Джинния Черная Галина

Глава тридцать третья,

УЖЕ ЧИСТО ИРЕМСКАЯ

В Иреме, по архитектуре и планировке напоминающем восточные средневековые города, действительно полным ходом шла перестройка. В смысле не политическая, а типовая — возводились одинаковые многоэтажки из стекла и бетона, но в поддержание традиционного стиля четырехайванные с подковообразными арками на месте входных дверей. Прежние строения в большинстве своем были повреждены или полуразрушены, вероятно, в результате воцарения дракона, но построить новые оказалось проще, чем возиться с реставрацией.

На стройплощадках не было ни подъемных кранов, ни даже лестниц, джинны-строители с молдавского типа загорелыми лицами просто взлетали вверх с бетонным блоком под мышкой. Некоторые из них, паря в воздухе, придерживая одной рукой защитную маску, другой сваривали металлический каркас, причем, как мне показалось, сварочным аппаратом им служил собственный указательный палец.

Все это я отметила в одно мгновение, застыв на месте с разинутым ртом, и очнулась от того, что Миша резко потянул меня за собой. Акисы нигде не было видно, ну и не надо, своих проблем хватало — за нами была послана погоня! Издалека донеслись крики начальника стражи:

— Схватить шпионов с несанкционированной печатью Соломона!

Эх, если бы переодеться, мы бы затерялись в толпе, большинство джиннов антропоморфны. Местные ходили с обгорелыми спинами, их лица и другие участки кожи тоже носили следы ожогов... Вообще веселья в городе не чувствовалось, больше молчали, а переговаривались испуганным шепотом. Все-таки, как ни верти, а не сахар жить с драконом под боком, да еще когда он безраздельно управляет твоим городом.

Четко очерченные прямые, узкие восточные улицы были забиты лавками со всяким товаром, торговля кипела несмотря ни на что. За нами гнались циклопы, я уже чувствовала спиной грохот их ног и сердитое сопение. Мы свернули на следующую улицу, сбавили ход, делая вид, что всего лишь торопливо прогуливаемся, и нырнули в самую темную и неприметную лавку. Не понравился мне только подозрительного вида увалень у входа, разглядывавший товар, выставленный по здешнему обычаю на улице.

— Что это за жуткое место? — прошептала я, смущенно высвобождая свою ладонь из Мишкиной руки. Комната была заставлена человеческими скелетами в небрежно накинутых ярких хламидах с черепами, завернутыми в чалмы веселых расцветок.

— Не знаю, но у них тут много полезных и оригинальных вещиц продается, — заметил мой сосед, подзывая на разнообразные подставки, резные подсвечники, кружки — и все это из человеческих черепов.

— Надо же, со знаками зодиака, — ошалело замерла я, невольно начав искать глазами свой знак. Еще тут оказалось немало изделий из кожи, но когда я увидела на одном плаще наколку «Одесса-мама», до меня дошло, из какой кожи сделаны все эти остроносые туфли, ремни, уздечки и жилеты! Коллекция, достойная гитлерюгенда...

В другом конце комнаты на специальных крючочках на стене висело множество непрозрачных пакетиков, как у нас с кофе «три в одном», каждый со своей надписью, некоторые были в нескольких экземплярах.

— Еще и по алфавиту! «Большая энциклопедия» Абдула Альхазреда, «Метафизика» Аристотеля, «Трактат о взглядах жителей добродетельного города Ирема» Аль-Фараби, «Джинны, истинные боги человеческой расы» какого-то Ибн Саладина, его же «Люди — миф или реальность?», «Магия и право» Калиостро, Кант «Грезы духовидцев, поясненные грезами духов», Джошуа Трахтенберг «Дьявол и евреи», — изумленно прочитала я.

Не знаю, каким образом это получается, но их письменность для меня была ясна как божий день, хотя я и осознавала, что буквы представляют собой нечто среднее между арабской вязью и пиктографией, скорее всего, джинния без предупреждения наложила на нас нужное заклятие, это в ее духе. Больше всего изумляло то, что под перечисленными названиями продавались какие-то сыпучие вещества. Эх, стащить бы пару штук, а то и больше, пользуясь отсутствием продавца, любопытно ведь, что это такое, но воспитание не позволяет. К тому же милиционер рядом. Шутка...

— Что-то циклопов не слышно, — настороженно заметил Миша, пристроившись у окошка так, чтобы его не было видно с улицы.

— Может, свернули на другую улицу или решили прерваться на обед? — предположила я, все-таки сунув в карман пакетик с «Абдулом Альхазредом».

И в этот момент на улице закричали:

— Ай, сюда, честные стражи, ваши беглые злодеи укрылись в «Лавке Аладдина»! Это они, сам видел! Я их заманил и посторожил.

«Лавка Аладдина»? Ну и юмор у них, извращенней английского. Но что делать, заднего выхода в магазине не было, мы уже проверили.

— Вай, это знак, если шайтан загнал их туда, так там им и место, — злорадно высказался кто-то. Вот противный народец, и что мы им сделали?

