Из Лондона с любовью Джио Сара

Выплакаться – дело хорошее, но теперь я чувствую также потребность в общении. После развода я публиковала в Инстаграме все меньше и меньше постов – все из-за суеты с продажей дома и с подготовкой к отъезду в Лондон, говорила я себе. Но теперь отговоркам конец. Я просто пряталась – от подписчиков, от мира, от людей. Хотя в постах я редко рассказывала о своей личной жизни, мое счастье было настоящим. Просто потому, что оно было. По крайней мере, раньше. Что бы сказали сорок тысяч подписчиков, которые с нетерпением ждали моих книжных рекомендаций и размышлений, если бы узнали правду? Почувствовали бы они, что те, кого я любила, бросили меня, а я стою на грани финансового краха?

Ни одна книга в мире не может этого изменить.

Я делаю энергичный выдох и берусь за телефон. Быстро просматриваю свою ленту, читаю новые комменты и личные сообщения. «У тебя все в порядке? – вопрошает один из подписчиков. – Ты в этот раз не опубликовала #Пятничные сообщения. Собираюсь в отпуск на следующей неделе, и мне нужно знать, что положить в чемодан!»

Какая мне разница, скучает ли по моим постам Лия из Нью-Джерси, или Валери из Оклахомы, или Мэй из Торонто? И все же приятно, когда кому-то тебя не хватает. Этого достаточно, чтобы дать мне силы поделиться чем-то более личным.

Я фотографирую обложку «Последней зимы», немного регулирую яркость, выбираю свой любимый фильтр и начинаю печатать:

«Жизнь похожа на роман, и, честно говоря, друзья, моя жизнь, кажется, приняла трагический оборот. Не волнуйтесь, со мной все в порядке, но в сюжете появились некоторые перипетии. Как хорошо, что на свете есть книги, верно? Если я кому-то нужна, то я здесь, вместе со старым любимым романом (всегда бальзам на душу). Это „Последняя зима“, которую я читала много раз, но сейчас нуждаюсь в ней больше, чем когда-либо, потому что книги – старые друзья. Действие этого романа малоизвестной писательницы Элли Грейвз, опубликованного в 1934 году, разворачивается в Нью-Йорке 1920-х годов. В нем подробно описывается запретная любовная связь между Чарльзом, женатым врачом и начинающим политиком, и девятнадцатилетней французской эмигранткой Сезанной, балериной, которая всю жизнь отчаянно пыталась скрыть свою смешанную расовую принадлежность от всего мира – даже от Чарльза.

Трагический и эмоциональный сюжет „Последней зимы“ запомнился мне надолго, хотя книга уже много лет не переиздавалась (не беда, бесстрашный районный библиотекарь наверняка отыщет для вас экземпляр!). Мое издание пропало без вести после моего недавнего развода и переезда…»

Тут я задумываюсь, не удалить ли эту последнюю строку, но мне нравится быть откровенной, и я оставляю ее на экране.

…«И сколько я ни искала в интернете замену, увы, все было тщетно. До сегодняшнего дня!»

Я оправляюсь в постель с «Последней зимой», горя желанием вновь погрузиться в знакомую историю, а особенно – встретиться с ее персонажами, моими старыми друзьями. Перед этим я в последний раз проверяю свой аккаунт. Лайки и смайлики сыплются потоком. Читатели делятся историями о давно потерянных книгах, о своем горе. Я присоединяюсь к разговору, добавляя новый пост.

Чем книги отличаются, например, от фильма? Тем, что их можно держать в руках. Когда ваш собственный мир кажется слишком мрачным, книга становится порталом в любое место. Вы можете спрятаться на страницах, задержаться там для утешения или защиты. А что лучше всего? То, что неважно, семь тебе или шестьдесят семь, любимая книга – как старый друг, который ждет тебя с распростертыми объятиями, и сейчас для меня это «Последняя зима».

