Мой дедушка – памятник Аксенов Василий

ГЛАВА 10

Гигантский «Боинг-747» компании «ПАН-АМ», миновав воздушные пространства Южной Америки, Океании, Юго-Восточной Азии, Индии и Ближнего Востока, летел теперь над Европой. Командир экипажа Бенджамин Ф. Аллигейтер брился и смотрел вниз на проплывающие малые страны, на молочные реки и кисельные берега густо населенного континента. Б. Ф. Аллигейтеру не особенно нравилось это дрожащее желе неопределенного цвета, именуемое Европой.

Он больше любил красноватое свечение Сахары, темно-зеленый с коричневыми прожилками колер Индии, чередование белых и темных пятен разной глубины и резкости в Гималаях и Кордильерах. Больше же всего мистеру Аллигейтеру был по душе простой, без всяких хитростей, синий цвет стратосферы, под которой он водил свое судно. Вошла стюардесса гаваянка Омара.

— Как там дела, Омара? — спросил командир, хотя и так знал, что все в порядке, что пассажиры первого класса, надрывая животики, смотрят фильм «Живешь только дважды», а пассажиры второго класса скорее всего дрыхнут.

— Вас хочет видеть какой-то господин, — сказала Омара. — Он назвался Румпельштильцхеном.

— Пусть войдет, — сказал командир, ничем не выдав своего удивления. Что занесло сюда старого Румпеля? Не будет он по пустякам совершать межконтинентальные рейсы.

Вошел пожилой господинчик, похожий на какого-нибудь пуговичного фабриканта из Гааги, инспектор могущественного Интерпола, международной уголовной полиции.

Аллигейтер и Румпельштильцхен встречались не чаще одного раза в год, а знали друг друга давно: ведь бравый летчик вот уже много лет считался одной из самых опытных ищеек Интерпола.

— Привет, Бен.

— Привет, Румпель.

— Стареешь, Бен. Не заметил меня.

— Где ты сел?

— В Бангкоке, но наши ребята провожают тебя еще с Монтевидео. Руководство опасалось за твою колымагу, Бен.

— Даже так?

— Ты слышал о нападении на теплоход «Ван-Дейк»? Здесь в самолете типы из той же компании.

— Наркотики?

— И золото. Главное, Бен, тут в том, что подпольная империя «Анаконда» ведет войну с какой-то другой мафией, еще более сильной и скрытой от нас. Мы знаем только, что и те и другие сейчас у тебя на борту, но не знаем, кто они, как выглядят, где они сели в самолет.

— Через час тридцать пять будет Лондон, — сказал Аллигейтер.

— Слава богу, — вздохнул Румпельштильцхен. — Надеюсь, теперь они уже не поднимут бучу. У наших судорога начинается от напряжения.

— Об «Анаконде» я кое-что слышал, — задумчиво проговорил командир, — но кто их враги?

— Они действуют очень широко. То в Гонконге, то в Лаосе, то в Австралии, то в Европе мы находим их следы, но следы всегда обрываются… Где-то у них есть тайная база. Но где? Кто их главарь?

— Может быть, мадам Вонг? — усмехнулся Аллигейтер, вспомнив полумифическую женщину-пиратку, о которой несколько лет назад кричали все газеты мира. Таинственная китаянка, лица которой не видел ни один смертный. Специалисты сошлись на том, что под этой романтической маской скрывалась просто группа гонконгских уголовников.

Румпельштильцхен отмахнулся от шутки:

— Мне лично кажется, что им покровительствует разведка какой-то мощной страны. Это мое личное мнение, Слушай, Бен, пройдись-ка не спеша по своей колымаге. Может быть, что-нибудь заметишь.

— Сейчас, добреюсь…

Пока электробритва очищала правую щеку капитана, миновали Австрию. Аллигейтер подтянул галстук, нацепил профессионально-приветливую улыбку и вышел в салон.

Так и есть: в первом классе пассажиры кисли от смеха. На экране Шон Коннори молотил бронзовой статуэткой по голове гиганта борца сумо. Кто из этих вылощенных богатеев может оказаться гангстером? Любой — и никто.

