Безумие толпы Пенни Луиза

Гамаш сел за свой ноутбук, прочел сообщения, пришедшие за ночь.

Патрульные Sret на снегоходах искали брата Эдуарда Тардифа. Пока безуспешно. Район огромный, следов очень много, в лесу не счесть охотничьих домиков.

На видео, присланных слушателями лекции, не обнаружилось ничего полезного. Никаких указаний на возможного сообщника, который мог использовать хлопушки. Разве что это сделал сам Тардиф.

А Тардиф отказывался говорить. Гамаш собирался допросить его сегодня сам.

Он услышал, как вернулись Рейн-Мари и Оноре, как внучки сломя голову припустили вниз по лестнице к завтраку.

Просмотрев все послания и сделав себе заметки на память, он отправился в кухню, где уже собрались все, и тоже сел завтракать.

* * *

Анни, едва проснувшись утром, инстинктивно поняла, что мужа рядом нет. Она лениво провела рукой по кровати, чтобы наверняка убедиться в этом. Ладонь ощутила холодные простыни. Но не ледяные. Значит, он встал недавно.

Анни надела халат и прошла в соседнюю комнату. Там она и увидела Жана Ги – он сидел у кроватки Идолы и смотрел на дочку.

– А где Оноре? – сонным голосом спросила она.

Жан Ги кивнул в сторону окна.

– На крыше? – усмехнулась она и подошла к мужу. – Замечательно.

Уже рассвело достаточно, чтобы Анни смогла разглядеть две фигуры.

Она улыбнулась, глядя на маленького Оноре, идущего рядом с бабушкой. Оба они были погружены в какой-то серьезный разговор. И она вспомнила, что вот так же когда-то гуляла с матерью. Она держала мать за руку, и они прогуливались по парку близ их квартиры в Монреале. И она рассказывала матери, как устроен мир.

Анни научилась слушать и слышать, лишь когда ей исполнилось двадцать и она уже была студенткой юридического факультета Монреальского университета.

– Я знаю, сегодня твоя очередь ее поднимать, – сказал Жан Ги. – Но ты не возражаешь, если это сделаю я?

– Шутишь. – Анни повернулась к мужу. – Я готова за это приплачивать. Слушай, – она внимательно посмотрела на него, – с тобой все в порядке?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я подумала – не простудился ли ты. У тебя нос заложен?

Хотя в семье все были вакцинированы и в стране вот уже несколько месяцев не отмечалось новых случаев заболевания, за время пандемии они привыкли волноваться, услышав чей-то кашель.

– Почему ты спрашиваешь? Боже мой, нет, не говори. Неужели все так плохо? – Он наклонился над Идолой, потянул носом. – Я ничего не чувствую.

– Даже запах бекона?

– Разве пахнет беконом?

Это было бы чудом, подумал он, но тут же понял, к чему клонит Анни.

Она улыбалась ему:

– Если у кого-то и мог родиться ребенок, чьи какашки пахнут беконом, то только у тебя. Но нет – этот запах проникает сюда снизу. Обычно, когда ты чувствуешь запах бекона, тебя трудно удержать на месте, а я хочу, чтобы ты привел себя в порядок, прежде чем понесешься вниз.

Он ловко управился с подгузником и взял дочку на руки, поддерживая головку, как им показывали доктора. Анни видела, что теперь это получается у него естественно.

Держа Идолу на руках, он посмотрел на Анни, которая не сводила с него проницательного взгляда. У нее были отцовские глаза.

– Все в порядке? – повторила она.

– Я должен тебе кое-что сказать.

– Об Идоле? – спросила Анни, и тембр ее голоса вдруг стал выше.

– Non. Не совсем. – Он опустился на краешек кровати Оноре.

Анни села рядом с ним.

– И что это? Что-то плохое? Вчера что-то случилось? Мне показалось, ты был не в себе.

Жан Ги поднял Идолу повыше. Понюхал ее волосы. Почувствовал, как ее крохотные пальчики трогают его воротник.

– Вчера вечером в бистро, – сказал он, не глядя на жену, – мы разговаривали с твоим отцом.

– Да?..

И вот этот момент настал. Он рассказал ей, что нарушил приказ, оставил свой пост. Рассказал, что он чувствовал иногда, думая о дочери. Думая о принятом ими решении.

Он рассказал Анни все.

В том числе о Хании Дауд.

* * *

– У нас новости? – спросил Жан Ги, входя в кухню с Идолой.

