Плач соловья Грин Саймон
— Со всеми сразу! Я, видишь ли, синхронный триплет. Одна душа, три тела и никаких временных задержек. Хорошо играю на нескольких инструментах сразу. Маманя всегда говорила, что богине судьбы при моем рождении случилось заикнуться. Сейчас другие двое в клубе, приводят сцену в порядок. Они все слышат не хуже меня. Что же ты хочешь ей сказать?
— Ничего хорошего. Она у Кавендишей не первая. Не так давно они пытались раскрутить с применением магии другую девочку, Сильвию Син. Сильвия превратилась в чудовище в самом буквальном смысле. Я видел ее собственными глазами и не хочу, чтобы Росс попала в такую же мясорубку. Если она потихоньку улизнет из клуба, мы встретимся где-нибудь в тихом месте и решим, что делать дальше. Не верю я, что для Кавендишей ее интересы превыше всего. Пусть Росс поторопится! Я думаю, выскользнуть наружу будет не слишком трудно. Телохранители больше интересуются теми, кто хочет пробраться внутрь…
Ян Аугер помрачнел.
— Сильвия Син… Давно не вспоминал. Никак не мог понять, что с ней случилось. Один из нас… В общем, я поговорю с нашей девочкой. Думаю, она меня послушает. Кавендиши куда-то уехали, а без них Росс всегда маленько оживает.
— Мне тоже показалось, что Кавендиши на нее дурно влияют, — согласился я. — Могли они и ее тоже?..
— Не знаю, — сказал Ян. — Когда Кавендиши обсуждают с ней частные вопросы, близко не подойдешь. И Росс изменилась, когда поселилась в комнате на втором этаже. Самоубийства… думаешь, все из-за того, что с ней что-то сделали?
— Вполне возможно.
— Ну хорошо. Если у меня получится и если Росс сможет выбраться из клуба, где вы встретитесь? Место нужно подыскать хорошее, спокойное, чтобы ее никто не узнал. Не забывай, она у нас теперь знаменитость.
— Я знаю, где можно спрятать знаменитость, — подал голос Мертвец. — Замечательное место! Можно спрятать целую толпу знаменитостей. Скажи Россиньоль, что мы ждем ее в «Дивах».
«Дивы» — один из самых знаменитых ночных клубов Аптауна, хотя слава его отчасти скандальная. Там можно увидеть и услышать любую знаменитую певицу настоящего или прошлого. Конечно, они не настоящие. Они, если уж на то пошло, даже не женщины. Трансвеститы, принявшие образ своих идолов и достигшие в этом совершенства. Они не только создавали совершенную иллюзию, они продвинулись на шаг дальше: создали канал для проявления таланта и подлинной личности своих героинь. Живые или мертвые, звезды шоу-бизнеса не минуют «Див» — по крайней мере, в лице своих полномочных представителей.
Мертвец явно был здесь своим человеком. Низко поклонившись, швейцар распахнул перед ним дверь. Никто не поинтересовался, являемся ли мы членами клуба и не спросил платы за вход. Гардеробщица в образе Силлы Блэк[3] подмигнула Мертвецу по-свойски, меня же старательно проигнорировала. Дело привычное. Если Мертвец — звезда Темной Стороны, то я — антизвезда.
Внутри царила варварская роскошь: цветы, шелк и яркие краски. Интерьер в стиле ар деко, на потолке мирно соседствуют люстры и зеркальные шары, а по сторонам все те предметы декоративного искусства в стиле кич, на которые вам когда-либо случалось смотреть, содрогаясь…
Народу было много, и шум стоял ужасный. В «Дивах» жизнь всегда бьет ключом. Официантка повела нас по узкому проходу между столиками. Все официантки сегодня изображали Лайзу Минелли в фильме «Кабаре». Усевшись за столик в углу, мы заказали Лайзе напитки, как всегда, несуразно дорогие. Я потребовал кока-колу. Это не так просто — получить колу. Каждый раз приходится повторять одно и то же: «Нет, мне не нужна диетическая! Я хочу настоящую! Я хочу человеческую! Поганую соломинку тоже оставьте себе!» Мертвец заказал бутылку джина и самую дорогую сигару, какая у них есть. Я мысленно приплюсовал счет к накладным расходам. Некоторые дела могут вас разорить, если не относиться к подобным вещам внимательно.
— А вдруг Россиньоль не подойдет? — спросил Мертвец. — Вдруг у нее не выйдет улизнуть?
— Мы что-нибудь придумаем, — успокоил его я. — Расслабься и наслаждайся представлением. Оно нам недешево обходится.
— Нам? Что ты имеешь в виду, белый человек?
На сцене в другом конце зала Элейн и Барбара исполняли дуэтом «I Know Him So Well». Пели славно; похоже, канал связи сегодня работал без помех. Остальные знаменитости, не чинясь, прохаживались между столиков, чтоб поболтать, на других посмотреть и себя показать. Мэрилин и Долли, Барбара и Дасти…
Элейн и Барбара исчезли, и на сцене с аккордеоном в руках появилась Нико. Хриплым, печальным голосом она пропела «It Took More Than One Man to Change My Name to Shanghai Lily». Боже, сделай так, чтобы она не вспомнила про «Дорз» и «The End».
Я плохо перевариваю экзистенциальную тоску, у меня от нее кровь начинает из ушей идти.
Через несколько столиков от нас две Джуди таскали друг друга за парики. Зрители подбадривали противниц и делали ставки.
В это время в зале появилась Россиньоль под руку с Яном Аугером. Как и следовало ожидать, никто не обратил внимания. Еще один трансвестит, ну, может быть, немного убедительнее остальных. Ян подвел Росс к нашему столу, предложил ей стул и представил Мертвецу. Сам он садиться не стал, отказавшись вежливо, но твердо.
— Я здесь не останусь: мне надо обратно. В клубе полно работы, и я не хочу, чтобы меня хватились.
— Добрались без проблем? — спросил я.
— Как ни удивительно. Я сказал телохранителям, что в здание пробрался Джон Тейлор, и они побежали тебя ловить, а мы просто вышли через главный вход. Теперь мне надо идти. Не забывай, Росс, тебе осталось меньше часа до выступления.
Ян Аугер поцеловал Россиньоль в щечку и захромал к выходу.
Официантка Лайза терпеливо ожидала, пока Россиньоль сделает заказ. Пока Росс изучала винную карту, я успел разглядеть ее как следует. Та же белая кожа, те же темные волосы, то же узкое черное платье… Но что-то изменилось явно к лучшему, будто навели на резкость изображение. Она перехватила мой взгляд и с готовностью улыбнулась:
— Спасибо, Джон! Так хорошо очутиться на воле! Знаешь, чего я хочу? Для начала пять порций виски с лимоном. Все пять сразу, чтобы я на них могла смотреть, пока пью. В «Пещере Калибана» мне пить не полагается: приказ мистера и миссис Кавендиш. Кстати, странное дело: мне обычно и не хочется. Меня кормят здоровой и полезной пищей, и я никогда не жалуюсь, что опять-таки на меня не похоже. Но сегодня!.. Торт! Самый большой шоколадный торт, какой у вас есть, и большую ложку! Я хочу всего, что мне вредно, и прямо сейчас!
Официантка восхищенно взвизгнула:
— Так их, сладкая!
Я кивнул, и Лайза отправилась выполнять заказ, покачиваясь на высоких каблуках. Россиньоль сияла от счастья.
— За мной следят строго. То можно, этого нельзя… Можно подумать, мистер и миссис Кавендиш — мои родители, а не агенты.
— Курить они тебе, однако, не мешают, — заметил я.
Она громко фыркнула.
— Пусть попробуют!
Внезапно улыбка исчезла.
— Ян сказал, ты занимаешься моим делом и говоришь с разными людьми… И ты что-то узнал про девушку, которая была у Кавендишей, ну… до меня. Я помню обложки журналов с ее фотографиями и… больше ничего. Что с ней случилось, Джон? Что с ней сделали?
Не вдаваясь в натуралистические подробности, я рассказал достаточно, чтобы она испугалась. Мертвец помалкивал, догадываясь, что у меня на уме. Он уже наполовину осушил свою бутылку джина и принялся жевать сигару.
Когда я закончил, Росс вздохнула:
— Я и понятия не имела… Бедняжка. И это Кавендиши… их работа?
— Ну, не то чтобы… То есть не собственными руками, я думаю. А тебе они ничего… такого… не предлагали?
— Еще чего! — Голос Россиньоль зазвенел. — Я бы сразу объяснила, куда им засунуть свою магию! У меня есть голос, и я пою свои песни — для успеха этого достаточно.
Россиньоль запнулась и нахмурилась.
— А ведь правда!.. С тех пор как я живу в комнате наверху, многое стало не таким, как раньше. Песни у меня теперь только печальные, появились провалы в памяти… Мне все время холодно, никогда не проходит усталость, а когда Кавендиши рядом, я… я просто себя не узнаю. Могли они сделать какую-нибудь магическую гадость без моего ведома?
— Не исключено, — сказал я осторожно. — Они могли заставить тебя забыть. У меня не сложилось впечатления, что Кавендишей сильно отягощает груз профессиональной этики.
Официантка принесла пять порций виски с лимоном. Россиньоль самозабвенно ворковала, пока стаканы выстраивались перед ней в шеренгу, и немедленно один за другим опрокинула первые два. Переведя дыхание, она захихикала, как ребенок, которому сошла с рук мелкая шалость.
— Вот! Это именно то, что нужно! — заключила она.
Подарив Мертвецу очаровательную улыбку, Россиньоль спросила:
— Как оно: быть мертвым?
— Не вздумай объяснять! — окрысился я. Россиньоль вздрогнула.
— Извини, душенька. Просто есть вопросы, на которые лучше не искать ответа, особенно если речь идет о нем.
— Вроде как почему он жует сигару вместо того, чтобы курить?
— Думаю, и это тоже.
Она улыбнулась еще раз — солнечной, согревающей улыбкой. Совсем не похоже на ту сумрачную, отстраненную Россиньоль, к которой я уже начал привыкать.
— Сколько я помню, вам тоже случалось уклоняться от вопросов, мсье таинственный незнакомец!
После третьей порции виски с лимоном ее французский акцент стал заметнее. Она казалась удивительно жизнерадостной. Я с трудом верил своим глазам.
— На самом деле ты ведь не думаешь, что мистер и миссис Кавендиш могли бы причинить мне… вред? — спросила она серьезно. — Они же собираются зарабатывать на мне деньги.
— Вполне возможно, они и Сильвии не хотели делать ничего плохого, — ответил я. — Не забывай о самоубийствах, Росс. Сами собой такие вещи не случаются, и я не верю, что Кавендиши здесь ни при чем. Я им не доверяю, и тебе не следует. Если хочешь, мы с Мертвецом выкрадем тебя немедленно, скажи только слово. Пока ты побудешь в безопасном месте, мы проверим твой контракт, если надо, проведем экспертизу — вдруг тебя подвергли магической обработке? Не беспокойся, я могу гарантировать твою безопасность. У меня масса знакомых, которые будут счастливы тебя охранять. Народ они не то чтобы очаровательный, но…
— Нет, — ответила она мягко, но решительно. — Это очень великодушное предложение, Джон. Я понимаю, ты хочешь помочь, но…
— Но?
— Но это мой шанс. Шанс стать звездой. У Кавендишей связи, как ни у кого другого. Они действительно могут заключить контракт с серьезной студией. Без этого мне не обойтись. Я должна петь. Мне никогда не хотелось ничего другого, и я не могу отступать. Расстроенные нервы — не причина, чтобы сдаться. У тебя ведь нет доказательств магического вмешательства?
— Нет. Но самоубийства…
Россиньоль поморщилась.
— Я ничего не забыла, можешь мне поверить. Такое не забудешь. Тот бедолага, который застрелился прямо передо мной… Он смотрел мне в глаза и улыбался… Я не допущу, чтобы это продолжалось. Я всегда пела для того, чтобы людям было хорошо! Я всегда хотела утешить и снять груз с их сердец. Разве плохо, если кому-то станет легче смотреть в лицо этому миру? Но если они и правда что-то сотворили с моими песнями, с моим голосом… — Россиньоль беспомощно покачала головой. — Я не знаю… я просто не знаю, что делать!
Она мрачно уставилась на четвертую порцию виски с лимоном.
Некоторое время мы сидели и молчали. На сцене Уитни пела «I Will Always Love You».
— Никогда не любила ее. Визгу больно много, — фыркнула Россиньоль.
— Мне больше нравится Долли Партон, — неожиданно высказался Мертвец. — Гораздо душевнее.
Я внимательно посмотрел на него.
— Не так уж ты прост, а?
— И не говори, — ответил Мертвец.
Наконец прибыл торт — огромный, обсыпанный крошкой из белого и темного шоколада. Россиньоль ахнула. Ее глаза засверкали, она отодвинула в сторону четвертую порцию виски с лимоном и взяла в руки ложку. Очень скоро она уже перемазалась шоколадом.
Совсем другой человек… Неожиданно мне пришло в голову неприятное объяснение: что, если это просто двойник вроде тулпы, разгромившей редакцию «Найт таймс»? Тогда понятно даже, как ей без проблем удалось выбраться из клуба.
Я выразительно посмотрел на Мертвеца.
— Мне надо попудрить носик.
— Отлично, — сказал он. — Спасибо, что поставил нас в известность.
— Я в этом клубе впервые, — сказал я со значением. — Не покажешь дорогу?
— A мне туда не надо. Одно из немногих преимуществ моего состояния, — ответил Мертвец.
Я свирепо зашевелил бровями, пока Россиньоль сосредоточилась на торте, и до Мертвеца наконец дошло. Мы извинились и направились к двери с надписью «Для джентльменов». В просторном, сверкающем белым кафелем туалете никого не было, если не считать Кайли, задравшей юбку перед писсуаром. Мы с Мертвецом занялись внимательным изучением торговых автоматов. Как только Кайли ушла, Мертвец посмотрел на меня неприязненно:
— Надеюсь, Джон, ты не стал бы беспокоить меня по пустякам. Уединиться с тобой в таком месте — от этого, знаешь ли, страдает моя репутация…
— Заткнись и слушай. Однажды Кавендиши уже натравили на меня двойника Россиньоль: тулпу с омерзительным характером и сверхъестественной физической силой. Можно определить, настоящая это Россиньоль или нет? Ты всегда говорил, что от мертвецов ничего не скроешь.
— Конечно. Я уже определил.
— И что?
— Она настоящая. И она мертвая.
— Она — какая?
— Нет ауры. Это первое, что я заметил.
— И ты мне ничего не сказал?
— Если она действует после смерти, это не мое дело. Тебе следует шире смотреть на вещи, Джон.
— Подожди… Она такая же мертвая, как ты?
— Нет, конечно. Тут дело другое. Для зомби она слишком эмоциональная и энергичная. Но живых без ауры не бывает. У всех есть аура.
— А моя как выглядит? — неожиданно для себя поинтересовался я.
— Яркая, лиловая.
— Да как же это может быть? — спросил я раздраженно. — Посмотри на нее: живее не бывает! Мертвецы не стонут от наслаждения над шоколадным тортом!
— Не шуми, пожалуйста. Вполне возможно, это имеет отношение к Кавендишам и их влиянию на нее. Хочешь, я сам ей расскажу?
— Лучше не надо. Тут нужен человек, который хотя бы краем уха слыхал о чувстве такта. Правда ей нужна, видите ли… — Я мрачно смотрел на сияющий кафель. — Как сообщают клиенту, что он мертв?
— Раскрывают рот, знаешь ли, и говорят. В конце концов, бывает хуже.
— Ты о чем?
Мертвец посмотрел на меня особенным взглядом:
— Тебе незачем знать, Джон. Поверь мне.
— Ох, заткнись.
К нашему возвращению раскрасневшаяся Россиньоль расправилась с половиной торта и последними двумя порциями виски с лимоном. Она помахала нам рукой, икнула и принялась слизывать шоколад с пальцев. Мы с Мертвецом сидели и смотрели, как она хихикает, покачиваясь на стуле.
— Я хочу еще выпить! — жизнерадостно объявила она. — Все должны пить! Хочешь торт? Я скажу, чтобы принесли еще одну ложку. Не надо? Ты много теряешь! В такой день, как сегодня, шоколад лучше секса! Ну, может, не всякого секса… А отчего вы такие кислые? Нашли свой номер телефона на стене в туалете?
Я набрал побольше воздуха и рассказал ей об открытии Мертвеца и его значении. Я объяснил все так прямо и просто, как только мог, и стал ждать. Из нее будто выпустили воздух; лицо застыло, но осталось спокойным. Облизывая ложку, она задумчиво смотрела вдаль, будто размышляя о деловом предложении или смерти дальнего родственника. Наконец она посмотрела мне в глаза и заговорила спокойно и твердо:
— Вот оно что. Теперь понятно, откуда у меня провалы в памяти, почему мне всегда так холодно и отчего я такая послушная в присутствии мистера и миссис Кавендиш. Их работа… Я настоящая никогда не стала бы всего этого терпеть. Здесь я будто проснулась от ночного кошмара, где нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой. Только окончательно проснуться мне не суждено, не правда ли? Я ведь мертвая.
Мне захотелось обнять ее, утешить, сказать, что все будет хорошо, но ведь я обещал не лгать… Россиньоль некоторое время грызла нижнюю губу, потом по очереди внимательно оглядела каждого из нас.
— Мне можно как-нибудь помочь? Или хотя бы выяснить, что эти свиньи со мной сделали?
— Я попробую, — сказал Мертвец на удивление мягко. — Я вижу многое из того, что скрыто от живых. А раз мы оба мертвы, между нами возможен особенно глубокий контакт.
Одной рукой он сжал ее ладонь, а другую протянул мне. Не без сомнения я протянул свою. Я еще не забыл, что случилось с мистером Греем.
— Не бойся, Джон, — улыбнулся Мертвец, — только хочу вызвать образ последних мгновений жизни. Думаю, память просто заблокирована травмой. Пока вы со мной в контакте, вы оба сможете видеть то, что вижу я. Не забывайте: это будет лишь образ прошлого. Прошлое нельзя изменить ни при каких обстоятельствах.
Мертвец крепче сжал мою руку, и настоящее исчезло. Никаких заклинаний, никаких магических предметов — только воля человека, мертвого уже тридцать лет и до сих пор не желающего успокоиться. Мы оказались в кабинете у Кавендишей, том самом, куда меня притащили, избитого и окровавленного. Мистер и миссис Кавендиш улыбались, Россиньоль сидела, насупившись. Она пыталась им что-то сказать, но ее не слушали. Миссис Кавендиш налила бокал шампанского, сказала что-то успокаивающее. Россиньоль выпила шампанское одним глотком и бросила бокал под ноги. Потом она рухнула на пол и забилась в конвульсиях, на губах выступила пена. Мистер и миссис Кавендиш спокойно смотрели, улыбаясь. Наконец Россиньоль затихла. Кавендиши обратились к кому-то, стоящему в стороне, чьего лица нельзя было разглядеть.
Настоящее вступило в свои права, мы вернулись за столик. Мертвец выпустил наши руки. Россиньоль трясло, но она держалась, твердо сжав губы.
Усилием воли она подавила дрожь.
— Меня отравили? Зарезали курицу, несущую золотые яйца?
— Хороший вопрос, — сказал я. — Думаю, его стоит задать мистеру и миссис Кавендиш. При этом не обязательно проявлять благовоспитанность.
— Неплохо бы еще спросить, что они сделали потом, — откликнулся Мертвец, задумчиво разглядывая Россиньоль. — Мне случалось видеть разных зомби, но ты ни на кого из них нисколько не похожа. Ты мертва, но в тебе есть следы жизни. Откуда?
— Могли Кавендиши заключить договор вроде твоего? — спросил я. — От ее лица, как агенты?
— Нет, — ответил Мертвец уверенно. — Такой договор заключается добровольно, в этом весь смысл. Душу нельзя просто потерять, ее можно только продать.
— Как бы то ни было, оживлять мертвых могут лишь серьезные игроки, — сказал я. — В кабинете был кто-то еще, пусть мы и не смогли его разглядеть. Из Могущественных на стороне Кавендишей выступает только Иона, насколько мне известно. Но даже если он станет не только Могущественным, но и Владыкой, как его отец, он не некромант.
— Люди убивают себя после моих песен. При чем тут Иона или Кавендиши? — Россиньоль еще сохраняла самообладание, но голос начинал дрожать.
— Ты ушла во тьму, — сказал Мертвец, — а когда вернулась, прихватила частицу тьмы с собой. Вот что убивает людей.
— Но как им удалось? — потребовала Россиньоль. — Как такое могло у них получиться? Я всегда пела о жизни, а не о смерти, даже когда мои песни были грустные. Я пела, чтобы пробуждать, а не усыплять навечно! Они загубили то, ради чего я жила! — Голос ее сорвался. Она сжала кулаки и продолжила: — Я не собираюсь терпеть. Люди больше не будут умирать из-за меня. Я хочу мой голос и мою жизнь обратно! — Она с вызовом посмотрела сначала на Мертвеца, потом на меня. — Хоть один из вас может мне помочь?
— Я и себе-то помочь не могу, — тихо отозвался Мертвец.
— Не будем терять надежды, — торопливо вставил я. — Ты сам сказал, что она не такая, как остальные выходцы с того света. Давай для начала выясним в точности, что с ней сделали.
— Думаешь, Кавендиши будут сидеть и спокойно смотреть?
— А я не оставлю им выбора, — ответил я таким голосом, что даже Мертвец отвел глаза.
Тут в клубе стало совершенно тихо. Замолкла музыка, на полуслове стихло пение, умерли разговоры за столиками. Все дивы смотрели на нас. Трансвеститы, поддельные звезды — каждый стоял на ногах и глядел на нас тяжелым, опасным взглядом. Накрашенные лица исказились смертельной злобой. Нас будто окружила стая волков. Мы медленно встали. Артисты шевельнулись как один человек, сверкнули безрадостные и бездушные белозубые улыбки. Одна Мэрилин вытащила из рукава нож. Как по сигналу, оружие появилось у всех остальных: ножи, бритвы, горлышки от разбитых бутылок, у некоторых — карманные пистолеты.
— Одержимость, — определил Мертвец. — Их ауры изменились. Я такое видел и раньше. Кто-то перехватил канал, по которому к ним идут таланты и личности настоящих див, и взял управление на себя. В этих телах сейчас нечто новое и очень опасное.
— Может, это Перворожденный вернулся? — спросил я. — Решил опять за нас взяться?
— Нет, — ответил Мертвец. — По всем признакам это дело рук человеческих.
Одна из Дасти, пошатываясь, двинулась вперед, не сводя немигающих глаз с Россиньоль.
— Мы твои самые большие поклонники. Мы тебя обожаем. Мы боготворим тебя. Мы готовы умереть за тебя. Тебе здесь нечего делать. Мы пришли за тобой.
— Проклятье! — сказал я. — Это банда готов и прочих уродов, которым Кавендиши позволяют ошиваться в своем офисе. Фан-клуб из преисподней… Кавендиши просто загрузили их в головы наших трансвеститов и послали забрать Россиньоль обратно.
— Тебе нельзя здесь оставаться, — не глядя на меня, обратилась к Россиньоль Дасти. — Ты попала в плохую компанию. Пошли с нами. Мы вернемся к мистеру и миссис Кавендиш. Ты родилась, чтобы стать звездой, и они сделают тебя звездой. Пойдем.
— А если она не пойдет? — спросил я.
Не меняя выражения лица, Дасти сделала выпад ножом — в мое горло. Я отшатнулся; нож немного не достал. Одержимые артисты хлынули на нас, размахивая оружием. Джуди, Кайли, Мэрилин, Нико и Блонди, повторенные много раз, как в череде зеркал. Лица искажены чужой злобой и завистью. Кто-то хочет похитить их богиню, и они готовы на все, чтобы помешать. Дасти попробовала достать меня ножом еще раз. Я поймал запястье и вывернул руку. Пальцы неохотно разжались, и нож выпал. Я свалил диву на пол одним ударом.
Мертвец разбрасывал нападающих, как тряпичных кукол, но на месте сбитых с ног тут же появлялись другие. Кольцо вокруг нас неумолимо сжималось. Появилось импровизированное оружие: сброшенные туфли на высоком каблуке, сверкающие шпильки для волос, длинные, как клыки саблезубого тигра, ногти. Визжа, на меня бросилась Кейт Буш с длинным кинжалом в руке. Я ловко прикрылся Мертвецом. Кинжал вонзился ему в грудь по рукоятку.
— Какая же ты сволочь, Джон Тейлор! — прохрипел Мертвец, но не удержался и глупо захихикал, испортив драматический эффект.
Я продолжал прикрываться его неуязвимым телом, отражал атаки с разных сторон. Мертвец не возражал. Похоже, он получал от этого извращенное удовольствие. Россиньоль дралась плечом к плечу со мной, натягивая трансвеститам парики на глаза и пиная их в пах при первой возможности. Несмотря ни на что, мы отступали. Я уперся лопатками в стену и крикнул из-за плеча Мертвеца:
— Опрокидывай стол, Росс!
Россиньоль оставила в покое очередную Нико, и через мгновение мы втроем спрятались за хрупкой баррикадой.
— Мне это начинает надоедать, — сообщил Мертвец. — Я знаю, как сварить их мозги прямо в черепных коробках. Есть одно проклятие…
— Ни в коем случае! — торопливо перебил я. — За что их убивать? Они здесь ни при чем. Их только используют…
— Ага. Опять настало время добрых дел? — скривился Мертвец.
В жутком молчании трансвеститы упорно пытались достать нас холодным оружием и голыми руками. Мы уже были загнаны в угол; пока еще держались, но рано или поздно они скоординируют усилия, сметут наш стол, и тогда…
Я стиснул зубы и неохотно сделал то, что умею лучше других. Я сосредоточился и открыл мой внутренний глаз. Я использовал свой дар, чтобы определить канал, по которому готы управляют несчастными трансвеститами. Я увидел паутину плавающих в воздухе серебряных нитей, которые начинались у затылков див. Все стало просто и ясно. Нити сходились в один узел, и узлом этим была одна из Уитни, наблюдавшая за свалкой со сцены. Я указал на нее Мертвецу, тот хищным движением сжал кулак, и Уитни рухнула на сцену. Серебряные нити погасли.
Чары рассеялись, и наши противники оказались не более чем толпой сбитых с толку накрашенных мужчин в платьях. Потрясенные, они застыли там, где их застало освобождение. В поисках поддержки и утешения некоторые цеплялись друг за друга У одержимости много общего с изнасилованием, только происходит это с душой и сознанием.
Опасность, кажется, миновала. Я немного расслабился — и совершенно напрасно. Кому-кому, а мне следовало догадаться.
Неизвестно откуда в зале появилась дюжина высоких грозных фигур. Старые знакомые, и уж конечно за мной, и даже не надо спрашивать, кто их пригласил. Трансвеститы с визгом бросились к выходам и через несколько секунд очистили помещение. Я бы тоже с удовольствием сбежал, но пора расплачиваться: последнее время я слишком злоупотреблял своим даром. Слишком часто горел маяк в ночи. Мои враги опять меня разглядели и опять послали косильщиков. Почти как люди, в элегантных костюмах, вот только без лиц под широкополыми шляпами. Одна гладкая кожа. Глаз у них нет, но видят хорошо.
Один из них поднял руку; вместо ногтей блеснули пустотелые иглы. С кончиков игл стекали густые зеленые капли. Я содрогнулся. Россиньоль сжала мне руку так, что стало больно. Мертвец впервые нахмурился:
— По-моему, события принимают дурной оборот, или мне кажется?
— Ты не ошибся, — подтвердил я. — Это косильщики. Их послали те, кому нужна моя смерть. Их нельзя убить, им вообще ничего нельзя сделать, потому что они не настоящие. Это конструкты: не живые и не мертвые. Ни мне, ни тебе, Мертвец, их не остановить.
— Ты, однако, до сих пор жив, — заметила Россиньоль. — Как же ты с ними управляешься?
— Делаю ноги. Я провел немалую часть своей жизни, бегая от косильщиков, — ответил я.
Терять было уже нечего, и я попробовал найти выход, снова используя свой дар. Бесполезно. До выходов слишком далеко, а перевернутый стол не задержит их ни на секунду. Отвратительные фигуры двинулись к нам, безжалостные, как смертельная болезнь, неумолимые, как судьба.
Внезапно на одного из косильщиков с воем набросилась женская фигура. Когда-то это была Кайли, но после недавней драки от очарования и женственности ничего не осталось. Кайли обезумел; он просто атаковал ближайшую цель. Он ударил косильщика ножом в грудь, но рука и оружие провалились внутрь податливого тела и застряли там. Косильщик махнул рукой, и Кайли распался на довольно мелкие куски, забрызгав кровью весь пол.
— Черт побери! — сказал Мертвец. — Это серьезно. Я как раз подумал, на сколько кусков надо меня разрезать, чтобы я не смог собраться?
— Перестань рассуждать и сделай наконец что-нибудь, если не считаешь жизнь разрезной головоломкой! — прохрипел я.
— Мальчики! — обратилась к нам Россиньоль. — По-моему, они уже слишком близко. Пожалуйста, не говорите мне, что у вас нет никакого плана!
— Если коротко и по существу, — отозвался Мертвец, — я всего лишь ходячий труп, набравшийся дурных привычек и грязных приемов. В моем репертуаре нет ничего подходящего. Я не могу даже притормозить этих ублюдков. Ты обзавелся могущественными врагами, Джон.
Во рту у меня пересохло.
— Хорошо, — просипел я, с трудом ворочая языком. — Хватай Россиньоль и сматывайся поскорее. Может, они не станут тобой заниматься, если ты не будешь им мешать. Им нужен я.
— Но… что они с тобой сделают?! — Россиньоль чуть не плакала.
— Если повезет, убьют сразу, — ответил я. — Но я никогда не был настолько везучим. Косильщики — это кошмар и безысходность. Проваливайте, пожалуйста!
— Не могу, — сказал Мертвец. — У меня задолженность по добрым делам, если помнишь. Если я тебя сейчас брошу, меня оштрафуют на много лет.
— Я тоже не могу, — отозвалась Россиньоль. — Хотя бы потому, что без тебя мне не вырваться из лап Кавендишей!
— Вы не понимаете, — сказал я. — Вы представить себе не можете, что с вами сделают, если останетесь. Я видел…
— Ты непременно что-нибудь придумаешь, — заявила Россиньоль. — Я в тебя верю!
Однако я ничего не придумал. Я и раньше ничего не мог придумать, я просто бегал от косильщиков. Да и можно ли что-то сделать с персональными демонами? Один из них уже протянул пухлую мертвенно-бледную руку и смел наш столик в сторону, как пушинку. Мертвец напрягся, а я заслонил Россиньоль своим телом. Вот и все…
Внезапно косильщики остановились и повернули головы, прислушиваясь к чему-то, слышному им одним. Их затрясло, но это продолжалось недолго: один за другим они начали оплывать и скоро растеклись по полу лужами слизи. Несколько мгновений назад мы смотрели в глаза верной смерти, а сейчас от нее осталась лишь вонючая жижа. Мы с Мертвецом переглянулись, но сказать друг другу ничего не успели: сбоку раздался негромкий издевательский смех. Вот оно: на сцене в углу напротив — Билли Латем, он же Иона, собственной персоной, в своем невероятно элегантном костюме. Он выглядел весьма довольным собой. По бокам стояли мистер и миссис Кавендиш в своей униформе гробовщиков.
— Я же говорил, Джон: я могу гораздо больше, чем ты думаешь, — сказал Иона. — Я — энтропия, я — конец всего сущего. Даже этим противоестественным уродам не устоять против меня! Теперь о деле. В твоих руках то, что тебе не принадлежит. Верни.
— Иди к нам, милая Россиньоль, — сказал мистер Кавендиш. — Скоро начнется концерт, ты можешь опоздать.
— Ты же не хочешь опоздать на свой концерт, правда? — сказала миссис Кавендиш.
Россиньоль по-прежнему крепко держалась за мою руку.
— Я не пойду к ним! С меня хватило. Не дай им забрать меня, Джон! Я больше не хочу быть сонной куклой, которая вечно улыбается и соглашается со всем, что они говорят! Я лучше умру!
— Не хочешь — не иди. Ты не обязана, — сказал я, но не смог убедить даже себя самого.
Легкость, с которой Иона расправился с косильщиками, выбила меня из колеи. Он все-таки стал Могущественным и Владыкой, как его покойный отец — граф Энтропия. А я не более чем обыкновенный человек, обремененный не совсем обычным даром и дурной репутацией. Я поднял голову и загадочно посмотрел на Билли Латема. Такие взгляды у меня получаются хорошо.
— Друг мой Билли! Разве ты не помнишь, как это бывало? Прочь с дороги, не то я использую мой дар!
— В самом деле? — гадко ухмыльнулся Иона. — Твои враги нашли тебя и прислали косильщиков, с которыми сам ты не можешь сладить. Кого они пришлют, если ты засветишься еще раз? Вдруг что-нибудь такое, с чем и мне не совладать?.. У тебя нет выбора: давай сюда девочку и сматывайся, пока за тебя не взялись по второму кругу!
Иона торжествующе рассмеялся. Он не мог оставить меня без напутствия:
— Тебе больше не придется блефовать, Джон! Нет, не придется: я расскажу всем, как ты беспомощно трясся за опрокинутым столом. Прятался от тварей, которых я превратил в лужу помоев одним движением руки! Вот так, Джон. А теперь убирайся, или я, в качестве энтропии, подберу тебе такой образчик невезения, что от твоей жалкой судьбы ничего не останется!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СВЕТ В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ
Таким образом, исход самого сумбурного и самого провального дела в моей карьере решался в ночном клубе «Дивы». Все бы хорошо, вот только в лице Ионы Кавендиши имели самую большую пушку на поле боя. До чего же ловко он справился с косильщиками! Я, честно говоря, не ожидал. Не думал, что этот поганец может так вырасти. Боюсь, не следовало мне в свое время унижать его на глазах у хозяев. Как бы то ни было, что-то крепко задело его за живое: его магическая сила кипела и сыпала искрами — злой рок, готовый впиться в чужие судьбы.
Мы стояли в противоположных концах зала, разделенные гноящимися останками косильщиков и морем перевернутых столов и стульев. С одной стороны, у входных дверей — щеголеватый Иона, мистер Кавендиш и миссис Кавендиш; с другой, у перевернутого столика — Мертвец, я и Россиньоль. Хорошие парни против плохих парней, и сейчас все решится.
Я потихоньку прикидывал, где здесь ближайший выход. При подобных обстоятельствах я всегда предпочитаю удобный выход честному бою.
— Убей их, — сказал мистер Кавендиш голосом холодным и отрывистым.
— Убей их всех, — сказала миссис Кавендиш голосом ясным и звонким.
— Нет, — сказал Иона.
Кавендиши недоуменно посмотрели на него, явно не ожидая такого поворота событий. Иона хладнокровно улыбнулся:
— Пусть сначала помучаются. Я хочу посмотреть.
Мистер и миссис Кавендиш переглянулись. Оба открыли рот, чтобы что-то сказать, но передумали. Что-то изменилось в их отношениях с Ионой, но они пока не могли сообразить, что именно.
— Поднимайтесь-ка на сцену, — сказал Билли Латем, он же Иона, сын графа Энтропия. — Эй, это и вас касается! Напоследок я хочу рассказать, до какой степени ты сам все испортил, Джон. Пусть все знают, насколько у тебя не было шансов.
— А почему я должен слушаться тебя? — спросил я. Мне и правда хотелось узнать ответ.
— Потому что тогда я честно расскажу, что мы сделали с бедной крошкой Россиньоль.
Тут он меня переиграл, при этом прекрасно понимая, что делает. Скрывая бессильную злобу, я небрежно пожал плечами и направился к сцене. Мои неприятности еще не кончились, я это чувствовал кожей. Россиньоль и Мертвец последовали за мной. Иона что-то негромко сказал Кавендишам, и все трое поднялись на противоположный конец сцены. Мы подходить ближе не торопились, пытаясь понять, что задумал противник. Иона нехорошо улыбался. Так могла бы улыбаться кошка, решившая немного поиграть с мышкой.
— Мы позволили Россиньоль убежать из «Пещеры Калибана», чтобы она привела нас к тебе, — непринужденным тоном сообщил Билли Латем. — Мы ждали, кто же попробует передать ей весточку. Это оказался славный, глупый и верный Ян Аугер, как, собственно, и следовало ожидать. Мистер и миссис Кавендиш хотели, чтобы я проследил за Россиньоль и… сам позаботился обо всем, но я убедил их составить мне компанию. Почему бы им не посмотреть, как я собью с тебя спесь, как сотру тебя в порошок, дюйм за дюймом? Они ведь так редко выбираются из дому в последнее время… Посмотрите, какая нездоровая бледность! Я видал подземных тварей, у которых цвет лица получше… Впрочем, они не любят — просто не любят — суеты, шумных толп, общества незнакомцев. Но я настоял на своем, и вот они здесь. Когда чего-то хочешь и не боишься действовать решительно, все получается само собой, не правда ли?
— Так слуга становится хозяином. — Я выразительно посмотрел на Кавендишей. — Или дракон обращается против своего создателя. И уж конечно, не первый раз в истории. Сильвию Син вы ведь наверняка помните?
— Конечно! Очаровательная девочка, — сказал мистер Кавендиш. — Я всегда говорил, что она далеко пойдет, не правда ли, миссис Кавендиш?
— Без сомнения, мистер Кавендиш!
Миссис Кавендиш задумчиво посмотрела на меня:
— Не случалось ли вам с ней встречаться в последнее время, мистер Тейлор?