Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах Каттнер Генри

Henry Kuttner

THE SECRET OF KRALITZ © Henry Kuttner, 1936

THE EATER OF SOULS © Henry Kuttner, 1937

THE SALEM HORROR © Henry Kuttner, 1937

THE BLACK KISS © Henry Kuttner and Robert Bloch, 1937

THE JEST OF DROOM-AVISTA © Henry Kuttner, 1937

THE FROG © Henry Kuttner, 1939

THE INVADERS © Henry Kuttner, 1939

THE BELLS OF HORROR © Henry Kuttner, 1939

HYDRA © Henry Kuttner, 1939

THE WATCHER AT THE DOOR © Henry Kuttner, 1939

THE HUNT © Henry Kuttner, 1939

THE GRAVEYARD RATS © Henry Kuttner, 1936

THE DEVIL RIDES © Henry Kuttner, 1936

POWER OF THE SNAKE © Henry Kuttner, 1936

IT WALKS BY NIGHT © Henry Kuttner, 1936

I, THE VAMPIRE © Henry Kuttner, 1937

THE UNRESTING DEAD © Henry Kuttner, 1938

THE SHADOW ON THE SCREEN © Henry Kuttner, 1938

TERROR IN THE HOUSE © Henry Kuttner, 1937

GRAB BAG © Henry Kuttner and Robert Bloch, 1991

TOWERS OF DEATH © Henry Kuttner, 1939

PEGASUS © Henry Kuttner, 1940

TIME TO KILL © Henry Kuttner, 1940

IMPROBABILITY © Henry Kuttner, 1940

THE ROOM OF SOULS © Henry Kuttner, 1940

THE UNCANNY POWER OF EDWIN COBALT © Henry Kuttner, 1940

THE TOUCHING POINT © Henry Kuttner, 1941

WOLF OF ARAGON © Henry Kuttner, 1941

THE TREE OF LIFE © Henry Kuttner, 1941

CHAMELEON MAN © Henry Kuttner, 1941

MASQUERADE © Henry Kuttner, 1942

VOLLUSWEN © Henry Kuttner, 1943

GHOST © Henry Kuttner, 1943

THE DARK ANGEL © Henry Kuttner, 1946

CALL HIM DEMON © Henry Kuttner, 1946

GOLDEN APPLE © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1951

BEFORE I WAKE © Henry Kuttner, 1945

All rights reserved

© Н. Б. Берденников, перевод, 2023

© К. А. Боков, перевод, 2023

© О. Г. Зверева, перевод, 2023

© Б. М. Жужунава (наследники), перевод, 2023

© Е. В. Кисленкова, перевод, 2023

© Г. Л. Корчагин, перевод, 2023

© А. Н. Круглов, перевод, 2023

© С. Б. Лихачева, перевод, 2023

© В. О. Михайлова, перевод, 2023

© Ю. Ю. Павлов, перевод, 2023

© А. С. Полошак, перевод, 2023

© С. Б. Теремязева, перевод, 2023

© А. В. Третьяков, перевод, 2023

© С. Б. Удалин, перевод, 2023

© Е. Ю. Фокина, перевод, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука®

Генри Каттнер (1915–1958) прожил недолго, но успел сделать и в фантастике, и для фантатстики столько, что иному не сделать, доживи он хоть до мафусаиловых лет. Юмор и внешняя простота, за которой скрывается напряженная писательская работа, доброта и человечность – вот качества его как писателя и как человека. Не говоря уже о влиянии Каттнера на многие имена, ставшие впоследствии звездными (Рэй Бредбери, Роджер Желязны). Часть произведений создана Каттнеров в соавторстве с женой, Кэтрин Мур, и это ни для кого не тайна. В России первый сборник Каттнера вышел в знаменитой «зээфке» в 1968 году. Писатель и историк Роман Подольный отозвался о книге так: «Творчество Каттнера дошло до нас, «как свет давно умерших звезд». Ошибся он лишь в одном: звезда Каттнера живет до сих пор.

Пусть мои слова покажутся богохульством, но я все же признаюсь, что не скоро прощу Господа Бога за то, что в 1958 году забрал у нас Генри Каттнера… Это абсолютно неправильный поступок, потому что этот писатель обладал очень необычным, особенным талантом. Наше общество привыкло считать, что в нем полно непризнанных гениев. Судя по моему опыту, это глубочайшее заблуждение. Генетически обусловленный интуитивный талант – редкая штука. Настоящих творцов крайне мало, и они разбросаны по всему миру… Большинство писателей похожи друг на друга как две капли воды, их можно с легкостью заменить одного на другого, и наша культура не изменилась бы ни на йоту. Нас окружают полчища посредственностей, людей, не способных к созиданию, поэтому Генри Кттнер – исключительно своеобразный писатель, маниакально одержимый творчеством, – всегда был для меня предметом восхищения.

Рэй Бредбери

Тайна Кралица

Я очнулся от глубокого сна и увидел, что рядом со мной безмолвно стоят две укутанные в черное фигуры и бледные лица растворяются в полумраке. Пока я пытался проморгаться со сна, один из незнакомцев нетерпеливо велел следовать за ним, и я вдруг понял цель этого полночного визита. Годами я ждал его – с тех пор, как мой отец, барон Кралиц, поведал мне о тайне и проклятии, висящем над нашим старинным родом. Поэтому я, не произнеся ни слова, встал и пошел за провожатыми, которые повели меня по мрачным коридорам замка, что был мне домом от самого моего рождения.

Пока я шагал, в уме моем возникло суровое лицо отца, а в ушах зазвучал его торжественный голос, рассказывающий легенду о проклятии дома Кралицев – о тщательно скрывавшейся от посторонних тайне, которая из поколения в поколение передавалась старшему сыну.

Передавалась в урочный час.

– Когда же? – спросил я отца, уже лежавшего на смертном одре и сопротивлявшегося небытию.

