Три ступени до ада Данилова Анна
Краснея, она, взяв его под руку и прижавшись к нему, прошептала:
– Машу медом накормила, чтобы она крепче спала… – Про спасительный мед она придумала, пока шла к озеру. Не могла же она сказать ему правду про димедрол.
– Да? Хорошо… Значит, домой можно не торопиться?
Он остановился, снял с плеча Тани рюкзак, подтолкнул ее к стволу сосны, бросил на землю удочку и пакет со снастями и принялся ее целовать.
Таня растерялась, она никак не ожидала, что Виталий воспримет ее слова о крепко уснувшей дочке именно так, что пожелает ее прямо здесь и сейчас, в холодном влажном лесу. Но странное дело, если еще недавно она чувствовала холод, если воздух, которым она дышала, казался ей чуть ли не морозным, то в объятьях Виталия ей стало жарко, и даже если бы сейчас на лес опустилась снежная туча, если бы все вокруг покрылось снегом и даже началась пурга, она бы этого не почувствовала.
…Дома было тихо. Таня первым делом бросилась в спальню – Машенька еще спала.
В ванную! Снять с себя все грязное, в земле и иголках, смыть с себя все это лесное сумасшествие и согреться. Вот сейчас ей было холодно, так холодно, что, попробуй она сейчас произнести хоть слово, ничего, кроме стука зубов, и не услышать.
Кто сказал, что у хвои иголки? Это настоящие острейшие желтые и твердые иглы! И они кололи ее в самых нежных местах. А еще земля, комья которой были растерты по ягодицам, царапала нежную кожу.
Нет, душем здесь не обойтись. Таня пустила горячую воду в ванну и, не дожидаясь, пока она наберется, забралась туда и теперь лежала, поливая себя горячей водой из душа. Потом вылила туда половину флакона пены для ванны и постепенно оказалась погружена в белое душистое облако. Но и этого ей показалось недостаточно, и она вылила большую порцию геля на губку, поднялась и принялась намыливать ею свое порозовевшее тело. Потом вылила на голову шампунь, взбила до пены и принялась с остервенением, ногтями смывать с волос грязь. Может, грязи и не было, но она существовала в ее воображении. Если можно было бы отмыть ее совесть и все то хорошее, что прежде жило в ней, она не поскупилась бы на мыло и шампуни, постаралась бы очиститься.
«Я грязная, я очень грязная!»
Как теперь быть? Как ложиться в одну постель с Андреем? А что, если он заметит ее грязь, если на простынях увидит хотя бы одну хвойную иглу? Как она ему это объяснит?
Постель! Там же наверняка остались утренние следы, пятна, запах ее любовника!
Она выбралась из ванны распаренная, красная, без сил и тотчас начала разбирать свою сваленную на пол одежду. Освободив ее от иголок, она сунула сначала в стиральную машинку все светлое, а темное положила в пакет и спрятала под ванной – потом достирает.
Выйти к Виталию с мокрой головой не могла – надо было привести волосы в порядок, подсушить и уложить их. Это перед Андреем она могла появиться в любом виде – он муж, какой только он ее не видел.
Она с трудом удерживала в руках фен, который показался ей невозможно тяжелым. А ей ведь надо накормить деверя. Да, кажется, так называется брат мужа.
Да только откуда взять силы, чтобы приготовить хотя бы бутерброды? Хотя… Бутерброды же в рюкзаке!
В халате, покачиваясь и чувствуя головокружение, она поплелась в спальню, чтобы переодеться и проведать дочку.
Малышка спала. Таня встревожилась. Сколько еще может действовать димедрол?
– Машенька, дочка… – она тронула ребенка за плечико. – Вставай, милая.
Но девочка не просыпалась. Тогда Таня принялась с силой трясти ее, даже похлопала по щечкам. Но ребенок не просыпался.
Но она дышала, дышала!
Что делать? Как быть? Звонить в «скорую»? И что потом? Возьмут кровь и обнаружат там огромную дозу снотворного. А что, если Маша умрет? Если ее сердечко не выдержит?
Таня взяла ребенка на руки и прижала к себе.