— Попробуем прорваться с боем? — крикнул Мишка, я подумала и кивнула.

Мы почти проскочили, но силы людей и джиннов по-любому неравны. Мы словно попали в энергетическое поле, не имея возможности шевельнуть ни рукой, ни ногой, и нас взяли тепленькими.

Меня обыскали, отняли канцелярский ножик, а еще через полчаса нас уже доставили в зиндан. Хорошо еще, по пути нам дали полюбоваться на местные достопримечательности. Циклопы, которые нас сопровождали, были вполне миролюбивые дядьки и даже провели небольшую обзорную экскурсию:

— Эт наша главный мещеть, эт караван-сарай, эт базар, эт баня, эт другой мещеть, эт второй базар, эт еще бани... женскиэ.

— Помыться, что ли? — зевнула я.

Ужасно хотелось спать, может, хоть в зиндане удастся прилечь, Миша посторожит, с ним не страшно. Тем более что мой опыт заключения еще вполне свежий, но вот наш милиционер почему-то нервничал, тяжело вздыхал и явно страдал физически...

Тот толстый тип у лавки, что нас выдал (недаром он мне сразу не понравился), присвистывая, следовал за нами, делая вид, что идет исключительно по своим делам.

— А эт зиндан! Вот, прищли. Сожалеим, щито сегодни вы умрети, этот пириказ подписал господин великий визиря Крысаддин. Уй какой злой...

Хорошенькая новость, уже и визирь успел подписаться, быстро они тут с честными людьми расправляются. Нас сдали под расписку стоящему у входа в каталажку занюханному джинну с изуверской физиономией, одетому в грязное тряпье. После чего, грустно повздыхав и бросив на нас по еще одному скорбному взгляду, циклопы распрощались и отбыли.

Здание зиндана, слепленное из серого камня, смоталось не слишком радостно на вид, а внутри оказалось еще более удручающим. Я подумала было, как странно, что нет охраны, но, когда еще раз встретилась взглядом занюханным джинном уже в мрачных чертогах зиндана, этот вопрос отпал сам собой. Его синяя кожа, безумные глаза размером с куриное яйцо на вытянутой морде синего осла, причем челюсти составляли основную массу, и мускулистые лапы напрочь отбивали всякие мысли о побеге.

— Мы — великие волшебники и маги, если ты не угодишь нам, то твоя смерть будет долгой и мучительной. — Мой сосед попробовал и здесь провести нашу живую линию.

— Меня зовут Умат, и в следующие десять минут я буду вашим палачом, — сообщил тот, подло улыбаясь. Несмотря даже на его занюханный вид, ему почему-то хотелось верить...

Без лишних предисловий гнусавым голосом он зачитал приговор, переданный ему циклопами, в котором говорилось, что нас бросят в «гибельную яму», в которой мы невыносимыми муками и медленной смертью искупим свои грехи. Значит, опять поспать не удастся?!

— Вы осуждены за бродяжничество! Ну и за то, что вы — люди...

— Люди — это плохо?

— Нет, это завидно... Начать хотя бы с того, что вас Аллах любит больше.

— Сунете нас в яму со скорпионами?

— Хе-хе, шайтан уготовил вам кое-что похуже, много хуже! Прощайте, нехорошие грешники!

— Это вы, что ли, шайтан? — простодушно уточнила я. Меня все еще мучил этот вопрос: правда ли, что шайтаны — один из народов джиннов, или все джинны и есть шайтаны? Конечно, Акиса дала отрицательный ответ, но, согласитесь, она вполне могла и солгать в собственных интересах.

Вид Умата стал напуганный и смущенный, вместо ответа он поспешил дернуть за рычаг. Но не успел, Мишка выкинул ногу, целя палачу ударом карате в грудь, но дотянулся только до колена, тот был в полтора раза выше. Я бросилась на помощь верному соседу, намереваясь влезть ему на плечи и уже оттуда атаковать врага, но...

Глава тридцать четвертая,

КУСАТЕЛЬНО-СПАСАТЕЛЬНАЯ

Торжествующе усмехнувшись, джинн дернул за рычаг, две створки люка резко опустились — и мы полетели вниз. Ох, лишь бы спину не сломать, остальное загипсуем. Хотя, если там крокодилы или змеи, вопрос спины становился несущественным... ладно, долетим — разберемся. На самом деле мысли были короткими, типа «ой!», но я ж должна пересказывать происходящее как-то политературнее...

Мы упали на что-то мягкое. Часть мягкого, избежавшая расплющивания, с визгом разбежалась по сторонам, суча крошечными лапками и скребя коготками по каменному полу.

— Фу! Крысы!

— Не уверен. Ты цела?

— Да, и похоже, что останусь цела еще незначительное количество времени. Пока крысы нас не съедят...

— Это не крысы, — уперся Миша. — Какие-то другие зверьки, у них пушистые хвосты.

