Марь Корсакова Татьяна

Глава 5

Из дремы Стешу выдернул стук в дверь. Она вскинулась, затрясла головой, пытаясь понять, где она и что происходит, пытаясь вернуть сознанию хоть какую-то ясность. Стук повторился. Стеша посмотрела на настенные часы. Четверть шестого. Можно считать это время рассветным?

Она встала из-за стола, прокралась в сени, замерла у двери, прислушалась. С той стороны больше не доносилось ни звука, и Стеше начало казаться, что ей все приснилось. Она уже собиралась отойти от двери, когда услышала слабый стон.

– Бабушка? – Стеша прижалась ухом к двери. – Бабушка, это вы?

– Открой, – послышалось с той стороны.

Голос был такой, что не понять, баба Марфа это или кто-то из тех, других. Стеша затаила дыхание.

– Это я. Открывай, Стэфа!

Голос сделался чуть громче, а интонация, с которой произнесли ее имя, не оставляла никаких сомнений. Да и Стэфой ее звала только баба Марфа. Родители и Катюша всегда называли ее Стешей, а преподаватели в мединституте – полным именем. Стефания. Но сейчас это было совершенно не важно! Дрожащими руками, стараясь не коснуться висящего на двери черепа, Стеша отодвинула засов и приоткрыла дверь.

Баба Марфа сидела на крыльце, привалившись спиной к стене. От нее пахло гарью, а от полушубка поднимались струйки дыма, как от того страшного существа… Стеша вздрогнула, попыталась закрыть дверь.

– Это я, Стэфа! – сказала баба Марфа ворчливо. – Не бойся, уже утро.

Стеша боялась, но не за себя, а за Катюшу. Не могла она рисковать жизнью сестры. Но и бросить старого человека на морозе она тоже не могла.

– От вас идет дым, – сказала она шепотом.

– Ночь с угарниками провела. Чему удивляться?

– Угарниками?

– Помоги встать, Стэфа. Сил никаких нет.

Стеша выскользнула на крыльцо, подхватила бабу Марфу за подмышки. Та, несмотря на преклонный возраст, была старухой крепкой и высокой, на голову выше самой Стеши. Вблизи дымный запах, исходивший от ее одежды, сделался еще сильнее. От него заслезились глаза и запершило в горле.

– Дверь запри, – велела баба Марфа, как только они оказались в сенях.

Пока Стеша возилась с засовом, она сбросила полушубок прямо на пол, потопталась по нему валенками, словно сбивая огонь. Если от полушубка пахло гарью, то от валенок – мокрой псиной. И следы от них на полу тоже оставались мокрые. Словно баба Марфа провалилась по колено в воду. Точно так же, как совсем недавно сама Стеша.

В комнате старуха без сил опустилась на стул и сказала без всякого выражения:

– Помоги раздеться.

Выглядела она ужасно. Выбившиеся из-под платка волосы казались седыми из-за припорошившего их пепла. Изрезанное морщинами лицо сделалось землистого цвета, глаза и щеки ввалились, руки подрагивали.

Стеша стащила с нее сначала один насквозь промокший валенок, потом второй, приткнула их к печному боку. Помогла снять вязаную кофту, попыталась надеть на искореженные артритом стопы шерстяные носки, но баба Марфа отказалась.

– В кладовой на полке кувшин, – сказала она едва слышным, но привычно сварливым голосом. – Принеси мне.

Стеша метнулась в кладовку, схватила с полки глиняный кувшин, вернулась обратно в комнату. В кувшине хранилась какая-то остро пахнущая трава. Баба Марфа высыпала горсть в большую чашку, велела:

– Кипятку плесни!

Стеша вытащила из печи горшок, залила траву кипятком, придвинула чашку к старухе, сама уселась напротив.

– Где вы были? – спросила шепотом.

– На болоте. – Старуха бросила на нее мрачный взгляд.

– Кто эти… существа? – Назвать ночных гостей людьми не поворачивался язык. – Кто они такие? Зачем они приходили?

– Кто? – Баба Марфа обхватила обеими руками чашку, вдохнула исходящий от нее пар. – Это угарники.

