Кто-то просит прощения Панов Вадим
© В. Панов, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Все персонажи данной книги вымышленные, любые совпадения с реально живущими или жившими людьми, а также с любыми событиями, имевшими место в действительности, являются случайными.
Байкал, мыс Рытый
Это моя история.
И она – только для меня.
Я бы с удовольствием поделился ею – своей историей, с широкой публикой, ведь она в должной мере интересна и поучительна, однако пока получается так, что я навсегда останусь единственным читателем и единственным критиком литературного произведения, которое каждый вечер читаю перед сном. В своей голове. Читаю по несколько страниц книги, которая никогда не будет написана.
Книги о моей жизни.
Её не существует, но я держу её в руках, чувствуя приятную тяжесть «толстого» романа, вдыхаю ни с чем не сравнимый запах только что пришедшего из типографии тома и улыбаюсь, проводя пальцами по обложке. Я не могу увидеть её в деталях, ведь я не художник, знаю только, что обложка строгая, но привлекающая внимание. Я доволен ею и любуюсь всякий раз, когда книга оказывается в моих руках, то есть каждый вечер. Я открываю книгу каждый вечер, но не специально – так получается само, благодаря давным-давно появившейся привычке. Каждый вечер я открываю книгу и читаю свою жизнь. Не перечитываю подряд, от корки до корки, а перелистываю страницы, выбирая отдельные эпизоды или главы, в зависимости от настроения, и погружаюсь в них. В прошлое, ставшее буквами на страницах неизданной книги.
Моей книги.
Которая никогда не будет написана.
Я так и не стал поклонником компьютерных игр, хотя когда-то увлекался ими, как многие мои друзья и сверстники. Я смотрю только нашумевшие фильмы и сериалы – исключительно для того, чтобы поддерживать бессмысленные, но нужные светские беседы. Я люблю театр, но придирчив к актёрской игре и оригинальности пьесы, терпеть не могу нелепое «осовременивание», когда классические пьесы бездарными постановками обращают в глупый фарс, и потому посещаю театры не часто. И книги постепенно превратились для меня в главное и любимое времяпрепровождение. Я на них не зациклен, но читаю много, выбирая не то, что на слуху, а то, что по душе, и старательно избегаю мемуаров, особенно от ещё живых авторов – чтобы не «наслаждаться» безудержным самолюбованием, перемешанным с публичным перетряхиванием грязного белья, что так нравится широкой публике. Кроме того, в мире не осталось людей, историю жизни которых мне хотелось бы знать, тем более в их собственном исполнении. И тут возникает забавная коллизия, поскольку мою книгу можно назвать именно мемуарами. А я читаю её каждый вечер… Без самолюбования, но с большим интересом. Вновь и вновь переживая эпизоды, из которых сложена моя жизнь. Честно описанные эпизоды: поверьте, этот нюанс необычайно важен. Я не выставляю себя в выгодном свете, не пытаюсь ни за что оправдаться и не скрываю того, чего стыжусь – ведь каждому есть чего стыдиться. Я рассказываю как есть, поскольку искренность – основное и единственное достоинство мемуаров. Моя книга искренняя, и поэтому она никогда не будет напечатана.
В ней слишком много признаний, которые нельзя делать.
В ней слишком много деталей, которые нельзя обнародовать.
В ней слишком много эпизодов, о которых должны знать только их участники.
И сейчас я пишу для своей книги ещё один такой эпизод.
Я поворачиваю голову и смотрю на мужчину лет сорока или сорока пяти, сидящего слева от меня. Я не знаю, как его зовут, и никогда не узнаю. Я вижу его лицо – круглое, мясистое лицо простого человека, вижу привычные к труду руки и предполагаю, что его зовут Степан. Не знаю зачем предполагаю, возможно, именно потому, что это не имеет никакого значения. Мужчина одет по-походному: синяя непродуваемая куртка с большим количеством карманов, тёмно-зелёные рабочие штаны на лямках и коричневые непромокаемые ботинки. Одежда не новая, но добротная. Как и рюкзак. Мужчина спиной привалился к камню, а правым боком – на рюкзак. Он даже не сидит, а полулежит, и если бы не свесилась на грудь голова, можно было подумать, что он любуется невидимым в ночи Байкалом.
Мужчина кажется спящим, присевшим отдохнуть и задремавшим после долгого перехода, но это не так. Мужчина двадцать минут как мёртв.
Это я его убил.
6 августа, суббота
– Это уже Иркутск, да?
Учитывая, что прошло минут двадцать с тех пор, как самолёт стал снижаться, причём именно Иркутск являлся конечной точкой маршрута, вопрос сидящей у иллюминатора девушки прозвучал несколько странно. Однако её сосед, усатый мужчина в светлой рубашке-поло, улыбнулся и подтвердил:
– Совершенно верно, Лера, вы видите Иркутск. Но пока пригороды, если можно так выразиться.
– А где Байкал? – продолжила расспросы девушка, разглядывая землю с высоты птичьего полёта. – С той стороны, да? Я выбрала место с неправильной стороны? Нужно было садиться справа?
Вопросы на мгновение поставили собеседника в тупик, но затем мужчина догадался, что до сих пор Иркутск оставался для темноволосой красавицы лишь точкой на карте, не более, причём на карте мелкого масштаба, на которой город казался расположенным совсем рядом с озером, и через секунду Лера подтвердила его догадку:
– Я всегда думала, что Иркутск стоит на Байкале.
Ну, да, точно, карта мелкого масштаба, а возможно, вообще глобус и большая точка на нём. География редко становится для школьников любимым предметом, а уж география родной страны – тем более. Девушка же была совсем молоденькой, окончившей школу год или два назад, и училась она, судя по вопросам, не то чтобы хорошо. Во всяком случае, географии.
– Иркутск стоит на Ангаре, – нашёлся наконец мужчина. И на всякий случай добавил: – Ангара – это река.
– А Байкал?
– Байкал – озеро. Самое глубокое на Земле.
– Это я знаю, – отрезала девушка. – Где оно? Почему не видно, раз оно очень большое? Реки я видела, а Байкал где? С той стороны самолёта? Я ведь об этом спрашиваю, неужели непонятно?
Мужчина замолчал, потому что ему как раз всё стало понятно, и в разговор вступил третий попутчик – сидящий у прохода парень в чёрной футболке.
– От Иркутска до Байкала примерно семьдесят километров. Это до Листвянки.
– Что такое Листвянка? – поинтересовалась Лера. То ли девушка не считала контекст, то ли не захотела считывать.
– Листвянка – это посёлок, – ответил парень. – Он находится в том месте, где Ангара вытекает из Байкала.
– Как неожиданно, – подняла брови Лера. – Я думала, Ангара в него впадает. Это ведь реки впадают в моря и озёра, разве нет?
– Ну… – Молодой человек широко улыбнулся – а что ещё ему оставалось? – и ответил уклончиво: – Иногда случается наоборот.
Усатый кашлянул и опустил голову.
Парень же продолжил смотреть попутчице в глаза.
Он заприметил симпатичную девушку ещё в зале ожидания Шереметьева, чуть не задохнулся от радости, увидев, что они с Лерой оказались соседями по ряду, но не сумел завязать знакомство: девушка сухо представилась, исключительно из вежливости ответив на его предложение познакомиться, затем попросила у стюардессы плед, предупредив, что есть не будет, отвернулась к иллюминатору и сладко проспала всё путешествие, что удаётся далеко не всем. Леру разбудила стюардесса – когда самолёт пошёл на снижение, и у молодого человека оставалось совсем мало времени, чтобы произвести на попутчицу впечатление.
– А почему они не построили Иркутск на Байкале? – продолжила расспросы девушка. – Было бы красиво: там озеро, там город. И река вытекает отсюда – туда. Можно было бы поставить мост, такой же, как во Флоренции – с разными магазинами, лавками, спа-салонами и пускать на него туристов. Можно за деньги, а можно и так, чтобы покупали что-нибудь. В Иркутске есть мосты?
Мужчины переглянулись, после чего усатый неуверенно ответил:
– Да. – Очень неуверенно, поскольку после высказываний попутчицы он уже ни в чём не был уверен, даже в существовании моста, по которому каждое утро ездил на работу.
– Видите, построили мосты, но не там, где это имело смысл. – Девушка вздохнула. – Всё у нас так: ничего не могут заранее как следует продумать. Чтобы на века, как во Флоренции. И не приходилось потом спрашивать, почему так получилось?
– Ну… – Молодому человеку очень хотелось сказать то, что он думает, но поскольку надежда на интересное знакомство всё ещё сохранялась, он выбрал нейтральную тему для продолжения разговора: – Лера, вы надолго в Иркутск?
– Пока не знаю, – после короткой паузы ответила девушка.
– По работе?
– К жениху.
Ответ должен был смутить собеседника, однако молодой человек не сдался, решив, что столь незатейливым способом его пытаются отшить.
– Сами из Москвы?
– Разве не похоже, что я из Иркутска? – удивилась Лера.
Конечно, не похоже, особенно в свете только что состоявшегося диалога. Однако ответил молодой человек дипломатично, в последний раз попытавшись прорвать оборону понравившейся красотки:
– По вам видно, что вы из столицы.
– А вы внимательный, – рассмеялась девушка. – Я – из столицы, как и мой жених. Он здесь в командировке.
Второе упоминание мужчины, сделанное нарочито уверенным тоном, поставило крест на надеждах парня. Усатый, с интересом прислушивавшийся к разговору, сочувственно вздохнул, а молодой человек грустно уточнил:
– Решили не дожидаться его дома?
– Не терпелось увидеться.
– Повезло ему…
– Ну и надо же где-то начинать отпуск, – продолжила девушка, оставив без комментариев последнее замечание. – Почему не на Байкале?
– Понятно.
И сам ответ, и тон, которым он был произнесён, показали, что знакомства не будет. Ни слова больше.
После приземления молодой человек выскочил из самолёта одним из первых. За ним последовал усатый, бросив напоследок: «Всего хорошего». Девушка же спешить не стала. Осталась в кресле, разглядывая через иллюминатор нехитрый аэропортовский пейзаж и изредка бросая взгляды на толкающихся пассажиров, вышла последней, забрала багаж – большой чемодан ей помог снять с ленты усатый попутчик, и вышла в зал.
– Аркадий!
– Лера!
Разумеется, он встречал её с цветами, как иначе? И, разумеется, сначала обнял и покружил в воздухе. И крепко поцеловал.
– Наконец-то!
Идеальная встреча, как в кино.
– Я очень рада тебя видеть, – прошептала девушка, немножко удивляясь тому, что говорит правду, что действительно влюбилась в этого обаятельного, весёлого и умного мужчину. К тому же – отличного любовника. Влюбилась по-настоящему. Влюбилась настолько, что примчалась к нему через всю страну.
– А я – счастлив. Счастлив видеть тебя. – Аркадий вновь поцеловал девушку. – Счастлив, что ты прилетела… ко мне.
– К тебе.
Они не могли оторваться друг от друга и долго, минут пять, просто стояли посреди небольшого зала аэропорта, не обращая внимания на снующих вокруг людей. Они соскучились. Они, наконец-то, встретились. И окружающий мир исчез из их восприятия.
Минут на пять. Примерно…
А затем Аркадий посмотрел на чемодан и шутливым тоном осведомился:
– Это весь твой багаж?
– Я налегке, – рассмеялась в ответ Лера. – Если что-то понадобится…
– У тебя это будет, – не дал ей закончить Аркадий. – У тебя будет всё, что ты захочешь.
– А если я захочу много?
– Значит, будет много.
Деньги у него водились, это девушка поняла при первой же встрече. Аркадий ими не швырялся, тратил столько, сколько нужно, со спокойным достоинством, и было видно, что тратит не последнее. А вот машина – здесь – оказалась скромной, всего лишь «Toyota Camry», и без водителя.
– Такую выдали, – усмехнулся Аркадий, перехватив взгляд Леры. – А водителя я на сегодня отпустил.
– Чтобы он не мешал?
– Чтобы он не увидел, как я набрасываюсь на тебя на заднем сиденье.
– А ты собираешься наброситься на меня на заднем сиденье?
– Набросился бы. Поэтому и сел за руль.
Она счастливо засмеялась и вновь поцеловала мужчину. Очень крепко. Многообещающе.
Августовская ночь опускается быстро и всегда темна. Её переполняет предосенний мрак, густой, как чёрные мысли, и ожидание скорого холода. Но именно ожидание, потому что в начале месяца августовская ночь ещё тепла, согретая жарким июлем и таинственно улыбается, обещая привычные летние приключения. Но под пологом совсем не летней тьмы. Глубокой тьмы, в которой звёзды кажутся особенно яркими, особенно – падающие звёзды, а ожидание близкой осени обостряет чувства до отточенности опасной бритвы.
Август именно такой.
И в чернильной тишине его ночей можно с беспечной лёгкостью творить всё, что угодно. Абсолютно всё…
– Чего ты копаешься? – громко спросил Шумахер.
Бочка остановился, тяжело опёрся на лопату, задрал голову, пару секунд раздумывал над неожиданным вопросом, после чего догадался:
– Ты прикалываешься, что ли?
– Это игра слов, – объяснил Шумахер. – Согласись – удачная.
И расхохотался. Стоящие рядом девушки Шумахера поддержали, но приглушённо – атмосфера их немного нервировала. Нет, не мистическое дыхание августовской ночи, а разрытая могила на старом иркутском кладбище, возле которой они стояли. Осквернённая могила нервировала, но одновременно возбуждала, вызывая ощущение соучастия в недозволенном, даже преступном действии, идущем вразрез с законом и моралью. Возбуждала запретным, может, не очень желанным, но сладким плодом, вкус которого ярко оттенял принятый недавно алкоголь. Возбуждала тем, что они плюнули на общепринятое, почувствовав себя сильными. И свободными. Готовыми на всё.
Съевшими запретный плод.
Однако его сладость не затуманила голову, заставив позабыть обо всём на свете, в смехе девушек слышались нервные нотки, распознав которые, Шумахер понял, что действие алкоголя ослабевает, и протянул подругам початую бутылку:
– Согрейтесь.
– С удовольствием!
Первой выпила Ангелина, за ней большой глоток виски сделала Кристина, вытерла губы тыльной стороной ладони и громко рассмеялась:
– А ведь и правда игра слов! Забавная!
На этот раз её смех звучал намного естественней, чем пару минут назад, что вызвало у Шумахера довольную улыбку.
– Кому смешно, а кому не очень, – проворчал из ямы вернувшийся к работе Бочка.
– Ты сам предложил развлечься, – напомнил Шумахер.
– Я был пьян.
– Теперь протрезвел?
– Вполне.
– А мне тут нравится, – неожиданно произнесла вновь приложившаяся к бутылке Ангелина.
Шумахер улыбнулся ещё шире, но прокомментировать заявление не успел.
– Сначала, конечно, показалось странным, но теперь… – Ангелина сделала ещё один глоток, отдала бутылку подруге и облокотилась на ближайший надгробный камень. – Сфотографируй меня!
Кристина рассмеялась.
Девушки знали, что Бочка и Шумахер периодически «навещают» кладбища, но впервые оказались на их «развлечении». Были с ними, когда Бочка вдруг предложил «докопаться до какой-нибудь могилы», и с радостью согласились составить ребятам компанию в их предприятии. Из-за любопытства и, конечно, изрядно выпитого. Трезвея, начали нервничать, но сейчас, по мере того как алкоголь восстанавливал утраченные позиции, девушки окончательно раскрепостились: бродили меж могил, тыкали пальцами в «смешные», на их взгляд, фамилии, пинали венки, сломали старый крест и закрасили несколько фотографий чёрной краской, воспользовавшись прихваченным Бочкой баллончиком – раскопка могилы дело небыстрое, время у девушек было.
– Сфотографируй меня!
Шумахер поднял мощный фотоаппарат и сделал несколько кадров. Потом ещё. И ещё. Девушка постепенно заводилась, и кадры становились всё более и более «горячими».
– Нравится? – спросила Ангелина, поднимая руки так, чтобы застёгнутая на одну пуговицу блузка открыла чёрный бюстгальтер.
– Ты же знаешь, что да.
– Тогда не останавливайся.
– Что ты имеешь в виду?
– Фотографируй! – Ангелина дождалась очередной вспышки, расстегнула блузку и поставила ногу на невысокую могильную плиту. – И так!
– С удовольствием. – Шумахер сделал несколько снимков, подошёл к девушке и мягко провёл рукой по её бедру.
Ангелина прильнула к молодому мужчине и крепко поцеловала в губы. Крепко и горячо. И так долго, что сделавшая ещё глоток виски Кристина рассмеялась и спросила:
– Вас сфотографировать?
– Лучше сразу видео, – пробормотал увлёкшийся Шумахер, чьи руки мягко скользили по телу девушки.
– Пошла жара, – прокомментировала Кристина.
Ангелина захихикала, но в этот момент штык лопаты ударился во что-то твёрдое и Бочка сообщил:
– Докопался.
– Быстро ты… – с лёгким сожалением протянул Шумахер, поцеловал Ангелину и вернулся к могиле: – Гроб?
– Гроб, гроб, – подтвердил Бочка. – На кой ляд они его так глубоко зарыли? Заколебёшься, пока докопаешься.
– Надо было человека нанять, – хихикнула Ангелина, поправляя задранный Шумахером бюстгальтер.
– Вижу, вы время зря не теряли, – заметил Бочка.
– Выбирайся из ямы – и тебе достанется.
– Обещаешь?
– Конечно, милый.
– Это старая могила? – неожиданно спросила Кристина.
– Крест древний, вокруг всё заросло… конечно, старая, – ответил Шумахер, не глядя на девушку. – А в чём дело?
– Я вдруг подумала… – Кристина коротко вздохнула. – Там же будет череп? Не голова?
– А что не так с мёртвыми головами? – поинтересовался в ответ Шумахер.
– Они вонючие и гнилые, – помогла подруге Ангелина. И сморщила носик. – Лучше череп. К тому же он прикольнее.
– Череп, череп, – сообщил из ямы Бочка. Он как раз сломал крышку гроба и вытащил «сувенир». – Лови.
И бросил добычу вверх.
– Ой!
Не ожидавшая подобного Кристина резко подалась назад, и череп поймал Шумахер. Рассмеялся и сунул его Ангелине:
– Подержи. – А сам наклонился к осквернённой могиле. – Вылезай.
– Руку дай.
Бочка выкинул из ямы лопату, с помощью друга выбрался на поверхность и плюнул в могилу:
– Счастливо оставаться.
Шумахер поддержал друга и сделал глоток из бутылки.
– Мне оставил? – спросил Бочка.
– Конечно. – Шумахер отдал бутылку, в которой оставалось не меньше трети виски, и перевёл взгляд на девушку: – Что скажешь?
– Неплохой экземпляр, – оценила Ангелина, вертя в руках череп. – Сгнил не сильно, крепкий.
– Зачем он вам? – тихо спросила Кристина, которая всё ещё стояла в шаге позади.
– Думаешь, мы в зал черепа из кабинета анатомии принесли? – Бочка вопросительно изогнул правую бровь. – Или ты решила, что это пластиковые китайские поделки с «Али-экспресса»?
– Если так, то за кого ты нас принимаешь? – поинтересовался Шумахер.
– Так все те черепа… – Кристина была по-настоящему удивлена.
– Из могил, – подтвердил Бочка. – Все черепа, которые ты видела в зале – настоящие.
– И когда-то были людьми…
– Когда-то все мы были людьми, – обронил Шумахер.
Сказал, вроде, небрежно, полушутя, однако тон получился таким, что Бочка бросил на друга удивлённый взгляд. Но промолчал.
– Интересно, кем он был? – продолжила Кристина, глядя на череп, с которым продолжала забавляться подруга.
– На табличке было имя, можешь поискать её и узнать, – предложил Бочка.
– Это имя, просто имя, не более, – девушка помолчала. – Неужели вам всё равно, какие дела за ним стоят?
– За именем?
– За именем и за человеком.
– Это была самая обычная, ничем не выделяющаяся могила, – ответил Бочка. – А значит, дела за тем, кто в ней лежит, стоят самые обычные: родился, учился, женился, где-то работал, умер. Всё.
– Теперь лежит без головы, – хихикнула Ангелина.
– Плевать, – добавил Шумахер.
– Всем плевать, – вздохнула Кристина. – А мне всё равно интересно, кем он был? Мужчиной или женщиной? Хорошим человеком или плохим? Чем занимался? Как умер?
– Зачем тебе это знать? – не понял Бочка.
– Мы вскрыли его последний дом и отняли голову… Мне кажется, следует проявить хоть капельку уважения, – ответила девушка.
– Зачем уважение тому, для кого всё закончилось? – искренне удивился Шумахер. – Он гнил здесь десятки лет, и за всё это время им заинтересовались только мы. Есть повод порадоваться.
– Нам?
– Ему.
– Его башке будет намного веселее в нашем зале, чем в сырой земле, – громко рассмеялась Ангелина. Затем поцеловала череп в лоб и прижала к груди. – Вспомни, как это было, дурашка.
– Кажется, кто-то завёлся, – игриво заметил Шумахер.
– Давно уже, – не стала скрывать Ангелина, продолжая тискать череп. – Когда ты меня лапал у могилы.
– Я всё слышал, – вставил своё слово Бочка.
– На самом интересном месте ты заорал, что докопался до гроба. Очень не вовремя.
– А то что?
– А то всё могло зайти очень далеко. – Ангелина задрала блузку.
Кристина закатила глаза. Шумахер сделал маленький шаг к Ангелине, но девушка подбежала к покосившемуся кресту и попросила:
– Фотографируй! – Положила череп на левую ладонь и уставилась в пустые глазницы.
– Какой кадр!
– Может, поедем уже? – спросила Кристина, которую стало тяготить пребывание на кладбище.
– Сейчас поедем, – пообещала Ангелина.
Но вместо того, чтобы направиться к машине, она насадила череп на крест, вновь расстегнула блузку и приняла вызывающую позу.
– Фотографируй!
Шумахер издал одобрительное восклицание и поднял фотоаппарат. Бочка же обнял Кристину и предложил бутылку:
– Ещё глоток. Чтобы стало весело… как всем.
– Иди ко мне, – позвала подругу Ангелина. – Почувствуй себя ведьмой!
– Расслабься, – прошептал Бочка. – Сегодня такая ночь…
«Такая ночь…»
Они уже нарушили массу запретов и нарушат остальные. Если, конечно, осталось что нарушать. Они давно вышли за рамки, а здесь, на кладбище, просто переступили через очередную черту, и вседозволенность туманила головы сильнее алкоголя. Им было хорошо.
Кристина сделала глоток крепкого виски и засмеялась. Легко, по-настоящему. Через голову стянула майку, под которой не оказалось ни бюстгальтера, ни топика, и встала рядом с подругой.
– Мы – ведьмы!
И ответила на жаркий поцелуй Ангелины.
– Какой кадр!
Ангелина сбросила блузку, бюстгальтер и шорты. Кристина последовала её примеру и теперь на девушках оставались только трусики.
– Кажется, мы зря не брали их с собой раньше, – пробормотал Бочка, завинчивая на опустевшей бутылке пробку. Оставлять её здесь он не собирался. – Я уже забыл об усталости.
Впрочем, сейчас они с Шумахером готовы были позабыть обо всём на свете – слишком уж горячей получалась фотосессия.
– Мы – ведьмы!
– Да! – поддержал девушек Шумахер.
Но остался на месте, не мешая Ангелине и Кристине резвиться. Остался, несмотря на то, что позы и движения «ведьм» становились всё более призывными. Не откровенно зовущими, но обещающими – девушки знали, как реагируют на них спутники, и давно позабыли о смущении.