Хочу тебя напрокат Лакс Айрин
Но всё указывает, что Люся забеременела от Хана, когда жила в доме моего отца.
Может быть, даже трахалась с ним на одной из наших кроватей!
Злость и ревность снова накрывают меня с головой.
Злость – понятное чувство, но ревности-то откуда взяться?
Я же думала, что переболела и переросла. Мне скоро исполнится двадцать два года, а Темирхану полных сорок лет.
К чему сейчас приплетать мысли о нём?! Но они лезут и лезут, настырные.
Как назло, Темирхан стал ещё красивее. Казалось бы, он уже не молод. Но он, похоже, из того типа мужчин, что лишь хорошеют с годами, настаиваются, как отличное вино, а потом пьянят, пьянят и кружат голову.
Рассматриваю семейные фото Асадовых: Людмила, Хан и их сын. Но сама смотрю лишь на Хана жадно-жадно.
Каждую чёрточку лица запоминаю и рыдать хочется от невозможности быть вместе.
Вернее, вместе мы будем. Но только в горизонтальной плоскости. Или в вертикальной. Или в любой другой, в какой Хану захочется меня поиметь.
Больше ничего другого мне не светит.
Семь ночей. Восемьдесят четыре часа.
Мозг начинает лихорадочно подсчитывать минуты и секунды…
Приказываю себе остановиться, а то так недолго и с ума сойти.
Но как назло, вспоминаю единственную ночь, которую мы провели вместе. Вернее, секса с проникновением так и не случилось, но Хан довёл меня до оргазма несколько раз.
Меня начинает вести, и я снова вспоминаю, как это было.
Та ночь стала моим наваждением и проклятием…
Наши жадные поцелуи, один за другим. Глубокие и взрослые. Грязные. Но хочется ещё и ещё. Запачкаться с головой, нырнуть в эту бездну и остаться там навсегда.
Его руки – большие и жаркие, буквально повсюду. Хорошо помню жалобный, громкий треск трусиков от жадного напора его большой руки.
Звук бьёт по нервным окончаниям и подхлёстывает.
Даже сейчас.
Спустя три года.
Я проваливаюсь в жаркие видения и плотнее сжимаю бёдра, потому что между ними разливается порочная, горячая влага.
Отставляю фото Темирхана обратно на полку и спешу подняться в свою спальню, подальше от соблазна. Меня бросает то в жар, то в холод.
Я забираюсь под тёплые струи воды, чтобы немного успокоиться.
Но тело послушно отзывается на любое из собственных прикосновений, вызывает чувственную дрожь и заставляет окунаться в прошлое, с головой.
Стараюсь выплыть на поверхность, но меня топит и топит, безвозвратно.
И я уже совсем себя не контролирую, не разделяю явь от видений. Не могу понять, чьи руки скользят по телу – мои или Темирхана.
Если бы это были его руки и пальцы…
Если бы его…
О да-а-а-а…
Всхлипываю, плачу и прогибаюсь в спине для его прикосновений. Таких жарких и умелых.
Стоит лишь дотронуться до нежной, влажной плоти, как я глухо стону мне и сама развожу ножки шире.
– Ещё… – почти требуя, двигаю бёдрами навстречу пальцам.
Как он сделал потом? Развёл мои ноги в стороны и обнажил полностью, прижался ртом и губами, лаская клитор и обводя языком лоно по жаркому кругу.
Целовал меня низко и высоко. Жарко-жарко… Бесстыдно…
Разложил меня на диване и устроился между моих ног, целуя, трахая языком…
Это было так прекрасно, что я потеряла всякий стыд. Просто забылась и сама дрожала, толкалась ему в лицо, на умелый язык, умоляя не останавливаться. Он довёл меня до оргазма низкими, горячими поцелуями с языком.
Я целовала его в ответ – в губы, потом скользила жаркими поцелуями по скулам и подбородку.
Губы покалывало от его грубоватой щетины и желания стать ещё ближе, быть ещё откровеннее и выпустить, наконец, на волю, всех своих чертенят.
Которых оказалось в избытке и каждый из них – одержим другом моего отца.
Хан перевернул меня на живот и прижался членом к ягодицам. Внутри полыхнуло и восторгом, и предвкушением, и сладким страхом, от которого по телу пробежали пики мурашек.
Но секса не было. Он лишь дразнил меня, двигаясь по касательной, а потом горячо и влажно выплеснул семя на кожу ягодиц.
– Ты сводишь меня с ума, – прошептал он мне со сбившимся за черту дыханием.
Его губы были такими манящими и порочными, что я не удержалась и дотронулась до них пальцем, обведя их контур.
– Ты же не…
Тогда я ещё и не могла говорить вслух открыто, откровенно. Я не смогла сказать ему: «Ты же не получил секса, к которому привык!»
Но он ответил:
– Я хочу, чтобы ты стала моей, по-особенному, не так, впопыхах…
Так просто и так легко, соглашаясь, отступая, давая мне шанс привыкнуть. Щедро одаривая обещанием и словами, что я для него – Особенная.
А потом…
Потом я проснулась. Вдохновлённая и влюблённая, до последней черты, за которой уже – одержимость.
Хотелось закончить конкурсную работу, на ней был изображён Он – мужчина, которому я была готова подарить и сердце, и тело, и душу. Но поднявшись в мастерскую, на чердаке, я поняла, что любовница Хана испортила мою работу, измазав её чёрным акрилом. Кроме неё, больше некому было.
Внезапно мне стало стыдно и я испугалась своих чувств к взрослому мужчине.
Потом всё закрутилось так быстро, что я едва успевала отмечать события: ссора между мной и Ханом, Хан выгнал свою любовницу, наше сближение и снова разрыв.
Теперь уже окончательный. С лёгкой руки папы, рассказавшего, что Хан был влюблён в мою маму.
Потом я долгое время не могла смотреть в зеркало, на своё отражение, без содрогания. В каждом жесте мимики я видела маму, а не себя, и не хотела видеть наше сходство.
Я могла думать лишь о том, что Хан хотел меня из-за внешнего сходства с ней, хотел её, а не меня…
Со временем я смирилась с этим и отлегло, но не надолго.
До сих пор стыдно вспоминать «подарок», устроенный мной Хану на день рождения его сына.
Если бы я могла изменить прошлое, то ни за что не стала бы так поступать. Возможно, именно из-за этого «подарка» Хан сейчас относится ко мне так – холодно и отстранённо, как к вещи.
Двигаться нет желания.
Я сползаю вниз по стене и смотрю прямо перед собой, но не вижу ничего. То ныряю в прошлое, то фантазирую, какой могла быть жизнь – моя и Хана, одна на двоих.
Я так хочу забыться, но даже в мечтах не получается построить счастливое будущее.
Внезапно дверь душевой кабины отъезжает в сторону. Я вздрагиваю и прижимаюсь всем телом к Хану, резко вытягивающему меня из кабины.
Я заглядываю в его глаза.
Тело бьёт мелкой, острой дрожью, а напряжённые соски царапаются о ткань его рубашки…
– Долго ты здесь сидишь? Продрогла…
– Долго?
Зуб на зуб не попадает.
– Уже вечер, Ди, – хмурится Хан. – Поздний вечер. Прислуга сказала, что ты давно не выходила из комнаты, и я… – замолкает.
– Ты думал обо мне всё эти годы? – спрашиваю невпопад.
В ответ Хан целует меня. Горячо и глубоко. Со стоном целую его в ответ.
Так неправильно.
Так не должно быть. У него семья – жена и ребёнок.
Но я безумно сильно хочу его.
– Ты хочешь меня? – спрашиваю, дрожа.
Глава 11
Так хочется к нему ближе. Сейчас. Не теряя ни одной секунды времени.
Темирхан выносит меня из ванной комнаты и с размаху опускает на туалетный столик.
Я полностью обнажена, и с волос капает вода. Прямо на столешницу.
Хан одет с иголочки, только от влаги рубашка прилипла к коже, обрисовывая фактурную мускулистую грудь.
Мне нужно, чтобы он ответил прямо сейчас. Но Хан упорно молчит, а вот-вот скачусь в истерику. Если не сделаю хоть что-то…
Я сама приподнимаюсь и сцепляю руки за его мощной шеей, глажу плечи, бугрящиеся мышцами.
Кайфую от ощущения силы, которая перекатывается под его горячей кожей, обжигающей даже сквозь ткань рубашки.
Всегда восторгалась им – его подготовкой и совершенным телом, а сейчас он стал таким… заматерелым, что ли.
Движения рук скупые, но точные и резкие, как прицельные выстрелы. Глаза стали ещё глубже, а в волосах кое-где видны серебристые нити.
Ещё одно свидетельство разницы в возрасте между нами. На которую мне совершенно плевать.
Мне нравится в нём всё. Я сама тянусь вверх, к его точёным, сурово сжатым губам.
Не прикрывая глаз, наблюдаю за его реакцией. Ничего.
Только ноздри носа трепещут сильнее, выдавая частое дыхание.
Легко целую его губы. Простое, мимолётное прикосновение и отстраняюсь.
Стоило мне только отодвинуться от него, как Хан нахмурился, и складка между его бровей становится губительно резкой.
Хмурый, молчаливый и дико сексуальный.
Желанный. Между ног наливает горячим напряжением и влагой.
Но вот только Темирхан не делает ничего.
Мне начинает казаться, что меня нет.
Он меня не видит. Не замечает. Не чувствует.
Мне хочется вернуться в прошлое, снова ощутить всю его жажду обладания на себе.
Когда я в глубине души понимала, что его заводило очень многое. Но только не сейчас.
Сейчас я обнажена, открыта и доступна, а ему – точно плевать.
Обида снова начинает владеть моим телом и его реакциями.
– Не хочешь, тогда дай мне одеться! – шиплю с уязвлённой гордостью и толкаю мужчину в грудь узкими ладонями.
Он резко придвигается так, что грубая ткань его джинсов натирает мои нежные складочки. Двигает бёдрами. Вверх и вниз, натирая, причиняя боль, но тем не менее давая почувствовать, что он сильно возбуждён.
– Что не терпится приступить к отработке долга, Диана? Прямо щас мне дашь, а? – спрашивает зло.
Внезапно резко сгребает мои волосы на затылке в кулак, заставляя ахнуть и простонать удивлённо.
– Грубиян!
– Думаешь, буду с тобой нежным? После всего… После того, как ты мне в душу плюнула?
Голос тихий, но звенящий от эмоций.
Чувствую злую радость. Ему не плевать! Может быть, он меня после всего тоже возненавидел. Как и я его.
Это значит, что мы хотя в чём-то на равных.
Во всём остальном я проигрываю ему. В особенности, в желании быть ближе.
– Я тебе в душу плюнула лишь после того, как ты сделал выбор, – отзываюсь с сильными чувствами, от которых тело трясёт дрожью, а нервы заплетаются в тугой узел.
Его пальцы оживают в моих волосах, усиливая захват.
– Будем говорить о прошлом. Ди? Бесполезное занятие!
– Верно. Ты хотел семь ночей? Ну, приступай. Разделаемся с этим поскорее и разбежимся!
– Дурная, избалованная и такая же… взбалмошная!
Темирхан с размаху опускает ладонь на мой обнажённый зад, шлёпнув его. От громкого шлепка в ушах надолго остаётся звон, а кожа горит.
Через мгновение губы Темирхана обрушиваются на мой рот. Его губы накрывают мои жёстко и страстно. Он перестаёт сдерживать себя, и мне тоже не хочется держать внутри то, что рвётся наружу.
– Ди, дурочка ты! – стонет, жадно целуя.
Руки Темирхана гуляют по спине, жадно мнут задницу, щиплют за бёдра, разводя их ещё сильнее, делая меня ещё более открытой и доступной.
Между ног требовательным горячим наливается желание.
До ужаса сильно хочется, чтобы он взял меня сейчас, немедленно! Не откладывая на потом.
Может быть, после этого, немного отпустит и перестанет жечь так сильно изнутри?!
Глава 12
Царапаю ногтями горячую шею Темирхана, мечтая пробраться под рубашку, чтобы прижаться к нему всем телом.
От очередного глубокого толчка его языка мои губы издают жалобный, приглушённый стон.
Темирхан довольно усмехается и начинает целовать меня ещё активнее. Проталкивается коленом и дёргает за бёдра на себя, почти насаживая на толстый член.
Если бы не одежда, он бы уже вонзился в меня.
От этой мысли по телу проносится неконтролируемая судорога, жаркая и острая, быстро набирающая обороты, по мере того, как Темирхан пошло двигает бёдрами, задевая грубой тканью складки и напряжённый клитор.
Его губы спускаются по моей щеке, жадно терзая нежную кожу шеи.
– Хан… – выдаю с протяжным стоном и выгибаюсь к нему, запуская пальцы в его волосы.
Сейчас он снова коротко постригся, даже зацепиться не за что, остаётся только гладить колкий ёжик волос, царапая кожу головы ногтями.
Ещё несколько скользящих движений и меня внезапно скручивает оргазмом, тело трясётся в неконтролируемых судорогах удовольствия, почти кричу, захлёбываясь в стоне, а Темирхан резко опускает пальцы, терзая ими возбуждённый узелок плоти. Ещё больше и жаднее, вызывая новый взрыв во всём теле.
– Надо же, ещё горячее стала, – сипло выдыхает Темирхан, покручивая пальцами у меня между ног, собирает вязкую, горячую влагу и подносит пальцы к моему рту, быстро проталкивая их внутрь.
Не успеваю понять, что он делает, автоматически обхватывая его пальцы, которыми Хан двигает по языку, разнося мой собственный вкус.
Так порочно и грязно. По-взрослому.
Кажется, Хан понимает мои мысли, кивая. Он сжигает меня тёмным взглядом, усмехнувшись:
– Это только начало, Ди…
И отступает.
Хан оставляет меня сидеть на туалетном столике, разгорячённую и влажную, теперь уже не только от душа.
Вода до сих пор стекает с мокрых волос, и я пытаюсь прийти в себя.
– Не опаздывай к ужину, Ди, – негромко советует Темирхан. – Ужин через полчаса. Тебе хватит времени, надеюсь?
– Я не хочу ужинать с твоей семьёй, – отзываюсь севшим голосом.
– Придётся.
– И как ты меня представишь им?
– Дочь моего друга. Что непонятного?
Смеюсь.
– И твоя жена проглотит эту ложь?
Темирхан качает головой:
– Не твои заботы.
– Хорошо. Я буду на ужине, – цежу сквозь зубы. – После ужина ты отправишься в мою спальню?
– Смотрю, тебе не терпится потрахаться. Семь ночей начнутся тогда, когда я этого захочу.
– А сейчас ты не хочешь? – киваю на твёрдый стояк, выпирающий через ткань его джинсов.
– Облизываешься на мой хер? Можешь потрудиться ротиком! Что касается твоего вопроса, то мне нужно семь ночей, Ди. Полноценный секс… Всё остальное не считается. Если решишь сделать мне минет, в счёт ночи это, кстати, тоже не будет засчитано, – ухмыляется широко-широко, видимо, грязно фантазируя на эту тему.
– Ни за что тебе отсасывать не стану! Да ты… совсем офонарел! Если так, то тогда… тогда не трогай меня!
Злости хватает на то, чтобы свести, наконец, ноги вместе и плотно сжать их в коленях.
– Чтобы до долговых ночей ты меня и пальцем не тронул! – ругаюсь, спрыгнув с туалетного столика и натягивая на тело простынь.
– А ты мне запрети! – предлагает Хан. – Ну или попытайся не течь. Сучка не захочет, кобель не вскочит…
– Да уж в этом папа был прав. Ты – тот ещё кобель.
– Чем больше и грязнее ты на меня ругаешься, тем глубже и слаще я буду трахать твой ротик, – угрожает Темирхан, но расслабленно и с довольной улыбкой, а глаза становятся горящими, как два тёмных факела.
– Ты говорил с Ковалем? – стараюсь переключиться на что-то понятное и реальное, а ещё отрезвляющее, потому что пол под ногами тает, когда Темирхан стоит рядом со мной.
– Говорил. Назначил встречу. Он упрям и очень зол. Придётся очень постараться, чтобы расхлебать проблему и не пустить по ветру бизнес твоего отца, – Хан ловит мой сожалеющий, виноватый взгляд и поясняет более мягким голосом. – Я не упрекаю тебя, просто перечисляю факты.
– Крови не будет? – спрашиваю, внезапно начиная переживать за жизнь мужчины, которого я втянула в опасные, криминальные разборки.
– Вряд ли получится обойтись без стычек. Этот бизнес не для девочек, Ди. Не знаю, каким местом думал Клим, оставляя всё это на твои плечи! – внезапно злится Хан, сжимая кулаки до хруста. Выходит из комнаты, снова повторяя. – Не опаздывай к ужину.
Глава 13
– А ты времени зря не теряешь! – доносится в спину.
Оборачиваюсь, снимая полотенце с мокрых волос, вешаю жгутом на плечи и вытираю вторым полотенцем тело под пристальным взглядом жены.
Люська жадно рассматривает меня, как голодная кошка перед миской со сметаной.
Я знаю, что у неё есть трахари, и не один. Меняет их. Но видимо, я для Люськи – до сих пор как джекпот для игромана.
Вот только может не облизываться на мой хер. Не встанет.
Я уже сбавил пыл, набросав от руки в душе.
Перед закрытыми глазами Ди стояла, как живая.
Как только я сдержался и не трахнул её в той спальне?
Ведь готова была и сама едва ли не насаживалась на мой стояк.
Красивая и сладкая. Но с ядовитым язычком.
Давай, говорит, быстрее бери. Свои грёбаные семь ночей.
А вот нихуа подобного, мадам. Не отпущу так быстро. Буду растягивать удовольствие.
Семь ночей.
Уже жалею, что сдуру ляпнул всего семь, а не девяносто девять или, как у той Шехерезады, не затребовал тысячу и одну ночь!
Ну, а что? Если смотреть чисто с точки зрения, во что мне может вылиться противостояние с Ковалем, Ди должна будет трудиться в постели сутками напролёт.
Семь ночей – мало.
Для меня самого – мало. Но я же болван, не умеющий торговаться чувствами и не ищущий в них выгоду.
Так что… придётся жить с тем, что есть.
– Что ты делаешь в моей спальне? – спрашиваю.
Отвернувшись к комоду, выуживаю трусы, натягивая. За спиной слышится шорох шагов. Люська прижимается ко мне сзади подкачанными буферами и опускает руку вниз, тянется к члену. Отбиваю её руку, спокойно одеваясь.
Я всегда к Люське относился как к однодневке, временной приживальщице. Фокус в том, что и временная партнёрша может залететь, а единственная стопроцентная гарантия того, что беременность не наступит, вообще не трахаться.
Ну да ладно, было и было… Живу уже с тем, что есть, и сожалеть не стоит.
Только не сожалеть не получается, когда Ди теперь рядом – желанная и красивая гордячка, бедовая девочка.
Ой, бедовая…
Такая приключения на свою аппетитную попку за два счёта найдёт. Если не бдить и не присматривать.
Место этой попки – у меня на ладони…
Опять в сторону сносит, кровь кипит.
– А что, я не могу зайти в спальню своему супругу? – спрашивает с вызовом.
– Кажется, мы это обсуждали. Уже не раз. Ничего с той поры не изменилось, Люся. Моему сыну нужна мать. И точка. Как женщина, ты меня не волнуешь. Ну, не смотри на меня так, уймись уже, голодная. Неужели трахарь плохо постарался?
– Какой ты всё-таки гад и… козёл, Хан! – выдаёт Люся.
Ну вот опять.
– Слушай, не еби мне мозг. Это бесполезно. Я с самого начала наши отношения обозначил, как временно удобные для нас обоих. Ты залетела, так бывает. От сына я не отказываюсь. Но своей женщиной, спутницей жизни я тебя не вижу. Повторяю в последний, сука, раз. Запомни.
Люська уже не та, что была раньше. Хорошо поработала над внешностью, приблизившись к стандартам красоты по меркам современности.
Но стандарты – это под копирку.