Что скрывает правда Хантер Кара
ВЭ: Итак, я прошу вас начать с рассказа о том, как вы вчера вечером оказались в доме профессора Фишер.
КМ: Я сидел с ее ребенком. Она была на ужине, поэтому я сидел с Тобином.
ВЭ: Вы и раньше этим занимались?
КМ (кивает): Да, я часто это делал. Деньги студенту не помешают, а Тобин замечательный парнишка. У меня есть брат, он чуть старше него. Ну, по сути, единокровный брат, так что я привык общаться с мальчишками его возраста.
ВЭ: Это обычная практика, что преподаватели используют своих студентов в качестве нянек?
КМ (пожимает плечами): Я не знаю никого, кто этим занимался бы. Но в этом вся Марина – она не их тех, кто придерживается правил.
ВЭ: Значит, вот так вы ее называете?
КМ: Большинство старшекурсников называют своих руководителей по именам – в этом нет ничего особенного.
ВЭ: Как бы вы описали свои отношения?
КМ (поспешно): Это не отношения – ничего такого тут нет.
ВЭ: Я ни на что не намекала. Я просто пытаюсь нарисовать полную картину. Значит, вы не были просто преподаватель и студент? Так будет правильно? Если учесть, что она доверяет вам своего ребенка.
КМ: Наверное. На самом деле она феномен. В интеллектуальном плане, я имею в виду. Очень современная. Как я уже сказал, не придерживается правил, ну, в хорошем смысле. Нельзя же ничего не менять и работать по-старому – во всяком случае, в нашей области. Надо рисковать, бросать вызов статус-кво.
ВЭ: Похоже, вы восхищаетесь ею.
КМ (пожимает плечами): Любой, кто работает с ИИ, душу отдал бы за то, чтобы его руководителем была Марина. Я был счастлив до небес, когда узнал. Никогда не думал, что все так закончится.
ВЭ: Но до вчерашнего вечера между вами не было никаких эксцессов? Ваше общение было исключительно профессиональным?
КМ: (Кивает.)
ВЭ: Итак, расскажите мне, что произошло вчера вечером. В котором часу вы прибыли в Монмут-хаус?
КМ: В восемь, в восемь пятнадцать. Примерно в это время.
ВЭ: Вы провели вместе какое-то время?
КМ: Марина уже собиралась уходить, но перед ее уходом мы выпили по стаканчику – она сказала, что это ей нужно для храбрости. На карту было поставлено многое, поэтому, думаю, она немного дергалась.
ВЭ: Что вы пили?
КМ: Я – пиво. Она – белое вино.
ВЭ: В котором часу она вернулась?
КМ: Наверное, в четверть двенадцатого, может, минут в двадцать.
ВЭ: И вы были там, в доме?
КМ: На кухне. Внизу, на первом этаже.
ВЭ: Какая она была… в каком настроении?
КМ: Боже, да она летала. Все говорила и говорила – как все прошло, под каким впечатлением все были… Звучало так, будто она сразила всех наповал.
ВЭ: Она находилась под воздействием алкоголя?
КМ: Ну да… в том смысле, что это был ужин, поэтому она выпила немного. Совсем немного, если хотите знать мое мнение.
ВЭ: Что произошло дальше?
КМ: Она сказала, что надо отпраздновать, и полезла в холодильник за бутылкой шампанского. Попросила меня открыть ее.
ВЭ: И вы открыли?
КМ: Я начал говорить, что пить не буду и что мне надо домой, но она рассмеялась и сказала, что мне обязательно надо выпить. Я спросил, точно ли ей нужно, чтобы я открыл шампанское, ведь сейчас уже так поздно… кажется, я спрашивал, уверена ли она в том, что ей надо добавить – ведь она и так была под хмельком.
ВЭ: Но едва ли вы выразили свою мысль столь же многословно?
КМ: Да, но она же оставалась моим руководителем, так? Как бы то ни было, она сказала, что я должен выпить хотя бы один фужер, потому что она не может праздновать в одиночестве. Потом она сказала, что у нее с пробками беда, и попросила меня открыть бутылку, что я и сделал.
ВЭ: И что было дальше?
КМ: (Молчание.)
ВЭ: Мистер Морган?
Адам Фаули
7 июля 2018 года
19:24
Адвокат Фишер – грозный специалист по имени Ниам Кеннеди. Мне и раньше доводилось скрещивать с ней мечи. Стоит она недешево, это точно, особенно в вечер субботы. Премиум-сервис включает доставку полного комплекта одежды – сейчас Фишер как с витрины Кэт Кидстон: цветастое платье, хлопчатобумажный кардиган, балетки. Все это, без сомнения, тщательно подобрано Кеннеди, чтобы ее клиентка ничем не напоминала сексуальную хищницу. Даже волосы собраны в пучок, наверняка с той же целью. Результат – причудливый отзвук «Алисы в Стране чудес», и это уже начинает действовать мне на нервы. Однако в лице Фишер нет ничего детского. У нее ввалившиеся глаза, выглядит она затравленной. Алиса проснулась и обнаружила, что все это сон. С Фишер такое не случится.
Я сажусь рядом с Асанти, открываю папку и приступаю к обязательной процедуре заполнения анкеты, проставляя галочки. Кеннеди занимается тем же самым, проставляя галочки в списке требований ПАСЕ[24], причем прилагает все силы к тому, чтобы я это заметил. После всего этого мы можем начать.
Я откидываюсь на спинку стула:
– Итак, профессор, теперь вы можете изложить нам свою версию вчерашних событий.
Ответ звучит мгновенно – она ожидала этого:
– Калеб предложил посидеть с моим ребенком, пока я буду на ужине в Байллиоле.
– Предложил или вы его попросили?
Она моргает:
– Ладно, я попросила.
– Он и раньше сидел с вашим ребенком, да?
– Несколько раз.
Она старается не встречаться со мной взглядом: знает, что в этом вопросе идет по тонкому льду. Но у меня есть рыбка пожирнее, поэтому я не трачу время на мелкие нарушения правил колледжа.
– В котором часу вы вернулись с ужина?
Она пожимает плечами:
– В четверть двенадцатого… Примерно в это время.
– Вы пили?
А сейчас она смотрит на меня. На ее щеках два ярких пятна.
– Конечно, пила. Ужин был с восемью переменами. Все пили. Признаю, я выпила больше, чем обычно, но пьяной не была.
– Так что произошло, когда вы вернулись домой?
– Я прошла на кухню. Я слышала, что там Калеб. Он слушал музыку и работал на своем ноутбуке, сидя на кухне за столом. Мы немного поболтали.
– О его исследованиях?
– Нет, совсем нет…
Румянец на ее щеках становится ярче. Я чувствую, как рядом со мной ерзает Асанти. Кеннеди дотрагивается до руки Фишер.
– Все в порядке, можете рассказать.
– Послушайте, – говорит она, – он флиртовал со мной, понятно? Он часто это делает. Это ничего не значит.
– А вы флиртовали с ним? В том смысле, что он же привлекательный мужчина…
Она изумленно смотрит на меня:
– Инспектор, со мной флиртуют многие мужчины, да и женщины порой тоже. Преподаватели, студенты, административные работники университета; рисковые люди из этих трех категорий и рисковые люди вообще. Все это я не воспринимаю всерьез.
Я медленно киваю:
– Тогда что?
– Он сказал, что нам надо выпить. Чтобы отпраздновать мой так называемый «триумф». – В ее голосе звучит горечь.
– Так называемый? Я думал, вы заполучили жирного спонсора – разве это не повод для празднования? Благодаря Хилари Рейнольдсу у меня сложилось впечатление, что это был подвиг.
Она тихо вздыхает:
– Забавно, сейчас мне уже не кажется, что это был подвиг.
– Но ведь вчера казалось, так? До того, как все случилось?
Профессор откидывается на спинку:
– Именно он сказал, что нужно отпраздновать. Именно он достал шампанское из холодильника. Именно он открыл его. Ясно?
– Значит, вы вместе выпили. Всего по одному бокалу?
Она опять краснеет:
– Думаю, да.
– Думаете? Вы не помните?
– Я помню, что пролила вино – на платье. Помню, как он снова наполнил мой бокал.
Фишер смотрит на Кеннеди, потом на меня. Очевидно, тут есть нечто, что они обсуждали.
Она набирает в грудь побольше воздуха:
– После этого все как в тумане…
ВЭ: Мистер Морган?
КМ: (Вертит в пальцах бутылку с водой.)
ВЭ: Я понимаю, как тяжело…
КМ: Она стала приставать ко мне, ясно? Я отстранялся, уперся в прилавок, она подошла вплотную. Ну, прижалась ко мне всем телом. И стала спрашивать, нравится ли она мне.
ВЭ: А она нравится… нравилась?
КМ (краснеет): Вроде того. В смысле, она сильно старше меня, но она чертовски горячая штучка. Все старшекурсники так думают. И выглядела она потрясающе в том платье – любой решил бы, что она очень сексуальна…
ВЭ: Это не преступление, мистер Морган, – считать ее привлекательной.
КМ: Калеб. Зовите меня Калеб.
ВЭ: Так что было дальше?
КМ (глубоко вздыхает): Ну, к этому моменту она была здорово пьяна. Сбросила туфли и стояла покачиваясь, словно не могла сохранить равновесие. И язык у нее заплетался. Даже если б я хотел, в таком состоянии она ни на что не была способна.
ВЭ: Но вы могли бы… при других обстоятельствах? Если б считали, что она понимает, что делает?
КМ (пауза): В теории это возможно. Но только в теории – на практике это стало бы полным кошмаром. Для моих исследований, я имею в виду. Как бы то ни было, у меня есть девушка. Все это просто не стоило бы той колоссальной кучи дерьма, что свалилась бы на нас.
ВЭ: Что было дальше?
КМ: Она стала трогать меня – через одежду. Через шорты. Понимаете, она сказала, что это доказывает, что она нравится мне.
ВЭ (тихо): У вас была эрекция.
КМ (кивает): Но это не означает…
ВЭ: Калеб, это просто физиологическая реакция. Ее вы контролировать не можете. Это не означает, что в этом есть ваша вина. И это точно не означает, что на вас не нападали.
КМ: (Пауза.)
ВЭ: Мы можем продолжать?
КМ: (Отводит взгляд, кивает.)
Адам Фаули
7 июля 2018 года
19:47
– Вы говорите, что не помните, что было дальше?
Фишер качает головой.
Кеннеди подается вперед.
– Послушайте, что конкретно утверждает этот Калеб Морган?
– Он говорит, что профессор Фишер стала домогаться его и продолжила это делать, даже когда он ясно дал понять, что отказывается. Соитие не произошло, но она дотрагивалась до него в области паха.
Фишер мотает головой.
– Это какое-то дикое, чудовищное недоразумение. Невозможно… – Она опускает голову, подносит руку к губам, тяжело дышит. Затем поднимает голову. – С Калебом все в порядке? Я в том смысле, что это единственное объяснение… должно быть, у него случился срыв… – Ее голос дрожит. – Послушайте, в последнее время он живет в сильном напряжении. Его исследование…
– Хочу уточнить: значит, вы утверждаете, что не помните ни о каком физическом контакте с мистером Морганом?
– Да.
– А синяк у вас на запястье – как он появился?
Фишер дергает рукав, затем осознает, что делает, и кладет руки на стол.
– Как я уже сказала вашему криминалисту, его, вероятно, нанес мой сын. Дети на удивление сильны и не всегда отдают себе отчет в своих действиях.
Если она и понимает, сколько иронии в ее последнем замечании, то не подает виду.
– Что насчет утра?
Она хмурится:
– А что насчет утра?
– Вы проснулись в своей кровати?
– Естественно.
– Полностью одетой? В ночной одежде, в чем еще?
Фишер насмешливо изгибает бровь:
– Инспектор, я не пользуюсь тем, что вы так причудливо называете «ночной одеждой».
– Значит, вы были обнажены, но не помните, как добрались до кровати?
Она пожимает плечами:
– Мое платье висело на спинке стула, туфли стояли на полке. Все было так, как и должно быть. Если не считать того факта, что у меня раскалывалась голова и была дикая жажда, а завтрак для ребенка не был готов в срок. Только не говорите, что с вами такое не случается.
– И вас не беспокоит, что вы не можете вспомнить, чем закончился вечер? Такое раньше бывало?
Профессор тяжело вздыхает:
– Раз или два, к вашему сведению. Обычно после шампанского. Вчера мне следовало держаться подальше от «Болянже»[25].
Проклятье, а ловко она вывернулась…
– В таком случае, когда мы здесь закончим, я попрошу нашего офицера-криминалиста взять у вас анализ крови. Чтобы мы могли абсолютно точно установить, сколько алкоголя вы выпили.
Фишер смотрит на Кеннеди, та кивает:
– Они имеют право это сделать.
Асанти сдвигается на край стула.
– Что насчет платья?
Фишер хмурится:
– А что насчет платья?
– Почему вы ринулись сдавать его в чистку?
– Я же сказала вам. Я пролила на него вино. И не хотела вешать его в шкаф в таком виде. Боялась, что пятно останется, если не вывести его сразу.
– Но ведь дело было не только в чистке? Вы попросили сделать мелкий ремонт.
По лицу Кеннеди пробегает тень, и она не успевает скрыть это; для нее это новость.
Я открываю картонную папку и достаю лист бумаги. Это отсканированная копия страницы из книги учета в химчистке.
– «Отремонтировать разорванный вырез и пришить оторвавшиеся пайетки (пакет с пайетками предоставлен клиентом)».
Закрываю папку и смотрю на Марину.
– Профессор Фишер, что произошло? Как случилось, что на таком строгом и солидном приеме вы повредили столь дорогое платье?
– Я не помню.
– А может, вы повредили его не на приеме? Может, после приема, когда вернулись домой?
Фишер открывает и закрывает рот.
– Я же сказала вам, – после паузы говорит она, – я не помню.
ВЭ: Итак, она стала дотрагиваться до вас. Что было дальше?
КМ: Мне удалось отстраниться, и я повернулся, чтобы вылить шампанское в мойку. Я практически не пил его.
ВЭ: А сколько выпила она?
КМ: Думаю, к этому моменту она пила второй бокал.
ВЭ: Что потом?
КМ: Я стоял у мойки и почувствовал, как она прижимается ко мне сзади. Она обхватила меня руками и стала тянуть руки к моим шортам. Ну, понимаете ли, засовывала их внутрь… пыталась добраться… гм… до моего пениса.
ВЭ: Что вы сделали?
КМ: Я повернулся и вытащил ее руки. Сказал, что не хочу этим заниматься… что и она не хочет этим заниматься. Она сказала, что я веду себя нелепо… Что мы оба этого хотим. Я спросил, а как же Фрейя, и она просто засмеялась. Сказала что-то типа того, что зачем пить просекко, когда есть нечто получше. Потом обхватила рукой мою голову и стала тянуть ее вниз… ну, чтобы поцеловать.
ВЭ: А вы пытались ее остановить?
КМ (краснеет): Я схватил ее за запястья… пытался остановить, оттолкнуть. В одной руке она держала бокал, и вино вылилось. Можно сказать, произошла потасовка. (Пауза.) Наверное, тогда она и оцарапала меня… в тот момент я ничего не заметил. Сомневаюсь, что она сделала это намеренно – она все еще тянула меня к себе, ее рука была у меня на затылке, и вот тогда случайно поцарапала. (Глубоко вздыхает.) Послушайте, в конечном итоге я оттолкнул ее, хотя и не горжусь этим.
ВЭ: Насколько сильно вы ее толкнули?
КМ (снова вздыхает): Достаточно сильно. Правда, не в полную силу – я понимал, что надо быть осторожным: она была пьяна, а я значительно сильнее нее. Но я просто не знал, что делать, она не воспринимала мои «нет».
Адам Фаули
7 июля 2018 года
19:53
– Профессор Фишер, вы готовы отвечать на дальнейшие вопросы?
Кеннеди многозначительно изгибает бровь.
– Позиция моей клиентки абсолютно ясна. Все эти утверждения являются ложными, надуманными и, весьма вероятно, злонамеренными. Никакого инцидента не было, что означает по определению, что вы не найдете доказательств, подтверждающих его.
– Как ваш клиент может быть в чем-то уверена, если она утверждает, что не помнит ничего после того момента, когда было открыто шампанское?
Фишер начинает отвечать, но Кеннеди опережает ее:
– Потому что она профессионал. Потому что поведение такого рода абсолютно не в ее характере, что, я уверена, с радостью подтвердят вам ее коллеги. Как я сказала, если вы найдете какие-то доказательства тому, что какой-либо инцидент имел место, дайте нам обязательно знать. Но поверьте мне, вы ничего не найдете.
– А какой мотив может быть у мистера Моргана, чтобы делать ложные утверждения? У него есть что терять, а пользы никакой.
Адвокат изгибает бровь:
– Вот об этом, инспектор, вам придется спросить у него.
129 комментариев
Клайв Конвей покончил с обследованием дома на Сент-Люк-стрит. Делать ему там было особо нечего. Два бокала из-под шампанского уже были вымыты и высушены, а так как очевидные признаки борьбы отсутствовали, он не представлял, что еще уголовный розыск рассчитывал найти. Он заканчивает фотографировать, напоминает себе, что нужно забрать пустую бутылку из мусорного ведра, и убирает бокалы в пакеты.
И уже собирается уходить, когда звонит его телефон.
– Конвей? Это Энтони Асанти. Мы допрашиваем Марину Фишер, и тут кое-что всплыло.
– Да?
– У нее с собой нет мобильника. Она думала, что взяла его, но в сумке его нет. Она думает, что он либо в ее кабинете в Эдит Ланселев, либо дома. Можешь поискать?
Конвей оглядывает кухню:
– Внизу ничего нет, придется посмотреть наверху.
– Огромное спасибо. И забери ее ноут, если найдешь, – учитывая, каким деликатным будет дело, Фаули хочет, чтобы мы проверили ее телефон. Ну, чтобы обезопасить себя.
– Ладно, я дам знать, если найду.
Клайв упаковывает свои вещи, идет в гостиную и оглядывается. Видит подключенный к зарядке мобильник на журнальном столике. Он укладывает его в прозрачный пакет и прячет в свой чемодан. И, только выпрямившись, замечает, что все это время в комнате находится мальчик, который сидит за низеньким столиком под окном. Он так увлечен своим делом, что, кажется, не подозревает о том, что в комнате есть еще кто-то.
Конвей подходит к нему. Мальчик трудится над большой картиной по номерам – это, похоже, огромное, сложное изображение святого Георгия и дракона. Если б этим занимался один из детей Конвея, карандашная штриховка везде вылезала бы за границы, а у этого ребенка явно больше терпения, и он лучше владеет своей рукой, чем все трое отпрысков Клайва, вместе взятые.
– У тебя великолепно получается, – бодро говорит Конвей. – Тебе, наверное, помогает то, что у тебя есть так много цветов…
У его детей тоже есть набор Caran d’Ache, но он не знал, что они бывают в три яруса глубиной. Здесь, наверное, больше сотни карандашей. Клайв несколько минут стоит рядом и наблюдает, как мальчик, закончив с каким-то цветом, аккуратно кладет карандаш на то же место в наборе. На столике царит порядок, спектр, в котором разложены карандаши в коробке, не нарушен, и тишину в комнате нарушает мерное «чирк, чирк, чирк» по бумаге.
Конвей закрывает входную дверь и слышит, как щелкает замок. Монмут-хаус стоит на углу, поэтому у Марины Фишер, в отличие от ее соседей, есть боковой вход в дом и ей не надо решать неразрешимую проблему, с которой сталкиваются все владельцы блокированных георгианских домов от Бата до Блумсбери: что делать с чертовым мусорным баком. Баки Фишер прямо у боковой калитки, аккуратно спрятаны под специально построенным навесом, увитым клематисом. Конвей открывает один и, как ожидал, на самом верху находит бутылку из-под шампанского. Он убирает ее в пакет и уже собирается опустить крышку, когда обращает внимание на то, что лежит под бутылкой. Слегка хмурится, секунду сомневается, а затем лезет в свой чемодан за еще одним пакетом.
Адам Фаули
7 июля 2018 года
20:15