Я опускаю голову на подушки, страстно желая вернуться в мир Сезанны. Но открыв первую страницу, с некоторым удивлением обнаруживаю в верхнем углу пометку от руки:

«Это, наверное, самый прекрасный вступительный абзац во всей литературе».

Я с любопытством перечитываю эти слова, и мои руки покрываются мурашками. Я полностью согласна с этим. Хотя я знаю множество библиотекарей, которые никогда не стали бы делать записи на полях, должна признаться, что сама порой пишу на страницах (конечно, если книги принадлежат мне). Но, если оставить этот вопрос в стороне, само по себе замечание весьма справедливо. Книга никогда не была бестселлером и не получила Пулитцеровской премии, но в ней множество строк, звучащих как песня. Я снова перечитываю начало, так что слова прочно оседают в моем сознании.

«Сезанна заставляет свое гибкое тело принять нужную позицию и окидывает взглядом зал. В бурном море человеческих лиц она видит только одно. Его лицо».

Я прижимаю руку к груди, строчка поражает меня в самое сердце, как и в первый раз, когда я ее прочитала. На следующей странице я нахожу еще одну пометку рядом с подчеркнутым отрывком: «Описание того, как она зашнуровывает пуанты, напоминает, что она скована цепями, связана правилами общества».

Как забавно. Я подумала о том же самом.

Далее, на восьмой странице, еще одна заметка: «Снег – метафора перемен, жизненных сил, которые нам неподвластны. Заметьте, как ведет себя Сезанна в метель в 1922 году».

Да, именно так! Я киваю. Ее назначили на главную роль в самом престижном балете года. Это стало бы в ее карьере величайшим шансом, дающим ей средства, чтобы поддержать обедневшую семью. Но в ту же ночь на город обрушивается снежная буря, а новый хореограф отстраняет Сезанну от роли. Несмотря на мрачные перспективы, она выбегает на улицу и танцует – погружаясь в падающий снег, находя красоту среди темноты.

Интересно, кто этот таинственный комментатор? Не в силах сдержать любопытство, я пролистываю книгу в поисках подсказки, и на внутренней стороне обложки нахожу имя «Дэниел Дэвенпорт» и номер телефона.

Бегло просмотрев страницы, я вижу, что в книге полно еще более интригующих заметок, разбросанных по всему тексту. Я хочу изучить их все. Одна из них, на шестьдесят восьмой странице, гласит: «Вот бы попасть в Нью-Йорк Сезанны!».

Это желание кажется до жути знакомым, как будто вырванным из глубин моего мозга.

Сгорая от любопытства, я копаю дальше, и тут мне на колени выскальзывает маленький конверт. Точно такой же, как тот, который я нашла вчера, от мамы, и на нем тоже стоит мое имя. В ее предыдущей записке я не смогла уловить никакого смысла («вспомни наши весны, лета и осени, а особенно последнюю зиму»), но теперь мне все ясно.

Милая Вэл, ты нашла одну из моих любимых книг, как я и предполагала. Как я всегда говорила, книги умеют находить нас, когда мы больше всего в них нуждаемся. Вот ты и нашла «Последнюю зиму». Я обещала тебе несколько сюрпризов, и эта книга – только начало. Прими это близко к сердцу, и, пожалуйста, милая девочка, пусть твое прекрасное сердце будет открытым и любопытным, когда читаешь между строк. Впереди еще так много всего, моя маленькая птичка.

Твоя следующая остановка – кулинарная, а рядом растут цветы. Найдешь меня на четвертой полке. Я буду ждать.

С любовью,мамуля

Глаза щиплет от слез, но я снова и снова перечитываю записку, пытаясь понять ее смысл. «Пусть твое сердце будет открытым»? Что, черт возьми, это значит? И что за кулинарная остановка, где растут цветы? Мама любила игру в поиск сокровищ: когда я была маленькой, она постоянно устраивала для меня такие поиски. И теперь придумала этот последний, промолчав перед этим всю вторую половину моей жизни. Почему? Почему сейчас?