В темноте ямы заблестели большие и, как мне показалось, испуганные глаза, я посчитала — тринадцать глаз, странно. Только тут вспомнив о спичках, захваченных из дома в составе походного набора (хорошо, их не изъяли при обыске), я достала их из кармана и с третьей попытки зажгла одну.

— Ах, какие пусики, милашки! Смотри, они такие маленькие и у них такая шелковистая шерстка, а ушки, ушки какие смешные!

Перед нами, вздыбив шерстку и распушив хвостики, находились маленькие лисички.

— Кто это?

— Это фенек, пустынная лисица, — восторженно пояснила я. — Неужели они тебе не нравятся? Такие крошечные ушастые пушистики!

Но только протянула руку, чтобы погладить ближайшего ко мне и самого печального и робкого на вид лисенка, как он сверкнул злобным взглядом, ощерил клыки и мгновенно сомкнул челюсти на моей руке.

— Ой, отпуст-ти! А-а.. Ой-е...

— Хавхавав!!!

Миша бросился отцеплять от меня лисенка, но тут они все набросились на нас и, вцепившись довольно мощными для таких хрупких созданий челюстями, принялись грызть везде, куда только дотягивались своими острыми зубками. Было больно и щекотно, мы отмахивались, как могли, шлепая по лисицам их же собратьями, с яростным рычанием повисшими у нас на руках.

— Вот маленькие чертенята! — сквозь смех сердилась я. Миша был более сдержан, но и он проявил чувство юмора, издевательски подхватив:

— Они же такие милые, что ты?! И кусаются, как трехдневные котята...

— Сам виноват, надо было лучше применять свое самбо или что-еще-там!! Чему вас только в вашей школе милиции учат? Не смог справиться с одним противным тюремщиком-джинном, занюханным к тому же... Понимаю, если бы их было пятеро, был бы стимул, был бы подвиг, а тут всего один! Ой-ой-ой... Ах ты, зараза мелкая! Это я не тебе, — поспешно сказала я своему товарищу.

— Да нет, я тоже заслужил. Ты права, не смог с одним справиться, надо было пытаться сбежать еще в городе, — еле слышно отозвался Мишка, еще активнее отцепляя от меня феньков. На своих он уже не обращал внимания, хоть их и прибавилось. В стене оказалась узкая длинная щель, наверно, для наплыва лисиц. В эту щель, кстати, с трудом, но все же просачивались воздух и свет...

— Ладно, не вини себя! Этот тюремщик под три метра ростом и килограммов двести, наверно, весит, а ты всего пятьдесят, а морда у него какая изуверская... Я же понимаю.

— Не надо меня оправдывать, — насуплено возражал Мишка, но при этом мне показалось, чуть заметно улыбнулся, или это была гримаса боли?

Одежда на нас постепенно превращалась в лохмотья, руки и ноги были расцарапаны маленькими агрессорами. Причинить им боль по-настояшему — рука не поднималась, это же как плюшевой зверюшкой об стену, потом до старости от греха не отмоешься...

Я уже хотела попросить Мишу, если он меня переживет, пусть отомстит, даже ценой своей жизни, как вдруг люк открылся, и нам на голову упала веревочная лестница.

— Вылезай, женщина, Аллах тебе помог, а точнее, Умат проявил свою милость.

— А почему только она? — немного удивился мой сокамерник.

— Потому что я женщина, глупый! Видимо, поняли, что такая красота не должна пропадать!

Руки ныли, пару раз я съезжала вниз и даже сподобилась сесть соседу на голову. Несмотря на то что его не звали, он все равно, естественно, полез вслед за мной, ведь жить хотелось обоим. Пусть лисички на сей раз останутся голодными...

Как только мы выкарабкались, я обратилась к тюремщику:

— А вы их сегодня покормите? Ну, чем-нибудь, кроме моего товарища, он слишком худой. Чувствуется, что они очень голодные у вас. Жалко даже.

— Кого покормите? А, этих злобных зверьков?! Да, конечно, через час из зиндана номер два должны привести на расправу шайку грабителей мечетей.

— Грабителей мечетей? А что там можно грабить — перила, коврики, тапки?

— Нечестивцы украли одежду муллы, — пояснил, выступая из полумрака, какой-то мужчина, я его сразу и не заметила. Он приторно улыбался. А ведь знакомая внешность, тот же увалень, только переоделся понаряднее, что за интриги?

— Я вас знаю, вы нас выдали стражникам.

— Истинная правда, госпожа, меня зовут Бармакид ибн Бармаглод.

— Что вам нужно? — сурово вопросил мой милиционер, недоверчиво сдвинув брови.

— Ничего, он пришел освободить эту женщину, заплатив выкуп. Но это не твое дело, ты чего вылез, мерзкий человечишка? — грозно пошел на Мишку тюремщик, пытаясь пинком столкнуть его вниз.

— Постойте. — Я вцепилась ему в ногу. — Неужели нельзя ничего сделать?

Я просительно посмотрела на мерзкого предателя, надеясь, что сам догадается. Тот заколебался.

