Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной Лукин Евгений

Так вот, если «аркан» накинуть не на астральное, а именно на юридическое тело, стреноженный, будьте уверены, долго на свободе не проходит: обязательно хоть на чём-то, а попадётся. Но как Ефрем – при его-то взглядах! – мог применить этот не то чтобы запрещённый, но, во всяком случае, не принятый у белых магов приём – и против кого? Ну ладно бы ещё против достойного соперника, такого же, как он, колдуна! А то – литератор… Как-то неловко даже…

Разумеется, Портнягин читал Великого Нгуена и даже затвердил наизусть его исполненные меланхолии строки: «Глядя на глубоко убеждённых людей, не устаю поражаться несоответствию их убеждений и поступков. Антисемит, почему ты не на погроме? Православный, где кротость твоя? Циник, что побудило тебя совершить подвиг?»

Глеб и сам понимал, что принципы принципами, а дело делом, и всё-таки досада на учителя была велика. Зачем Ефрем полгода морочил ему голову? Почему он, Глеб Портнягин, должен узнавать о сомнительных подвигах наставника со стороны, да ещё и от чёрного мага?

Как хотите, а всё это необходимо было проверить тщательнейшим образом.

Проверка заняла весь день – и каждый шаг Портнягина подтверждал правоту насмешливого Игната Фастунова. Единственное, в чём тот допустил неточность, – дровяной склад оказался пущенным с молотка шахматным клубом. Хотя, возможно, ученик нигроманта, всегда отличавшийся странным чувством юмора, именно это и имел в виду: шахматы – они ведь тоже из дерева.

Домой Глеб вернулся затемно.

* * *

Старый колдун Ефрем Нехорошев, склонясь над столом, производил мелкий ремонт магического инвентаря. На газетке лежали крохотные детали разобранного бифуркатора, рядом дожидался своей очереди забарахливший недавно омфалоскоп.

Услышав пение немазаных дверных петель, чародей отвёл со лба, где, как известно, располагается третий глаз, заговорённую линзу на проволочной держалке и насмешливо покосился на угрюмо-задумчивую физию Глеба:

– Где был? Что делал?

Портнягин опустил глаза и потрогал зачем-то бронзовую статуэтку остервенело нахохлившегося орла, подаренную им учителю в день именин с тайным назидательным умыслом: согласно сертификату это был тот самый орёл, что клевал когда-то печень Прометею. А чтобы намёк стал окончательно ясен, Глеб собственноручно вписал в документ имя стервятника – Алкоголь. Именинник, помнится, долго смеялся…

– Ефрем, – глухо сказал Портнягин, – за что ж ты так мужика на штыке рихтуешь?

– Кто такой? – удивился тот.

– Артём Стратополох.

– А-а… – с интонацией корабельной сирены протянул колдун. Повернулся к ученику вместе с табуретом. На узком морщинистом лице – ни тени смущения, один живой интерес. – Ну и как там мой Артёмка?

От такого цинизма Глеб несколько даже опешил.

Кудесник усмехнулся.

– Да ты садись, чего стал? – добродушно проворчал он, высвобождая всклоченную голову из проволочного обруча, на котором держалась заговорённая линза. – Любопытствуешь, значит, за что? Не за что, Глебушка, а ради чего… – Отложил обруч на газетку и, как бы увидев перед собою нечто крайне трогательное, вздёрнул неухоженные космы бровей. – Ушибленный он, Стратополох-то… С детства мечтал писателем стать. Другие дети как дети: кто терминатором, кто олигархом… А он, вишь, писателем. Родители из него эту дурь вышибали, жена вышибала. Вроде вышибли. В бизнес подался, фирму основал… И приходит ко мне клиент: завидую, говорит, ему – не могу! Наведи на него порчу…

– За десять баксов, – сквозь зубы добавил Глеб.