– Кто такие угарники?

– Нежить.

– Как это нежить? – Стеша одновременно верила и не верила сказанному. С одной стороны, как можно верить в подобные деревенские сказки? А с другой – она все видела собственными глазами!

– Нежить – это когда не живое и не до конца мертвое. – Баба Марфа сделала большой глоток кипятку и даже не поморщилась. Точно так же пил ее чай Серафим.

– А они… оно было неживое?

Стеша уселась напротив старухи, обхватила себя руками за плечи. Ее знобило то ли от холода, то ли от пережитого ужаса.

– Устала я, – сказала баба Марфа бесцветным голосом. – Устала и замерзла. На печь полезу. Отдохнуть мне надо. И ты иди спать.

– Я не хочу спать! – почти выкрикнула Стеша и тут же прикрыла себе рот рукой. – Я хочу знать, что произошло сегодня ночью. Это были… какие-то галлюцинации? Вы что-то подсыпаете в этот ваш чай, да? Вы меня опоили?

– Иди спать, – повторила баба Марфа едва слышно.

– Зачем все это? Что вы делаете? – спросила Стеша так же едва слышно.

– Что я делаю?

– Вы пытаетесь заставить меня поверить во все это… – Она запнулась, подбирая правильное слово. – Мракобесие! Вы хотите, чтобы мы с Катюшей ушли, да? Так и скажите прямо! Зачем все это?

– Я хочу, чтобы вы ушли.

Стеша почти до крови прикусила губу, отодвинулась от старухи как можно дальше. Теперь, когда все предельно ясно, нужно собраться с силами и решить, как им действовать дальше. Нет, как ей действовать дальше, потому что вся ответственность теперь лежит только на ее плечах.

– Я хочу, чтобы вы ушли, – повторила старуха усталым шепотом. – Но, боюсь, теперь уже поздно.

– Почему поздно? – спросила Стеша, хотя всего мгновение назад дала себе зарок не разговаривать с бабой Марфой и быть сильной.

– Ты спрашивала, зачем они приходили.

– Это все не взаправду! Это какой-то морок! Галлюциноген в ваших чертовых травках!

– Они приходили за тобой, Стэфа. – Баба Марфа словно не слышала ни ее страха, ни ее обвинений. Баба Марфа словно бы разговаривала сама с собой, и монолог этот никто не смел остановить.

– Почему? – Стеша встала из-за стола, отошла к окну. Специально отошла, чтобы их с этой сумасшедшей старухой разделяло как можно большее расстояние. – Зачем я им?

– Зачем я как раз могу понять. – Баба Марфа допила свой отвар. – А вот почему… Ты мне скажи, Стэфа, почему они явились?

– Я?! – От возмущения Стеша потеряла дар речи. – Я должна обосновать вот эту… бесовщину?!

Она утратила самоконтроль и с шепота снова перешла на крик. Из-за двери, ведущей в спальню, послышался испуганный плач Катюши. Не говоря больше ни слова, Стеша бросилась к сестре.

Катюша сражалась с кем-то невидимым, пыталась выпростаться из тяжелого кокона, в которое превратилось одеяло, стонала и плакала во сне. Стеше понадобилось время, чтобы успокоить сестренку. Когда она вышла, наконец, из спальни, бабы Марфы за столом уже не было, лишь слабо колыхалась занавеска на печи. Стеша в растерянности постояла посреди комнаты, а потом вернулась в спальню, легла рядом с Катюшей и почти мгновенно провалилась в пахнущий гарью и наполненный треском огня сон.

Она проснулась так же внезапно, как и уснула. Открыла глаза, уставилась на подсвеченное солнцем окошко. Катюши рядом не было. Ватное одеяло лежало на полу. В затуманенное сном сознание медленно и неуклонно вползали ночные воспоминания. Или ночные галлюцинации. Стеша села в кровати так резко, что закружилась голова.

– Катя! Катюша! – позвала она, натягивая поверх ночной сорочки кофту.

Сестра нашлась в передней комнате, которая служила им одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Катюша сидела за столом, перед ней стояла тарелка с блинами и чашка молока. Деревянная птичка лежала тут же. Первый робкий луч мартовского солнца золотил ее резной бок. От сердца сразу отлегло, а ужасы минувшей ночи истаяли, как предрассветный туман. Подумалось вдруг, что все это ей просто приснилось. Не было никаких ночных гостей. Не было змеиного черепа на двери. Баба Марфа никуда не уходила и ни в чем не обвиняла Стешу.

– А где бабушка? – Стеша погладила Катюшу по голове.

После смерти мамы болтушка и хохотушка Катюша перестала разговаривать. Нет, она не онемела, но словно бы утратила интерес к словам, как будто ей больше нечего было сказать этому страшному и несправедливому миру. Стеша не пыталась ее разговорить, потому что понимала: всему свое время. Когда-нибудь ее младшая сестра примет случившееся и станет прежней. Стеше хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее, поэтому она старалась вести себя так, словно ничего в их жизни не изменилось, словно баба Марфа – это не злая, совершенно чужая им старуха, а любимая бабушка. Ей хотелось, чтобы Катюша думала именно так. Надежды на то, что баба Марфа хоть когда-нибудь по-настоящему признает их своими родными внучками, лично у нее не было.

Хлопнула входная дверь, по босым ногам потянуло холодом. А через мгновение в избу вошла баба Марфа. Выглядела она обычно, насколько вообще может выглядеть обычно болотная ведьма. Она зыркнула на них с Катюшей недобрым взглядом, бухнула на табурет ведро с водой. Все это было бы почти привычно, почти нормально, если бы от бабы Марфы остро и до тошноты отчетливо не пахло гарью.

– Блины в печи, – сказала она, стаскивая с себя телогрейку. Полушубок с обгоревшим воротником лохматой и вонючей кучей до сих пор лежал у двери. – Чай можешь не пить. Не надо тебе рисковать.

И столько желчи было в ее словах, что Стеша от злости стиснула зубы.

– Я попью воды, – сказала она с вызовом.

– Попей. – Баба Марфа не смотрела в ее сторону. – А потом ступай к колодцу.

– Зачем? – Они разговаривали так, словно ночью не случилось ничего необычного, ничего страшного.

– Протопим баню, нужно помыться и постирать белье. Малая, ты почему еще не поела? – Баба Марфа строго посмотрела на Катюшу. Под ее взглядом Стеша сжалась, приготовилась к бою за сестру. Но Катюша нисколько не испугалась ни взгляда, ни строгости. Она улыбнулась старухе и придвинула поближе к себе тарелку с блинами.

– А ты чего стоишь? – спросила баба Марфа, переводя взгляд с Кати на Стешу. – Ждешь особого приглашения?

– Я сейчас. – Стеша натянула на ноги валенки, накинула полушубок. – Мне нужно… – Она не договорила, вышла в сени и замерла перед входной дверью.

В рассеянном, но достаточно ярком свете, проникающем внутрь сквозь узкое окошко, дверь была видна вполне отчетливо. На металлическом крюке уже не было никакого черепа. Тоже примерещилось? Стеша сделала глубокий вдох и толкнула дверь.

Снаружи было ярко и морозно. Весна еще только-только вступала в свои права, но уже было очевидно, что битву с зимой она выиграла. Было что-то такое особенное в звенящем воздухе, чем-то таким он пах! Нет, не гарью, а талой водой и сырой землей. Ароматы эти неожиданно показались Стеше приятными и успокаивающими. Подхватив стоящее в сенях пустое ведро, она направилась к колодцу, но на полпути остановилась, обернулась. Отсюда не было видно окошка их с Катюшей спальни, а Стеше было важно удостовериться, убедиться в том, что случившееся минувшей ночью ей не привиделось. Или, наоборот, привиделось. Она поставила ведро на землю и направилась обратно к дому.

