Путешественница Гэблдон Диана
При этом Фрэзер не двинул ни мускулом: его неподвижная, как камень, фигура была освещена пламенем, словно позолочена.
Грей глубоко вздохнул.
– Правды, – негромко произнес он.
Воцарилась полная тишина, не нарушаемая даже треском торфа в камине. Фрэзер пошевелился и вновь замер. Он долго молчал, уткнувшись взглядом в огонь, словно искал там ответ.
Грей не торопился, он мог себе это позволить. В конце концов шотландец повернулся к нему вновь.
– Значит, правды?
Он в очередной раз глубокого вдохнул, и Грей увидел, как на груди собеседника натянулась сорочка из тонкого полотна – жилета на нем не было.
– Я сдержал слово, майор. Я честно пересказал вам все, что говорил тогда, ночью, умирающий. Не сказал только о том, что было важно для одного меня.
– Неужели? – Грей замер как истукан, он опасался пошевелить даже пальцем. – Что же это?
Фрэзер стиснул свои полные губы в тонкую полоску.
– Помните, я рассказывал о моей жене, – с трудом произнес он, словно каждое слово причиняло ему невыразимое страдание.
– Да, вы говорили, что она умерла.
– Майор, я говорил, что ее нет, – тихо поправил Фрэзер и посмотрел на пешку. – Вероятнее всего, она умерла, однако…
Он помолчал, сглотнул ком в горле и заговорил уже увереннее:
– Моя жена была целительница. Не обычная ведунья, таких в Хайленде немало, а та, кого в наших краях зовут «бандруид», то есть «белая дама» или «колдунья».
– Белая колдунья. – Грей тоже говорил тихо, но был чрезвычайно взбудоражен. – Выходит, тот человек говорил о вашей жене?
– Я подумал, что это так. И в таком случае… – Шотландец чуть шевельнул могучими плечами и просто добавил: – Мне надо было пойти посмотреть.
– Откуда же вы узнали, куда следует идти? Тоже из бреда бродяги?
Охваченный любопытством, Грей даже подался чуть вперед.
Не сводивший глаз с пешки Фрэзер кивнул. Затем поднял на собеседника взгляд:
– Я знал, что в небольшом отдалении от крепости находится святыня – место поклонения святой Бригитте, тоже часто называемой «белой дамой», – сказал он. – Впрочем, эта святыня стоит с незапамятных времен, куда более древних, чем год, когда святая Бригитта высадилась в Шотландии.
– Я понял. Вы решили, что сказанное имело отношение к этой святыне и к вашей жене?
Фрэзер вновь чуть пошевелил плечами.
– Я этого не знал, – произнес он еще раз. – Я не мог знать, к чему оно относилось: к моей жене или лишь к святыне, а может, и не к первой, и не ко второй. Однако я ощутил необходимость туда отправиться.
Он подробно рассказал майору, побуждавшему собеседника вопросами, где это находится и как туда добраться.
– Святыня представляет собой небольшой каменный крест, такой древний и источенный ветром, что непонятно, что на нем изображено. Крест установлен у небольшого пруда, заросшего вереском. На дне этого пруда и среди корней вереска, растущего по берегам, находят белые камешки. Считается, что эти камешки имеют огромную волшебную мощь, – добавил Фрэзер, увидевший, что Грей его не понимает. – Однако эта мощь проявляется лишь в руках белой дамы.
– Ясно. А ваша жена?.. – вежливо оборвал вопрос Грей.
Шотландец мотнул головой.
– Все это оказалось совершенно с ней не связано, – еле слышно произнес он. – Ее действительно нет.
Он сказал это тихим спокойным голосом, в котором майор уловил настоящее отчаяние.
Как всегда бесстрастное и неподвижное, лицо Фрэзера не сменило выражения и в этот миг, но морщины, обозначившиеся у глаз, и мрачный взгляд свидетельствовали о глубоком горе. Ставшему очевидцем таких подлинных чувств Грею стало неудобно, но долг одержал победу над деликатностью.