– Когда ты будешь готов воспринять, – отвечал он, пристально вглядываясь мне в лицо из-под кустистых белых бровей. – Одним тайну открывают раньше, другим позже. Со времен первого барона Кралица тайну передавали…

Он схватился за грудь и умолк. Прошло добрых пять минут, прежде чем отец собрался с силами и вновь зазвучал его могучий рокочущий голос. Барону Кралицу не пристало шептать и задыхаться в предсмертных признаниях!

– Франц, ты видел близ деревни руины старого монастыря, – заговорил он наконец. – Первый барон сжег его, а монахов предал мечу. Слишком часто настоятель мешал капризам барона. Однажды девушка искала убежища в обители, а настоятель отказался ее выдать. Терпение барона подходило к концу – тебе известны истории, которые по сю пору о нем рассказывают. Барон умертвил аббата, монастырь сжег, а девушку забрал себе. Перед смертью аббат проклял своего убийцу и сыновей его во всех грядущих поколениях. Суть этого проклятия и составляет тайну нашего дома. Я не вправе рассказать тебе, в чем проклятие заключается. Не пытайся узнать о нем раньше, чем оно будет тебе открыто. Ожидай с терпением, и в должное время хранители тайны проведут тебя по лестнице в подземную пещеру. И тогда ты узнаешь тайну Кралица.

Как только последнее слово слетело с губ моего отца, он испустил дух. Его строгое лицо и после смерти исчерчивали глубокие морщины.

Погруженный в воспоминания, я не заметил, как мы шли, но вот мои темные спутники замедлили ход у зияющего провала в каменном полу, где в подземные глубины уходила лестница, которую в своих прогулках по замку я раньше никогда не замечал. Меня повели вниз по ступеням, и некоторое время спустя я понял, что вижу некий свет – тусклое фосфоресцирующее сияние неясного происхождения, которое было не столько настоящим светом, сколько следствием привыкания глаз к почти полной темноте.

Шел я долго. Лестница поворачивала и петляла в камне, и лишь покачивающиеся впереди фигуры нарушали монотонность бесконечного спуска. Наконец глубоко под землей длинная лестница кончилась, и из-за плеч моих провожатых я увидел массивную дверь, преграждавшую путь. Она была грубо высечена из цельного камня и покрыта причудливыми, странно тревожащими резными письменами – символами, которых я не узнал. Дверь распахнулась, я вошел и заозирался, силясь что-либо разглядеть в сером море тумана.

Я стоял на пологом пандусе, который терялся в скрытой дымкой дали. Оттуда доносилась какофония приглушенных воплей и высоких резких вскриков, напоминающих непристойный смех. Из дымки выплыли на свет темные, едва различимые фигуры и вновь исчезли, а над головой у меня на беззвучных крыльях пронеслись крупные неясные тени. Рядом со мной оказался длинный прямоугольный стол, высеченный из камня, и за этим столом восседали, разглядывая меня, человек сорок. Их глаза тускло светились в глубоких глазницах. Оба провожатых молча заняли места среди сидящих.

И внезапно густой туман стал редеть. Порыв пронизывающего ветра разорвал его в клочья и унес прочь. В быстро рассеивающейся дымке открылись дальние темные углы пещеры. Я стоял молча, скованный всепоглощающим страхом и, как ни странно, столь же мощным, необъяснимым восторгом. Часть моего сознания словно спрашивала: «Откуда этот страх?» А другая нашептывала: «Тебе здесь все знакомо!»

Но я наверняка не видел прежде этой пещеры. Если бы осознавал, что лежит глубоко внизу под змком, то не смог бы сомкнуть глаз от страха, который обуревал бы меня по ночам. Ибо сейчас, охватываемый боровшимися друг с другом волнами то ужаса, то восторга, я стоял недвижимый и созерцал причудливых обитателей подземного мира.

Демоны, монстры, не имеющие названия существа! В темноте с ревом вышагивали громадные фигуры из ночных кошмаров, двигались на коротких ножках аморфные серые твари, похожие на гигантских прямоходящих слизней. В дьявольском свечении извивались и корчились сущности из мягкой бесформенной массы, создания с налитыми огнем глазами, разбросанными, как у мифического Аргуса, по всему уродливому туловищу. В мрачном воздухе хлопали крыльями и пикировали какие-то твари, но не летучие мыши. Они с присвистом шептали – человеческими голосами.

Далеко, у подножия пандуса, можно было разглядеть студеный блеск воды – потайное море, не видавшее солнечного света. Гладь водоема, о размерах которого я мог только догадываться, тревожили резвящиеся и вскрикивающие существа, милосердно скрытые от меня расстоянием и полутьмой. Какая-то летающая тварь простерла над моей головой кожистые крылья наподобие навеса, спикировала, зависла на мгновение, буравя меня пылающими глазами, и умчалась прочь во тьму.

И все это время, хоть я и содрогался от страха и отвращения, меня не покидало внутреннее зловещее ликование – все тот же голос, который шептал: «Тебе все это знакомо! Здесь твое место! Ты рад вернуться домой?»

Я оглянулся. Огромная дверь успела беззвучно закрыться, бежать было уже невозможно. И тогда на помощь мне пришла гордость. Я Кралиц. А истинный Кралиц не выдаст своего страха, даже оказавшись лицом к лицу с самим дьяволом!

Сделав шаг, я предстал перед стражами, которые по-прежнему сидели и пристально смотрели на меня, и в их глазах тлело пламя. Поборов дикий ужас от того, что передо мной может оказаться сборище бесплотных скелетов, я прошел во главу стола, где высилось подобие грубого трона, и вгляделся в безмолвную фигуру по правую руку от меня.

Я смотрел не на голый череп, а на мертвенно-бледное бородатое лицо. Плотоядно кривящиеся губы малинового цвета были словно накрашены помадой, а тусклые глаза равнодушно смотрели сквозь меня. В глубоких морщинах белого лица запечатлелась нечеловеческая мука, а ввалившиеся глаза горели гнетущей тоской. Не могу передать всей странности, всей потусторонности, которая окружала его настолько явственно, что казалась физически ощутимой, как и могильное зловоние, исходившее от его темных одеяний. Он указал укутанной в черную ткань рукой на свободное место во главе стола, и я сел.