– Верно, – кивнул колдун, нисколько не удивившись осведомлённости ученика. – Хотел я сначала соль на маяту наговорить – всё равно ведь ни хрена не действует, а потом дай, думаю, взгляну на этого Стратополоха. Взглянул… Снаружи розовый, свежий, а душой – сохнет. Посмотрел я, что он там тайком от жены строчит. Стиль вроде неплохой… И что-то стало мне этого Артёмку жалко. Ежели, думаю, отсечь всё, что ему мешает…

– Ну например? – перебил Глеб.

– Фирму, деньги…

– Жену?

– Её в первую очередь! Во-от… Жизни он опять же не видел. Дай, думаю, годик в камере посидит, посмотрит…

– Всего-навсего?

– А ты бы хотел, чтоб я его как Достоевского? – огрызнулся чародей. – Сразу под расстрел да на каторгу?.. Перебьётся! Отбыл Артёмка год, снял я с него «аркан». Ну, он, понятно, тут же под амнистию попал… Сторожем поработал в одной фирме…

– Пока ты его оттуда не убрал!

– Так а что с ним было делать, если он ночами в компьютерные игры начал рубиться? Я его для чего на волю выпускал? Теперь шахматный клуб сторожит, пишет вовсю… Чем ему ещё заниматься? Денег нет, идти некуда… Пишет.

– От руки!

– Да хоть бы и от руки… Зато как! Сусловское издательство им заинтересовалось, столичное – не абы что!

– Ефрем! – Вне себя Портнягин вскочил с табурета. – Ну ты бы хоть про издательство помолчал! Из-за тебя ж он с ним договор не заключил!

Кудесник с любопытством поглядел на ученика, поразмыслил, поджал губы.

– Рано, – веско изронил он. – Сейчас они мальчонку моего испортить могут: гонорарами разбалуют, чернуху-порнуху гнать заставят. Слабохарактерный он, Артём-то… Лет через пять – тогда…

– А он за эти пять лет с голоду не помрёт?

– Ничего! Изящней будет! Зато астральное тело теперь у него – видел?

Глеб хмыкнул и призадумался. Действительно, астральное тело у сторожа шахматного клуба было – не в пример физическому – стройное, мускулистое…

– Интересно всё у тебя выходит, – язвительно заметил он. – За десять баксов сразу двоих облагодетельствовал: и жертву, и клиента?

– Троих, – с неловкой усмешкой признался Ефрем. – Иногда, знаешь, загляну к нему этак вечерком… в астральном виде… зависну над плечиком… Всё лучше и лучше пишет, собака!

Озадаченный непривычной теплотой, просквозившей в голосе наставника, Глеб растерялся, взял со стола не разобранный ещё омфалоскоп и, повертев, положил обратно.

– Ефрем! – прямо спросил он. – А ты «Кровавую Мэри» как употребляешь? Слой водки, слой сока или перемешиваешь?

Колдун смертельно обиделся и, одним движением надев проволочный обруч, сдвинул линзу на лоб.

– Делать вам нечего! – сердито буркнул он, снова склоняясь над газеткой. – В водку томатный сок лить, продукт портить… Баловство!..

Тёщина подслушка

  • Мысль изречённая есть ложь.
Ф. И. Тютчев

Поставив в прихожей пластмассовое ведёрко, на донце которого нанесены были древние защитные знаки «херъ», «укъ» и «иже», Глеб Портнягин отворил дверь на площадку и, не переступая порога квартиры, присел на корточки. Кажется, тряпка для вытирания ног лежала в том же положении, что и вчера. Тем не менее, прежде чем прикоснуться к грубой крупноволокнистой ткани, ученик чародея внимательно осмотрел её сверху и лишь после этого, подняв за два уголка, принялся изучать с изнанки. Вроде всё чисто.

Не изменяя позы, бросил тряпку в ведро, наполненное на треть заряженной с вечера водой, и заинтересовался притаившимися у входа двумя безобидными с виду лепестками побелки. Подобно любому отбывшему срок, Портнягин мог сидеть на корточках бесконечно долго. Наконец, убедившись в безвредности чешуек, слетевших с кудряво шелушащегося потолка, юноша встал и со спокойной душой перешагнул порог.

Скажи кто-нибудь год назад, что Глеб Портнягин добровольно станет мыть лестничную площадку… Пусть не всю, конечно, площадку, а только малую часть её, примыкающую к двери учителя и наставника… Да нет, никто бы не рискнул!

Приходится, однако, мыть. Мало ли что могли за ночь подбросить, подсыпать, начертать, нашептать! Завистников и конкурентов у старого колдуна Ефрема Нехорошева в Баклужино хватает. Ох хватает…

На первом этаже кто-то грохотал молотком по жести. Такое впечатление, что взламывали почтовый ящик. Глеб отжал тряпку и, выждав, пока бетон просохнет окончательно, зажёг церковную свечу и накапал воском три охранных символа. Сходил вылил грязную воду в унитаз, вымыл ведро, вернулся поправить тряпку и прикрыть дверь. Внизу всё грохотали. Для взлома – слишком долго. Видимо, ремонтируют.

Сходить заодно почту проверить?

С пятого по четвертый этаж панели были практически чисты – народ опасался Ефрема. Первое крупное порнограффити встретилось Глебу лишь через пару пролётов. А потом пошло-поехало. Шаловливые рисунки и надписи густо лепились вперемежку с неумело начертанными колдовскими знаками, призванными отпугивать тех, кто малюет на стенах, – и трудно даже сказать, что преобладало.

На промежуточной площадке Портнягин углядел между оконными рамами пустую бутылку, окурки, одноразовый шприц со сгустком крови внутри и разорванный пакетик от презерватива. В довершение картины кто-то ёрнически вывел маркером на подоконнике: «Вот что нас губит!»

Если бы только их! Чем ниже спускался ученик чародея, тем омерзительнее становилась энергетика. Стены дышали эманациями инфрафизических структур.

При появлении Глеба Калерия Леонтьевна опустила молоток и повернула к юноше лучезарно-кретиническое личико. Зря он ей тогда присоветовал освоить технику внутренней улыбки…

– Помочь? – спросил Портнягин, забирая у неё пассатижи. Уж больно грохот достал.

– Ой, спасибо! – зарделась она. Девочка этакая. Полтора на полтора.

– Не за что… – натужно произнёс Глеб, силой выправляя погнутую жестяную дверцу. Выправил, вернул инструмент. Жертва аутотренинга восхищённо заойкала, заахала, принялась благодарить. Портнягин, особо не прислушиваясь, подошёл к своему ящику. Отомкнул. Осторожно, чтобы невзначай не потревожить предназначенный специально для разносчиков рекламы крепкий сухой стебель щелбан-травы, извлёк корреспонденцию.

– А мой-то влазень совсем остервенел! – Внутренняя улыбка не к месту придала фразе мечтательную задумчивость. – Как его Леночка терпит – ума не приложу…

Влазнем Калерия Леонтьевна именовала своего зятя Иннокентия, которого шибко не любила и всё пыталась развести с дочерью.

– Так и не отсохла? – рассеянно спросил Глеб, проглядывая адреса.

– Ой, знаете… Вроде всё делала, как вы говорили: ущербной луны дождалась, на соль нашептала… «Чёрт с чертищей сидят на пепелище…» В солонку им подсыпала, остаток по углам разбросала. Сначала вроде помогло, а потом опять помирились! Крепко, видать, присушил…

– Вряд ли, – равнодушно отозвался ученик колдуна, хорошо зная манеру соседки срывать консультацию на халяву. – Отката не было?

– Чего-чего не было?

– Отката, – повторил Глеб. – Ну, когда порчу снимают, она обычно возвращается на того, кто её навёл…

– Н-нет… Не было…

– Значит, просто не подействовало. Они у вас не атеисты оба?