– А что же золото, мистер Фрэзер? – тихо спросил майор.
Шотландец издал тяжкий вздох.
– Да, оно там было, – ровно сказал он.
– Что? – Грей подскочил на месте и вытаращился на собеседника. – Вы его обнаружили?
Фрэзер посмотрел на майора и усмехнулся.
– Я его обнаружил.
– И это действительно было золото, которое Людовик послал для Карла Стюарта?
Грей находился вне себя от радости: он уже воображал, как везет лондонскому начальству огромные сундуки с луидорами.
– Людовик никогда не отправлял Стюартам золото, – твердо сказал Фрэзер. – То, что я нашел в пруду возле святыни, майор, не было французскими сокровищами.
По его словам, на дне оказался лишь небольшой сундучок с золотыми и серебряными монетами и кожаный кошелек с драгоценными камнями.
– Драгоценные камни? – брякнул Грей. – Они-то откуда взялись?
Фрэзер недоуменно посмотрел на него и заметил:
– Понятия не имею. Откуда мне это знать?
– Ну разумеется, – быстро отозвался Грей, который пытался кашлем замаскировать возбуждение. – Конечно. Но где теперь эти сокровища?
– Я бросил их в море.
Грей уставился на шотландца и тупо спросил:
– Что?
– Я бросил их в море, – медленно повторил узник. Его чуть раскосые голубые глаза встретились с глазами Грея. – Возможно, вам известно о месте под названием «Чертов котел», расположенном не больше чем в миле от пруда со святыней.
– Но почему? Почему вы так поступили? – изумился Джон Грей. – Это же совершенно неразумно!
– Тогда я не особенно заботился о том, что разумно, а что не очень, – негромко промолвил шотландец. – Я отправился к этому месту, питая надежды, а когда мои надежды растаяли, сокровища стали для меня всего лишь ненужной грудой железок и камней. Они были мне не нужны, – с усмешкой прибавил он, приподняв бровь. – Но мне не показалось верным и решение передать обнаруженный клад королю Георгу. И тогда я бросил его в море.
Грей вновь прислонился к спинке кресла и бессознательно, не замечая, что делает, плеснул себе новую порцию. Он не знал, что и думать.
Фрэзер, по-прежнему отвернувшись от него и не шевелясь, смотрел на огонь, подперев рукой подбородок. Падавший из камина свет очерчивал его ровный прямой нос и мягкие губы, не попадая на лоб и шею.
Майор Грей хлебнул хереса и собрался.
– Весьма сентиментальный рассказ, мистер Фрэзер, – сухо сказал он. – Чрезвычайно душещипательный. Однако не вижу ни одного доказательства того, что это правда.
Фрэзер чуть сдвинулся с места и наклонил голову, чтобы лучше видеть начальника тюрьмы. И так несколько раскосые его глаза сузились еще сильнее, словно от веселья.
– Ну, майор, это-то дело нехитрое.
Из-за пояса своих ветхих штанов шотландец вытащил что-то и протянул руку к Грею.
Тот в ответ также протянул руку, и на ладонь ему упал небольшой камушек.
Сапфир, глубокого синего цвета, как глаза Фрэзера, довольно крупный для такого драгоценного камня.
Грей в изумлении разинул рот и так ничего и не сказал.
– Прошу вас, перед вами доказательство существования сокровищ. – Узник кивнул на камень в руке Грея и поймал взгляд майора поверх стола. – В остальном, увы, вам придется лишь поверить мне на слово.
– Но… но… вы сказали…
– Сказал.
Фрэзер вел себя так спокойно, словно они говорили о погоде.
