Метро 2033: Пифия Москвин Сергей
Вот как? Интересно, что бы он сказал, если бы она произнесла те слова, которые страстно желала услышать от него? Сказал бы, что еще слишком молод и не готов к совместной жизни или что они слишком мало знают друг друга? Впрочем, она никогда не поставила бы его перед выбором. Тогда она была слишком гордой!
А сейчас? – раздался голос девчонки, только что вырвавшейся из болота Театральной.
А сейчас это уже не важно, потому что она больше не та наивная девчонка с радостно колотящимся при встрече с ним сердечком! Она Гончая! Да и он теперь отзывается на другое имя. А ту дуреху, когда-то давно глядевшую на него на Павелецкой влюбленными глазами, он уже и не помнит. И пока они носили и укладывали вдоль стены туннеля тела погибшего брамина и раздавленного дрезиной чиновника, он смотрел на нее подозрительным взглядом Шерифа, а не глазами парня, встретившего после долгих лет свою прежнюю возлюбленную. Да и любил ли он ее?
– А где спутник этого? – указала Гончая на застреленного брамина, нарушив затянувшееся молчание. – Вы его видели?
Шериф кивнул.
– Это из-за него мы здесь. Прибежал на Краснопресненскую, кричит, в туннеле обвал. Вот нас и послали проверить.
– Значит, он сейчас на Краснопресненской?
– Беспокоитесь, что без него никто не сможет подтвердить ваши показания? – проницательно прищурился Шериф.
– А мне следует беспокоиться?
Шериф неопределенно пожал плечами, и в этот момент неожиданно раздался громкий и по-детски сердитый голос Майки:
– Мама говорит правду! Дяде было очень больно, он сам попросил ее.
Что-то сжалось у Гончей внутри. По ощущению было очень похоже, как сжималось в груди ее сердце, когда она глядела на своего возлюбленного много лет назад. Только сильнее.
«Мама говорит правду! Мама!»
Майка никак не могла понять, сказала она правду или солгала. Женщина-кошка не хотела убивать умирающего человека, ей было тяжело это сделать, очень тяжело – Майка это почувствовала. Но когда он попросил ее об этом, чтобы избавиться от боли, она заставила себя выстрелить. Так что Майка сказала дяде Шерифу чистую правду. Но она назвала женщину-кошку мамой и в этом солгала! Но весь ужас заключался в том, что защищая женщину-кошку, невозможно было отделить правду от лжи. Женщина-кошка назвала ее своей дочкой, чтобы уберечь от плохих людей. И Майка просто не могла предать ее.
Шериф долго смотрел ей в глаза, но Майка не отвела взгляда, хотя в этот момент ее гораздо больше интересовало, что происходит с женщиной-кошкой. А с той явно что-то происходило. Она даже дышала по-другому, и Майка испугалась, что дядя Шериф тоже это заметит. Он вовсе не был плохим человеком, но женщина-кошка почему-то остерегалась его. И пока она боролась с охватившим ее внезапным волнением, выравнивая дыхание, Майка не отрываясь смотрела на Шерифа, чтобы он случайно не взглянул в другую сторону.
Глаза Шерифа внезапно расширились. И не только глаза. Расширился окружающий Майку туннель. Темнота отступила. И она увидела перед собой стены и белый с пятнами копоти потолок незнакомой станции и молодого дядю Шерифа, обнимающего за плечи худенькую девушку в мешковатой не по росту одежде. Девушка стояла спиной, поэтому Майка не могла рассмотреть ее лица, но почему-то была уверена, что хорошо знает ее. И это было самое удивительное, потому что никогда прежде Майка не видела ни эту девушку, ни эту станцию.
Потом видение исчезло, и все вернулось на место. Майка снова оказалась в темном туннеле, рядом с женщиной-кошкой, а повзрослевший дядя Шериф уже не обнимал свою девушку, а задумчиво и даже, как показалось Майке, грустно смотрел на женщину-кошку.
– Куда направляетесь? – спросил он у нее.
– На Краснопресненскую.
– Можно взглянуть на ваши документы?
Майке показалось, что дяде Шерифу совсем не хочется этого делать. Тогда почему он задал свой вопрос?
– Наши документы находятся у старшего цирковой труппы, которая гастролирует по всему Кольцу. А он сам остался на Белорусской вместе с другими артистами, которым не хватило места на дрезине, – ответила женщина-кошка.
– Вы не похожи на циркачку, – вздохнул Шериф.
– Могу пройтись на руках, постоять на голове, сделать сальто.
– Вот я и говорю: не похожи, – снова вздохнул Шериф.
Женщина-кошка ничего не ответила, дядя Шериф тоже молчал, но тут вдалеке послышался перестук колес и скрип рычагов приближающейся дрезины, и он снова заговорил, но уже совсем другим, энергичным и напористым голосом.
– Сейчас вы пойдете на станцию. Здесь недалеко, если будете быстро идти, быстро и дойдете. Запомните: документы и все остальные вещи вы потеряли во время обвала. Вашего машиниста я задержу здесь настолько, насколько смогу, второй брамин так спешил в Полис, что, скорее всего, уже покинул Краснопресненскую, поэтому на станции никто не сможет опровергнуть ваши слова. Но я не советую вам там задерживаться. Все ясно?
– Да, – быстро кивнула женщина-кошка. – Спасибо.
Шериф отрицательно покачал головой.
– За что? Я ничего не сделал. И я виноват…
– Нет! – перебила его женщина-кошка. – Ты ни в чем не виноват! Прощай.
Она схватила Майку за руку, да так сильно, что Майка едва не вскрикнула от боли, и не повела, а скорее потащила за собой.
– Сколько лет твоей дочери? – крикнул ей в спину дядя Шериф.
– Пять, – ответила женщина-кошка.
Она ошиблась на год, но Майка не стала ее поправлять.
– А где отец?
– Мой папа умер, – обернулась к Шерифу Майка, опередив женщину-кошку с ответом.
Тот снова посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, словно старался запомнить или вспомнить что-то очень важное для себя. А Майка вдруг увидела его в окружении незнакомых людей. Дядя Шериф стоял в центре залитой светом тесной комнаты, за его спиной стояли двое высоких широкоплечих незнакомцев с хмурыми лицами, а третий, сидящий за столом напротив, не такой широкоплечий, но еще более хмурый и рассерженный задавал ему какие-то вопросы. Майка не слышала слов, но почему-то была уверена, что вопросы сидящего за столом сердитого человека касаются ее и женщины-кошки. А сердится человек потому, что дядя Шериф отпустил Майку и женщину-кошку, позволив им уйти.
Это было очень странно, Майка даже растерялась. А потом женщина-кошка снова потянула ее за руку, и возникшая перед глазами комната вместе с находящимися в ней людьми и бьющим в глаза ярким светом растаяла, растворилась во тьме. Через какое-то время Майка снова увидела перед собой пятно света, хотя уже не такого яркого, как в исчезнувшей комнате, где сердитый человек задавал свои вопросы. Присмотревшись, она поняла, что это просто фонарь, подвешенный впереди приближающейся дрезины.
На дрезине стоял уже знакомый Майке машинист и с натугой качал тяжелые рычаги. Увидев перед собой женщину-кошку, он бросил свое занятие, вытер рукавом вспотевший лоб и завистливо пробормотал:
– Отпустили? А меня, видишь, обратно отправили на расчистку! Будто это мое дело пути разгребать! Даже стакан засадить не дали! Это после такого-то!
Майка живо представила бар, где машинист стакан за стаканом вливает в себя мутную, дурно пахнущую жидкость, рассказывая обступившим его людям о произошедшем обвале. Но в следующее мгновение эту картину сменило другое видение, от которого у Майки мурашки поползли по коже – грязный, забрызганный кровью пол, и на нем белеют выбитые зубы.
– Дядя машинист, не пейте сегодня. Не надо.
Гончая первой повернулась к Майке, опешивший машинист опоздал на пару секунд. Девочка не отличалась болтливостью и не встревала в беседу взрослых. Пока Майка не заговорила, Гончая была уверена, что она даже не прислушивается.
– Чего? – Машинист вперился в Майку презрительным взглядом. – Мамку свою поучай, а меня не надо.
– Пожалуйста, не пейте. Я вас очень прошу, – повторила Майка.
– Да пошла ты, мелочь! – разъярился машинист. – От горшка два вершка, а туда же!
Если отбросить грубость, мужик был прав на все сто. Гончая дернула Майку за руку, чтобы та замолчала, но тут девчонка выдала такое, отчего Гончая просто окаменела.
– И главное – не показывайте никому пистолет, который получили от мамы!
Про трофейный револьвер, которым Гончая расплатилась с машинистом за поездку, она Майке не говорила. Откуда же та узнала?!
– Да ну тебя, – сердито пробурчал машинист и снова налег на рычаги. Тронувшись с места, дрезина укатила вперед.
– Он не поверил, – всхлипнула Майка, когда удаляющаяся дрезина скрылась в темноте.
Но Гончую сейчас интересовало другое. Она присела на корточки, развернула к себе девочку и заглянула ей в глаза.
– Откуда тебе известно, что я отдала пистолет машинисту?
Майка снова всхлипнула.
– Я видела, как злые люди били его в темном подвале. Там был забрызганный кровью пол, и на нем валялись выбитые зубы. А перед этим дядя машинист сильно напился в баре и хвастался там большим пистолетом, который он получил от тебя.
– Где ты это видела?
– Нигде. Просто видела.
Закрываю глаза и вижу.
– А еще что ты видела?
– Человека, который бил дядю машиниста, – неохотно призналась Майка.
– Как он выглядел?
– Высокий, сутулый, страшный.
«Высокий, сутулый, страшный… Подручный Калгана!» – вспомнила Гончая.
– Он что-нибудь спрашивал?
Майка кивнула.
– Да. Про нас.
– И машинист ему все рассказал?
Молчание. И новый кивок.
Гончая стиснула зубы. Она так и не поняла, откуда берутся странные видения, а девчонка, похоже, и сама этого не знала, но не сомневалась, что Майка говорит правду.
Она действительно видит будущее! И в этом будущем, судя по ее словам, совсем недалеком, избитый калгановским костоломом машинист выложит всем, куда он отвез женщину с маленькой девочкой. Женщину, расплатившуюся с ним крупнокалиберным револьвером – оружием, которое она забрала у зарезанного громилы!
Что произойдет потом, Гончая знала и без Майкиных пророчеств. Как только ремонтники Ганзы расчистят обрушившийся туннель, науськанные Калганом отморозки ринутся по ее следу. Да они и не будут ждать, ведь Белорусскую и Краснопресненскую связывают два туннеля! Получив наводку, эти шакалы сразу бросятся в погоню!
Единственный способ избежать преследования – это вернуться сейчас назад, разыскать в туннеле машиниста, свернуть ему шею и забрать револьвер. Все! Ни Калган, ни его громилы не узнают, куда делась с Белорусской разыскиваемая женщина с маленькой девчонкой. Во всяком случае, не узнают до тех пор, пока они с Майкой не будут уже в безопасности. Но этот вариант имеет один недостаток – благодаря своим способностям про него может узнать Майка! И тогда… Что тогда произойдет и как это повлияет на их отношения, Гончей даже думать не хотелось.
Охваченная внезапным порывом, она снова взглянула девочке в глаза.
– Что нам делать? Ты знаешь?
Майка только помотала головой. Вопрос остался без ответа, но Гончая облегченно выдохнула. Мимолетное наваждение прошло, она снова ощущала себя в привычной среде, где выживание зависело от силы и ловкости, скорости реакции и точности выстрела. Чтобы выпутываться из смертельно опасных ситуаций, мало видеть картинки будущего, для этого надо быть Гончей.
– Помнишь, что сказал Шериф? – спросила она у Майки. Еще хотела потрепать девочку по голове, но вовремя вспомнив про свои грязные руки, остановилась. – Если пойдем быстрее, быстрее доберемся до Краснопресненской.
– А как же дядя машинист? – растерялась девочка.
– Ты его предупредила. Теперь ему решать, как себя вести.
– Но он мне не поверил! – воскликнула Майка.
«Я и сама с трудом верю».
Гончая вздохнула и взяла Майку за руку.
– Тогда это будет ему уроком.
– А если эти злые люди убьют его?
– Убьют? – Гончая задумалась. – Вряд ли. Если бы он упорствовал, тогда могли бы. Но я думаю, он сдаст нас сразу, как только лишится пары зубов.
– Тогда ладно, – улыбнулась Майка. После объяснения Гончей она сразу повеселела.
Вот и пойми эту девчонку!
Глава 5
Пешком
Поначалу Майка шагала бодро, но постепенно начала уставать. Непривычные к хождению по туннелям детские ножки то и дело цеплялись за шпалы. Несколько раз она оступалась и не свалилась на рельсы только потому, что Гончая всякий раз успевала подхватить ее. Девочка не жаловалась, но Гончая слышала, как с каждым шагом дыхание ее маленькой спутницы становится все натужнее и тяжелее.
– Присядь, передохни, – предложила она, и девочка сейчас же плюхнулась на рельсы.
– Я не устала, – с трудом ворочая языком, выговорила Майка и тут же поправилась: – Не очень устала.
Гончая улыбнулась.
– И все же лучше передохнуть. Время есть.
Минуту или больше Майка просто тяжело дышала, потом решила заговорить.
– Скажи, а та станция, куда мы идем, она какая?
– Краснопресненская? – Гончая задумчиво пожала плечами. – Обыкновенная. Как и прочие станции Ганзы. Сытая и… равнодушная.
– Сытая, – повторила за ней Майка и спросила с надеждой в голосе: – А мы сможем там поесть?
– Ты хочешь есть?
Девочка робко кивнула.
Гончей стало нестерпимо стыдно перед ней. Если бы не темнота туннеля, Майка наверняка заметила бы, как она покраснела. Обещала заботиться о девочке, а сама забыла о таких элементарных вещах.
С того момента, как они перекусили в баре на Белорусской, откуда пришлось быстро уносить ноги, прошли уже сутки! Неудивительно, что девчонка проголодалась. Еще Баян угостил ее перед выступлением из своих припасов, но что это за еда? Гончая и сама не отказалась бы от свиного шашлыка или грибной похлебки, но голод не был главной ее проблемой, и она попросту выбросила это из головы, заставив себя не думать о еде. В ее жизни не раз возникали ситуации, когда приходилось по нескольку дней не есть. Но в отличие от нее пятилетняя девочка на такое была еще не способна.
Порывшись в дорожной торбе, Гончая достала кулек с сушеными грибами. Там уже почти ничего не осталось.
– На, подкрепись, – она протянула кулек Майке. Несколько раскрошившихся грибов все равно не могли утолить ее голод, разве что растравить аппетит.
Майка радостно захрустела грибами, но вскоре остановилась и подняла на Гончую вопросительный взгляд.
– А ты?
– А я не хочу.
– Врешь.
– Вру, – не стала спорить Гончая. – Но я сильнее и могу долго обходиться без еды. Я специально тренировалась. Поэтому ешь и набирайся сил. Они тебе еще понадобятся.
– Чтобы дойти до станции? – уточнила Майка.
– Чтобы выжить, – поправила ее Гончая.
Девочка о чем-то задумалась, даже грибами хрустеть перестала, и неожиданно для Гончей спросила:
– Для этого обязательно становиться такой?
– Какой?
– Хищной.
Гончая не оскорбилась и не обиделась. Она бы не обиделась, даже если бы Майка назвала ее злой, жестокой или безжалостной, потому что все это было правдой. Но девчонке давно уже пора кое-что для себя уяснить.
– Когда мне было примерно столько лет, сколько тебе сейчас, мир, который я знала, рухнул, – начала свой рассказ Гончая. – А в рухнувшем мире, чтобы тебя не унижали, не вытирали об тебя ноги и не использовали как половую тряпку, приходится драться, порой отчаянно. Это нелегко, но необходимо, если хочешь выжить. Поэтому я и взяла в руки нож, а потом пистолет.
– Когда человек берет в руки нож, он теряет что-то. Вот здесь. – Майка печально вздохнула и коснулась ладонью ее груди.
– Я ничего не потеряла! – воскликнула Гончая. Возможно, ее слова прозвучали резче, чем следовало. Она не хотела пугать Майку.
Но девочка не испугалась, лишь снова печально вздохнула.
– Но ты ведь больше не поешь.
– Зато я…
Гончая замолчала, хотя Майка ждала от нее продолжения. «Могу попасть из пистолета в подброшенную бутылку, содрать скальп или свернуть кому-нибудь шею голыми руками?» Вряд ли все вышеперечисленное можно считать полноценной заменой тому, о чем говорила Майка. И она ведь действительно больше не поет.
Гончая отвернулась.
– Доедай и пошли, – сказала она Майке.
И пока та жевала остатки грибов, постаралась выкинуть из головы растревоженные девчонкой мысли. В конце концов, ей это удалось.
Проблема в том, что у них не осталось ни патронов, ни вещей, которые можно было бы продать. Пять завалявшихся в кармане пулек не в счет – на Кольце на них ровным счетом ничего не купишь. А патроны нужны. Хотя бы чтобы вымыться, почистить одежду и привести себя в порядок.
Тем временем Майка достала из кулька последний гриб, потом высыпала в рот оставшиеся внутри крошки и подняла глаза на Гончую.
– О чем ты задумалась?
– Не бери в голову, – улыбнулась женщина. Как ни странно, улыбка получилась искренней. – Перекусила? Тогда поднимайся и пошли. Мы уже недалеко.
То ли от съеденных грибов у Майки и в самом деле прибавилось сил, то ли помогла короткая передышка, но до Краснопресненской они добрались довольно быстро. Майка даже не запыхалась.
Света здесь было больше, чем на Белорусской. Развешанные над платформой ртутные лампы горели в полную силу. Но все это Гончая отметила лишь мельком. Ее внимание сосредоточилось на установленных в туннеле железных воротах, перегораживающих пути. Их створки представляли собой прямоугольные сварные рамы, укрепленные еще и рядами натянутой колючей проволоки. Перед воротами стоял вооруженный автоматом ганзейский пограничник, а позади торчал пока что направленный кверху ствол крупнокалиберного пулемета. Обычно ганзейцы не перекрывали подъездные пути к своим станциям. Лишь особые обстоятельства могли заставить их сделать это.
– Стой! – окрикнул Гончую пограничник. – Кто такая… такие? – поправился он, разглядев, что к вышедшей из туннеля женщине жмется перепуганная девочка.
– Пассажиры с разбившейся дрезины, – не вдаваясь в разъяснения, ответила она.
Такой ответ, видимо, полностью совпал с ожиданиями пограничника. Он забросил автомат за спину, успокоился и даже подобрел.
– Идите сюда.
Гончая с Майкой приблизились. Пограничник был уже немолод и по возрасту вполне годился Майке в дедушки. Он осмотрел их и сочувствующе спросил:
– Вещи-то хоть сберегли?
Гончая, а вслед за ней и Майка отрицательно покачали головами.
– Могло быть и хуже. Недавно вон женщину привезли. Так у нее на одной руке вообще живого места нет. Ладно, идите. – Пограничник слегка приоткрыл створку ворот и, когда Гончая с Майкой проходили мимо него, добавил: – Там бочка с водой на путях стоит. Умойтесь, если хотите.
Гончая благодарно кивнула. Хотя пограничник и не сделал ничего особенного, даже такая забота в рухнувшем мире встречалась крайне редко. Да почти никогда не встречалась. Майка тоже понимала это и не удержалась от слов благодарности.
– Спасибо, дядя.
Примерно посередине между воротами и станционной платформой, слева от путей располагалась сколоченная из досок небольшая будка без крыши, возле которой стояла почти доверху наполненная водой бочка. В воде плавал привязанный к бочке длинным стальным тросом железный ковш. Своей конструкцией деревянная будка больше всего напоминала одноместный нужник из тех, что возводят поблизости от блокпоста для караульной смены. Заглянув внутрь, Гончая убедилась, что это он и есть, но стоящая рядом бочка и ковш позволяли использовать нужник и в другом качестве.
Гончая подмигнула Майке.
– Вымоемся? Вода, конечно, холодная. Зато бесплатно.
– А можно? – недоверчиво спросила Майка.
Гончая улыбнулась.
– Тебе же дядя пограничник разрешил. Раздевайся, я тебе полью.
Майка не заставила себя уговаривать. Она тут же нырнула в будку, проворно сбросила с себя одежду и подставила под струю сложенные ковшиком ладошки.
– В дырку не провались, – пошутила Гончая, поливая ее сверху водой из ковша.
Невысокие стенки сколоченной будки позволяли без труда это проделать, но потом Гончая забралась в «душ», сменив Майку, бочка с водой осталась снаружи, а девочка со своим ростом просто не могла дотянуться до верха. Пришлось передавать ковш через открытую дверь. В это время Гончая случайно повернулась, и девочка увидела покрывающие ее спину шрамы. Глаза Майки испуганно округлились, а ковш выскользнул из ее разжавшихся ручек. Гончая успела поймать ковш на лету, но вся вода из него все равно выплеснулась на пол.
– Что это? – прошептала девочка. – Тебя били?
«Били?» Гончая мысленно усмехнулась. Да, ее били. И не раз. Но то, что имела в виду Майка, не подходило под это определение. Шрамы на спине остались от ударов многожильного электрического кабеля, с которого предварительно сняли оплетку. Тот, кто ее избивал, оказался изобретателен. Он очень хотел знать, на кого она работает. А она очень хотела жить и поэтому молчала, так как прекрасно понимала, что умрет сразу же, как только признается.
Устав махать кабелем, палач отложил его и стал пытать ее раскаленным железом, пообещав, что сдерет с нее кожу, если она не заговорит. Он бы сделал это в любом случае, потому что вошел во вкус, и она бы все равно заговорила, потому что есть предел боли, которую можно вытерпеть. Но Гончая потеряла сознание, прежде чем палач превратил ее в кусок окровавленного мяса, и он долго не мог привести ее в чувство. Настолько долго, что решил передохнуть и отложить пытку до утра. Очевидно, она выглядела так плохо, что палач и мысли не допустил, что она способна сбежать. Но ее воля к жизни оказалась сильнее, чем он мог представить, и Гончая все-таки сбежала.
– Кто это сделал? – продолжала допытываться Майка.
Женщина покачала головой.
– Неважно. Его больше нет.
– Ты убила его?
– Не успела. Он умер раньше.
У меня для тебя хорошая новость: твой мучитель благополучно скончался.
Откуда вам это известно?!
Я же тебе говорил: я знаю все, что происходит в метро.
«Выходит, не все. Если бы ты знал все, тебе не потребовалась бы девочка, способная заглядывать в будущее».
Майка хотела еще что-то спросить, но Гончая прервала ее, сунув ковш в руки.
– Хватит болтать. Неси воду. Я уже замерзла.
Девочка исчезла за дверью. Затем снаружи послышалась какая-то возня, а еще через секунду раздался возмущенный Майкин голос:
– Дядя, что вы делаете?
Сердце Гончей пропустило очередной удар. Она резко распахнула дверь. Прямо перед ней стоял ганзейский пограничник, но не тот, что встретил ее и Майку у железных ворот. Этот был моложе, лет тридцати с небольшим, и без оружия. В одной руке он держал ковш, который безуспешно пыталась вырвать у него Майка, вторую опустил на ремень. На Майку он не смотрел, и, судя по тому, как взгляд опустился с груди Гончей на ее впалый живот и ниже, девочка его даже не интересовала.
– Чего надо? – грубо спросила Гончая. Она уже убедилась, что пограничник не представляет опасности. Обычный похотливый мужлан, вздумавший подглядывать за моющейся женщиной.
– Да вот, помочь хотел, спинку потереть. А твоя девчонка кидается. – Он и не думал смущаться.
Вспомнив про шрамы, Гончая непроизвольно усмехнулась. Погранец истолковал ее усмешку по-своему и оскалился во весь рот.
– Так нужна помощь-то?
Гончая одарила его обворожительной улыбкой.
– Может быть.
Он тут же ринулся к ней, но уперся в выставленную ладонь.
– Шустрый какой! Сначала накорми девушку, а уж потом… – добавила Гончая и многозначительно замолчала.
– Так пошли ко мне! – с готовностью подхватил пограничник. – У меня как раз смена закончилась.
– Тогда жди снаружи, я быстро. И подай воды.
Он понял только последнюю фразу, зачерпнул из бочки воды и полез вместе с ковшом в тесную кабинку. Гончей даже пришлось применить силу, чтобы вытолкать его оттуда.
Во время борьбы с самозваным «помощником», она перехватила осуждающий взгляд Майки. И хотя Гончая не собиралась доводить свое обещание до конца, ей все равно стало не по себе от этого взгляда.
Женщина-кошка шагала рядом, но Майка старалась не смотреть на нее. Женщина-кошка опять солгала и опять сделала это легко и непринужденно. Похоже, ложь вошла у нее в привычку. Почему же тогда Майка не сердится на нее? Может быть, дело в самом солдате, которого обманула женщина-кошка. Солдат не понравился Майке с первого взгляда. С его первого взгляда, которым он уставился на женщину-кошку, когда та раздетая распахнула перед ним дверь туалета. А его слова! Он предложил женщине-кошке помощь, даже отобрал у Майки ковш, якобы для того чтобы поливать ее водой, когда та будет мыться, но в действительности хотел совсем другого.
Читать бесплатно другие книги:
