Женщина в клетке, или Так продолжаться не может Шилова Юлия

– Нет. Я живу на улице Горького, – деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться.

– Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? – Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе.

– Наверно, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоем доме в Париже.

– В моем доме в Париже живет моя семья.

– И что?

– А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живешь одна. Ты же сама рассказывала мне о том, как она досталась тебе от бабушки. Твоя мать живет в другом месте.

– Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи?

– Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец?

– В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но все же нас призывают поддерживать отечественного производителя.

– Ты о чем? – не понял меня француз.

– Да так, о своем, о девичьем.

Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как моя бабушка покинула этот мир, и при воспоминаниях о ее нежной и трепетной любви на моих глазах появляются слезы. Ее портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор, как бабушки не стало, я всегда горюю и ощущаю, как же сильно мне ее не хватает. Из моей жизни исчезла надежная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Все, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст – и я доживу до старости, я смогу ее встретить совершенно спокойно и даже достойно – так, как встретила ее моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на лице. Я хотела бы очень походить на нее. А еще… Еще я бы хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили бы меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно ее люблю. А однажды я собралась и захотела сказать ей слишком много, но не успела. Не успела… Она умерла.

По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать ее фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слезы. Для меня она никогда не была старой. Для меня она навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто ее знал, блаженную и счастливую улыбку.

– Проходи, – немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. – Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания.

На самом деле я тщательно убрала свою квартиру, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть мое жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться.

– У тебя идеальный порядок, – тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. – А у тебя очень мило.

– Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у нее. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушенный свет, легкую, манящую музыку и на вот этом круглом столе раскладывала карты.

– Я вспомнил. Когда мы с тобой познакомились, ты очень много мне про нее рассказывала. Ты говорила мне, что она была гадалкой.

– Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала их жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. И, конечно же, она много гадала. По картам и на кофейной гуще. Она никогда не давала никаких объявлений в газетах и вообще отрицательно относилась к рекламе. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди.

Я постаралась ничего не менять в этой квартире, а сохранить все так, как было при ней. Даже сейчас, спустя пять лет, я чувствую незримое присутствие своей бабушки и ощущаю в этой квартире ее дух.

– Ой, тогда ты очень опасная женщина. Ты внучка колдуньи. – Жан с опаской посмотрел на круглый с несколькими подсвечниками антикварный стол, стоящий посреди комнаты. – Ты любишь зажигать свечи?

– Обожаю. Мне нравится запах горящих свечей. Мне вообще нравятся зажженные свечи. Особенно когда они расставлены по всей комнате. – Остановив свой взгляд на портрете достаточно интересной и красивой женщины в дорогой позолоченной рамке, я грустно вздохнула и продолжила: – Бабушка очень тяжело умирала. Говорят, что у тех, кто занимается колдовством, долгая и мучительная смерть. Она умирала в загородном доме. Это было страшное зрелище. Бабушка умирала две недели. Она кричала от боли и корчилась в муках. Мы с родителями плакали и не знали, как ей помочь. Вся деревня приходила к нашему дому и молилась за бабушку. Все знали, что у колдуньи слишком страшная и мучительная смерть, и каждый мысленно просил о том, чтобы ей стало легче и эти мученья закончились. А однажды вечером, когда мы с мамой сидели на крыльце, к нам подошла незнакомая женщина в черном и сказала, чтобы мой отец пробил отверстие на крыше, чтобы получилась так называемая дверь в небо. Тогда дух сможет быстро уйти и бабушкины мученья закончатся. Эта женщина сразу исчезла, и больше мы ее никогда не видели. Папа тут же пошел на чердак и пробил в нем дыру. Бабушка моментально перестала кричать, облегченно вздохнула и, сказав нам всем о том, что она очень сильно нас любит, умерла с блаженной улыбкой на устах.

– А я и не знал, что колдуньи так тяжело умирают, – заинтересовался моим рассказом Жан.

– Тяжело – это слишком мягко сказано. Ты даже представить себе не можешь, какая же это долгая и мучительная смерть.

– И ты не боишься здесь жить? – Жан задал вопрос, который очень сильно меня удивил.

– Как я могу бояться свою родную бабушку?

– Я имел в виду, что не боишься ли ты того, чем она занималась? В этой квартире достаточно много странных вещей. Почему ты не хочешь поменять эти обои на более светлые или убрать эти амулеты и совершенно непонятные статуэтки?

– У меня просто не поднимется на это рука. Я же уже говорила тебе о том, что я постаралась сохранить здесь присутствие бабушки.

– А тебе что-нибудь от нее передалось?

– Эта квартира, – не поняла я вопроса.

– Нет. Я имел в виду ее дар.

– Не знаю. – Я тут же ушла от ответа, потому что сама неоднократно задавалась все тем же вопросом. – Иногда мне кажется, что я не замечаю в себе ничего особенного. А иногда я нахожу в себе столько странного… А еще… Еще я точно знаю, что моя бабушка меня охраняет. Когда на меня наваливаются какие-нибудь проблемы или приходит беда, кто-то незримо делает все возможное, чтобы я не пострадала. Это дух моей бабушки. Я знаю точно, что она и есть мой ангел-хранитель.

– А она когда-нибудь говорила о том, как сложится твоя судьба?

– Да.

– И что же она говорила? – Глаза Жана возбужденно заблестели.

– Зачем тебе это?

– Мне интересно.

– Бабушка сказала, что у меня впереди длинный и достаточно трудный путь и чтобы на этом пути я ничего не боялась и знала, что бабушка всегда будет рядом со мной, что она никогда не даст меня в обиду, а все, кто попробует причинить мне хоть какое-то зло, будут жестоко наказаны. А еще она сказала, что мне не надо никого бояться, потому что я внучка колдуньи и этим все сказано.

– Получается, что ты веришь в колдовство.

– Верю, – не стала тянуть я с ответом. – Я не могу в него не верить, потому что я видела, какие странные и мистические вещи проделывала моя бабушка. Она даже людей вытаскивала с того света.

– А я нет. – Жан бросил на портрет бабушки задумчивый взгляд.

– Почему?

– Я реалист. Я не верю в сверхъестественные силы, а люди, которые считают себя колдунами, экстрасенсами и гадалками, обыкновенные мошенники, которые подобным образом зарабатывают себе на жизнь.

– Моя бабушка никогда не была мошенницей. Любой человек, который обращался к ней за какой-либо помощью, мог ощутить результат ее труда через обговоренное с ней время. Если она чувствовала, что ей что-то не под силу, или она не хотела за что-то браться, она просто отказывала людям, и все. Как бы они ее ни просили и сколько денег ни предлагали, она говорила твердое «нет».

– Но ведь она брала за это деньги.

– Конечно, брала, а почему она должна была отдавать людям свой дар бесплатно?! Она никого и никогда не обманывала. Люди всегда шли к ней сами. Их никто к этому не принуждал. Никто не мог сказать о ней плохо. Правда, некоторые ее боялись и старались обходить стороной. Почему художник продает свою картину за деньги? Почему человек, который вырастил на своем огороде картошку, тоже продает ее за деньги? Так почему же моя бабушка должна продавать свой дар за бесплатно?! Это несправедливо. В конце концов, мы же не при коммунизме живем. Свежим воздухом невозможно питаться.

– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Я всего лишь высказал свое мнение.

– Оно у тебя неправильное. Сейчас, конечно же, полно мошенников и аферистов, но нельзя отзываться так обо всех, даже о тех, кого ты не знаешь. Есть люди, которые наделены настоящим даром от природы, и уж если они берут деньги, то гарантируют стопроцентный результат.

Почувствовав мое раздражение, Жан понял, как важна для меня добрая и светлая память о моей бабушке, и тут же еще раз принес мне свои извинения. А затем я провела его по своей квартире и обратила внимание на то, что больше всего его поразила моя кровать, которая тоже досталась мне в наследство от бабушки. Она была слишком большой, дубовой, массивной, с большим шатром и деревянными слониками на ножках.

– А это что? – Жан посмотрел на стол, заваленный различными рукописями. – Это тот материал, про который ты мне рассказывала?

– Это титанический труд, который я собирала на протяжении многих лет. Тут целая трилогия про казанских царей. Ты ведь даже и представить себе не можешь, что Казанским ханством правили легендарные женщины. Именно они держали в своих руках бразды правления могущественным государством.

– Это и есть те исторические романы, которые ты пишешь на протяжении нескольких лет?

– Да, я про них тебе тоже рассказывала. Понимаешь, на наших прилавках еще нет ничего подобного. У нас так мало книг об истории Казани. Есть только документальное чтиво. Я не думаю, что оно интересно широкому кругу читателей. Разве только специалистам. А это художественное чтиво, которое написано живым и понятным языком.

– Почему это никто не опубликует?

– Потому, что это никому не нужно.

– Ты хочешь сказать, что жителям города не интересна его история?

– Я ничего не хочу сказать. – Я ощутила, как Жан задел меня за живое. – Долгие годы я делала это только для себя, и я надеялась на то, что это кому-то нужно еще. Но я ошиблась. В последнее время я все больше и больше прихожу к мнению о том, что, кроме меня, это никому не нужно. Но я не отчаиваюсь. Я просто собираю материал, компоную его в главы и надеюсь, что настанет тот момент, когда моей работой заинтересуется еще кто-то, кроме меня. Ведь тут более ста лет интереснейшей эпохи. Я обошла всех влиятельных людей, которых бы заинтересовали мои рукописи, но пока – увы. Некоторые не скрывали своего удивления и, проживая в Казани, даже понятия не имели о том, что Казанью правили женщины. Они думали, что женщины того времени сидели в гаремах и не могли подать даже голоса.

– И что ты будешь со всем этим делать? – Жан кивнул в сторону стола, заваленного бумагами.

– Писать дальше, – не раздумывая ответила я, а затем достала из холодильника бутылку шампанского и протянула ее французу. – Ну что, отметим твой приезд?

– Ты же за рулем.

– Мы выпьем только по бокалу.

Жан принялся открывать бутылку, но непослушная пробка выстрелила, и мы одновременно прокричали:

– За счастье!

После того как почти полбутылки вылилось на пол, Жан посмотрел на меня теплым взглядом и улыбнулся:

– Мы не сговариваясь прокричали с тобой одно и то же слово – СЧАСТЬЕ! Можно загадывать желание.

Взяв в руки бокал, я кивнула головой и, не отводя взгляда от Жана, произнесла про себя одно-единственное желание, которое загадываю при любой возможности уже почти год. Я просила бога, черта или кого угодно сделать так, чтобы этот мужчина был навсегда со мной рядом, чтобы эти приезды друг к другу закончились и чтобы мы были вместе, не понимая, как можно расстаться даже на сутки. Моя бабушка говорила мне о том, что в моей жизни будет большая любовь, о которой другие только мечтают, смотрят фильмы или читают в книгах. Мне казалось, что для осуществления моей мечты должен вмешаться кто-то сверху, какая-нибудь божественная сила или провидение. И для меня было бы совсем не важно, где бы, наконец, мы были вместе, в реальной жизни, в раю или в аду. Это действительно не имеет никакого значения. Я знаю, что, где бы мы ни были вместе, нам везде было бы хорошо.

В этот момент в моей квартире раздался телефонный звонок, и я нехотя сняла трубку. На том конце провода послышался голос моей соседки, проживающей этажом выше.

– Томочка, ты дома?

– Если я взяла трубку, значит, я дома.

– Я к тебе со все той же просьбой…

В прошлый раз моя соседка просила у меня тонометр, и я сразу поняла, что ей стало опять плохо.

– Валентина, вам опять плохо?

– Ты же знаешь, что я звоню тебе тогда, когда мне плохо. Ты бы не могла занести мне аппарат?

– Валентина, дело в том, что я не одна. У меня гости. – В прошлый раз, когда я приносила своей соседке тонометр, мы попили с ней чай, и я посвятила ее в свои сердечные дела. Накануне позвонил Жан, и мне хотелось хоть с кем-то поделиться навалившимся на меня счастьем. Валентина была женщиной в годах, и за плечами у нее был богатый жизненный опыт. Она работала администратором ресторана и крутилась в своей кухне, как рыба в воде. Она была интересна внешне, но, несмотря на свои годы, она никогда не была замужем, и у нее не было детей. На нашей недавней встрече она рассказала мне о том, как она одинока, и разоткровенничалась со мной по поводу того, как ей не везет с мужчинами. «Томка, что ни мужик, то обязательно альфонс. Прямо рок какой-то», – жаловалась мне она и курила крепкие сигареты. «Никогда не связывайся с альфонсами. От них одни неприятности и убытки, – учила она меня и при этом злобно ругалась. – Они ведь даже ценить не умеют. Они только нами пользуются и понижают собственную самооценку. Блин, я ненавижу альфонсов, а мне, кроме них, никто и не попадается. Липнут ко мне, как мухи на мед. Что ни альфонс, то обязательно мой». Я в знак согласия кивала головой и пыталась понять, почему таким самодостаточным и сильным женщинам, как Валентина, и в самом деле так катастрофически не везет с мужчинами. – Валентина, зайдите, пожалуйста, сами.

– Что, так много гостей?

– Один и издалека.

– Француз, что ли, приехал? – сразу смекнула Валентина.

– Он самый.

– Томочка, да я все понимаю. Я тебя долго не задержу. Я только давление померю, и все. Сразу тебе тонометр отдам. Если я сама к тебе пойду, то упаду прямо на лестнице. У меня в ушах жуткий гул, а перед глазами все плывет. Я уже и таблетки выпила, но ничего не помогает. Не знаю, может, «Скорую» вызвать… Хотя… Если тебе некогда, я попробую до тебя хоть как-то дойти. За стеночку подержусь.

– Ни в коем случае, – тут же остановила я Валентину. – Я сейчас к вам сама поднимусь.

– А француз?

– Подождет. Никуда не денется.

– Спасибо тебе, Томочка. Я перед тобой в долгу не останусь.

– Боже мой, о чем вы говорите. Главное, чтобы вы чувствовали себя хорошо. Вы знаете, мне, собственно, этот тонометр без надобности. Пусть он пока будет у вас, а если он мне понадобится, то я его потом заберу.

Положив трубку, я открыла двери комода и достала тонометр.

– Жан, ты меня, пожалуйста, подожди. Я быстро. Только соседке тонометр занесу и все. У нее давление очень высокое.

– Не переживай, я тебя подожду. Я бы пока с удовольствием посмотрел твой альбом с фотографиями. Мне интересно на тебя посмотреть маленькую.

– Когда я была маленькой, я была гадким утенком.

– Не верю.

– Я говорю тебе правду.

– Ты хочешь сказать, что гадкий утенок превратился в красивого лебедя?

– Так оно и было. В детстве я всегда комплексовала по поводу своей внешности. Меня мальчишки в упор не видели.

– Не верю.

– Хорошо. Посмотри фотографии – и сам в этом убедишься.

Положив перед Жаном альбом со своими детскими фотографиями, я поцеловала его в щеку и понесла тонометр соседке.

Поднявшись на нужный этаж, я нажала кнопку звонка и посмотрела на раскрасневшуюся Валентину, которая, по всей вероятности, с трудом дошла до коридора для того, чтобы открыть мне дверь.

– Возьмите. Пусть он пока побудет у вас. – Я протянула плохо чувствовавшей себя Валентине тонометр, но она его не взяла и отрицательно замотала головой.

– Ничего не передавай через порог. Плохая примета. Войди в квартиру.

Женщина завела меня в спальню и прилегла на кровать.

– Что-то мне совсем плохо. Такое ощущение, что сейчас умру.

– Вы вся красная.

– У меня давление, наверно, под двести. Давай, я померю.

– Конечно. Я вам его оставляю.

– Мне стыдно, что я постоянно прошу его у тебя, а у самой все не хватает времени его купить.

– Да ерунда это все. Извините. Я пойду, а то меня мой француз ждет.

– Приехал все-таки.

– Приехал, – радостно кивнула я головой.

– Дождалась. Любит, значит. Счастливая ты. Может, и меня с каким французом познакомишь. Если, конечно, не умру раньше времени. В последнее время мое здоровье оставляет желать лучшего.

– Да вы что такое говорите. Вы еще молодая, красивая. Вам жить да жизни радоваться.

– Что-то в последнее время никакой радости от жизни я не испытываю. Ни замуж не смогла выйти, ни детей нарожать. В старости даже стакан воды принести некому будет. Не хочу одинокую старость. А старость знаешь как быстро приходит. Даже не успеешь оглянуться, как тут же приходит эта проклятая старость. Сначала ты понимаешь, что эта юбка становится для тебя слишком короткой и откровенной, что этот вырез уже тебе не идет, потому что в него уже никто не заглянет с интересом. В него будут смотреть только с усмешкой. А после постоянных неудач и разочарований в личной жизни ты приходишь к мнению о том, что самые хорошие мужчины уже давно на кладбище.

– Валентина, что это на вас нашло? Совсем расхворались. Вам еще рано рассуждать о старости и уж тем более о кладбище. Вы прекрасно выглядите. Да когда вы идете по улице, на вас оглядываются молоденькие мальчишки. Вам грех жаловаться.

– И все эти молоденькие мальчишки хотят не моего тела, не моей любви, а хотят пожить за мой счет. Ты знаешь, я стала старой не столько внешне, сколько внутри.

– Как это?

– У меня состарилась душа, и я ничего не могу с этим поделать. Посиди со мной пару минут, я только померю давление.

– Валентина, меня ждут.

– Только пару минут.

Я села на краешек кровати и, посмотрев на еще больше раскрасневшуюся женщину, осторожно спросила:

– А может, вам «Скорую» вызвать? У вас такой вид, будто…

– Будто я сейчас умру, – докончила мою фразу Валентина.

– Вы действительно не очень хорошо выглядите.

Заострив свой взгляд на стрелке тонометра, я наклонилась и ощутила, как женщина дыхнула на меня перегаром. Только теперь до меня дошло, что она изрядно выпила и ее состояние обусловлено чересчур большой дозой алкоголя.

– Валентина, а может, вам нужно поспать? Вы много выпили.

– Откуда ты знаешь? – смутилась женщина.

– Запах.

– Сто восемьдесят на сто. – Валентина положила рядом с собой тонометр и откинулась на подушку.

– Это очень большое давление. Его надо бы сбить.

– Перед глазами все плывет.

– Так, может, все-таки «Скорую»?

– Я не хочу «Скорую». Посиди со мной еще пару минут.

– Но только если пару… – нерешительно ответила я и представила Жана, который одиноко сидит в квартире и листает альбом с фотографиями.

– А ты была во Франции?

– Да.

– И как там Париж?

– Он потрясающий, этот город любви. Мне до сих пор не верится, что я там была. Мне это кажется сказкой. Все как во сне.

– Я тоже хочу побывать в Париже.

– Так обязательно слетайте, если, конечно, деньги позволят. Вы не пожалеете. Вы просто влюбитесь в этот город, и это будет любовь с первого взгляда.

– А твой француз живет в замке?

– Почему? Он женат и живет со своей семьей. Я не была у него дома и не испытываю по этому поводу ни малейшего сожаления. Когда я была в Париже, мы жили в дорогом отеле. В номере был настоящий камин. Тогда мне действительно казалось, что я живу во дворце. Там было все сделано под старину. Мне показалось, что за тот номер он заплатил приличные деньги. В отеле останавливалась дорогая публика. Вечером, за ужином, мы слушали рояль и пили отменное французское вино. А что касается того, что он богач, то никакой он не богач. У него нет миллионов, дворцов и лимузинов. Он совершенно обычный француз, который работает в довольно крупной компании. А еще я могу сказать про него то, что его очень ценят на работе, его уважают и он очень много работает.

– Да кому нужно это уважение. С деньгами-то у него как? Он тебе помогает? Он спонсор или альфонс?

– Ну то, что не альфонс, – это точно. – Это сравнение вызвало на моем лице улыбку.

– Это радует, а то у нас своих альфонсов полно. Еще не хватало, чтобы на наши харчи французские наседали. Значит, он спонсор.

– Да и не спонсор он вовсе. Он же меня не содержит. Он просто оплатил мне поездку во Францию, дарит мне цветы и подарки. По вашим суждениям все мужчины делятся ровно на две категории, это на спонсоров и альфонсов. Для меня это не так.

– Ты хочешь сказать, что есть золотая середина? Есть мужчины, которые не помогают и не требуют твоей помощи?

– Есть мужчины, которые просто любят, а мы просто любим их.

– И ты в это веришь?

– У меня сейчас именно такие отношения. Для меня важна только любовь.

– А почему ты не попросишь у него квартиру в центре Москвы?

– Зачем? Да и мне кажется, что у него нет таких денег. Он не настолько богат. Я с ним не из-за какой-то корысти, а потому, что очень сильно люблю его. Иногда мне кажется, что я без него не могу. Я без него умру.

– Но ведь он же женат.

– А что, разве женатого нельзя любить?

– Женатого должна любить его жена. – Слова Валентины вновь задели меня за живое, наверно, потому, что тема, которую она затронула, была самой больной темой в моих отношениях с Жаном. – Получается, что ты ему отдаешь всю себя, а он только половину.

– Почему половину?

– Потому что другую половину он отдает своей жене. Она же у него не святым духом питается. Ее муж и морально и материально заботится о том, чтобы поддерживать семейный очаг. С тобой такого очага у него нет. Значит, ту половину, которую он тебе не дает, он должен восполнять деньгами. А так получается, что слишком хорошо он устроился.

– Да он никуда не устроился. Мы просто друг друга любим.

– Ой, Томочка, да ты уже не маленькая девочка. Пора уже снять розовые очки и вылечиться от нездорового романтизма. Да с таких, как он, деньги надо тянуть, а не шашни крутить, чтобы после того, как все закончится, с пустой задницей не остаться.

– А почему это должно закончиться?

– Не смеши. Уж мы-то знаем, что вечной любви не бывает. Придет время, страсти остынут, и ему надоест мотаться в Россию.

– Я могу приезжать к нему в Париж, – в моем голосе уже не было былой уверенности.

– Ему не только надоест мотаться в Россию, но и оплачивать твои поездки в Париж. Настанет момент, когда ему просто станет жалко на это денег. Он взвесит все «за» и «против» и подумает о том, что российская любовница сильно бьет по карману. Намного проще обзавестись французской. И удобнее и дешевле. Ну, что ты так на меня смотришь? Я правду говорю тебе. С любовницами не обращаются так, как с женами. Если отношение к женам отличается завидным постоянством, то любовниц приходится часто менять. Ты должна быть готова к разрыву и заранее позаботиться о том, с чем ты останешься после прекращения ваших отношений. А может быть, он разведется?

– Нет, – покачала я головой.

– Ты уверена?

– Вполне. Он никогда не скрывал от меня, что женат, и я знала, на что иду. И вообще мне сейчас не хочется об этом говорить и рассуждать о ближайшем и о далеком будущем. Мне хорошо, и я хочу, чтобы мое состояние продлилось как можно дольше. Мне не стыдно за свои отношения и за то, что я живу одним днем. Я сейчас пребываю в таком состоянии, которое полностью меня устраивает.

– Наверное, ты и права. Может быть, так и надо?! Просто любить и ничего не требовать взамен. А мне всегда казалось, что если просто любить, то тогда мужик тебе на шею сядет.

– Не знаю. На мою шею пока никто не садится.

– Может быть, потому, что мужик французский? Может, французские мужики не любят у баб на шее сидеть?

– Понятия не имею. – Я нервно посмотрела на часы и перевела взгляд на Валентину. – Я не могу вас осуждать, потому что вам действительно одни альфонсы попадались, но, может быть, вы не там мужчин ищете?

– А где их нужно искать?

– Не знаю, но только не в ресторане. Хотя иногда бывают и исключения из правил. Вот я нашла своего француза на курорте, хотя говорят, что курортные романы не долговечны и заканчиваются там же, где начинаются, но есть примеры и достаточно крепких семей, которые образовались сразу после возвращения с курорта. Тут не предугадаешь.

– Это верно.

– Вам не лучше?

– Я не умру, – обнадежила меня Валентина.

– Конечно, не умрете.

– Я не умру, потому что мне еще предстоит увидеть Париж. Я не умру, пока не увижу этот город. Ох, Париж… Париж… Город моей мечты.

Соседка замолчала и закрыла глаза. Я испуганно наклонилась, но, услышав чересчур громкий храп, облегченно вздохнула и, оставив тонометр рядом с ней, вышла из спальни.

Спустившись к себе, я попыталась освободиться от какого-то неприятного осадка, который остался у меня после разговора с изрядно выпившей Валентиной, и, достав ключ, открыла входную дверь. Толкнув дверь, я переступила порог и громко вскрикнула…