– Я сохранил лишь этот сапфир, поскольку подумал, что он может пригодиться мне, если меня вдруг освободят или – вы оказались в этом почти правы – если, возможно, у меня получится передать его каким-то образом семье. Вы же наверняка понимаете, майор, – Джейми весело сверкнул глазами, – что мои родные никак не смогли бы воспользоваться сокровищами, не привлекая к себе пристального и совершенно не нужного внимания. Единственный камень – еще возможно, но не более того.
Потрясенный Грей, однако, не вполне лишился дара соображения и понял, что Фрэзер совершенно прав: хозяину небольшой усадьбы, такому, как его зять, никак не удалось бы превратить драгоценности в деньги, не вызвав слухов и толков, которые, в свою очередь, непременно привели бы в Лаллиброх солдат короны. А сам Фрэзер, это весьма вероятно, может оставаться в заключении до самой смерти. Однако как же так: взять и собственными руками выбросить найденный клад! Тем не менее Грей легко в это верил: если и ходит по земле человек, свободный от греха алчности, то это Джейми Фрэзер.
Впрочем…
– Как же вам удалось сохранить его у себя? – неожиданно спросил Грей. – Вас ведь, поймав, обыскали не то что до нитки, до кожи.
Рот шотландца раздвинулся в широкой искренней улыбке, первой увиденной Греем за весь вечер.
– Я его проглотил, – ответил Фрэзер.
Майор непроизвольно сжал сапфир в кулаке, а потом разжал руку и аккуратно положил блестящий камушек на стол рядом с шахматной фигурой.
– Понятно, – сказал он.
– Не сомневаюсь, что понятно, майор, – сказал Фрэзер с серьезностью, которая еще больше подчеркнула насмешку, промелькнувшую в его глазах. – Грубая пища, знаете ли, иногда дает некоторые преимущества.
Прижав пальцы ко рту, Грей подавил неуместный смешок.
– Разумеется, вы правы, мистер Фрэзер.
Грей помолчал, крутя в руках синий камень, затем неожиданно поднял голову.
– Вы же папист?
Он прекрасно знал, что так оно и было, поскольку приверженец Стюартов вряд ли был не католиком-папистом. Не слушая собеседника, Грей поднялся и подошел к книгам в углу и моментально вытащил с полки подаренный матерью том, который не входил в его привычное чтение.
На стол рядом с камнем опустилась Библия в переплете из телячьей кожи.
– Сам я готов принять на веру ваше слово джентльмена, мистер Фрэзер, – сказал он. – Но вы должны понять, что как офицер я прежде всего обязан руководствоваться долгом.
Несколько мгновений Фрэзер молча и бесстрастно смотрел на книгу.
– Ладно, майор, – наконец произнес он и уверенно положил свою большую руку на Библию. – Именем Господа Всемогущего клянусь на Его Святом Слове, что обнаруженные мною сокровища были именно такими, как я о них рассказал.
Его темные и бездонные глаза сверкали в отблесках огня.
– И клянусь надеждой на жизнь вечную, – тихо прибавил Джейми Фрэзер, – что они покоятся в море.
Глава 11
Гамбит
После того как история с французским золотом стала полностью ясна, Грей и Фрэзер вернулись к привычному для них поведению: сперва они обсуждали насущные вопросы тюремной жизни, а затем переходили к свободной беседе на общие темы, иногда отвлекаясь на шахматную партию. В тот вечер они за ужином и после него говорили о романе Самюэля Ричардсона «Памела», отличающемся большим объемом.
– На ваш взгляд, эта книга так велика, поскольку описанный в ней предмет настолько непрост? – спросил Грей и, наклонившись, прикурил от свечи, стоявшей на небольшом столе, сигару. – Однако на такую же толстую книгу издатели потратили много денег, а читателю придется потратить много сил.
Фрэзер улыбнулся. Он не курил и, увидев сигару Грея, заявил, что будет пить портвейн, поскольку только его вкус не перебьет запах табака.
– Сколько страниц в этом томе? Тысяча двести? По-моему, да. Мне кажется, трудно с точностью и подробно передать сложные жизненные коллизии в ограниченном объеме книги.