Это ощущение нереальности происходящего, будто в ночном кошмаре! Казалось, я сплю и некая скрытая часть моего сознания медленно пробуждается, обретая зловещие черты, и подчиняет себе мои действия. Стол был уставлен старомодными кубками и блюдами – такими не пользуются уже сотни лет. На блюдах лежало мясо, а в украшенные драгоценностями кубки был разлит красный напиток. В ноздри мне вливался пьянящий всепоглощающий аромат, смешанный с могильным духом моих товарищей по застолью и заплесневелым запахом влажного и сумрачного помещения.

Все бледные лица были обращены ко мне, и все они были мне смутно знакомы, хоть я и не знал почему. Все они походили одно на другое одинаковыми кроваво-красными чувственными губами и выражением мучительного страдания. Горящие черные глаза, напоминающие о безднах Тартара, буравили меня, так что я почувствовал, как шевелятся волоски на шее. Но я же Кралиц! Я встал и дерзко сказал на архаичном немецком, который сам по себе, совершенно привычно слетел с моих губ:

– Я Франц, двадцать первый барон Кралиц. Зачем вы меня позвали?

Вокруг длинного стола пробежал шепот одобрения. Все зашевелились. На дальнем краю поднялся огромный бородатый мужчина с пугающим шрамом, от которого вся левая сторона его лица превратилась в страшную затянувшуюся рану. И вновь по мне пробежал странный трепет узнавания. Я видел это лицо раньше и смутно помнил, как смотрю на него в тусклых сумерках.

Человек заговорил на старом гортанном немецком:

– Приветствуем тебя, Франц, барон Кралиц. Приветствуем и поднимаем тост за тебя, Франц, – и за дом Кралицев!

С этими словами он ухватил стоявший перед ним кубок и высоко воздел его. Все персоны за длинным столом, укутанные в черное, встали, и каждая взяла свой инкрустированный кубок и подняла в мою честь. Они выпили до дна, отдавая должное напитку, а я поклонился, как требовала традиция. И ответил словами, которые словно сами собой полились изо рта:

– Приветствую вас, хранители тайны Кралицев, и, в свою очередь, поднимаю за вас тост.

Везде вокруг, до самых дальних уголков тускло освещенной пещеры, установилась тишина. Не слышно стало ни криков, ни завываний, ни безумного хохота летающих тварей. Мои товарищи выжидающе подались вперед. Стоя напротив всех них во главе стола, я поднял кубок и отпил. Напиток был хмельной, будоражащий, с легким солоноватым привкусом.

И я разом осознал, почему терзаемое болью, измученное лицо моего собеседника показалось мне знакомым: я часто видел его среди портретов моих предков – хмурый изувеченный лик основателя дома Кралицев, сурово смотревший на меня сверху вниз в полумраке большой залы. В пронзившем меня жгуче-белом свете откровения я понял, кто сидит со мной за столом. Я узнавал их, одного за другим, припоминая, каким каждый изображен на холсте. Но была в них какая-то перемена! Нечто вроде неосязаемой вуали, печати неискоренимого зла лежало на истерзанных лицах тех, кто принимал меня, и это нечто странным образом изменяло их черты, так что не всякий раз я был уверен, что узнал верно. Одно бледное сардоническое лицо напомнило мне лицо отца, но в точности я бы сказать не мог – так монструозно переменилось выражение.

Я трапезничал со своими предками – с домом Кралицев!

Кубок мой был поднят, и я осушил его, ибо мрачное откровение не оказалось совершенно неожиданным. Странный жар затрепетал в жилах, и я захохотал во весь голос от дьявольского восторга, переполнявшего меня. Прочие тоже захохотали, оживленно и гортанно, словно залаяли волки, – натужный смех вздернутых на дыбу, безумный хохот преисподней! И по всей тусклой пещере понесся гомон дьявольской братии! Гигантские фигуры, возвышавшиеся над нами метра на два, закачались в громогласном ликовании, а летающие существа лукаво захихикали у нас над головой. И по всему бескрайнему затуманенному простору пронеслось пугающее воодушевление, и даже едва различимые твари в черных водах испустили столь оглушительные вопли, что у меня чуть не полопались барабанные перепонки, а недоступная глазу крыша где-то высоко вверху отражала грохочущее эхо всеобщего веселья.

Я хохотал вместе со всеми, хохотал как безумный, пока не упал в изнеможении на свое кресло. Мужчина со шрамом на другом конце стола заговорил:

– Ты достоин нашего общества и достоин есть с нами за одним столом. Мы подняли тост друг за друга, так что ты теперь один из нас, разделим же трапезу.

И мы набросились на еду, вгрызаясь, как голодные звери, в сочное белое мясо, лежащее на драгоценных блюдах. Нам прислуживали диковинные монстры, а когда я почувствовал холодное прикосновение к своей руке и обернулся, то увидел, как мой бокал наполняет жуткое существо багрового цвета, похожее на ребенка, с которого содрали кожу. Странным было наше пиршество, странным и нечестивым. Мы кричали, смеялись и насыщали утробу в дымном свете, а вокруг бесновалось адское воинство. Под замком Кралицев жил ад, и сегодня ночью он устроил безудержныйкарнавал.

Мы грянули неистовую застольную песню, раскачивая глубокими чашами в такт нашим возгласам. Это была древняя песня, но старинные слова не представляли никакой сложности, я выводил их так, будто впитал с молоком матери. При мысли о матери по мне пробежали дрожь и слабость, но я прогнал их глотком хмельного напитка.

Мы еще долго пели, кричали и пировали в этой огромной пещере, а потом все встали и толпой отправились туда, где над мрачными водами озера взметнулся узкий мост с высокими арками. Но я не осмеливаюсь говорить ни о том, что было на другом конце моста, ни о неназываемых вещах, которые я видел – и которые проделывал! Я узнал о нечеловеческих грибообразных существах, которые обитают на далеком холодном Югготе, о циклопических фигурах, посещающих неспящего Ктулху в его подводном городе, о странных удовольствиях, доступных последователям чешуйчатого Йог-Сотота, подземного жителя, и узнал я также о том, каким невероятным способом поклоняются Иоду, Великому Источнику, за пределами внешних галактик. Я проник в самые черные глубины ада и вернулся – вернулся, смеясь. Я был единое целое с остальными темными хранителями и праздновал с ними их вакханалию ужаса, пока к нам снова не обратился мужчина со шрамом.

– Время наше истекает, – сказал он; его бледное бородатое лицо, изувеченное шрамом, в полумраке напоминало морду горгульи. – Скоро нам отправляться. Но ты, Франц, – истинный Кралиц, и мы встретимся снова и снова будем пировать и веселиться дольше, чем ты думаешь. Один последний тост!

– За дом Кралицев! – провозгласил я. – Да не падет он во веки веков!

И с торжествующим криком мы осушили последние терпкие капли напитка.

На меня напала непонятная апатия. Вместе со всеми я повернулся спиной к пещере и тварям, которые скакали, вопили и ползали в ней, и, пройдя сквозь вырубленные в камне ворота, стал подниматься. Мы шли вереницей по лестнице, шли бесконечно, пока не вышли сквозь отверстый в каменном полу проход и не двинулись дальше, всей темной молчаливой толпой, обратно по этим бесконечным коридорам. Окружающая обстановка понемногу становилась странно знакомой, и внезапно я узнал, где нахожусь.

Мы шли под замком, по огромной усыпальнице, где со всеми почестями хоронили баронов Кралицев. Каждого барона помещали в каменный гроб в отдельном зале. Один зал находился рядом с другим, как бусины в ожерелье, и мы двигались от самых дальних гробниц первых баронов Кралицев к еще не занятым усыпальницам. По традиции незапамятных времен каждая могила стояла открытой – как пустой мавзолей, до той поры, пока не придет ее время и внушительный каменный гроб с высеченной мемориальной надписью не будет в нее водружен. Воистину подходящее место для сохранения тайны Кралицев.

Неожиданно я почувствовал, что остался один, если не считать бородатого мужчины с уродливым шрамом. Прочие куда-то исчезли, но я, глубоко погруженный в размышления, не сожалел об этом. Спутник остановил меня, протянув укутанную в черное руку, и я вопросительно повернулся к нему.

– Теперь я должен тебя покинуть, – звучным голосом произнес он. – Мне нужно вернуться.

И он показал туда, откуда мы пришли.

Я кивнул, поскольку уже догадался, кто были мои товарищи. Я понял, что каждый барон Кралиц, которого хоронят в гробнице, восстает после смерти в виде чудовищного существа, не живого и не мертвого, спускается в пещеру и участвует в дьявольских сатурналиях. Понял я и то, что с приближением рассвета они возвращаются в свои каменные гробы и лежат в трансе, похожем на смерть, до тех пор, пока заходящее солнце не принесет им краткое освобождение. Благодаря моим оккультным штудиям я распознал эти жуткие явления.

Я поклонился собеседнику и хотел уже вернуться в верхние палаты замка, но он преградил мне путь и медленно покачал головой. В фосфоресцирующей полутьме его шрам выглядел особенно пугающе.

– Мне еще нельзя уйти? – спросил я.

Он удивленно посмотрел на меня измученными горящими глазами, которые узрели ад, и указал на что-то рядом со мной, и меня яркой вспышкой озарило кошмарное откровение: я узнал тайну проклятия Кралицев. Пришло понимание, от которого мой ум обернулся дикой пляской визжащих порождений тьмы; пришло осознание страшного факта: когда именно каждый барон Кралиц проходит инициацию в братство крови. Теперь я знал – знал доподлинно, – что ни один гроб не помещали в гробницы незанятым. И на каменном саркофаге у своих ног я прочел надпись, которая открыла мне мою судьбу. Прочел не что иное, как свое собственное имя: «Франц, двадцать первый барон Кралиц».

Пожиратель душ

В Бел-Ярнаке на неземном языке рассказывают, что в неизмеримой бездне, известной как Серая пропасть Ярнака, некогда жило злобное и опасное существо. Бел-Ярнак находится не на Земле или на какой-нибудь из планет, обращающихся вокруг звезд на известных нам небесах; башни и серебряные минареты этого города стоят на зеленой, цветущей, пышущей сладострастной юностью планете далеко за Бетельгейзе, за Звездами-Великанами. Обитатели Бел-Ярнака не ходят на двух ногах, да и вообще мало похожи на людей, но долгими теплыми ночами в их диковинных очагах горит огонь, а если где-то во Вселенной есть огонь, одни будут складывать возле него легенды, а другие слушать их затаив дыхание, к удовольствию рассказчика. Правит Бел-Ярнаком милосердный Синдара, однако в стародавние времена обреченность и страх саваном укутывали эти земли, а в Серой пропасти Ярнака обитала жуткая мерзость. Небеса скрывала мрачная колдовская завеса, за которой было не видно ни одной из трех лун.

В эти земли прибыло страшное существо, чтобы утолить свой злобный голод, и поэтому обитатели Бел-Ярнака нарекли его Пожирателем душ. Невозможно описать это существо, ибо всякий, кому удавалось его увидеть, уже не возвращался, чтобы о нем рассказать. Оно дремало в бездне, пока голод не вынуждал его проснуться, и тогда оно издавало беззвучный клич, и в корчмах и храмах, у очагов и во мраке ночи кто-нибудь обязательно поднимался с бесстрастным, отмеченным печатью смерти лицом и шагал из Бел-Ярнака к Серой пропасти. Никто не возвращался. Поговаривали, что тварь из бездны – наполовину бог, наполовину демон и что души убитых обречены вечно служить ей, выполняя невероятные поручения в ледяных пустошах среди звезд. Гидроманты утверждали, что тварь прибыла с темного солнца, где была рождена в богомерзком союзе бессмертных Древних, странствующих через вселенные, и черного светила неизвестной природы. Некроманты говорили иное, но они ненавидели гидромантов, которые в те времена пользовались почетом, и потому их предсказания по рунам отметались как недостоверные. Но Синдара прислушивался к волшебникам обеих школ и размышлял на своем халцедоновом троне, покуда не решил добровольно отправиться к Серой пропасти Ярнака, которая считалась бездонной.

Некроманты дали Синдаре удивительные орудия из костей мертвых, а гидроманты подарили ему затейливо переплетенные трубки из прозрачного хрусталя, с помощью которых можно было одолеть Пожирателя душ. После этого некроманты с гидромантами расселись у городских ворот и принялись заунывно причитать вслед Синдаре, отправившемуся к западу на своем верном горлаке, быстроногом, но отвратительном ящере. Отъехав на почтительное расстояние, Синдара выбросил все подарки, ибо он поклонялся Ворвадоссу, как и все прежние Синдары. Никто, кроме Синдар Бел-Ярнака, не может служить Ворвадоссу: таково повеление самого бога. Поэтому Синдара спешился и истово помолился Ворвадоссу. Какое-то время ответа не было.

Потом пески вздыбились, и Синдару ослепил водоворот танцующих песчинок. Из водоворота зазвучал тонкий голос бога, похожий на перезвон множества крошечных хрустальных кубков.

– Ты идешь на верную гибель, – зловеще возвестил Ворвадосс. – Но в Бел-Ярнаке спит твой сын, а значит, у меня будет последователь, когда тебя не станет. Ступай без страха, ибо одному богу не одолеть другого бога; это под силу лишь человеку, создавшему его.

Произнеся эти загадочные слова, Ворвадосс скрылся, а Синдара, поразмыслив, продолжил свой путь. Вскоре он прибыл к неизмеримой бездне, из которой, по легенде, родилась ближайшая луна, и пал ниц у ее края, с дрожью и тошнотой заглянув в туманную пустоту. Из пропасти дул холодный ветер, дна не было видно. Вдалеке смутно маячил противоположный край ущелья.

Быстро карабкаясь по острым камням с помощью многочисленных конечностей, из бездны поднялся тот, кого надеялся найти Синдара. Он был белым, мохнатым и донельзя отвратительным, казался громадным из-за паучьих ног, но уродливая голова поднималась до пояса Синдары, не выше. Следом за ним вылезли души, которые он забрал; шепча мольбы, они толпились в воздухе, причитали, вздыхали о Нирване, путь в которую был им заказан. Синдара вынул меч и замахнулся на врага.

Сказители до сих пор складывают саги о той битве на краю бездны, ибо она заняла бесконечный отрезок вечности. Синдара был изранен, измотан и залит кровью, а его противник не получил ни царапины и презрительно смеялся. Затем демон приготовился к трапезе.

В голове Синдары раздался шепот, звонкий зов Ворвадосса:

– Во вселенной существует много видов плоти, но есть и то, что к плоти не относится. Этим и кормится Пожиратель душ.

И он рассказал Синдаре об удивительном пиршестве, о том, как в итоге слияния двух личностей и поглощения более слабой рождается более сильный полубог, а освободившаяся душа присоединяется к скорбной процессии тех, кто служит существу. Знание поселилось в мозгу Синдары, а с ним пришла мрачная решимость. Широко раскинув руки, он был готов принять смертельные объятия, ибо Ворвадосс также поведал ему, как обмануть злой рок.

Тварь бросилась навстречу Синдаре, его кости и плоть застонали в невыносимых муках; цитадель его естества пошатнулась, душа с криком забилась в угол своих покоев. На краю Серой пропасти Ярнака произошло чудовищное слияние – метаморфоза и поглощение, – богопротивное и неописуемо жуткое. Словно проглоченные зыбучими песками, Синдара и тварь растворились друг в друге.

Но даже среди этой ослепляющей агонии Синдара почувствовал еще более сильную боль, узрев перед собой всю красоту земли, которой он правил. Он подумал, что никогда не видел ничего столь же прекрасного, как его зеленая, цветущая страна, и его сердце пронзила боль, ощущение утраты и щемящей пустоты, которую никогда не заполнить. И он заглянул в черные злобные глаза Пожирателя душ, что блестели прямо напротив, и сквозь них, в холодную, серую, устрашающую бездну. Слезы брызнули у него из глаз, и сердце затосковало по серебряным минаретам и башням Бел-Ярнака, такого беззащитного и прекрасного в ярких лучах трех лун, ибо Синдара знал, что больше его не увидит.

Ослепленный слезами, он в последний раз повернул голову, чувствуя приближение рока. Прыгнув вперед, он услышал отчаянный вопль, и в тот же миг полубог с человеком полетели вниз с головокружительной высоты, а стена пропасти понеслась вверх мимо них. Так, и только так, говорил Ворвадосс, можно снять заклятие.

И чем дальше вниз уходила стена пропасти, тем сильнее она выгибалась, пока не скрылась в тусклой серой дымке, и Синдара летел в глухом тумане, чтобы исчезнуть в кромешной тьме – навсегда.

Салемский кошмар

Впервые услышав в подвале какие-то звуки, Карсон подумал: крысы. Позже до него дошли россказни о прежней жилице старинного особняка, Абигейл Принн, – о ней перешептывались суеверные поляки с фабрики на Дерби-стрит. Ныне из тех, кто помнил злобную старую ведьму, в живых никого уже не осталось, но зловещие легенды, расцветшие пышным цветом в «ведьминском квартале» Салема, подобно буйным сорнякам на заброшенной могиле, изобиловали жутковатыми подробностями ее деятельности и с пренеприятной откровенностью повествовали об отвратительных жертвоприношениях, что она якобы совершала перед изъеденным червями, увенчанным серповидными рогами идолом сомнительного происхождения. А старожилы и по сей день пересказывали разные байки про Абби Принн, которая, к вящему ужасу всех и каждого, хвасталась, будто она-де – верховная жрица чудовищно могущественного божества, что живет глубоко в холмах. На самом деле именно дерзкая похвальба старой карги послужила причиной ее внезапной загадочной смерти в 1692 году, приблизительно в то же время, когда состоялись знаменитые казни на Виселичном холме. Говорить об этом не любили, но время от времени какая-нибудь беззубая старушенция боязливо бормотала, что, дескать, огонь не в силах был причинить ей вред, потому что благодаря «ведьминскому знаку» все тело ее не чувствовало боли.

Абби Принн вместе со своей необычной статуей давным-давно сгинули в никуда, но найти жильцов в ее обветшалый дом с фронтонами, нависающим вторым этажом и диковинными створными оконцами с ромбовидными решетками, было непросто. Дурная слава о доме давно распространилась по всему Салему. За последние годы не произошло ровным счетом ничего, что могло бы дать пищу невероятным россказням, но те, кто снимал особняк, обычно вскорости поспешно из него выезжали, обычно отделываясь туманными и невразумительными объяснениями касательно крыс.

Крыса-то и привела Карсона в ведьминскую комнату. Писк и приглушенный топоток внутри гниющих стен не раз и не два будили Карсона по ночам в течение первой недели его пребывания в доме: он арендовал особняк, надеясь в уединении закончить роман, который требовали издатели: очередной образчик легкого чтива вдобавок к длинной череде Карсоновых бестселлеров. Но лишь спустя какое-то время Карсон принялся строить вопиюще фантастические догадки касательно разумности крысы, что однажды вечером шмыгнула у него из-под ног в темной прихожей.

Электричество в доме было, но тусклая маленькая лампочка в прихожей света почти не давала. Крыса уродливой темной тенью метнулась в сторону, отбежала на несколько футов и остановилась, явно наблюдая за жильцом.

В другое время Карсон просто прогнал бы тварь угрожающим жестом и вернулся к работе. Но движение на Дерби-стрит грохотало громче обычного, и Карсону никак не удавалось сосредоточиться на романе. Бог весть почему нервы его были на взводе: ему даже примерещилось, что крыса, устроившаяся за пределами досягаемости, смотрит на него и сардонически усмехается.

Поулыбавшись собственным странным причудам, Карсон шагнул к крысе – и она метнулась к подвальной двери, которая, к вящему его удивлению, оказалась распахнута настежь. Должно быть, он сам позабыл затворить ее, когда заходил в подвал в последний раз, хотя обычно он тщательно прикрывал двери, ибо в старинном особняке повсюду гуляли сквозняки. Крыса ждала на пороге.

Во власти необъяснимого раздражения, Карсон кинулся вперед. Крыса метнулась вниз по лестнице. Он включил в подвале свет: тварь устроилась в углу и не сводила с него внимательных блестящих глазок.

Спускаясь по ступеням, Карсон никак не мог избавиться от ощущения, что ведет себя как распоследний дурак. Но работа его утомила; подсознательно он был только рад отвлечься. Он направился к крысе, с изумлением отмечая, что тварь не трогается с места и неотрывно глядит на него. В душе его всколыхнулось странное беспокойство. По всем ощущениям, крыса вела себя ненормально, а немигающий взгляд ее холодных, как обувные пуговицы, глаз вселял безотчетную тревогу.

А в следующий миг Карсон рассмеялся про себя: крыса внезапно метнулась в сторону и скрылась в небольшой дыре в стене. Карсон небрежно нацарапал носком ботинка крест в пыли перед самой норой, решив, что поутру поставит там мышеловку.

Крыса опасливо выставила нос и пошевелила истрепанными усами. Высунулась, замешкалась, отпрянула. А затем грызун повел себя необычно и необъяснимо: прямо-таки подумаешь, что крыса танцует, сказал себе Карсон. Она робко подалась вперед – и вновь отступила. Рванулась было наружу, резко остановилась, поспешно вернулась; как если бы перед входом в нору свернулась змея, закрывая крысе путь к бегству, промелькнуло в голове у Карсона неожиданное сравнение. Между тем там не было ничего, кроме нарисованного в пыли крестика.

Вне всякого сомнения, это сам Карсон мешал крысе удрать – ведь он стоял в нескольких футах от норы. Он шагнул вперед – и тварь поспешно спряталась.

Заинтересовавшись, Карсон отыскал палку и пошарил ею в норе. И тут, оказавшись к стене чуть не вплотную, заметил в каменной плите над самой норой нечто необычное. Оглядел ее края – и подозрения подтвердились. Плита, по всей видимости, крепилась отнюдь не намертво.

Карсон внимательно изучил плиту и обнаружил с краю углубление, позволяющее ухватиться рукой. Пальцы легко легли в пазы – и он осторожно потянул на себя. Камень чуть сдвинулся – и застрял. Карсон дернул резче – посыпалась сухая земля, и плита отошла от стены, точно провернувшись на шарнирах.

В стене зиял черный прямоугольный провал высотой примерно по плечи. Из глубины потянуло неприятной затхлостью спертого воздуха; Карсон непроизвольно отпрянул. В памяти разом воскресли страшные россказни про Абби Принн и страшные тайны ее дома. Уж не обнаружил ли он ненароком какое-нибудь потаенное убежище давно покойной ведьмы?

Прежде чем лезть в черный провал, Карсон сходил наверх за электрическим фонариком. И, осторожно пригнувшись, вступил в тесный, дурно пахнущий проход и поводил лучом прямо перед собою предосторожности ради.

Он оказался в узком коридоре с низким потолком – немногим выше его головы, стены и пол которого были выложены каменными плитами. Коридор уводил прямо вперед метров на пятнадцать, после чего расширялся, превращаясь в просторную комнату. Карсон вступил в подземный покой – вне всякого сомнения, сокровенное убежище Абби Принн, ее тайник надо думать, который, однако ж, не спас владелицу в тот день, когда обезумевшая от страха толпа бесновалась на Дерби-стрит, – и охнул от изумления. Поразительная комната, просто фантастика, да и только!

Взгляд Карсона был прикован к полу. Тускло-серый цвет стен здесь сменялся мозаикой разноцветных камней, с преобладанием синих, зеленых и пурпурных оттенков, – что примечательно, более теплые тона отсутствовали. Рисунок, должно быть, состоял из тысяч и тысяч фрагментов цветного камня, поскольку размером любой из них был не больше каштана. Мозаика, по всей видимости, складывалась в некий определенный узор, Карсону неведомый: пурпурные и фиолетовые изгибы перемежались с угловатыми зелено-синими линиями, сплетаясь в фантастические арабески. Тут были и круги, и треугольники, и пентаграмма, и другие, менее известные фигуры. Линии и формы по большей части отходили от определенной точки: от центра залы, обозначенного круглым диском тусклого черного камня примерно фута два в диаметре.

Вокруг царила мертвая тишина. Грохот машин, что время от времени проезжали наверху по Дерби-стрит, сюда не доносился. В неглубокой стенной нише Карсон заметил какие-то знаки и неспешно направился в ту сторону, водя лучом фонарика вверх и вниз по впадине.

Знаки, уж что бы они из себя ни представляли, были намалеваны на камне давным-давно, ибо то, что осталось от загадочных символов, расшифровке не поддавалось. Карсон рассмотрел несколько полустертых иероглифов, с виду похожих на арабские, а впрочем, кто их знает. На полу ниши обнаружился проржавевший металлический диск примерно восьми футов в диаметре: Карсон был практически уверен, что диск сдвигается с места, но приподнять его так и не смог.

Тут он осознал, что стоит точно в центре комнаты, в круге из черного камня, вокруг которого сконцентрирован странный узор. И снова Карсон отчетливо осознал, какая глубокая тишина стоит вокруг. Словно по наитию, он выключил фонарик. И очутился в непроглядной темноте.

В это самое мгновение странная мысль родилась в его мозгу. Ему вдруг представилось, что он стоит на дне колодца, а сверху обрушивается неодолимый поток – несется вниз и вот-вот его поглотит. Ощущение было настолько сильным, что Карсону даже почудилось, будто он слышит глухой гул и рев водопада. Содрогнувшись, он включил свет и панически заозирался. Что до грохота – это, конечно же, просто-напросто в висках стучало, а в гробовой тишине этот звук слышался вполне отчетливо. Но если здесь так тихо…

И тут его осенило – как если бы кто-то вложил нужную мысль в его сознание. А ведь здесь идеальное место для работы! Можно провести сюда электричество, поставить стол и стул, при необходимости воспользоваться электровентилятором, хотя затхлая вонь, столь ощутимая в первые мгновения, развеялась, будто ее и не было. Карсон вернулся к выходу из коридора и, оказавшись вне комнаты, почувствовал, как все мышцы его необъяснимым образом расслабились, а ведь он и не сознавал, в каком напряжении они пребывали. Он все списал на нервозность и поднялся наверх – сварить себе чашку черного кофе и написать домовладельцу в Бостон о своем открытии.

Гость, впущенный Карсоном, с любопытством заозирался, оглядывая прихожую и удовлетворенно кивая сам себе. Он был высок, худощав, над проницательными серыми глазами нависали густые седые, стального оттенка, брови.

– Вы, надо думать, по поводу ведьминской комнаты? – неприветливо осведомился Карсон.

Его домовладелец язык за зубами держать не пытался – и в результате всю последнюю неделю Карсон поневоле вынужден был принимать у себя антикваров и оккультистов, жаждущих хоть одним глазком взглянуть на потайную комнату, в которой Абби Принн творила свои заклинания. Раздражение Карсона росло день ото дня, и он уже подумывал переехать в какой-нибудь дом поспокойнее, но врожденное упрямство не позволяло ему стронуться с места: он твердо вознамерился закончить книгу, несмотря на докучливых визитеров.

– Прошу меня простить, но комната больше не демонстрируется, – отрезал Карсон, смерив гостя холодным взглядом.

Тот было опешил, но тут же в глазах его блеснуло понимание. Он достал визитку и вручил ее Карсону.

– Майкл Ли… оккультист, значит? – повторил Карсон. И вдохнул поглубже. Оккультисты, как он убедился на собственном опыте, были хуже всех прочих, вместе взятых, с их зловещими намеками на то, чему и названия-то нет, и с их жадным интересом к мозаичному узору на полу ведьминской комнаты. – Мне страшно жаль, мистер Ли, но… я действительно очень занят. Прошу меня простить.

И Карсон нелюбезно повернулся к двери.

– Минуточку, – быстро возразил Ли.

И не успел Карсон воспротивиться, как Ли ухватил писателя за плечи и заглянул в его глаза. Потрясенный Карсон отпрянул, но успел-таки заметить странное выражение в лице гостя: причудливую смесь тревоги и удовлетворения, как если бы оккультист увидел нечто неприятное, но не то чтобы совсем неожиданное.

– Это еще что такое? – резко осведомился Карсон. – Я не привык…

– Прошу меня извинить, – промолвил Ли глубоким, приятным голосом. – Я должен попросить у вас прощения. Я подумал… впрочем, извините еще раз. Боюсь, я слишком разволновался. Видите ли, я приехал из самого Сан-Франциско только для того, чтобы увидеть эту вашу ведьминскую комнату. Может быть, вы мне все-таки ее покажете? Я охотно заплачу любую сумму…

Карсон примирительно развел руками.

– Нет, – отозвался он, чувствуя, что вопреки себе все больше проникается симпатией к этому человеку – к его выразительному, приятному голосу, к его властному лицу, к его притягательной личности. – Нет-нет, мне просто хочется хоть немного покоя – вы и представить себе не можете, как мне докучают, – продолжал он, слегка удивляясь собственным оправдывающимся интонациям. – Ужасно досадно на самом деле. Я почти жалею, что обнаружил эту комнату.

Ли взволнованно подался вперед:

– Можно мне взглянуть на нее? Мне это крайне важно – я живо интересуюсь такого рода вещами. Обещаю, что не займу больше десяти минут вашего времени.

Поколебавшись, Карсон кивнул. Ведя гостя в подвал, он, к вящему своему изумлению, осознал, что рассказывает об обстоятельствах, при которых обнаружил пресловутую комнату. Ли жадно слушал, время от времени перебивая рассказчика вопросом-другим.

– А крыса… вы не видели, что с ней сталось? – полюбопытствовал гость.

Карсон озадаченно нахмурился:

– Да нет. Наверное, в нору спряталась. А что?

– Как знать, – загадочно отозвался Ли.

И они вошли в ведьминскую комнату. Карсон включил свет. Он провел в подвал электричество, и тут и там стояли стулья и стол, но во всем остальном комната нимало не изменилась. Карсон внимательно наблюдал за выражением лица оккультиста и с удивлением отметил, как тот помрачнел и словно бы не на шутку рассердился.

Ли подошел к центру комнаты и долго разглядывал стул, установленный на черном каменном круге.

– Вы здесь работаете? – медленно осведомился он.

– Да. Здесь тихо – я обнаружил, что наверху работать не могу. Слишком там шумно. А здесь – просто идеально: отчего-то мне здесь и пишется легко. Разум словно… – Карсон замялся, подыскивая нужное слово, – словно освобождается, отрешается от всего лишнего. Очень необычное ощущение.

Ли кивнул, как если бы слова Карсона подтвердили некие его собственные догадки. Он направился к нише и к металлическому диску на полу. Карсон последовал за ним. Оккультист подошел к стене вплотную и проследил очертания поблекших символов длинным указательным пальцем. И пробормотал что-то про себя – тарабарщину какую-то, как показалось Карсону.

– Ньогтха… к’йарнак…

Гость резко развернулся, он был мрачен и бледен.

– Я видел достаточно, – тихо проговорил он. – Не выйти ли нам?

Удивленный Карсон кивнул и вывел гостя обратно в подвал.

Уже поднявшись наверх, Ли помялся немного, словно не решаясь затронуть щекотливую тему. И наконец спросил:

– Мистер Карсон, можно у вас полюбопытствовать, не снилось ли вам за последнее время чего-либо примечательного?

Карсон воззрился на гостя: в глазах его заплясали смешливые искорки.

– Снилось? – повторил он. – А, понятно. Ну что ж, мистер Ли, признаюсь честно: вам меня не запугать. Ваши собратья – ну, другие оккультисты, которых я здесь принимал, – уже пытались.

Ли приподнял кустистые брови:

– Да? Они вас расспрашивали про сны?

– Некоторые – расспрашивали.

– И вы им рассказали?

– Нет.

Ли, озадаченно нахмурившись, откинулся в кресле, а Карсон между тем медленно продолжал:

– Хотя, признаться, я и сам не вполне уверен.

– То есть?

– Мне кажется… есть у меня смутное ощущение… будто в последнее время мне и впрямь что-то снится. Но я не поручусь. Из этого сна я ничего ровным счетом не помню. И – о, вполне вероятно, что не кто иной, как ваши собратья-оккультисты и вложили эту мысль мне в голову!

– Не исключено, – уклончиво отозвался Ли, поднимаясь на ноги. И, поколебавшись, добавил: – Мистер Карсон, я вам задам неделикатный вопрос. А так ли вам необходимо жить в этом доме?

Карсон обреченно вздохнул:

– Когда мне задали этот вопрос в первый раз, я объяснил, что мне нужно тихое, спокойное прибежище для работы над книгой – причем подойдет любое. Но найти такое непросто. Теперь, когда я обосновался в ведьминской комнате и мне так легко пишется, не вижу, с какой стати мне съезжать, – чего доброго, из графика выбьюсь! Я покину этот дом, как только закончу роман, а тогда, господа оккультисты, приходите и делайте с особняком что угодно, хоть в музей его превращайте, хоть во что. Мне дела нет. Но пока книга не закончена, я намерен оставаться здесь.

Ли потер подбородок:

– Правда ваша. Я вас понимаю. Но… неужели во всем доме нет другого удобного места для работы?

Мгновение он вглядывался в лицо Карсона, а затем поспешно продолжил:

– Я не жду, что вы мне поверите. Вы материалист, как люди в большинстве своем. Но есть немногие избранные, кому ведомо, что над и за пределами так называемой науки есть наука еще более великая, основанная на законах и принципах, для среднего человека непостижных. Если вы читали Мейчена, то, конечно, помните его рассуждения о бездонном провале между миром сознания и миром материи. Но через провал этот возможно перекинуть мост. Таким мостом как раз и является ведьминская комната! Вы знаете, что такое акустический свод – или так называемая «шепчущая галерея»?

– Что? – недоуменно отозвался Карсон. – При чем тут?..

– Это аналогия – всего-навсего аналогия! Можно прошептать слово в галерее или в пещере – и, если вы стоите в некоем определенном месте на расстоянии сотни футов, вы услышите этот шепот, а человек в десяти шагах от говорящего не услышит. Простой акустический трюк, не более, – звук фокусируется в одной точке. Но тот же самый принцип применим далеко не только к звуку. А к любому волновому импульсу – и даже к мысли!

Карсон попытался перебить гостя, но Ли неумолимо продолжал:

– Черный камень в центре вашей ведьминской комнаты – одна из таких точек фокуса. Узор на полу… когда вы сидите на том черном круге, вы становитесь повышенно чутки к определенным вибрациям или флюидам – определенным мысленным приказам, – о, сколь опасна эта чувствительность! Как думаете, почему, работая здесь, вы ощущаете небывалую ясность в мыслях? Это заблуждение, обманное чувство прозрачности восприятия, ибо вы всего-навсего орудие, микрофон, настроенный улавливать некие пагубные эманации, сути которых не понимаете!

В лице Карсона, как в зеркале, отражалось изумленное недоверие.