Пламя над бездной Виндж Вернор
Равна не очень осознавала, что Фам окружен со всех сторон. Каждое лицо смотрело на голубую пену и вплетенного в нее человека.
— А как, Фам? — прошептала Равна.
Молчание. Потом голос:
— Все эти возмущения зон… это пыталась действовать Контрмера, но без координации. Теперь ее направляю я. Я запустил… обратную волну. Она истощает местные источники энергии. Не чувствуешь?
Обратную волну? О чем он говорит? Равна посмотрела на свой дисплей — и у нее перехватило дыхание. Скорость противника выросла до двадцати световых лет в час — как могло бы быть в Среднем Крае. Два дня форы превратились почти в два часа… А дисплей показывал скорость уже двадцать пять световых лет в час. Тридцать.
Кто-то стучал в люк.
Тщательник провинился. Он должен был наблюдать за движением по холму вверх, и он это знал и потому действительно чувствовал себя виноватым — но не мог заставить себя вернуться к выполнению долга. Есть вещи, которые так заманчивы, что от них невозможно оторваться — как наркоману от жевания листьев кримы.
Он тащился позади, осторожно неся среди себя Компьютер так, чтобы висячие розовые уши не волочились по земле. На самом деле охранять Компьютер — это куда важнее, чем подгонять своих солдат. В любом случае он достаточно близко, чтобы дать совет. А в ежедневной рутине его лейтенанты разбирались лучше.
За последние часы морские ветры отнесли дымные облака в глубь суши, и воздух был чистым и соленым. Здесь, на холме, сгорело не все. Оставались даже цветы и пушистые стручки семян. Короткохвостые птицы парили в восходящих потоках, крики их сливались в радостную музыку, будто обещая, что мир скоро станет прежним.
Но Тщательник знал, что этого не может быть. Все его головы смотрели на подножие холма, где стоял звездолет Равны Бергсндот. Длину уцелевших шипов гипердвигателей Тщательник оценил в сто метров. Сам корпус был больше ста двадцати метров. Рассевшись вокруг Компьютера, Тщательник вызвал привычное лицо Олифанта. О космических судах Компьютер знал много. Этот корабль был построен не по человеческому проекту, но общая форма его была вполне обычной; это Тщательник знал из прошлых чтений. От двадцати до тридцати тысяч тонн, оборудован антигравитационными устройствами и двигателями для передвижения быстрее света. Самая обычная для Края конструкция. Но видеть ее здесь, глазами своих собственных элементов! Он взгляда не мог оторвать от корабля. Три его элемента работали с Компьютером, а остальные двое смотрели на переливающуюся зелень корпуса. Солдаты и орудийные повозки вокруг перестали существовать для него. Корабль, при всей своей массе, едва касался земли. Когда же мы сами сможем такое построить? Компьютер утверждал, что без посторонней помощи — за столетия. Чего бы я не дал за день на борту такой штуки!
Но этот корабль преследовало что-то еще более мощное. Тщательник вздрогнул от холода под летним солнцем. Он часто слыхал историю Странника о первом приземлении и видел лучевое оружие людей. Он читал в Компьютере о бомбах, превращающих в пыль целые планеты, о другом оружии Края. И пока он работал над пушками для Резчицы — лучшее оружие, которое он мог вызвать к жизни, — он мечтал и уносился мыслью вдаль. В своих сердцах он никогда не ощущал реальности всего этого, пока не увидел парящий в высоте звездолет. Теперь он поверил. Значит, целый флот убийц гонится по пятам за Равной Бергсндот. И часы мира наверняка сочтены.
Он быстро пробежал по путям поиска Компьютера, выискивая материалы о вождении звездолетов. Пусть остались только часы, но познавай, пока есть время познавать.
Тщательник погрузился в звуки и изображения Компьютера. Он открыл три окна, каждое на свой аспект практического пилотирования.
Громкие крики с холма. Он поднял одну голову, испытывая только раздражение от помехи. Это не были крики боевой тревоги — просто общее беспокойство. Странно, как приятно прохладен стал полуденный воздух. Два его элемента поглядели вверх, но там не было тумана.
— Смотри, Тщательник, смотри!
Артиллеристы приплясывали, охваченные паническим страхом. И показывали они в небо… на солнце. Он завернул лицо Компьютера в розовую обертку, в то же время глядя на солнце, затенив глаза. Оно было высоко на юге и сияло ярко. А воздух был прохладен, и птицы ворковали, будто отправляясь по гнездам на закате. Вдруг до Тщательника дошло, что он глядит прямо на солнечный диск, и уже пять секунд, и не только нет рези в глазах, но даже слезы не выступили. А тумана все равно нет. Тут он похолодел изнутри.