Командир прошел в салон второго класса. Больше сотни людей самых разных наций томились в креслах. Все уже устали от столь долгого полета. Спортсмены, туристы, монашки, бизнесмены средней руки, компания хиппи… Вот, пожалуй, один подозрительный тип — узкоглазый, с тяжелой нордической челюстью… Что-то почти неуловимое в облике сближает его с теми холоднокровными гадами, с которыми жизнь не раз сталкивала Б. Ф. Аллигейтера. Но рядом с ним сидит какой-то славный мальчишка, лобастый, ясноглазый крепыш, и они мирно беседуют. Вряд ли этот паренек из мафии…

Командир прошел через весь салон и остановился в багажном отделении. Туда же скользнул старший стюард Карриган, похожий на дрессированного павиана.

— Кажется, все в порядке, чиф? — сказал он, широко улыбаясь.

Командир заглянул в рыжие глаза своего старшего стюарда. Вот самая темная личность на борту. Кто он: агент Интерпола, гангстер, человек ЦРУ, контрабандист? Черт бы побрал этот шпионский, шпионский, шпионский, тайный, порочный, блудливый мир! То ли дело простой голубой цвет стратосферы.

— Все в порядке, Карриган, — буркнул командир. Между тем лобастый, ясноглазый крепыш (читатель, конечно, уже догадался, кто это!) обратился к своему спутнику:

— Я, пожалуй, сосну часок перед прилетом, мистер Чанг.

— Не возражаю, Джин, — ответил спутник и вдруг подмигнул обоими глазами, передернул неподвижную маску своего лица. — А сколько миллиончиков в сундуке у твоей бабки, Джинни-бой?

Эта странная судорожная ухмылка и шутка, которую Джерри Чанг повторил по меньшей мере раз пятьдесят за многочасовой полет, вконец опротивели Геннадию. Однако он вежливо в пятидесятый раз ответил:

— Я не посвящен в финансовые дела своей бабушки, мистер Чанг.

Он закрыл глаза и вновь, в который раз, перед ним закружились события последних дней, лунные пятна и солнечный блеск Больших Эмпиреев…

…В середине пролива Рикко Силла выключил мотор своей лодки и сел за весла. Уже занимался рассвет. Геннадий волновался, но лучший легопер мира подмигивал ему ободряюще, а вид его мускулов и сахарно-белых зубов вселял уверенность.

Лодка уткнулась в гальку. Геннадий пожал руку гиганта, спрыгнул на берег острова Карбункл. Короткими перебежками пересекал он освещенные луной куски пляжа, прятался за валунами. Нависшая над морем базальтовая стена Карбункла была уже близко, когда Геннадий вдруг услышал голос.

— Стой!

Перед ним в маленькой нише сидела, поджав под себя ноги в белых джинсах, Наташа Вертопрахова, то бишь Доллис Накамура-Бранчковска.

— Где ты был? — спросила она сурово.

— Там, — растерянно махнул рукой Геннадий, — в море…

— Ты был в Оук-порте, Джин, — сказала Доллис.

— Нет, нет, что ты! — забормотал Геннадий. — Просто мне не спалось, я спустился к морю… здесь какой-то рыбак покатал меня…

— Джин, — голос девочки зазвенел от напряжения, — что ты скрываешь? Расскажи мне все! Я буду твоим другом!..

Геннадий посмотрел девочке прямо в глаза. В них дрожала неясная тревога. Она ничего не знает о подлинной сути своей матери. Было бы слишком жестоко сказать ей сразу обо всем.

— Доллис, ты веришь мне? — спросил он и взял ее за руку. — Ты знаешь, что я не замышляю ничего дурного?

— Да, — сказала она, уже готовая к принятию тайны.

— Тогда не спрашивай меня ни о чем. Тебе будет тяжело узнать правду. Скоро ты все узнаешь, но я не хочу первым причинять тебе боль, Наташа…

— Как ты меня назвал? — округлила глаза девочка.

— Итак, сэр, повторяю, — звенящим от восхищения голосом сказал старший стюард Карриган мистеру Джерри Чангу, представителю фирмы «Райские перья и благовония». — Повторяю, сэр. Спаржа, русская икра, салат ля паризьен, черепаховый суп, стейк по-техасски, фрукты. Замечательный вкус, сэр! Виски «Кинг Джордж IV»? Гениально! Целую бутылку? Сверхгениально, сэр! Поздравляю!

Вихляя задом, старший стюард удалился.

— Такой обильный заказ, мистер Чанг, — сказал Геннадий. — До Лондона ведь всего один час…

— Не отказываться же от бесплатной закуски, — ухмыльнулся Чанг. — А выпивка в воздухе в два раза дешевле, чем на земле. Скажи-ка, Джинни-бой, сколько миллиончиков в сундуке у твоей бабушки?

— Я не посвящен в финансовые дела моей бабушки, мистер Чанг, — сквозь зубы проговорил Геннадий и снова закрыл глаза.

…Голос Рикошетникова в наушнике звучал ясно, как если бы он находился в соседней комнате.

— Все хорошо, что хорошо кончается, Гена. На борту расскажете обо всем подробно. Нуфнути Куче на катере доставит вас сюда. Мы в пятидесяти милях, координаты известны. Почему вы молчите?

Набравшись мужества, Геннадий проговорил:

— Товарищ капитан, разрешите мне… остаться у Накамура-Бранчевской. Это очень важно, товарищ капитан…

— Что за глупости! — вдруг закричал Рикошетников. Это был первый случай, когда невозмутимый капитан повысил голос, — Что за бредни у вас в голове? Я отвечаю за каждого члена экипажа, а за вас, Геннадий, вдвойне. Вернее, втройне! Не забывайте, что вы еще только мальчик! Выполняйте приказание?

У Геннадия закружилась голова. Это испытание оказалось для него потруднее, чем бегство из башни и допрос в подземелье Карбункла. Возражать своему старшему другу и капитану?! Оспаривать его приказ?! Он посмотрел на столпившихся вокруг рации мускулистых людей, лица которых, возможно впервые за их жизнь, были скованы напряжением.

— Николай Ефимович, — он с трудом проглотил комок в горле, — Большим Эмпиреям и всему народу угрожает беда. Никто, кроме меня, не сможет проникнуть в центр страшного заговора. Я уверен, что вы на моем месте остались бы здесь, а я бы на вашем месте не возражал. Николай Ефимович, пионер не может поступить иначе… поймите меня…

Геннадий замолчал. В наушнике слышался только треск атмосферных разрядов. Капитан тоже молчал. Геннадий приободрился.

— Николай Ефимович, ведь я теперь не один, я связался с патриотами. Кроме того, каждую ночь вам будет сообщать обо мне некто по имени Чаби Чаккерс. Это вполне надежный… — Геннадий запнулся было, — вполне надежный человек. Мне ничего не угрожает. На Карбункле уверены, что я просто английский мальчишка с романтическими бреднями в голове…

— Ждите у рации. Мы посоветуемся, — сухо сказал капитан.

… - Ледис энд джентльмен аттеншен, плиз, — послышался нежный голос стюардессы. — Просим прекратить курение и пристегнуть ремни. Через пятнадцать минут наш самолет произведет посадку в лондонском аэропорту.

Представитель фирмы «Райские перья и благовония», не жуя, заглатывал огромные куски техасского бифштекса. Геннадий заглянул в потемневшее уже окно. Внизу до самого горизонта извивались, пересекаясь, линии оранжевых бестеневых фонарей. Самолет кружил вокруг Лондона, дожидаясь очереди на посадку.

Немыслимо дерзкая мысль лететь в Лондон вместе с Джерри Чангом пришла в голову Геннадию не сразу. Несколько дней он жил на вилле Накамура-Бранчевской, играл в теннис с Доллис, мило беседовал с хозяйкой, а ночью тайно спускался к проливу и условным ультразвуковым свистом вызывал верного Чаби. За эти дни он узнал многое, но главное открылось ему только в предпоследний день. Из разговора подвыпивших Мизераблеса и Латтифудо он понял, о каких «парнях из Европы» говорила мадам в ту памятную ночь. Это были не кто иные, как пресловутые «мерсенеры», белые наемники, «рыцари» Буронго, Фриманны, Джигалии, в джунглях которых наводили кровавый «порядок» эти сверхсолдаты, мастера войны, способные за «приличное вознаграждение» стрелять в любую сторону, куда прикажут. Именно они должны были сыграть последнюю часть страшного концерта под дирижерскую палочку женщины-чудовища. Именно из этих профессиональных убийц набирал в Лондоне команду неизвестный Геннадию Эр Би, «настоящий мужчина».

Посоветовавшись с сенатором Куче и патриотами, Гена решил попытаться проникнуть в эту команду для того, чтобы узнать их дьявольские планы.

— Мадам, — сказал он как-то Накамура-Бранчевской, — к сожалению, я вынужден покинуть ваш дом. Могу ли я позвонить в Лондон, чтобы попросить у бабушки денег на билет?

— О Джин! — всплеснула руками очаровательная дама. — Как вы можете говорить о деньгах? Мы с вами люди одного круга, мой мальчик. Нам ли не помогать друг другу? Как раз завтра вылетает в Зурбаган, а оттуда в Лондон служащий моей фирмы мистер Чанг. Вы сможете лететь с ним, я дам соответствующие указания. Ах, Джин, — Накамура-Бранчевска притронулась к его руке и вздохнула, — поверьте, мне нелегко расставаться с вами, но я надеюсь скоро быть в Лондоне, и, может быть, леди Леконсфильд… — Голос дамы слегка дрогнул.

— Бабушка будет рада принять вас у себя, — сказал Геннадий. — Она и ее брат…

— Сэр Лемюэль Кроссли-Датчмен? — округлила глаза Накамура-Бранчевска. — Тот самый, внучка которого, Сьюзен, в прошлом году порвала с Ирвингом Диблатоу, девятым баронетом…

— Да-да, — небрежно подхватил Геннадий, — с тем самым Ирвингом, по кличке «Памфи», который приходится кузеном баронессе Шампунь-Собакиной, той, что в сентябре прошлого года в родовом поместье Йелоу-Кэтс-Хаус объявила о помолвке с гонщиком графом Хидеркутта, братом и хорошим товарищем известного своими конюшнями виконта Бромурала де Гольденберга, отец которого, магараджа Аждарагам этой весной купил остров Силли-Иллис у его матери княжны Патриции Уайт-Торадзе, корни которой, как вам, конечно, известно, мадам, уходят к славному роду Паддингтон-Сен-Лазар-Савеловский…

— О да, о да… — еле слышно прошептала Накамура-Бранчевска. Со священным трепетом она смотрела на юного аристократа. На ее щеках пылал нервический румянец.

Геннадий давно уже заметил, что эта страшная женщина со стальными нервами и холодной кровью совершенно теряла голову перед аристократическими именами и титулами. Ей так хотелось войти в тот круг бездельников и хлыщей, что называется «хай-лайт» (высший свет). Не лишенный воображения, мальчик болтал что в голову придет о своих «светских» связях, и мадам в такие минуты смотрела на него, как кролик на удава…

«Как проникнуть в логово наемных солдат?» — думал Геннадий, идя по стеклянному коридору лондонского аэропорта рядом с мистером Чангом, движения которого отличались каким-то особым механическим свойством, придавая ему сходство г плохо отлаженным роботом.

В последнюю ночь на Больших Эмпиреях сенатор Куче, Рикко Силла и президент Джечкин дали мальчику множество советов, как вести себя в Лондоне, но все они были настолько наивны, что Геннадий, никогда раньше не бывавший в британской столице, но знавший о ней кое-что по литературе, прессе и телевидению, приказал себе немедленно их забыть. Правда, Рикко Силла раздобыл где-то толстенный путеводитель. Геннадий изучил его от корки до корки, и ему казалось, что он может с закрытыми глазами пройти от Паддингтонского, к примеру, вокзала до Белгрейв-сквер, где жила его «бабушка» леди Леконсфильд.

Сейчас он шагал в толпе пассажиров внешне спокойный, держа под мышкой портфель с эмпирейскими сувенирами. Читатель, конечно, уже заметил, что наш герой отличался исключительным самообладанием.

— Ну, Джин, где твоя золотая бабуля? — проскрипел мистер Чанг, буравя глазами толпу встречающих.

— Меня никто не встречает, мистер Чанг. Я решил не беспокоить бабушку телеграммами.

— Как же ты доберешься?

— Ну… — Геннадий искоса взглянул на Чанга и заметил, что «робот» тоже косит на него глазом-индикатором, — хотя бы на такси или… вы меня подвезете, мистер Чанг… Ведь вас встречают?

— Мальчик с вами? — спросил у Чанга полицейский чиновник, сидящий на высоком табурете у турникета, за которым начиналась территория Великобритании.

— Да, офицер. Мальчик со мной.

— Уэлкам, сэр, проходите.

Чанг и Геннадий прошли через турникет. Чанг махнул кому-то рукой, осклабился с какой-то подобострастной наглостью. Геннадий повернулся и увидел не кого иного, как полковника Бастардо Мизераблеса ди Порк-и-Гусано. Да, это был несомненно он — бананообразный нос, гусеницы бровей, подбородок утюгом… Но что-то в нем изменилось — исчезла тупая мрачность из глаз, а со щек пропали синие алкогольные паучки. Мизераблес был подтянут, гладок, элегантен, на губах его блуждала улыбка, полная добродушно-коварного юмора, столь свойственного властным, сильным натурам.

— Полковник, каким образом вы смогли опередить нас? — воскликнул Геннадий.

— Мистер Стрейтфонд? — усмехнулся встречавший. — Очень рад. Мадам сообщила мне о вас. Должен вас огорчить, мистер Стрейтфонд перед вами всего лишь брат блестящего полковника, зеркальная копия кавалера Ордена Счастливой Лопаты. Я лишь скромный коммерсант. Ричард Буги к вашим услугам.

— Ричард Буги?! — вскричал с неподдельным изумлением Геннадий. — Уж не потомок ли вы, сэр, знаменитого адмирала Рокера Буги?

В глазах Эр Би (теперь Геннадий понял, кто это такой) появилась заинтересованность.

— Приятно удивлен, мой мальчик, что вы хотя бы слышали это имя. Соотечественники редко ценят своих истинных героев. Слава часто достается дутым фигурам.

— Слышал это имя! — воскликнул с горячностью Геннадий. — Да ведь это мой кумир, сэр! Я преклоняюсь перед памятью адмирала Буги! Но почему ваш брат, сэр, носит другое имя?

Ричард Буги снисходительно усмехнулся.

— Фук всегда испытывал тягу к пышным титулам и именам…

— Разве может быть имя прекраснее имени Буги! — вскричал Геннадий. Он продолжал разыгрывать восторженность. — Да я бы отдал полжизни за это имя!

Тяжелая рука с перстнем опустилась на плечо мальчика, клавиатура челюстей обнажилась в довольной улыбке, низкий голос прогудел:

— О'кей, бой!

Чанг занялся оформлением своего багажа, кованых сундуков с перьями райских птиц и благовониями, а Геннадий и Ричард Буги медленно направились к выходу из здания аэропорта. Геннадий не умолкал ни на минуту. Он видел, что Ричарду Буги чрезвычайно приятно выслушивать дифирамбы в адрес своего предка. Если бы знал потомок кровавого пирата, что рядом с ним идет прапрапрапраправнук капитана Стратофонтова, пустившего на дно сумасшедшие мечты императора Рокера I!

Они вышли на площадь, заполненную сотнями разномастных автомобилей и автобусов. Огни реклам дрожали на лакированных крышах и стеклах машин. Гудки, крики, обрывки музыки, близкий вой мощных авиамоторов… Зарево Лондона освещало половину небосклона. Геннадию стало немного не по себе. Что может сделать здесь он один, в незнакомом огромном городе?

Ричард Буги остановился возле огромного черного «роллс-ройса».

— Вот моя тележка, — сказал он с плохо скрытой гордостью.

— Отличная машина, сэр, — похвалил Геннадий. — Очень похожа на автомобиль моего двоюродного дедушки Лемюэля Кроссли-Датчмена.

— Верно, — подтвердил Буги. — С той лишь разницей, что я вожу ее сам. Мне нравится чувствовать свою власть над этой большой штукой.

— Понимаю, сэр, — кивнул Геннадий. — Что может быть приятнее для настоящего мужчины, чем чувство власти?

Буги захохотал.

— Эге, паренек, я вижу, ты не так прост!

Подошел Чанг и проскрипел:

— С багажом все в порядке, Дик.

После этого он вдруг перешел на карбунклское наречие эмпирейского языка. Геннадий, делая вид, что осматривает машину, насторожился.

— Слушай, Дик, ты знаешь, сколько миллиончиков в сундуке у бабки этого щенка?

— Думаю, немало, — буркнул Буги. — А тебе-то какое дело?

— Есть идея, Дик. Давай-ка спрячем мальчишку в твоей берлоге, и бабуле пошлем письмо от двух доброжелателей. Можно огрести по сотне тысяч.

Сердце Геннадия заколотилось.

«Браво, Чанг! Пробраться в берлогу Эр Би — это уже удача! Впрочем, бабушка может проговориться, что я русский… Страшный риск, но без риска…»

Ричард Буги печально вздохнул.

— Эх, Джерри Чанг… Как ты был мелкой шпаной из Коулун-сити, так и остался. Ни размаха в тебе, ни воображения…

Он повернулся к Геннадию и приподнял шляпу.

— К сожалению, мистер Стрейтфонд, мы вынуждены сейчас с вами проститься. Вам нужно в центр города… Белгрейв-сквер, двенадцать, не так ли? А мы с этим механическим джентльменом, — он бесцеремонно ткнул Чанга пальцем в живот, — направимся в противоположную сторону по Хиллингдон-роуд. Прошу меня простить, Джин.

— Неужели мы больше никогда не увидимся, мистер Буги? Сэр! — воскликнул Геннадий. — Мне хотелось бы еще поговорить с вами о вашем славном предке. Может быть, вы дадите мне свой телефон или адрес?

— Обязательно увидимся. — Буги протянул руку. — Я позвоню вам сам.

Геннадию ничего не оставалось, как направиться к стоянке такси.

Возле стоянки он оглянулся. Буги и Чанг распоряжались погрузкой в «роллс-ройс» кованых сундуков с перьями.

— Выезжай из ряда, — услышал он за спиной знакомый голое. — Главное не прозевать, когда они тронутся с места.

Он обернулся и увидел, что из ближайшего такси за Буги и Чангом напряженно следят суженные глаза старшего стюарда самолета «ПАН-АМ». Рядом с ним сидел еще какой-то мужчина, но лица его в темноте не было видно.

Огромный желто-красный автобус с надписью на боку «Польский бекон — лучший в мире» медленно выехал в коридорчик между стоянкой такси и машиной Буги. Геннадий мгновенно принял решение. Он юркнул за автобус, подбежал к «роллс-ройсу» и быстро проговорил:

— Мистер Буги, там против вас затевается что-то недоброе.

Словно испуганный хищник, Буги отпрыгнул в сторону и мгновенно сунул руку за пазуху.

— Что? Что ты говоришь?

— Там… трое в такси… хотят вас преследовать, — сказал Геннадий.

— «Анаконда»! — взвизгнул не смазанными шестеренками Чанг.

— Молчать! Быстро в машину! — скомандовал Буги. Он бросился за руль. Чанг обежал «роллс-ройс» с другой стороны. Ни секунды не раздумывая, Геннадий открыл заднюю дверь и упал на пол автомобиля.

Со второго этажа, из кафе, смотрели на площадь командир корабля Аллигейтер и инспектор Интерпола Румпельштильцхен.

— Слава богу, все кончилось благополучно, — устало вздохнул инспектор.

— Ты доволен? — спросил летчик.

— Еще бы.

— Но ведь ты никого не поймал, Румпель.

— Хорошо, что они нас не поймали…

В темноте моргали стоп-сигналы выезжающих на автостраду машин.

Геннадий не знал, видели ли Буги с Чангом, как он прыгнул в «роллс-ройс». Лежа на полу, он не слышал ни одного их слова: переднее сиденье было отделено от задних перегородкой из толстого стекла. Он почувствовал, что «роллс-ройс» идет на сумасшедшей скорости, не меньше 150 километров в час. Следовательно, они едут в сторону от Лондона, по большому городу так не поедешь. Оторвались ли они от погони? Во всяком случае, дело принимало неплохой оборот. «Я решил быть с вами до конца, мистер Буги, — скажет он. — Спина к спине у мачты, сэр…»

Скорость вдруг резко упала. Машина сделала поворот и поехала по боковой дороге. Блики большой автострады перестали мелькать по стенкам. Машина остановилась, открылась передняя дверь, голос Буги прогудел:

— Слышал, Чанг? Они проскочили мимо. Сейчас мы смоемся, а потом рассчитаемся с ними на островах Кьюри…

Он захлопнул дверь, развернул машину и поехал назад к автостраде. Перед выездом был небольшой подъем. Буги включил вторую передачу, и вдруг машина дернулась, взревел мотор.

Почувствовав неладное, Геннадий поднял голову и увидел, что передний отсек «роллс-ройса» наполнился голубоватым светящимся дымом, в котором, словно припадочные, бились Буги и Чанг. Судороги продолжались несколько мгновений, потом Буги и Чанг уронили головы. Геннадий увидел двух подбегающих мужчин в странных масках. В руках одного из них было короткое ружье с широким, будто бы стеклянным стволом. Второй распахнул дверку машины, нажал на тормоз, выключил зажигание. Светящийся газ мгновенно испарился. Нападавшие сняли маски, деловито приступили к обыску бесчувственных Буги и Чанга. Геннадий заметил, что широкоствольное ружье лежит рядом с машиной на асфальте. Он выскочил из машины, схватил ружье и, увидев изумленные физиономии старшего стюарда и его дружка, нажал спусковой щелчок; мелькнул узенький язычок огня, «роллс-ройс» вновь наполнился голубым дымом. Геннадий бросился прочь и упал в кювет — носом в мокрую траву.

Когда потомок великого императора Рокера I очнулся, он увидел над собой ясные, доброжелательные глаза Джина Стрейтфонда.

— Что произошло? — заплетающимся языком пробормотал Буги.

— Все в порядке, сэр. Они связаны, — бодро ответил мальчик.

— Откуда ты взялся?

— Всегда с вами, сэр. До конца. Спина к спине у мачты.

Ричард Буги со стоном приподнялся, увидел связанных врагов, икающего Чанга и расхохотался;

— Ей-ей, ты мне по душе, малый!

ГЛАВА 11

После соревнований в Кракове (Польша) в жизни Наташи Вертопраховой произошло значительное событие: ее портрет в полный рост и с обручем был напечатан на обложке журнала «Смена». Неизбежное следствие таких публикаций — поток писем. Наташа даже и не представляла, как велик в нашей стране интерес к художественной гимнастике, этому эстетическому виду спорта. Ей писали школьники всех возрастов, юные и зрелые спортсмены, просто любители прекрасного, курсанты суворовских и нахимовских училищ… Большую часть своего свободного времени Наташа посвящала теперь разбору писем и ответам на них.

Была уже довольно глубокая ночь, когда она приступила к двадцать седьмому за этот день ответу. Она писала пожилому пенсионеру из города Тишинска, книголюбу и рыболову.

«Уважаемый Олег Михайлович! Вы интересуетесь моей жизнью, учебой и успехами в спорте Вы не пропускаете ни одного соревнования по художественной гимнастике. Большое вам за это спасибо!»

Зазвонил телефон. Удивленная столь поздним звонком, Наташа сняла трубку и услышала усталый голос телефонистки:

— Вертопрахова? Поговорите с Лондоном.

Вслед за этим что-то щелкнуло, немного погудело, потом затараторило на ста языках сразу, а потом в тишине женский голос сказал:

— Мисс Вертопрахова? Джаст уан момент, плиз!

«Неужели уже до Лондона докатилось? — подумала с некоторым волнением Наташа. — Неужели и в Лондоне заинтересовались художественной гимнастикой?»

И вдруг она услышала невероятно знакомый, спокойный голос:

— Наташа, здравствуй. Это я, Гена.

— Кто?! — закричала изумленная Наташа.

— Гена Стратофонтов. Я звонил нашим, но никто не ответил. Вероятно, все на даче. Тогда решил… к тебе…

— Откуда ты? Что за глупый розыгрыш? Тоже мне — Лондон, Лондон…

— Я действительно звоню из Лондона.

— Да ну тебя, Генка! Вечно ты что-нибудь выдумаешь!

— Послушай, Наташа. — У Геннадия был такой серьезный голос, что Наташа сразу же забыла свое раздражение. — Слушай внимательно и передай все моей бабушке Марии Спиридоновне. Я сейчас в Лондоне, куда прилетел с Больших Эмпиреев, по очень важному делу. Скоро возвращаюсь на архипелаг. Пусть не волнуются. Подробности я сообщу письмом. Это все. Запомнила?

— Да, — тихо проговорила Наташа.

Она вдруг сквозь весь свой спортивно-популярный туман вспомнила, что Генаша розовым невским вечером что-то лепетал об архипелаге Большие Эмпиреи, о каком-то судне, вообще какой-то вздор. Может быть, все это не такой уж и вздор? Сердце ее вдруг пронзила какая-то неясная тревога.

— Гена! — закричала вдруг она.

— Доллис! — вдруг закричал он.

— Что такое? — поразилась Наташа. — Как ты меня назвал?

— Прости, Наташа! Как было в Кракове?

— Первый приз!

— Поздравляю!

— Я все передам твоей бабушке! Когда ты вернешься?

— Надеюсь управиться до начала учебного года. Пока, Наташа!

Внизу в холле леди Леконсфильд веселым старческим голосом напевала какой-то романс. Винстон фонировал низким утробным воем.

Старая дама была счастлива. Ее юный спаситель, русский «хрустальный дельфинчик», был выше всякой критики. Он называл ее «гранни» и часами вел с ней задушевные серьезные беседы. Она уже подумывала, не отчислить ли ему еще процентов пять из доли Винстона, хотя Геннадий вторично самым категорическим образом отказался от ее капиталов как человек, воспитанный в принципиально другой системе.

Во избежание случайностей Геннадию пришлось приоткрыть старой даме завесу тайны. Леди Леконсфильд еще со времен зубопротезной деятельности своего мужа научилась держать язык за зубами. Надо ли говорить о том, что она была потрясена мужеством и самоотверженностью своего «хрустального дельфинчика».

— О, Джин, ты рискуешь жизнью ради спасения столь малой народности! О, нет-нет, ты — святой! Не спорь, мой мальчик, я вижу над тобой ореол святости!

Геннадий сдержанно объяснил ей вздорность всяких религиозных предрассудков, а также сказал, что на его месте любой советский пионер повел бы себя так же, ибо советскому пионеру не безразлична судьба как больших, так и малых наций.

Геннадия волновало то, что Ричард Буги вот уже двое суток не давал о себе знать. После столь чудесного спасения и пылкой клятвы в верности мистер Буги доставил мальчика в Лондон, а сам укатил в неизвестном направлении, пообещав в самое ближайшее время объявиться. Геннадию оставалось теперь только ждать. Он был уверен, что завоевал симпатии Буги и что рано или поздно ему удастся проникнуть в его логово. Но вот прошли уже два дня…

Часы на столе перед потрясенной Наташей Вертопраховой показывали 21.30, часы на столе перед озабоченным Геннадием Стратофонтовым показывали 18.30. Такова разница во времени между Ленинградом и Лондоном. Вдруг Геннадий услышал прямо под своим окном автомобильный сигнал, напоминающий первые такты из оперы Россини «Сорока-воровка».

Вот оно! Геннадий одним прыжком достиг окна, выглянул. Да, под окном в открытом двухместном вишневого цвета «феррари» сидел, ухмыляясь в усы, мистер Ричард Буги. Большим пальцем правой руки он показал Геннадию на свободное сиденье, а затем указательным постукал по часам: давай, мол, в темпе!

— Yes, сэр! — весело крикнул Геннадий и кубарем скатился вниз, в холл. — Бабушка, за мной заехал один из эмпирейских друзей, — сказал он леди Леконсфильд. — Вы понимаете?

Старая леди ахнула, встала из-за фортепьяно и попыталась вооружить Гену огромным ржавым револьвером времен англо-бурской войны. С чувством глубокой признательности мальчик отказался от этого предмета, так же как и от арбалета эпохи Столетней войны и от кельтского меча времен вторжения норманнов.

Он выскочил из дома и с ходу прыгнул на кожаное сиденье «феррари», пожал каменную ладонь своего нового «друга».

— Ну, аристократишка, — улыбнулся Буги, — сегодня ты увидишь много интересного. Ничему не удивляйся, парень.

Возле южной границы квартала Сохо на одной из узких улочек над маленькой дверью висит ржавая вывеска: «Мешок гвоздей». Многие десятилетия это была ничем не примечательная пивнушка, где отдыхали грузчики, продавцы и всякий темный люд из Сохо.