— Ты мне понравилась, госпожа. Мама сказала, что мне пора подыскать себе жену, а человеческие жены славятся в Иреме.

— Прекрасная мысль, — одобрила я, победно глянув на Мишу. — Очень польщена вашим выбором. Но зачем тогда нас было выдавать?

— Жена должна помалкивать, — неуверенно заметил Бармакид, добавив: — Это хороший тактический ход и вполне в нашем обычае. И ничего, что ты из людей, говорят, наш дракон-правитель питается молодыми джинниями, многие мужья переживают за своих жен, у меня такого горя не будет. Вот, принес тебе паранджу, как тебя лисицы-то искусали. Будешь ходить в ней.

— Ты, джинн, не смей командовать, она тебе еще не жена!

— Ты просто злишься, что он меня выбрал, — горделиво заметила я, послушно надевая паранджу. Вот повезло так повезло, о чем мечтала, то и сбылось, и воровать не надо. В таком одеянии можно свободно затеряться в толпе, и ни один стражник не покусится требовать у женщины в парандже, чтобы она открыла личико. Мало ли какой ужас можно там увидеть...

— Наоборот, я счастлив, что он не меня выбрал, — горько засмеялся Мишка.

Тюремщик выжидал, переводя хитрый взгляд с одного на другого, предусмотрительно держа моего соседа за воротник.

— Ну ладно, я устал, у меня сейчас обед, а ты отправляйся назад, к лисам...

— Будь по-твоему, госпожа, я дам Умату три бабая и за него, — наконец решился мой предатель-спаситель, даже не могу определиться, какой эпитет к нему добавлять. Кстати, потом мы узнали, что «бабаи» — это действительно деньги! То есть не юмор такой: «бабай-дед» и «бабка-монета», а по-настоящему у них так назывались денежные единицы. Один бабай составлял шестьдесят шесть бабаек...

— Три? Да он стоит все... — палач окинул Мишу взглядом, — ... три с половиной, проклятый человечишка! Неплохой евнух из него получится для твоего гарема, господин. Только кастрируйте вовремя...

— Вы правы, я справлюсь, и даже без кастрации, — насупленно согласился мой сосед, жить ему все-таки хотелось.

— Ему понадобится одежда! — напомнила я, от милицейской формы остались одни лохмотья, к тому же нам надо выглядеть как местные, чтобы... сбежать!

— Посмотрим, что тут осталось от ваших предшественников, да будет их место где-нибудь поблизости от рая, это самое большее, что они заслужили, — сказал джинн, почесывая спину и открывая замшелый сундук в сторонке. — Еще один бабай за почти новую рубашку! А теперь убирайтесь отсюда поживей, в любое время могут привести очередных узников, неугодных новому шахиншаху, и с каждым днем их становится все больше. Вчера казнили группу стариков — заклинателей змей, они попытались устроить заговор против дракона, натравив на него своих вскормленников во время празднества воцарения Аджи-Дахаки, — зловещим шепотом доверительно сообщил палач. — Думаю, придется еще лисиц ловить, эти уже не справляются...

Глава тридцать пятая,

ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ

На улице первым делом я потребовала объяснений насчет гарема. Бармакид с некоторым волнением в голосе сказал, что никакого гарема у него нет, столько денег еще не заработал. Просто это у них в обычае делать такой комплимент, это означает проявление уважения, тюремщик, говоря такое, делает вид, что беседует с богачом...

Такой ответ меня вполне удовлетворил. Паранджа пришлась впору, только сетку с лица я убрала. Бармакид, умильно улыбаясь, сказал, что это паранджа его мамы, она и денег ему дала и велела без невестки не возвращаться. Она считает, что сыну уже давно пора жениться, и очень обрадовалась, когда тот ни с того ни сего вдруг проявил инициативу. Они живут с мамой тут неподалеку от зиндана, сразу за базарной площадью...

При дневном свете, когда я пригляделась к нему хорошенько, Бармакид оказался не таким неприятным типом. Скорее он был похож на простоватого юношу примерно наших лет, с грубоватыми чертами лица и шишковатой головой неправильной формы. Его можно было принять за человека, если бы не три фиалковых глаза, которые, как ни странно, делали его симпатичным...

Мишка же в это время ужасно страдал в новых лохмотьях, говоря, что уж лучше бы остался в родном милицейском рванье.

— Это от каких-то разбойников, убийц и воров осталось, а я, работник органов, на себя напяливать должен?!

— Радуйся, о глупец, в такой стриповой рубахе, какая была у тебя, здесь никто не ходит, — заметил Бармакид, снисходительно улыбаясь. — Это была коварная подстава! Обычно, если тебе нравится женщина, но она и не смотрит в твою сторону, мы все в Иреме так поступаем, ты подставляешь ее, чтобы красавицу бросили в яму к лисицам, и, заплатив охраннику, забираешь ее себе. И она уже не строптива, не фу-ты ну-ты, а покорно идет за тобой, куда скажешь, ласково именуя господином...