Солнечный свет гас. На диске появлялись темные точки. Солнечные пятна — Описатель ему их показывал в телескоп. Но тогда они смотрели через сильные фильтры. Что-то встало между ним и солнцем и высасывало из солнца свет и тепло.
Стаи на холме застонали. Пугающий звук, которого Тщательник никогда не слышал в битве, стон стаи, увидевшей непознаваемый ужас.
Голубое небо почернело, воздух стал холоден, как в глубокую ночь. Солнечный свет сменился серой люминесценцией, как от исчезающей луны. Еще слабее. Тщательник припал животами к земле. Кто-то из его элементов издал глубокий горловой свист. Это было оружие, оружие — но Компьютер о таком никогда не говорил.
Ярко вспыхнули звезды над холмом.
— Фам, Фам! Они будут здесь через час! Что же ты сделал, Фам?
Чудо, но во зло?
Фам Нювен пошевелился в ярких объятиях Контрмеры. Голос его был почти нормален, богошок отступил.
— Что я сделал? Не очень много. И больше, чем любая Сила. Даже Старик только догадывался, Равна. То, что принесли сюда страумеры, — это Легенда наездников. Мы — я и оно — только что сдвинули назад границу Зоны. Местное изменение, но глубокое. Мы сейчас в эквиваленте Верхнего Края, может быть, даже нижнего Перехода. Вот почему так быстро летит флот Погибели.
— Но…
От люка вернулся Странник и перебил панический вопль Равны простым деловым сообщением:
— Солнце только что погасло.
Его головы качались с выражением, которого Равна не могла понять.
— Это временно, — ответил Фам. — Где-то надо было взять энергию для этого маневра.
— 3-зачем, Фам? Если Погибель и должна победить, зачем ей помогать?
Лицо Фама стало пустым — он почти исчез за другими программами, работавшими в его мозгу.
— Я… я фокусирую Контрмеру. Теперь я понимаю, что она такое… Ее создало нечто за пределами Сил. Может быть, Народ Облаков, может быть, она дает им сигнал. А может быть, она всего лишь укус насекомого, который должен вызвать куда более сильную реакцию. Дно Края только что отступило, как отступает вода перед цунами. — Контрмера засияла оранжевым, и ее дуги и колючки обхватили Фама еще теснее. — А т-теперь, когда мы натянули катапульту в нижнюю Зону… теперь начнется всерьез. Ох, как забавлялся бы призрак Старика! Заглянуть за пределы Сил — за это почти стоит умереть.
Цифры положения флота бежали по запястью Равны. Погибель надвигалась быстрее, чем раньше.
— Пять минут, Фам.
И это несмотря на расстояние в тридцать световых лет.
Смех.
— А, Погибель тоже это знает. Теперь я вижу, что этого она все время и боялась. Это и есть то, что убило ее много эпох назад. Она рвется вперед, но уже слишком поздно. — Сияние вспыхнуло ярче, и маска света, которая была лицом Фама, стала спокойнее. — Что-то очень далекое… меня… услышало, Рав. И она наступает.
— Что? Что наступает?
— Волна. И большая. По сравнению с ней та, в которую мы попали, — мелкая рябь. А это такая, в которую никто не верит, потому что никого не остается, чтобы ее зафиксировать. Дно взлетит выше флота.
Внезапное понимание. Внезапная надежда.
— И они там застрянут?
Значит, не зря бился Кьет Свенсндот и не был глупостью совет Фама: во всем флоте Погибели не осталось ни одного корабля с субсветовым двигателем.
— Да. Они в тридцати световых годах. А все с высокой собственной скоростью мы уничтожили. Добираться сюда они будут тысячи лет… — Контрмера внезапно сжалась, и Фам застонал. — Мало времени. Сейчас максимальный спад. Когда придет Волна, она… — Снова стон боли. — Я ее вижу! Ради всех Сил, Равна! Она взлетит высоко и продлится долго.
— Как высоко, Фам?
Равна подумала обо всех цивилизациях там, наверху. Там были бабочки и те вероломные типы, что помогли устроить погром на Сьяндре Кеи… И триллионы других, живущих в мире и идущие своим путем к Вершине.
— Тысяча световых лет? Десять тысяч? Не знаю. Призраки внутри контрмеры — Арне и Сьяна — считали, что она может подняться высоко и проколоть Переход, окутать Погибель там, где она сейчас есть… Наверняка это то, что случилось в прошлый раз.
Арне и Сьяна?
