Ломаные линии судьбы Алюшина Татьяна

В оформлении переплета использованы фотографии:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Что может привести к счастливой любви? Внезапное и неодолимое притяжение, сила женского духа, ответственность настоящего мужчины и… криминальная история. Аглая – ювелир по призванию, Игорь – преуспевающий юрист, и они буквально созданы друг для друга. Но, возможно, их знакомства и не случилось бы, не доведись Аглае спасти соседского кота.

А-а-амя-а-а-ы-ы-ы!!!

Бьющий по нервам дикий вой боевого котяры, вышедшего на тропу войны, ворвался в сознание Аглаи, резко и подло изгоняя обволакивавший её уютным тёплым одеялом мирный сон о чём-то очень хорошем, светлом и невероятно приятном…

– Мя-а-а-а-уй-й!.. – заорал пуще прежнего котяра, стремительно переместившись с места, откуда только что доносилось его противное завывание.

Бухнула-громыхнула со всей дури, словно из старинной литой мортиры, квартирная железная дверь на площадке этажа, да так, что от резонансной волны задрожали стены, заставив Аглаю непроизвольно дёрнуться всем телом от неожиданности, окончательно и теперь уж совсем бесповоротно просыпаясь. Следом за дверным железным бабахом понеслись отборные трёхэтажные маты, выдаваемые соседом. Его глубоко негативные эмоции наверняка разносились по всем девяти этажам их подъезда, приближаясь к высшей стадии предельного кипения мужчины.

Впрочем, как показало краткое и весьма неприятное знакомство Аглаи с соседом, этому индивиду, чтобы закипеть и взорваться, время на «завестись» не требовалось – в конфликт он входил с полтычка, взрываясь мгновенно, пропуская промежуточную стадию от старта до высшей точки накала «дискуссии».

– «Маша таяла от красивых слов, сказанных тихим мужским голосом без матов», – переворачиваясь на спину, дала комментарий разгоравшейся на площадке баталии Аглая. Цитатка выскочила откуда-то из памяти после того, как она печально вздохнула от осознания, что находится столь близко от «боевых действий» со всей удручающей очевидностью и поспать ей больше не удастся.

А какой был сон, какой сон!.. Такой воздушный, ласковый, немного даже эротичный, в том смысле, что в теле Аглаи нежно и тихонько, лишь намёками трепетало в правильных и нужных местах от чего-то неясного, загадочного. И казалось: вот ещё чуть-чуть, и силуэт незнакомого мужчины, который виделся ей и к которому её так притягивало то самое пресловутое сексуальное влечение, станет более чётким, и он повернётся, и наконец она увидит его лицо и, может, даже узнает, а тут…

– Вау-у-у-а-а-а!!! – заблажил в очередной раз котяра.

…вместо романтическо-эротических снов и трепета в девичьей груди – дикие кошачьи завывания, артобстрел дверьми и закрученные винтом мужские хрипло-надсадные маты! Зараза!

– Вилли, шкура ты блохастая! – возмутилась Аглая, обращаясь к одному из участников конфликта, продолжавшему голосить дурным ором. – Чтоб тебя!

– Ва-а-мя-а-у-у!.. – словно издеваясь, отозвался предмет недобрых пожеланий девушки.

Хотя-а-а… Судя по заполошному и особо мерзкому кошачьему верещанию, сменившему тональность с победной на «Караул! Спаситя!», это самое «чтоб тебя» Вилли таки догнало-настигло – и самым трагическим образом, всерьёз «прихватив» за что-то весьма дорогое и ценное.

– Вилли! – Аглая, просыпаясь окончательно, подскочила, резко сев в кровати и только сейчас в полной мере осознав, что на самом деле происходит на площадке их этажа.

– Убью на х…! – неистовствовал, надрывая глотку, сосед. – Тварь, б… я тя, … удушу-у! Через жопу наизнанку выверну!..

Откинув одеяло, Глаша пулей выскочила из кровати, ринулась к креслу, в которое с вечера перед сном бросила домашнюю одежду, и принялась торопливо-суетливо натягивать на себя шорты с майкой.

Понятное дело, что спасать Вилли от разъярённого мужика, не отличавшегося кротостью нрава, а с точки зрения Аглаи, так и вовсе конченого неадеквата, скорбного на голову (к тому же, судя по диким крикам, в данный момент со всей очевидностью всерьёз психически дестабилизированного), перспективка так себе. И её решение вмешаться было если не ошибкой, то шагом как минимум смелым. И, честно говоря, сильно смелым, на грани бытового идиотизма.

Вообще-то она ни разу не мать Тереза и никакая не защитница котиков и всяческой мимимишности – это вообще не её история. Да и особо тёплых чувств к Вилли Аглая не испытывала, а котов так и вовсе не любила. Ну как не любила – уважала за их разум, хитрость, выносливость и самостоятельность, но не более и при условии, что коты-кошки существуют где-то там отдельно-параллельно в своей кошачьей жизни, никоим образом не пересекаясь и не заходя в её жизнь.

Красивые, милые, пушистые и так далее – но без неё, спасибо.

К тому же если быть честной, то Валерьян сделал всё для того, чтобы сосед мечтал его притюкнуть самым зверским и радикальным образом, и давно откровенно нарывался. Так что воздаяние наглому котяре было всего лишь вопросом времени. Но и не спасать этого дурынду рыжего – тоже невозможно!

Не столько скотину жалко, сколько Музу Павловну, его хозяйку, которая наверняка сейчас выскочит-нарисуется на театре военных действий, кинется спасать любимого питомца и действительно может неизвестно чего огрести, попав под горячую руку и переклинившие от ярости мозги буйного соседушки.

Вернее, как раз таки хорошо известно, что может «прилететь» от этого человека, и вполне себе предсказуемо – приходилось сталкиваться, плавали – знаем. А следовательно, необходимо срочно вмешиваться и постараться как-то купировать и предотвратить вероятность того, что Музу Павловну могут обидеть или чего и похуже.

Вилли продолжал голосить дурниной. Судя по сопровождавшим бой звукам, в том числе разлетевшихся на черепки у лифтов вазонов и цветочного кашпо, кот носился уже не только по всей площадке, но и по потолку. А за ним, топая так, что полы тряслись, бегал и орал матом, видимо, потерявший от ярости всякие берега соседушка с упавшей на глаза «планочкой», перекрывшей разум.