Он нарядил ее в хорошенький комбинезон – подарок на Рождество от Стивена. Комбинезон был расписан розовыми мышками; каждая держала что-то похожее на кусочек сыра или лимонного пирога с безе.

– Non, – сказал Арман, целуя Идолу в лобик. – От нее хорошо пахнет. Новый порошок?

– Это же бекон, па, – фыркнула Анни и обратилась к Розлин: – Ох уж эти мужчины.

– Я знаю. Даниель много лет считал, что наши дети пахнут круассанами.

– А они что – не пахнут? – спросил Даниель и, скосив глаза, посмотрел на Зору.

Та рассмеялась.

– Я говорил с Изабель, – сказал Жан Ги, наливая себе кофе.

– Мы сегодня утром должны допросить Тардифа. Его адвокат, конечно, тоже приедет.

– Конечно.

Затем вниманием Армана, посадившего Идолу на колено, завладели Зора, Флоранс и Оноре – они наперебой рассказывали, как собираются провести день.

Вдруг телефоны Анни, Розлин и Рейн-Мари разноголосо тренькнули: всем пришло сообщение от Клары, которая приглашала на завтрак с Ханией Дауд. «Кажется, это нечто большее, чем приглашение, – подумала Рейн-Мари. – Скорее, это мольба».

Розлин составила взволнованный ответ: «Да, спс. Так волнитьно. Можно я приду с двочками? Мрси».

Текст не относился к литературным шедеврам, но Клара все поняла и тут же ответила: «Двочек лучче неприводить».

– Интересно почему, – протянула Розлин.

– Слишком страшно, – сказал Жан Ги, перехватывая взгляд Армана.

– Ты прав, – поддержала его Анни. – Мы не хотим смутить Ханию. Вероятно, сейчас ее легко ранить.

Рейн-Мари, которая с сожалением отклонила приглашение, сославшись на занятость, подошла к мужу:

– Я видела твой взгляд. Что случилось?

– Потом расскажу, – прошептал он.

Тарелки убрали, чтобы Анни и Розлин могли отправиться на второй завтрак с почетной гостьей.

Стивен к этому времени уже поднялся с кровати. Он, как всегда, явился к столу в крахмальной рубашке, свитере и серых фланелевых брюках. На тот случай, если все-таки будет созвано заседание совета директоров.

– Все ищешь обезьянок? – спросил он у Рейн-Мари, получив кружку кофе.

Она пересела к печке в дальнем конце кухни и склонилась над большой картонной коробкой.

– Oui.

– И какой счет? – спросил он, присаживаясь рядом.

– Пока пятьдесят семь.

– Ну и странности у человека – коллекционировать обезьян, – сказал Стивен, поглаживая своего крысундука Грейси.

– Хотела бы я думать, что это самое странное из человеческих заняти.

Дослужившись до старшего архивиста Квебека, Рейн-Мари недавно решила уйти на пенсию и заняться консалтингом.

Сейчас она, выполняя заказ одной местной семьи, просматривала архив недавно умершей женщины. Та оставила детям наследство, не отвечавшее их ожиданиям: разваливающийся старый дом, множество коробок с одеждой, бумаги, всевозможные безделушки и совершенно неожиданную коллекцию. В ней были собраны обезьянки всех видов и мастей – куколки, открытки, мягкие игрушки, рисунки, раскраски… Все это лежало в коробках на чердаке.

Но гораздо большая коллекция обезьянок была нарисована от руки на всевозможных документах. Эту загадку Рейн-Мари надеялась разрешить.

– Есть что-то ценное? – спросил старый финансист.

– Пока не попалось, – сказала она, держа изъеденную молью игрушечную обезьянку за ухо.

К жене и крестному подсел Арман с папкой в руках.

– Значит, так, – отрезала Рейн-Мари, – прежде чем ты с головой уйдешь в работу, расскажи-ка, почему ты переглянулся с Жаном Ги, когда мы говорили о Хании Дауд?

– Это означало, что, если Анни и Розлин надеются увидеть святую, их ждет разочарование.

– Почему? Что она собой представляет? – Когда он не ответил, ее глаза посерьезнели. – Чудо, что она вообще осталась жива, – с пониманием вздохнула Рейн-Мари, – и что собственную боль поставила на службу добру. Неудивительно, что она… – Рейн-Мари подыскала подходящее слово, – трудная.

– Oui, – сказал Арман. – И не только. Она определенно травмированна и, вероятно, неуравновешенна – в том смысле, что ясно различает зло в этом мире, но не имеет понятия о добре.

Впрочем, в проницательности Хании Дауд не откажешь, подумалось Гамашу. И если она не смогла прочитать его мысли, то разглядела сквозь трещины боль его разбитого сердца.

«Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь»[41].

Интересно, подумал Арман, поняла ли Флоранс эти слова из «Маленького принца»?

Сам он в детстве не уловил их скрытого смысла. И, только повзрослев, понял, насколько они правдивы. Теперь он думал о Хании Дауд и о том, что она увидела. Своим собственным разбитым сердцем.

– Ах, еще одна из святых идиотов… – протянул Стивен. – Она не первая. Полагаю, большинство святых были идиотами, а? Да что там, даже в наших краях она не была бы первой.

– Вы не о себе говорите, Стивен? – спросила Рейн-Мари. – Потому что, по крайней мере по мнению Рут, к вам применимо только одно из этих слов.

– Правда? И ты доверяешь суждению сумасшедшей женщины, которая повсюду таскает с собой утку? И относится к этому существу как к своему ребенку, – верно я говорю, Грейси? – Он чмокнул крысундука в усатую мордочку.

Но и Рейн-Мари, и Арман знали, о ком говорит Стивен. Их местный «святой идиот» жил в лесной хижине, предпочитая собственное общество всем прочим на земле.

И все прочие на земле отвечали ему взаимностью.

Они привыкли называть его так, он даже представлялся: «Святой Идиот» – и жители деревни почти забыли, кто он на самом деле.

– Я до сих пор ни разу с ним не встречался, – сообщил Стивен. – Так что же делает его идиотом?

– Поймете, если он появится сегодня, – сказала Рейн-Мари. – А вот его святость в глаза не бросается.

Арман улыбнулся. Так оно и было. Но это не означало, что святость вовсе отсутствовала. Этот человек большую часть своей жизни отдал служению так называемым уязвимым группам населения. Всеми забытым и отвергнутым. Он пытался сделать их существование сносным, хотя, нравились ему эти люди или нет, было большим вопросом.

– Теперь любопытство разбирает меня по-настоящему, – признался Стивен. – Вы думаете, он придет сегодня?

– Может быть, – сказала Рейн-Мари. – Вечеринка будет в доме его сына.

– В оберже, – кивнул Стивен. – Вы пойдете? – Вопрос был адресован в основном Арману.

– Надеюсь. На это стоит посмотреть.

Вообще-то, Гамаш надеялся, что ему не придется идти на вечеринку. Не то чтобы он не хотел этого, просто у него были другие планы, а именно арест и допрос подозреваемого. Сообщника. Гамаш предполагал, что закроет дело.

– Только что звонила Изабель, – сказал Жан Ги, подойдя к двери кухни. – Через двадцать минут она будет в старом университетском спортзале.

– Bon. – Гамаш поднялся и посмотрел на часы. – Я с тобой. Ректор и почетный ректор просили о встрече.

– В кабинете ректора, Арман? – спросил Стивен.

– Похоже на то.

Глава одиннадцатая

– Объяснитесь, – сказала Хания Дауд, глядя на Розлин, смотревшую на нее широко раскрытыми глазами. – Вы проводите время, моделируя одежду для богачей?

* * *

– Объяснитесь, – произнес ректор Universit de l’Estrie, сверля взглядом Гамаша.

Отто Паскаль сидел за своим большим столом, а Колетт Роберж, почетный ректор, – на высоком стуле, казавшемся довольно неудобным. Ректор не предложил Гамашу сесть.

– Oui. Как это могло случиться? – спросила почетный ректор.

Гамаш уставился на нее.

* * *

– Позвольте, я объясню, – сказал Эрик Вио, смотритель здания. Он стоял в бывшем спортивном зале с инспекторами Бовуаром и Лакост. – Все двери заперты, подключены к охранной сигнализации, выведенной в мой дом, – он махнул в сторону дороги и небольшого дома у въезда в университет, – и в службу безопасности кампуса. А еще система имеет мощнейшие сирены.

– И сигнализация не срабатывала за последнюю неделю? – уточнила Изабель Лакост.

– Нет. Ни разу.

– И никаких происшествий на Рождество не случалось? – спросил Бовуар, разглядывая шапочки и рукавицы, сумки и сапоги, лежавшие там, где их оставили.

Полицейские и смотритель стояли на том месте, где сработали хлопушки. Пол тут был слегка обожжен.

– Никаких. Этот зал не пользуется большим спросом. Мы его сдаем, только когда все другие заняты. Но в последнее время аншлага не было. На праздниках – тем более.

– Тогда почему зал затребовали для вчерашней лекции? – спросила Лакост. – И практически без уведомления? Все другие места были заняты?

Месье Вио удивленно посмотрел на нее:

– Вы спрашиваете об этом у меня? Я просто поддерживаю это помещение в приличном состоянии. И понятия не имею, почему кто-то выбрал его.

* * *

– Постойте, Арман. – Почетный ректор поднялась со стула и выпрямилась у стола ректора. – Вы считаете, что все это могло быть спланировано и осуществлено самой профессором Робинсон? Для привлечения внимания?

– Я только говорю, что это одна из гипотез, которые мы рассматриваем.

Он рассказал обо всех гипотезах, разрабатываемых командой детективов. Интересно, почему почетный ректор остановилась именно на этой?

Отто Паскаль тоже встал. Он обошел стол и остановился рядом с почетным ректором, чуть впереди, вникая в их спор со старшим инспектором.

Паскаль волновался все больше. Разговор выходил за рамки его понимания, которое ограничивалось 600 годом до нашей эры и разграблением Фив[42]. Двадцать первый век был загадкой для египтолога. Он разглядывал лицо полицейского Sret так, словно нашел Розеттский камень[43].

– Вы арестовали человека, который стрелял. Что вам еще надо, зачем еще что-то откапывать? – продолжала напирать Роберж.

– А вам зачем? – парировал Гамаш. – Это делается на тот случай, если мы что-то упустили. Возможно, появятся другие улики. Полицейские, как и ученые, должны работать тщательно.

Доктор Паскаль был бледен и, судя по его виду, нуждался в том, чтобы снова сесть на место. И неудивительно. Авторитет в области иероглифического письма, он последние сорок лет провел если не сидя за столом, то склоняясь над ним. Кто-то говорил, что он способен только оглядываться в прошлое. В попытке сначала увидеть, а потом убедить остальной мир в том, что такое явление, как иероглифическая литература, действительно существовало.

Иными словами, доктор, а ныне ректор Паскаль поагал, что некоторые иероглифические тексты, считавшиеся выбитыми в камне документальными свидетельствами жизни и событий Древнего Египта, на самом деле являются древними эквивалентами романов. Главным образом триллеров.

То есть он сделал на это ставку. Посвятил свою карьеру умению превращать правду в вымысел. Казалось, именно к этому он и стремился во время разговора с инспектором полиции.

* * *

– Ну, я… – запинаясь, проговорила Розлин. – Да, я полагаю, что… И еще я моделирую детскую…

– Одежду для детей? – спросила Хания. – Очевидно, это дети из состоятельных семей. И сколько стоит такая одежда?

Розлин пробормотала что-то в ответ.

– Простите, не разобрала, – сказала Хания.

– Ну… – Розлин посмотрела на Клару, безмолвно взывая о помощи, но ее друг и хозяйка дома сегодня утром сама попала в эти жернова, причем не единожды, и теперь чувствовала себя как выжатый лимон.

Она встала с постели без большой охоты, но ее взбодрило предвкушение важных событий дня.

Хания Дауд, любимица свободного мира, спала в соседней комнате.

Впрочем, уже не спала. Клара нашла ее в студии, где Хания рассматривала картины, стоящие у стены.

– Это после выставки, – с порога поспешила пояснить Клара. – Еще не успела развесить.

Хания, облаченная теперь в великолепный кафтан темно-зеленого шелка, повернулась к ней и сказала:

– И я понимаю почему.

И вот тогда Кларе показалось, что она выскочила на мороз без шапки. Ее щеки загорелись. И она отправила сигнал SOS Мирне, Рейн-Мари, Анни и Розлин. Мольбу о спасении души от этой святой идиотки.

Сейчас она вперилась в телефон, лежащий у нее на коленях, и послала короткое сообщение Мирне: «Ты где?»

«Извини. Не могу прийти».

«Не можешь или не придешь?»

«Да».

«Сука», – набрала Клара и снова нацепила улыбку на лицо.

– Какое у вас красивое сари, – сказала Анни.

Розлин с выражением благодарности на лице повернулась к золовке, которая отвлекла людоедку. Но Клара подозревала, что за этим скрывается нечто большее.

Это был тонкий укол фехтовальщика, указывающий Хании на ее лицемерие: она тут критикует Розлин, а сама-то разоделась! Кто-то же сшил ей это сари!

Вероятно, оно стоило немалых денег, возможно, было подарком богатого благотворителя, и не исключено, что над ним трудились детские руки в какой-нибудь адской потогонной мастерской в Индии.

– Это называется «абайя»[44], – поправила Хания. – Изготовлена в сети женских кооперативов, которые я сформировала в Нигерии. Они финансируются созданной мною банковской системой, во главе которой также…

Клара опасалась, что ее вырвет, да и Анни выглядела так, будто испытывает сильное головокружение.

Розлин же, напротив, подалась к Хании и впитывала каждое ее слово.

* * *

– Вы видели кого-нибудь постороннего в здании на прошлой неделе или около того? – спросила Изабель.

– Я думал, вы схватили стрелка, – сказал месье Вио.

– Схватили, – ответил Жан Ги. – Мы хотим выяснить, не было ли у него сообщников.

Говоря это, Жан Ги внимательно вглядывался в месье Вио. Какой будет реакция? Едва заметное изменение цвета кожи, ритма дыхания? Рывок к двери?

Но смотритель спокойно слушал его.

– Никто не просил вас показать здание в течение, скажем, последних двух недель? – продолжил Бовуар. – Не проводились ли тут какие-либо работы? Ремонт?

– Рабочих не было, но парень один заходил. Хотел устроить танцы с целью сбора пожертвований – ему кто-то сказал, что зал можно снять дешево.

– Вы оставляли его одного? – спросила Лакост.

– Нет.

– Вы водили его в другие помещения этого здания?

– Нет, только зал показал.

– Он мог здесь что-нибудь спрятать незаметно для вас? – спросил Бовуар.

Месье Вио задумался, потом отрицательно покачал головой:

– Нет, я все время был с ним. Я бы заметил, если что.

– Не этот к вам приходил? – Изабель показала ему фотографию Эдуарда Тардифа.

Вио несколько секунд разглядывал фотографию, затем кровь отхлынула от его лица.

– Oui. – Он посмотрел на них. – Значит, я впустил сюда стрелка?

– Вы не могли этого знать, – сказала Изабель. – Так он и снял этот зал?

– Об этом лучше спросить в администрации.

– Шеф как раз там. – Бовуар достал телефон. – Разговаривает с ректором и почетным ректором.

– Счастливый человек, – заметил Вио.

– Узнаю, сможет ли он добыть эти сведения.

Жан Ги принялся набирать текст, а Лакост обратилась к смотрителю:

– Чтобы не осталось никаких неясностей – этот мужчина приходил один?

– Oui.

– Вы уверены?

Теперь Вио задумался.

– Ну, я никого больше не видел, хотя кто-то ведь мог с ним прийти. Ждать снаружи.

– Когда этот человек приехал, вы отперли двери, – сказала Изабель. – Следом за ним мог кто-нибудь еще проникнуть в здание незаметно для вас?

Вио задумался, потом кивнул:

– Да, пожалуй.

Лакост и Бовуар переглянулись.

– Большинство тех, кто снимает зал, сначала его осматривают? – спросил Бовуар.

– Я бы сказал, почти все.

– Тогда кто осматривал помещение из группы, сопровождавшей профессора Робинсон? И когда?

Вио наморщил лоб.

– Они не осматривали зал. Мне, по крайней мере, об этом неизвестно.

– А как они узнали об этом месте? – спросил Бовуар. – И кто снимал зал для нее?

* * *

Из окна ректорского кабинета Гамаш видел здание бывшего спортивного зала.

Потом он перевел взгляд на ректора Паскаля и на почетного ректора Роберж.

Старший инспектор заново пережил и обдумал все, что произошло день назад. Шаг за шагом. Составил доклад. Перечислил факты.

– И какой сценарий наиболее вероятен? – поинтересовался ректор Паскаль.

– На данном этапе я не могу этого сказать.

– Не можете или не скажете? – решила уточнить почетный ректор.

Гамаш не ответил.

– По существу, старший инспектор, вы говорите, что рассматриваете все варианты, – сказал ректор.

– Кроме вторжения инопланетян – да.

– Включая и тот вариант, что происшествие спроектировала сама профессор Робинсон, – добавил Паскаль.

– Да, это одна из гипотез.

– Это мало чем отличается от космической версии, – произнесла почетный ректор с усталой улыбкой. Последние двадцать четыре часа ни для кого не были легкими. – Мне такая гипотеза представляется ложной корреляцией. Вы соединяете несоединимое.

– Мы должны рассматривать все варианты, какими бы фантастическими они ни казались, – возразил Гамаш.

Страницы: «« 23456789 »»