Ломаные линии судьбы Алюшина Татьяна

– Да уж знаю, поверьте, – кивнула в ответ собеседница. – Сама через то «многостороннее» протащила трёх внуков, хотя они и отчаянно сопротивлялись со всей возможной подростковой горячностью.

Вздохнув, она перешла к более актуальному и куда как менее приятному вопросу:

– Ну ладно, это, скажем так, реприза в сторону: не могла не отметить вашу правильную речь. Но вернёмся к делам менее приятным и более насущным. Я хотела бы вас предупредить, Аглая. Люди со столь грубым сознанием и духовной ущербностью, лишённые сострадания, сопереживания и простой человеческой душевности и доброты, с садистскими наклонностями, как у этого Виктора, очень мстительны по своей натуре и способны на любую подлость, вплоть до уничтожения другого человека. И вы должны это понимать, как и отдавать себе отчёт в том, что заимели в его лице врага. И этот враг может быть хитрым, изворотливым и беспощадным.

– Ну-у… не всё так страшно, я думаю, – протянула с сомнением Аглая. Она как-то в таком ключе о столкновении с соседом не думала. – Где-то пересекаться и общаться у нас с ним необходимости нет, да и поводов не имеется. Надеюсь, больше таких выпадов со стороны этого Виктора не последует. Он себя доминантом обозначил, альфой выставил, припугнул всех, зачем ему обострять и провоцировать новый конфликт? Максимум, мне кажется, что он может сделать, это попугать ещё разок при случайной встрече. Ну, тогда что… – предположила Аглая, беспечно пожав плечами, – снова дебатнём друг друга в споре, а если товарищ намёков не понимает, тогда уж придётся принимать более реальные меры профилак- тики.

– А я вот уверена, что вы не осознаёте всей серьёзности конфликта, – попеняла девушке Муза Павловна. – Это не просто индивидуум с дурными наклонностями, воинствующий хам и невежа, это человек с криминальным прошлым, способный на многие подлости. – Увидев сомнение, отразившееся на лице девушки, она пояснила: – Поверьте, это не предвзятость с моей стороны и не желание очернить человека просто потому, что он ударил Валерьяна. Вот скажите, Аглая, как вы думаете, если бы вас не оказалось в тот момент на площадке и если бы вы не заступились за Вилли, этот человек, стукнув его один раз, просто ушёл бы домой – и всё? – И посмотрела внимательным взглядом Глаше в лицо.

Аглая вспомнила выражение лица разъярённого соседа, ту странную смесь какой-то дикой ярости, брезгливости и… желания уничтожить, стереть напрочь то «нечто», что ему помешало, задело, завело…

– Мне кажется… – произнесла задумчиво она и вынужденно призналась: – Он мог его убить. – И тут же торопливо внесла уточнение: – Но уверенно утверждать этого не стану.

– А мне вот не кажется, – возразила ей соседка, – я это точно знаю. Я с такими нелюдями сталкивалась и отлично представляю, на что они способны. А вот вы, Аглая, знаете людей, которые могут просто так, походя, просто потому, что захотелось, убить животное, домашнего безобидного кота?

– Ну-у-у… – протянула Аглая, припоминая некоторых «детишек» из упомянутой ею школы, – думаю, да, приходилось встречать.

– Вот поэтому я и призываю вас быть осмотрительной и осторожной. Постарайтесь больше с этим человеком не вступать ни в какие дебаты, как вы выразились, и не конфликтовать. И расскажите своим родным о случившемся инциденте, обезопасьте себя со всех сторон, я вас очень прошу.

Этот разговор осел в сознании Аглаи каким-то тревожным беспокойством и ощущением некой недоговорённости, что ли, и смутной настороженности. И ещё долго, наверное, больше недели, она мысленно всё возвращалась к тому их обсуждению с Музой Павловной буйного, непредсказуемого соседа.

А в тот же день вечером Аглая позвонила брату, рассудив, что надо бы ему рассказать о том, что случилось, поделиться тревогой и предупреждением Музы Павловны.

Слава богу, отец находится «вне зоны доступа» и ещё долго будет там находиться, а то, если родитель любящий решит, что его «девочке» тридцати двух годов кто-то угрожает и хамит с наездом, может и вспылить.

А вспыливший папенька Аглаи – это, скажу я вам, серьёзно.

Потому – хорошо, что родитель доступен лишь перманентно, коротко и всегда неожиданно, лучше она с Лёшкой всё обсудит, так спокойнее будет.

Ага, как же, щаз-з-з… «лучше», за неимением папеньки, – ну да…

– Глаш, – отчитал её Лёшка, – что за дела-то?!

После того как Аглая, поболтав обо всём, обговорив дела семейные, в конце беседы поведала братцу о происшествии с Валерьяном и диким соседом, Алексей сразу же стал чрезмерно серьёзным.

– Ты зачем геройствовать полезла? Я этого мужика в глаза не видел и понятия не имею, кто такой, что за чел и на какую хрень способен. Может, он головой ущербный или криминал невменяемый. Ты зачем на рожон совалась?

– Ну а что, надо было постоять в сторонке и позволить этому имбецилу прибить Вилли? – Глашка сразу же завелась от возмущения.

– Нет, просто стоять не надо было, но и ввязываться самой тоже. Надо было сразу же набирать полицию! – разволновался и наставлял строгим тоном старший брат.

– Да ну тебя! – разозлилась Аглая. – Какая полиция, Лёш, ну что ты, ей-богу!

– Вот что, Глаша, – включил строгого брата Алексей, – звони дяде Егору или Степану Ивановичу, пусть они узнают, что за фрукт этот ваш соседушка, ну и пообщаются с гражданином.

– Это зачем ещё? Не буду я никому звонить. Какой-то бытовой соседский конфликт, зачем в него втягивать занятых людей? К тому же сразу всё дойдёт до папеньки, а вот уж кого волновать и беспокоить попусту не следует, так это его. Я тебе просто рассказала о некоем происшествии, пусть не курьёзном, а неприятном, поделилась, так сказать, делами житейскими. И всё! – выговорила она брату и закончила разговор на требовательной ноте: – И прошу тебя, не надо нагнетать и поднимать отцовскую «гвардию» по тревоге. Ничего страшного не произошло, и мне ничего не угрожает. Муза Павловна сказала, что её родные с этим типом разберутся. Вот пусть они и разбираются.

Пробурчала что-то ещё и быстренько попрощалась. Но как Аглая ни хорохорилась, первое время тревога в душе всё ж таки тихонько так попискивала, не позволяя расслабиться.

Но, как водится, за обыденностью дел и иными житейскими событиями, не подпитанное ничем беспокойство и настороженность быстро забылись, потеряв свою горячую актуальность. А жизнь катилась и укладывалась своим привычным, мирным чередом, наполненная делами, работой и творчеством, окончательно похоронив под собой все тревоги.

Да и на самом деле – дребезжать, жить в вечном саспенсе в ожидании подляны из-за угла невозможно.

– Привет, Игорёш, – поздоровался с сыном отец, оторвав того от вычитывания макета договора с возможными поставщиками.

– Привет, пап, – улыбнулся Игорь, отложив документ и откидываясь на удобную высокую спинку рабочего кресла, приятно спружинившую под его спиной. И поинтересовался: – Как вы там? Как мама?

– Дела штатно, а про маму ты всё и сам знаешь, она тебе чуть не через день звонит, – усмехнулся Борис Архипович.

– Всё да не всё, – уточнил Игорь. – Мне она выдаёт только ту инфу, которую считает нужной и достаточной.

– Да нет, ни о чём она не умолчала, всё у нас на самом деле нормально, сынок, – хохотнул отец и, противореча самому себе, протянул задумчиво: – Вот только…

– Что? – подобрался сразу же Шагин, отлично зная эту отцовскую манеру сначала расслабить лёгким разговором и смешком, а потом нагнетать. Да и тон, которым тот произносил это своё любимое «вот только…», ничего хорошего, как правило, не обещал.

Игорь выпрямился в кресле, куда вся расслабленность делась в один момент.

– Да тут у бабушки неприятный инцидент с соседом произошёл… – начал издалека Борис Архипович.

– Насколько неприятный? – уточнил Игорь, прекрасно понимая, что отец не стал бы ему ничего рассказывать и беспокоить, если бы для разговора не имелось веской причины.

– Нарисовался у них на площадке новый сосед, – по-деловому, без дальнейшего рассусоливания принялся перечислять факты Борис Архипович. – Точнее, сосед-то старый, который квартиру приобрёл с самого начала, ещё при сдаче дома, да только не жил в ней все эти годы, а тут вдруг объявился. А вчера ни с того ни с сего вызверился и чуть не убил Валерьяна. Мама говорит: если бы не её новая соседка, которая заступилась за кота, то убил бы наверняка.

Игорь молчал, не перебивал, не торопил, зная, что отец изложит факты и без его понуканий.

– Так мало того, что Вилли серьёзно травмировал, он и маме пригрозил, что, мол, кота прибьёт обязательно и ей достанется. Кстати, девушке той, что вступилась, тоже пригрозил. – И изложил главную мысль-идею, ради которой и позвонил сыну: – Ты бы, Игорёш, навёл там через свои каналы-связи справки об этом соседе, кто такой, чем дышит-живёт, что за хрен такой бойкий с горы на наши головы образовался, со старушками и котами воевать. Я бы и сам, по своим каналам, но у тебя напрямую просто быстрей получится. А информацию, которая уже имеется по нему, скину: ну там имя-фамилия, возраст, что есть.

– Давай, – сказал Шагин, потёр ладонью лицо, пытаясь взбодриться и отодвинуть усталость. – Я бабуле сейчас позвоню, порасспрашиваю.

Попрощались, быстро закончив разговор.

Набирая номер бабушки, Игорь неосознанно улыбался, представляя мысленно её лицо.

Музу Павловну, бабушку свою, Игорь Борисович Шагин нежно и трепетно любил, оберегал и всячески баловал при любой возможности, впрочем, как и все близкие. Старшую даму их рода, «патриарха» семьи, к сожалению, единственную оставшуюся в живых из всех бабушек и дедушек, все баловали, потакали капризам, которых, правду сказать, у неё практически не случалось, и берегли со всем возможным тщанием.

– Здравствуй, Игорёк, – ответила на его звонок, улыбаясь, бабуля.

Он точно знал и слышал, что она улыбается, и видел мысленно эту её светлую, родную улыбку. Бабуля растекаться речами-разговорами не стала, не в её это было манере, сразу же спросила напрямую:

– Я так понимаю, тебе позвонил отец и уже нажаловался на моего соседа?

– Позвонил, нажаловался, – подтвердил Шагин и попросил: – Расскажи-ка теперь мне сама, что произошло, да подробно, как ты умеешь.

Он слушал бабушкин рассказ, по ходу которого делал пометки в рабочем органайзере, лежавшем перед ним на столе, изредка задавал короткие уточняющие вопросы, старательно сдерживая разрастающийся и крепнущий гнев внутри.

– Я понял, – кивнул Игорь, забыв, что бабуля его не видит, и спросил: – Как Вилли?

– Плохо, – без вздохов, всхлипов и слёз оповестила бабуля, как всегда, стоически принимая жизненные превратности. – Серьёзный перелом трёх рёбер, ушиб лёгкого. Было внутреннее кровотечение, но врачи вовремя его прооперировали. Жизни его теперь ничего не угрожает, лежит, поправляется. Но ему больно и тяжело.

– Ничего, Лорд Валериан у нас настоящий боец, – поддержал бабушку оптимизмом Игорь, – да и с твоей заботой он быстро восстановится.

– Надеюсь, – приняла его моральную поддержку бабуля. И спросила: – Я так понимаю, ты намерен вмешаться в эту историю?

– Для начала наведу справки об этом субъекте, – ответил Игорь. – А потом да, объясню гражданину, в чём он был не прав. – Помолчал мгновение и внёс уточнение: – Ну, или ему объяснит кто-нибудь другой по моей просьбе.

– Последний вариант мне представляется более правильным, – заметила Муза Павловна. – У тебя настолько ответственная служба и ты слишком занятый человек, чтобы тратить своё бесценное время и нервы на столь мелкотравчатую личность. Чистейшее расточительство ценного ресурса, как нынче принято это называть.

– Спасибо, бабуль, – усмехнулся Шагин, – за высокую оценку моего ресурса.

– Это объективная констатация фактов, – улыбнулась Муза Павловна.

У него на столе зазвонил селектор.

– Ладно, бабуль, – покосившись на пульсирующий зелёным огоньком вызов на аппарате, закруглил их разговор Игорь. – Я позвоню, когда наведу справки.

– Хорошо, дорогой, – согласилась Муза Павловна и попрощалась: – Береги себя. Целую.

– Целую, – отозвался Шагин, протягивая руку к трубке селектора.

Поговорив с главным инженером, Шагин положил трубку на аппарат, заглянул в записи, которые сделал, слушая доклад Музы Павловны, и открыл поисковик на ноутбуке.

Так, к какому отделению относится дом, в котором живёт бабуля?

Ага. Понятно, а кто у них начальник отделения? Угу.

А кто у нас в Следственном комитете по тому району?

Коломийцев? Серёга? У Шагина была отличная, специально тренированная память, и он почти мгновенно вспомнил, как месяцев пять назад они случайно пересеклись с Коломийцевым на одном из совещаний в министерстве и обменялись информацией о том, кто из них где служит-работает, кем и как. Тогда-то Серёга и сказал, что всё так же, как и прежде, «бегает» в районном следственном отделе.

Так. Значит, Сергей Васильевич Коломийцев. Бывший одногруппник, с которым в студенчестве они крепко дружили, да и после какое-то время тесно общались, а потом жизнь и карьера развели, как водится. Иногда перезванивались, когда у кого-то из них или ещё двоих парней из их тесной компашки происходили какие-то важные события в жизни, а уж виделись совсем редко.

Шагин прошёл к сейфу, набрал код и отключил дополнительную защиту. Он, конечно, держал в голове невероятное количество информации, старательно классифицированной и разложенной по предметам и делам, к которым она относилась. Но вот запоминать и хранить лишние данные, которые могли потребоваться крайне редко или вовсе никогда не потребоваться, Шагин воздерживался, считая лишним. Но здесь не тот случай.

Для особо ценных и важных контактов у Игоря имелась специальная записная книжка. Вернее, даже не книжка, а солидный такой фолиант с позолоченным срезом страниц и кожаным тиснением обложки с его инициалами – подарок одной дамы, подшучивавшей над манерой Шагина постоянно что-то записывать в моменты важных размышлений и работы с документами.

Думала подколоть его этим демонстративным презентом и сильно расстроилась, когда Шагин, повертев книжку в руках, полистав страницы, разбитые по алфавиту, реально всерьёз обрадовался подарку и чуть ли не сразу засел заносить в него нужную информацию.

Кстати, с девушкой той они довольно быстро расстались: для неё оказалось неприемлемым, что свою работу он ставит выше их отношений. Сильно выше.

За эти годы книга заполнилась контактами и информацией практически полностью и распухла от дополнительных данных, выписанных на отдельных листах и прикреплённых к нужной странице степлером.

По значимости информации, которая здесь хранилась, талмуд этот был по нынешним временам драгоценным. Ну или вообще бесценным.

Смотря кто и с какой целью будет интересоваться.

Игорь вот, например, в данный момент открыл записи на букве «К», нашёл данные по Сергею Коломийцеву, пробежал быстрым взглядом и набрал нужный номер на смартфоне. Разумеется, у Шагина на смартфоне имелись телефоны Сергея, как мобильный, личный, так и прямой номер кабинета, в котором тот работал. Но в заветную книжицу был занесён специальный номер телефона, с глушилкой для прослушивания, отключённой функцией геолокации и защищённый от сканирования.

И эта информация как раз и составляла ту самую тайну, из-за которой данный номерок, с переставленными цифрами и неким кодом, и оказался в секретной книге. Откуда он у Шагина – вопрос отдельный и обсуждению не подлежит.

Прошло больше месяца после той дикой сцены, когда буйствующий сосед чуть не угробил Валерьяна. За это время соседушка никак не проявился и о себе знать не давал, по крайней мере, Аглая видела его лишь однажды. И приятной ту встречу уж точно не назовёшь.

Она практически добежала до подъезда, когда весь день висевшая над районом сизая, пузатая грозовая туча без всякого предупреждения вдруг как бабахнула громом и обрушила из своего брюха потоки воды. Не дождик, нет, даже не душ, а прямо какое-то море наоборот, цунами с неба!

Аглая в самом прямом что ни на есть смысле мгновенно промокла с ног до головы, не успев даже дёрнуться к сумке, в которой лежал предусмотрительно прихваченный с собой зонт. Хотя никакая её дальновидность и не позабытый сегодня зонтик ничем не смогли бы помочь противостоять этой дикой стихии.

Глаша влетела в холл, отставив руки, по которым ручьями стекала вода, в стороны.

– Боже мой! – выскочила из своей комнаты консьержка Вера Львовна. – Аглая, вы совершенно промокли! – озвучила она очевидный факт. – Вам надо срочно в горячий душ!

– Это точно, – согласилась с ней девушка и, услышав звонкий блимк, сообщивший, что одна из кабин лифта прибыла на первый этаж, поспешила в сторону лифтовой площадки.

– Подождите, Аглая, – остановила её консьержка. – У меня где-то было малиновое варенье, я вам сейчас дам. Вам обязательно надо попить чаю с малиновым вареньем.

– Не надо, Вера Львовна, у меня дома есть малиновое, – отказалась Глаша и почти побежала к лифту.

Очень уж сильно, прямо нестерпимо хотелось скинуть с себя как можно быстрей мокрую одежду и согреться поскорей: не жара-жара на улице, а робкие семнадцать градусов, и вода с неба не парное молоко оказалась, а холоднющая, как в стылой сентябрьской речке.

Она глянула вперёд – не ушёл ли лифт… Нет, не ушёл, кабинка стояла с открытой дверцей, а в ней находился её сосед, истребитель котов, Виктор тот самый Юрьевич, и смотрел на торопившуюся, чтобы успеть, мокрую Аглаю.

Смотрел в упор, абсолютно безразличным, пустым взглядом, если не считать лёгкого налёта брезгливости, даже не шелохнувшись нажать кнопку стопа дверей, чтобы девушка успела зайти в кабинку.

Вот так смотрел, и всё. Дверца кабинки медленно закрылась, и лифт уехал.

Придурок. Ну а что ещё скажешь? Натуральный придурок.

Или козёл, кому как больше нравится.

Аглае повезло – она не простыла и не заболела в тот день. Доехала на свой этаж на другом лифте, постояла под горячими струями душа, согрелась и таки выпила душистого, обжигающего чаю, только не с малиной, а с морошкой. Укутавшись по самое горло в плед. И так ей стало тёпленько и уютно, что она не заметила, как заснула прямо там, на диване.

И снился ей тревожный, нехороший сон, в котором всё смотрел на неё сосед – непонятным, но очень неприятным взглядом, от которого мурашки испужные бежали по спине и волосы дыбились на макушке. Причём он не просто смотрел, а явно хотел что-то сказать, прокричать что-то, по всей видимости, очень важное, – и старался открыть рот, но отчего-то у него не получалось, и сосед ужасно пугался этой своей немоты, пучил глаза от страха, и…

И тут она проснулась. Фу ты! Какая ерунда дурная приснилась. С чего бы? Может, она всё-таки заболевает?

А утром выяснилось, что всё с Аглаей в порядке, простуда не пристала и чувствует она себя превосходно. Ну а раз так, то и за работу!

Работа у неё была интересная, увлекательная, по-настоящему любимая. В день нападения соседа на Вилли Аглая всё-таки встретилась с заказчиком, ради чего она, к слову, и надела каблуки, чтобы выглядеть на все сто – состоявшейся женщиной, знающей цену своему профессионализму, обладающей прекрасным вкусом и смелостью принимать и любить себя такой, какая она есть: зашибись какой высокой.

Ну а вы пробовали жить-быть девушкой ростом метр семьдесят восемь сантиметров? При этом не будучи ни волейболисткой, ни баскетболисткой и вообще ни разу не спортсменкой и уж тем паче не манекенщицей какой. А вдобавок занимаясь делом, традиционно считающимся прерогативой мужчин.

А Аглая вот даже не пробовала, а просто так жила и, как ей казалось, вполне благополучно конкурировала с коллегами мужского пола в профессии, при этом оставаясь женщиной во всех отношениях. Потому каблуки от известной итальянской фирмы, прямая спина, гордо поднятый подбородок, продуманно-идеально подобранные украшения и дорогая сумочка. Как наставляла её бабушка Поля, «обувь, сумочка, причёска и руки всегда расскажут правду о женщине. Никогда об этом не забывай, Глаша, и держи себя в достоинстве».

Вот, держа себя в достоинстве, она и встретилась с потенциальным покупателем и… заказ получила. Да какой! Чудо заказ! У Аглаи даже руки чесались немедленно приступить к его изготовлению.

С каким-то внутренним повизгиванием от восторга, засев дома на неделю, она погрузилась с головой в эскизы, придумывая и вырисовывая свои идеи, пропав для всего остального мира и забот.

Иногда Аглая навещала Музу Павловну, интересуясь самочувствием Валерьяна и его хозяйки. И всякий раз, когда она приходила, Муза Павловна усаживала девушку за стол пить чай, и пару раз угощала пирогом, и всё сетовала, что Глаша не предупредила о своём визите, тогда радушная хозяйка смогла бы подготовиться лучше и непременно испекла бы свой фирменный пирог.

Но и без фирменного пирога их спонтанные посиделки отлично удавались: чай всегда был невероятно душистый, с какой-то особенной, загадочной ноткой вкуса. Аглая всё допытывалась у Музы Павловны, что за травка-добавка такая волшебная, но хозяйка лишь улыбалась, храня секрет, и, посмеиваясь, шутила, что если расскажет, то Аглая перестанет к ней в гости захаживать, сама себе чаёк вкусный заваривая. Кстати, к особому чайку всегда находились какие-то вкусняшки, да и Глаша с пустыми руками к пожилой даме не приходила.

Чаёвничали неторопливо, с удовольствием потягивая напиток и беседуя. Разговаривали обо всём и ни о чём конкретно, не затрагивая серьёзных тем, кроме одного, первого раза, когда Аглая навестила соседку и Муза Павловна сообщила девушке интересную новость:

– Мои родные навели справки о нашем неприятном соседе. В тюрьме он не сидел и осуждён не был, но в девяностых входил в одну бандитскую группировку, из которой сумел каким-то образом выйти. Как я понимаю, без ущерба для своих финансов и жизни. И стал, как это принято называть, добропорядочным бизнесменом.

– На добропорядочного он похож, как разъярённый носорог на суслика, – заметила иронично Глаша.

– Об этом его статусе судить не нам, а финансовым органам, – напомнила очевидный факт Муза Павловна и поспешила успокоить: – Для нас же с вами, Аглая, важно другое: то, что по просьбе моего внука с этим человеком провели предупреждающую беседу.

– Кто провёл? – живо заинтересовалась Аглая.

– В подробности меня не посвятили, – ответила соседка. – Главное, что до гражданина донесли мысль-наставление, что следует воздержаться от агрессии, направленной на нас с вами, других жильцов, ну и Валерьяна, само собой.

– И он прямо согласился и сказал: «Обещаю, больше не буду. Это я так, вспылил-погорячился немного», – усмехнулась саркастически Глаша.

– Что он ответил, мне неизвестно, но, полагаю, услышал и правильно понял данные ему рекомендации, – развела руками Муза Павловна.

Более в разговорах к личности соседа Аглая и Муза Павловна не возвращались, посчитав, что тема эта исчерпана и неприятных инцидентов и скандалов им переживать более не придётся.

Ага. Тот самый случай. Как же они ошибались, наивные дети малых народностей.

Они-то сами позарывали все «топоры войны» и разбираться или вступать в какие бы то ни было дебаты с буйным «добропорядочным» и «законопослушным» бизнесменом не собирались. И, что более важно, вряд ли это намеревался делать и сам Виктор Юрьевич, но…

Но имелся ещё один участник конфликта, которого они не учли в раскладе. Так сказать, самый непосредственный и конкретный – кот Валерьян, Лорд Валериан…

Который ничего не забыл и ничего не простил своему обидчику.

Вилли удивительно быстро шёл на поправку и уже через неделю начал гулять самостоятельно, не нуждаясь в постоянной поддержке и опеке Музы Павловны. Правда, двигался он медленно и осторожно, экономными, скупыми шажками, но только первое время. А уже через пару недель у него зажили окончательно все послеоперационные проколы и надрезы и даже шерсть новая отросла настолько, что прикрыла все выбритые для операции места. Через месяц же Лорд Валериан практически полностью восстановил своё здоровье.

И вышел на тропу войны, начав продуманно, планомерно и расчётливо вершить своё правосудие. И месть его была ужасна.

Знаете, казалось бы, ерунда, какая-то игрушечная история и глупость – война кота со своим обидчиком. А вот не скажите, это реально такой жёсткий головняк! Те, кому приходилось сталкиваться с кошачьей нелюбовью и местью, отлично поймут, что это за засада. Оказалось, Вилли умеет конкретно достать и очень сильно попортить жизнь.

Честно говоря, Аглая мысленно сто раз поблагодарила Господа и, как говорится, перекрестилась, что не она явилась предметом столь лютой ненависти этого животного. Валерьян относился к девушке совершенно индифферентно, попросту не замечая, никак не изменив своего отношения к ней даже после того, как она его спасла. Видимо, посчитал данные действия со стороны соседки само собой разумеющимися и вообще обязательными к исполнению. Так что он лишь мирился с её присутствием в его жизни, когда Аглая приходила в гости к его хозяйке, как с чем-то неизбежным, и не более того.

А вот Виктору Юрьевичу в этом вопросе не повезло катастрофически.

Лорд Валериан на мелочи не разменивался и простым справлением малой нужды на коврик у порога его квартиры не ограничился, это было так – всего лишь обязательной программой. Каждое утро, дождавшись, когда сосед уйдёт на свою «добропорядочную» работу, Вилли отправлялся «освежить» коврик. А из арсенала, так сказать, «большой» мстительной программы у него имелись не первой свежести задушенные мыши, крысы и птички, которых он с завидным упорством практически каждый день выкладывал под соседскую дверь. Плюс мелкие, но вонючие пищевые отбросы с мусорки, плюс описанный-помеченный не только коврик, а и сама дверь и всё пространство вокруг неё, куда он смог «дострелять».

Площадка их этажа превратилась в филиал какого-то бомжатника, приобретя устойчивое амбре мусорки и въедливой кошачьей мочи. Понятно, что эти деяния не могли остаться безнаказанными, и Виктор, не обладающий терпением, кротостью нрава и уж тем паче любовью к «братьям нашим меньшим», сатанел, зверел, ревел, матерился и приходил-таки выяснять отношения к Музе Павловне. Забив на предупреждения кого-то там властного-значимого, с кем имел «остужающую» беседу и дал обещание не конфликтовать и не трогать старушку, сосед требовал приструнить кота, грозясь того изловить и привести свой изначальный приговор в исполнение.

Только вот изловить Вилли никак не удавалось: кот был настолько осторожен и хитёр, что вычислить зверюгу у мужика не получалось, как он ни исхитрялся. А старался Виктор изо всех сил! И в засаде-то сидел в сквере у дома, и имитировал, будто бы уходит на работу, а сам ждал за дверью, прислушиваясь и посматривая в глазок, и уходил и вдруг неожиданно и резко возвращался – но всё без толку.

Неуловимый «ниндзя» Валерьян вычислял все ходы и коварные замыслы противника, безошибочно чувствуя подставу, как матёрый разведчик смешные потуги наивного школьника играть в шпиона, и, ни разу не поведясь на его ухищрения и заходы, оставался для объекта своей ненависти неуловимым мстителем.

Поставить камеру и наладить хотя бы простенькое видеонаблюдение Виктору в голову не пришло. А может, он решил, что это не настолько серьёзная проблема, или что придавать проблеме с котом значимость как-то «не по-пацански», или просто пожадничал, решив отделаться, как говорит младший брат Аглаи Васька, на минималках.

Кто знает, чем он там руководствовался, прибегая к устаревшим методам охоты из засад, но все его попытки поймать животное и устроить тому натуральный геноцид неизменно оставались безуспешными.

Зато теперь соседу приходилось регулярно вызывать работников клининговой компании, которые мыли-отмывали и убирали последствия кошачьей мести и дезинфицировали всю площадку. Но через день-два все повторялось с удивительной регулярностью, и этаж снова начинал нестерпимо «благоухать» неубиваемой кошачьей злопамятной мстительностью.

К Музе Павловне приходили и обе консьержки, и даже соседи с верхнего и нижних этажей, просили и требовали утихомирить своего кота. Муза Павловна ужасно расстраивалась, увещевала Вилли, уговаривала, демонстративно пила перед ним сердечные капли, что всегда сильно пугало Валерьяна, любившего в этой жизни только свою хозяйку, и даже водила Лорда к кошачьему психологу, есть, оказывается, у нас и такие.

Но всё было бесполезно – кота конкретно перемкнуло на святой мести, и он продолжал изводить соседа. Понятное дело, что ничем хорошим это противостояние кота и агрессивного, резкого мужчины закончиться не могло.

Оно чуть и не закончилось плохим, когда Виктору удалось-таки подловить гадившего на его коврик Валерьяна. И, если бы Аглая не выскочила снова спасать котяру неугомонного, там бы ему, скорее всего, и пасть от руки-ноги агрессивного соседа.

Честно говоря, спасала Аглая не Валерьяна, а всё-таки Музу Павловну, поскольку Виктор этот в гневе – берсерк дурной и может сотворить что угодно гнусное, а Вилли реально уже достал не только своего обидчика, но всех жильцов их девятого этажа и соседних тоже. Ну вот спасла на свою голову, вернее, на своё девичье нежное тело, пострадавшее от когтей спасённого.

Ладно, раны ей обработали, чаю они с Музой Павловной, посетовавшей на совершенно отбившегося от рук и воспитания Вилли, попили, обсудили, как жить дальше и обезопасить, как говорит подруга Аглаи, «чокнувшегося с ума» котяру. Ничего не надумали путного, и, попрощавшись, Глаша отправилась домой.

Собираться и идти работать. Творить. Если получится после таких-то потрясений.

Да ничего так, всё у неё получилось – пока собралась-оделась-накрасилась, пока добралась до мастерской, настолько погрузилась в размышления об изделии, над которым работала, что неприятное утреннее происшествие отодвинулось куда-то на очень дальние задворки мыслей и памяти.

На следующий день на их этаже не пахло ничем плохим. Нет, оно, конечно, пахло немного хлоркой и какой-то ещё химией с убойным ароматизатором, а вот кошачьими «делами» – нет. От изумления Аглая даже не удержалась и позвонила Музе Павловне узнать, что за чудеса такие у них произошли, неужели Валерьян проникся угрозой, угомонился и посчитал свою месть достаточной.

Оказалось, что ответ на данный вопрос пока неизвестен, а отсутствие кошачьего туалета на конкретном дверном коврике объяснялось просто: Муза Павловна с Лордом Валерианом уехала за город на дачу к сыну с невесткой, чтобы страсти поутихли да Вилли успокоился и пришёл в себя после серьёзного шока и стресса.

Разумное решение. Но вот что бы вам, мудрая женщина, было не уехать раньше, дабы не доводить ситуацию до крайности и того самого шока со стрессом? Глядишь, и Аглая не ходила бы с ободранными предплечьями и боками и свои нежные девичьи нервы сберегла бы.

Хотя… ну уехала бы Муза Павловна с Валерьяном, и что? Отсиживаться в окопе и пережидать неизвестно чего и неизвестно сколько, пока, как говорил Ходжа Насреддин, «либо ишак сдохнет, либо султан умрёт. Ничего нет лучше для безысходных ситуаций, чем время».

Оно, конечно, так, и кто бы спорил с великим мудрецом, но сколько того времени понадобится, когда кто-нибудь из участников того самого… ну в том смысле, что кирдык. Валерьян, например, кот молодой, здоровый, и жить ему ещё и жить. Можно ли сказать то же самое про Виктора, неизвестно, хотя по виду мужик лосяра ещё тот, которого ни пуля, ни микроб не берёт. К тому же никто пока не отменял известное правило, гласящее, что дольше всех живут те, кого мы ненавидим.

Ну, ненависть ещё следует заслужить, и это слишком благородное чувство, чтобы растрачивать его на такого индивида, как Виктор, но если бы он делся куда, то такой исход следовало бы непременно отметить как праздник.

А пока имеем то, что имеем на данный момент: так сказать, замороженный конфликт. Так что хорошо, что Муза Павловна увезла Валерьяна, а там «может, ишак, а может…» Посмотрим, одним словом.

Вроде как и успокоила себя Аглая, но что-то зудело внутри тревожное, не дающее покоя. И, подумав, прикинув так и эдак, решила она, что надо бы посетить местный околоток и поговорить с участковым на предмет неадекватных реакций Виктора Юрьевича на котов – ну, может, как-то подстраховаться, пусть и призрачно. Идея, прямо скажем, так себе, не блещет, но хоть что-то предпринять.

Она посмотрела в поисковике, где расположен опорный пункт полиции, к которому относится их дом, узнала имя-фамилию участкового, часы приёма граждан и отправилась общаться.

Старший лейтенант Иван Максимович Хлебников оказался довольно молодым и симпатичным мужчиной, наверное, ровесником Аглаи, с очень цепким, изучающим взглядом, не сочетавшимся ни разу с добродушно-простоватым выражением его лица. Жестом указал девушке на стул и, изучающе её просканировав, улыбнулся и спросил дежурно:

– Слушаю вас, гражданка… – Он приподнял вопросительно бровь.

– Аглая Сергеевна Зорина, – представилась Глаша и протянула старшему лейтенанту свой паспорт.

– Гражданка… – быстро пролистывая и изучая страницы паспортной книжки, продолжил свою мысль участковый, – Зорина. Какой у вас вопрос? – возвратив девушке документ, поинтересовался он.

– Вопрос профилактики, – начала с конкретики Глаша.

– Заболеваемости или травматизма? – вяло, без огонька, пошутил старлей.

– Скорее второе, – выбрала из предложенных вариантов Аглая и поспешила объяснить цель своего визита.

Имея в жизненном активе папеньку бывшего военного, Аглая умела излагать любую свою проблему или вопрос чётко, коротко и конкретно по делу, вот и изложила о двух нападениях на Валерьяна, о ненормальной жестокости соседа и его угрозах Музе Павловне и самой Аглае.

– Да слышал я об этих происшествиях, – вздохнул тягостно Хлебников, – консьержка ваша доводила до сведения. – И спросил с кислым лицом: – И что вы хотите, чтобы мы сделали?

– Знаете, – озвучила Аглая свои пожелания, – может, хотя бы беседу с гражданином проведёте на предмет того, чтобы он придержал как-то свои неадекватные, агрессивные нападки. – Узрев совсем уж показательно скривившееся лицо старлея, она быстро добавила: – Ну хотя бы уточнить, что он за личность. По повадкам так чистый бандюган, браток из девяностых, может, он в чём-то был замешан… – И, глядя на выразительную смену выражений на лице представителя власти, засомневалась: – Ну, не знаю…

– Ну какой бандит, Аглая Сергеевна, – попенял ей, как дитю неразумному, участковый. – Виктор Юрьевич Чащин законопослушный гражданин, судимости отсутствуют, приличный бизнесмен, налоги платит исправно, претензий и нареканий от органов власти не имеет.

– Ну да, ну да, – хмыкнула Аглая, помня, какие сведения про этого «законопослушного» получили родные Музы Павловны. Но старлею о бандитском прошлом Виктора она благоразумно не стала упоминать, лишь мягко попеняла: – Уж вам ли не знать, Иван Максимович, что оптимизм – это всего лишь недостаток информации, а излишний оптимизм – это безответственность, приводящая порой к трагедии.

– И что вы хотите, чтобы я сделал? – сменив наигранно кислое выражение лица на отстранённо-холодное, несколько резковато поинтересовался Хлебников. – Взял у вас заявление? Так я не возьму, нет никакого состава преступления и нарушения закона в ваших разногласиях и сварах с соседом. К тому же, как мне стало известно, животное гражданки Шагиной регулярно гадило у квартиры господина Чащина, так что ещё неизвестно, кого привлекать в данной ситуации, – развёл участковый руками показательно бессильным жестом.

– Да это ясно, что заявление вы не возьмёте, – махнула рукой Аглая, – я и не рассчитывала. Нет, я понимаю, – перешла она на доверительный тон, даже ладошку к груди приложила, – для вас это какая-то тухлая и бесконечно тупая, скучная бытовуха, которой вас достают каждый день. И я бы не пришла, будь это проходным происшествием: ну не любит человек животных, ну бесят они его, бывает. Да только всё это как-то… – покрутила она неопределённо рукой.

– Как? – внезапно заинтересованно спросил участковый.

– Вы его видели, этого Чащина?

– Нет, не видел пока, – признался Хлебников.

– А вы посмотрите, – предложила Аглая и объяснила: – На его внешность, повадки, как и что говорит. Такое ощущение, что у человека краёв-то нет вообще. В буйство он впадает даже не с полтычка, а в микросекунду – и сразу до убоя. И что самое настораживающее и пугающее: вот чувствуешь, реально понимаешь со всей очевидностью, что этот убьёт не парясь. – Она задумалась и расширила своё высказывание: – Если будет чувствовать и точно знать, что человек ниже его по статусу и ответить не сможет.

И вздохнула тяжко, глядя в глаза участковому:

– Вот как-то так, Иван Максимович. А заявление я, понятное дело, писать не стану, вы ведь правы: нет состава преступления и всё такое, просто соседские дрязги. Но теперь вы будете хотя бы знать, что такой деятель имеется у вас на участке. Пусть хоть так, – повторно вздохнула она безнадёжно.

– Я вас понял, Аглая, – серьёзно и как-то проникновенно произнёс Хлебников и добавил: – Понял, услышал и принял информацию.

И вдруг улыбнулся, да такой прекрасной, обворожительно-открытой улыбкой, что Глаша аж сморгнула от столь разительной перемены в облике участкового, – прямо другой человек!

– А вы молодец, – похвалил вдруг старлей, – пришли, пусть и понимая, что, скорее всего, впустую. Не забили, не отмахнулись, как сделало бы большинство, не стушевались идти в полицию, что для наших с вами ровесников вообще полный отстой и голимое лузерство.

– Да чего уж теперь, – снова отмахнулась Аглая, поднимаясь со стула. И призналась перед тем, как выйти из кабинета: – Что-то мне рядом с этим деятелем жить тревожно как-то, Иван Максимович.

На следующее утро, открыв дверь и выходя из дома, Аглая услышала, как в соседней квартире, той, что рядом с ней, отпирают замок, и задержалась на пару мгновений, хотела посмотреть, кто выйдет. И ничего удивительного не случилось – вышел тот парень, который встрял со своими вопросами третьего дня в боевые действия гражданина Чащина и кота Валерьяна на площадке.

– О! – обрадовался парень, увидев Аглаю. – Привет, соседка. Это я удачно пораньше вышел, – разулыбался он довольнёхонько и пояснил причину своей откровенной радости: – Хоть познакомимся, а то такая красотка рядом живёт, а я не в курсах. А в прошлый раз ты так быстро ушла, что и не поболтали. – И тут же представился: – Я Антон.

– Аглая, – ответила девушка, непроизвольно улыбаясь парню.

Во-первых, что называется, спасибо за «красавицу», а вовторых, он был высокий. Мужчин ниже себя ростом Аглая не рассматривалакак возможных ухажёров, хотя, как ни парадоксально, но чаще всего к ней клеились именно такие парни. Бабушка Полина говорила, что внучка пренебрегает ухажёрами, не дотянувшимися до неё в высоту, по малолетней глупости. Ибо никогда не знаешь, с кем счастье ждёт, а высоких, статных мужчин куда как меньше, чем парней среднего роста, и на всех не хватает. И советовала на всякий случай внимательно присматриваться к каждому кандидату в женихи, не отвергая того сразу же, руководствуясь лишь физическими параметрами.

Ну это так, как сказала бы Муза Павловна: реприза в сторону.

В общем, улыбнулась Аглая парню Антону и даже притормозила, подождав, когда тот торопливо запрёт замок, чтобы вместе с девушкой пойти к лифту.

– Слушай, Аглая, – сразу же на «ты», без лишних расшаркиваний, обратился он к ней, явно для завязки дружеской беседы, – я хотел спросить: может, ты знаешь, почему этот кот-то к чуваку прицепился?

И, пока они спускались на первый этаж и проходили через холл и тамбур, Аглая посвятила Антона в причины войнушки «живой природы с человеком», что развернулась на их этаже. Рассказала о том, как объявившийся недавно сосед ударил Вилли, а она бросилась спасать-защищать, насколько сильно Валерьян пострадал, как долго выздоравливал и восстанавливался, ну и про святую «котейскую мстю», которая ужасна.

– Нехило, – присвистнул Антон и усмехнулся: – А ты, значит, у нас мать Тереза.

– Нет, не она, – усмехнулась Глаша. – Просто так получилось.

– Слушай, Аглай, – предложил с ходу и без затей, но с большим энтузиазмом парень, – надо бы нам получше познакомиться, коннект, так сказать, навести. Давай посидим после работы где-нибудь, потусим. Да хоть в «Точке» кофе выпьем, поболтаем.

– Ты ко мне подкатываешь, что ли? – рассмеялась чуть игриво Аглая.

– А почему нет? – пожал он плечами. – Почему бы мне не подкатить к красивой, классной девушке и не попытаться с ней хотя бы зафрендиться. Или ты с кем-то встречаешься-живёшь? – И сразу же определил свой статус: – Я, например, свободен и без герлы уже давно.

– Сегодня нет, не получится, да и в ближайшее время тоже нет, у меня срочная работа, – посмеиваясь, отказалась от встречи Аглая, проходя в дверь подъезда, которую галантно распахнул и придержал перед ней Антон. – Ну а дальше посмотрим, почему бы действительно и не сходить куда-нибудь, выпить по кофейку и поболтать.

– Отлично, договорились! – порадовался парень и, достав смартфон из кармана, стремительно двигаясь дальше, потребовал как само собой разумеющееся: – Давай номер.

– Номер тоже в следующий раз, – рассмеялась Аглая такой его нагловато-нарочитой непосредственности.

Помахала ему ручкой, сбежала по лестнице и направилась к дожидавшемуся её такси, чтобы ехать домой к заказчице, с которой они договорились просмотреть предварительные варианты.

С отъездом Музы Павловны и «эвакуацией» беспокойного мстителя жизнь жильцов их девятого этажа вновь вернулась к своему прежнему мирному укладу и привычной тишине.

Правда, ненадолго, до очередного происшествия, случившегося через одиннадцать дней после ловли «Шустрого Вилли» и через десять после посещения Аглаей участкового в околотке.

Вымотанная, уставшая, с разламывающейся от долгого сидения над изделием спиной, но невероятно довольная тем, как и что у неё получается, Аглая возвращалась совсем уж поздним вечером домой. Ожидая лифт, она мысленно представляла, как сейчас наберёт ванную с любимой лавандовой пеной и будет лежать в ней долго-долго, подливая постоянно горячей воды. А потом выберется «на берег», завернётся в уютный махровый белый халат, заварит чаю с травками, уляжется-устроится на диване, включит на ноуте какой-нибудь ситком из числа любимых, чтобы ни о чём серьёзном и сложном не думать вообще. И вот будет кайфова-а-а-ать – попивая чаёк, посмеиваясь простеньким шуткам или хорошим шуткам, как повезёт. А потом…

Про «потом» подумать Аглая не успела, поскольку за разъехавшимися дверями лифта, в пустой кабине, она увидела настораживающую и очень неприятную странность, от которой как-то нехорошо-предупреждающе что-то ёкнуло в груди и в области желудка, среагировавшего на открывшуюся картину и шибанувший по рецепторам запах.

Стены кабинки в нескольких местах были заляпаны кровавыми отпечатками больших ладоней – где-то смазанными, а где-то очень чёткой пятерни, а панель управления с цифрами этажей… Такое впечатление, что вообще буквально залита потоками крови.

– Вера Львовна! – позвала несколько истерично консьержку Аглая, словно заворожённая уставившись на измазанные кровью цифры на панели и лужи с отпечатками ног на полу. А не дождавшись ответа на свой призыв, позвала другую консьержку, пытаясь сообразить, кто из них сегодня дежурит: – Анна Ивановна!

Никто из женщин не отозвался. Глаша оторвалась наконец от созерцания кровавой инсталляции и пошла к консьержской комнате, но никого там не нашла – ни спящего, ни телевизор смотрящего – пусто. Как пусто было и во всём холле.

«Ладно, – решила Аглая, – поднимусь к себе и вызвоню кого-нибудь, не стоять же здесь и ждать, пока кто-нибудь объявится».

Но ехать в «кровавом» лифте не смогла, дождалась второго, грузового, в открывающиеся дверцы которого, если честно, заглядывала с некой опаской – ну а вдруг и там кровь, кровь… и у них тут зомби-апокалипсис во весь рост случился. Нет, лифт оказался чистым и следов убоя не носил.

А вот… а вот выйдя на своём этаже, Аглая сразу же тормознула, увидев на полу чуть ли не лужу свежей, не успевшей взяться даже корочкой крови и отпечатки ботинок, ведущие дальше на площадку, к квартирам. Не так чтобы прямо лужа-лужа, но прилично из кого-то натекло, а на стене у лифта осталась ещё одна кровавая пятерня, явно человека «штормило» и качало не по-детски.

– Да, блин блинский, что же это такое?! – возмутилась, ужасно и как-то безнадёжно расстроившись, Глаша и…

А что «и»? Тут «и» не «и», а деваться-то некуда – двинулась по следам. А что делать? Домой бежать прятаться-спасаться? Мол, ничего не знаю, ничего не видела, не слышала – я в домике! Угу, ага… и хотела бы, да испорчена правильным воспитанием.

В принципе Глаша уже понимала, с кого тут натекло кровавых ручьёв, собственно, и гадать-то особо не требовалось: ноги-руки таких размеров имелись лишь у одного человека, проживающего на их этаже. Но пока она не увидела собственными глазами и не удостоверилась окончательно, теплилась такая робкая, трусливая надежда, что, может, это всё-таки не он. Может, какой маргинал забрался в подъезд, воспользовавшись отсутствием консьержки на месте, или кто-то кого-то отмутузил, и тот, наоборот, свалил из подъезда.

Ну, может же быть, а? Всякое ведь бывает?..

Нет, не может, ответила ей реальность, продемонстрировав фигу всем трусливым конструкциям-предположениям в виде приоткрытой двери квартиры Чащина Виктора Юрьевича, к которым и тянулись те самые алые отпечатки от ботинок.

Совершенно не хотелось Аглае заглядывать в эту квартиру, до прямо незнамо чего не хотелось. Сознание истерично верещало, требуя немедленно сваливать отсюда по-тихому. «На фиг, на фиг, Аглая, – кричал разум, – давай домой! Очевидно же, что там всё плохо-плохо, и ужасно, и капец-звездец, и соваться туда – давай это уж как-нибудь без тебя, кто-нибудь другой…»

Ну да, «не соваться» – как раз случай Аглаи Зориной. Отползти по-тихому и не отсвечивать – щаз-з-з, угу… охо-хонюшки хо-хо.

Как в том старом советском фильме, отчего-то вдруг вспомнившемся Глаше.