Судороги Контрмеры замедлились. Свет ее ярко вспыхивал и гас, вспыхивал и гас, и в каждом приступе темноты слышалось тяжелое дыхание Фама. Контрмера, спаситель, который убьет миллион цивилизаций. А сейчас убивает человека, который ее запустил.
Почти не думая, Равна бросилась вперед, к Фаму. Но руки ее наткнулись на частокол острых бритв.
А Фам смотрел на нее и пытался что-то еще сказать.
Потом свет погас — в последний раз. Из темноты отовсюду донесся шипящий звук и нарастающий едкий запах, который Равна никогда не забудет.
Фаму Нювену не было больно. Последние минуты его жизни не поддаются никакому описанию, пригодному для Медленной Зоны или даже для Края.
Попробуем метафоры и аналогии.
Это было… это было, как будто Фам стоял со Стариком на огромном пустынном пляже, а Равна и стаи были точками у их ног. Планеты и звезды стали зернышками песка. А море отошло резко назад, дав яркому свету мысли проникнуть туда, где раньше была тьма. Но царство Перехода будет кратким. На горизонте громоздилось возвращающееся море, темная стена выше любой горы, несущаяся на них. Фам посмотрел на ее огромность. Фам, и богошок, и Контрмера не переживут этого погружения, даже по отдельности. Они вызвали катастрофу, неохватную для любого ума, и огромная часть Галактики погрузится в Медленность, глубоко, как Старая Земля, и навечно, как Старая Земля.
Арне и Сьяна, страумеры и Старик отомщены… и Контрмера завершена.
А что же Фам Нювен? Орудие созданное и употребленное, и теперь его только выбросить. Человек, которого не было.
Волна накатила на них, погружая в глубину. Вниз, от света Перехода. Там, снаружи, снова сияет солнце мира Стальных Когтей, но в разуме Фама Нювена все закрывалось, и ощущения сводились к тому, что могут видеть глаза и слышать уши. Контрмера медленно уползала в небытие, выполнив свое задание без единой сознательной мысли. Призрак Старика продержался чуть дольше, сжимаясь и отступая вместе с отливом способности мыслить. Но он не мешал самосознанию Фама быть. В первый и последний раз он не отталкивал его в сторону. В первый и последний раз он нежно поглаживал разум Фама по поверхности, как человек гладит верного пса.
«Скорее ты храбрый волк, Фам Нювен».
Считанные секунды оставались до полного погружения в глубины, где умрут навеки утонувшие тела Фама Нювена и Контрмеры, где гаснет любая мысль. Воспоминания ускользали. Призрак Старика отступил в сторону, открывая верное знание, которое он все это время прятал.
«Да, я построил тебя из нескольких тел на мусорной свалке Ретрансляторов. Но оживить я мог лишь один разум и один набор воспоминаний. Сильный и храбрый волк настолько сильный, что никогда бы я не смог тобой править, не погрузив сперва в сомнение…»
Где-то падали барьеры — финальное освобождение от контроля Старика, или его последний дар. Теперь не важно было, что это, ибо, что бы ни сказал призрак, истина была очевидна Фаму Нювену и ничто не могло ее опровергнуть.
Канберра, Синди, столетия полетов с Кенг Хо, последний рейс «Дикого гуся». Все было настоящим.
Фам поднял глаза на Равну. Она так много сделала. Она так много вытерпела. И даже не веря, она любила.
«Все хорошо, все хорошо, — хотел он сказать. Пытался коснуться ее рассказать ей. — Равна, Равна, я настоящий!»
Потом глубина навалилась на него всем своим весом, и не было больше ни знания, ни мыслей.
А в дверь опять колотили. Равна слышала, как Странник пошел открывать. В щелку ударил свет, и возбужденный голос Джефри завопил:
— Солнце вернулось! Солнце вернулось! Эй, почему у вас так темно?
Голос Странника:
— Эта вещь, которой Фам помогал — ее свет погас.
— Господи, вы что, главный свет выключили? — Люк открылся до конца, и просунулась голова мальчишки и несколько щенков. Они перебрались через порог, за ними девочка. — Да вот же выключатель! Видите?
И на закругленные стены лег мягкий белый свет. Все было так обычно, так по-человечески, кроме…
Джефри застыл неподвижно, глаза его расширились, он зажал рот рукой и повернулся ухватиться за сестру.
— Что это? — донесся его голос от люка.
Сейчас Равна хотела бы ослепнуть. Она упала на колени, тихо позвала: «Фам?» — и знала, что ответа не услышит. То, что осталось от Фама Нювена, лежало посреди Контрмеры. Она больше не светилась. Ее границы стали темными и тупыми. Больше всего она была похожа на источенное червями дерево… но дерево, охватившее лежавшего среди него человека и проросшее его насквозь. Не было ни крови, ни обугленности. Там, где нити пронзили человека, остались пепельные пятна, и плоть слилась с этими нитями.