В первое мгновение Стеше показалось, что все хорошо, что нет причин для страха: снег под окошком был девственно-белый и пушистый. Можно было списать все на кошмар или галлюцинации и уйти, но Стеша пнула снежный сугроб носком валенка. Под девственно-белым оказалось черно-красное. Свернувшаяся заячья кровь прожгла в рыхлом мартовском снегу дыры почти до самой земли. Баба Марфа всего лишь присыпала это место свежим снегом, может быть, даже прошлась по нему метлой. Замела следы. Зачем? Чтобы ничего не напоминало о событиях ночи? Чтобы Катюша не испугалась? Чтобы Стеша больше не задавала вопросов? Стеша попятилась, поскользнулась и едва не рухнула в сугроб.

До колодца она шла, не оборачиваясь. Хватит с нее! У нее есть дело, самое простое, хоть и не самое легкое. Она должна натаскать воды в баню. Баня у бабы Марфы была маленькая, приземистая. В крошечном предбаннике места хватало лишь на широкую лавку и прибитую к стене вешалку. Места в самой парной было немногим больше. Здесь сладко пахло сухими травами и смолой. Внутренность железного бака была начищена до зеркального блеска. На вбитых в стену гвоздях висели две шайки и несколько дубовых веников. Баня, казалось, все еще хранила тепло, хотя быть такого никак не могло.

К тому моменту, как Стеша наполнила бак водой, спина ее взмокла, а колкий мартовский воздух уже не морозил, а приятно освежал. Неожиданно для самой себя она поняла, что больше не боится, что рутинное и не самое легкое занятие вышибло из головы все дурные мысли. А еще очень захотелось есть.

Когда Стеша вернулась в дом, баба Марфа возилась у печи. Поверх черной юбки она повязала белый передник, волосы убрала под низко повязанный платок и со спины была похожа на самую обыкновенную деревенскую бабушку. К сожалению, только со спины.

– Управилась? – спросила она, не глядя на Стешу.

– Управилась. – Стеша стащила валенки, прижалась озябшими, покрасневшими от ледяной воды ладонями к печному боку.

– Садись завтракать, – сказала баба Марфа и ловким движением стряхнула блин с чугунной сковородки на стоящую на припёке тарелку.

– Спасибо. – Стеша забрала тарелку, присела к столу.

Через приоткрытую дверь она видела, как в спальне Катюша играет со своей деревянной птичкой. Наверное, самое время поговорить. Вот только с чего начать? Какой вопрос задать бабе Марфе? На какой вопрос она захочет ответить?

Начинать не пришлось. Баба Марфа села напротив, уставилась на Стешу тяжелым взглядом своих черных цыганских глаз. У мамы и у самой Стеши глаза были зеленого цвета, у Катюши – светло-карие. Вот такой непроницаемой угольной радужки не было ни у кого в их семье.

– Где твой платок? – спросила баба Марфа.

– Какой платок? – Сердце похолодело и стало биться в разы быстрее. – У меня несколько платков.

На самом деле платок был только один, и теперь Стеша надевала шерстяной берет или и вовсе ходила с непокрытой головой. Весна ведь!

– Тот красный платок, в котором ты приехала.

– А почему вы спрашиваете?

Ей был неприятен этот допрос. Было что-то странное в том, каким тоном баба Марфа его вела, и в том, каким взглядом на нее смотрела.

– Где платок? – процедила баба Марфа и стукнула ладонью по столу с такой силой, что Стеша от неожиданности уронила вилку. Та с тихим бряцаньем упала на пол. Пришлось лезть за ней под стол. Это дало Стеше время прийти в себя и собраться с силами для отпора.

– Я его потеряла. – Сказала она, выныривая с вилкой из-под стола. – Не понимаю, какое вам…

– Где? – перебила ее баба Марфа.

– Что где? – Стеша вытерла вилку лежащим на краю стола полотенцем.

– Где ты потеряла свой платок?

– Не знаю, – соврала Стеша. Отчего-то говорить старухе правду не хотелось.

– Не ври мне! – Баба Марфа крепко сжала ее запястье своими сухими узловатыми пальцами. – Спрашиваю в последний раз! Где ты потеряла свой платок?

И как-то сразу стало ясно, что это и в самом деле в последний раз, что, если Стеша снова соврет, последствия для них с Катюшей могут быть самыми непредсказуемыми.

– На болоте. Я не помню точно. Кажется, на болоте.

Баба Марфа подалась вперед. Ее ногти впились в кожу Стеши с такой силой, что стало по-настоящему больно и по-настоящему страшно.

– Когда? – спросила старуха едва слышно. В голосе ее снова трещал огонь. Как у тех… угарников. – Когда ты его потеряла?

Когда? Это Стеша знала совершенно точно.

– В тот день, когда вы с Серафимом ходили слушать болото! – сказала она с вызовом. – Это ж самое обычное дело, да? Слушать болото! Вы пошли, а мне стало интересно.

– Ты за нами следила? – Баба Марфа теперь говорила совершенно будничным тоном. Пальцы она тоже разжала. От ее ногтей на Стешином запястье остались багровые лунки.

– Да, – сказала Стеша, – я пошла за вами на болото.

– Ты пошла за нами на болото и…

– И заблудилась.

Не станешь же рассказывать еще и о тех своих галлюцинациях. Как объяснить этой вредной старухе, что она почувствовала в тот момент? Как рассказать, что болото показалось ей огромным живым существом?

Баба Марфа вдруг с мучительным свистом втянула в себя воздух, и Стеша испугалась, что у нее сейчас случится приступ удушья.

– Ты видела дым или огонь? – спросила баба Марфа. Крепкие пальцы ее теперь сжимали столешницу с той же силой, с какой раньше сжимали Стешину руку.

– Я видела воду. – Стеша потерла глаза, словно этот жест мог прогнать вернувшееся вместе с воспоминаниями наваждение. – Снег начал таять прямо у меня под ногами.

Ответ был такой же странный, как и вопрос. Но, кажется, бабу Марфу он удовлетворил. Удовлетворил, но не успокоил.

– Ты сказала, что заблудилась.

– Так и было.

– Как ты вышла к дому?

– Не знаю. – Стеша пожала плечами. – Шла, шла и вышла.

На самом деле она не шла, а бежала со всех ног. Но зачем бабе Марфе такие подробности?

– Что ты видела?

– Кроме болота?

– Да. Что ты видела, кроме болота?

– Ничего!

Вот здесь Стеша была готова стоять до конца: она ничего особенного не видела, а что видела, то ей просто примерещилось.

– Хорошо, – сказала вдруг баба Марфа.

Вот только по глазам ее было видно, что ничего не хорошо, что она взволнована и зла. Она злилась на Стешу за то, что та самовольно вышла из дома? В двадцать лет нужно спрашивать разрешение на прогулку?!

– Все ведь закончилось хорошо. – Стеша почувствовала острое желание если не оправдаться, то хотя бы защититься от этого полного немого укора взгляда. – Со мной ничего плохого не случилось.

– Случилось. – Костяшки пальцев, сжимающих столешницу, побелели, кожа на них натянулась до такой степени, что, кажется, была готова лопнуть в любой момент.

– Что случилось?

– Я думала, что ты умнее своей сестры, – сказала баба Марфа, а Стеше показалось, что старуха наотмашь хлестнула ее по щеке. – Я думала, ты взрослая, а ты безответственная идиотка!

– Как вы смеете?! – Теперь уже сама Стеша вцепилась в столешницу. Теперь ее костяшки побелели от ярости. – Почему вы…

– Смею! – оборвала ее баба Марфа. – Это ты пришла в мой дом! Это по твоему следу явились угарники! Это ты не желаешь слушать и слышать!

– Я не сделала ничего плохого! – Стеша скосила взгляд на полуприкрытую дверь и перешла на злой шепот. – Я вообще не понимаю, что тут творится!

– Вот именно! – с яростью в голосе прошипела баба Марфа. – Ты вообще ничего не понимаешь!

– Так объясните мне!

Собственная Стешина ярость была так велика, что сдерживать ее с каждым мгновением становилось все сложнее и сложнее. Она шла от Стеши невидимыми концентрическими кругами, как радиоволны. Она тяжелым камнем упала в стоящее на табурете ведро, брызгами разлетелась по комнате, ледяным туманом осела на Стешиных щеках и исчезла.

– Ой, – сказала Стеша, утирая лицо рукавом. – Что это было? Откуда?

Баба Марфа молча встала из-за стола, подошла к ведру, посмотрела на растекающуюся по полу лужу. Стеша тоже встала. В голове мелькнула одновременно глупая и шальная мысль, что вместе с водой баба Марфа зачерпнула из колодца рыбу, и теперь эта рыба бьется в ведре, рвется на волю. Вот только в ведре не было никакой рыбы. Ни рыбы, ни камня. А вода все равно волновалась, нервно билась о цинковые стенки ведра, как во время шторма бьются об утес морские волны.

– Я не понимаю. – Стеша протянула к ведру руку, и от этого растерянного жеста вода вдруг успокоилась и замерла.

Баба Марфа горестно вздохнула, уголком своего черного вдовьего платка стерла каплю с морщинистой щеки.

– Я тебя предупреждала, – сказала она равнодушным, разом утратившим все эмоции голосом. – Я предупреждала, что нельзя ничего брать у болота.

– Я не брала. – Стеша рассеянно разглядывала свою раскрытую ладонь. – Я ничего не брала у болота, бабушка.

– Но ты отдала.

– Что? Что я отдала?

– Платок. Ты отдала болоту свой платок.

– Я не отдавала. Оно само…

– Оно само… – Баба Марфа горестно усмехнулась. – Оно всегда находит способ.

– Болото?

– Весна в этом году будет ранней. – Баба Марфа говорила своим привычным ворчливым тоном, словно и не случилось между ними вот этого одновременно странного и страшного разговора. – Блин твой остыл. Доедай. И чаю я тебе налью. Не бойся. Теперь ты мои чаи можешь пить смело. – Она снова усмехнулась, а потом пробормотала себе под нос: – Не пойму, им-то ты теперь зачем?

– Кому? – спросила Стеша. – Я тоже ничего не понимаю. Не должно так быть, бабушка.

– Как должно, так и будет. Я смотрю, от меня тут вообще ничего не зависит.

Баба Марфа вдруг шагнула к Стеше и погладила ее по голове. Это был сухой, неласковый жест, но на сердце вдруг стало легче. Наверное, так чувствует себя бродячий пес, когда тянется к незнакомцу, еще не зная, что получит: кусок хлеба или удар палкой.

– Обещай мне, Стэфа. – Баба Марфа всматривалась в нее своими черными глазами, словно пыталась разглядеть в ней что-то новое, доселе неведанное. А может, и разглядела.

– Что обещать? – спросила Стеша. Все ее силы уходили на то, чтобы выдержать этот колючий взгляд.

– Свое ты болоту уже дала. Вольно ли, невольно ли, но дала. С этим уже ничего не поделать. Не бери у него ничего.

– У болота?

– Заманивать будет. Подарки дарить такие, что еще попробуй отказаться. Но ты держись, ничего у него не бери.

– Какие еще подарки на болоте? Грибы с ягодами? – Стеша невольно улыбнулась. – Так я в них не разбираюсь. Я вообще леса не знаю. Я в городе росла.

– Оно хитрое. – Баба Марфа, наконец, от нее отвернулась, принялась разливать по чашкам свой чай, который теперь Стеше можно пить. – Иногда так сразу и не поймешь, что это подарок. Мне ли не знать. А как поймешь, так уже и поздно.

– А Катюша? – Стеша обернулась, посмотрела на склонившуюся над птичкой сестру. – А ей как? Я понимаю, что ей к болоту нельзя, она маленькая еще, но…

– Пока ты живая, ей можно. Обеих сразу оно никогда не забирает.

Глава 6

Баба Марфа была права, когда сказала, что эта весна будет ранней. Весна оказалась не просто ранней, а стремительной. Снег истаял буквально за неделю. То белое и бесконечное, которое воспринималось Стешей как припорошенное снегом поле, внезапно оказалось озером. Или все-таки болотом?

Она никак не могла понять, где заканчивается озеро, а где начинается топь. Оказалось, что их дом окружен водой с трех сторон. Он стоял на клочке суши, врезающейся в озерно-болотную гладь небольшим полуостровом. Да и озеро на поверку оказалось старым речным руслом. Об этом Стеше рассказал заглянувший к ним в гости Серафим.