И, уже схватившись за защёлку замка, Аглая остановилась, всего на пару секунд – набраться смелости…

Выходить на площадку и ввязываться в разборки с соседом откровенно не хотелось – очень, очень не хотелось, вот совсем! Это не её войнушка и не её дела – и кот ненормальный, злопамятный зверский мститель, да и сосед этот реальный бандюган и придурок, может что угодно вытворить, но…

«Да блин, блин, блин, ёжики шипастые! Ладно!» – выдохнула она.

Ладно, чего уж теперь – идём встревать, спасать и натужно геройствовать, раз уж такой расклад сложился! Как бы там страшно-престрашно ни было, но уши не заткнёшь, громко напевая «ла-ла-ла» и ожидая, пока само собой всё закончится.

Оно, конечно, закончится, но вряд ли как-то хорошо и приятно.

И, словно подтверждая мечущиеся перепуганные мысли Аглаи, с площадки, где ситуация явно развивалась по пути стремительной эскалации, как говорят военные специалисты, раздался резкий звук громко хлопнувшей деревянной двери, ведущей на лестницу, звон разбивающегося вдребезги стекла и новая порция ора и матюков.

– Ну всё! – выдохнула решительно Аглая, отпирая замки.

И в самый последний микромомент, на каком-то инстинкте и стукнувшей откуда-то свыше в голову идее-подсказке, она схватила с тумбочки в прихожей смартфон, который всегда оставляла там на ночь. Дрожащими пальцами активировала, пролистала чаты в мессенджере, судорожно соображая, кого же набрать…

Кого, кого?.. Кто может помочь?

Уже распахивая дверь и делая шаг на площадку, Аглая тыкнула в попавший на глаза знакомый номер, нажимая на видеозвонок.

– Вя-а-а-у-уу!!! – раздался очередной заполошно-дикий, перепуганный вой.

И откуда-то слева к Аглае ринулась, как прочерк в пространстве, стремительная рыжая молния. Не успела она ничего сообразить, как огромный боевой котяра вскочил ей на грудь, вцепившись всеми четырьмя лапами, предварительно выпустив отточенные когти.

– Ё-о-опе-е-еть! – непроизвольно проорала Глашка от вспышки боли в плечах и боках, в которые впились кошачьи когти-сабли, вплетая свой голос в общую звуковую какофонию конфликта.

– Мя-а-ая-а! – блажил Вилли прямо ей в ухо.

– Б…! – орал мужик, разворачиваясь всем корпусом своего здорового тела.

С озверевшим выражением свекольно-бурого от ярости лица он уставился на девушку ошалелым взглядом глубоко посаженных глазок-буравчиков.

И в этот самый момент распахнулась соседская дверь справа, в углу площадки, выпуская на сцену хозяйку того ужаса, что устроил весь этот бедлам с переполохом, – растрёпанную, перепуганную, явно наскоро одевшуюся Музу Павловну.

Ну вот и вся труппа в сборе!

А нет, не вся. Торопливо прогрохотал отпирающийся замок соседней с Аглаиной квартиры, и на площадку вышел молодой парень, арендатор данной жилплощади.

– Чё за кипеш, френды? Кого мочат? – поинтересовался он со смешком.

– Вилли?! – обеспокоенно, но достаточно ровным и строгим тоном поинтересовалась Муза Павловна, мгновенно безошибочно найдя взглядом своего любимца, раскорячившегося, словно его распяли, на груди у Аглаи. И ринулась к девушке, протягивая руки: – Ты снова что-то натворил?

После столь «сильного» в данной ситуации вопроса площадку накрыла шоковая тишина.

Немая сцена! Вся охреневают! Созерцая, что именно натворила эта сволочь.

И в этой наэлектризованной, напряжённо застывшей, почти осязаемой тишине неожиданно резко раздался голос из смартфона Аглаи, который она продолжала держать в поднятой руке. Он прозвучал как удачный режиссёрский ход в каком-нибудь боевитом кинотриллере, когда ситуация напряжена до предела, все тычут друг в друга пистолетами, зыркают враждебно, а тут…

– Глаша, что у тебя там случилось?! Что за свара?! Тебя обижают?! – рокотал смачным, весомым басом разволновавшийся за любимую племянницу дядечка родный.

– Ещё не обижают! – рявкнул, отмирая первым, буйный соседушка и направился к Аглае с явно не дружественными намерениями, пообещав на ходу: – Но сейчас будут!

– Э-э… – Девушка попыталась отступить назад, испугавшись перекошенной от ярости зверской рожи мужика, но упёрлась спиной в дверь своей квартиры.

А вот нет, нет у нас пути назад, оказывается.

А сосед буйный как-то в один момент образовался возле неё и уже тянул свою лапищу к Вилли, начавшему шипеть, прижимая уши к голове, а голову к груди спасительницы и глядя дурным взглядом на надвигающуюся карающую вражью десницу. Кот был готов в любой момент напасть в ответ и задорого отдать свою жизнь.

– Вы, гражданин, не хамите прокурору! – переполошно тонко пискнула-крикнула Глашка, у которой мгновенно пересохло со страху горло.

– Какому прокурору?! – пророкотал мужик, остановив тем не менее руку, тянущуюся к коту, и резко придвинувшись лицом к её лицу.

– Вот этому! – Аглая непроизвольно отпрянула от его наскока, пребольно стукнувшись затылком о дверь.

И эдак указующе, поверх распластавшегося на ней и продолжавшего утробно, предупреждающе подвывать котяры, потыкала пальцем правой руки в экран смартфона, который продолжала держать в режиме прямой трансляции в левой.

– Ты что там, охренел, убогий?! – явно в момент просек ситуацию и подхватил тему любимый дядюшка, тут же наехав грохочущим командно-начальственным тоном на обидчика племяшки: – Ты на кого попер, сиделец?!

– Ты хто такой, дятел? – борзо наехал в свою очередь сосед, переведя взгляд с лица Аглаи на экран, слегка всё ж таки спустив пары ярости.

Видимо, на всякий случай. Что-то он там разглядел такое в собеседнике, насторожившее его.

– Я? – многозначительно переспросил, чуть хохотнув, Николай Валентинович, и уточнил весело, но с явно читаемым генеральским металлом в голосе: – Ты всерьёз спрашиваешь? – И тут же переключил своё внимание на Аглаю, полностью игнорируя мужика, как пустое место: – Глаш, тебе наряд прислать или сама там справишься?