– Девочка моя, прости свою нехорошую мать, прошу тебя… – шептала она, заливаясь слезами. – Какая же я дура! Как же я могла? Да что со мной такое вообще творится? Маша, дочка, просыпайся!
Дверь открылась, Виталий с недовольным лицом спросил:
– Ну ты чего застряла-то? Не умею я вашей кофемашиной пользоваться. Яичницу, что ли, пожарь!
Глава 8
27 апреля 2023 г. Женя
Кто бы мог подумать, что уже в два часа дня, во время тихого часа, Женя, вдыхая аромат свежей выпечки, будет мыть лестницу в детском саду?
Ее приняли моментально, сразу, без всяких санитарных книжек, из чего она сделала вывод, что никогда в жизни не отдаст сына в подобное заведение. Получается, что в садике может работать любой больной, заразный человек. А ведь нянечка не только должна мыть полы и стены, наверняка будет помогать раздавать еду.
Женя, мгновенно принятая на работу и поджидающая в коридоре, когда завхоз выдаст ей рабочий фартук и косынку, успела в интернете ознакомиться с должностной инструкцией нянечки в детском дошкольном учреждении и была в шоке от того, чем только не приходится заниматься этому малооплачиваемому (двадцать пять тысяч рублей в месяц!) персоналу. Кроме уборки – помогать деткам одеваться-раздеваться, менять белье в ясельных и младших группах, кормить, осуществлять присмотр за детьми в целях их безопасности и много чего еще!
«Господи, как же хорошо, что я здесь временно!»
Заведующая сразу не понравилась Жене. Высокомерная, с нехорошей улыбкой женщина в коричневом костюме и белой блузке. Она восседала за своим огромным письменным столом и разговаривала с будущей нянечкой назидательным тоном. Стены кабинета были увешаны детскими рисунками, на полочках было выставлено огромное количество поделок из самого разного материала: листьев, желудей, высушенных ягод, бумаги, шишек, ракушек, соленого теста, семечек, камней, яблок, овощей, веток, скорлупы, крупы, кукурузы и многого другого.
«Вот ведь не лень этим воспитателям возиться с этой канителью! – подумала Женя. – Я бы так не смогла. От тоски бы умерла…»
Между тем заведующая, Нина Михайловна Караваева, продолжала знакомить Женю с ее обязанностями, перемежая эту тему с рассказами о своем вкладе в жизнь детского сада, о стремлении к чистоте во всем…
Какая же тоскливая тетка! И как вот тут прервать ее и вывести на тему убийства Алены Владимировны Карамеловой? Как? Нет-нет, с заведующей этот номер не пройдет. И если и удастся узнать что-то, то самую малость. Обычно более болтливы и общительны как раз нянечки и воспитатели.
– Да, я все поняла.
Женя и сама уже готова была свернуть разговор, как вдруг услышала:
– Вы в курсе вашей зарплаты?
– Кажется, тридцать тысяч.
– Это неточная информация. Двадцать пять тысяч, а если вы захотите здесь питаться, то две тысячи вычтут за еду.
– То есть двадцать три тысячи?
– Ну, и минус тринадцать процентов подоходного налога, считайте сами. – И заведующая замерла в ожидании реакции потенциальной няни, согласится ли та работать на таких условиях или нет.
– У меня сын маленький, мне его срочно надо устроить в ясельную группу, кажется, я вам уже говорила.
– Да-да, я помню, как же! Если вы соглашаетесь работать у нас, то примем и вашего ребенка.
– Значит, я согласна.
– Вот и отлично! – И Нина Михайловна беззвучно похлопала в ладоши. – Я сейчас позвоню нашему завхозу Валентине Петровне, она покажет вам ваше рабочее место и даст фартук. Расскажет, где у нас что находится, где инвентарь и все такое.
– Нина Михайловна, я могу задать вам один вопрос?
– Пожалуйста… – Видно было, что заведующая отчего-то напряглась.
– Это правда, что кто-то из недовольных родителей убил вашего методиста?
– Что-о-о-о?! – Нина Михайловна вскочила из-за стола, зачем-то сняла свои очки в золоченой оправе и принялась вытирать стекла о жакет. – Глупости какие!
– Так убили же женщину. Я точно, конечно, не знаю, вроде бы ей голову проломили… Вы поймите, я же на работу сюда устраиваюсь. Ребенка хочу привести, а у вас тут персонал убивают. Разве вы на моем месте не поинтересовались бы, кто и за что убил женщину?
Заведующая вернулась на место и принялась теребить край журнала. Заговорила, не глядя на Женю:
– Да, вы правы и на самом деле имеете право знать об этом убийстве. Да и мы все, весь наш коллектив хотел бы знать, кто и за что убил нашу Алену, но мы и сами ничего не знаем! Так жаль! Она была таким светлым человечком! Высокая красивая блондинка, яркая такая женщина, талантливая! Да вот, посмотрите сами!
Нина Михайловна встала и подошла к стенду с фотографиями. В основном это были групповые снимки.
– Видите эту высокую женщину с кудрявыми белыми волосами? Это она и есть!
– Какая эффектная, – вздохнула Женя. – И как же ее убили?
– Удушили, – шепотом сказала заведующая и скорбно сложила губы. – Мы с ней дружили. Хорошо ладили. Она была исполнительной, энергичной, ее все любили.
– Понятно… Да, жалко. Мне просто хотелось знать, не родители ли ее…
– Да глупости какие! Кто вам такое сказал? У нее были прекрасные отношения со всеми! Она была совершенно неконфликтным человеком. Полагаю, что ее убили по ошибке, знаете, как это бывает. Ну или она просто оказалась свидетельницей… Потому что причины ее убивать просто не могло быть!
Женя познакомилась с завхозом. Валентина Петровна, оглядев ее с головы до ног, приветливо улыбнулась и вдруг как-то очень уж по-свойски, словно они были знакомы давно, поманила пальцем в свою каморку в самом конце длинного коридора.
Каморка была поделена на две части: в первой ближе к двери по периметру располагались полки с коробками, банками, справа высокий застекленный шкаф с чистым бельем, а во второй, что поглубже, было ее личное царство с маленьким диванчиком, столиком, буфетом и даже шкафом. На подоконнике маленького окна стояли горшки с бегониями и фиалками. На столике стояла тарелка, прикрытая салфеткой, – должно быть, какая-то еда.
– Да ты не бойся, я тебя не съем!
Завхоз была невысокой толстушкой с непомерно большой грудью, на которой с трудом сходился белый халат. Аккуратные кудряшки держались благодаря химической завивке. Гладкое приятное лицо с добрыми карими глазами, маленьким курносым носом и красными полными губами. В ушах тяжелые золотые серьги с рубинами, на пальцах – множество перстней, и все золотые, массивные, советских времен. Ну просто типичный детсадовский завхоз того времени.
– Ты садись, посидим, поговорим. – Она усадила Женю на диванчик, села напротив. Потом, словно вспомнив что-то, резво поднялась и достала из буфета бутылку вина. – И как только тебя, родная ты моя, сюда занесло? Ты и двадцатку здесь не заработаешь. Наша Драконовна тебе все объяснила?
– Кто?
– Женя, ты отлично все поняла. – Валентина Петровна по-птичьи склонила голову набок и лукаво посмотрела на нее.
Она точно никого не боялась и вела себя с Женей, совершенно посторонним ей человеком, так, как если бы была уверена, что та ее не выдаст.
– Ну да… поняла, конечно, – кивнула Женя. – Да мне ребенка надо устроить в детский садик.
– Понятное дело! Она возьмет его, не обманет. Но для начала я хочу тебе сказать самое главное: никогда не конфликтуй с ней, поддакивай, со всем соглашайся, но делай все по-своему. Она у нас повернута на чистоте, вечно ходит с ваткой, представляешь, с ваткой, чтобы проверить чистоту стен, полов, дверей… Это как? Ватка! Ей бы в рот засунуть эту ватку. Я, честно говоря, нисколько не удивилась бы, если бы кто придушил именно ее, очкастую змею эту.
Женя покрылась мурашками. С какой же злостью это было произнесено!
– Да, я слышала… у вас методиста убили, молодую женщину.
– Алену нашу убили, царствие ей небесное! – И Валентина Петровна, мелко перекрестившись, проворно достала рюмки и разлила вино. – Пей, не бойся. Она сюда не заходит. Так что беспокоиться не о чем.
– Ну ладно… – И Женя, чтобы войти в доверие к завхозу, пригубила вино.
– А ты спроси меня, почему она не заходит? Да ты закусывай, это я из дома принесла, пирожки с яблоками. – Валентина Петровна сняла с тарелки салфетку, под которой оказались пирожки аппетитного вида с золотистой корочкой.
– И почему же не заходит? – Женя надкусила пирожок.
Чудесный, с сочной яблочной начинкой. «Эх, мне бы научится печь такие!»
– Да потому, что боится меня. Я слишком много о ней знаю. Она же взяточница знатная! У нее дома, в квартире, мешки с деньгами! Да-да, я не вру! Она взятки брала, а сваливала все на Алену нашу. А Алена не такая была. Да, к ней обращались, конечно, но она всех отправляла к Драконовне. Нет, конечно, кое-что и ей перепадало, но все по мелочам. Давай выпьем за нее!
И тут Валентина Петровна заплакала. Так горько и искренне, что у Жени сердце сжалось. Какая же непосредственная и открытая женщина эта Валентина! Первому встречному выдает разные секреты. Зачем?
– Светлый человечек, – повторила она в точности определение, сказанное об Алене заведующей.
– Так кто ее убил-то, не поняла! – воскликнула Женя. – Она замужем была?
– Конечно! У нее прекрасная семья, двое детей, все было в полном порядке! Это не ее должны были убить, точно тебе говорю!
– А кого же?
– Нашу Нину Михайловну. Я так думаю, что она получила от родителей большие деньги, а ребенка не приняла. Обманула. А иначе за что еще могли убить методиста? Да ее просто спутали с заведующей! Наняли киллера, ну, доморощенного какого-нибудь местного наркомана, показали на заведующую, может, они рядом стояли на площадке, он и не понял…
– Вы серьезно? За то, что не приняла ребенка в детский садик?
– Так родители же разные бывают. Есть культурные, интеллигенция, а есть другие: им палец в рот не клади, богатые, грубые, агрессивные, считают, что, раз у них деньги есть, им все можно!
– А кроме конфликтов из-за приема детей еще были какие-нибудь? Ну, к примеру, что воспитатель бьет ребенка? – попробовала Женя разговорить и без того общительную женщину.
– Конечно, есть! Одну нянечку загнобили из-за того, что ребенок пожаловался на нее, сказал, что она хотела выбросить его в окно!
– Да вы что? Серьезно?
– Не знаю, было ли то на самом деле, но нянечку эту уволили.
– Но то нянечка, все понятно, она непосредственно с детьми работает. То же касается и воспитателей. Но при чем здесь может быть методист?
– Не знаю… Иногда Алена подменяла воспитателей. Но она была, повторяю, светлым и очень добрым человеком. Она любила наших деток. И на нее уж точно никто и никогда не жаловался.
– Значит, причину ее убийства следует искать не в садике, а в другом месте. Может, дома?
– Нет-нет, там благополучная семья. Я вот что думаю… Лет пять тому назад я встретила одну свою знакомую, она тоже в садике работала. Она рассказала, как у них воспитательницу зарезали.
– Боже… – вздохнула Женя. – За что?
– А ни за что. Ее брат просто проиграл в карты. Он должен был убить свою сестру. Иначе убили бы его.
– Какие ужасы вы мне рассказываете!
– Но это точно. Брат потом сам сознался, теперь вот сидит. Так что найти причину, мотив убийства Алены нашей – тот еще вопрос! Ну что, давай помянем ее! Царствие ей небесное!
Они выпили, затем Валентина Петровна отвела Женю на кухню. Там, в маленьком помещении, смежном непосредственно с кухней, которое считалось столовой для персонала, уже был накрыт стол к полднику. Булочки, молоко, ваза с яблоками.
– Здесь кушаем мы: заведующая, я, наш доктор, музыкальный работник, сами повара. А ночью ужинает наш сторож, Вера.
– У вас сторож – женщина?
– Да, она давно на пенсии. А что такого? Работа – не бей лежачего! Ешь себе да спи! Ты, милая, съешь булочку, выпей молочка, да пойдем, я дам тебе ведро и тряпку. Но у нас есть и новая швабра, очень удобная. Сама увидишь. Покажу тебе, откуда начинать мыть полы.
Швабра на самом деле оказалась удобной, современной, и Жене было не привыкать мыть полы. Но что делать дальше? Не может же она теперь целый день намывать полы, в то время как у нее совсем другие цели!
С кем бы еще поговорить о Карамеловой?
Домыв лестницу, она вымыла руки и заглянула в первую же группу.
Шел тихий час, дети спали, и воспитательница, симпатичная молодая женщина в красной блузке и черной юбке, сидела за столом и вязала. Такая умиротворяющая картинка.
Увидев Женю, она улыбнулась ей.
– Меня зовут Женя, я новая нянечка. Сегодня вот мою коридоры, а завтра, может, меня определят в какую-нибудь группу.
– А меня зовут Светлана Николаевна, – приветливо ответила ей женщина. – Значит, вас поставили коридоры мыть? Понятно… Проходите. Хотите компот? С обеда остался.
И она показала на два маленьких бокальчика с компотом на столе.
– Не откажусь. Здесь так вкусно пахнет, и эта детская еда… Всегда хочется есть. Я, когда была еще девчонкой, помогала маме убираться в детском саду, – придумывала на ходу Женя. – Когда детки не приходили и оставалась еда, то бутерброд с маслом и сыром, то котлеты, мама всегда скармливала мне эту вкусноту.
– Раньше и мы могли спокойно есть вместе с детьми, бесплатно, разумеется, а теперь вот из нашей зарплаты вычитают две тысячи. Но уж лучше так платить, чем украдкой доедать суп, пока никто не видел. Просто обидно, ведь еда все равно остается. Наш повар каждый день забирает целое ведерко отходов, она круглый год живет на даче и откармливает там поросенка.
– Да вы что? Это же вроде запрещено?
– У нее дом на окраине, никому не мешает… У нее и куры есть, мы покупаем у нее яйца. Каждый крутится как может. Я вот лично не против. И если бы у меня была такая возможность, тоже развела бы кур или гусей. И вообще, мы подумываем с мужем переехать жить на дачу, а квартиру сдавать. Может, на полчаса дольше будет добираться до работы, зато неплохая прибавка к семейному бюджету.
– Это да, – согласилась с ней Женя, допивая компот. – Обожаю компот из сухофруктов. Спасибо!
– А вы где живете?
– В Подольске, – не моргнув глазом, сказала Женя.
– Где-где? Так это же очень далеко?
– Ну… это… у меня там мама живет, а я снимаю комнату здесь, неподалеку…
– Понятно.
– А это правда, что у вас воспитательницу убили?
– Ох… – Светлана Николаевна закатила глаза и вздохнула. – И не говорите. Да только не воспитательницу, а нашего методиста, Алену.
– Прямо-таки убили или несчастный случай? Просто не верится, что… убийство…
– Удушили наше солнышко. Вот просто злодей какой-то, честное слово! Убил и вывез куда-то на помойку или пустырь… Ее случайно нашли, человек выгуливал собаку и увидел. Мы все в шоке! Вот так живешь себе спокойно, не задумываешься о смерти, и вдруг – бабах! Убийство! Вообще не представляю себе, кто и за что мог ее убить. Такая по природе своей веселая и какая-то солнечная женщина! Всегда можно было прийти к ней, посоветоваться, а то и поплакаться… И она так взбодрит, так зарядит тебя позитивом, что и жизнь становится не такой уж и невыносимой. Ее у нас все любили.
– Да, жалко… И что же, никого не подозреваете?
– Да есть у меня одно предположение… – Светлана Николаевна машинально выпила компот из второго бокальчика. – Но способ убийства как бы не подходит…
– Что, в карты ее проиграли? – горько усмехнулась Женя.
– Ой, да что вы? Какие еще карты? Все гораздо прозаичнее и проще. Говорят, что у нее был покровитель. Какой-то крутой чиновник, который ей всегда во всем помогал. Он и должность ей эту выхлопотал. Она как-то призналась, что могла бы стать и заведующей здесь, но отказалась, слишком уж это хлопотно, да и времени на семью не осталось бы.
– Чиновник? Кремлевский, что ли?
– Да нет, ну что вы? Из министерства или комитета по образованию, точно не знаю. Мне Вера наша, сторож, рассказывала как-то, что видела их вместе… Вроде бы он заезжал за ней как-то вечером, когда Алена задержалась здесь допоздна. Красивый такой, высокий брюнет, подъехал на шикарной машине.
– Думаете, это он мог ее…
– Да нет же! У него наверняка семья, жена. Вот жена, узнав про любовницу мужа, могла, если не сама, то наняла кого-нибудь. Но все это просто мои предположения. Откуда мне знать?
Спрашивать фамилию чиновника было опасно, это могло насторожить воспитательницу.
– Да уж… Вполне себе жизнеспособная версия. Ревность – страшная штука. Сильное чувство.
– А то!
– А что вы вяжете?
– Кофточку дочке моей племянницы, ей всего три месяца. И так хочется связать ей что-нибудь такое нежное, мягкое…
– Ладно, мне пора. Спасибо за компот.
Светлана Николаевна ей снова лучисто улыбнулась.
Глава 9
27 апреля 2023 г. Герман
Тот день, когда он звонил своей теще ночью, еще можно было назвать счастливым – ведь он тогда не знал, что Алены больше нет. Была надежда. Больше того, была уверенность, что она вот-вот вернется. Ну что с ней на самом деле могло случиться? Авария? Машины у нее нет, она боялась ее, отказывалась даже учиться вождению, говорила, что никогда не сможет почувствовать ее габариты, что даже когда она едет пассажиром в их машине, за рулем которой Герман, ей постоянно кажется, что все машины едут слишком близко от них, что они так и норовят столкнуть ее.
«К тому же, – весело говорила она, – у меня топографический маразм».
Да, она на самом деле очень плохо ориентировалась и, вероятно, была не способна запоминать маршрут. Зато в метро чувствовала себя как рыба в воде. Знала все удобные переходы, знала, как сократить путь, где лучше выйти, на какой маршрут перейти. Как-то очень легко и быстро добиралась до дачи в Ховрине. Дачу любила, чувствовала себя там комфортно. Не сказать, что прямо «сажала огороды», но там много чего было посажено ею. Конечно, густые заросли малины сажал еще ее отец, но вот клубнику покупала и сажала Алена. Ругалась, когда возилась с ней, постригала кустики и пропалывала, говорила, что это каторжный труд, зато с каким удовольствием потом собирала ее и кормила детей! Еще варила варенье, прямо в саду, на маленькой электрической плитке. Розовое варенье булькало, пенилось, и Герман, глядя на жену, собирающую пенку, понимал, что вот это и есть настоящее счастье. Когда рядом жена, дети, этот залитый солнцем сад, пение птиц, порхание бабочек…
«Гера, попробуешь? Тебе положить пенку?»
Он отказывался, предпочитая холодное пиво, а дети с радостью пробовали пенку, а потом, когда клубничное варенье было разлито по баночкам, вычищали ломтями батона еще розовый от душистой сладости тазик. А Егор, уже не мальчик, а паренек, позабыв, что уже вырос, с удовольствием облизывал варенье с половника.
Алена на даче всегда готовила какие-то диковинные, необычные супы из зелени, из всего, что там росло. Конечно, в основе был всегда куриный бульон.
На кухне с незапамятных времен стоял большой, чуть ли не промышленный, морозильный ларь. Когда-то давно, когда Алена работала простой воспитательницей, она договорилась с завхозом и чудом выкупила сразу две списанные морозилки – на дачу и домой. И ровно с того момента эта дачная морозильная камера всегда была забита продуктами: курами, пельменями, варениками, тестом, фруктами, творогом и даже молоком в пакетах! Поэтому, как только приезжали на дачу, Алена сразу же доставала курицу и принималась варить бульон. Потом шла в сад, набирала зелени, срывала молодую капусту, кабачки, помидоры, перец, петрушку с укропом и прочими пряными травами и варила ароматный и густой суп. Из кабачков тут же жарила оладьи, а из слоеного теста лепила пирожки с яблоками или ягодой. И все-то она делала легко, весело, с фантазией. И хохотала, улыбалась, шутила…
Приезжали с сумкой, набитой чистым постельным бельем, и Гера (это была его обязанность) раскладывал его по ящикам комода или стелил постели. Егор пылесосил, а Оксана протирала пыль. После обеда все ложились в свои кровати и спали. А вечером отправлялись на прогулку, навещали соседей, работали в саду, а перед сном пили чай на веранде с пирожками, конфетами…
А ведь этого больше никогда не будет.
Герман сидел за столом напротив следователя Реброва и отвечал на его вопросы. Понятное дело, что в первую очередь всегда подозревают мужа.
Вопросы были унизительными, болезненными. Конечно, следователь должен был спросить, известно ли Герману, были ли у жены любовники.
Ну какие еще любовники? Алена была глубоко семейным человеком. В ее жизни на первом месте была семья, на втором – работа.
– Какой она была в последнее время? Быть может, ее что-то беспокоило?
Да ничего ее не беспокоило! Все было как всегда. Она пропадала на работе, носилась по Москве, устраивая какие-то дела, постоянно что-то мастерила дома, чтобы показать новые поделки воспитателям, изобретала какие-то новые вазочки, игрушки, картины из природных материалов, хотя никто ее об этом и не просил. Лепила из соленого теста пирожки и маленький хлеб, затем выпекала все это и раскрашивала, чтобы дети потом могли этим играть.
Ездила на какие-то курсы и вебинары по усовершенствованию, в короткие командировки то в Суздаль, то в Новгород. Сопровождала детей вместе с воспитателями на экскурсии на киностудию «Союзмультфильм», в Дом сказок, в деревню с гончарами, в Переделкино, в Дом-музей Чуковского… В ней было столько энергии! А сейчас она успокоилась.
Герман был в морге. Ему стало там плохо – ему показалось, что Алена даже мертвая ему улыбнулась…
Проверяли его алиби. Но алиби не было. В день, когда убивали его жену, у него был выходной, он просто отсыпался дома. И никто не мог это подтвердить. Разве что в самом скором времени проверят камеры рядом с домом – вот они точно спасут его, покажут, когда он вошел домой, вечером 22 апреля, и когда вышел – утром 24-го.
Получается, что в день убийства, когда он укладывал детей спать и звонил заведующей и теще, Алены уже не было в живых. Она лежала на пустыре. А он сказал теще, что она дома, спит. Ему еще придется ответить за этот обман и выслушать все, что родители жены думают о нем.
Что теперь с ними будет? А как теперь жить им, Егорке и Оксане? Как рассказать им, что стало с их мамой?
И зачем следователь заставил его приехать в Ховрино? Кажется, Алену убили не на пустыре, а где-то в другом месте. Вот они и ищут место преступления. Сначала произвели обыск в квартире, затем на даче. Вот только что они искали? Если бы Алену зарезали или застрелили, словом, если бы ей причинили смертельные раны и пустили кровь, тогда, понятное дело, искали бы следы крови. Но ее удушили. Не изнасиловали. Значит, убили ради того, чтобы просто убить.
Но кто и за что мог пожелать ей смерти? Ладно бы, произошел несчастный случай, было бы не так страшно и обидно (хотя все равно все страшно, очень страшно и невыносимо!). Кто мог так ее ненавидеть или бояться?
Он мог бы, конечно, озвучить тему взяток, которые Алена передавала заведующей. Да, она шла на это, но не потому, что поощряла, нет, а чтобы держать эту алчную сволочь на коротком поводке и чтобы та не мешала ей работать. Они обе ненавидели друг друга, но терпели. Конечно, и Алена приносила иногда домой продукты, и помогала ей в этом, конечно, завхоз, Валюша. Да, воровала, но немного. То кусок мяса, то немного масла. Но за это не убивают.
В квартире не нашли ничего подозрительного. Обычная квартира, все в порядке. Следов борьбы нет.