Рядом с ней стоял Странник, и его носы почти касались застывшей фигуры. В воздухе все еще висел тот едкий запах. Это был запах смерти, но не просто гниющей плоти — то, что умерло здесь, было не только плотью, но и чем-то еще.
Равна взглянула на наручный компьютер. Дисплей превратился в набор буквенно-цифровых строк. Обнаружение гипердвигателей не работало. Индикация обстановки с — «Внеполосного» указывала на трудности контроля высоты. Они были глубоко в Медленной Зоне, вне досягаемости любой помощи, вне досягаемости флота Погибели. Равна посмотрела на лицо Фама:
— Ты это сделал, Фам. На самом деле сделал.
Эти слова она сказала про себя.
Дуги и петли Контрмеры стали хрупкими и рассыпчатыми. И тело Фама Нювена было с ними одним целым. Как разбить эти дуги, не разбив?..
Странник и Джоанна бережно вывели Равну из грузового трюма. Следующие несколько минут она не помнила, не помнила, как выносили тело. И Синяя Раковина, и Фам были разрушены так, что нельзя было и думать о восстановлении.
Потом они ее оставили. Не от недостатка сочувствия, но потому, что слишком много дел требовали неотложного внимания. Были раненые. Была возможность контрнападения. Было замешательство и необходимость наводить порядок.
Но Равна этого почти не заметила. Для нее закончился нескончаемый отчаянный бег, и вместе с ним кончились все силы.
Наверное, Равна просидела так почти весь остаток дня, погруженная в горе и бездумье, не замечая песню моря, которую слушала вместе с ней по компьютеру Зеленый Стебель. Потом она заметила, что не одна. Кроме Зеленого Стебля, рядом с ней сидел мальчик, окруженный щенятами, и молчал.
Эпилоги
Мир снизошел на земли, бывшие когда-то Владением Свежевателя. По крайней мере не было никаких признаков враждебных войск. Кто бы ни отвел их отсюда, он сделал это очень умно. Шли дни, и местные крестьяне стали вылезать из укрытий. Кроме ошеломления, стаи выражали радость, что избавились от прежнего правления. В поля возвращалась жизнь, крестьяне старались восстановить хозяйство после самого страшного сезона пожаров на памяти поколений и таких битв, которых и поколения не помнили.
Королева отправила на юг гонцов с вестями о победе, но сама не спешила возвращаться в столицу. Войска ее помогали крестьянам в работе и всячески старались не быть для местного населения бременем. Но кроме того, они вели разведку в замке на Холме Звездолета и в большом старом замке на Скрытом Острове. Там действительно обнаружились те ужасы, о которых годами рассказывали шепотом из уст в уста. Но и там не было никаких признаков отошедших войск. Местное население охотно рассказывало зловеще правдоподобные истории: что Свежеватель перед тем, как пытаться захватить Республику, построил редуты дальше на севере. И там были резервы — хотя многие считали, что Булат их давно использовал. Крестьяне северных долин видели отступающие войска Свежевателя. Другие говорили, что видели и самого Свежевателя — или по крайней мере стаю, носящую цвета владыки. Во все рассказы не верили даже местные — о Свежевателе сообщали оттуда и отсюда как о синглетах, разделенных километрами и координирующих отход.
У Равны и королевы были основания верить этим рассказам, но проверять их было бы идиотизмом. Экспедиционный корпус Резчицы был не слишком велик, а леса и долины тянулись на сотню с лишним километров до того места, где Ледяные Клыки загибались к морю. И Резчица этой территории не знала. Если Свежеватель готовил ее десятилетиями — каким был его обычный образ действий — то там будут смертельные сюрпризы даже для большой армии, преследующей несколько десятков партизан. Оставалось предоставить Свежевателя самому себе и надеяться, что его редуты вычищены Властителем Булатом.
Резчица боялась, что это будет величайшей угрозой следующего столетия.
Но вопрос решился гораздо раньше. Это Свежеватель стал искать с ними встречи, и не для контрнападения.
Дней через двадцать после битвы, в конце дня, когда солнце чуть присело за северные холмы, раздался звук сигнальных рогов. Равна и Джоанна проснулись и почти сразу оказались на парапете замка, вглядываясь в подобие заката — оранжевые и золотые силуэты северных холмов за фиордом. Помощники Резчицы глядели на те же холмы многими глазами. У некоторых были подзорные трубы.
Равна дала Джоанне свой бинокль.
— Там кто-то есть.
Серея на фоне сияющего неба, шла стая под Длинным знаменем, каждый элемент нес свое древко.
Резчица смотрела в две подзорных трубы — снаряжение, более эффективное, чем бинокль Равны, если учесть расстояние между глазами.
— Да, я вижу. Кстати, это флаг перемирия. И мне кажется, я знаю, кто его несет. — Она что-то сказала Страннику. — Давно уже я не говорила с этой стаей.
Джоанна все еще смотрела в бинокль. Потом спросила:
— Он… это тот, кто создал Булата?
— Да, милая.
Девочка опустила бинокль.
— Я думаю… я думаю, мне лучше не присутствовать на этой встрече.
Всего через восемь часов они встретились на холме к северу от замка. Но перед этим разведчики Резчицы хорошо прочесали эту долину. Только наполовину это было вызвано предотвращением возможного вероломства другой стороны: дело в том, что на встречу прибывала особая стая, и многие из местных жителей дорого бы дали, чтобы увидеть ее мертвой.
Резчица подошла к тому месту, где холм резко обрывался к лесу. Равна и Странник шли за ней на близком, по мерке стай, расстоянии — десять метров. Резчица о предстоящей встрече не распространялась, но очень разговорчивым оказался Странник:
— Вот этим путем мы тогда и шли, год назад, когда сел первый корабль. Вот, видишь обожженные факелом деревья? Хорошо, что тогда не было такой засухи, как в этом году.
Лес был густым, но они смотрели на него вниз, на верхушки. Даже в такую сушь в воздух поднимался сладкий смолистый аромат. Слева от них шумел небольшой водопад и шла тропа ко дну долины — по этой тропе согласился подняться ожидаемый парламентер. Дно долины Странник называл полями. Равне оно казалось неорганизованным хаосом. Стальные Когти выращивали на одном поле множество разных растений, и изгородей тоже не было видно, даже загородок от скота. Кое-где виднелись деревянные хижины с крутыми крышами и закругляющимися наружу стенами — как и можно ожидать в местности, где зимы снежные.
— Ну и толпа там, внизу, — заметил Странник.
Для Равны это не выглядело толпой: много мелких кучек, отделенных одна от другой — каждая была стаей. Они стояли у хижин, некоторые были рассеяны вдоль полей. Стаи Резчицы были расставлены вдоль дороги, которая пересекала долину.
Равна почувствовала, как напрягся рядом с ней Странник. Мимо нее на уровне пояса протянулась голова, показывая вниз:
— Это, должно быть, он. Один, как и обещал. И… — Часть его посмотрела в подзорную трубу. — Вот это сюрприз.
Вдоль дороги, мимо часовых Резчицы, медленно рысила одинокая стая. Она тащила тележку, на которой лежал, очевидно, один из ее элементов. Калека?
Крестьяне в полях сдвигались параллельно курсу одиночки. Слышалось бульканье речи стай. Когда они хотели, чтобы их было слышно, они могли говорить очень, очень громко. Солдаты смещались, отгоняя тех, кто подходил близко к дороге.
— А я думала, они нам благодарны, — заметила Равна. Эти действия были самыми близкими к насилию из всего, что она здесь видела, если не считать битвы на Холме Звездолета.
— Так и есть. Они требуют смерти Свежевателя.
Свежеватель, Шкуродер — стая, которая спасла Джефри Олсндота.
— Так сильно они его ненавидят?
— Любовь, ненависть и страх — все вместе. Более столетия они были у него под ножом. И вот он здесь, искалеченный и без своих войск. И все равно они его боятся. Их там достаточно, чтобы смести нашу охрану, но они не сильно напирают. Это было Владение Свежевателя, и он обращался с ним, как хороший крестьянин со своей усадьбой. Хуже того, он обращался с народом и с землей как с материалом для великого эксперимента. Там еще есть и те, которые готовы убить ради Хозяина, и никто не знает точно, кто это… — Он замолчал, продолжая смотреть, и неожиданно заговорил снова: — А знаешь, какая главная причина для страха? Что он пришел один, вдали от всякой мыслимой подмоги.
Вот как. Равна сдвинула вперед пистолет Фама у себя на поясе. Массивная, грубая штука… и Равна была рада, что он у нее есть. Потом она посмотрела на запад от Скрытого Острова. «Внеполосный» надежно стоял напротив его бастионов. Если Зеленый Стебель не сможет заново создать основные программы, он не взлетит больше никогда. И Зеленый Стебель не выражала по этому поводу оптимизма. Но они с Равной поставили лучемет в одном из грузовых люков, и дистанционное управление у него было проще простого. Может быть, у Свежевателя есть свои сюрпризы, но у Равны — тоже.