Покорно семеня за джинном, я подумала, что от меня он этого не дождется. Но раньше времени революцию не устраивала...

— А кем вы работаете?

— Играю на дойре, то есть бубне, по чайханам. Большие бабаи срубить можно, если не лениться. Но я вообще-то не люблю работать, потому мне и нужна жена.

— Это чтобы я за вас работала?

— Да, открою лавку вроде «Аладдина», я как раз и ходил по торговым рядам, приглядывался, какой товар кому выгоднее сбывать. А когда вас увидел, решил — возьму у мамы денег, посажу в лавке тебя, а сам буду вальяжно проводить время с друзьями!

Меня передернуло, когда я представила себя торгующей сувенирами из человеческих костей.

— Представь только, заходят покупатели и видят дочь людей, торгующую человеческой кожей: «Прошу вас, о почтенные джинны, купите эти свечи из... из (непременное всхлипывание!)... Простите, минутная слабость, они пользуются большим спросом, их можно применять в ежедневном магическом ритуале перед сном или для освещения комнат, конечно, выйдет чуть дороже лампадного масла для лампы, но и оригинальнее. Свечи из... из человеческого жира — это лучший подарок на все случаи жизни!» Звучит, да? Я сам придумал!

Я зевнула, недосыпание брало свое, даже будоражащие мысли не могли перебить сон, может, дома у него можно будет поспать?

А Ирем недаром называют Городом Колонн. Здесь их было множество, из мрамора, яшмы, порфира и чего-то еще, что трудно было определить. Не знаю, чем они служили раньше, но сейчас были обклеены выполненной красивой вязью рекламой и объявлениями. Например, «Продам лампу-коммуналку!» или «Пущу залезть в бутылку! Закуска ваша, по договоренности...» и еще «Шотландский джинн ждет пьющую джиннию. Крепость отношений — не менее 46 градусов»...

И тут где-то загрохотали выстрелы! Наверно, не меньше сотен ружей одновременно, хотя я не знаток.

Миша автоматически прикрыл меня грудью:

— Что это такое?

Мой будущий «муж», снисходительно улыбаясь, пояснил:

— Это стрельба суеверных бедуинов, так они отпугивают пустынных джиннов.

— Но они же не могут видеть вас и этот город?

— Нет, а мы-то тут при чем? — величественно вскинул голову Бармакид.

— Понятно, проехали...

На пальбу в городе никто не обращал внимания, все спокойно занимались своими делами, она еще некоторое время продолжалась, но постепенно стихла, видимо, арабы расстреляли патроны и, не зная, чем еще заняться, отправились восвояси.

— Поесть бы, — спустя какое-то время тихо протянул мой сосед. Царапины у него на шее и щеке еще кровоточили, но он только упрямо размазывал кровь и вытирал руку о драную хламиду. Мне даже сердце защемило, такой жалкий у него был вид...

— Сама голодная, потерпи, моя будущая свекровь наверняка нас накормит. — Я ободряюще пожала Мишкину руку.

— Будущая свекровь, ты это серьезно?! — нахмурившись, спросил он.

Я двусмысленно улыбнулась. А что, стоило об этом подумать, конечно, посмотрю сначала, как у них дома, как кормят, удобные ли постели. Шучу! Мне просто нравится дразнить их обоих...

Но Бармакид тут же возревновал всерьез.

— Ты, чужестранец, человек, можешь идти, — гордо вскинулся он. — Здесь есть гостиные дворы для приезжих. Правда, человеков туда не пускают, прижмуривают при входе. Туда им и дорога!

— Ничего подобного, — вступилась я. — Почему бы и Михаилу, так его зовут, не пойти с нами? Он мой сосед в нашем мире, много мне помогал в детстве, и вообще...

Я вдруг осеклась, вспомнив, как однажды он не дал мне прокатиться на своем новом трехколесном велосипеде, и мне тогда было обидно до слез!

Я взяла трехглазого под ручку, и, посуровев взглядом, сказала:

— А впрочем, забудь, пусть сам ищет, где перекантоваться.

Миша онемел, но только на секунду.

— Ах ты, неблагодарная мартышка! — возмущенно взвыл мой бывший товарищ. — Акиса неизвестно где, и только поэтому я считаю себя в некоторой степени ответственным за все. То есть за тебя, дурочку! За сохранность твоего тела, мозги ты, похоже, безвозвратно потеряла, если они у тебя вообще когда-нибудь были...

Я только презрительно фыркнула и глубоко вдохнула душный, пропитанный пряностями воздух. Этот мир мне нравился, здесь, как ни странно я не чувствовала себя в чужой среде (может, у меня в роду были джинны?). Даже наоборот, я ощущала редкую уверенность в себе и внутренний покой! Пожалуй, здесь стоит задержаться, а может, даже и остаться надолго, если удастся определиться с кругом знакомств и местом жительства...

— Как ты права, о скрупулезнейшая, вижу, этот неблагодарный «друг детства» пристроился нам на шею, ради чашки супа такую мораль развел, — поддержал расцветший Бармакид, мягко прикрывая мою ладонь своей. Уже говорит от нашего имени, как-то поспешно, но приятно.

— Ладно, каюсь, понял, не дурак... — медленно протянул Миша, дрожащими от ярости руками, вытирая пот со лба. — Не буду мешать, третий лишний, го-орьк-а-а! А не пошел бы я...

На мгновение я задумалась, куда он пойдет без денег, даже шаурму не купит, но тут опять вспомнила детскую обиду и подумала, что такой здоровый лоб в крайнем случае всегда заработает мытьем посуды в столовке странноприимного дома для джиннов ближнего и дальнего зарубежья. Только-только хотела сообщить ему об этом, как он резко развернулся и зашагал прочь...

— Эй, ты, оставайся, мы пошутили, — встревоженно крикнула я ему вслед.

— Мы? Уже мы?! — Мой сосед горько засмеялся. Очень похоже на смех безумца, наверно, перегрелся на солнце. Надеюсь, это временно. Он же не мог всерьез подумать, что нас с ним хоть что-то связывает? По крайней мере, я так не думаю... кажется.

— Так на чем мы остановились, дорогой? Ах да, семейный бизнес, лавочка, торговля и все такое... Далеко еще до твоего дома?

— Близко совсем. К нам люди редко забредают, я одного только и видел кроме вас, но это был выдающийся человек, Абдул Альхазред его звали. Он у нас с маманей комнату снимал, курил всякую дрянь, но и работал как проклятый, часа по два в день! — продолжал рассказывать Бармакид, пока я с восхищением обозревала чудесные, покрытые мозаикой конусовидные здания бань, огромное медресе, может, там будут учиться наши дети, маленькие джиннята.

Древнее государство джиннов с драконом у власти, мечети, подковообразные арки, паранджа — все это должно было быть чужеродным для православной девицы атеистического воспитания, но, как ни странно, не было. Как будто я всю жизнь прожила в какой-то восточной сказке, может, мне даже в лавке работать понравится, только, конечно, не в специфично сувенирной, а, например, пряности продавать или женское белье... А интересно, носят ли джиннии стринги?!

Даже стены складских помещений здесь оживлял причудливый растительный или геометрический узор, а иногда по камню шла очень тонкая резьба. Деревья попадались редко, но кое-где росли невысокие кусты мирта. Прямо в вырытой в песке яме, раскаленной солнечными лучами, пекли огромные лепешки, обкладывая ими стенки и дно. Такие продавались на каждом углу...

— Этот Альхазред болтал, что мы живем в Пустоте, аж обидно. Фонтаны эти, дворцы, сады, амбары для фиников, приюты для безламповых джиннов, всю нашу крутую цивилизацию он видел своими глазами! Целыми днями жрал в три хари, а сам продолжал упрямо бакланить, что все равно это сплошная иллюзия, и мы, джинны, на самом деле дрыхнем беспробудно в Великой Пустоте. Я его разок чуть не придушил, чтоб до него дошло, что мы взаправду существуем!

— Стоп, так это тот самый тип, что потом написал арабский «Некрономикон»?

— Ну!

— Но тогда это явно про жителей другого Ирема, — уверенно сказала я. — Здешние жители не так ужасны, у них добрые глаза, хотя некоторые и выглядят как настоящие чудовища.

— Правда, ты знаешь этого старого баклана? — обрадовался Бармакид.

— Только в силу общего развития. По истории религии давали...

— Да-а, он был страсть какой ученый, поэтому его хотели поначалу к скорпионам бросить, чтобы не умничал больно. Он же окуренный был в дым, совсем ошалел, когда наш город увидел, и разглагольствовал про какие-то континуумы да парильные миры. Чудно так, это он про большие бани, я так думаю. Тогда до лисиц мы еще не дотумкали, ведь после скорпионов надо еще думать, куда жмуриков девать, а здесь мороки нет — феньки все подъедают. Так чтобы его не убивали, этот Альхазред обещал написать Самую Большую Циклопедию, быстренько собрался, поборол лень и намарал. Это про циклопов книжка, джинны сами не любят науками заниматься. Очень мы ленивы в этом отношении. Придумали даже такую штуку, книжный порошок, съешь его, и сразу как будто всю эту книженцию разом прочел. Я в своей жизни только две книги съел «Про слона и слепых дервишей ибн Мосек» и «Стрекоза-гейша и трудолюбивый муравей» с картинками!

Так вот она, разгадка сыпучего вещества-а... Заметив в конце улицы стражников, я прикрыла лицо и забеспокоилась за Мишу, хорошо хоть, языкового барьера нет, он должен освоиться и не пропадет. Пусть только попробует пропасть, я ему этого никогда не прощу...

— И всю книжку как наизусть знаешь! Только помнишь ее до утра, пока солнце не взойдет, а потом память отшибает как хорошей палкой... Не всю, конечно, только на эту книженцию, — продолжал бубнить Бармакид, почесывая затылок. Болтун како-ой... я с таких стреляюсь!

И все равно, порошковая книга — это здоровское изобретение. Но где же Акиса? Спрашивать про ее бабушку бесполезно, мы даже не знаем, как ее зовут, здесь наверняка полно джинний-старушек. Но я все-таки поинтересовалась у будущего супруга, не знает ли он сильно пожилую ханум, пострадавшую во время воцарения дракона, с внучкой, отправленной в изгнание? Бармакид не знал. Он сказал, что сам в это время перебирал сушеный инжир в погребе с мамой.

Надеюсь, что Акиса отыскала свою бабулю и смогла ей помочь, а может, как раз сейчас и полетела за водой к Зем-зему, но в этом случае ей опять понадобится помощь, чтобы пройти стражу при городских воротах. А может, ее давно схватили и пытают лисицами или еще чем похуже?! Я старалась не думать об этом. И уж совеем забыла про спасение мира джиннов этого жестокого дракона. Ладно, вот передохну, тогда смогу лучше соображать, Миша по крайней мере спал ночью, ничего с ним не случится, а джинния нас соберет, когда освободится. Я же по биологическим часам сужу, у меня практически третьи сутки без сна, так что не буду себя изводить за неадекватное поведение и за то, что прогнала Мишу. Или все-таки буду...

Глава тридцать шестая,

САМАЯ КОВАРНАЯ

Но тут мы наконец-то дошли. Трехглазый с мамой жили на узенькой уютной улочке, в одном из небольших квадратных домиков, сложенных из известняка, и с тонкими смоковницами под окнами.

Из-за деревянного забора вышла дородная женщина в черном. У нее были такие же фиалковые глаза, как и у Бармакида, только приглядевшись, я поняла, что глаз один, но в нем два зрачка. Встретила она нас весьма приветливо:

— Ай, мои дорогие, я вас уже заждалась, халиса и плов по-андижански почти остыли. Бармакид, как зовут эту приятную девушку, мою будущую невестку?

— Аглая Морозова, а вас как? — поспешила я представиться. — Очень милая у вас улица, вы давно здесь живете?

Мне показалось, что-то ей не понравилось. Позже Бармакид мне разъяснил, что девушки тут говорят тихо, с опущенными глазами, и не поперед мужчин, а только когда их спрашивают. Но это ерунда, маманя воспитанная женщина, она быстро ко мне привыкнет и полюбит такой, какая я есть...

В доме у них было довольно светло, но не так чисто и уютно, как на улице, как ни странно это звучит. От этой мысли меня отвлек огромный летящий казан, за ним летел второй, пытаясь его обогнать, в дверях они столкнулись и явно пихали друг друга, из одного расплескивалась жидкость, но он-то и оказался победителем, хотя и размером был почти вдвое меньше. Проявив себя более настырным, он с силой отпихнул больший казан, пролетел в дверь и водрузился на треножник, стоящий на полу, рядом с Наджмой, так звали маму Бармакида. Второй уже с вялым видом полетел следом. Я раскрыв рот смотрела на здешнее поведение медных котлов, в обычной жизни не свойственное всяким атомам меди.

Итак, мы сидели на полу, перед нами было расстелено покрывало, оказавшееся обеденным столом, то есть дастарханом. Пока я пялилась на казан, ожидая от него новых чудес, содержимое легко переложилось в наши тарелки. Это было нечто жидкое, кашеобразное, из пшеницы, гороха и мяса. Потом Наджма перелетела поближе ко мне и сама ответила на все вопросы.

— Многие из нас умеют превращаться в птиц, летать, переносить тяжелые сумки. Как же не использовать все это в быту, чтобы облегчить себе труд? — с доброй улыбкой пояснила она, при этом ее зрачки скакали в глазу, как две психованные горошинки. — Наш сосед Саик уже десять лет как превратился в голубя и большую часть дня проводит на чердаке, дабы не платить подати в казну шахиншаха. Когда приходят сборщики податей с сетками для ловли птиц, он прячется у соседей. Но от гулей, а только гули служат сборщиками податей, не так-то легко отвязаться. Они привели джинна, умеющего превращаться в ястреба, но Саик такой шустрый...

— Здорово! А сами вы что умеете? — перебила я, только бы не слушать ее болтовню. Похоже, у них это семейное...

Мне показалось, или она и в самом деле быстро переглянулась с сыном и снова, мило улыбнувшись мне, сказала, что ей, как и многим джиннам, Создатель ограничил возможности, чтобы они не загордились шибко и не впали во грех.

За обедом я еще много чего узнала о джиннах. Например, что шайтаны действительно когда-то были одним из народов джиннов и жили в Иреме, но сотни и сотни тысяч лет назад оказались изгнаны. Здесь изредка можно встретить джинна с примесью шайтаньей крови, но все равно на работу им устроиться очень трудно и платят им гораздо меньше, чем остальным джиннам. А настоящие шайтаны — враги всех правоверных джиннов, так же как и людей.

На удивление они не расспрашивали меня, откуда я пришла и какие цели преследовала. Может, из тактичности, почувствовав, что не могу рассыпаться в комплиментах.

— Хочешь, добавь специй, а то соль мы не используем, — предложил мой будущий муж.

— Разве что только перца. У вас есть перец?

— Перец? Зачем тебе перец, о дочь моя? — испуганно спросила Наджма. Похоже, что джинны боятся перца, надо будет это обязательно учесть, когда мы вернемся к теме победы над драконом.

После ужина я наконец-то легла вздремнуть. Бармакид и его мама были очень любезны, пожилая женщина даже постелила мне на своей кровати, пообещав, что меня никто не побеспокоит, она видит, что я давно не спала.

Напиток из верблюжьего молока, черного чая и сливок оказался неплохим снотворным, и уже сквозь сон я слышала заботливый голос Наджмы:

— Вот тебе одеяло из верблюжьей шерсти, укройся, милая, ночи у нас холодные. А ты, сын, сходи на базар за продуктами, пока торговцы не разошлись.

В какой-то миг я отключилась. Но не знаю, сколько я спала, только опять начала слышать голоса. Решила не придавать им значения, наверняка это одно из тех серых второсортных сновидений, где толком ничего не видишь, все черно-белое и неявственное. Какие-то существа безуспешно пытаются тебя растормошить, демонстрируя свое актерское мастерство на внутренней стороне сетчатки глаза, и чего ради терять драгоценные часы отдохновения на просмотр такой дребедени. Но вдруг поняла, что речь все-таки обо мне, пожалуй, стоит прислушаться. Я попыталась проснуться, не вышло...

— Не старайтесь пробиться без очереди, бездельники!

— Но мы должны видеть, за что платим!

— Я первый, я первый сорву этот Цветок Услады! До меня не сразу дошло, о чем это они, а поняв, притворяться дальше было очень трудно...

— Давайте бросать жребий, мы платили одинаково! Что за чертовщина? Я никак не могла выбраться из серого вязкого омута сна, ставшего кошмаром. Первой мыслью было прочитать «Отче наш», но я онемела, услышав имя Наджмы. Писклявый голос взывал:

— Уймитесь, а то я позову Наджму, вы же разбудите девушку!

— Я первый войду в ее в сон, у меня срочные дела.

Лежанка, которую здесь называли сакэ, вдруг затряслась. Я вцепилась пальцами в верблюжье одеяло, пытаясь укрыться им с головой.

Начала читать молитву, ноль эффекта! Так, на них это не действует, но уже хорошо, значит, это не дьяволы.

Если ссылаются на Наджму, то выходит, она соучастница, и я жестоко ошибалась в этой семейке. Может, вскочить и произнести обличительную речь с мягкими упреками, причем несколько раз обязательно упомянуть, что верю в их исправление, в то, что они не до конца загубили свои души, и послать их всех на... фиг!

Вряд ли они на меня набросятся в ярости от невыносимого морализаторства, скорее, наоборот, прослезятся и дадут клятву впредь вести себя достойно, попросят прощения и будут благодарить, за то, что напомнила им о душе. А можно и попроще...

— Все во-о-о-он!!! — не своим голосом взревела я, в полный рост вскакивая на постели и замахиваясь подушкой.

Джинны перепуганно разлетелись, и я вдруг поняла, что в комнате, кроме паскудного Бармакида, никого нет.

— Все мы, джинны, занимаемся этим в полете или во сне, потому так ленивы и много спим, — сказал он, зевая и многозначительно поднимая брови над тремя глазами.

— Но ты ведь собирался взять меня в жены!

— Одно другому не мешает, заработали бы на лавку...

— Ты скотина! Тебе еще об этом не говорили? Значит, я первая! И ты мне никогда не нравился.

— Правда? А в твоих мыслях было обратное, — самодовольно ухмыльнулся он. — Сейчас-то, конечно, я тебе не нравлюсь. Но тебе некуда идти...

— А мне плевать. Значит, вы и в мыслях у меня копались, телепаты разноглазые?!

— Не надо обзываться, я неплохой парень, но прослыл бы дураком, если бы не попытался срубить бабаек на такой красотке! Ни один честный ленивый джинн не упустил бы такого шанса. Нам очень нравятся человеческие девушки, и мы не можем устоять против их сексуального притяжения. — Он перегородил спиной дверь. — Куда ты пойдешь? Тебя сразу схватят, а я применю тот же метод, что сегодня в зиндане, он никогда не подводит. Выдам тебя стражникам.

— Получишь в глаз! Или во все три, я за себя не отвечаю...

— Значит, придется просто заточить тебя в подвале, будешь целый год одним инжиром питаться! Ты слишком много знаешь... Закон нам запрещает входить в контакт с человеческими женщинами. Люди ведь сущие уроды, и мы не должны портить генофонд, — самовлюбленным тоном заметил он, нежно разглаживая рубаху на груди.