Я снова открываю внутреннюю страницу обложки и рассматриваю имя, написанное синими чернилами. Может быть, этот загадочный человек и есть ключ ко всем загадкам?

Кто ты, Дэниел Дэвенпорт?

Рис.7 Из Лондона с любовью

Глава 6

Элоиза

Три месяца спустя

19 апреля 1968 года

Я отказалась от приглашения Фрэнка на ужин в «Ритц» – даже от двух приглашений, – но это его не смутило. Оба раза он посылал мне домой цветы и звонил по десятку раз.

Я должна была радоваться его интересу и вниманию ко мне, но единственное, о чем я могла думать, – это Эдвард, удивительный бар-библиотека и вечер, который просиял обещанием и закончился тайной. Он не пришел на следующий день в бистро «У Джека» и не позвонил. Иное дело Фрэнк.

Бедная Милли: когда он позвонил в пятый раз, я упросила ее аккуратно послать его подальше от моего имени. «Эл, – сказала она потом. – Ты разобьешь сердце этому бедняге».

Даже Милли – прямолинейная Милли – не смогла противостоять упорству Фрэнка. Он появился в нашей квартире в следующую субботу с двумя билетами на концерт Сэмми Дэвиса-младшего и ни словом не заикнулся о наших скромных жилищных условиях. В его глазах я была герцогиней, даже принцессой. И кто мог бы устоять перед Сэмми Дэвисом-младшим? Только не Милли. В тот вечер она шепнула мне на ухо: «Если ты не пойдешь, придется пойти мне».

Так что в тот вечер я отправилась с Фрэнком. Может быть, роль сыграла музыка или коктейли, но я позволила ему поцеловать меня под фонарем на Трафальгарской площади.

После этого я стала привыкать к Фрэнку. Хотя у нас было мало общего – в конце концов, ему больше рассказывали цифры, чем слова – и в его присутствии у меня внутри бабочки не кружились, я от души наслаждалась его обществом, или, скорее, мне нравилось, что он наслаждался моим.

– Посмотри на себя, – сказала Милли, когда я готовилась к очередному субботнему свиданию с Фрэнком. – Ты сияешь, как влюбленная женщина.

Это было не столько утверждение, сколько остроумно замаскированный вопрос – сразу виден будущий адвокат, причем хороший, искусно вытягивающий правду из ничего не подозревающего свидетеля.

Милли видела меня насквозь, как никто другой, но моя уклончивость по поводу Фрэнка ставила в тупик даже ее. И она таким образом прощупывала почву. Разглаживая подол платья, я спросила себя, знает ли она, что я думаю вовсе не о Фрэнке, а о пиджаке, висящем в шкафу в прихожей и принадлежащем другому мужчине, и своем разочаровании тем, что после изумительного вечера в маленькой библиотеке Эдвард… пропал.

В назначенный мной для встречи день я пришла в бистро Джека и прождала целый час, каждый раз поворачиваясь на барном стуле в углу у стойки, когда кто-нибудь входил. Но все напрасно. Никто из них не был Эдвардом.

Я подумывала о том, чтобы навести о нем справки, заявиться в клуб, даже попробовать поискать его, но все это казалось слишком опрометчивым. Если бы я его интересовала, по-настоящему интересовала, он оказался бы там, материализовался на барном стуле рядом с моим, чтобы мы могли продолжить с того места, на котором остановились в библиотеке. Но он не пришел, и все тут.

– Ну так как? – не отставала Милли.

Я не люблю Фрэнка, подумала я, но мне нравится, что он обожает меня. Может ли его любви хватить на нас обоих?

Я проигнорировала вопрос подруги и открыла окно спальни, вдыхая свежий весенний воздух. Была середина апреля, на задах домов расцветали вишни, а обвязанные бечевкой букеты пионов величиной с обеденные тарелки привлекали покупателей на рынке. И все же именно эта весна казалась… другой, вплоть до пения птиц, щебечущих на дереве за окном. Даже они знали.

– Что случилось, Эл? – спросила Милли, пытаясь поймать мой взгляд, но телефонный звонок дал мне повод сменить тему. Вероятно, Фрэнк. Так и оказалось. Так оказывалось всегда.

– Привет, дорогая, – сказал он. У Фрэнка тоже была весенняя лихорадка. В его голосе слышалось острое нетерпение. – Не хочешь сегодня пойти поужинать в клуб Ретта?

– О, правда? – сказала я, радуясь мысли об ужине в таком шикарном заведении. Я совсем недавно видела в таблоиде фотографию Элизабет Тейлор в этом клубе.

– Постой, а как тебе удалось заполучить столик? Я слышала, что там все заказано на несколько месяцев вперед!

– Потянул за кое-какие ниточки, – небрежно сказал он. – Только лучшее для моей девушки. Заехать за тобой в семь?

Я на миг задумалась, сердце бешено колотилось. Когда-нибудь, может быть очень скоро, Фрэнк захочет от меня большего. И что тогда?

– Элоиза? Кажется, связь барахлит. Будешь готова к семи?

– Да, – поспешно ответила я.

Ночной клуб Ретта оказался именно таким шикарным, как я себе представляла, и порадовалась, что выбрала черное платье и не забыла почистить перчатки (подарок Фрэнка). Туфли, конечно, не от Шанель, но кожаная сумочка, которую я купила с большой скидкой в «Хэрродсе», была достаточно хороша для тусклого освещения. И вообще Фрэнка мало заботили такие детали.

– Добрый вечер, – поздоровался хозяин. Мы сдали в гардероб пальто, и нас при свете фонарика провели вдоль боковой стены в кабинку. Мимо прошел человек, немного похожий на Ричарда Чемберлена, а может быть, это он и был. В конце концов, это именно то место, куда ходят людей посмотреть и себя показать.

– Ну, как тебе здесь? – спросил Фрэнк, потянувшись к моей руке под столом; его пальцы нежно задели мое бедро.

Я нервозно улыбнулась.

– Мне… я… по-моему, здесь чудесно!

Фрэнк выбрал бутылку вина по винной карте, и я не могла не обратить внимание на цену: почти полугодовая арендная плата за нашу квартиру. Когда сомелье наполнил наши бокалы, я почувствовал себя виноватой в том, что опять оставила Милли одну в субботний вечер. Виноватой в том, что…

– Предлагаю тост, – сказал Фрэнк, поднимая свой бокал, – за Лондон и за мою прекрасную Элоизу. И чтобы такие праздники были у нас часто и… всегда.

Всегда. Он сказал «всегда»? Моя рука с бокалом замерла.

– Дорогая, – сказал Фрэнк, уговаривая меня выпить. – Плохая примета, если ты не сделаешь глоток.

Я кивнула и послушно поднесла бокал к губам, капнув красным вином на белоснежную скатерть.

– Что тебя беспокоит, дорогая? – спросил он, наклоняясь ближе. – То, что в следующем месяце я уеду? Ты из-за этого?

Глаза щипало – то ли из-за его одеколона, то ли от соленых слез.

– Да, – пробормотала я, заикаясь. – Из-за этого, конечно, и… я… беспокоюсь о Милли. Теперь, когда она поступила на юридический, у нас проблемы с арендной платой. И… ну, я просто чувствую себя виноватой, что я здесь… с тобой… пью это потрясающее, но дорогое вино. Извини. Я понимаю, что это все звучит бессмысленно.

Его губы расплылись в улыбке, он рассмеялся.

– И это все?

Все? Нет, это далеко не все. Всего лишь верхушка айсберга, но я не могла ему об этом сказать.

– Дорогая, сколько тебе нужно денег?

Я ушам своим не поверила. Фрэнк был щедр, но это казалось уже за гранью.

– Я не могу… – сказал я. – Уверена, мы сами справимся. И, Фрэнк, я все это говорила вовсе не затем, чтобы попросить денег. Я всего лишь…

– Чепуха, – сказал он, доставая чековую книжку. – Тысяча фунтов поможет тебе продержаться какое-то время?

– Фрэнк, я… я не знаю, что и сказать…

– Ничего не говори, – сказал он, – просто позволь мне позаботиться о тебе. Это все, чего я хочу. – Он улыбнулся, и я изо всех сил постаралась ответить ему с тем же теплом, которым он так щедро делился. – Просто пообещай мне, что ты подумаешь о нас и о том, как нам сделать все более… постоянным.

Я с трудом сглотнула.

– Не хочу тебя торопить, – продолжал он, снова кладя руку мне на бедро. – Но, дорогая, ты же знаешь, что мои дела в Лондоне скоро закончатся. – Он кашлянул и прищурился, и я представила, как он с таким же выражением лица анализирует столбцы цифр в актуарной таблице. – Элоиза, ни для кого не секрет, что я люблю тебя, – продолжал он. – Я только прошу подумать о том, как может выглядеть будущее. Наше будущее. – Он снова кашлянул. – Надеюсь, ты поедешь со мной в Калифорнию – как моя… жена.

У меня отвисла челюсть. Я слышала его слова и не слышала их. Они кружились в воздухе над столом, как обрывки странного сна. Жена. Калифорния. Всегда.

– Скажи, ты читала в газетах о Лондонском мосте? – теперь он говорил легко и непринужденно, словно забыл о серьезности того, что сказал перед этим.

– Нет, – пробормотала я.

– Американский бизнесмен только что купил эту старую штуковину и собирается перевезти ее в Штаты, может быть, даже в Калифорнию. – Он улыбнулся. – Знаешь, милая, это ведь и правда похоже на знак.

Он пытался встретиться со мной взглядом, но я отводила глаза, зная, что моя неуверенность мгновенно предаст меня – и его.

Фрэнк продолжал говорить.

– Нет, ты просто подумай: если Лондонский мост может переехать в Америку, то ты и подавно, верно? Я знаю, ты ненавидишь зиму. В Калифорнии много солнечного света. И цветы цветут круглый год.

Я никогда не говорила ему, что ненавижу зиму. Откуда он знает, что я ненавижу зиму?

Пока он говорил, мои глаза блуждали по залу. Я заметила неоновую вывеску над баром. В слове «Мартини» не горела буква «н», так что теперь она гласила: «Марти и». Будь здесь Милли, мы бы с ней как следует посмеялись. Она бы перебрала всех, в чьей компании могла бы оказаться Марти. Марти и полиция. Марти и собака. Марти и… американцы, к которым она не поедет.

– О чем ты думаешь? – спросил Фрэнк, пытаясь привлечь мое внимание.

Я указала на вывеску над баром и объяснила, почему она кажется мне смешной, но Фрэнк непонимающе уставился на меня и через минуту сменил тему. Он явно не находил это забавным.

Появился официант, и Фрэнк начал расспрашивать его о меню, а я обратила внимание на шикарную пару в вечерних костюмах, сидящую за соседним столиком. У женщины, красотки с платиновыми волосами, собранными в изящный шиньон, была роскошная и – недаром я работаю в «Хэрродсе» – редкая сумка от Бонни Кэшин для Coach. Мужчина был…

Господи, Эдвард.

Наши глаза встретились всего на мгновение, но какая-то сила пронзила меня, как молния. Даже в тусклом свете я поняла, что он тоже что-то почувствовал.

Думал ли он обо мне в последние месяцы? Почему он не пришел в бистро «У Джека»? Почему не позвонил?

Мое сердце бешено заколотилось. Я отвела взгляд, но желание смотреть на него было невозможно пересилить, и я наблюдала, как Эдвард развлекает свою даму за ужином. Когда она откинула голову назад и рассмеялась, а потом протянула руку, коснувшись его руки, мне стало больно. Интересно, он показывал ей свою татуировку со скрипкой? Знает ли она, что он хочет, чтобы в его ушах всегда звучала музыка?

Я почувствовала на талии руку Фрэнка и повернулась к нему.

– Ты знаешь о моих чувствах, Эл. Но никогда не говорила мне о своих.

Эл. Так звала меня только Милли, и я вздрогнула, услышав это имя из его уст.

Внезапно зал стал похож на смерч, а я оказалась в его центре – потеряла управление, как воздушный змей в Риджентс-парке в ветреный день. Я знала, что должна заставить себя вернуться на землю, и вернулась. Но приземление оказалось жестким. Вот я сижу в модном стейк-хаусе рядом с мужчиной, который без ума от меня, – но это не тот мужчина. А тот находится достаточно близко, чтобы слышать мой голос, как музыку в ушах.

Мне хотелось подбежать к нему. Мне хотелось убежать с ним. Вот он, миг из романов, которого я ждала всю жизнь, – миг узнавания. Но заодно я узнала и то, что у моей истории не будет счастливого конца.

– Эл, – продолжал Фрэнк. – Что ты скажешь?

Я молча уставилась на Эдварда: он встал, снял свой темный пиджак, повесил его на спинку стула и коротко кивнул мне в знак приветствия. В зале было слишком темно, чтобы разглядеть в его глазах какие-либо чувства, зато их было предостаточно в моих.

Я повернулась к Фрэнку и сосредоточила на нем свой затуманенный взгляд.

– Прости, ты о чем-то спрашивал?

Он улыбнулся.

– Дорогая, кажется вино ударило тебе в голову. – Он коснулся моей руки, но я едва почувствовала его пальцы на коже. – Любовь моя, я прошу твоей руки… и сердца. – Он с трудом сглотнул, и я увидела, как поднимается и опускается его кадык. – Я предлагаю тебе… провести оставшуюся жизнь со мной.

Какая же я дура. Для Эдварда я – всего лишь мимолетное воспоминание. Связь между нами, которую я выстроила в мыслях, – всего лишь художественный вымысел. Все это глупая сказка, я просто сочинила ее.

Я повернулась к Фрэнку, наконец-то уделив ему то внимание, которого он заслуживал.

– Да, – сказала я, на этот раз без колебаний. Получился чисто машинальный ответ. И единственно возможный. – Да, Фрэнк Бейкер. Я выйду за тебя замуж. И поеду с тобой в Калифорнию.

Рис.8 Из Лондона с любовью

Глава 7

Валентина

– Приветствую тебя, Миллисента Великая, – говорит Лайза, когда мы приходим в магазин после обеда.

Милли машет рукой из отдела детских книг, где возится с двумя мальчиками, которых привела мать.

Стоя в сторонке, я смотрю, как она достает с полки «20 000 лье под водой», и слушаю ее рассказ о капитане Немо и его приключениях в погоне за гигантским чудовищем, обитающем в открытом море.

Мальчики стоят в напряженном внимании. Попались на крючок.

– Прошу прощения, – говорю я, опускаясь на колени на коврик рядом с одним из мальчишек. – Вижу, тебе нравятся приключенческие истории. – Я осматриваю ближайшую полку и достаю «За светлым морем»[13]: у меня еще свежи воспоминания об этой книге, которую я читала несколько месяцев назад, когда замещала библиотекаря в детском отделе во время ее декретного отпуска. Пересказывая сюжет, я так и чувствую на щеках соленый воздух, и мой юный клиент слушает с растущим интересом.

После того как обе книги куплены, Милли машет на прощание и подходит ко мне, в то время как я просматриваю стопку новых книг.

– Извини за мой… вчерашний тон, – говорит она. – Твоя мать вложила в это место всю душу, и… – она оглядывает магазин и в ее глазах читается тысяча воспоминаний. – Думаю, меня просто одолели страхи. Ясно же, что ты здесь для того, чтобы помочь. – Она с усилием сглатывает. – Прощаешь меня?

Страницы: «« 12345