Пятерка исчезла за кручей.
— Еще придется подождать, — сказал Странник. Один из его щенков стоял у него на плечах, прислонившись к руке Равны. Она улыбнулась: личный источник информации. Взяв щенка, она посадила его к себе на плечи. Остальные элементы Странника сидели и смотрели в ожидании.
Равна посмотрела на остальных сопровождающих королеву. Стаи арбалетчиков Резчица поставила справа и слева от себя. Свежеватель будет сидеть прямо перед ней на небольшом спуске. Равне показалось, что она видит, как королева нервничает. Ее элементы облизывали себе губы, и розовые язычки мелькали со змеиной быстротой. Королева расселась, как на групповой портрет, — элементы повыше сзади, а двое маленьких впереди, выпрямившись. Почти все ее взгляды были направлены на промоину, где тропа поворачивала к той террасе, на которой они сидели.
Наконец Равна услышала скрежет когтей по камню. Из-за обрыва появилась голова, потом другие головы. Свежеватель выходил на мох, два его элемента тащили тележку на колесах. Сидевший на ней элемент держался прямо, и его задняя часть была укрыта одеялом. Если не считать ушей с белыми кончиками, он был ничем не примечателен.
Головы стаи посмотрели во все стороны. Одна из них в замешательстве смотрела на Равну, пока вся стая шла вверх по круче к королеве. Свежеватель — Шкуродер — это и был тот, кто носил радиоплащи. Сейчас их на нем не было. Сквозь разрезы в куртках Джоанна видела места, где мех вытерся начисто.
— Шелудивый парень, правда? — спросил тонкий голосок возле ее уха. — Но и хладнокровный тип тоже. Посмотри на этот нахальный взгляд!
Королева не шевельнулась. Казалось, она застыла и все ее элементы смотрели на подходящую стаю. Некоторые из ее носов дрожали.
Четыре элемента Свежевателя наклонили тележку, помогая белоухому сойти на землю. Теперь Равна видела, что его задние ноги под одеялом неестественно вывернуты и неподвижны. Пятерка села, соприкасаясь крестцами. Шеи их выгнулись вверх и наружу, почти как конечности одного существа. Стая что-то булькнула — как песня неизвестной птицы.
Щенок у Равны на плече немедленно сообщил перевод Странника. Щенок говорил новым голосом — традиционным голосом негодяя из историй для детей, сухим и сардоническим:
— Приветствую… родительница. Давненько не виделись.
Резчица ничего не ответила. Потом булькнула что-то в ответ, и Странник тут же перевел:
— Ты узнаешь меня?
Одна из голов Свежевателя вытянулась в сторону королевы:
— Конечно, не элементы, но душа твоя очевидна.
Снова молчание королевы. И примечание Странника:
— Бедная моя Резчица. Никогда не думал, что ее можно так смутить. — И вдруг громко обратился к Свежевателю по-самнорски: — Но ты для меня не так очевиден, о мой бывший спутник. Я помню тебя как Тиратект, скромную учительницу из Республики Длинных Озер.
Несколько голов повернулись к Страннику и Равне. Стая ответила на очень приличном самнорском, но детским голосом:
— Привет тебе, Странник. И тебе привет — Равна Бергсндот? Да, я Свежеватель Тиратект.
И головы выгнулись вниз, медленно моргнув глазами.
— Хитрый паразит, сказал Странник почти про себя.
— Как поживает Амдиджефри? — вдруг спросил Свежеватель.
— Что? — переспросила Равна, не сразу узнав имя. — Ах да. Они вполне благополучны.
— Отлично. — Теперь все головы повернулись к королеве, и стая заговорила на языке Стальных Когтей: — Как почтительное и послушное создание, я пришел заключить мир с моей Родительницей, дорогой Резчицей.
— Он и в самом деле так говорит? — шепнула удивленная Равна щенку у себя на плече.
— А с чего бы мне преувеличивать?
Резчица булькнула в ответ, и Странник тут же дал перевод, на этот раз — человеческим голосом королевы:
— Мир? Я сомневаюсь, Свежеватель. Скорее ты хочешь получить жизненное пространство, чтобы снова строить и снова пытаться нас убить.
— Я снова буду строить, это правда. Но я переменился. Эта «скромная учительница» сделала меня… мягче. То, чего никогда не могла сделать ты, Родительница.
— Что? — Странник умудрился в это короткое слово вложить тон обиженного удивления.
— Резчица, неужели ты никогда об этом не думала? Ты — самая талантливая стая, живущая в этой части мира, быть может, самая талантливая стая всех времен. И все стаи, сотворенные тобой, тоже были блестящими. Но следила ли ты когда-нибудь за самыми успешными из них? Ты слишком талантливо творила. Ты не обращала внимания на инбридинг и [затрудняюсь перевести], и ты получила… меня. Со всеми этими… странностями, которые так огорчали тебя за последние сто лет.
— Я… я думала над этой ошибкой и с тех пор творила лучше.
— Да? А Хранитель? [Посмотри на лица моей королевы — он ее серьезно задел.] Но не важно, не важно. Хранитель — это может быть ошибка другого рода. Главное в том, что ты сотворила меня. Раньше я считал, что это — высший акт твоего гения. Сейчас… сейчас я не так уверен. Я хочу внести изменения. Чтобы жить в мире. — Одна голова смотрела на Равну, другая — на «Внеполосный» на Скрытом Острове. — И есть другие вещи во Вселенной, куда мы можем направить наш гений.
— Я слышу надменность прежних дней. Почему я должна тебе верить?
— Я помог спасти детей. Я спас корабль.
— Ты всегда был величайшим оппортунистом мира.
Фланговые головы Свежевателя сдвинулись назад. «[это вроде пожатия плечами — дескать, не важно]»
— Преимущество на твоей стороне, Родительница, но на севере у меня остались кое-какие силы. Заключим мир — или тебя ждут десятилетия маневров и войн.
Ответ Резчицы был визгом, от которого в ушах заболело. «[это признак раздражения, если ты сама не догадалась]».
— Наглец! Я могу убить тебя здесь на месте, и у меня будет столетие мира!
— Я готов поставить что угодно, что ты меня не тронешь. Ты обещала мне пропуск в целости и сохранности. Одна из сильнейших сторон твоей души — ненависть ко всякой лжи.
Задние элементы Резчицы присели, а малыши спереди сделали несколько быстрых шагов в сторону Свежевателя.
— Много десятков лет мы не виделись, Свежеватель! Если изменился ты, разве не могла измениться я?
На мгновение все элементы Свежевателя застыли. Потом часть его медленно поднялась на ноги и медленно, медленно стала красться к Резчице. Стаи арбалетчиков по обе стороны от места встречи направили на него арбалеты. Свежеватель остановился в шести-семи метрах от королевы. Головы его покачивались из стороны в сторону, все внимание его было сосредоточено на Резчице. И наконец раздался его удивленный, почти ошеломленный голос:
— Да, могла. Резчица, после всех этих столетий… ты оставила свою сущность? Эти двое;..
— Не совсем мои. Совершенно верно.
Странник почему-то хихикнул в ухо Равне.
— Ах… вот как. — Свежеватель вернулся на прежнее место. — Я все равно хочу мира.
«[Резчица, кажется, удивилась]».
— Ты тоже стал другим. Сколько в тебе от истинного Свежевателя?
Долгое молчание.
— Двое.
— Хорошо. В зависимости от условий, мы можем заключить мир.
Принесли карты. Резчица потребовала дислокацию главных сил Свежевателя. Она требовала их разоружения и придания к каждой боевой единице двух или трех ее стай с докладами по гелиографу. Свежеватель должен был отказаться от радиоплащей и представить их для осмотра. Скрытый Остров и Холм Звездолета передаются Резчице.
Они нарисовали новые границы и заспорили о способах надзора, который будет осуществлять королева в оставленных ему землях.
Солнце дошло до точки полудня на южном небе. Внизу, в полях, крестьяне давно оставили свое гневное дежурство и вернулись к работе. И только стаи арбалетчиков королевы наблюдали все так же напряженно.
Наконец Свежеватель отступил от своего края карт.
— Хорошо, твои стаи будут наблюдать за всей моей работой. Хватит… пугающих экспериментов. Я буду кротким собирателем знаний, как ты [это у него может быть ирония].
Головы Резчицы синхронно качнулись.
— Может быть. Имея на своей стороне Двуногих, я готова пойти на этот риск.
Свежеватель снова поднялся на ноги. Повернулся к своему искалеченному элементу на тележке. И остановился.
— Ах, еще последнее, дорогая Резчица. Небольшая деталь. Я убил двух элементов Булата, когда он пытался уничтожить корабль Джефри [На самом деле раздавил их как клопов. Теперь мы знаем, как Свежеватель покалечился]. Остальные элементы у тебя?
— Да.
Равна видела, что осталось от Булата. Они с Джоанной посещали почти всех раненых: была возможность настроить хирурга «Внеполосного» на элементы стай. Но в случае Булата было еще и мстительное любопытство: эта тварь была в ответе за столько напрасных смертей. То, что осталось от Булата, в медицинской помощи не нуждалось: было на элементах несколько кровавых порезов (нанесенных самим себе, как предположила Джоанна) и одна вывихнутая нога. Но сама стая была жалким, почти душераздирающим зрелищем. Она сбилась в углу загона, вся тряслась от ужаса, головы ее беспорядочно мотались. То и дело судорожно хлопала какая-то пара челюстей, или ошалелый элемент пускался в безумный бег вдоль ограды. Стая из троих не обладала интеллектом человека, но эта могла говорить. Когда она увидела Равну с Джоанной, глаза ее полезли из орбит так, что показались белки, и она почти нечленораздельно залопотала по-самнорски. Это была кошмарная смесь угроз и мольб: «Не надо резать, не надо резать!» Бедная Джоанна даже заплакала. Она более года страстно ненавидела стаю, которой принадлежали эти элементы, но…
— Это тоже жертвы. Очень плохо для стаи быть втроем, но им никто не позволит стать больше.
— Так я хотел бы, — продолжал Свежеватель, — чтобы эти остатки передали под мою опеку, и я…
— Никогда! Он был почти так же умен, как ты, хоть и достаточно безумен, чтобы потерпеть поражение. Ты не отстроишь его снова.
Свежеватель собрался вместе, глядя всеми глазами на королеву. И «голос» его стал вкрадчивым.
— Прошу тебя, Резчица. Это мелкое дело, но я откажусь от всего сказанного, — он ткнул в сторону карт, — если ты мне откажешь.
Стаи арбалетчиков внезапно изготовились к стрельбе. Резчица частично разошлась вокруг карт так близко к Свежевателю, что звуки их мысли должны были столкнуться. Сдвинув головы вместе, Резчица посмотрела обостренным и тяжелым взглядом.
— Если это так маловажно, зачем ради этого рисковать всем?
Свежеватель на секунду сошелся головами вместе, и элементы его смотрели друг на друга. Такого жеста Равна еще не видела ни у кого.
— Это мое дело! То есть… Булат был самым великим моим созданием. В определенном смысле я им горжусь. Но… и ответственность за него несу тоже я. Разве ты не чувствуешь то же относительно Хранителя?
— На Хранителя у меня свои планы! — буркнула королева. «[На самом деле Хранитель все еще цел. Боюсь, королева ему столько наобещала, что мало что сможет с ним сделать]».
— Я хочу возместить Булату тот вред, который ему причинил. Ты это понимаешь.
— Понимаю. Я видела Булата, и я знаю твои методы: ножи, страх и боль. Я не дам тебе второго шанса.
Равна услыхала странную музыку, откуда-то далеко за долиной, незнакомое переплетение аккордов. Но это Свежеватель отвечал королеве, а переводящий голос Странника не добавил в ответ ни капли сарказма:
— Ни ножей, ни резания. Я сохраню свое имя, потому что пусть другие дадут мне новое, когда поймут, что… Тиратект победила — по-своему. Дай мне этот шанс, Резчица. Я… умоляю.
Более десяти секунд молча смотрели друг на друга две стаи. Равна переводила взгляд с одной на другую, пытаясь разгадать выражение их лиц. Но никто не говорил ничего. Даже Странник не стал высказывать суждений о том, ложь это или проявление новой души.
Решение приняла Резчица:
— Хорошо. Ты его получишь.
Странник Викрэкшрам летел. Пилигрим, знающий легенды последней тысячи лет, и ни одна из них с этим даже сравниться не могла! Он бы взорвался песней, если бы это не было больно его пассажирам. Они и без того достаточно страдали от его грубого пилотирования, хоть они и думали, что все дело в его неопытности.
Странник перешагивал через облака, летал между ними и сквозь них, танцевал в случайной грозе. Сколько часов в своей жизни смотрел он на облака, стараясь измерить их глубину, — а сейчас он был в них, изучая пещеры внутри пещер внутри пещер, летая среди соборов света.
Между рассеянными облаками бесконечно тянулся Великий Западный океан. По солнцу и по приборам шлюпки Странник знал, что он совсем рядом с экватором и примерно на восемь тысяч километров к юго-западу от страны Резчицы. Там должны быть острова, как говорили снимки «Внеполосного» из космоса, и то же самое подсказывала память Странника. Но много времени прошло с его здешних скитаний, и он не ожидал увидеть их снова при жизни своих теперешних элементов.
И теперь он вернулся обратно. Прилетел обратно!
Читать бесплатно другие книги:
