конфликтов, и не страшилась постоять за себя. И в то же время приняла нездоровые отношения, которые сложились у нее с Кабаром, и полностью капитулировала. Смирилась. И даже не пыталась бороться. Но почему? Почему она это терпит? Ее же совершенно не устраивает такое положение вещей!
«Почему же ты ничего с этим не делаешь?» – уже почти было спросила Кристина, но в самый последний момент успела себя остановить.
Потому что она вдруг подумала: а если бы этот вопрос задали ей самой всего несколько недель назад? К ней отвратительно относились Ольги, и, конечно же, ее это не устраивало. Так почему она ничего не сделала? Почему молчала и терпела? Потому что «жертва» – это приговор, который нельзя изменить? Или потому, что у нее просто не хватало храбрости на конфронтацию? Потому что она боялась, как бы не сделать хуже? Или потому что верила, что все равно ничего не получится?
Ответа на этот вопрос у Кристины не было и по сей день.
Но зато она поняла, что, вероятно, точно так же нет ответа на ее вопрос про Кабара и у Рионы. И разве она может ее за это осуждать?
Фьор нервно выдохнул. Конечно же, это была не Ира! Просто на первый взгляд девушка оказалась на нее похожа: тот же цвет волос, та же прическа, одинаковый цвет глаз и похожий овал лица. Но стоило чуть присмотреться, и иллюзия сходства мгновенно рассеялась.
Впрочем, короткого момента заблуждения более чем хватило, чтобы испытать стресс, от которого Фьор оцепенел; он даже не смог сказать двух слов девушке и, кажется, здорово озадачил ее своей неадекватной реакцией, сначала уставившись на нее как на привидение, а потом назвав ее другим именем и убежав, ничего не объясняя.
В трейлере никого не было, Вита распределили водителем в один из автобусов каравана, Мануэль, кажется, поехал со своими бывшими коллегами из «Обскуриона», а кровать Ковбоя пустовала, напоминая о недавней потере. Оказавшись в одиночестве и все еще под впечатлением от случившегося, Фьор не смог не поддаться искушению: он достал телефон и быстро нашел страничку Иры в социальных сетях.
Новых постов по-прежнему не было. Первое время после того пожара Ира активно выставляла свои фотографии, словно пыталась ввести в заблуждение и мир, и саму себя, доказывая всем, что с ней все в порядке. Но хотя и говорят, что если ложь повторять достаточно часто, в нее поверят, в случае с Ирой ложь была слишком большой, чтобы в нее поверила она сама… И когда фальшивое благополучие, которое она транслировала на своей страничке, стало нестерпимым, Ира пропала. Фьор не видел от нее новых постов уже очень давно и лишь надеялся, что с его бывшей все в порядке – настолько, насколько это возможно для тех, кто пережил то, что довелось ей. Очень сложно собрать себя заново по крупицам после того, как твою личность разбили на кусочки. И даже если ты соберешь их заново, можешь обнаружить, что, сложенные вместе, они дают картину совсем другого человека, и в нем ты больше не узнаешь себя…
Выключив телефон – чем больше времени он проводил в «Колизионе», тем дальше и незначительнее для него становился весь этот ненастоящий виртуальный мир, – Фьор выглянул в окно. Рядом с ними по соседней полосе ехали черные фургоны «Обскуриона» – они казались сторожами, присматривающими за тем, чтобы их добыча не убежала.
Тонированные стекла надежно скрывали тех, кто находился внутри. И все же в какой-то момент фаерщик начал видеть в зеркальных поверхностях отражения костров, они вспыхивали то тут, то там и казались ожившими видениями из его снов.
Фьор встряхнул головой, отгоняя наваждение, – и с ужасом понял, что в его пальцах снова возникли неконтролируемые язычки пламени. Он не знал, что с ним происходило, но и так было очевидно: дело дрянь.
Погасив пламя, Фьор снова выглянул в окно. На этот раз никаких странных отражений в зеркальных поверхностях тонированных стекол; просто мрачные черные автобусы, едущие рядом с ними, словно конвой.
Фьор поежился; ощущать себя добычей не хотелось. Но, похоже, именно это с ними и произошло, а директор «Обскуриона» меньше всего походил на доброго самаритянина, решившего оказать бескорыстную помощь. И хотя Джордан и представил цену за свои услуги как огромное благо для тех двоих, кого он выберет, Фьору это куда больше напоминало поведение хищника, который не чурается добить уже и без того раненного зверя.
Впервые с того времени, как фаерщик оказался в «Колизионе», он чувствовал себя так, словно лишился опоры под ногами. Да, его жизнь полетела кувырком, когда у него появился фамильяр, но именно тут, в странствующем цирке, она обрела некую определенность. Да, всегда оставался риск, что каждое представление могло стать последним, да, вокруг было слишком много мистики, не поддававшейся никакой логике, а значит, невозможно было предугадать будущее. И все же в некотором роде в «Колизионе» присутствовала надежность и успокаивающая предсказуемость: ты тренируешься и репетируешь, приезжаешь в новый город, помогаешь ставить цирк, даешь представление, и если после него ты все еще здесь, то завтра будет то же самое.
Однако потом случилось удаление Сола. «Колизион» пошатнулся, но все же устоял, хотя ощущение внутренней безопасности ослабло. А после отсутствия афиш, атак гончих и особенно исчезновения Графини и Ковбоя окончательно пропали все знакомые очертания и все привычные приметы.
Фьор всегда беспокоился о том, что с ним может случиться удаление, но никогда прежде не думал, что сам цирк может оказаться под угрозой существования. Однако сейчас ощущение было именно таким. А «Обскурион» казался тем самым последним гвоздем, который вобьют в крышку гроба «Колизиона».
К тому времени, как оба автокаравана остановились на обед, Кристина уже выработала план действий – и она не собиралась никому и ничему позволять сбить себя с намеченного курса.
Совсем скоро их ждет совместное представление, и никто не знает, с какими потерями выйдет из него их цирк. Но одна вещь была неизменной вне зависимости от того, один будет выступать «Колизион» или вместе с «Обскурионом»: Кристина по-прежнему оставалась самым слабым звеном, потому что она единственная на оба цирка до сих пор не знала, какой ей достался дар, и у нее не было номера.
– Извини, у меня дела, – сказала она Рионе, когда та предложила ей пообедать вместе, и быстро выпрыгнула из трейлера. Нужно успеть совершить задуманное до того, как они снова тронутся в путь, и, значит, нельзя терять время!
Кристина не стала задерживаться у столов, возле которых уже собирались циркачи, но, несмотря на спешку, она не могла не отметить, как быстро смешались артисты обоих цирков. Они больше не держались по разные стороны дороги, не теснились около только своего автокаравана, а собрались все вместе, будто добрые старые друзья.
Впрочем, Джордана, как она убедилась, быстро просканировав толпу, среди циркачей не было. Зато Кристина сразу увидела его зама, Ронду; яркая брюнетка с саблей на поясе – похоже, она никогда с ней не расставалась! – снисходительно принимала знаки внимания от льстиво крутившегося вокруг нее Кабара.
Издалека заметив Кристину, Фьор приглашающе махнул рукой, но девушка не остановилась. Она помнила, что фаерщик хотел поговорить, но сейчас ей было не до этого. А когда прямо перед ней возник Дэнни и что-то ей сказал, она на ходу пробормотала извинение и целеустремленно пошла дальше, к своей конечной цели – к цыганской кибитке.
Кристина не знала точно, что именно собирается там делать – и что вообще можно сделать по-другому, чтобы добиться от цирка ответа. Не забастовку же устраивать, на самом-то деле, и не голодовку! И тем не менее отсутствие плана конкретных действий не умаляло решительности девушки.
Дойдя до кибитки, Кристина огляделась. Она не хотела, чтобы кто-то видел, как она заходит внутрь. Не то чтобы это была такая уж тайна, но все равно лучше никому не знать. Особенно в случае, если Кристину ждет очередной провал.
К счастью, циркачи были слишком заняты даже не обедом, а долгожданным общением с новыми людьми – тем, чего им так сильно не хватало. Будучи узниками своих цирков, они навсегда лишились возможности поговорить с кем-то еще, ведь, кроме зрителей во время представления, их больше никто не видел. И тут вдруг такой неожиданный подарок судьбы. Хотя насчет подарка пока еще неясно…
В зарослях лесополосы неподалеку от обочины мелькнули чьи-то желтые хищные глаза. Кристина присмотрелась и никого не увидела.
– Те? – на всякий случай спросила она.
Ягуар не появился. То ли не захотел, то ли никого там не было, а желтые глаза – это лишь игра ее воображения
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Кристина поднялась по ступенькам и потянулась к ручке на двери кибитки.
И вздрогнула от испуга, потому что ручка резко опустилась. А потом еще раз и еще.
Кто-то ее дергал.
И дергал изнутри!
Глава 5
Тина довольно улыбнулась, увидев, что Ольга с привычного для нее места – третьей парты в самом центре класса, как и положено королеве, – переместилась на заднюю парту в правом ряду. И что никто не сел рядом с ней. Лишившись компании подруги, девушка растеряла всю свою заносчивость, все высокомерие, всю надменность. Прекрасно!
Что еще более приятно, вид поверженной королевы доставлял удовольствие не только Тине, но и всему классу. Казалось, лишь освободившись от власти двух Ольг, все поняли, как сильно те их угнетали. И хотя Тине не было никакого дела до чувств одноклассников – как и любого фамильяра, ее в первую очередь волновало только ее самое непосредственное окружение, семья и близкие друзья, – она не могла не наслаждаться, видя, как ранит оставшуюся Ольгу безразличие и злорадство в глазах одноклассников. Падение одной королевы отбрасывало тень и на вторую; оставшаяся Ольга стремительно скатилась с пьедестала, и Тина была почти уверена, что это лишь вопрос времени, когда одноклассники окончательно привыкнут к ее новому низкому положению в социальной иерархии школы и начнут травить так же, как это еще недавно делала она сама.
Что ж, Тине потребовалось совсем немного времени, чтобы привести хаотичную жизнь своего «оригинала» в порядок. Ох уж эти люди! Запускают пустяковые проблемы, позволяют им из мелких сорняков разрастись до джунглей, а потом удивляются, почему у них в жизни все плохо. Да потому, что нечего сидеть сложа руки, ныть, как все плохо, покорно принимать все удары и ждать, что все само когда-то изменится! Нет, люди положительно не умеют толково распорядиться выпавшим на их долю драгоценным подарком – настоящей жизнью!
Но Тина все быстро исправила! Если Кристину одноклассники ни во что не ставили, то теперь они ее как минимум уважают, никто не бросает ей обидных слов, никто не думает насмехаться или издеваться над ней. Это ее вполне устраивает, а робкие попытки некоторых одноклассниц с ней пообщаться ей не нужны, друзья Тине ни к чему. Фила, решившегося вчера неловко извиниться и пригласить ее после уроков в кафе, она послала; романтические отношения ее точно не интересовали. Во всяком случае, не сейчас и уж точно не с этим смазливым мальчишкой, который возомнил о себе слишком много. Доучиться в школе осталось всего ничего, а потом Тина уедет отсюда и будет строить совсем другую, успешную взрослую жизнь, которой никогда не свете не добился бы ее «оригинал».
Кирилла этот противный Юрка больше не достает – и не будет. На днях он наконец вернулся в школу, но теперь похож на бледную тень себя прежнего – молчит, заикается, а иногда от резкого звука может и описаться, отчего стал предметом жестоких насмешек своих бывших товарищей. Так что Кирилл теперь в полной безопасности.
После расширения мастерской, спасибо выгодному кредиту, отец стал зарабатывать больше, и мама наконец-то перестала надрываться в две смены – а это именно то, чего семье так долго не хватало. Правда, отец стал еще меньше проводить времени дома – бизнес требовал внимания, еще чаще приходил нетрезвым – удачные сделки надо обмыть, и они с матерью стали еще больше ругаться, но это все мелочи по сравнению с решением главной проблемы – материального достатка.
Словом, Тина обеспечила своей новой семье все необходимые компоненты для счастья – как и положено любому фамильяру. А то, что эти компоненты пока почему-то все никак не складываются в счастье… Тина не понимала, в чем дело. Она все сделала как надо! Вероятно, это лишь вопрос времени, всем надо привыкнуть к новой жизни, а потом, в один прекрасный момент, счастье все-таки появится. До тех же пор оставалось лишь присматривать за тем, чтобы никто не посмел вмешаться в ту новую, идеальную реальность, которую она выстраивала для семьи.
И неплохо бы выйти на связь с другими хостильерами. Пару раз ей удалось установить удачный контакт и пообщаться, но этого недостаточно, те хостильеры были так же неопытны, как и она сама. Ей бы хотелось связаться с кем-то из тех, кто живет в этом мире уже давно и мог бы научить ее каким-то вещам, ведь сейчас Тина действовала больше по наитию, наугад. Конечно, в городке хватало фамильяров, но они Тину не интересовали. Фамильяры и хостильеры соотносились друг с другом примерно так же, как кошки и тигры, – оба из одного семейства, но в слишком уж разных категориях.
Однако прежде всего надо решить вопрос с Кристиной. Будь Тина обычным фамильяром, эта проблема вообще не стояла бы. Но она была хостильером, и в этом ее сила – и ее слабость. Как хостильер, она была куда сильнее и самостоятельнее обычных фамильяров, но в то же время у нее оставалось уязвимое место – Кристина. Впрочем, яггер должен решить эту проблему, и тогда она навсегда получит новую жизнь в свое полное и безраздельное распоряжение.
Тина бросила взгляд на дату на телефоне. Возможно, яггер уже добрался до цирка. А если нет, то вот-вот доберется. До ее полной свободы остались считаные дни, если не часы.
Несколько мгновений Кристина смотрела на остервенело качающееся, стукающееся о дверь кольцо в пасти льва; в голове было шаром покати, и только одна мысль снова и снова вспыхивала, словно неоновая вывеска в ночи: «Там внутри кто-то есть. Там внутри кто-то есть…» Совсем рядом толпился целый сонм вопросов: кто туда мог зайти и зачем, ведь по доброй воле этого никто не сделает, а вдруг это кто-то из циркачей «Обскуриона», а что, если это и вовсе какая-то непонятная мистика, которой, как выясняется, «Колизион» нашпигован не хуже, чем рождественский гусь – яблоками? Но ни один из этих вопросов не успел достичь сознания и затормозить руку Кристины, которая, будто зажив самостоятельной жизнью, потянулась к двери, схватилась за кольцо в пасти льва и с силой потянула.
Зря она приложила столько усилий – дверь распахнулась так легко, что Кристина едва удержалась на ногах. А вот тот, кто бился в дверь изнутри, явно не ожидал помощи снаружи и рухнул прямо перед ней.
Девушка вскрикнула от неожиданности и чуть отступила назад. Недавний пленник цыганской кибитки выругался, чертыхнулся, зашипел сквозь стиснутые зубы и начал с трудом подниматься.
– Мануэль? – пораженно воскликнула Кристина, когда он наконец встал на ноги.
– Крис? – буркнул он, как ей показалось, с досадой и опередил ее, первым спросив: – Ты что тут делаешь?
– А ты? – тут же вернула она ему вопрос. – И как ты оказался заперт?
– Я… секунду, – простонал Мануэль, встряхнул головой и принялся потирать ушибленный локоть, сгибать и разгибать колено и потирать поясницу.
– Что с тобой там произошло? – встревожилась Кристина, испуганная симптомами травм, явно несопоставимых с одним лишь неудачным падением ей под ноги. Что с ним случилось в кибитке? Зачем он вообще туда пошел, он же прекрасно знает, как это для всех опасно! Ну, почти для всех…
Мануэль молчал, и Кристина подумала: а не случилось ли худшее? Вдруг кибитка навредила его разуму?
– Ты долго там пробыл? – Девушка затеребила воздушного гимнаста, потрясла за руки, за плечи, положила ладони на чуть колющие отросшей щетиной щеки и попыталась поймать его взгляд. – Ну же, говори!
– Я… – пробормотал Мануэль. – Понимаешь, этот «Обскурион»… Сразу так нахлынуло! Вспомнил, что было… И как-то…
Кристина шумно выдохнула – нет, он не сошел с ума! Девушка обхватила Мануэля за талию и помогла спуститься по ступенькам.
– Вот так. Все хорошо, – приговаривала она, а про себя думала, что могла бы и сама сообразить: разумеется, появление цирка, из которого его когда-то выбросили, должно было стать для Мануэля огромным стрессом. Правда, все равно непонятно, зачем он пошел в кибитку; дар у него и так есть. Может, он боялся, что появление прежнего цирка отнимет у него его способности, и решил подстраховаться? Не самое разумное решение, но – эй, много ли людей совершают логичные и взвешенные поступки, находясь в состоянии эмоционального раздрая?
В любом случае задавать эти вопросы Мануэлю сейчас было бесполезно, он находился не в том состоянии, чтобы нормально отвечать. Прежде всего его нужно увести от кибитки подальше и дать ему успокоиться и прийти в себя.
Закинув руку Мануэля себе на плечо, Кристина обернулась и бросила еще один взгляд на кибитку. Вообще-то она сама собиралась войти в нее и потребовать ответов. Но, видимо, это придется отложить на потом, не оставлять же Мануэля в таком состоянии!
Дверь цыганской кибитки, обычно закрытая, сейчас была широко распахнута – и то ли манила, то ли грозила своим открытым проемом. Внутри царил знакомый полумрак, и только около самого входа на полу валялся старинный телефонный аппарат. Почему он здесь? Он же стоял в самой глубине, у противоположной стены!
Чувствуя, что почему-то не может, не должна оставлять дверь кибитки вот так, распахнутой, Кристина убедилась, что Мануэль держится на ногах, и сказала:
– Я на секундочку, хорошо?
Воздушный гимнаст кивнул, и Кристина быстро взлетела по ступенькам. Встав в дверном проеме, заглянула внутрь. Там все было как обычно, никаких признаков разгрома. Что бы ни атаковало Мануэля, что бы ни удерживало его внутри, оно явно не имело физической формы. Впрочем, порой нематериальные вещи бывают куда страшнее материальных.
Кристина взялась за край двери, собираясь ее захлопнуть, но взгляд почти против воли метнулся к шкатулке, в которой лежал тот странный то ли диск, то ли медальон с изображением женщины с камнем в руке. По-прежнему ли он там? Светится ли он еще?
Искушение зайти и проверить было так велико, что Кристина ему почти поддалась. Но в последний момент одернула себя: сначала надо позаботиться о Мануэле, а потом вернуться и спокойно удовлетворить свое любопытство.
Кристина решительно хлопнула дверью, но та не закрылась до конца, помешал лежащий на полу телефонный аппарат. Нехотя переступив через порог, Кристина ногой, словно прикасаясь к какому-то особенно неприятному предмету, подвинула его в сторонку, а потом носком подтолкнула к нему телефонную трубку.
Все, теперь она точно освободила достаточно пространства для того, чтобы дверь плотно закрылась. Кристина с облегчением повернулась к выходу – и тут с уже знакомым тяжелым лязгом дверь захлопнулась прямо у нее перед носом.
Когда чья-то рука опустилась ему на плечо, ее холод Фьор ощутил даже сквозь одежду. Обернувшись, он встретился с ледяным взглядом темно-карих глаз помощницы директора Ронды. Эффектная женщина с саблей на боку и аурой опасности вызывала у него ассоциацию с Ларой Крофт. А еще она завоевала его непроизвольную симпатию, потому что называла Мануэля этим забавным прозвищем – Мэнни.
Не то чтобы Фьору не нравился воздушный гимнаст, вовсе нет. До недавнего времени он просто не задумывался над этим вопросом, они спокойно жили соседями, деля трейлер. Но с тех пор как в цирке появилась Крис, а еще точнее, с тех пор как ему стали являться эти странные видения с девушкой, так похожей на нее, и отголоски страсти, которую тот, другой он, испытывал во сне к той, другой Крис, стали просачиваться в настоящее, явное внимание Мануэля к Крис начало его задевать. И неважно, как часто Фьор повторял себе, что у него нет никаких чувств к новенькой, а то, что он ощущает, – это эхо тех запутанных видений, которые его почему-то стали в последнее время преследовать, – ничего не помогало.
– Да? – вежливо спросил он.
– Пойдем, – не столько пригласила, сколько приказала Ронда. – Он хочет тебя видеть.
Фьор почти было спросил: «Кто – он?» – но проглотил вопрос. И так было ясно, что Джордан. А вот видеться с ним ему совершенно не хотелось; будь у Фьора шерсть, при виде Джордана она вставала бы дыбом на загривке.
– Зачем? – вместо этого спросил он.
В черных зрачках Ронды сверкнула живая мерцающая чернота. Фьор уже заметил эту особенность у всех циркачей «Обскуриона». Интересно, и у Мануэля она раньше была? Теперь-то глаза у него сияют серебристым, как и у всех артистов «Колизиона»…
– Он захотел. Разве этого недостаточно? – подняла черную бровь Ронда, положила руку на эфес ножен и вдруг насмешливо улыбнулась. – Святые коконаты! Ты что, боишься?
Ее улыбка сбивала с толку и выводила из равновесия. И все же Фьор отказывался подчиняться, когда его так примитивно дергали за ниточки.
– Он не мой директор, и я не вижу причин идти просто потому, что он захотел, – спокойно ответил фаерщик.
Ронда чуть склонила голову набок.
– А если я тебе скажу, что тебя рассматривают как кандидата на присоединение к нашему цирку?
– Вы так уверены, что для каждого из нас это было бы счастьем и пределом мечтаний? – усмехнулся фаерщик.
Фьор не понял, что произошло, но в следующий миг ощутил, как к его горлу прижимается острое лезвие холодного клинка.
– А если так? – спросила Ронда, холодно прищурившись.
Фаерщик сглотнул и отчетливо ощутил, как от этого движения лезвие сильнее уперлось в кадык.
– И что? Перережешь мне горло? – спросил он с хладнокровием, которого, честно говоря, сам от себя не ожидал. Темные глаза Ронды были такими же ледяными и острыми, как лезвие, прижимающееся сейчас к его коже, и паника подступала все ближе и ближе, малейшая трещина – и она прорвется. Единственное, что удерживало эту плотину, – логика, которая продолжала нашептывать: «Ну не убьет же она тебя, в самом-то деле!»
Несколько мгновений Ронда пристально изучала Фьора, а потом неуловимым движением убрала саблю и, не сказав ни слова, развернулась и ушла.
Фьор непроизвольно потер шею, тихонько перевел дух и огляделся. Никто не заметил случившегося, циркачи «Обскуриона» и «Колизиона» смешались и мирно общались между собой; казалось, они все они хорошо и давно друг друга знают и наслаждаются обществом. А может, просто и те и другие рады, что наконец-то выпала возможность поговорить с кем-то еще, кроме своих неизменных коллег, которых за годы странствий знаешь уже как облупленных и с которыми давно не осталось ни новых тем для разговоров, ни нераскрытых тайн и секретов.
В воздухе плыли аппетитные запахи готовящегося на решетках грилей обеда. Фьор еще раз внимательно осмотрел толпу, выискивая в ней Крис. Так и не найдя девушку, дошел до ее трейлера и заглянул внутрь. Пусто.
На обратном пути Фьор столкнулся с Мануэлем. Тот выглядел взвинченным, слегка помятым, немного расстроенным и рассеянным.
– Крис не видел? – спросил фаерщик.
– А? Крис? Нет, не видел, – мотнул головой воздушный гимнаст на ходу.
Фьор нагнал его в два шага и пристроился рядом.
– Давно хотел тебя спросить – что за дела с твоим бывшим директором?
– В смысле? – насторожился Мануэль.
– Ну… – Фьор замялся; он и сам не знал, как сформулировать те сумбурные мысли и неясные тревоги, которые вызывал у него директор чужого цирка. – Он всегда такой… что от него мурашки по коже?
– Ах, это! – воздушный гимнаст усмехнулся. – Да, что есть, то есть.
Услышанное Фьора не удовлетворило, он так и не получил нужного ему ответа. Впрочем, сложно получить желанный ответ, если не можешь задать правильный вопрос.
– Слушай, а за что он тебя вытурил из цирка?
– Не хочу об этом говорить, – мгновенно поменялся в лице Мануэль.
– Но это Джордан решил тебя выкинуть?
– Ну… да.
– Ты что-то натворил? – продолжил допытываться Фьор; ему хотелось найти хоть какую-то зацепку, ухватившись за которую он мог бы понять, что его так настораживает в «Обскурионе» вообще и в Джордане в частности.
– Я же сказал, я не хочу об этом говорить! – резко и громко повторил Мануэль.
– Да ладно, расслабься, – примирительно пробормотал Фьор, решив про себя, что тема, похоже, болезненная. – Увидишь Крис, передай ей, что я ее ищу, ладно?
Мануэль ушел, буркнув себе под нос что-то неразборчивое. Фьор пожал плечами и с досадой встряхнул рукой, когда понял, что в пальцах снова, помимо его воли, появился язычок пламени. Огонь по-прежнему то и дело вырывался из-под контроля. Но утешало хотя бы то, что теперь он стал чаще замечать, когда это происходит.
Общаться ни с кем из «Обскуриона» не хотелось, и когда Фьор об этом подумал, то криво усмехнулся. Он никогда не был молчаливым интровертом; в той, прошлой жизни ему нравилось находиться в обществе, у него было довольно много друзей… или тех, кого он считал друзьями. Но после того, что случилось с Ирой, он стал словно отгораживаться от мира, и этот процесс только ускорился после попадания в «Колизион». Вот и сейчас, пока все остальные наслаждались иллюзией частичного возвращения к прежней жизни, его знакомство с новыми людьми почему-то совсем не привлекало.
Без особого аппетита откусывая от взятого на ходу сэндвича, Фьор медленно бродил вдоль автокараванов обоих цирков, бесцельно наблюдая за происходящим. В атмосфере витали запахи радости и праздника – почти позабытое ощущение, в «Колизионе» его никогда не было, даже во время представлений. Видимо, это какой-то универсальный закон жизни: те, кто дарит праздник другим, сами его никогда не чувствуют. Вот и «Колизион», создавая праздник для зрителей, сам никогда не был его частью. Во всяком случае, не той его частью, которая этим наслаждается. То, что являлось праздником для зрителей, для циркачей было изнурительной, тяжелой работой. Фьор уже отвык от легкого смеха, непринужденных бесед и довольных, расслабленных лиц людей, которые так давно жили в постоянном страхе удаления, что уже с этим смирились.
Взгляд неожиданно приковала к себе фигура, крадущаяся вдоль закрытого трейлера Сола; Фьор про себя по-прежнему называл его именно так, а не «трейлером Графини» или «трейлером директора». Издалека фаерщик не видел лица и не мог понять, кто это. Не мог даже разобрать, свой это или кто-то из «Обскуриона», темные штаны и куртка могли принадлежать и тем и другим. А еще этот кто-то держал под мышкой небольшой прямоугольный предмет.
Остановившись у двери, фигура взялась за ручку, и Фьор напрягся. Кто это? Что ему нужно в трейлере?
Прежде чем войти внутрь, фигура воровато оглянулась, и Фьор наконец увидел, кто собирался совершить взлом с проникновением. Кабар.
Дождавшись, когда за метателем ножей закроется дверь, Фьор подошел к трейлеру и осторожно заглянул в окно. И увидел то, что ожидал: Кабар крутился около принтера, открывал все, что открывается, выдвигал все, что выдвигается, нажимал на все кнопки, на которые только можно нажать, и даже пару раз с досадой стукнул по корпусу кулаком. Было совершенно очевидно, что метатель ножей отчаянно хотел заставить принтер заработать, чтобы утвердить свою власть над «Колизионом».
Принтер не реагировал ни на ласковое обращение, ни на грубость.
Оставив тщетные попытки, Кабар взял прямоугольный предмет, который издалека заметил Фьор, и оказалось, что это ноутбук. Раскрыв его, метатель ножей некоторое время над ним колдовал, а потом поднес к принтеру.
Фьор до последнего не понимал, зачем Кабару ноутбук, но когда тот развернул его немного боком, фаерщик рассмотрел изображение на экране. Это была цирковая афиша.
Еще мгновение назад раздумывавший, а не уйти ли ему, теперь Фьор намертво приклеился к своему месту, только бросил быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что на него никто не смотрит. К счастью, циркачи по-прежнему были поглощены общением с коллегами и на него не обращали внимания.