– Согласен. Впрочем, на это можно возразить, что мастерство писателя и состоит в тщательном выборе подробностей. Однако согласны ли вы, что чем толще книга, тем яснее это говорит о неспособности автора выбрать такие детали, необходимые для создания художественного образа, что само по себе свидетельствует о недостаточном мастерстве?
Собеседник задумчиво отпил несколько маленьких глотков темного портвейна и, помолчав, ответил:
– Честно говоря, я видел сочинения, о которых можно сказать именно такими словами. Нагромождая подробности, их авторы пытаются убедить читателей в достоверности написанного. Но с Ричардсоном, мне кажется, все совершенно по-другому. Персонажи детально описаны, и все выведенные сцены обязательны для сюжета. Но право же, чтобы всесторонне и правдоподобно рассказать некоторые истории, необходимо много времени и места.
Фрэзер отхлебнул портвейна и засмеялся.
– Впрочем, майор, я должен сознаться: есть определенные личные обстоятельства, связанные с этой книгой. Принимая во внимание условия, в которых я читал «Памелу», должен сказать, что меня бы только порадовало, если бы она оказалась вдвое длиннее.
– А что это за условия?
Майор Грей вытянул губы и выпустил из них к потолку ровное кольцо дыма.
– Я семь лет прожил в горной пещере, – улыбнулся шотландец. – Нечасто случалось, что мне в руки попадало больше трех книг одновременно, и мне требовалось растянуть чтение на несколько месяцев. Да, я предпочитаю толстые книги, но вынужден признать, что это не главное их достоинство.
– Разумеется, – согласился Грей.
Прищурившись, он проследил за первым колечком и пустил ему вслед еще одно. Дым отклонился от цели, и его снесло вбок.
– Помню, – продолжил майор, изо всех сил затягиваясь, отчего говорил с долгими паузами, – как подруга матери, леди Хенсли, увидела эту книгу в гостиной…
Наконец Грею удалось выпустить новое кольцо дыма, которое точно попало в первое и превратило его в маленькое бесформенное облако. После этого майор довольно хмыкнул и сказал:
– Это была леди Хенсли. Она взяла книгу, в ужасе, как часто делают дамы, глянула на нее и произнесла: «Графиня! Как вы не боитесь читать такую большую книжку! Думаю, я бы никогда не осмелилась даже начать чтение такого толстого романа».
Грей весьма похоже передразнил пронзительный голос леди Хенсли, отчего даже закашлялся.
– А моя матушка ответила на это, – произнес он обычным голосом: – «Не беспокойтесь, дорогая, вам бы все равно было ничего не понятно».
Фрэзер рассмеялся и закашлялся от табачного дыма, разрушая очередное выпущенное кольцо.
Грей быстро погасил сигару и поднялся.
– Нам как раз удастся сыграть быструю партию, пойдемте же.
Фрэзер играл в шахматы гораздо лучше, но случалось, Грей играл отчаянно и даже мог защитить своего короля.
В тот раз он попытался разыграть гамбит Торремолиноса, опасный дебют, который начинался ходом коня на королевском фланге. В случае удачи такой ход создавал возможность своеобразной комбинации ходов ладьи и слона, которая могла привести к удаче в зависимости от положения фигур между королевским конем и пешкой королевского слона. Грей нечасто прибегал к этому гамбиту, поскольку он не предназначался для любителя среднего уровня (каковым он сам и являлся), ум которого не был настолько быстр, чтобы увидеть тайную опасность со стороны коня. Эта комбинация была оружием, направленным на умного и проницательного противника, а три месяца еженедельных сражений за шахматной доской прекрасно научили Грея, что за ум противостоит ему с той стороны стола, уставленного резными фигурками.
На предпоследнем ходе майор, чтобы не выдать волнения, принудил себя дышать, а почувствовав на себе взгляд Фрэзера, отвел глаза. Грей отвернулся, налил в оба стакана портвейна и стал внимательно смотреть, как поднимается уровень темного напитка.