– Она всегда здесь была. – Серафим стоял на топком берегу рядом со Стешей и вглядывался в ползущий над темной водой туман.

– Речка? – спросила Стеша и поежилась. От воды шел холод. Туман оседал на волосах мелкими каплями.

– Заводь. Тут заводь! – сказал Серафим и махнул левой рукой в одну сторону, затем правой в другую и добавил: – Тут болото! А в середке мы!

– Она похожа на озеро, эта ваша заводь. – Сказала Стеша. – А болото похоже на лес. Там же деревья. Видишь?

– Там туман. – Серафим пожал плечами.

– А в тумане – деревья! – Разговаривать с ним было тяжело. Но в отличие от бабы Марфы, он хотя бы пытался отвечать на ее вопросы.

– В тумане бывает всякое, – сказал Серафим.

– Что именно? – Позвоночнику вдруг сделалось холодно и колко.

– Деревья. – Серафим загнул указательный палец на левой руке. – Кусты и клюква. – Он загнул средний палец. Наверное, кусты и клюкву он считал чем-то неделимым. – Звери… – Загибать безымянный палец Серафим не спешил, смотрел на него в задумчивости.

– Какие звери? – тут же спросила Стеша. Ей было важно знать, какая живность обитает на болоте.

– А в заводи много рыбы. – Серафим мечтательно улыбнулся. – В болоте рыба другая.

– В болоте не водится рыба.

Стеша хотела услышать про зверей, но про здешний подводный мир ей тоже было интересно. Рыба – это еда, чистый белок, которого сейчас им всем так не хватает. Странно, что на заводи зимой никто из местных не делал лунки, не занимался подледной рыбалкой.

– Водится! – Серафим посмотрел на нее с жалостью, как на дурочку.

– Не водится! – Стеше вдруг стало обидно. – В болотной воде недостаточно кислорода, а без кислорода рыбе не выжить. Это как человеку не выжить без воздуха.

Серафим упрямо покачал головой.

– Не всякой рыбе нужен воздух.

Спорить с ним Стеша не стала. Вместо этого снова повторила свой вопрос:

– Какие звери живут на болоте?

– Разные. – Серафим улыбнулся. – Я лося видел! – Он потер переносицу, добавил: – Рога тоже видел, только брать не стал – тяжелые. Рысь живет. Волки еще. Волков много. Раньше на них устраивали облавы, но только в лесу.

– Почему только в лесу?

– Потому что на болото никто соваться не смеет. Там свои правила.

– Какие правила, Серафим? Кто установил эти правила?

– Я не знаю. Мне оно не рассказывало. – Серафим снова улыбнулся. Вид у него был блаженный. Впрочем, не только вид. Серафим и был блаженным деревенским дурачком, которого почему-то привечала баба Марфа.

– Оно тебе рассказывало? – спросила Стеша.

– Шептало. Вот тут я слышу шепот. – Серафим постучал себя пальцем по виску. – Когда оно спит, все тихо. Я потому зиму и люблю, что тихо все. Не мешает мне ничего. Я тоже тогда спать могу.

– А почему зимой тихо?

– Я ж тебе говорю, зимой оно спит.

– Болото?

– Болото.

– А весной просыпается?

– А весной просыпается. Когда в начале марта, когда в конце.

– Уже, получается, проснулось?

– Давно проснулось. В этом году что-то очень рано. И весна такая ранняя. Видишь? – Серафим развел руками, словно показывая Стеше, какая ранняя в этом году весна.

– Это хорошо или плохо? – спросила она и затаила дыхание в ожидании ответа.

– А я не знаю. – Серафим выглядел растерянным, как будто своим вопросом она застала его врасплох. – Наверное, хорошо.

– Почему хорошо?

– Когда оно рано проснулось и больше спать не хочет, можно увидеть остров. Я его видел однажды. Давно, еще в детстве. Я маленький был, но запомнил. Тетушка мне тогда велела не болтать. А я так хотел рассказать.

Баба Марфа вообще не любила болтливых. Но что еще за невидимый остров, о котором лучше не рассказывать?

– Посреди болота остров? – спросила Стеша осторожно. – Ты его нашел?