– Я думаю, дядя, мы тут сами разберёмся, – сказала Аглая, наблюдая, как меняется выражение лица соседа с агрессивно-яростного, убийственного на несколько задумчивое. И добавила, судорожно сглотнув: – По-соседски… Виктор Юрьевич уже остыл и, думаю, необдуманных поступков совершать не станет. Правда, Виктор Юрьевич? – провокационно поинтересовалась она.

– Опф-ф-ф, – издал нечто непонятно-неопределённое мужик, явно не врубаясь до конца, что «вааще» происходит и почему и как вдруг он резко-неожиданно перестал управлять ситуацией и доминировать в раскладе.

И промолчал. Ну так. Опять на всякий случай.

Такие индивиды, как этот самый Виктор, прости господи его папу, Юрьевич, при всей своей нездорово завышенной самооценке и ощущении себя хозяином жизни и звездуном великим, очень чётко, практически безошибочно считывают и чувствуют людей, облечённых властью, как и определяют уровень статусности таких людей и их полномочий. Вот в момент.

На уровне врождённого инстинкта. Это в них прямо заложено, прошито в подкорке, как способ самосохранения. И «бычить», наезжать на человека, от которого может прилететь конкретная ответка, и хамить тому хоть намёком такие «господа» никогда не станут. Никогда. Остерегутся.

И что там услышал и понял про дядюшку любящего Виктор, непонятно, но что-то всё ж таки понял и выводы про себя какие-то сделал… И отступил.

– А то, может, всё-таки наряд отправить? – озабоченно переспросил дядюшка. – Ребята быстро подъедут.

– Не надо наряда, – отказалась вторично от предложения Аглая.

– Ну, смотри, – нехотя согласился Николай Валентинович и строго предупредил: – Тогда всё, у меня дела. Перезвоню через часик, перепроверю, как ты там.

– Хорошо, – трепетной «нежной розой» улыбнулась заботе дядюшки племянница.

И нажала отбой, наконец опуская руку с телефоном.

Отступить-то соседушка отступил, но ему срочно требовалось скинуть на кого-нибудь всю свою кипучую, не реализованную наказанием ярость, а поскольку с Аглаей «воздаяние» не задалось и не случилось по причине препятствия в виде непонятного дядюшки, то…

Он здоровой дурмашиной всего своего бычьего тела развернулся и попёр на так и застывшую в паре шагов от Аглаи с протянутыми к любимому Вилличке руками Музу Павловну.

– Я тебя предупреждал, что по х… мне все твои защитники и кота твоего удавлю, когда поймаю? – медленно надвигаясь на старушку, тихим страшным тоном спросил мужик. – Предупреждал?

– А я, кажется, предупреждала вас, Виктор Юрьевич, – остановил его неумолимо-устрашающее движение ироничный голос Аглаи, – что вам бы следовало, прежде чем наезжать и угрожать кому-то, для начала всё-таки выяснить и уточнить, кому вы угрожаете и хамите. Может ведь и ответочка прилететь. И неслабая, – пугала Глашка с огоньком, понимая, что вот прямо сейчас физическая расправа ей не грозит.

Мужик замер на пару мгновений, потом медленно всем телом развернулся обратно к Аглае и, начиная заново наливаться дурной звериной яростью, сузив свои глубоко посаженные глаза, зашипел, указав пальцем на Вилли:

– Эта скотина б…кая насрал на мой дверной коврик! – Он резко выдохнул через нос, только что пар не пуская ноздрями. – И я, б… на… вдряпался в его дерьмо!

«Ага, значит, всё-таки “награда” нашла своего героя», – подумалось как-то истерично-злорадно Глаше, чуть не заставив нервически хохотнуть.

– А-а, – хохотнул парень, о присутствии которого в пылу словесных баталий и напряжённости момента все забыли, – так вот кто нам тут помойку и кошачий отстойник организовал. Не, ну это конкретное попадалово, – непонятно с кем солидаризовался он.

– Ну что ж поделаешь, это животное, он не всегда справляется со своими инстинктами, – ровным, спокойным тоном произнесла Муза Павловна, опустив наконец руки, и запахнула халат.

Мужик снова резко развернулся на пятках в её сторону, гневно, по-драконьи выдохнул, помолчал, буравя пожилую женщину взглядом, полным ненависти, видимо, справляясь с душившим его гневом, и произнёс, словно выплюнул:

– Убью. Поймаю и убью эту мразь б…кую обязательно! А не угомонишь тварь свою, и тебе прилетит! – пообещал он Музе Павловне.

Развернулся и прошагал мимо Аглаи, замершей с Вилли на руках, к лифтовой площадке.

А женщины и оптимистичный парень так и остались молча, замерев, стоять, прислушиваясь, как поднимается и останавливается на их этаже лифт, как входит в него мужик, хлопая дурниной в сердцах по кнопке на панели, как закрываются автоматические дверцы… и только после этого «отмерли» одновременно.

– Вилли, – строго-укоризненно попеняла питомцу Муза Павловна, направляясь к Аглае, – ты снова задирался к этому человеку. Я же просила тебя и требовала обходить его десятой дорогой и прекратить свой террор. – Она повторно протянула руки к коту, намереваясь забрать его у девушки.

Но Вилли в любящие руки хозяйки явно не спешил, а, коротко-истерично мявкнув, прижался к Глаше ещё сильнее.

– Что это с ним? – удивилась Муза Павловна.

– Стресс, – пояснила Глаша. – У меня, кстати, тоже. Между прочим, эта св… – она остановила себя от рвавшегося к озвучанию эпитета, – Вилли вонзил в меня все свои когти, и что-то мне подсказывает, что ваш любимый котик не собирается их прибирать.

– Боже мой! – всплеснула руками от расстройства пожилая дама и тут же переключилась на деловой тон. – Так, идёмте ко мне, дорогая, – осторожно взяв Аглаю под локоток и направляя к распахнутым дверям своей квартиры, распорядилась она. – Сейчас мы Вилли отцепим, стресс снимем, травмы замажем и полечим.

– Ну ни хрена у нас тут дела творятся, – высказался всё в той же бодро-весёлой манере сосед. – Не, я понимаю, чел этот, конечно, терминатор конкретный, да ещё и с шизой, но чего на него ваш котяра-то взъелся?

– Идёмте, – согласилась Аглая с предложением Музы Павловны, проигнорировав веселящегося соседушку. И, деревянно поворачиваясь ожившей статуей, дабы лишним движением не добавлять себя страданий от застрявших в коже когтей, двинулась, увлекаемая маленькой, сухонькой, но твёрдой рукой.

Стоило их «процессии» переступить порог и оказаться в прихожей соседской квартиры, как Муза Павловна каким-то стремительным, коротким движением исхитрилась так ловко прихватить Вилли за загривок, что тот, мгновенно спрятав когти, отцепился наконец от Аглаи, позволяя хозяйке перехватить его у девушки и прижать к себе.

– Э-э-м-м-м… – скривилась Глаша от болевых ощущений в растревоженных ранах-царапинах.

– Сейчас-сейчас, я вам помогу, – заторопилась соседка. – Идёмте скорей в гостиную, Аглая. У меня имеется чудодейственная, лечебная мазь, исцеляющая мелкие травмы, порезы и царапины, – объясняла Муза Павловна, бодро двигаясь впереди девушки. – Уже много лет для меня её делает по специальному рецепту одна замечательная дама-провизор.

– Давайте вашу чудо-мазь, – вздохнув, согласилась Аглая, присаживаясь на диван, куда ей указала хозяйка.

Муза Павловна осторожно уложила притихшего Вилли в кресло и вышла из комнаты.

– Ну что, Валерьян, – усмехнувшись, обратилась к котищу, смотревшему на неё все ещё ошалевшими после боя глазами, Аглая, – наделал дел, да? Осуществил свою ужасную месть так, что все под раздачу попали.

– Да уж, отметился, – поддержала укор девушки Муза Павловна, возвращаясь в гостиную с аптекарским пузырьком и ватными дисками в руках. – Уж что я только ни делала: и запирала его, купив новый большой кошачий туалет, чтобы он мог справлять свои интимные дела дома… И он его прекрасно освоил! Только сидеть безвылазно в квартире для Вилли смерти подобно, пришлось отпускать. А сколько я его уговаривала оставить этого человека в покое, но…

Она тягостно вздохнула и села рядом с Аглаей, окинула девушку изучающим взглядом и, вздохнув опять – теперь сочувственно, произнесла извиняющимся тоном:

– Глашенька, вам надо снять футболку, чтобы я могла обработать ваши раны. – Муза Павловна вздохнула ещё разок. – Боюсь, что эта ваша вещь окончательно испорчена. – И решительно заявила: – Я компенсирую вам убытки.

Аглая опустила голову, рассматривая те самые упомянутые убытки, удостоверившись, что они таки имеются: мало того, что рукава футболки обзавелись дырками в тех местах, где её проткнули кошачьи когти, так вокруг этих дырочек ещё набухала кровавая окантовка.

– Да бог с ней, с футболкой, Муза Павловна, о чём вы говорите, – отмахнулась она от такой ерунды.

– Мне неловко, что из-за нас вы снова пострадали, – вздохнула покаянно соседка, щедро выдавливая на ватный диск чудо-мазь и приступая к обработке полученных Аглаей царапин-дырок от когтей.

– Ну, в прошлый раз пострадал только Валерьян, – напомнила Аглая и зашипела: – Тщи-и-и… Щиплется! – пожаловалась она.

– Потерпите немного, сейчас пройдёт, – пообещала соседка и вернулась к теме их разговора, продолжая обрабатывать царапины: – Но в тот раз вы сильно испугались, получили психологический стресс, кинувшись защищать Валериана и меня, да к тому же вынуждены были переносить важную встречу, что, без сомнения, отразилось на вашей работе.

– Не сказала бы, что какой-то прямо такой тяжёлый стресс тогда получила, и встреча моя состоялась чуть позже, – попыталась пожать плечами Аглая, но тут же резко передумала вообще двигаться, с шипением втянув воздух через зубы, отчего чуть придушенно пояснила: – Вот ещё, бояться мурло всякое…

– Аглая, – посмотрела на неё с очень серьёзным выражением лица Муза Павловна, – сколько раз я вам уже говорила и предупреждала, что этот Виктор не такой уж однозначный неандерталец, как выглядит, и весьма опасен. Он не просто хамоватый, резко агрессивный и грубый человек, а явно мстительный и злобный, который никогда и никому не прощает своего унижения. Он понимает и признаёт только силу и считается только с людьми, способными дать ему реальный отпор и стоящими выше его по социальному статусу. Не стоит его недооценивать и провоцировать. – И, наклонившись поближе к девушке, заглянула ей в глаза. – Меня-то есть кому защитить и есть кому заступиться за нас с Валерьяном и серьёзно окоротить и приструнить эту неприятную личность. И вы знаете, что мои родные уже предприняли некоторые шаги в этом направлении. А за вас?

– Ну-у-у… – задумчиво протянула Аглая.

– Этот ваш дядя действительно прокурор? – осторожно уточнила Муза Павловна.

– В числе прочего и прокурор, – рассмеялась легко Аглая и пояснила: – Дядя Коля актёр. Причём очень хороший, талантливый, заслуженный артист, между прочим. Служит в Новосибирском драматическом театре. Прокуроров он играл, и не раз, в том числе и в кино. Но главное, он очень умный и мгновенно сечёт ситуацию, вон как подыграл племяннице, с ходу, как говорится, вошёл в кадр, – хохотнула она.

– Всё это замечательно, конечно. И радует, что у вас с дядей такие тёплые родственные отношения, – вздохнула тяжко Муза Павловна. – Но опасно. С такими типажами, как наш сосед, лучше не играть ни в какие игры, а в идеале вообще не связываться и обходить дальней дорогой.

– Вы его боитесь, Муза Павловна? – в момент перестала веселиться Аглая.

– Боюсь, – повторила тяжкий вздох соседка, – но не за себя, за вас и Валерьяна. Такие типы весьма непредсказуемы в своей злобе, поощрённой, как я понимаю, годами безнаказанности. – Она задумалась и добавила: – Или предсказуемы, что ещё хуже.

– Ну, дядя у меня, может, и актёр, зато папа моей близкой подруги точно прокурор, да и мой батюшка, как он сам изволит выражаться, не трамвайный кондуктор, – постаралась взбодрить старушку шутливым тоном Аглая.

Но вообще-то Муза Павловна в чём-то определённо права: Виктор этот Юрьевич на самом деле персонаж весьма неприятный и опасный, что есть, то есть. Такой достаточно ярко выраженный реликт – типаж «братка» образца лихих девяностых, из числа тех самых «пацанов», которому на пути к успеху, по всей видимости, удалось кое-что урвать, отщипнуть от того самого призрачного успеха и при этом чудесным образом остаться в живых, и весьма благополучно.

Без «спецодежды» в виде малинового пиджака или спортивок известной фирмы, а во вполне себе дорого-богатом прикиде крутых марок. Но натуру, она же привычка, никуда ж не денешь, тряпочками не прикроешь и в тюбик жизни назад не засунешь. Поэтому на бычьей шее и в развале распахнутого ворота на груди Виктора Юрьевича красовался «обвес» из толстенной золотой цепуры. Слава те господи без креста, но с какой-то внушительной подвеской в золоте-бриллиантах. Имелась в дополнение к цепи и золотая массивная «гайка» на среднем пальце правой руки, и ещё одна, поменьше, на левой руке. Ну и – как же без него – натуральный «Ролекс» на запястье, в той степени натуральности, которая возможна по нынешним временам, – то есть скажем так: средней.

Внешность у гражданина была ой недоброй. Морда «во», Ламброзо в восторге рыдает от столь явной типичности этого образчика… Такая морда: кирпичная, с глубоко посаженными тёмными глазами-буравчиками, утопленными под тяжёлым, низким лбом и широкими бровями. Зато вполне себе харизматичная, транслирующая определённый образ мышления воинствующего доминанта, суперальфы, то бишь демонстративную самоуверенность и превосходство, презрение к людям, стоящим «не вровень» ему по жизненным достижениям. А повадки бандюгана, присущие криминальным личностям, он даже не пытался скрывать, а, наоборот, показательно демонстрировал: подмять, «забычить», заставить себя бояться и уважать беспрерывно.

Угораздило же обзавестись эдаким соседушкой…

Сюда, в квартиру брата, Аглая переехала около года назад. Дом относился к тому типу строений, которые называют «точечной элитной застройкой». Сдан в эксплуатацию он был двенадцать лет назад, так что сейчас к столь высокому классу его уже вряд ли бы причислили по той причине, что за эти годы и класс тот самый элитный сильно поменялся, и дом несколько устарел, хотя и сделан был весьма добротно, на совесть.

Дома столь высокого качества, в которых продуман и выверен каждый сантиметр, каждый крепеж и деталь интерьера, каждая магистраль коммуникаций и всякая важная мелочь, теперь редко строят. К слову сказать, его и возводили-то целых два с половиной года, а не как нынешние «скороспелки» – за несколько месяцев. Поэтому-то Лёшке с отцом, вложившимся в стройку ещё на стадии проектирования дома, и удалось приобрести здесь квартиру ну по очень, очень выгодной цене.

Впрочем, не суть, не об уровне постройки речь, хотя и о нём в числе прочего – уже потому, что жить в таких домах приятно, удобно-комфортно.

Дом, по московским меркам, был совсем небольшим – всего двенадцать этажей на два подъезда. Центральный вход подъезда вёл в просторный вестибюль с мраморной отделкой пола и стен и не с будочкой какой невнятной, притулившейся где-нибудь в уголке, а с просторной комнатой для консьержа, расположенной сразу у второй, отделявшей тамбур, двери, справа от входа. Слева же, в конце холла, – два лифта: пассажирский и грузовой. А вот у лестницы имелся свой отдельный вход с улицы, рядом с центральным. И лестница была широкая, удобная, на межэтажных пролетах цветы в кашпо на подоконниках и в углах на специальных подставках. Красиво. И приятно.

На каждом этаже, на просторной-большой площадке, находилось по шесть квартир. За её пределами расположилась отдельная лифтовая площадка, тоже, кстати, украшенная декоративными живыми растениями и копиями картин известных художников. Сбоку от лифтовой площадки, рядом с первой квартирой по левой стороне, была лёгкая дверь со стеклянными вставками, выходившая на лестницу.

Вот там-то, при выходе на лестницу, Аглае и пришлось первый раз всерьёз столкнуться с Виктором Юрьевичем, и там же началась вся эта неприятная история с Валерьяном.

Понятно, что Аглая не знала никого из соседей. Нет, с кем-то мимоходом пересекалась, когда приходила к брату, да кто ж упомнит, когда и с кем мельком встречается, навещая друзей и родных в их многоквартирных домах, особенно если ты там не постоянный и частый гость. А Глаша у брата как раз таки была гостем редким, поскольку по большей части Лёшка со своим семейством – женой Василисой и сыном Артёмом – чаще всего встречались с родными и близкими на всех праздниках, важных датах, да и просто в выходные у родителей в их родовом гнезде, где жила до недавнего времени и Аглая.

И тем не менее про кота Валерьяна Аглая была наслышана от Лёшки и Василисы ещё до того, как перебралась сюда жить. И даже пару раз видела этого знаменитого кота с весьма заносчивым характером.

Котяра был здоровый, как… как не кот вообще, а не пойми кто: тигр не тигр, но рысь какая-то точно. Килограммов двенадцать, не меньше, а то и больше, и вида редкого, необыкновенного – уникальный персиковый окрас, огромная голова, острые, всегда стоящие по-боевому уши-локаторы со смешной опушкой на кончиках и удивительно осмысленный, практически человеческий взгляд чудных янтарных глаз.

Ну и поведение, манеры у животного были ему под стать необычными. Там столько величавого достоинства, столько неторопливой красоты каждого движения уверенного в себе хищника – и транслируемое миру завышенное самомнение.

Лорд. Ну просто лорд. Кстати, жильцы дома за эту самую манерность поведения, яркую внешность и стать так его и прозвали. В результате чего у кота образовалось ещё одно, третье, отдельное имя – Лорд Валериан.

Его хозяйка Муза Павловна практически каждый день в определённое время спускалась вместе с Валерьяном, он же уменьшительно, по-домашнему, Вилли, на лифте, выводя своего питомца и друга во двор погулять.

Сама же совершала ежедневную прогулку-моцион или ходила по каким-то необходимым делам. И если Валерьян к моменту, когда хозяйка возвращалась, уже сделал все свои дела, надышался-нагулялся и где положено отметился, то встречал её во дворе, и они вместе поднимались на лифте и шли домой. Но если случалось так, что Валерьян не дожидался хозяйки, где-то загуляв подолше и подальше, то он просто садился возле двери, ведущей на лестницу, и ждал. Кто-нибудь входил или выходил из подъезда и, заметив кошачьего лорда, запускал его, непременно улыбаясь, здороваясь и придерживая для того дверь.

Муза Павловна же дверь своей квартиры всегда держала незапертой и чуть приоткрытой, чтобы Валерьян мог в любое время войти, открыв её лапой, или уйти, если желал снова погулять.

А если учесть, что придомовая территория и небольшой скверик возле неё были ограждены забором и простреливались камерами видеонаблюдения, то понятно, что и дверь в квартиру держать открытой было вполне безопасно, и коту ничто и никто не угрожал. Он вполне спокойно мог свободно разгуливать, тем более вел себя Лорд Валериан исключительно благородно и достойно и чужих облезлых кошек во двор не приводил.

Вот такая мирная картина, практически городская пастораль.

До одного недоброго дня.

На их девятом этаже две из шести квартир хозяева сдавали в аренду, и жильцы в них довольно часто менялись: хоть и удобное расположение, и район классный, центр и метро рядом, да только стоило это удовольствие не по-детски круто, вот и происходила постоянная ротация квартиросъёмщиков. Ещё две квартиры стояли опломбированными и закрытыми много лет. А из оставшихся двух в одной, вместо уехавшего с семьей брата, проживала теперь Аглая, а во второй хозяйка Лорда Валериана (он же Валерьян, он же Вилли) – очень интересная пожилая дама с необычным именем Муза Павловна.

Алексей и Василиса с Музой Павловной по-соседски дружили, не так чтобы прямо близко, но достаточно тепло и сердечно относились к ней и уважали, поэтому, когда Глаша собралась переезжать в их квартиру, первым делом Лёшка представил сестру соседке, наказав Аглае беречь и сохранять эти отношения и поддерживать Музу Павловну.

Да Аглая и сама бы, без всяких братских наставлений, и берегла, и поддерживала, поскольку у них с Музой Павловной с первой же встречи сложились очень тёплые отношения и полный коннект. Глашку заинтересовала необычайно эта пожилая дама и как мощная, интересная личность, и как женщина – очень неординарный человек.

Где-то с полгода назад одну из опечатанных и долгое время пустовавших квартир расконсервировали, и в неё вселился хозяин. Известно это стало из самого что ни на есть достоверного источника – от консьержки Веры Львовны, дамы во всех смыслах хорошо информированной посредством своего неуёмного любопытства и умения задавать вопросы как жильцам, так и представителям жилищной конторы. Глаша как-то раз чуть не столкнулась в холле со здоровым, бугаистым мужиком, явно куда-то спешившим. Задев её плечом в дверях, ведущих в тамбур, он что-то недобро буркнул, сверкнув неласково из-под низкого лба тёмными круглыми глазами.

– Это кто? – удивлённо спросила Аглая у Веры Львовны, наблюдавшей столкновение жильцов в дверях.

– Так с вашего этажа жилец, – с готовностью объяснила консьержка и тут же выложила Аглае имеющееся у неё на данного жильца «досье»: имя-фамилию, возраст, когда вселился и с кем уже успел вступить в конфликтные отношения.

Например, с ней самой, со слесарем из управления, с молодой мамой Марией с третьего этажа, помешавшей ему в лифте коляской с младенцем. «Однако! Всего несколько месяцев в доме – и такая насыщенная общежитская жизнь у человека происходит», – подивилась Аглая.

Где до сих пор столько лет носило того жильца и почему он не жил на принадлежащей ему жилплощади, кто бы знал, да и век бы не знать и дальше, и вовсе не видеть того соседушку. Бог бы с ним, как говорится: живёт себе человек и живёт, лишь бы нас не трогал и не вредил людям, да не обошлось вот…

Однажды у них в подъезде проводили профилактику лифтов, причём, как водится, сразу обоих, а не по одному, чтобы не устраивать жильцам принудительную физкультуру. Но нет, мы лёгких путей не ищем – проверка-починка так проверка-починка, и отключили оба лифта, а изнеженные жители, слабо матерясь и умеренно негодуя, вынуждены были целый день спускаться вниз и подниматься наверх, добираясь до своих этажей ножками да по лесенке.

Аглая вышла из квартиры, заперла дверь на ключ и только успела сделать пару шагов к двери, ведущей на лестницу, как вынуждена была остановиться и даже шагнуть назад, пропуская того самого нового-старого соседа по имени Виктор Юрьевич, с которым уже довелось один раз столкнуться в дверях не самым приятным для неё образом. И тем не менее, как вполне себе неплохо воспитанная родителями и бабушкой девушка, Аглая приветливо кивнула и поздоровалась, пропуская мужчину, разглядев его на этот раз повнимательней и более подробно.

На её вкус и восприятие совершенно одиозный пассажир: сбитый, высокий, крепкий мужик с мощными плечами, выпирающим пузцом-барабаном и руками-кувалдами, звероватого какого-то вида. Отдуваясь и тяжело дыша из-за вынужденного подъёма по лестнице на их девятый этаж, он прошёл через распахнутую створку двери, напрочь проигнорировав добрососедские кивки и приветствия Аглаи, впрочем, как и её саму. И в тот момент, когда недружелюбный брутал шагнул с лестничной площадки на этаж, вместе с ним, чуть мазнув боком и хвостом по штанине его брюк, неторопливо вышел на площадку и Валерьян.

Что взбесило мужика, отчего тот вызверился – непонятно, да и пытаться понять происходящее в ущербном сознании данного индивида… ну его, понимаешь, на фиг. Но какой-то триггер мужик словил определённо. Может, у него идиосинкразия на котов, может, он вообще животных не любит по определению или просто придурок, умом ущербный, что скорее всего, только его словно заклинило вдруг, перемкнуло что-то в мозгу. Щекастую кирпичную рожу как-то сразу, в один миг, залило дурной свекольной краснотой, и мужик прорычал по-медвежьи:

– Ты куда прёшь, скотина блохастая?!

И стремительно, с короткого, но резкого и сильного размаха ногой, он пнул носком тяжёлого ботинка Валерьяна в бок. Настолько быстро и с такой дикой, безумной какой-то, звериной силой, что не ожидавшего агрессии, не успевшего среагировать и что-либо понять кота подбросило вверх и откинуло метра на три, пролетев которые тот рухнул на пол, придушенно мявкнув. Попытался сразу же подняться, но завалился на бок, почти по-человечески застонав от боли, и повторил попытку встать.

Аглая совершенно оторопела, натурально офигев от произошедшего.

– Вы что творите?! – вытаращив глаза от изумления, прокричала она мужику и кинулась к Валерьяну, копошащемуся на полу. Кот снова и снова пытался подняться и снова бессильно падал на пол, тихо, обиженно помявкивая от боли.

Аглая встала на колени, не зная, как помочь животному, как поддержать, боялась дотронуться, чтобы не сделать ещё хуже.

– Ты что-то вякнула, коза?! – взревел мужик, подскакивая к девушке с явно не мирно-дружескими намерениями, ухватил пребольно за локоть и дёрнул Глашу на себя с такой силой, что она вынуждена была подняться, чтобы не завалиться позорно-униженно на бок.

При её немаленьком росте метр семьдесят восемь, да на каблуках, встав и выпрямившись, Аглая оказалась с буйствующим соседом приблизительно на одном уровне, ну, может, совсем немного ниже. Посмотрев прямо в наливавшиеся яростью глаза, изучавшие её, как ту самую неведому зверушку, видимо, размышляя, как бы половчее её прибить, она – со страху, наверное, – поинтересовалась:

– Дядь, ты охренел?!

– Шо?! Шо ты сказала, сучка?! Тебе что, здоровье мешает, убогая? – Мужик накалялся на глазах, с резким переходом стрелки «дурометра» в красную зону, – Ты на кого рот открыла, б… дешёвая?!

– Да сам ты… – Аглая крутнулась, с силой вырывая свой локоть из его захвата, и, зверея от самой ситуации и тупости этого придурка, прокричала в ответ: – … дешёвый! Мужик, ты ничего не попутал?! Оглянись вокруг! – Она обвела рукой площадку этажа, уставившись ему в глаза. – Считаешь, что в таком домике в центре Москвы могут жить сирые, убогие и безответные? Серьёзно? Ты хоть знаешь, кто ходит в родне у хозяйки кота, которого ты, по всей видимости, угробил, идиот?

– Что?! Кто?! – в ярости проорал мужик, делая полшага вперёд и нависая угрожающе над девушкой, пытаясь запугать, заткнуть, раздавить наездом.

Вообще-то Аглая и без дополнительной демонстрации его силы и гнева была уже изрядно напугана, и внутри со страху что-то мерзко, меленько-меленько так, предательски дрожало. Но в то же время нечто необъяснимое в ней, в её характере, в личности не позволяло поддаться этому страху, спасовать перед этим муд… человеком, позволить ему увидеть её слабость – нет уж! Нет, не станет она… отвлекаться на свои испуги и дрожащие колени, когда у них тут столь горячая «дискуссия» завязалась.

– Так ты б предварительно поинтересовался, прежде чем ногу на животное поднимать! – проорала в ответ Аглая, отступая на шаг, всё-таки не совладав до конца со страхом, интуитивно постаравшись увеличить расстояние между ними, дистанцироваться от этого абьюзера неадекватного.

– Ты!.. – аж задохнулся он от возмущения. – Ты что, больная? Или бессмертной себя считаешь, сучка?

Сделав шаг вперёд, мужик сократил выгаданную Аглаей дистанцию, резко сунувшись к ней, и замахнулся распахнутой ладонью как для удара, быкуя и запугивая.

– Нет, – бесстрашно усмехнулась она, вдруг, в один момент, прекратив внутренне дрожать и пугаться.

Была у Аглаи необъяснимая душевная способность: в тяжёлых, экстремальных ситуациях случалась с ней странная метаморфоза – словно вспышкой необъяснимого просветления её озаряло понимание, что она пугается происходящего настолько, что страх начинает доминировать над сознанием, подавляя личность, натуру и характер, и способен заполонить всю её человеческую сущность, лишая воли и разума. И в этот момент, у некой необъяснимой черты, предела, за которым страх готов поглотить сознание и руководить поступками, на Глашу внезапно снисходило поразительное спокойствие, позволявшее видеть, понимать и оценивать картину происшествия совершенно чётко и ясно, мгновенно просчитывать в уме возможное развитие дальнейшей ситуации, принимать решения и действовать.

Папенька Сергей Валентинович утверждал, что данная особенность характера и устройства личности – родовая фишка. Черта характера, доставшаяся им от дальних предков, поголовно бывших отменными воинами. И он передал её всем своим трём детям.

Ну, может, может, папеньке оно видней, не суть. Но честно скажем: весьма и весьма полезная опция, жизнеспасающая в самом что ни на есть прямом смысле, за что тем самым предкам большое спасибо от потомков. Но не суть. Хотя… наверное, как раз таки в этом-то и заключается вся суть жизни и личности Аглаи Зориной.

– Не больная и не бессмертная. Просто родню разную имею, о-о-очень непростую, тебе понравится, – пояснила она и предложила, ну так, чисто «по-дружески»: – Познакомить? – И, с удовлетворением отметив зачатки работы мыслительного процесса, отразившиеся на лице буйного соседушки, покрутила наигранно-показательно головой, как бы даваясь диву его тупоумию: – Ну ты, дядя, и му… чудак.

– Вилли! – Прерывая «содержательную» беседу соседей, из квартиры выскочила Муза Павловна и кинулась к кое-как таки вставшему на дрожащие лапы гордому и непобеждённому Лорду Валериану.

– А-а-а! – рыкнул мужик, обнаружив новый объект для нападения. – Ты, старая, держи свою тварь подальше от меня! – потребовал он, ткнув в сторону соседки указующим перстом. И пообещал непонятно кому, то ли Музе Павловне, то ли её питомцу: – Придавлю!

Резко развернувшись, сосед ткнул своим толстым пальцем теперь в сторону Аглаи и ожёг её разъярённым взглядом:

– А ты, сучка говорливая, как я смотрю, на язык слишком дерзкая! Вякнешь что ещё раз – укорочу по гланды! Вкурила, б…?

Ну не мог он проигнорировать и не пугануть Аглаю.

Не мог, и всё! Для таких типов спустить её ответный наезд и показать, что испугался, это как перестать дышать. Невозможно, чтобы кто-то даже мысль допустил о том, что он услышал и принял её угрозы и прямые намёки на какие-то там связи и крутую родню и отступил, осторожничая.

Да сейчас!

И, высказавшись-пригрозив всем присутствующим, мужик резко развернулся, стремительно прошагал к дверям своей квартиры, прогромыхал, отпирая замки, шагнул в прихожую и так припечатал за собой дверь, что обе женщины вздрогнули от грохота, сотрясшего стены.

Да уж, силушка есть, ума бы ещё человеку. Впрочем, в этот момент Аглае и её соседке было не до этого придурка с его закидонами и тараканами в голове.

– Муза Павловна… – Аглая осторожно положила ладонь на плечо женщине, стоявшей на коленях возле своего любимца и сосредоточенной на том, чтобы помочь Вилли держаться на лапах, подхватив под брюшко. – Надо вызвать скорую ветеринарную помощь.

– Да-да, деточка, вы правы, надо вызвать, – торопливо согласилась женщина.

– У вас свой ветеринар или мне поискать в интернете, кого можно вызвать? – спросила Аглая.

– Конечно, у нас свой, постоянный доктор, – ответила Муза Павловна и попросила, протягивая девушке руку: – Помогите мне, пожалуйста, подняться. Надо довести Вилли до его лежанки. Его наверняка нельзя поднимать и трогать.

– Я помогу, – пообещала Аглая, мысленно тяжко вздыхая.

Полетела, можно сказать, в прямом смысле, коту под хвост её важная деловая встреча, на которую она спешила и ради которой даже каблуки надела. Впрочем, общеизвестно, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Раз уж впряглась заступаться за котика и его хозяйку, то надо доводить ситуацию до её логического завершения.

Приехавший по срочному вызову ветеринар, осмотрев Валерьяна, сказал, что кота надо везти в клинику, проводить более глубокое обследование и делать рентген, и предупредил, что если обнаружатся внутренние повреждения, то, возможно, понадобится операция.

Ну как Аглая могла оставить Музу Павловну одну с такой бедой – никак. Конечно, она вызвала такси и поехала следом за машиной скорой ветеринарной помощи.

И сидела на мягком удобном кресле в коридоре клиники, под дверью кабинета, в который унесли Валерьяна, пока его обследовали, и держала за руку Музу Павловну, разволновавшуюся всерьёз, до сердечных болей и приёма капель, ужасно переживая за своего любимца.

– Аглая, – в какой-то момент посмотрела очень серьёзно, сосредоточенно на Глашу Муза Павловна, – я бесконечно вам благодарна за то, что вы вступились за Валерьяна и буквально спасли, не позволив этому человеку его убить. Не думайте, я не настолько изнеженна и слаба, чтобы впадать в панику, прострацию или истерику, когда случается какая-нибудь беда. Я в состоянии анализировать ситуацию и всё происходящее. Поэтому я прекрасно слышала ваши препирательства с соседом и всё, что вы ему сказали и чем пригрозили, – произнесла она и посмотрела в глаза Глаше многозначительным взглядом. – Вы были правы, напомнив этому человеку, что в нашем доме проживают люди, скажем так, определённого социального уровня и достатка, в том смысле, что мало кто из простых граждан и людей со средним заработком имеет возможность приобрести жильё в домах, подобных нашему.

– То есть люди за пределами некоего ценового ценза, отсекающего людей победнее, – усмехнулась Аглая.

– Да, я именно это имела в виду, – подтвердила Муза Павловна и внесла уточнение: – Хотя по нынешним временам, при наличии ипотеки и кредитов, многие могут приобретать недвижимость разного уровня стоимости. И это хорошо. Но я не о социальном неравенстве хотела с вами поговорить, а о сегодняшнем конфликте. Я не знаю, кто ваши родители, кем работают и какие должности они занимают, мы с вашим братом Алексеем и его супругой Василисой не находились в столь близких и доверительных отношениях, чтобы обсуждать наших родственников и знакомых. Вы припугнули этого Виктора наличием у вас и якобы у меня непростых родственников. Повторюсь, не знаю, в каком социальном статусе находятся ваши родители, но среди моих родных на самом деле имеются те, кто может повлиять и приструнить подобных субъектов. Но, когда вы его пугали, вы подумали о том, что и этот человек может занимать не самое низкое положение в обществе? Как говорится, неизвестно, чьи связи круче, – усмехнулась пожилая дама.

– Да как-то нет, не подумала, – призналась откровенно Глаша и заулыбалась. – Я вообще, если честно, не сильно-то думала в тот момент. Понимала только, что этого придурка надо остановить. Ну и растерялась от такой неожиданной, дикой, немотивированной агрессии. Я знаю, что с подобными людьми любые увещевания, апелляции к их разуму, к принятым правилам общежития, к совести абсолютно бесполезны и не работают. Единственное, что понимают такого рода личности, – это силу. И власть. Остановить их можно только с позиции силы, ну а если физически это невозможно, то следует пугать, причём с огоньком, и очень натурально-достоверно доносить до сознания, что ему реально прилетит быстрый и действенный ответ. Грубо говоря: по сусалам и властным пинком под зад со всех его вершин и достижений, так, чтобы проняло. Тогда да, такие аргументы они понимают.

– И откуда у молодой девушки знания о том, как следует обращаться с воинственными хамами и людьми криминально-бандитского толка? – удивлённо приподняв бровь, спросила Муза Павловна.

– Я два года училась в элитной школе, – иронично хмыкнув, пояснила Аглая, – а нравы там, у деток богатых-властных родителей, и законы, которые они установили, пострашней, чем в колонии строгого режима. Могли и изувечить, и не только изувечить, тех учеников, чьи родные победней и менее властны, чем их родители.

– Это ужасно, – вздохнула расстроенно Муза Павловна и повторила: – Просто ужасно, что творится в нашей системе образования.

Но не стала развивать эту непростую тему, переключаясь на иное.

– Но видимо, вам всё-таки удалось чему-то научиться в той школе, раз у вас прекрасный русский язык, – сообщила Аглае Муза Павловна, совершенно огорошив девушку неожиданным замечанием. – Это очень приятно и такая редкость по нынешним временам.

– Элитная школа не имеет к моему владению языком никакого отношения. Это всё бабушка, – улыбнулась воспоминаниям Глаша. – Родители много работали, и нашим с Лёшкой воспитанием занималась в основном бабуля. Правильная речь, великая литература и культурное, многостороннее развитие личности детей у неё находились в приоритете. – И, хмыкнув, поделилась: – Как же нас с Лёшкой это культурное развитие и литература порой доставали, вы бы знали!

Страницы: