По следам старых грехов Романова Галина
– А вот это договор дарения, и под ним, кажется, ваша подпись, – кисло улыбнулся ему Игнатов, демонстрируя очередную копию документа.
Вот никогда у Миши так не тряслись руки, как в тот момент, когда они потянулись за копией договора дарения. Происходящее ему все еще казалось каким-то розыгрышем, чьей-то злой шуткой. Может, старуха ему мстит за то, что он отказался разграничить их участки забором? Она требовала, он отказался. На вот теперь, получай.
– Это не моя подпись, – выдохнул Миша с облегчением, внимательно рассмотрев последнюю страницу договора.
– Кто это может подтвердить? – Майор, поджав губы, сгреб все бумаги со стола и убрал их в папку.
– Ваши эксперты. Хотя это легко определить невооруженным взглядом. Сейчас я принесу вам…
Он привстал, чтобы сходить в свой кабинет на втором этаже и принести майору что-нибудь из своих бумаг. Должен же представитель правопорядка убедиться, что все происходящее – чья-то идиотская выходка, попросту подстава.
– Сидеть! – неожиданно рявкнул майор.
Миша послушно опустился на стул, вопросительно уставился на следователя.
– Вы считаете, что я сбегу? – догадался он. – Мне незачем. Идемте вместе, я постараюсь вас убедить, что на договоре не моя подпись. Можете даже обратиться к моему руководству, они вам продемонстрируют образец. Он у них имеется.
Майор как-то странно на него глянул и, досадливо крякнув, отвернул лицо.
– Вы уже знаете, что мои слова – правда, – снова догадался Миша. – И знаете, что подпись на договоре не моя. Тогда к чему все это? Все ваши вопросы и…
– А что вы хотели, Ардин?! – взорвался неожиданно майор Игнатов.
И, выбравшись из-за стола, нервно заходил по его кухне.
– Участковому поступает анонимный звонок о том, что на соседнем с вашем участке что-то произошло. Что там страшно кричала женщина, умоляя о помощи. Участковый отправляется на указанный анонимом адрес и что находит?
– Что?
Мише приходилось все время крутить головой, потому что майор вдруг взялся маршировать за его спиной.
– Он находит открытые ворота, распахнутые настежь двери в дом. А в доме… – Майор Игнатов неожиданно остановился сзади и через мгновение выдохнул ему прямо в макушку: – А в доме, в холле, все стены в крови. Представляете?
– Нет.
Мише сделалось тошно от новости. От того, что чужое горячее дыхание касается его волос.
– Когда я уходил, стены были белыми, – уточнил он на всякий случай.
– А еще мы обнаружили в доме камеры видеонаблюдения, – будто не слыша его, продолжил говорить майор, обдавая его макушку горячим дыханием. – И на записях… Вы не представляете, что за улики против вас мы обнаружили на этих записях, гражданин Ардин.
Михаил уже представил!
Вот он с ружьем в руке идет по холлу в сторону лестницы. Скрывается под ней. Потом выходит. Его не спасет даже отсутствие его отпечатков на ружье. Он шел по коридору старухи с ружьем в руке – все.
Господи, какой же он дурак!
– Если у вас на руках записи, вы должны были слышать, о чем мы с ней говорили.
– Звук не транслировался. Только картинка, – огорчил его майор.
– Тогда вы должны были видеть, что я вышел, а она следом за мной.
– Этого на записях не было. Только вы с ружьем в руках.
– И что? – подумав, с вызовом глянул на него Миша. – Если только я с ружьем в руках, то… Там же видно, что на стенах нет крови, когда я иду по холлу. Они остались белыми, девственно-белыми, майор! И на моей одежде нет крови. Вы же видели! И можете взять ее из кучи невыстиранного белья…
И тут он, невзирая на грозные окрики Игнатова, вскочил и почти бегом кинулся в прачечную. Там опрокинул корзину для грязного белья, вытащил спортивные штаны и футболку, в которых был роковым вечером в доме старухи.