Герман почувствовал, как слезы закипают, как ему становится трудно дышать.
Потом поехали на дачу.
– Зачем мы приехали сюда? – спросил он Реброва.
Но тот, конечно же, не ответил. Он и не обязан был отвечать. Он просто работал. Ему нужно было найти убийцу. И первым подозреваемым стал он, Герман.
– Я люблю… любил ее… – Он уже не мог сдержаться и заплакал. – И она была хорошей женой. Вы напрасно тратите время.
Конечно, у него спросили, не было ли у него любовницы. Да, самое время было задавать этот вопрос. Чтобы добить его окончательно.
– Я никогда не изменял своей жене. Она была прекрасной женщиной, женой, матерью, – произнес он с трудом, давясь рыданиями.
– Вы извините, – вдруг услышал он от Реброва, – что я задаю вам эти вопросы. Но так нужно. Мы должны проверить все.
– Хотите сказать, что если бы у меня была любовница, то она могла бы придушить Алену? Вы серьезно?
Конечно, все это было серьезно. Ребров – следователь, он знает что делает. Он профессионал.
– Вы хотя бы проверили ее телефон?
– А разве мы вам не сказали? – вдруг оживился Ребров и нахмурился. – Телефон вашей жены мы нашли дома, в ее туалетном столике. Он был выключен.
– Да вы что? Как это? – Он перестал плакать, настолько был удивлен. – Но она и шагу не могла ступить без телефона. Она всегда говорила, что в нем – вся ее жизнь!
– Извините, что не сказал сразу.
– Ну, может, там видели, с кем она разговаривала последнее время?
– Да. Проверяем.
– Неужели так долго можно проверять телефон? Кому она звонила? Кто ей звонил? Хотя бы это вы можете сказать?
– Кое-что мы знаем, в основном звонки по работе. Еще она созванивалась с Галиной Петровой, мы выяснили, это ее коллега, воспитатель.
– Да, я знаю ее. Она близкая подруга Алены.
– Еще один мужчина, Абросимов Виктор Леонидович. Вам знаком этот человек?
– Кажется, это мастер, столяр или плотник, не знаю, как правильно сказать…
На самом деле, ну какая теперь разница, плотник он или столяр? Чего только в голову не лезет!
– Что она рассказывала вам о нем?
– Да ничего! Она заказывала у него какой-то стенд, что ли. Он всегда помогал ей, делал подрамники для картин, которые они с детьми старшей группы рисовали. Иногда приходил в детский сад, чтобы что-то там отремонтировать, кажется, менял замки… Я ничего толком о нем не знаю. Но они общались только по работе, это точно.
Конечно, Ребров не поверит ему. Проверит. То есть будет допрашивать и задавать ему ужасные вопросы.
А что, если между ними что-то было? Глупости! Он не должен так думать. Да если сейчас выяснится, что и было что-то, то он, Герман, сразу же ее простит. Важно, чтобы не он, не плотник ее убил. А если он, то Герман сам его прибьет. Но, с другой стороны, если он это сделает и его посадят, что будет с детьми? Они же останутся сиротами!
У него застучали зубы, и тело словно свело судорогой. А в голове образовалась пустота.
Обыск закончился, Герман запер дачу, и они выехали на машине Реброва. Куда его везут? В следственный изолятор?
Но нет, Ребров высадил его у ближайшего метро. Сказал, чтобы он не покидал Москву.
Герман поехал к родителям Алены. Дети пока еще ничего не знали и были у них дома. Он пока не решился рассказать им о смерти мамы, сказал, что она у родителей.
Дверь ему открыла Ксения Андреевна. Одетая во все черное и какая-то вся собранная и энергичная, словно смерть дочери придала ей сил и бодрости.
Он готов был зажмуриться или заткнуть уши, чтобы не слышать ее обвинений или упреков, но вместо этого почувствовал, как она его крепко обнимает.
– Гера, – услышал он ее твердый голос, – нам всем сейчас тяжело, и мы должны держаться вместе. Не раскисай. Будем поднимать детей. Это сейчас самое важное.
И он сразу обмяк, прижал ее к себе с чувством великой благодарности:
– Спасибо, мама.
Глава 10