Последний контакт 3 Ильичев Евгений

Глава 4

Спустя час на совещание явились почти все высшие офицеры «Прорыва». Не было лишь Ратушняка, но оно и не мудрено – у начмеда в тот момент и без этого полно было забот. Несмотря на усталость (а Кольский действительно выглядел сейчас чуть ли не хуже всех на мостике), командир с удовлетворением отметил, что потерь среди высшего офицерского состава нет. Его слова подтвердил и командир БЧ-2 Серов. Арес в свойственной ему манере лаконично отрапортовал:

– Капитан, я уже говорил с медициной. Основные потери личного состава среди матросов, сержантов и старшин. Погибли двадцать три человека. Тяжело ранены два лейтенанта истребительной группы, госпитализированы еще пять офицеров-связистов – у них в рубке произошла стычка. Кто-то активировал систему пожаротушения в отсеке, чуть там не задохнулись все. Благо искин правильно оценил ситуацию и вовремя пустил в отсек кислород.

– Скорее защита от дурака сработала, – пробормотал Верещагин, командир БЧ-1. – Насколько я понял, наш ИИ приказал долго жить и полностью свихнулся. Он не в состоянии толком просчитать даже маршрут консервной банки, выпущенной из утилизационного шлюза.

– Что есть, то есть, – согласился с ним Арес. – По моей части к искину корабля тоже имеются вопросики.

– Ладно, – сухо сказал капитан, – мы тут не массовка. Надеюсь, каждый из командиров взял управление своими боевыми частями на себя. Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь… Настало время показать, что из себя человек представляет. Разберемся и без ИИ. Виктор Сергеевич, раз уж вы встали, доложите по своим боевым частям.

– По БЧ-1 и БЧ-2 без нареканий, – сообщил Серов. – Все вооружение крейсера функционирует штатно, включая системы ПРО и ПАО. На этом, господа, хорошие новости заканчиваются.

– Валяй, – обреченно выдохнул Кольский. – Где проблемы?

– Кроме того, что всеми системами придется управлять вручную, есть еще одна загвоздка – мы потеряли все щиты, капитан.

– Что значит «потеряли»?

– Мы пока не разобрались. Генераторы плазменных щитов, насколько я успел понять, не повреждены, но они по-прежнему не работают.

– А на хвосте по-прежнему китайцы… – подвел итог Кольский и взглянул на Верещагина. – У тебя что, Георгий Иванович?

Арес сел на место, из-за стола поднялся коренастый командир БЧ-1.

– Капитан, мы легли в дрейф, то гравитационное воздействие полностью нас остановило. Прямо по курсу, в полутора километрах от нас наблюдаем «Осирис-3». «Ксинь Джи» прошел параллельным курсом и замер в двух километрах от нас. До «Осириса» им лететь те же полтора километра, – капитан кивнул Верещагину, решив, что тот уже завершил свой доклад, однако офицер на место не сел и как-то робко продолжил: – И еще, капитан…

– Что?

– Неподалеку от «Осириса-3» зафиксирован неопознанный объект.

– Шар? – Кольский покосился на Павленко и увидел, как тот медленно качает головой.

«Не может этого быть! – подумал Дмитрий. – Я своими глазами видел, как чужой крейсер провалился в никуда. Если там и есть что, то это точно не корабль инопланетян».

– Да, капитан! – отчеканил Верещагин. – Мы наблюдаем объект сферической формы. Он нейтрален во всех спектрах наблюдения.

– То есть как – нейтрален? – не понял Кольский.

– Не реагирует ни на какие методы сканирования. Словно это не искусственный объект, а простой булыжник. Только это не обычный булыжник, его не видно на радарах.

– Булыжник правильной сферической формы, который не отображается на радарах?

– Да, капитан. Булыжником я его так, для красного словца назвал. Этот шар определенно не природного происхождения.

– Поясни…

– Тут лучше самим взглянуть, капитан, – Верещагин засуетился, пытаясь вывести информацию на голограмму в центре стола. Руки офицера немного дрожали, было видно, что он волнуется. Однако с волнением он быстро справился, и уже через секунду над столом появилось объемное изображение «Осириса-3». С виду пропавший корабль был цел, если не считать нескольких поврежденных шлюзов – раскурочены были носовой шлюз и оба шлюза по левому борту. Также были видны следы ремонтных работ – пробоины были запечатаны герметиком. Что бы там ни происходило, в момент трагедии на корабле функционировали роботы-ремонтники.

– Так, все ясно, а где шар-то? – не понял Кольский.

– А вот он…

Верещагин сделал несколько пассов руками прямо в воздухе, приблизил изображение и сместил акценты чуть левее злополучного «Осириса». Все офицеры как один вздохнули в изумлении, по мостику прокатилась волна перешептываний. Перед их взором в нескольких десятках метрах от самого «Осириса» завис отполированный до зеркального блеска шар. Качества изображения хватило даже на то, чтобы разглядеть на его поверхности отражение звездного неба и части «Осириса-3».

– Такой маленький? – удивился связист Володин.

– Всего тридцать метров в диаметре, – подтвердил Верещагин.

– Я думал, он будет больше… – задумчиво сказал командир БЧ-6 Иванов. Командующий истребительной эскадрильей «Прорыва» обычно на брифингах помалкивал, однако и его проняла картинка загадочного инопланетного объекта.

– И из-за этого весь сыр-бор? – удивился вслух Арес-Серов. – Нам же передавали, что в засветку попал объект никак не меньше пятидесяти километров в диаметре. А тут такой пшик…

– Нам все верно передавали, – впервые за все время подал голос Павленко. Все офицеры вопросительно посмотрели на командира БЧ-5.

– Да, у Дмитрия Фроловича есть что рассказать, – вспомнил про Павленко капитан, – но давайте все же по порядку, по системам корабля. – Евгений Павлович, что у нас со связью?

Поднялся командир БЧ-4 Володин.

– Командир, связь есть. По моей службе без замечаний, если не брать в расчет уже озвученный Аресом инцидент с моими офицерами.

– Евгений Павлович, – перебил офицера Кольский, – я попрошу на брифингах обойтись без кличек.

– Ну да, – буркнул вполголоса Серов, – у самого-то погоняло «Красавчик».

По мостику прокатилась волна смешков, однако Кольский на шутку никак не отреагировал. Командир смерил офицера строгим взглядом, и тот поспешил закрыть рот, хотя на тему прозвища командира БЧ-4 у него было припасено немало колкостей.

– Виноват, товарищ командир, – Володин коротко кивнул и продолжил. – Пытаемся связаться с «Ксинь Джи», но пока безрезультатно. Ах да, получили пакет данных с Земли по ЧСДС. Идет расшифровка.

Командир коротко кивнул Володину и поинтересовался:

– С этим шариком связаться пытались?

– Да, командир, но безрезультатно, как и докладывал Георгий Иванович, – Володин хотел было сесть на место, но вдруг вспомнил, что хотел спросить у капитана. – Командир, вы пришли в норму. Я правильно понимаю, что руководство кораблем вновь передано вам?

Кольский взглянул на притихшего старпома. Сорокин сидел на своем месте и вел себя тише воды, ниже травы. До этого момента, похоже, никто и не замечал его присутствия на мостике.

– Я уже в норме, – сказал Кольский. – Вы же не против, Владимир Ильич?

Сорокин вздрогнул, возвращаясь к реальности. За весь брифинг он не проронил ни слова и выглядел несколько отчужденно.

– Простите, что? – растерянно посмотрел он на капитана.

– Я спрашиваю, – повторил Кольский, – согласны ли вы передать мне управление «Прорывом»? Необходимо ваше устное распоряжение.

Сорокин затравленно посмотрел на сослуживцев.

– Да-да, конечно, – наконец выдавил он из себя. – Капитан вновь с нами, передаю управление кораблем командиру МЗК «Прорыв» Кольскому.

– Занесено в протокол, – тут же отозвался ИИ «Прорыва», хотя такой прыти от свихнувшегося искина уже никто и не ждал.

– С вами все в порядке? – насторожился Кольский, обращаясь к старпому.

– Да, да, Борис Владимирович, все хорошо. Просто… – Сорокин не договорил. На него вдруг нахлынуло – он обхватил руками голову, рухнул на стол и зарыдал. Капитан растерянно огляделся по сторонам.

– Что это с ним?

– Нам удалось перекинуться парой слов, командир, – тихо ответил Володин. – Владимир Ильич винит себя в том, что произошло на «Прорыве». Все эти нападения, смерти… В ваше отсутствие он командовал крейсером и теперь считает себя главным виновником этой трагедии.

– Уведите его в медпункт, – строго сказал Кольский. И добавил, так чтобы слышали все, включая рыдающего старпома. – Если кто и виноват во всем, то это я. Нашел время на апатию и рефлексию.

– Но, командир! – попытался было возразить Серов, но Кольский не дал ему договорить.

– Мы были атакованы, господа. Кем и как – предстоит выяснить. Важно одно – мы все еще переживаем последствия этой атаки. Атаки, к которой не были готовы. К атакам такого рода в принципе нельзя быть готовым. Смею предположить, на Земле вообще нет подобных технологий. Однако мы все знали о том, что служба в космическом флоте – это риск. И немалый риск. Мы все проходили отбор, в том числе и психологический. Просто… – капитан вдруг замолчал. Взгляд его замер на голограмме с шаром. – Просто мы слишком расслабились.

– Что вы хотите этим сказать, командир? – тихо спросил Володин.

– Мы не справились! Облажались! – ответил Кольский раздраженно. – Мы все, всё человечество! Это факт. Полеты в космос стали для нас всех обыденностью. Мы даже сюда летели с чувством, что во вселенной нет ничего и никого умнее и сильнее нас. Мы все слишком сильно полагались на нашу науку, на технологии, на искусственный интеллект. Мы передоверили ему практически все бразды управления кораблем, перепоручили машинам думать за нас, действовать за нас, решать за нас. А когда эта система дала сбой, мы оказались попросту не готовы к этому. Мы – в смысле люди. Мы все стали слишком инфантильны, слишком зависимы от бога, которого сами себе навязали. И бог этот – прогресс, – капитан на минуту замолчал, на мостике также царило гробовое молчание. Никто не осмелился возразить – нет, не потому, что боялись капитанского гнева. Офицеры не возражали Кольскому, потому что понимали – он прав. Выдержав паузу, тот вновь заговорил. – Да, ребята, мы действительно облажались. Но я знаю одно – мы оправимся от этого удара. И сможем ответить. И ответ будет жестким.

Как ни странно, но слова командира подействовали на всех офицеров воодушевляюще, даже старпом немного приободрился.

– Ладно, отведите Владимира Ильича в лазарет, и продолжим. У вас все, Евгений Павлович?

Володин покачал головой и вновь заговорил.

– Командир, раз уж нам удалось взять под контроль ситуацию на борту, не стоит ли нам отправить на Землю сообщение по ЧСДС?

– Да, – согласился Кольский. – Дмитрий Фролович, подготовьте полный отчет о потерях и состоянии корабля до конца дня и принесите его мне на согласование. Отправим весточку на Землю. Наверняка они будут рады, что кризис миновал.

И тут Павленко всех убил. Ему надоело молчать. Надоело, что его присутствие попросту игнорируют. Он был носителем чуть ли не самой важной для миссии информации, а о нем попросту забыли. И кто забыл – командир!

– Нет, командир, – жестко отчеканил Павленко, – мы не станем отправлять сообщение на Землю!

Такое заявление приковало к Павленко взгляды всех без исключения присутствующих на мостике офицеров.

– Что вы сказали? Вы тоже не в себе? – изумился Кольский.

– Нет, капитан, я в норме. Но вы не выслушали моего доклада о состоянии энергосистемы корабля.

– Не пугайте нас, Павленко, – напрягся Кольский. Как он мог упустить столь важную деталь из виду?

Павленко не стал ходить вокруг да около:

– Мы остались без реакторов, капитан.

– Что? – Кольский не мог поверить в то, что услышал. – Вы бредите?

– Нет, командир. Оба реактора по неизвестным пока причинам заглушены. Мои ребята сейчас проводят полную диагностику всей энергосистемы корабля. И до выяснения всех нюансов я вынужден просить вас не использовать столь энергозатратную систему связи, как ЧСДС.

Минутную паузу прервал Арес:

– Черт, Дима, а ты не думал, что о таком нужно докладывать в первую очередь? Сидим, как дебилы, шарик этот разглядываем. А у нас (непечатно) тупо энергии нет…

– Есть резервы, – ответил Павленко. – Но их достаточно лишь на поддержание основных систем жизнеобеспечения корабля. До катастрофы далеко, на решение проблем с питанием у нас есть два месяца, далее придется туго. Учитывая стабилизацию ситуации…

– До катастрофы далеко? – перебил Павленко Серов. Пожалуй, впервые за всю свою карьеру он позволил себе столь эмоциональную речь. – У нас вышли из строя реакторы, и это в двух световых годах от Земли! У нас не работают щиты – любой рандомный космический булыжник может привести к гибели всего экипажа. Я уже молчу о военном крейсере китайцев. У нас нет энергии, стало быть, нет и дальней связи! Это вы называете стабилизацией ситуации?

– Вы правы, Виктор Сергеевич, проблемы с плазменными щитами – прямое продолжение проблемы с реакторами. Компьютер ограничивает потребление энергозатратных систем. Могу поспорить, лазерные турели тоже не работают. В нашем распоряжении лишь ракеты, торпеды и мины.

– То есть только то, чем мы просто можем швырнуть во врага. Стабильнее некуда, ничего не скажешь.

Серов рухнул на свое место и уставился в одну точку. Он чувствовал, что вот-вот потеряет над собой контроль, чего раньше с ним никогда не происходило. Он и сам не знал, что может быть настолько эмоциональным.

– Так, – тяжело вздохнув, встал со своего места Верещагин, – чего мы еще не знаем?

Вопрос был адресован Кольскому. С самого начала брифинга штурман внимательно следил за капитаном и пришел к выводу, что на докладе Павленко сюрпризы не закончились.

– Дмитрий Фролович, – тихо произнес капитан, обращаясь в пустоту – на Павленко он сейчас не смотрел, – расскажите им.

– Этот шар… – продолжил Павленко, кивнув на голограмму, – очевидно, что это какой-то инопланетный прибор. Вероятнее всего, именно он генерировал то гравитационное поле, что остановило и нас, и «Ксинь Джи».

– Для меня очевидно, – решил высказаться связист Володин,– что это не прибор, а инопланетный корабль. Тот самый, о котором нас предупреждали с Земли. Правда, они ошиблись в расчетах, этот шарик много меньше того, что мы ожидали тут увидеть.

– Они не ошиблись, – спокойно ответил Павленко. – Инопланетный корабль действительно был, и поверьте, он действительно огромен.

– Да? И куда же делся пятидесятикилометровый инопланетный звездолет? – саркастично спросил Серов. – Испарился?

– Провалился в пустоту, если точнее, – все так же флегматично ответил Павленко. На мостике на минуту воцарилась тишина. Первым из легкого ступора отошел Володин.

– Что значит «провалился в пустоту»? Откуда вам это вообще известно?

– Я видел это своими глазами, Евгений Павлович, – Павленко не хотелось открывать сослуживцам всей правды, но иначе они бы ему не поверили, поэтому он тяжело вздохнул и продолжил. – Той ночью, когда на «Прорыве» происходили известные всем события, я проявил слабость.

– Слабость? – удивился Серов. – О чем вы?

– Я знаю, что нарушил положения устава и РБЖ. Как и все на крейсере, я подвергся психологическому давлению. В какой-то момент я поддался своим внутренним демонам…

– Довольно поэтичное сравнение… – тихо буркнул под нос Верещагин, так чтобы было слышно его другу Володину. Оба хмыкнули. Павленко на колкость не обратил внимания и продолжил.

– …я не был на своем боевом посту, господа.

– Где же вы были? – спросил Кольский.

– Я был в каюте научного руководителя Касаткиной.

На лице капитана непроизвольно проскользнул тик, уголок его рта чуть заметно дернулся, и он поспешил прикрыть лицо рукой, дабы не выдать своей заинтересованности.

– И что же вы там делали, позвольте узнать? – спросил Кольский, буравя подчиненного взглядом.

– Я не знаю, командир, – признался Павленко. – Я помню то мгновение, когда осознал себя стоящим перед ее каютой. Я не помню, как оказался в той части корабля, не помню, как покинул реакторный отсек. Помню лишь то, что увидел.

– Что же вы увидели, Дмитрий Фролович?

Как ни старался сейчас Кольский придать безразличие своему голосу, это ему не удалось. Все без исключения заметили в вопросе живейшую заинтересованность капитана. Естественно, у всех еще свежи были в памяти воспоминания о недавнем странном поведении Кольского. Все прекрасно помнили, что именно после общения с Касаткиной командир окончательно потерял рассудок. Не мог не помнить об этом и Павленко. Он прекрасно понимал, что у капитана определенный интерес к их научнику, именно поэтому она на него так влияла. Воздействие на его рассудок шара было лишь спусковым крючком. Однако деваться было некуда, о произошедших в ту ночь событиях нужно было рассказать самому – дожидаться жалобы со стороны Варвары Касаткиной было не лучшей идеей.

– Сперва я услышал шум, словно в каюте кто-то борется, затем я услышал хрип… нет, – он напряг память и даже прикрыл глаза, – это был даже не хрип, а сипение, словно кто-то задыхается. Я вошел в каюту и увидел, как какой-то матрос пытается задушить Варвару Сергеевну. Она уже была почти раздета, как, впрочем, и тот матрос, – на лице Кольского заиграли желваки, свободная рука под столом самопроизвольно сжалась в кулак, костяшки пальцев побелели. Павленко продолжал свой рассказ. – Очевидно, тот матрос пытался совершить над девушкой насилие. Я помешал этому. Завязалась короткая драка. Матроса я вышвырнул из каюты. Куда он делся после, я не знаю.

– Вы сможете опознать этого матроса? – тихо спросил Серов.

Павленко покачал головой.

– Не уверен. Я до сих пор помню те события лишь частично, приходится буквально выжимать эти воспоминания из сознания. Возможно, его сможет опознать Варвара Сергеевна, или мы могли бы посмотреть на камеры в коридоре жилого отсека.

– Что было дальше? – тихо спросил капитан.

– Я, кажется, посоветовал научному руководителю Касаткиной запереться, а сам направился в смотровую рубку.

– Куда? – удивился Верещагин. – Не на свой боевой пост?

– Я не отдавал себе отчета, – Павленко опустил голову. Он прекрасно понимал, что сейчас сознается перед капитаном и всем офицерским составом в грубейшем нарушении устава. – Я испугался того, что могут натворить люди в моем отделении. Я решил, что корабль уже обречен и что смотровая площадка будет наиболее безопасным местом в эту ночь.

– Но и там были вахтенные матросы, – возразил Володин. – Их вы не боялись?

– Я освободил их от дежурства и велел разойтись по каютам…

– Куда они не дошли, между прочим, – вставил Серов. – Двоих впередсмотрящих обнаружили истекающими кровью на камбузе. Неясно, что они там делали, но было установлено, что между ними и коком произошла поножовщина.

Арес закусил губу, пытаясь уловить нить рассказа Павленко:

– Дмитрий Фролович, я не понимаю, к чему вся эта обстоятельная исповедь? Вы могли промолчать, и никто не узнал бы о вашем грешке.

– В свете того, что мы потеряли оба реактора, – сурово сказал Володин, – этот проступок уже нельзя называть простым грешком. Павленко отвечает за всю энергосистему корабля. В ту роковую ночь он позволил себе отсутствовать на своем боевом посту, а сейчас он заявляет нам, что не знает, что именно произошло с реакторами.

– Эта слабость может нам всем дорого обойтись, – согласился с мнением друга Верещагин. – Думаю, имеет смысл арестовать кап-три Павленко до выяснения всех обстоятельств.

– Нет, это все понятно! – воскликнул Серов. – Но мне все же интересно узнать, чем завершилась вылазка нашего главного энергетика в смотровую рубку.

– Я видел его, – Павленко поднял глаза на Серова, перевел взгляд на капитана и повторил. – Шар, то есть инопланетный крейсер. Я видел его. Он существует!

– Вот этот шар вы видели? – осторожно поинтересовался командир БЧ-6 Иванов, указывая на голограмму.

– Нет, Сергей Михайлович. Я повторюсь: тот шар, который я видел, был действительно огромным. На его фоне «Осирис-3», который сейчас мы видим прекрасно, еле угадывался. Тот шар появился в поле моего зрения на несколько секунд. Да он действительно был очень похож на этот, – Павленко тоже показал пальцем на голограмму посреди стола, – и поверхность его была покрыта тем же серебристым материалом, но этот шарик – маленький, а тот шар был огромен. Действительно огромен! Он появился на несколько мгновений, а после словно бы провалился в пустоту.

– В котором примерно часу вы это видели? – угрюмо спросил связист Володин. Какую бы неприязнь он ни испытывал к кап-три Павленко, было одно обстоятельство, косвенно подтверждавшее его слова.

– Не могу сказать, – Павленко вновь опустил голову. – Я, как и все мы, плохо ориентировался в ту ночь. Не уверен, что смогу назвать точное время, но предположу, что произошло все это в третьем часу ночи по корабельному времени.

– Вам есть что добавить, Евгений Павлович? – уточнил Кольский.

– В 02:10 мои ребята зафиксировали мощное гравитационное возмущение в том секторе. Я узнал об этом недавно.

– Узнали недавно или осознали недавно? – переспросил Серов.

– Я только сейчас вспомнил об этом, – признался Володин. – Дмитрий Сергеевич прав, мы все в ту ночь были не в лучшей форме.

– Что ж, – развел руками Серов, – в таком случае нам просто нужно поднять записи внешних видеокамер и проверить слова Павленко и Володина. Во всяком случае, пока все указывает на то, что тот первый шар действительно был, а затем пропал, оставив вместо себя этот… как вы там выразились? Прибор?

– Я уже просмотрел все записи, – сухо сказал капитан. – Собственно, этим я и занимался все утро. На них нет никакого инопланетного корабля. Запись ведется с самого момента появления на наших радарах «Осириса-3».

– Что же это получается? Павленко все выдумал? А гравитационную аномалию вызвала эта малютка? – удивился Верещагин.

– Пока рано делать выводы, – ответил капитан и постарался расслабиться, он уже успел взять себя в руки. Похоже, между Павленко и Касаткиной и вправду ничего не было. О ее здоровье Кольский справился у Ратушняка, прежде чем приступил к своим обязанностям. Правда, в отличие от Павленко капитан не планировал озвучивать эту информацию. – Наказывать капитана третьего ранга Павленко мы не будем, хотя его подробный рапорт и будет занесен в судовой журнал.

– Но капитан… – начал было Володин, однако Кольский его оборвал.

– Мы все хороши! – капитан встал со своего места, прошелся по мостику и устремил свой взор на голограмму, где по-прежнему красовался вновь обретенный человечеством «Осирис-3» и загадочный прибор-шар, как его назвал Павленко. – У меня нет возможности наказывать и отстранять от работы офицеров, способных помочь в этой трудной ситуации. Слушать мою команду. Привести в полную боевую готовность все вооружение «Прорыва». На «Ксинь Джи» наверняка уже знают о наших проблемах, необходимо изучить китайский крейсер и его степень защиты. Мы должны знать их слабые места на случай возможного боевого столкновения. БЧ-4, постараться связаться с «Ксинь Джи» и доложить немедленно, если они все же выйдут на связь. Далее – просканировать во всех диапазонах шар. Изучить. Получить максимум информации. Параллельно готовьте абордажную команду. Нужно наведаться на «Осирис-3». Кто знает, может, там мы найдем ответы на интересующие нас вопросы, – капитан обвел взглядом офицеров. – Вопросы? Вопросов нет. Разойдись!

Именно так завершился тот брифинг двухмесячной давности. С тех пор утекло много воды, многое в раскладе поменялось. К примеру, Павленко все же удалось выяснить причину отказа энергосистемы «Прорыва». Этому поспособствовали два фактора: вылазка на «Осирис-3» и спасение единственного выжившего на пропавшем звездолете человека. Ну, как человека – репликанта по имени Роман. Кроме него, абордажная группа обнаружила на борту «Осириса» кучу трупов – экипаж пропавшего рудовоза «Марк-10». Недалекие военные тут же повесили все эти трупы на Романа. Бедного репликанта допрашивали с пристрастием все имеющиеся на борту церберы Ареса, но так ничего от него и не узнали. Поначалу Роман на контакт шел охотно, но после предъявления ему обвинений и жесткого психологического давления закрылся и перестал разговаривать с военными. Идиоты, думал Павленко, даже если этот репликант и был причастен к убийству экипажа «Марка-10», ко всему прочему он был еще и ценным свидетелем, важным источником информации. Именно от него Павленко узнал про амальгит. Благодаря ему смог обнаружить это вещество во всех важных узлах и агрегатах системы управления реакторами. И если бы не эти чудаки на букву «м», смог бы узнать и куда больше. Благо с Романом позволили поработать Касаткиной, и девушке, кажется, удалось разговорить запуганного гестаповскими методами Ареса-Серова парня. И то, что ей удалось от него узнать, поставило Павленко в сложную ситуацию. Речь шла как раз о том самом выборе, перед которым он оказался: нужно было решить, за какую команду играть. Роман утверждал, что ваэрры и Валерия Мирская – медик с «Осириса» – отправились к Земле. Когда именно шар туда прибудет, он не знал, поскольку не обладал информацией о тактико-технических характеристиках крейсера ваэрров. Однако он утверждал, что знает, как с ними бороться. Открываться Варваре Касаткиной полностью Роман не стал, не посвятил в свою тайну и Дмитрия, однако предложил выход – они дают ему связь с Землей по ЧСДС, а он посылает мануал по борьбе с захватчиками тому, кто сможет организовать оборону. Что за мануал, кто этот таинственный вожак будущего сопротивления, Роман говорить наотрез отказался.

Обо всем этом, Павленко, разумеется, доложил командиру, но Кольский категорически отказывался предоставлять преступнику (они почему-то приговорили репликанта без суда и следствия) возможность связаться с Землей. Мотивация у командира была простая: что, если этот тип нас всех дурит и хочет обвести вокруг пальца? Что, если он засланный казачок, шпион, который спит и видит, как поднасрать экипажу «Прорыва»?

«Можно подумать, – думал Павленко – «Прорыву» можно поднасрать еще сильнее. Куда уж хуже-то?»

И теперь Дмитрий колебался между долгом и потенциальной возможностью спасти человечество. А время неумолимо убегало, энергия на корабле таяла на глазах, китайцы наседали – Павленко знал об их ультиматуме относительно первенства в исследовании малого шара. И не было ни единого шанса спасти «Прорыв». Оставалось выбрать одно из двух – рискнуть и дать Роману связь с Землей или же приберечь энергию до лучших времен, которые, возможно, для «Прорыва» уже никогда и не настанут.

Глава 5

– Мы получили ответ от китайцев.

Володин уже изучил содержание послания с «Ксинь Джи», и оно, мягко говоря, не было дружелюбным. Однако сам факт того, что китайцы все-таки вышли на связь, внушал некий оптимизм, а потому доклад связиста выглядел чрезмерно бодрым. Капитан Кольский же пропустил это сообщение мимо ушей, он был слишком погружен в собственные раздумья.

– Борис Владимирович? – напомнил о себе связист, чем, собственно, и отвлек капитана от его мыслей.

– Да, Евгений Павлович, – очнулся Кольский, – что ты говорил?

– Я говорю, китайцы на связь вышли. Требуют предоставить гарантии безопасности. Хотят первыми обследовать шар.

– Да? И каковы их аргументы?

– Говорят, вы, мол, летели со спасательной миссией к «Осирису-3», миссия ваша выполнена, а теперь, будьте так любезны, свалите в туман, а мы займемся настоящей работой.

– Что, так и сказали?

– Ну, в общих чертах да, – Володин ухмыльнулся и после кивка капитана присел напротив, – это мой вольный художественный перевод. Но к тексту оригинала близко.

– А с чего они взяли, что мы будем им мешать? Ты, кстати, угощайся.

Связист застал Кольского в его каюте за ужином. На столе капитана красовалась глубокая тарелка с виноградом и сырная нарезка. Володин угостился холодной ягодой – самое то во время дежурства по кораблю.

Володин, кстати, предпочитал именно такое, неформальное общение с капитаном. Он заглядывал к нему всякий раз, как заступал дежурным. На мостике или на ЦП капитан выдерживал субординацию и выкал всем офицерам. Доклады по селектору или голофону Володин не любил, слишком уж формально они проходили, к тому же не всегда было понятно, как именно к тебе относится командир в данный момент. А тут, в его каюте, можно было услышать от него отеческое «ты». Именно отеческое – Кольский никогда не опускался до панибратства. Такая неформальная обстановка плюс сам факт того, что командир в любое время суток принимает именно его у себя в каюте, ведет с ним беседу тет-а-тет, позволял Володину строить свои взаимоотношения как с руководством, так и с сослуживцами. В неформальной обстановке человек раскрывается, ведет себя иначе, говорит иначе, позволяет себе больше вольностей и нет-нет да и выдает ту или иную полезную информацию. Благодаря такой близости с командиром Володин всегда был в курсе, как к кому Кольский относится, и уже в зависимости от этого строил свои планы на будущее. Сегодня целью Володина был кап-три Павленко. Нужно только дождаться момента и понять, что о нем думает Кольский.

– Я у них не спросил, Борис Владимирович, не хотел вступать с врагом в диалог без вашего ведома. Осмелюсь предположить, их положение не лучше нашего, они боятся вступать в прямое столкновение с нами.

– Что-то они не опасались нас, когда своего червя запускали, – буркнул в ответ капитан и отвернулся от тарелки с сыром.

– Тогда и у нас, и у них работали энергощиты, – возразил Володин. – Сейчас же мы в одинаковом положении. Одинаково уязвимы.

– И, ко всему прочему, и нам, и китайцам нужно выполнить приказ.

– Точно. Они видят нашу нерешительность в этом вопросе и решили первыми вступить в физический контакт с инопланетянами.

– Будь там инопланетяне, – возразил капитан, – они бы уже сами вступили с нами в контакт.

Володина передернуло, он даже не донес до рта очередную виноградину. Все прекрасно помнили, чем завершился первый контакт с инопланетным разумом.

– Не хотел бы я вновь с ними контактировать, – признался он.

– Как и я, – сказал капитан. Он не ел. Володин понял, что своим появлением отвлек командира от каких-то серьезных раздумий.

Связист не ошибся. Капитан Кольский действительно перебирал сейчас в голове все возможные варианты развития событий и склонялся к тому, что этот выскочка Павленко все же был прав насчет шара. Все указывало на то, что эта штука необитаема, что это никакой не звездолет, а некий прибор. Более того, за последние два месяца наблюдений стало понятно, какой именно это прибор.

Как оказалось, шар постоянно посылал в космическое пространство какой-то странный гравитационный импульс. Сигналы эти были точно выверены, промежутки между импульсами были равными, а сама мощность импульсов неизменной. Каждые стандартные сутки шар с кем-то связывался. Или, как предполагал Павленко, слал отчеты о своем местоположении. Командир БЧ-5 предположил, что этот шар является своего рода маяком, его поддержали силовики Сергеев и Иванов. Остальные офицеры сомневались, резонно предположив, что, будь это маяк, обозначающий путь в нашу звездную систему, мы бы наблюдали и другие такие маяки.

Несмотря на кажущуюся пустынность вселенной, в ней имеется множество объектов, с которыми любому телу, перемещающемуся в пространстве, так или иначе пришлось бы взаимодействовать. На пути пришельцев, откуда бы они ни прибыли, наверняка лежали миллионы звезд с их планетами, а также планеты-потеряшки, бесцельно бороздящие пространство, оторванные от своих звездных систем вследствие различного рода катаклизмов. Таких крупных объектов в космосе миллионы, а то и миллиарды, и это если не учитывать бессчетное множество объектов поменьше – астероидов, метеоритов, комет, планетоидов, спутников планет и прочих небесных тел, способных уничтожить любой объект, движущийся с релятивистскими скоростями. А в том, что эти пришельцы двигались быстро, ни у кого сомнений не было, в противном случае путь к Солнцу занял бы у них миллиарды лет. По сути, такие путешествия бессмысленны, именно поэтому человечество еще не шагнуло за пределы своей звездной системы. В ближайших к Солнцу системах жизни, как известно, нет, а более отдаленные участки космоса обследовать не получалось, слишком уж медленно передвигались звездолеты Земли. Даже программа «Осирис» была направлена не столько на поиск внеземной жизни, сколько на поиск резервной планеты для землян, и рассчитана эта программа была на изучение ближайших к Солнцу звездных систем.

Вот и выходило, что если этот шарик был маяком, то должны были быть и другие такие шарики, составляющие для инопланетян своеобразный фарватер в космическом пространстве. Если бы предположение Павленко было верно, земляне уже давно наблюдали бы целую сеть гравитационных аномалий, а в совокупности они указывали бы на определенную звездную систему. Но таких аномалий земные и космические обсерватории не наблюдали, а стало быть, и вся теория Павленко не выдерживала критики.

– Так что с китайцами? – напомнил о цели своего визита Володин. – Вы сами проведете переговоры с ними или мне взять это на себя?

– И что ты им скажешь? – Кольский скосил взгляд на связиста. Ему было любопытно мнение старшего офицера.

– У нас есть четкий приказ, командир. Если вам интересно мое мнение, то я считаю неприемлемым ультиматум «Ксинь Джи». Они не в том положении, чтобы говорить с нами с позиции силы.

– Считаешь, у нас есть выбор?

– Я не совсем понимаю, Борис Владимирович, – Володин отложил очередную виноградину. – Вы думаете отдать инициативу китайцам?

– Вы лучше меня знаете, с чем мы можем столкнуться, Евгений Павлович, – Кольский впервые за разговор перешел на «вы», что означало его серьезный настрой. Командир наверняка думал о своем решении не один час, раз уж заговорил об этом вслух. – Если этот шар, как мы предполагаем, единственный, если никакого большого корабля нет и не было, значит, на нас воздействовала именно эта невзрачная блестящая елочная игрушка. А следовательно, мы рискуем вновь ощутить на себе ее воздействие. Любое наше действие, даже миролюбивое, шар может расценить как агрессию или угрозу. Боюсь, повторной психической атаки «Прорыв» не вынесет. Не будет ли более разумным уступить китайцам и посмотреть, что из этого выйдет?

Володин понял, куда клонит капитан, и решил аккуратно перевести разговор в нужное для себя русло:

– Борис Владимирович, я правильно вас понимаю – вы все-таки не верите Павленко? Я имею в виду, не верите в то, что он видел огромный звездолет?

Кольский поморщился. За последние недели у него на эту фамилию развилась натуральная идиосинкразия. Молодой капитан третьего ранга раздражал Кольского, и природа этой неприязни была не в убеждении молодого офицера в своей правоте (люди имеют полное право заблуждаться так, как им вздумается) – причиной всему была банальная ревность.

Рассудком капитан понимал, что это глупо – ревновать Касаткину к Павленко. Где Кольский и где Касаткина? По возрасту он ей вообще в отцы годился. Да и не было у него никогда к этой девушке интереса. Это странное влечение было ему навязано извне, сейчас он это точно понимал. Капитан чувствовал, что все его навязчивости имели искусственную природу. Но почему тогда эта не прекратилось два месяца назад? Весь экипаж уже давно пришел в себя, все чувствовали себя нормально. Все, кроме него. Сейчас Кольский ощущал себя роботом, в программе которого знатно порылись хакеры, наворотили там дел, да так и забыли откатить настройки до заводских. Да, это влияние было не сравнить с тем, что он испытывал в те страшные дни полнейшего безумия, но, так или иначе, оно никуда не делось. Ослабело – определенно, но не пропало окончательно. Кольский по-прежнему испытывал влечение к научному сотруднику Касаткиной. И еще он точно знал, что и Павленко испытывает к Варваре Сергеевне те же чувства. Капитана бесило буквально все – и то, как Павленко смотрит на Касаткину, как говорит с ней, то, как она ему отвечает. Их совместная работа с этим проклятым репликантом, их совместные ужины и даже доклады – буквально все.

Оставалось непонятным лишь одно – какова природа увлечения Павленко Касаткиной. Была ли его увлеченность обусловлена природным фактором, а-ля «молодой мужчина влюбился в молодую женщину» (что, в целом, было нормой), или же чувства Павленко были сродни тем, что испытывал вот уже два месяца кряду сам Кольский. Именно это и сводило с ума капитана. Из-за этой ревности он относился к Павленко предвзято, хотя и допускал, что тот может быть прав насчет мифического «большого шара», тем более что о том же твердил и задержанный репликант.

– Павленко и сам не верит в то, что видел, – наконец ответил Кольский.

– Но он отстаивает свои слова с фанатизмом.

– В том то все и дело – с фанатизмом! – Кольский даже не пытался скрыть своего раздражения. – Ничего не напоминает? Он увидел этот свой огромный шар в самый страшный период нашего полета. Все мы в тот момент были не в себе, всем нам были навязаны ложные иллюзии, ложные мысли. Кто даст гарантию, что его слова не продукт его больного воображения, не галлюцинация? Никто, кроме него, не видел огромный пятидесятикилометровый звездолет. Не зафиксировали его и наши камеры слежения. Так с чего нам ему доверять?

Кольский нарочно сказал «нам», пытаясь увести собеседника от мысли о предвзятости.

– А как же репликант? – Володин словно мысли Кольского прочел.

– А что репликант? – пожал плечами капитан. Ответ на этот ожидаемый вопрос у него был заготовлен заранее. – Репликант говорит только то, на что был запрограммирован. Кто знает, что он видел и пережил на самом деле? Кто знает, кем именно он был запрограммирован? А если это те самые инопланетяне? Не исключено, что Павленко показали ту галлюцинацию они же, и именно потому показали, что эта информация уже была в голове репликанта. А поместили они ее туда, зная, что мы его спасем. Вся эта история с большим инопланетным кораблем больше похожа на дезинформацию, призванную запутать нас, сбить с верного курса, заставить ошибиться.

– Тогда я не понимаю, почему вы еще не отстранили Дмитрия Фроловича от должности, – Володин бросил эту фразу так, между делом, закидывая в рот очередную виноградину, хотя по факту это был его первый прямой выпад в сторону Павленко.