В когтях каменного века Емец Дмитрий

Глава III

Совет племени

Вася никак не мог сообразить, где же он очутился, когда шагнул в дыру в пространстве. Он спустился по крутой насыпи к лесу и стал искать какую-нибудь тропинку, чтобы выйти к реке. «Хоть бы кого-нибудь встретить, я бы спросил, где нахожусь», – подумал он. Мальчик крутил головой по сторонам, но, если не считать небольшого дымка, который был виден где-то у реки, ничто вокруг не говорило о присутствии людей.

Вася не раз бывал в лесу и привык, что даже в самой глухой чаще можно наткнуться на подтверждение, что здесь был человек: остатки кострища с брошенным в него мусором и консервными банками; линии электропередач, асфальтовая или грунтовая дорога, срубленные деревья, вонючие бочки из-под солярки…

Этот лес выглядел как-то странно, все здесь было непривычно: чистый воздух, отсутствие мусора, изобилие зверья и птиц, крупных и мелких, из которых мальчику была известна лишь одна треть.

С писком в ветвях промелькнула молнией рыжая белка, спасаясь в дупло от погони горностая. В небе, зорко высматривая добычу, парил орел; невдалеке, пытаясь полакомиться тетеревом, прыгнула рысь, но промахнулась и скрылась в валежнике. А совсем рядом вечный труженик дятел долбил сухой ствол. Издали доносился волчий вой.

Продираясь сквозь бурелом и поваленные стволы старых деревьев, между которыми уже поднималась ввысь молодая поросль, мальчик натолкнулся на широкую тропу. А раз есть тропа, да еще и такая широкая, то, как догадался Вася, она наверняка куда-то ведет. По ней идти было быстрее и приятнее, чем пробиваться сквозь чащу, и он стал спускаться по направлению к петлявшей в низине реке.

Неожиданно где-то позади раздался треск, кто-то шел по тропинке следом за ним.

– Эй, я здесь! Эй! – обернувшись, закричал Вася, решив, что это охотник или лесник, и побежал в сторону доносившихся шагов. Тропинку с обеих сторон окружали заросли деревьев и кустов, поэтому обзор был плохим: мальчик видел всего в двух метрах перед собой.

Треск становился все громче, до Васи донеслось чье-то хриплое дыхание и тяжелая поступь, а потом совсем близко раздался глухой короткий рев.

По тропе навстречу ему шел саблезубый тигр-махайрод до полутора метров в холке и весом около семисот килограммов. Шерсть животного была светлее, чем у современных тигров, и без полос. Махайрод принадлежал к древнему, но уже вымирающему роду. На загривке у тигра были мощные мышцы, и, хотя голова хищника была опущена к земле, Вася увидел его длинные желтые клыки.

Услышав шаги, тигр удивленно остановился и издал предупреждающий рык. Он был сыт, убил накануне оленя, расправлялся с добычей весь вечер, насытившись, проспал всю ночь и часть утра, потом опять поел, оставив шакалам и волкам объедки, шел теперь к реке на водопой. Живот его раздулся от сытости, и тигру было лень даже прыгать, он шел не спеша, ломая сухие ветви.

Увидев зверя, Вася метнулся в сторону и буквально взлетел на дуб. В те времена, около тридцати тысяч лет назад, основные леса Евразии были дубовыми, и нередко можно было встретить тысячелетний дуб, ствол которого не обхватили бы и сорок мужчин, взявшихся за руки. Но дерево, на которое забрался сейчас Вася, не было старым, это был молодой дуб, за широкую ветку которого мальчик сумел ухватиться и взобраться на нее.

Хищник опять рыкнул и, глядя на странное существо желтыми глазами с узкими зрачками, подошел к дубу. Строение лап саблезубых тигров позволяло им лазать по деревьям и устраивать в ветвях над звериными тропами засаду, но, видимо, сейчас мальчик его не прельщал. Махайрод понюхал брошенную под деревом сумку, толкнул ее носом, потом ударом огромной когтистой лапы сорвал со ствола большой кусок коры. Вася дрожал, соображая, сможет ли он, если понадобится, забраться еще выше.

Но тигр, зарычав и вернувшись на тропу, не оглядываясь, пошел к реке. Вероятно, запах мальчика и строение его туловища напомнили хищнику обезьян-бабуинов и тех двуногих созданий, которые жили в пещерах у реки и всегда уступали ему дорогу, опасаясь его смертельных клыков.

Саблезубый тигр, контролировавший эту территорию десяток весен, уступал дорогу только мамонтам, которые порою появлялись здесь. Однажды махайрод убил человека, который бросил в него дротиком, оцарапав плечо, но это было давно, и тигр помнил об этом смутно. Хищники обычно убивают, потому что голодны или когда кто-нибудь пытается напасть на них.

Даже после того, как саблезубый тигр скрылся и треск сучьев смолк вдали, Вася долго не решался спуститься с дерева. Из передачи «В мире животных» мальчик знал, что крупные хищники обычно контролируют каждый свою территорию и один махайрод является хозяином двадцати-тридцати квадратных километров. Поэтому второго саблезубого тигра поблизости быть не должно, но лучше не рисковать: ведь там, где есть такой страшный зверь, наверняка должны быть и другие хищники.

Просидев некоторое время на ветке и сообразив, что не стоит ждать, когда тигр вернется от водопоя, мальчик спустился с дерева и углубился в лес. Постепенно стало смеркаться.

Пока Вася только мог догадываться, где он оказался. Ведь такого многообразия растительных и животных видов, а тем более саблезубых тигров в его мире быть не могло. Он вспомнил, как накладывалось пространство на пустыре, вспомнил, что почувствовал, когда шагнул в образовавшееся окно, и догадался, что переместился куда-то еще, но вот куда? Неужели в прошлое? Похоже, что в очень далекое прошлое.

По тропинке он уже идти не решался, опасаясь наткнуться еще на какого-нибудь зверя, который будет более агрессивен и голоден, чем саблезубый тигр, и поэтому дальше пошел уже сквозь чащу, ориентируясь на дымок костра. Время от времени, чтобы разглядеть этот дымок, мальчик взбирался на деревья.

Вася давно не ел, да и школьный рюкзак не был легким. Мальчик испытывал искушение забросить эту тяжесть подальше, но опасался, что, если потом сумка ему понадобится, он не сможет ее найти.

Вскоре он вышел к притоку реки. Топкий берег густо порос камышом, из которого доносилось кряканье уток. Стоило мальчику сделать несколько шагов, как утки встревожились, косяком поднялись из камышей и, хлопая крыльями, стали носиться над водой.

Впрочем, не утки сейчас привлекли внимание Васи. На другой стороне притока он увидел скалу из мягкого известняка, а в скале – целый ряд пещер. Возле одной из них золотисто мерцал огонек, а около него были крошечные человеческие фигурки.

«Туристы? А вдруг не они?» – встревожился мальчик. После встречи с саблезубым тигром он теперь ни в чем не был уверен.

Уже стемнело, и над лесом появился полный диск луны. Это несколько успокоило Васю: увидев луну, такую знакомую и родную, он окончательно убедился, что находится на Земле, и на него дохнуло домом.

Когда он подошел к костру, было совсем темно, и мальчика, спрятавшегося за разветвленным стволом старой ивы, никто не заметил. То, что Вася увидел, осторожно выглянув из-за дерева, заставило его моментально отпрянуть и несколько раз глубоко вздохнуть. Он почувствовал, как сердце у него тревожно забилось. Потом, все еще не веря в открывшееся его глазам, мальчик присмотрелся внимательнее.

От большого костра, который со всех сторон, чтобы не задувало, был обложен закопченными камнями, доносился запах жареного мяса. Это был не простой костер, а пиршественный костер племени. Огонь в нем поддерживался даже зимой и в дождь – считалось, что он не должен никогда погаснуть, иначе Дух Огня обидится на племя Камышовых Котов.

Над костром, придерживаемая двумя мощными рогатинами из цельных стволов дерева, на копье была насажена туша оленя. Время от времени женщины переворачивали ее, чтобы туша прожаривалась более равномерно.

Пещерный человек в еде не знал умеренности. Привыкший к зимнему голоду, летом он ел почти через силу, от пуза, сколько влезет. К осени женщинам и мужчинам нужно было набрать максимальный вес, потому что зимой они худели до такой степени, что кожа обтягивала ребра. И пока не начался нерест лосося, когда река бурлила от спин рыбин, люди голодали.

Большинство мужчин и женщин племени так наелись сейчас, что не могли даже встать. Некоторые из них, самые жадные, терлись животами о камни, чтобы освободиться от избытков пищи и потом снова приняться за еду. Способ этот, хоть и не особенно эстетичный, потом будет применяться древними римлянами, утопавшими в роскоши, и чукчами, которые, возвратясь с многодневной охоты на моржей, потом наедаются до отвала.

Теперь у костра голодными остались только старики и женщины из слабых родов вроде Рынны или больные и раненые, которые начинали восстанавливать силы. Пока ели более сильные роды, их не подпускали, а теперь они, озираясь, подскакивали к костру, под насмешливые крики воровато отрезали себе от оленьей туши кусок мяса побольше, а потом спешили исчезнуть в укромном уголке пещеры.

Так же поступила и Рынна: она отрезала прожаристый кусок мяса и унесла его в пещеру, где ее ждала Омра. Агам все еще не вернулся, и Рынна волновалась, что сына так долго нет, не сорвался ли он со склона в темноте. Она вспомнила, что в прошлом месяце, когда двое охотников возвращались ночью с горы, один из них неосторожно наступил на камень, поскользнулся и разбился насмерть, упав в пропасть. «Дух Гор не любит тех, кто крадется ночью в темноте, как вор!» – назидательно сказал тогда шаман.

Сам Торах хорошо знал эти места и свободно передвигался по горам даже ночью, изучив скрытые тропинки и спуски.

– Эй, Рынна! Где твой сын? Не думай, что я все забыла! Сегодня на совете я сделаю так, что его изгонят из племени в лес, и дикие звери сожрут его кости, а дух его присоединится к духам изгнанников! Не видать тебе продолжения твоего рода! – кричала Гырка, рядом с которой Уюк, икая от насыщения, ел кусок оленины, и жир стекал по его щекам.

– Агам не ранил твоего сына. Агам только защищался! Всем известно, что твой Уюк обижает всех детей племени, кроме тех, которые родились в одно лето с ним и старше. Их он боится! Уюк трус, хоть и кажется большим! – ответила, не выдержав, Рынна.

– Да как ты смеешь так говорить! Мой сын почти настоящий мужчина, он никого не боится… Твой сын ранил его в спину, подкравшись к нему, когда он спал после охоты! – рассердилась Гырка и, схватив тлеющий уголь, бросила его в Рынну.

– Это ложь! И все это знают! Уюк никогда ни на кого не охотился! – крикнула мать Агама, уворачиваясь от летящего в нее угля. – Твой сын никогда не попал копьем даже в дохлую лягушку.

– Потому что Уюк очень болезненный! Он родился в голодный год! – Гырка прижала к себе своего толстого и неуклюжего отпрыска, всего измазанного оленьим жиром.

Разозленный парень, которому не нравилось, что мать роняет его престиж перед подростками племени, схватил уголь и швырнул его в выглянувшую из пещеры Омру, но промахнулся и попал в одного из мужчин, спавшего у костра. Воин, которому углем обожгло кожу, вскочил и, размахивая топором, гневно заорал, что выпустит кишки тому, кто это сделал.

Уюк быстро спрятался за широкую спину матери и сделал вид, что он здесь совершенно ни при чем.

Вася, осмелев, уже не прятался за ивой, а, скрытый в тени дерева, наблюдал за происходящим с расстояния двадцати метров.

Он видел освещенных светом костра, одетых в шкуры или прикрытых набедренными повязками мужчин, женщин и детей, заметил их деревянные длинные копья с каменными наконечниками, топоры и прислоненные к скале тяжелые луки, на которые вместо тетивы были натянуты бычьи жилы. Искусство изготовления луков и стрел в то время только начало зарождаться, потому наиболее опытные охотники предпочитали им надежные копья и палицы. Хотя, соглашались они, стрела и летит дальше, чем копье, но она не остановит ни хищника, ни оленя, а только разозлит его, заставив или убежать, или перейти в атаку. Стрелы были хороши только при охоте на мелкую и среднюю птицу, хотя такой промысел взрослые мужчины презирали, считая, что он хорош для подростков, не прошедших еще обряда посвящения в мужчины, и недостоин настоящего воина.

Вася различал отдельные голоса, вслушивался в смех и крики людей. Язык их был, разумеется, совершенно непонятен мальчику, потому что, конечно, первобытное племя не говорило по-русски.

– Пещерные люди, – пробормотал он. – Ну и дела! Куда это меня занесло?

Вася когда-то видел кино про перемещение во времени, но там, чтобы попасть из одной эпохи в другую, нужна была машина величиной с дом, открывавшая вход в другое измерение. Но ведь он не пользовался никакой машиной времени? «А что, если… – от этой мысли мальчику даже стало страшно, – что, если то самое окно в пространстве, которое открылось тогда у ручья, тот прямоугольник, сквозь который просвечивала неизвестная скала, и был входом в иное время?» Теперь Вася уже в этом не сомневался. Итак, он попал в прошлое, причем неизвестно, в какое далекое. Сколько лет еще должно пройти до его рождения? Десять тысяч, пятнадцать тысяч или больше лет? Впрочем, это уже не важно. Как любил шутить его папа, «столько не живут даже черепахи».

Мальчик замерз и проголодался, и ему хотелось выйти к костру, но он не знал, можно ли это сделать и не полетят ли в него камни и копья. Неизвестно, как пещерные люди относятся к чужакам и не каннибалы ли они. Хотя, с другой стороны, они ведь уже поели…

Где-то недалеко от него загорелись несколько пар желтых глаз и раздался короткий резкий лай. Учуяв запах мяса, к костру собирались гиены и шакалы. Они поскуливали и прижимали уши, боясь, что люди закидают их камнями, но голод манил их к костру. На людей эти звери не нападали – опасались, и теперь, когда до них донесся запах Васи, они отбежали от него подальше и залаяли, предупреждая друг друга об опасности. То, что шакалы и гиены его испугались, немного успокоило мальчика, который вначале, увидев их желтые глаза, решил, что вернулся саблезубый тигр.

Кто-то сидящий у костра, раздосадованный протяжным шакальим воем, швырнул в них тлеющий сук, и падальщики трусливо отбежали на безопасное расстояние.

Во время удачной охоты целые стаи шакалов держались поблизости от людей, рассчитывая на объедки с их стола и кости. По ночам, когда племя засыпало, самые смелые шакалы иногда пробирались в пещеру и крали кусок копченого мяса или кость. Случалось, они хватали даже малышей, но громкий детский плач пугал хищников, и они убегали, бросая добычу. Матери на всякий случай на ночь разводили у входа в пещеру костер и прижимали маленьких детей к себе.

Но соседство со стойбищами первобытных племен стаи шакалов было людям даже выгодно. Если какой-нибудь крупный хищник вроде пещерного льва, медведя или саблезубого тигра вздумал бы пробраться к становищу незамеченным и унести сонную добычу, шакалы, встревоженные его появлением, подняли бы такой вой и лай, что люди сразу проснулись бы и взялись за оружие.

Так постепенно начиналось приручение шакалов. Пройдет еще тысяча или две тысячи лет, и люди начнут подбирать шакальих детенышей, и со временем они станут первыми собаками, но еще долго будут дикими и не осмелятся близко подойти к костру. Приручение волков начнется намного позднее, а совсем нескоро потомки прирученных волков и шакалов начнут скрещиваться. До сих пор среди многообразия собачьих пород есть такие (например, сибирские лайки, восточноевропейские овчарки и др.), дальние предки которых – волки, другие же произошли от шакалов.

Агам вернулся с горы, когда луна взошла на два локтя над вершиной сухой сосны. Совет племени должен был вот-вот начаться. Мужчины, отдохнувшие после охоты и сытно поевшие, собирались вокруг костра. Представители каждого рода держались вместе, а женщины и дети стояли за спинами мужчин.

В племени было двенадцать родов, и каждый род имел своего главу, обычно самого сильного и влиятельного мужчину, имевшего много сыновей и братьев, которые поддерживали его. Этот воин имел в совете право голоса и сидел на особом камне, которых всего вокруг костра было двенадцать – по одному на род. Женщины и дети, а также юноши, не прошедшие обряда посвящения в мужчины и не проявившие себя на охоте, голоса не имели.

Совет племени собирался обычно один раз в полную луну, и на нем решались самые важные вопросы: стоит ли сменить стоянку, напасть на соседнее племя или дать ему отпор, какие роды будут делать ловушки и частокол для загонной охоты на оленей и рыть ямы с острыми копьями на дне для мамонтов, если они снова придут сюда летом. На совете решались и более мелкие вопросы: какую девушку определенному воину племя отдаст в жены, при том во избежание надувательств здесь же при всех пересчитывались раковины, ожерелья, каменные ножи и гарпуны, за которые жених выкупал у отца девушку, после чего она становилась полной его собственностью и он мог даже поколотить ее, если бы захотел.

Впрочем, такая жестокость проявлялась крайне редко. Племя Камышовых Котов не было очень жестоким, а если кто-то и хотел наказать жену, то не должен был забывать, что у нее есть братья, которые отомстят за обиду. Исключение составляли женщины, украденные во время военных действий у соседних племен. Те были беззащитны и не могли рассчитывать на помощь своего рода.

Рядом с двенадцатью камнями, в стороне от костра, лежали еще два больших камня, в которых были вытесаны углубления, напоминавшие сиденья кресел. Эти камни предназначались для вождя и колдуна. Тот, кто осмелился бы на совете занять эти места, бросал вызов вождю и прожил бы ровно столько, сколько летит брошенное копье.

Вождь племени Медвежий Клык получил это прозвище, когда пятнадцать весен назад один убил огромного пещерного медведя. Это был приземистый, широкоплечий, но уже стареющий мужчина, утративший свою мощь. Он оставался у власти только благодаря поддержке сильных родов, которые опасались, что с приходом нового, более влиятельного вождя они потеряют собственное могущество.

Медвежий Клык, одетый в вывернутую новую волчью шкуру, с ожерельем из тигриных зубов (почти все племя знало, что тигр этот не был убит вождем в бою, а был растоптан мамонтом прошлой весной), вышел из своей пещеры и, остановившись у камня, поднял вверх руку.

За Медвежьим Клыком следовала его жена, маленькая костлявая женщина с хитрыми глазами, украшенная ожерельями и раковинами. Все знали, что вождь никогда не принимает никаких решений без нее и что в действительности племенем правит его жена, а не он сам.

Тотчас все голоса смолкли, и слышно стало, как на руках у одной из женщин плачет грудной ребенок. Как только Медвежий Клык вышел из пещеры, к нему подбежала Гырка и стала что-то шептать, злобно показывая на Рынну и Агама. Вождь нетерпеливо выслушал ее, а потом оттолкнул и сделал ладонью знак замолчать, как бы говоря: погоди, сейчас есть более важные дела. Но Гырка не унималась, продолжая шептать, и тогда вождь кивнул ее мужу Уа-Аяху, чтобы он увел жену, что тот и поспешил сделать, оттащив ее за волосы.

– Начинаем совет племени! – громко сказал Медвежий Клык. – Все ли племя здесь?

– Все, кроме Ястреба и Дурри. Они пошли в дальний лес за лечебной смолой и еще не вернулись! – крикнул кто-то.

– А где Торах?

Медвежий Клык оглянулся на камень колдуна, но тот был пуст. Колдун пока не появился, и вождь нахмурился – всегда этот Торах опаздывает, но они не будут ждать и начнут без него.

– Охотники говорят, что видели в горах воинов из племени Лесных Людей! – начал Медвежий Клык. – Они снова появились, их два раза по ладони и еще одна ладонь. Вполне возможно, что они опять хотят напасть на нас. На этот раз Лесные Люди не одни, с ними еще человек из желтого племени.

– Кто это сказал? – крикнул Уа-Аях, муж Гырки и глава одного из сильнейших родов. – Кто видел их? Возможно, его язык лжет!

– Их видел я! Язык Родраха никогда не лжет! – В круг вступил высокий мускулистый охотник со шрамом, пересекавшим лоб. – Тот, кто говорит, что Родрах лжет, бросает вызов, и палица Родраха проломит ему голову!

Все знали этого воина, главу рода Куниц, и верили ему. Он всегда охотился в одиночку далеко от пещер и никогда не возвращался без добычи. Если Родрах говорил о чем-то, то он не мог врать.

– Уа-Аях верит Родраху, – примирительно сказал муж Гырки. – Но если Родрах бросает ему вызов, он примет его. Уа-Аях никого не боится!

– Родрах убьет Уа-Аяха! – И смелый воин, вращая палицей, стал приближаться, держась пока на расстоянии.

Уа-Аях приготовил копье и покачивался из стороны в сторону, готовый увернуться от палицы, чтобы самому перейти в атаку. За каждым вождем встали все мужчины его рода, и эта схватка вполне могла перерасти в войну родов.

Жена вождя что-то быстро шепнула ему.

– Хватит! Замолчите и сядьте! Самые сильные роды племени не должны ссориться! – крикнул Медвежий Клык, встав между воинами.

Те опустили оружие, они давно уже ждали, когда их остановят. На самом деле они и не собирались сражаться, просто ни один не желал отступить первым, чтобы не уронить свой престиж и не потерять уважения племени.

– Что ты видел, Родрах? Расскажи всем! – потребовал вождь.

– Я видел Лесных Людей, с ними не было женщин и детей – только взрослые воины. Значит, они вышли на тропу войны. Они сидели у костра и отдыхали после охоты на наших землях. С ними сидел желтый человек – у него были лук и стрелы с наконечниками из какого-то странного блестящего камня.

– Они не заметили тебя?

– Вначале нет, я спрятался за скалой. Родрах смел, но даже ему не справиться с таким количеством Лесных Людей. Родрах решил, что должен вернуться и рассказать остальным о том, что видел. Но потом под ногой у Родраха сорвался камень. Лесные Люди ничего не услышали, но желтый человек уловил, уши у него очень чуткие, и схватил свой лук. Стрела ударила в скалу близко от Родраха, он даже не знал, что стрелы могут лететь так далеко. Родрах схватил обломки стрелы и скрылся. Лесные Люди погнались за ним, но он бегал быстрее и лучше знал эти горы.

Вождь и старейшины родов внимательно выслушали воина.

– Где эта стрела? Ты принес ее? – спросил Медвежий Клык.

– Вот она. – Глава рода Куниц достал стрелу из шкуры и протянул вождю.

Тот рассмотрел обломок и поднял его над головой, чтобы все видели. Наконечник был из неизвестного Камышовым Котам материала – блестящего, хрупкого, но очень острого. Это был не камень, но что – это никто не знал. Послышались удивленные восклицания.

– Теперь все верят Родраху? – спросил Медвежий Клык. – Верят, что Лесные Люди хотят напасть?

– Все верят! – откликнулось племя. – Мы готовы победить их! Камышовых Котов намного больше, чем Лесных Людей. Мы сражались с ними две весны назад и прогнали их с позором – и сейчас тоже победим. Уши и руки наших врагов станут игрушками детей и прославят доблесть воинов!

– Хорошо. Если мы не хотим лишних жертв, то теперь женщины и дети не должны далеко отходить от стойбища. Его будут постоянно охранять мужчины из двух родов, пока остальные охотятся. Самые храбрые воины завтра смогут собраться, и Родрах поведет их за собой туда, где видел в последний раз Лесных Людей, – сказал вождь и сел на камень.

Племя единодушно загудело. Нападения соседей в те времена не были редкостью и проходили почти каждую весну. Они были настолько привычны, что не пугали даже женщин и детей. Пока племя сильно и едино и в нем много воинов, никто не сможет уничтожить его.

Камышовые Коты не были исключением. Время от времени молодые неженатые воины и часть женатых, которые хотели захватить добычу, собирались группами по три и более ладоней и отправлялись, иногда спускаясь на плотах, далеко вниз по реке. Они отсутствовали порой по нескольку недель и даже месяцев, но потом воины возвращались с добычей и пленницами, хотя каждый раз примерно треть их гибла от копий, камней и стрел.

Добыча не всегда была большой. Порой Камышовые Коты вообще возвращались без нее, это зависело от того, сумели ли воины застать соседние племена врасплох, когда большинство его взрослых мужчин было на охоте. Ес-ли же они были в становище и готовы к сражению, то, как правило, нападавшим приходилось с боем отступать.

Жена вождя снова что-то зашептала ему на ухо, и тот отмахнулся от нее, как от осы. Но она продолжала что-то нашептывать мужу, то и дело показывая то на Гырку, то на Уюка.

Наконец Медвежий Клык кивнул, видимо, соглашаясь с ней, и снова встал со своего каменного кресла.

– С Лесными Людьми все решено, и хватит об этом! – заявил он, властным движением руки восстанавливая тишину. – На этом совете нам нужно решить еще один важный вопрос. Один из членов племени поднял оружие на другого и ранил его. Это грубое нарушение закона Камышовых Котов, и нарушивший его должен приговариваться к смерти либо к изгнанию.

– Кто нарушил закон? – загудели голоса. – Кто ранен?

– Ранен Уюк, сын Уа-Аяха и Гырки, а закон нарушил Агам, сын Рынны и Яргле. Выйди сюда, Агам, и ты выйди, Уюк.

Агам, опустив голову, шагнул в круг племени к костру, чувствуя устремленные на него взгляды всех собравшихся.

– Да он же подросток, ему еще две весны до обряда посвящения в мужчины! – раздалось удивленное и сочувственное восклицание какой-то женщины.

– Его отец умер не на охоте, а у костра! – прошипел кто-то из родственников Гырки.

– Яргле был храбрым воином, он в одиночку убивал зубра! – крикнула Рынна. – Он умер у костра, потому что сломал ногу, вы все это помните!

Многие действительно это помнили, но не решались выступить против вождя и мстительного Уа-Аяха, который хотел изгнания Агама.

Гырка дернула Уюка за руку и вытащила его в круг. Тот икнул и покачнулся от обжорства, держась за живот.

– Помогите, люди добрые! Бедный мой мальчик, он едва жив после ранения! – запричитала злая толстуха. – Род мой едва не пресекся сегодня, когда Агам поднял оружие на моего сына, серьезно ранив его. Только Дух Реки, которому я приношу в жертву оленьи кости, не допустил его гибели.

Уюк снова икнул и глупо улыбнулся. Жирному недорослю было неловко стоять в центре круга перед всем племенем, когда его каждую минуту дергала за руку мать.

– А ну не улыбайся, осел! Плачь! – зашипела она на него и, размазывая по лицу слезы, толкнула Уюка локтем в живот. – Покажи им свою рану!

Она подтолкнула Уюка к вождю, повернув его раненым плечом. Царапина была пустяковой, хоть Гырка и велела сыну не вытирать засохшую кровь и даже специально раздавила на ране несколько красных ягод. Но мужчины племени, неплохо разбиравшиеся в ранениях, посмеиваясь, переглядывались, понимая, что от такой царапины не умер бы даже грудной младенец, не говоря уже о мальчике шестнадцати весен, который вскоре должен пройти обряд посвящения в воины.

Но жена вождя, переглянувшись с сестрой, опять зашептала что-то мужу, и тот важно сказал:

– Да, рана серьезная, Уюк мог лишиться руки. Ее нужно прижечь. Возьмите кто-нибудь горящий уголь!

– Прижечь? Не хочу! – завопил парень, вырываясь из рук матери и, сопровождаемый смехом, убежал в пещеру. Уа-Аях нахмурился, недовольный, что его сын показал перед всеми свою трусость. Настоящий воин не должен бояться смерти и боли, если он хочет оставить после себя славную память.

– Где же шаман? Почему он еще не пришел, если обещал защитить тебя? – прошептала Рынна сыну.

– Агам не знает, почему его нет. Шаман сказал ему, что придет на совет, – ответил мальчик.

Медвежий Клык повернулся к нему:

– Агам, сын Рынны, что ты скажешь в свою защиту? Это правда, что ты угрожал Уюку острогой и хотел убить его?

– Это неправда. Агам не хотел убивать Уюка, просто в руках у Агама была острога. Уюк лжет.

– Сын Уа-Аяха не может лгать, скорее лжешь ты, щенок! – повысил голос отец Уюка. – Я требую изгнания Агама! Он не должен жить вместе с Камышовыми Котами, пусть ищет себе другое племя.

Медвежий Клык задумался, он все еще колебался, чувствуя, что вина Агама не так уж серьезна, но боялся вызвать недовольство могущественного рода Уа-Аяха и своей собственной жены. Стоит ли этот мальчишка, чтобы уменьшилась его власть? Лучше позволить племени изгнать его, все равно Агам умрет от голода зимой.

– Пощадите моего сына! Не изгоняйте его! – закричала Рынна, бросаясь на колени перед вождем, но братья Яргле, подчиняясь знаку Медвежьего Клыка, оттащили ее.

– Кто хочет выступить в защиту Агама? – спросил вождь. – Если кому-нибудь есть что сказать, пускай говорит сейчас!

Но все племя молчало, вдруг…

– Агам не виноват! Агам не бил Уюка острогой, а только нечаянно поцарапал сучком! – раздался звенящий девичий голос.

Агам поднял глаза и увидел Росу, выглядывающую из-за спины своего отца.

– Замолчи, девчонка! – закричала Гырка. – Никто не поверит твоим словам. Я требую изгнания Агама из племени. Сегодня он едва не убил моего сына, а завтра убьет еще нескольких детей. Мы должны изгнать его, пока не поздно.

Мальчик видел, что Роса, сочувственно относившаяся к нему, еще хотела что-то добавить, но ее отец, опасавшийся вражды рода Уа-Аяха, схватил дочку за руку и утащил ее, гневно шепча что-то.

– Если Агам не будет изгнан, то мы убьем его сами! – крикнул кто-то из взрослых братьев Уюка, подстрекаемый матерью, и угрожающе занес копье.

Жена вождя снова прошептала что-то мужу. Тот отмахнулся, потом встал на камень и громко сказал, обращаясь ко всему племени:

– Медвежий Клык решил! Агам должен завтра утром уйти и больше никогда не возвращаться. Если он вернется, его убьют.

– Агама хотел защитить колдун! Сегодня Агам был у колдуна! – вне себя от горя крикнула Рынна.

Вождь насторожился. Ему бы не хотелось портить отношений с могущественным шаманом.

– Если колдун хотел защитить Агама, то где Торах? – спросил он. – Почему его нет на совете? Быть может, Рынна говорит неправду, чтобы защитить сына?

В этот момент послышался крик, и в свете костра показался один из отсутствовавших на совете охотников. Следом за ним еще два воина несли что-то завернутое в шкуру.

– Беда, вождь, беда! – крикнул он. – Торах убит. Мы нашли его в лесу на полпути сюда. Голова у него была раздроблена палицей, а в сердце торчала стрела.

Воины внесли шкуру в круг костра, и все увидели, что из нее торчит рука колдуна. Кто-то из женщин завизжал.

– Около тела мы нашли вот это! – сказал охотник и протянул вождю кусок оленьей кости с вырезанными на ней фигурками.

Агам понял, что это та кость, на которой он сам сделал рисунок несколько часов назад. Вождь знал, что только сын Рынны из всего племени умеет резать по кости. Он шагнул к мальчику.

– Это твое? – спросил он грозно.

– Агам делал это для колдуна.

– Тогда, может быть, Агам и убил колдуна? – крикнула Гырка.

– Агам не мог убить колдуна, Агам слишком слаб и юн, чтобы нанести такой удар палицией. Это мог сделать только кто-то из Лесных Людей, – сказал Родрах, и все согласно закивали.

– Тогда Агам вместе с этой костью передал колдуну злого духа! – не унималась Гырка. – Смотрите, здесь на кости у костра изображен сам колдун! Мальчишка, изобразив Тораха, заговорил его и колол это изображение ножом, как сам шаман заговаривал оленей перед охотой. Агам виноват в его смерти!

Это высказывание для пещерных людей звучало более убедительно. Все они верили в колдовство и в то, что с помощью изображения на кости или деревянной фигурки можно заговорить дух своего врага и убить его. Люди племени с ужасом отступили от Агама, и мальчик оказался словно в кругу отчуждения. Только Рынна, Омра и Роса верили, что он невиновен, но кто послушает женщину и двух девочек?

– Агам должен уйти завтра утром, или его убьют! – объявил вождь, бросив кость в костер, потому что Дух Огня, как верили Камышовые Коты, очищает предметы от злых заговоров.

Потом Медвежий Клык повернулся и пошел в свою пещеру, не обращая внимания на вопли Рынны и плач Омры.

Мужчины племени этой ночью спали только по очереди с оружием наготове. Утром они собрались отправиться на поиски Лесных Людей и желтого человека, убившего колдуна. Тело Тораха осталось у костра; утром, с первыми солнечными лучами, его сожгут на большом костре, чтобы дух колдуна мог отправиться к Тому, Кто Зажигает Костер Солнца.

Всю ночь Рынна, плача, готовила сына в дорогу, она не надеялась больше увидеть его. Изгнание в те времена, когда вокруг было полно хищников и враждебных племен, означало почти верную смерть. Даже если каким-то чудом Агаму удастся продержаться до осени, то холодная зима все равно убьет его. Плохо, очень плохо было теперь матери, ее сердце разрывалось от тоски…

Сама Рынна не могла пойти с сыном, потому что понимала, что будет обузой для него, да и Омра не выдержит долгой дороги, а оставлять ее одну в племени было нельзя. Гырка нашла бы повод отомстить девочке.

Утром, с первыми лучами солнца, когда пламя костра унесло ввысь дух колдуна, Агам взял копье, каменный топор, оставшийся от отца тупой нож и, в последний раз оглянувшись на пещеры племени, пошел вниз по течению реки вдоль камышей.