Пешка или конь? В кудрях Фрэзера, задумчиво качавшего головой над фигурами, мелькали рыжие искры.
Конь или пешка? Победа или поражение?
Фрэзер медленно поднял руку, и сердце майора замерло. Рука зависла над доской – и взялась за фигуру.
За коня.
Грей не сумел сдержаться и испустил ликующий вздох. Шотландец быстро поднял глаза, но было уже поздно. Пытаясь не слишком демонстрировать радость, майор провел рокировку.
Нахмурившись, Фрэзер уставился на шахматное поле и стал быстро просчитывать варианты, переводя взгляд с одной фигуры на другую.
Наконец он понял, чуть дрогнул, оторвался от шахмат и удивленно посмотрел на соперника.
– Эге, да вы, смотрю я, хитрый мошенник, – с уважением сказал Фрэзер. – Где же вы выучились этаким дьявольским трюкам?
– Меня научил старший брат, – ответил Грей. Обрадованный победой (как правило, он выигрывал не чаще трех раз из десяти, и потому выигрыш был особенно приятен), он утерял свойственную ему бдительность.
Усмехнувшись, Фрэзер протянул длинный указательный палец и аккуратно положил на поле своего коня.
– Да, такой человек, как лорд Мелтон, вполне способен на нечто в этом роде, – заметил он как бы между делом.
Грей остолбенел. Увидев его состояние, Фрэзер вопросительно поднял бровь.
– Вы же говорили о лорде Мелтоне? – поинтересовался он. – Или у вас есть еще один брат?
– Нет, – ответил Грей онемевшими (видимо, из-за выкуренной крепкой сигары) губами. – Нет, у меня только один брат.
У него снова сжалось сердце, однако теперь совсем не от радости. Так что же, выходит, этот проклятый шотландец все это время знал, кто он такой?
– Учитывая обстоятельства, наша встреча получилась довольно краткой, – сухо произнес Фрэзер. – Но незабываемой. – Посмотрев на Грея, он поднял к губам свой стакан и отпил глоток. – Что же, неужто вы не знали, что на Каллоденском поле я встретил лорда Мелтона?
– Знал. Я сам сражался при Каллодене. – Шахматный триумф Грея теперь совершенно не радовал. Майор осознал, что от дыма его несколько мутит. – Однако я не предполагал, что вы вспомните его и что вы знаете о нашем родстве.
– Этой встрече я обязан жизнью и, конечно, никогда ее не забуду, – сказал Фрэзер.
Грей прямо посмотрел на собеседника.
– Насколько мне известно по пересказам, тогда вы не казались особенно благодарным моему брату.
Фрэзер твердо сжал губы, но сразу же успокоился.
– Это так, – тихо произнес он и грустно усмехнулся. – Видите ли, ваш брат никак не хотел отправлять меня на расстрел. Он решил, что его долг – оставить меня в живых, а я в то время не считал эту милость благом для себя.
– Вам хотелось, чтобы вас расстреляли?
Грей изумился.
Шотландец уставился на шахматную доску отсутствующим взглядом: он, похоже, унесся мыслями куда-то далеко.
– Полагаю, в тот момент у меня имелась для этого причина, – тихо промолвил он.
– Что за причина? – спросил Грей и, поймав на себе внимательный взгляд, торопливо добавил: – Не сочтите это нахальством, просто мне и самому тогда пришлось пережить нечто подобное. И кстати, наши с вами разговоры о Стюартах не привели меня к убеждению, что поражение их претендента было способно привести вас в подобное отчаяние.
Фрэзер чуть улыбнулся и согласно наклонил голову.
– Многие из моих товарищей шли на бой, ведомые любовью к Карлу Стюарту или верностью к нему как к единственному законному королю. Однако я, и вы в этом не ошиблись, не относился ни к кому из них.