– Что вы!..

– Тогда не знаю…

Калерия Леонтьевна пригорюнилась. В сочетании с внутренней улыбкой выглядело это жутковато.

* * *

– Чует моё сердце, Калерия сегодня припрётся, – хмуро известил Глеб, бросая корреспонденцию на стол.

– А я тут при чём? – лукаво молвил старый колдун Ефрем Нехорошев. – Кто у нас по женскому полу спец?

– Да я так, к слову… – Портнягин взглянул в окно. Зима. Утоптанную дорогу пересекал чёрный котяра с заснеженной спиной, давний соперник серо-белого Калиостро. Он явно собирался перейти двор, но не знал как. Кругом сугробы. Остановился в растерянности. Делать нечего – побежал где положено, по прокопанной тропинке, подергивая от омерзения кончиком хвоста. – Ну, допустим, отсушу я Ленку от Кешки! – с недоумением прикинул Глеб. – А вдруг у них любовь? Оно мне надо – карму отягощать!

– Кару, а не карму, – брюзгливо поправил Ефрем. – Что ж вы все так родной язык-то не любите? Это по-ихнему возмездие – «карма». А по-нашему – «кара».

– Да мне что в лоб, что по лбу!

Колдун с любопытством взглянул на широкую, слегка ссутулившуюся спину ученика.

– А знаешь что? – сказал он. – Мы ей того… подслушку, а?

Спина распрямилась.

– Точно! – оборачиваясь, выговорил Глеб. Глаза его ожили, повеселели.

Как выяснилось, сердце чуяло недаром. Буквально через пару минут тихонько застонала, завыла приоткрываемая с опаской входная дверь, и голосок Калерии Леонтьевны осведомился деликатно:

– Ой, можно к вам?

– Отчего ж нельзя? – ворчливо отозвался колдун. – К нам завсегда можно…

Вошла, осветив комнатёнку внутренней улыбкой. Спящий на мониторе Калиостро встрепенулся, уставился – и нервно выстриг зубами воображаемую блоху. Затем нахмурил мурло и, подчёркнуто громко спрыгнув на пол, покинул помещение. Предпочёл пойти потолковать с чёрным супостатом во дворе.

– А мы тут про тебя, Леонтьевна, балакали… – Опередив на мгновение Глеба, наставник неожиданно взял беседу на себя. Оба: и колдун, и ученик – хорошо знали, что если Калерия откроет рот первой, то остановить её потом будет сложно. Всю жизнь перескажет. – Значит, соль на маяту ты наговаривала?

– Наговаривала…

– А землю на рассору?

– И землю…

– Иголку в косяк втыкала?

– Втыкала…

– И не берёт?

– Не берёт…

Старый колдун удручённо покачал редеющими патлами, затем вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на Глеба.

– Подешевле старался, чтоб в расход не вводить… – помявшись, объяснил тот. – Не подслушку же соседке предлагать! Штука дорогая. Полгода настаивалась…

– Под… чего?.. – Калерия мигом навострила уши.

– Да это, видишь, такое зелье, – вынужден был растолковать кудесник. – В чай плеснёшь или ещё куда… Во-от… И кто выпьет – тот услышит, что о нём думают. Только, ты учти, лить надо чуть-чуть, капель двадцать, а то оглушит. Действует, правда, недолго – до десяти досчитать не успеешь… И следующую порцию – только через сутки, не раньше! Средство сильное…

– Ой, а зачем это мне?..

– Да не тебе… – Колдун поморщился. – Дочери плеснёшь. Как услышит мужнины мысли, сразу на развод подаст…

– Ой, так откуда ж я знаю, какие у него мысли? А вдруг…

– Леонтьевна! – изумлённо отшатнувшись, вскричал Ефрем. – Побойся Бога! Ты нам что о своём зяте рассказывала?..

– Ой… – Калерия вконец растерялась.

– Врала, что ли?..

Внутренняя улыбка увяла.

– Ну, так прямо и скажи: врала!..

– А-а… – Внезапно Калерию накрыло озарение. – А самой сначала попробовать можно?

– Глеб! – позвал колдун. – Отмерь ей в пузырёк двадцать капель… Или даже двадцать пять. Вернее будет… – Он снова повернулся к соседке. – Выпьешь с чаем, послушаешь, что он там о твоей дочке думает… Ну а тогда уж сама решай: приходить тебе за добавкой, не приходить…

– А за пробу платят?

– Нет, – терпеливо сказал Ефрем. – За пробу не платят. Бери пузырёк и беги, пока я добрый…

– Ловко ты, – уважительно заметил Глеб, когда Калерия Леонтьевна, припрятывая на ходу бесплатную скляницу, торопливо исчезла за дверью.

Колдун самодовольно огладил реденькую бородёнку.

«Ма-ау-у…» – презрительно-зловеще взвыло под окном. Серо-белый Калиостро во всеуслышание обвинял чёрного недруга в умственной неполноценности.

* * *

К вечеру, как и следовало ожидать, грянула оттепель. Для настоящей баклужинской зимы сроки ещё не приспели. За открытой форточкой рушилась капель. Колдун и его ученик сидели по разные стороны стола и предавались чтению на сон грядущий.

Глеб Портнягин угрюмо вникал в потрёпанную чёрную книгу времён самиздата и понимал помаленьку, каким образом завелась в учителе эта пагубная тяга к спиртному. «Кориандровая, – читал он древние наставления, – действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя все члены, расслабляет душу…» Глеб насупился и украдкой взглянул на Ефрема. При матовом уютном свете маленькой, но яркой шаровой молнии, неподвижно зависшей над столешницей, морщинистое лицо наставника казалось благостным и умиротворённым. Старый колдун неспешно листал уникальное издание Библии, снабжённое не только перекрёстными ссылками, но ещё и смайликами, поскольку поди пойми, когда Он говорит всерьёз, а когда иронизирует.

Примерно к десяти часам, разрушив своим появлением гармонию бытия, опять ворвалась Калерия. Пришлось включить верхний свет, а шаровую молнию временно выгнать в форточку.

– Ой! – выдохнула соседка. – Беру! Сколько эта ваша подслушка стоит?

Глазёнки её продолжали выпрыгивать от восторга, даже когда ей назвали цену.

– Нормально сработало? – поинтересовался Глеб, пересчитывая купюры, вырученные за пятьдесят капель зелья.

– Ещё как нормально! – ликовала Калерия. – Он такое о ней подумал… Такое подумал… Ну, сама завтра услышит! Всё услышит!..

– Так что подумал-то? – вмешался Ефрем.

Калерия набрала полную грудную клетку воздуха и выпалила победно:

– Подумал: «Такая же сука, как мамаша!»

– Ай-яй-яй-яй… – посочувствовал старый колдун. – Надо же!.. Только слышь, Леонтьевна! Когда завтра зелье подольёшь, сама там с ними не торчи. На рынок, что ли, сходи… А то ведь Ленка и твои мысли услышит. Нехорошо получится…

* * *

На следующее утро, завершая дезактивацию лестничной клетки, Глеб обнаружил, что пролётом ниже стоит и ждёт окончания священнодействия дочь Калерии Леонтьевны Леночка. Её гладкое, несколько акулье личико показалось ему сегодня малость растерянным.

– Привет, – неуверенно сказала она. – А я к вам…

Когда к колдуну обращаются с просьбой или хотя бы просто с вопросом, сразу он ни за что не ответит. Похмурится, почванится, по обыкновению, а потом уж, если повезёт, словцо обронит. Все прекрасно понимают, что так положено, – и никто не обижается. Говорливость (и то брюзгливую) могут позволить себе лишь корифеи уровня Ефрема Нехорошева.

Портнягин сдвинул брови и принялся тщательно расправлять тряпку у порога. Доведя её до геометрической правильности, встал, осмотрел критически и только потом искоса взглянул на Леночку.

– Заходи, – глухо велел он.

Пропустил гостью в квартиру, прикрыл дверь.

– Здравствуйте, дядя Ефрем, – оробело приветствовала гостья старого кудесника, что тоже выглядело немного странно, поскольку обычно дочь Калерии Леонтьевны робостью не отличалась.

– Здравствуй, Леночка, здравствуй… – откликнулся тот. – А мать на рынок пошла?

– На рынок… – Помолчала, решаясь. Потом вскинула глаза – и призналась испуганно: – Дядя Ефрем! Кажется, я ведьма…

– А что такое?

– Пьём сейчас чай – и вдруг слышу Кешины мысли!

– Вона как… И что ж он подумал?

Бледные щёки молодой акулки потеплели.

– Подумал: «Ах ты, моя лапушка…» – потупившись, проговорила она. – И главное, нежно так…

Колдун и ученик переглянулись.

– Не-ет… – убеждённо сказал наконец Ефрем Нехорошев. – Это знаешь что? Это мы вчера зелье тут нечаянно разлили. А перекрытия-то хлипкие… за ночь, видать, к вам протекло… Больше не повторится… Так что живи спокойно, Леночка, никакая ты не ведьма…

– Вы его почаще проливайте! – с вызовом посоветовала она, мгновенно становясь собой.

Дерзко засмеялась – и вышла.

Глеб непонимающе смотрел на Ефрема.

– Нет, ну бутылки я перепутать никак не мог, – сказал он. – Точно говорю, из одной наливал…

– Да понятно, что из одной… – проворчал тот.

– А как же так вышло?

– Да всяко бывает… – сердито помолчав, отозвался старый чародей. – Скажем, сейчас я о тебе хорошо подумал, а минут через пять – плохо. Раз на раз не приходится… – Покряхтел и добавил задумчиво: – А может, она и впрямь вчера сука была. А сегодня лапушка…

Фантом с бакенбардами

  • И снова скальд чужую песню сложит
  • И как свою её произнесёт.
Осип Мандельштам

Редакция газеты «Ведун» втиснулась между булочной «Хлеб насущный» и магазинчиком «Оккульттовары». Взойдя на покрытое снежной слякотью бетонное крыльцо, ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева Глеб Портнягин обернулся и с неудовольствием оглядел необычно людную улочку. Под колокольный звон, колыша ало-золотыми хоругвями, баклужинские коммунисты-выкресты шли на митинг. Мелькнул плакат: «Страшный суд – светлое будущее всего человечества».

Пренебрежительно скривив рот, Глеб повернулся к политическим противникам спиной и толкнул тугую стеклянную дверь.

– Здравствуйте, Глеб Кондратьевич! – разулыбалась сильно тронутая возрастом вахтёрша в мохеровой розовой кофте и вязаной шапочке (на вооружённую охрану у редакции средств не хватало). – А мы уж вас заждались…

Объявления и рекламу Ефрема Нехорошева «Ведун» публиковал бесплатно, пользуясь взамен услугами Глеба, еженедельно проверявшего состояние энергетики в кабинетах и, если надо, снимавшего порчу с сотрудников.

– Здравствуйте, – сдержанно отозвался Глеб. – Ну и что у нас сегодня сверхъестественного?

– Редактор про вас с самого утра спрашивал, – отрапортовала вахтёрша. Далее голос её упал: – И ещё, знаете, лампочка…

Портнягин с неприязнью покосился на вязаную шапочку.

– Вообще-то, я не электрик, – сухо напомнил он.

– Так ведь три дня уже как перегорела! – жалобно вскричала мохеровая охранница, округляя от искренности глаза. – Своими руками вывинтила, в мусорку кинула! Патрон – пустой, а она всё равно зажигается! В полночь, главное…

– А, вон оно что… – смягчился Глеб. – И где это?

– Да вот, в кладовке…

Женщина засуетилась, выбираясь из-за деревянного барьера. Вдвоём они приблизились к узкой двери, за которой обнаружился закуток, на треть заставленный невскрытыми пачками старых газет. Косо выдающийся из стены закутка белёный электрический патрон действительно был пуст.

– Позавчера ночью дежурю… – Вахтёрша перешла на боязливый шёпот. – Смотрю: свет из-под двери. Думала сначала, кто-то новую лампочку ввернул. Пошла выключить – чего зря свет жечь? Не выключается. Надела варежку, хотела вывинтить, а её не ухватишь!

– Горячая?

– Если бы! Рука насквозь проходит, верите?

– Ясно… – вздохнул Портнягин.

Вахтёрша обиделась:

– Если не верите, сами сегодня ночью придите – и…

– Почему же? Верю… – Рослый ученик чародея привстал на цыпочки и произвёл пару пассов перед пустым патроном. – Лампа-призрак, обычное дело… Сильно достаёт?

– Да нет… – смешалась вахтёрша. – Просто не по себе как-то, знаете… И счётчик денежку мотает!

– Ничего он не мотает, – сказал Портнягин, снова опускаясь на всю ступню и отряхивая ладони от чего-то невидимого. – Энергию призраки сосут из астрала, так что счётчик тут ни при чём. Вы на неё просто внимания не обращайте… Явление безобидное…

– Как же безобидное, если призрак? – Женщина поёжилась.

– А вам какая разница? – удивился Глеб. – Вы-то – человек, а не лампочка… Новую ввернуть не пробовали?

– Да я сюда теперь и подходить боюсь!

– Вот и хорошо. А то на одних лампах разоритесь. Спиральки у них чуткие, нервные, а тут призрак! С перепугу перегорать начнут.

Вахтёрша моргала.

– Так это что ж? – оскорблённо проговорила она, сообразив. – У лампочек, что ли, тоже душа есть?

– А как же! – сказал Портнягин. – Любой электроприбор состоит из физической основы и энергетической сущности. Как и мы с вами. Пока лежит на складе – мёртвая материя. Разные там пробные включения после сборки – не в счёт. Так, вспышки сознания, потом они обычно забываются… – Ученик чародея увлёкся, не замечая, что его добродушные объяснения звучат для собеседницы прямым кощунством. – А подсоединили к сети – всё: побежал ток по проводам, пошли мыслительные процессы, то есть, считай, душа народилась. Предполагают, что электрический контур каждой перегоревшей лампочки, – добавил он как бы по секрету, – витает вокруг патрона девять дней. Незримо, правда. Хотя бывает, что и проявляется. Вот как у вас…

Услышав такое, вахтёрша даже помолодела от возмущения.

– Девять дней? Да вы что, Глеб Кондратьич? Может, ещё скажете, что они потом в рай идут?!

– Н-ну, в рай не в рай… Есть там у них, короче, такой эфирный слой… Но это долго объяснять. Редактор на месте?

– На месте! – бросила женщина и, сильно раздосадованная, вернулась за свой барьер у входа.

Интересно, что бы она сказала, узнав о существовании пятимерно-пространственного Форгаранда – потустороннего обиталища великих творений архитектуры, столь впечатляюще описанного Даниилом Андреевым? Или, скажем, о загробной жизни автомобилей. Или об удивительном рае обувных шнурков, имеющем всего одно измерение. Да им, в общем-то, больше и не надо, шнуркам…

* * *

Помещение редакции «Ведуна» было тесным, как лабиринт, на чём, собственно, сходство и кончалось. Заблудиться в шести пенальчиках, гордо именуемых кабинетами, сами понимаете, затруднительно. Даже апартаменты редактора, если и превышали размерами узкий жилой чуланчик в однокомнатке Ефрема Нехорошева, то не намного.

При виде Глеба редактор Ларион Маркелович, представительный, смолоду седовласый мужчина с красивым, но вечно испуганным лицом, встал во весь рост из-за стола и осторожно, чтобы невзначай не ушибиться о мебель, раскинул руки.

– Глеб! – шумно возликовал он. – Ну наконец-то!

– Привет, – сказал Портнягин, прикрывая за собой дверь. – Что у тебя опять стряслось?

Несмотря на солидную разницу в годах, оба вели себя друг с другом как ровесники. Так уж сложилось.

– Чаю? Кофе? Водки?

– Чаю, – вклиниваясь между столом и стулом, сказал Портнягин. – Кофе ты варить не умеешь.

– Да он растворимый!

– Тем более.

От присутствия двух крупных мужчин в помещеньице стало совсем тесно, поэтому чай Маркелыч заваривал скупыми точными движениями и всё равно пару раз угодил локтем в стекло припавшего к стене плоского шкафчика, где хранилась коллекция призовых оберегов.

– «Письмецо в конверте»? – полюбопытствовал Глеб.

– Да, – отрывисто ответил редактор. – Письмецо. – Втиснулся за стол, выдвинул, насколько это было возможно, ящик и достал прихваченные единой скрепкой два тетрадных листочка и конверт – всё лежалое, желтоватое. – Вот, ознакомься…

– «Дорогая редакция! – заранее нахмурясь, прочёл Портнягин. – Пишет Вам Ваша давняя подписчица, домохозяйка Пелагея Чиркуль…»

Ничего из ряда вон выходящего письмо не содержало. Крупными округлыми буквами подписчица извещала о том, что сочинила стихотворение, каковое прилагает отдельно с надеждой на публикацию. Если же редакция сочтёт, что затронутая тема не имеет отношения к оккультизму (предупреждала Пелагея Чиркуль), то это стихотворение только с виду бытовое, а на самом деле мистическое, поскольку под упомянутой в нём темницей надлежит разуметь нашу физическую оболочку, а под узником – астральное тело.

Судя по некоторым особенностям наклона и начертания букв, всё изложенное было оголтелым враньём. Но не более того. Ни магических знаков, ни следов заговора Глебу обнаружить не удалось.

– И что? – с недоумением спросил ученик чародея, бережно принимая чашку чая на крохотном картонном поддончике.

– Теперь стишок прочти!

Портнягин освободил от скрепки второй листок.

– «Узник», – несколько озадаченно огласил он. Хмыкнул, пробежал глазами первые строчки. – По-моему, я это уже где-то читал…

– Я – тоже, – мрачно откликнулся редактор.

– Нет, это не ко мне, – решительно сказал Глеб, возвращая бумаги и скрепку. – Это к участковому. Или к психиатру.

Такое впечатление, что Леонид Маркелович был слегка шокирован портнягинской прямотой.

– Глеб! – пристыдил он. – Ты же колдун! Как ты можешь?

– А что я такого сказал?

– Ты что же, хочешь, чтобы мы вернулись во времена воинствующего материализма? – Редактор был не на шутку взволнован. – Чтобы снова невинных людей огульно обвиняли в литературном воровстве? Высмеивали всенародно, издевались, к позорному столбу ставили…

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

Робертсон Дэвис – крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из л...
«…Несмотря на „преклонный возраст“, моя ближайшая и любимая подруга Надя никак не могла выбрать дост...
«Мы шли по большой дороге, а они косили в молодом березовом лесу поблизости от нее – и пели.Это было...
Вы держите в руках очередной подарок от автора мирового бестселлера «Опыт дурака, или Ключ к прозрен...
Служба в столицах не заладилась, пришлось возвращаться в провинцию, благо очередная заварушка на гра...
Какой сталкер не мечтает о своем доме под проливными дождями Зоны? Кто из них не хотел бы выбраться ...