– Вот! Смотрите! Это моя одежда! – тряс он перед Игнатовым, который тут же спустился с ним в цокольный этаж. – Можете провести сотни экспертиз. На ней нет и следа крови. Я ее даже не стирал. Не успел. Улетел в командировку. Что вообще за ерунда происходит?!
Майор молчал, внимательно ощупывая взглядом вещи, которыми тряс перед ним Миша. Затем вытащил из папки, с которой не расставался, пакет для вещдоков. Тряхнул им, расправляя. И потребовал от Миши положить туда вещи.
– Ну уж нет! – спрятал он штаны с футболкой за своей спиной. – Зовите сюда понятых, будем оформлять выемку по закону. Чтобы потом эти вещи ненароком вдруг не оказались вымазанными.
Майор был недоволен, что его так вот лихо щелкнули по носу. Но вынужден был подчиниться. Не Мише, нет, протоколу.
Понятых пригласили из дома через дорогу. Молодые супруги, только что выбравшиеся из собственного бассейна, еле успели переодеться в сухую одежду. Они без конца шушукались и таращились на Мишу как на исчадие ада. Ему их симпатии были не нужны. Ему было нужно их свидетельство того, что на его вещах нет пятен крови. Подписав протокол, супружеская пара исчезла за воротами.
– Что-то есть еще ко мне, майор? Я после перелета, устал.
Ему не терпелось выпроводить следователя. Хотелось остаться в тишине и одиночестве и как следует подумать.
– Еще кое-что есть, Михаил Степанович. Еще есть вопросы. И было бы лучше, если бы я вам их задал в отделе.
– Если вы хотите меня задержать, предъявите обвинение.
Миша крепко сжал челюсти, чтобы не накричать, и очень недвусмысленно теснил Игнатова к выходу.
– Я могу задержать вас на семьдесят два часа, до выяснения, – вяло огрызнулся тот, сделав назад пару шагов.
– Мы все выяснили, разве нет? – Он стиснул за спиной ладони в замок. – На моих вещах нет крови. Ружье я отнес в кладовку, как и просила старуха. И да, раз уж зашло все так далеко, я понюхал дуло перед тем, как убрать ружье в сейф. Из него не стреляли. В тот вечер из него точно не стреляли.
Майор как-то быстро согласился, кивая. И признался, что экспертиза установила, что из этого ружья не стреляли последние несколько лет точно.
– Но что удивительно, Михаил. – Он снова изобразил улыбку одними губами. – На ружье нет ваших отпечатков пальцев. Как думаете, почему?
Да потому что он их сам стер, подчиняясь странному порыву. После того как понял, что из дула не пахнет пороховыми газами, сразу свои отпечатки и стер. Но признаваться в этом он ни за что не станет.
– Все вопросы к старухе. – Миша холодно смотрел на майора, тот, отступив на два шага, снова встал намертво. – Зачем она выманила меня к себе? Она же выманила, шарахнув чем-то похожим на выстрел. Зачем велела взять в руки ружье, из которого не стреляли? И что за ерунда с дарственной? Насколько я знаю, на мне не числится ее участок. Я только месяц назад оплатил налог на землю. Вы делали запрос в Росреестр? Там подтвердили, что я владею той землей?
По тому, каким тоскливым сделалось выражение невзрачного лица Игнатова, Миша понял: никаких запросов они не делали. Нашли бумаги в шкафах старухи и успокоились.
– Вы пришли ко мне с фальшивкой, решив, что можете так вот запросто сворачивать мне кровь?! – Миша рассвирепел. – На каком, мать вашу, майор, основании?!
Игнатов сердито сжал губы, уставившись на Мишу впервые открыто и с нескрываемой неприязнью. Видимо, размышлял, предъявить тому за грубость или нет? И тут же снова полез в папку, порылся там и вытащил несколько цветных фотографий.
– На том основании, гражданин Ардин, что на этих фото точно вы. И тут ваши действия выглядят не столь безобидно, как в холле соседнего дома, по которому вы разгуливаете с ружьем в руках. Не хотите взглянуть?
Даже если бы Миша и не хотел, майор не оставил ему выбора, сунув фото ему за вырез рубашки. Руки-то он по-прежнему держал за спиной. Взяв в руки фотографии и полистав их, он поднял совершенно безумный взгляд на майора. И единственное, что сумел выговорить, это длинное ругательство.
Глава 4
Такого скверного дела, которым наградило его завершающееся лето, на его памяти не было. Совсем никогда не было! Какой-то просто безумный триллер, от него кровь стынет в жилах, и ты не знаешь, кто дальше станет жертвой, а кто убийцей.
Игнат сидел за кухонным столом за холостяцким завтраком из трех пережаренных яиц, подгоревших тостов и чашки несладкого жидкого кофе. Крепкий кофе он не мог себе позволить. Точнее – его здоровье ему не позволяло. А кофе по утрам остро хотелось. Вот и разжижал его кипятком до состояния прозрачности. Ничего, привык. И к яичнице, неприятно хрустевшей по краям, привык. К подгоревшим тостам тоже.
Они всегда подгорали. Тостер был дерьмовым, дешевым. Бывшая жена купила как-то на распродаже в интернете, попыталась обкатать, разочаровалась и при разводе оставила ему как его часть совместно нажитого имущества. Он не роптал, не скандалил. Он пребывал в горьком недоумении, наблюдая за ее сборами.
Она не просто уходила из квартиры, она уходила от него навсегда. Она уезжала из страны. И выходила замуж за иностранца, с которым – прости господи – познакомилась в интернете на сайте знакомств. Когда Игнат попытался ее вразумить разговорами об опасностях, таящихся в подобных знакомствах, она счастливо рассмеялась и сказала, что у нее случилась неожиданная любовь и это навсегда.
Спустя время он наталкивался в социальных сетях на ее фото счастливой тамошней жизни.
Нет, не так.
Он специально рыскал по соцсетям в поисках ее фото. Находил и разочаровывался, находя свою бывшую на этих фото счастливой.
Она на яхте в окружении красиво одетых людей. В ресторане за красиво накрытым столом. На берегу океана в бикини – похудевшая, помолодевшая.
Игнат тяжело вздыхал, закрывал страничку в соцсети, старался забыть. Но спустя какое-то время снова туда совался. И снова печалился.
Но новое дело, обрушившееся на него кузнечным молотом, заставило его позабыть на время о печалях по бывшей жене.
Да, да, именно молотом, не снегом на голову. Это дело – оно было загадочным и каким-то несуразным. Вроде бы все указывало на единственного подозреваемого. Улик целое ведро, как любил говаривать его старший наставник Иван Васильевич Волошин, вышедший в запас год назад. Но когда это ведро тряхнешь как следует, ничего и не остается. Это тоже его слова. Мыльными пузырями все взмывает вверх и лопается – и эти слова принадлежали Волошину.
Так произошло с уликами и в этом странном деле.
Все подозрения падали на юриста одной весьма процветающей фирмы – Ардина Михаил Степановича.
Нормальный такой себе малый, тридцати восьми лет. Симпатичный, холостой, на первый взгляд без вредных привычек. После окончания школы где-то за Уралом отучился на юриста в одном из московских вузов. Весьма успешно, к слову, завершил учебу. Ушел служить. Остался в армии по контракту, побывал в горячих точках.
Информации о его армейских подвигах у Игнатова не было. Их еще предстояло запросить. Доступ к информации по Ардину был закрыт.
По возвращении в Москву сразу устроился в фирму юристом, где и работал до сих пор. Уже три года успешно трудился.
Все коллеги отзывались о нем положительно. Шеф особенно. И женщины, что Игнатова не удивило. Михаил Ардин был не просто симпатичным, а очень симпатичным. И успешным. И холостым. И еще у него имелся собственный дом в ближнем Подмосковье. И наверняка состояние его счетов было обнадеживающим.
Но это Игнатову еще предстояло выяснить. Запрос был готов.
Все с виду замечательно, но вдруг!..
Вдруг все в его жизни круто меняется. Скверным образом меняется.
Ардин улетает в командировку. И в это время кто-то, не представившийся участковому Куркину, звонит на его стационарный рабочий телефон и искаженным голосом говорит, что в доме по соседству с Ардиным громко кричит и зовет на помощь какая-то женщина.
Участковый, понятное дело, все бросает и мчит туда на служебном автомобиле. И что обнаруживает? Пустой дом с забрызганными кровью стенами в холле. Распахнутый сейф в кладовке под лестницей, а в нем ружье. Перепугавшись, он сразу позвонил кому следует, и уже через пару часов в доме и на участке работала оперативная группа сразу с тремя экспертами.
Были найдены видеокамеры, установленные по всему дому, с сохраненными за последние полтора года записями.
– Серьезная аппаратура, – похвалил один из экспертов, уважительно прищелкнув языком. – Денег хороших стоит!
На этих записях, странное дело, почти не засветилась хозяйка дома. Там прядь волос выхватил объектив. Там подол серого платья. Сгорбленный силуэт со спины в темной комнате у окна. Не более. Лица ее нигде не было на записях. Вообще нигде и ни разу.
Это сразу вызвало у Игнатова беспокойство. Легкое, не вполне объяснимое беспокойство, но в душе его оно поселилось.
Далее…
Они обнаружили на записях самого Ардина, разгуливающего по холлу Марии Марковны Говоровой с ружьем в руках.
Да, на его одежде не было крови. И холл был девственно-чист: и пол, и потолок, и стены. Никаких следов крови, обнаруженных участковым днем позже.
Походив с ружьем по холлу, Ардин отправился с ним в кладовку. Оттуда вышел через две минуты сорок пять секунд – камера все отлично зафиксировала. И почти сразу двинулся к входной двери. Дальше запись обрывалась.
Эксперты, что странно, не нашли на ружье ни единого отпечатка Ардина. Как так? Почему? Он их сам стер или кто-то это сделал за него?
Вопрос, зачем это кому-то надо, загонял Игнатова в тупик.
Далее…
Из ружья не стреляли. Уже давно! А Ардин утверждал, что прибежал на звук выстрела. Врет? Или его выманили подобным образом из дома? Возможно как одно, так и второе.
Следующий вопрос: как бывший вояка, взяв в руки ружье, не проверил: заряжено ли оно? Даже попытки не сделал. Почему?
У самого Ардина ответа не было. Он уверял, что растерялся спросонья. И решил, что раз выстрел прозвучал, патрона нет.
Может быть, может быть.
Далее…
При обыске были обнаружены документы на участок и дом на имя Ардина. Договор дарения, регистрационное свидетельство и еще какие-то платежные справки на пошлины. Игнатов сразу все для себя решил и уже потирал руки в предвкушении быстро закрытого дела, как посыпались сюрпризы отвратительного свойства.
Подпись свою Ардин не признал. И заверил майора, что за ним не числится данная недвижимость. Мол, узнайте в Росреестре.
Узнали. Не числилось такой недвижимости за гражданином Ардиным. И при более тщательном изучении эксперты установили, что все документы фальшивка. Отличного качества, но фальшивка.
Вопрос, зачем это кому-то было делать, Игнатова из тупика не выпускал.
Далее…
В доме была найдена флешка с сохраненными на ней записями с уличных видеокамер. Записей было несколько. Точнее – пять. И на них…
– Твою же мать! – заорал Игнатов, ознакомившись с содержимым. – Но как так?!
На записях гражданин Ардин каждый раз тащил от порога не своего дома тело убитого человека. Укладывал его на землю. Долго и сосредоточенно рыл яму. Потом сбрасывал в нее тело и закапывал. Именно на основании этих записей и были установлены точные места захоронений. И причастность гражданина Ардина если не к убийствам, то к сокрытию следов преступлений.
И снова Игнатов потирал руки, радуясь такому благополучному разрешению дела. Рост, фигура, одежда – все принадлежало Ардину.
Но, как оказалось, принадлежало на первый взгляд. А на второй…
– Все эти дни я отсутствовал в городе, – зло рассмеялся ему в лицо Михаил Степанович Ардин. – У меня алиби на каждую из этих пяти ночей. Я был в служебных командировках.
– Проверим, – кисло улыбался в ответ Игнатов.
– Проверяйте! Только извинений ваших я потом не приму, так и знайте!
До извинений дело пока не дошло. А вот Ардина было решено заключить под стражу до выяснения всех обстоятельств.
С того времени прошли сутки. Алиби трех из пяти ночей уже подтвердило непричастность Ардина. Одежда, в которой Ардин якобы зарывает убитых людей на участке Марии Марковны Говоровой, нашлась на полках его шкафов. Но вот ни единого следа замытой крови не имела.
– Так не бывает, майор, – злился на него один из экспертов, перед которым топал ногами Игнатов. – Он не мог не выпачкаться в крови, когда тащил тело по участку. Характер ран убитых подразумевает огромную кровопотерю. Ее следы были обнаружены и на дне могилы. Хочешь сказать, что Ардин не испачкался?
– А если он все отстирал? – настырничал Игнат Игнатов.
– Вот не зря тебя отец так назвал! – окончательно потерял терпение эксперт Володя. – Два Игната в тебе сидят! Один отвечает за упрямство, а второй за разум. Включи второго, Игнаша! Невозможно отстирать ткань подобной фактуры. Где-то, как-то, но следы крови останутся.
– Это не тот костюм? – задался вопросом майор, задирая глаза к потолку. И, прозревая, ответил сам себе: – Это же просто не тот костюм, Володя! У него их было два! В одном он убивал и прятал тела, а другой приготовил для нас!
Володя погрузился в раздумья и молчал минуты три. Потом с кроткой улыбкой проговорил:
– Ищи.
– Что? – не понял Игнат.
– Второй костюм ищи. Или настоящего убийцу.
– Не веришь, что это Ардин? – обиделся за свою версию Игнат. – А зря! Кстати, почему не веришь?
– Не верю, – покивал Володя и, осторожно поправив воротник белоснежного халата, проговорил: – Если бы он был таким умником, зачем светиться на камерах? Зачем менять костюмы? Зачем так подставляться, Игнаша? Все это, извини, лишено смысла. Он же не сумасшедший, чтобы забавляться и подставлять самого себя подобным образом?..
Сумасшедшим Ардин точно не был. Он был грамотным перспективным юристом. Его год за годом пытались переманить конкуренты с той фирмы, где он проработал несколько лет. За дураком бы не гонялись.
И вот тут Игнатов понял, что в тупике он застрял прочно и надолго.
Когда вчера он доложил обо всем полковнику, тот молчал, переваривая информацию, минут пять. Потом вполголоса смачно выругался и глянул на Игната с раздражением.
– Что думаешь делать, майор?
– Для начала идентифицировать тела убитых. Характер ранений позволяет предполагать, что перед смертью они подвергались пыткам. А потом им просто ломали шею.
Полковник снова выругался.
– И как ты собираешься их идентифицировать?
– Три тела по образцам ДНК, формам челюстей, так как разложение сильное. Два тела сохранили даже отпечатки пальцев. Работаем, товарищ полковник. Но сами понимаете, что это не быстро.
О том, что он понимает, а чего не понимает майор, полковник выразился вполне конкретно и матом. Игнатова из кабинета погнал и велел работать…
Подцепив за пережаренный край кусок яичницы, Игнатов закинул ее в рот и захрустел, не переставая размышлять.
Если бы так оказалось, что у Ардина был двойник! Как бы это все в корне поменяло, а! Как бы сразу все стало логично и обоснованно!
Но полковник четко высказался по поводу близнеца Ардина. Четко и тоже матом.
– Сериалов насмотрелся, Игнатов? Какой двойник?! – Далее шел целый абзац из непечатных выражений. – Еще приплети незаконнорожденных детей, оставленных в младенчестве в детдоме! Тьфу, слушать тебя противно! Иди работай…
К хрусту пережаренного края яичницы добавилось что-то еще. Что-то более жесткое и точно несъедобное. Игнатов поморщился. Скорлупа! И когда он научится готовить? Сколько уже без жены? Год, полтора? Полтора. А элементарную вещь – яичницу – пожарить не может. Никчемный он.
Выплюнув то, что жевал, прямо в мусорное ведро и отправив туда же подгоревшие тосты, он решил, что позавтракает где-нибудь по соседству с домом. Вывесок было пруд пруди, на каждом доме. И хинкальные, и пирожковые. Имелись и суши-бары. И кофейни. Заходи и ешь. Тем более что сегодня у него выходной. Он мог не спешить и обойти их все, чтобы выбрать. А Ардина он сегодня навестит непременно. Хорошо, что его еще не перевезли в следственный изолятор. Очень хорошо.
Глава 5
Женя стояла голой и пристально рассматривала себя в зеркальной стене ванной. Освещение было великолепным. Холодный свет безжалостно обнажал крохотные пока морщинки в уголках глаз, легкую припухлость нижних век. И наметившуюся складку вокруг рта.
Скверно! Скверно выглядит для своих тридцати двух лет. Кожа лица тусклая. На животе наметился жирок. И талия увеличилась на целых два сантиметра. Это вообще никуда не годится. Эдак в маму свою превратится, набравшую за последний год лишних десять килограммов. Надо бы спортом заняться. В зал начать ходить, но нет ни сил, ни желания. И главный вопрос – для кого все это – совершенно не мотивирует.
После гибели мужа под колесами автомобиля два года назад у нее вообще не было отношений с мужчинами. От слова «совсем»! Так сейчас было модно говорить. Жене нравилось. Она повторяла. И не то чтобы она не хотела мужчину. Хотела, и еще как! Но все мужчины, которые пытались навязать ей свое общество, не шли ни в какое сравнение с ее Вадиком.
Нет, если от каждого взять какую-то часть, то Вадик бы ее вышел. Но, к сожалению, сделать это было невозможно. Клонировать погибшего мужа никто бы не смог.
– Женечка! – громко позвала мама и постучала в дверь ванной. – Завтрак на столе. Ты чего там застряла?
– Иду, – отозвалась Женя так же громко. – Уже иду.
Когда два года назад Женя, убитая горем, осталась одна в огромной столичной квартире, она сразу предложила маме переехать к ней. Хотя бы на время. Мама поначалу капризничала, не очень хотела срываться с обжитого места в пригороде Москвы. Знакомые, любимые соседи, хороший парк через дорогу.
Но потом она привыкла. Стала в доме дочери полновластной хозяйкой и о том, чтобы вернуться к себе, уже не мечтала. Женя иногда ругала себя за неосмотрительность. Лучше бы сама у мамы пережила тяжелое для себя время. Сейчас ей все чаще хотелось одиночества. Чтобы она могла прийти с работы и не слышать ничьего ворчания и вздохов. Чтобы могла привести к себе на ночь мужчину, если бы он у нее случился неожиданно.
Но как сказать об этом маме? Она обидится, расплачется, уедет и…
– Твои любимые. – Мама поставила перед ней тарелку с сырниками из обезжиренного творога. – Все, как тебе нравится. Несладкий джем. Кофе без сахара. Ты сегодня поздно? Что приготовить на ужин?
– Ничего. – Женя задумчиво жевала. – Буду очень поздно. Перекушу рядом с работой.
– Понятно.
Мама недовольно поджала губы, машинально вытирая стол вокруг ее тарелки. И вдруг, в сердцах бросив салфетку в центр стола, уселась напротив и сердито глянула.
– Зачем я тебе здесь, Женя? Я все время одна. Ты то на работе, то с подругами в ночном клубе. Мне скучно и одиноко. Это понятно?
– Мама, чем я могу тебе помочь?
Этот разговор назревал давно. Женя его ждала. Не знала, чем он может закончиться, поэтому слова решила взвешивать.
– Я не могу уволиться, – тихо обронила она, кроша вилкой сырник на мелкие кусочки.
– Я понимаю.
– И с подругами не встречаться не могу. Это отдушина для меня.
Она намеренно пропустила слово «единственная», чтобы не обидеть маму. Мама же всерьез полагала, что одно ее присутствие способно Женю развлечь.
– Я понимаю. И еще я понимаю, дорогая, что в моем здесь присутствии отпала надобность. Только не обижайся, прошу тебя! – выставила ладони щитом мама. – Я давно хотела уехать к себе. И тайно езжу туда два раза в неделю. С подругами тоже встречаюсь, по парку гуляю. Женечка, дорогая, я скучаю по своему дому. Прости…
– Все нормально, мам. Я в самом деле редко бываю дома. Ты скучаешь. Превратилась в мою прислугу. Убираешь, готовишь, гладишь. У тебя до переезда была своя интересная жизнь. А я все испортила!
И Женя неожиданно расплакалась.
Вот вам и здрасте! Сама не знала, как с мамой разговор начать, чтобы та отправлялась уже к себе. А стоило маме разговор об этом завести, как почувствовала тоску и сожаление.
– Женечка, детка, ну ты чего? – растерялась мама. – Ну если не хочешь, я… Я еще поживу у тебя какое-то время.
– Еще два года? – улыбнулась ей Женя, вытирая слезы. – Нет уж. Твой Михалыч там без тебя уже наверняка с ума сходит.
Степан Михайлович был маминым соседом и другом уже много лет. Много раз делал маме предложение съехаться. Много раз получал отказ. Но не смирился и попытки периодически повторял. А заодно мамины цветы поливал все эти два года. И ее рыбок в большом аквариуме кормил.
– Все там без меня с ума сходят, – весело рассмеялась мама, потрепав ее по руке. – Все скучают. А ты, дорогая… Тебе пора личную жизнь налаживать. Два года, как Вадика не стало. Все положенные сроки траура ты прожила. Хватит. Ищи себе мужчину!
Легко сказать – ищи. Они строем на дороге не стоят. И к ногам ее не падают.
– Ты присмотрись к тем, кто рядом. Нередко это и есть тот самый случай.
Мама убрала посуду со стола. Поцеловала Женю в макушку. Ритуал у них такой был утренний.
– Я пошла одеваться. – Женя направилась к выходу с кухни. – Вечером помогу тебе собраться. Постараюсь освободиться пораньше. Посидим напоследок.
– Не спеши, дорогая. Вещи я уже собрала. Уезжаю через час. Степа за мной приедет, – смущаясь, призналась мама. – Лучше так вот: без посиделок и соплей. А ты присмотрись, присмотрись к тем, кто рядом…
Рядом не имелось никого. Соседи-мужчины были либо семейными, либо очень молодыми, либо некрасивыми. Да и заводить знакомства она не очень умела. Даже в ночных клубах, куда они с подругами время от времени ходили, Женя скучала за столиком, пока девчонки отрывались.
Рабочий день прошел спокойно. Не случилось никаких авралов. Ее рабочее место в регистратуре районной поликлиники сегодня словно обходили стороной проблемные истории. А они иногда случались, да. С нервными пациентами, потерявшими карточки. С необязательными докторами, сунувшими результаты анализов не в ту ячейку.
– Женька, что вечером делаешь? – позвонила одна из подруг ближе к концу рабочего дня.
– Ничего, ты не поверишь!
– Может, сходим куда-нибудь? У меня есть парочка холостых знакомых, которые…
Идти посреди недели ей точно никуда не хотелось. Поэтому она пригласила всех к себе.
– А как же Анна Сергеевна? – удивилась подруга. – Она против не будет?
– Мама сегодня съехала. Устала меня ждать. Так что я с этого дня живу одна.
– Вау! Классно! Все, мы с мальчиками у тебя в семь.
– Что за мальчики?
– Увидишь, – загадочно хохотнула подруга Оля и оборвала разговор.
Мальчикам, что вошли в ее квартиру вместе с Олей в половине восьмого вечера, было хорошо за сорок. Один из них, звавшийся Максом, был еще ничего так: высокий, темноволосый, голубоглазый, улыбчивый. С небольшим животиком, но это его нисколько не портило. Разумеется, Оля его тут же захватила. А для нее припасла Олега – седого, угрюмого, коренастого, со шрамом возле левого уха. Шрам был ужасным, рваным, заворачивал от уха к затылку.
– Боевое ранение? – сразу, как медик, догадалась Женя. – Авария или горячие точки?
– Да так. Было одно дело, – неохотно ответил он, прищурив в ее сторону черные глаза. – Вы в этом смыслите?
– Я медсестра, – коротко ответила Женя.
Олег ей совсем не понравился. Ему, кажется, она тоже не пришлась по вкусу. И вообще, его все раздражало. То мясо жесткое. То вино кислое. То чай горячий. То торт сладкий. Он всем был недоволен. И никаких комплиментов в адрес девочек. Ухмылялся просто, когда его друг Макс сыпал ими направо и налево.
– Одна живете, Женя? – неожиданно проявил он интерес, когда Оля с Максом вышли на балкон покурить.
– Да, – ответила она коротко. – Мама навещает, живет иногда.
– Просторная квартира. На большую семью. Почему одна?
– Муж погиб.
– Служил в горячих точках? – потрогал он неожиданно свой шрам.
– С чего вы решили? – удивилась она, убирая посуду со стола.
– Фото видел на шкафу в комнате.
Когда он побывал в гостиной, она понятия не имела. Вроде все время был на виду. Может, в тот момент, когда она выходила в туалет? Ей сделалось очень неприятно, что в ее минутное отсутствие кто-то ходит по ее квартире, рассматривает семейные фотографии, вставленные в рамочки.
– Нет. Он не бывал в горячих точках. Он служил по контракту. Это фото армейское. На нем Вадик со своими друзьями.
– Да? – Черные глаза Олега округлились. – Сколько ему там лет? Не восемнадцать точно.
– Он отучился в университете. Потом уже пошел служить. Остался по контракту.
Женя поймала себя на мысли, что будто оправдывается. Перед человеком, которого еще два часа назад не знала. Зачем?
– Так как ваш муж погиб? – не отставал неприятный гость.
– А вам-то что? К чему все эти вопросы?
Поправив воротник блузки, он как будто душил ее, Женя неожиданно встала у двери в кухню и вежливо попросила всех на выход. Извинилась и соврала, что завтра ей рано вставать. Оля попыталась возмутиться, но, наткнувшись на ее сердитый взгляд, тут же язык прикусила и потащила мужчин в прихожую. Она шутила и балагурила, предлагала продолжить вечер в ресторане неподалеку. Мужчины будто не были против.
Выпроводив гостей, Женя подождала полминуты и тихо приоткрыла дверь.
– Чего ты к ней пристал, Олег? – сердитым голосом отчитывала своего приятеля Оля от шахты лифта, расположенной за выступом стены. – Она очень любила Вадика. До сих пор по нему горюет.
Женя тепло улыбнулась. Оля была права.
– Я просто спросил, как он погиб, и все. Она сказала – погиб. Я и подумал, что где-то, где я побывал, – ответил Олег миролюбиво. – А она завелась. Выгнала!
– Он погиб под колесами автомобиля почти рядом с домом, – ответила ему Оля. – И ей, может быть, просто было неприятно, что ты ходил в ее гостиную и рассматривал фотографии. Кстати, зачем?