Затем шотландец прервал объяснения; Грей печально посмотрел на шахматную доску и начал:
– Я говорил, что переживал тогда нечто похожее. В той битве я потерял друга.
Он удивился сам себе: почему вдруг он заговорил о Гекторе именно с этим человеком, тем, кто бился на смертном поле, прокладывая себе путь мечом, может быть, тем самым мечом, что…
Однако Грей не мог заставить себя замолчать: ведь ему не с кем было поговорить о Гекторе. Он мог поведать свои сокровенные тайны лишь Фрэзеру, уверенный, что тот никому ничего не скажет.
– Мой брат Хэл… заставил меня посмотреть на тело, – неожиданно произнес он.
Он посмотрел вниз, на палец, где светился синий сапфир Гектора, похожий на тот, что нехотя отдал ему Фрэзер, только поменьше.
– Он сказал, что я обязательно должен увидеть его, что, пока я не увижу друга мертвым, я никогда полностью не приму его гибель. Если не осознаю, что Гектор, мой друг, действительно меня покинул, то буду вечно страдать. Когда же я посмотрю на тело и пойму это, то буду горевать, но горе пройдет – и я о нем забуду.
Грей жалко улыбнулся и посмотрел на Фрэзера.
В каком-то смысле брат оказался прав, но не вполне. Может быть, со временем Джон Грей смог пережить потерю, но забыть Гектора так и не сумел. Да и как он мог забыть друга, увиденного в последний раз: тот недвижно лежал, рассветные лучи освещали его восковые щеки, а длинные ресницы опустились так, словно Гектор спал. Его голова была почти отделена от шеи, и в зиявшей ране виднелась гортань и крупные сосуды.
Они долго сидели и молчали. Фрэзер лишь залпом осушил свой стакан. Грей, не говоря ни слова, в третий раз налил им обоим портвейна и вновь опустился в кресло.
– Как вы полагаете, мистер Фрэзер, жизнь ваша тяжела? – поинтересовался он.
Джейми Фрэзер встретился с ним взглядом, помолчал, похоже, решил, что собеседником движет исключительно любопытство, и разрешил себе расслабиться. Он откинулся в кресле, медленно разжал кулаки и стал разминать правую руку, сжимая и разжимая пальцы. Грей заметил, что рука несла на себе след от старой раны: была покрыта шрамами, а два пальца оказались скрючены.
– Думаю, не слишком, – медленно проговорил шотландец, по-прежнему спокойно глядя на начальника тюрьмы. – Мне кажется, тяжелее всего в жизни – тревожиться за тех, к кому мы не в силах прийти на помощь.
– А разве не когда нет рядом того, на кого мы хотим потратить свою любовь?
Заключенный не сразу дал ответ. Возможно, он разбирал позицию на шахматной доске?
– Нет, это пустота, – наконец сказал он. – Но не тягость.
Стояла ночь, в крепости было очень тихо.
– Ваша жена… вы говорили, что она была целительница?
– Была. Она… ее звали Клэр.
Фрэзер поднес ко рту стакан и сделал глоток, словно чтобы протолкнуть ком в горле.
– Думаю, вы ее очень сильно любили, – тихо произнес Грей.
Он заметил, что Фрэзеру хочется того же, чего минутой раньше желал он сам: произнести вслух имя, хранящееся в тайне, на мгновение вернуть призрачную любовь.
– Порой мне хочется выразить вам свою благодарность, майор, – проговорил шотландец.
– Благодарность мне? За что? – удивился Грей.
Заключенный еще раз окинул взором доску, где фигуры образовывали завершенную партию, и сказал:
– За ночь у Кэрриарика, когда мы впервые с вами повстречались. – Фрэзер глянул на Грея в упор. – За то, что вы сделали ради моей жены.
– Вы не забыли, – прохрипел Грей.
– Я не забыл, – отозвался Фрэзер.
Решившись, Грей взглянул шотландцу прямо в лицо, однако в его чуть раскосых синих глазах не было ни следа издевки.
Совершенно серьезно Фрэзер кивнул.
– Вы были достойным противником, майор. Я не смог бы вас забыть.
Джон Грей горько расхохотался. Удивительно, однако, что он не ощутил того стыда, который всегда посещал его при воспоминании об этом постыдном событии.
– Если вы сочли достойным противником мальчишку шестнадцати лет, который трясется от ужаса, то, мистер Фрэзер, нечего удивляться, что хайлендеры потерпели поражение!
Фрэзер раздвинул губы в усмешке.
– Майор, тот, кто не трясется от ужаса, когда к его голове приставлен пистолет, либо абсолютно лишен чувств, либо дурак.
Против собственной воли Грей засмеялся. Улыбка его собеседника стала шире.
– Вы никогда не сказали бы ничего для спасения своей жизни, но заговорили для спасения чести дамы. Чести моей жены, – значительно прибавил Фрэзер. – Полагаю, это нельзя называть трусостью.
В его голосе не слышалось ни малейших сомнений в том, что он говорил от чистого сердца.
– Но я же ничем не помог вашей жене, – грустно парировал Грей. – В действительности же никакой угрозы для нее не было.
– Однако вам это было неизвестно, не так ли? – заметил Фрэзер. – Вы стремились ее спасти и спасти ее честь, рискуя собственной жизнью, и таким образом оказали ей услугу, о которой я многократно вспоминал. Особенно когда потерял Клэр.
Легкую дрожь в голосе Фрэзера мог бы уловить только очень внимательный слушатель.
– Понятно.
Грей набрал в грудь воздуха и промолвил:
– Соболезную вашей потере.
Оба погрузились в молчание, думая о своих призраках. После этого заключенный поднял взгляд на Грея и сделал глубокий вздох.
– Ваш брат говорил правду, майор, – проговорил он. – Благодарю вас и желаю доброй ночи.
Фрэзер встал, поставил стакан и вышел из комнаты.
Визиты к начальнику тюрьмы напоминали ему об одиноких годах жизни в пещере, когда он время от времени приходил к семье, источнику жизни и тепла. Тут же он покидал тесную грязную и жалкую тюремную камеру, попадал в уют майорских комнат и мог расслабиться за разговором и сытным ужином, согреться и отдохнуть душой и телом.
Врочем, он отчего-то казался себе при этом самозванцем, чувствовал, что утерял некую важную часть своей натуры, которая не может вынести обычной жизни. Возвращение в камеру с каждым следующим разом давалось ему все с большими усилиями.
В холодном коридоре на сквозняке он ждал, когда охранник откроет дверь в камеру. Он уже слышал храп и стоны спящих товарищей; вскоре дверь отворилась, и в нос ему ударила стойкая едкая вонь.
Фрэзер быстро набрал воздуха и, пригнув голову, вошел.
Когда его тень упала на лежавшие тесной кучей человеческие тела, а дверь позади него захлопнулась, отрезав свет, сонные узники зашевелились, а некоторые проснулись.
– Что-то ты нынче припозднился, Макдью, – послышался хрипловатый спросонья голос Мардо Линдси. – Завтра небось с ног будешь валиться.
– Я справлюсь, Мардо, – прошептал Фрэзер, переступая через спящих.
Он снял плащ, аккуратно положил его на лавку, взял грубое одеяло и нашел свое место на полу. Все это время его высокая фигура маячила на фоне подсвеченного луной окошка.
Когда Макдью улегся с ним рядом, Ронни Синклер перевернулся, сонно поморгал почти невидимыми в лунном свете, песочного цвета ресницами и спросил:
– Ну как, Макдью, хорошо тебя угостили?
– Да, Ронни, спасибо.
Он поворочался на каменном полу, стараясь устроиться поудобнее.
Читать бесплатно другие книги:
