Чужестранка Гэблдон Диана

Глава 15

ОТКРОВЕНИЯ БРАЧНОГО ЧЕРТОГА

В гостинице еда была уже готова — скромное свадебное угощение: вино, свежий хлеб и ростбиф. Я направилась было к лестнице в свою комнату, мне надо было привести себя в порядок перед трапезой, но Дугал удержал меня за руку.

— Я хочу, чтобы ваши брачные отношения осуществились полностью и без малейшей недостоверности, — сказал он негромко, но твердо. — Не должно оставаться никаких сомнений в том, что это законный союз, ни одной лазейки для его аннулирования, в противном случае мы все рискуем своими головами.

— Мне кажется, что вы действуете именно в этом направлении, — сердито ответила я. — В особенности это относится к моей голове.

Дугал крепко шлепнул меня пониже спины.

— Об этом вы не беспокойтесь, только сделайте вашу часть работы.

И он окинул меня критическим взглядом, словно не вполне полагался на мои возможности.

— Я знал отца Джейми. Если сын пошел в него, хлопот у вас не будет… Эй, Джейми! — окликнул он и быстрым шагом пересек комнату, в которой Джейми только что появился после того, как поставил лошадей в конюшню. Судя по лицу Джейми, он тоже получил инструкции.

Каким образом, во имя Господа, могло все это произойти? Именно об этом спрашивала я себя чуть позже. Всего шесть недель назад я самым невинным образом собирала полевые цветы на шотландском холме и собиралась отнести их домой к моему мужу. А теперь я сижу за закрытой дверью в комнате деревенской гостиницы и дожидаюсь совершенно другого мужа, которого я едва успела узнать, со строгими предписаниями осуществить отношения навязанного мне силой брака, рискуя при всем при том и жизнью своей и свободой.

Напряженная и сильно обеспокоенная, я уселась на кровать в своем заимствованном роскошном одеянии. Послышался слабый звук отворяемой, а потом затворяемой двери.

Джейми, опершись спиной о дверь, стоял и смотрел на меня. Чувство взаимного смущения все усиливалось. Джейми первым нарушил молчание.

— Ты не должна меня бояться, — мягко произнес он. — Я не собираюсь кидаться на тебя.

Я засмеялась, преодолев себя.

— Но я ничего подобного и не думаю.

В глубине души я считала, что он не посмеет даже дотронуться до меня, если я сама ему этого не предложу, но суть дела заключалась в том, что я должна была предложить ему гораздо большее — и в самое ближайшее время.

Я посмотрела на него в сомнении. Я предполагала, что мне было бы труднее, если бы я находила его непривлекательным; на деле все оказалось наоборот. Во-первых, я восемь лет не была близка ни с одним мужчиной, кроме Фрэнка. А во-вторых, этот молодой человек, по его собственному признанию, не имел никакого опыта в таких отношениях. Мне в жизни не приходилось лишать кого-либо девственности. Даже оставив в стороне мой внутренний протест против ситуации в целом и подходя к проблеме с чисто практической точки зрения, как мы вообще приступим к делу? С подобными темпами мы можем торчать здесь несколько дней, уставившись друг на друга.

Я откашлялась и похлопала рукой по кровати возле меня.

— Может, ты сел бы?

—Да.

Он пересек комнату, двигаясь словно большая кошка. Сел не на постель возле меня, а, пододвинув стул, напротив. Не слишком уверенным движением взял мои руки в свои. У него руки были большие, с огрубевшими пальцами, и очень теплые, с тыльной стороны покрытые негустыми рыжеватыми волосками. Я ощутила небольшое волнение при его прикосновении и вспомнила слова из Ветхого Завета: «потому что кожа Иакова была гладкая, а брат его Исав был человек косматый[26]. У Фрэнка руки длинные и тонкие, почти безволосые и аристократические на вид. Мне нравилось смотреть на них, когда он читал лекции.

— Расскажи мне о твоем муже, — попросил Джейми — словно он прочел мои мысли.

Пораженная, я чуть не вырвала из его рук свои.

— Что?

— Послушай, милая. Мы здесь уже несколько дней вместе. Хоть я и не пытаюсь утверждать, что знаю все как следует, но я значительную часть своей жизни провел на ферме. Конечно, люди сильно отличаются от животных, но не настолько, чтобы понадобилось долго разбираться в том, как делается то, что нам предстоит совершить. У нас есть время поговорить друг с другом и перестать друг друга бояться.

Столь прямая оценка нашей ситуации принесла мне некоторое облегчение.

— А ты разве боишься меня?

По его виду нельзя было этого предположить. Вероятно, он нервничал, но и только. Хоть он и не был робким шестнадцатилетним юношей, однако с ним это должно произойти впервые. Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся.

— Да, боюсь. Думаю, больше, чем ты. Вот почему я держу тебя за руки — чтобы мои не так дрожали.

Я этому не поверила, но крепче сжала его руки — с благодарностью.

— Это хорошая мысль. Разговаривать гораздо легче, когда мы вот так касаемся друг друга. Но все-таки почему ты спросил о моем муже?

Быть может, он хочет, чтобы я рассказала ему о своей сексуальной жизни с Фрэнком, и таким образом понять, чего я жду от него?

— Видишь ли, я понял, что ты думаешь о нем. Не можешь не думать при таких обстоятельствах. И не хочу, чтобы ты считала, что не следует говорить со мной о нем. Хотя я теперь твой муж — как это странно звучит, правда? — было бы неправильно, если бы ты забыла его или постаралась сделать это. Раз ты его любила, значит, он был хороший человек.

— Да, он… был.

Голос мой дрогнул, и Джейми провел большими пальцами по тыльной стороне моих рук. Потом поднял их и бережно поцеловал каждую. Я снова откашлялась.

— Ты произнес замечательную речь, Джейми.

— Да. — Он внезапно улыбнулся. — Я подготовил ее в то время, когда Дугал там внизу произносил тосты.

Я глубоко вздохнула.

— У меня есть к тебе вопросы.

Он опустил глаза и погасил улыбку.

— Я так и предполагал, — сказал он. — Прекрасно понимаю, что при данных обстоятельствах ты имеешь право на любопытство. Что же ты хочешь узнать? — Он поднял взгляд, и при свете лампы в голубых глазах сверкнуло озорство. — Почему я до сих пор девственник?

— Э-э, я бы сказала, что это более или менее твое личное дело, — пробормотала я.

Мне вдруг стало жарко, и, высвободив одну руку, я потянулась за платком в карман платья и нащупала там что-то твердое.

— Ой, я забыла! У меня до сих пор твое кольцо. Вынув кольцо из кармана, я отдала его Джейми — тяжелый золотой обруч, украшенный рубином-кабошоном. Он не надел его себе на палец, а опустил в свой спорран.

— Это обручальное кольцо моего отца, — объяснил он. — Обычно я его не ношу, но сегодня мне хотелось предстать перед тобой в наилучшем виде.

При этих словах он покраснел и принялся возиться с застежкой споррана.

— Ты оказал мне большую честь, — сказала я, не удержавшись от улыбки.

Добавлять кольцо с рубином к сверкающему великолепию его костюма было все равно что ввозить уголь в Ньюкасл[27], но я была тронута благородством замысла.

— Я куплю тебе подходящее кольцо, как только смогу, — пообещал Джейми.

— Это не так уж важно, — сказала я, испытывая некоторую неловкость — ведь в скором времени я собиралась отсюда улизнуть. — У меня есть главный вопрос, — продолжала я, возвращая разговор в прежнее русло. — Если ты не возражаешь, ответь мне, почему ты согласился на мне жениться?

Джейми, отпустив мои руки, слегка откинулся назад. Помолчал немного, разглаживая шерстяную ткань панталон у себя на бедрах. Мне хорошо была видна длинная линия напряженных мускулов под тяжелой тканью.

— С одной стороны, вроде бы и не стоило говорить об этом, — проговорил он, улыбаясь.

— Нет, я хочу знать, — настаивала я. — Почему? Он посерьезнел.

— Прежде чем я отвечу тебе, Клэр, я сам хочу тебя кое о чем попросить, — медленно произнес он.

— О чем же?

— О честности.

Я слегка вздрогнула, когда он все с тем же серьезным выражением на лице наклонился ко мне, уперев руки в колени.

— Я знаю, Клэр, что есть вещи, о которых ты не хочешь говорить мне. Скорее даже не можешь говорить о них.

Знал бы ты, насколько ты прав, подумала я.

— Я никогда не стану принуждать тебя или настаивать на том, чтобы узнать о вещах, касающихся только тебя, — серьезно сказал он, посмотрел на свои руки и сжал их ладонь в ладонь. — Есть вещи, которые я не могу рассказать тебе, по крайней мере пока. И не прошу тебя о том, чего ты не можешь мне дать. Прошу лишь об одном: пусть будет правдой то, что ты найдешь нужным сказать мне. И я обещаю тебе то же самое. Между нами сейчас ничего нет — кроме уважения, вероятно. И я думаю, что уважение дает место тайне, но не лжи. Ты согласна?

Он разжал руки и протянул их мне ладонями вверх. Так мне была видна темная полоска пореза на запястье. Я положила ему на ладони свои руки.

— Да, я согласна. Обещаю быть честной. Его пальцы сомкнулись над моими.

— Я обещаю тебе то же. Ну а теперь… — Он глубоко вздохнул. — Ты спрашиваешь, почему я на тебе женился?

— Мне просто немножечко любопытно это узнать. Широкая улыбка словно вобрала в себя юмор, который прятался у него в глазах.

— Не могу сказать, что порицаю твое любопытство.. Причин несколько. Об одной, даже, скорее, о двух я сейчас не вправе говорить, но позже ты их узнаешь. Но главная причина — та же самая, что и у тебя, это необходимость спасти тебя от рук Джека Рэндолла.

Я вздрогнула при упоминании имени капитана, и руки Джейми крепче сжали мои.

— Ты в безопасности, — сказал он твердо. — Ты носишь мое имя, ты под защитой клана и под моей защитой. Он больше не дотронется до тебя, пока я жив.

— Благодарю тебя, — сказала я.

И, глядя на это строгое, молодое, решительное лицо с широкими скулами и крупным подбородком, я впервые почувствовала, что в нелепом плане Дугала заложена разумная основа.

«Под моей защитой…» То была не просто фраза — стоило посмотреть на Джейми, на твердый разворот его широких плеч, стоило вспомнить его диковатую грацию, когда он показывал мне при лунном свете приемы боя на мечах. Он знал, что говорит. Совсем еще молодой, он имел право так говорить, и его рубцы подтверждали это право. Он был не старше многих летчиков и пехотинцев, за которыми мне пришлось ухаживать в госпитале, и так же, как они, Он знал цену ответственности. Он давал мне не романтический обет, а твердое обещание защищать мою безопасность ценой своей собственной. Я могла лишь надеяться, что дам ему что-то взамен.

— Это просто великолепно с твоей стороны, — совершенно искренне сказала я, — но стоило ли это брака?

— Стоило. — Он кивком подкрепил слово. — Я имею основания судить об этом человеке, ты же знаешь. Я не хотел бы, чтобы в его власти оказалась даже собака, и не допустил бы этого, если бы мог. Что же сказать о беспомощной женщине?

— Весьма похвально, — кисло заметила я, и Джейми рассмеялся.

Он встал и подошел к столику у окна. Кто-то — должно быть, хозяйка гостиницы — поставил букет полевых цветов в высокий стакан для виски. Рядом с букетом стояли два бокала для вина и бутылка.

Джейми налил вино в бокалы, вернулся на свое место и протянул мне бокал.

— Не такое хорошее, как из личных запасов Колама, — сказал он с улыбкой, — но все же недурное.

Он поднял бокал.

— За миссис Фрэзер, — мягко произнес он, а меня вдруг охватил новый приступ паники, но я твердо подавила его и подняла свой бокал.

— За честность, — сказала я, и мы оба выпили. — Ну хорошо, — продолжала я, опустив пустой бокал, — это одна причина. А есть другие, о которых ты мог бы мне сказать?

Он принялся внимательно изучать свой бокал.

— Вероятно, просто потому, что хочу спать с тобой. — Он быстро взглянул на меня. — Ты думала об этом?

Если он хотел смутить меня, то вполне преуспел, но я решила этого не показывать.

— Это правда? — смело спросила я.

— Если быть честным, то да, правда, — ответил он, и голубые глаза прямо смотрели на меня поверх бокала.

— Для этого вовсе не обязательно было жениться на мне, — возразила я.

Джейми был по-настоящему шокирован таким заявлением.

— Неужели ты думаешь, что я стал бы это делать, не предложив тебе выйти за меня замуж?

— Многих мужчин это не смутило бы, — сказала я, забавляясь его наивностью.

В явном затруднении он забормотал что-то невнятное, но тут же собрался и заявил с полным достоинством:

— Может быть, я чересчур самоуверен, говоря так, но я предпочитаю думать, что я не «многие мужчины», и не считаю необходимым вести себя в соответствии с наиболее низким общественным знаменателем.

Я была тронута его словами и поспешила заверить, что нахожу его поведение в высшей степени порядочным и джентльменским и прошу извинить меня за неумышленные сомнения по поводу его мотивов.

На этой высокой дипломатической ноте мы прервали разговор на то время, пока Джейми вновь наполнял бокалы.

Некоторое время мы молча потягивали вино, оба несколько смущенные откровенностью последнего диалога. Совершенно ясно, что я могла ему что-то предложить; по совести, нельзя сказать, чтобы сама мысль не приходила мне в голову, несмотря на всю нелепость ситуации, в которой мы оба оказались. Джейми был весьма привлекательный молодой человек. И ведь случилось так, что сразу после приезда в замок я сидела у него на коленях… и…

Я подняла свой бокал и выпила вино. Похлопала рукой по постели рядом с собой.

— Садись сюда, — предложила я. — И… — Я запнулась в поисках более или менее нейтральной темы разговора, которая сняла бы неловкость от неизбежных мыслей о предстоящей близости, — и расскажи мне о своей семье. Где ты рос?

Постель заметно опустилась под тяжестью тела Джейми, и я уперлась рукой, чтобы не скатиться на него. Он уселся достаточно близко от меня: рукав его рубашки прикасался к моей руке. Я положила ее ладонью вверх себе на бедро, и Джейми, усевшись, естественно взял ее своей рукой. Мы откинулись к стене, ни он, ни я не опустили глаз, но оба мы чувствовали, что этот жест как бы связал нас воедино.

— Ну, так с чего же мне начать?

Джейми уложил на стул свои отнюдь не маленькие ноги и скрестил их в лодыжках. Мне стало немного забавно, когда я распознала в эту минуту в нем типичного шотландского горца, готового пуститься в разбор, медленный и неторопливый, сложного сплетения семейных и клановых взаимоотношений, которые составляют неизбежный фон любого сколько-нибудь значительного события в горной Шотландии. Мы с Фрэнком провели один из вечеров в пабе, просто зачарованные разговором между двумя чудаками, в котором ответственность за разрушение какого-то старинного амбара восходила к запутанной междоусобице, ведущей начало, если я правильно поняла, с 1790 года. С ощущением небольшого шока, к которому я уже начала привыкать, я вдруг осознала, что эта междоусобица, происхождение которой терялось для меня в тумане времен, теперь еще не началась. Усилием воли подавив сумятицу, начавшуюся у меня в мозгу при этой мысли, я заставила себя сосредоточиться на том, о чем повествовал Джейми.

— Мой отец был из Фрэзеров, это уж само собой разумеется. Младший сводный брат нынешнего владельца Ловата. А моя мать была Макензи. Ты знаешь, что Колам и Дугал мои дядья?

Я кивнула. Сходство было достаточно определенным, несмотря на различие красок. Широкие скулы и прямой нос со спинкой, узкой, словно лезвие ножа, — несомненное наследие Макензи.

— Ну так вот. Моя мать приходилась им сестрой, а кроме нее были еще две сестры. Моя тетя Джанет умерла, как и моя мать, а тетя Джокаста замужем за двоюродным братом Руперта и живет возле озера Эйлин. У тети Джанет было шестеро детей, четыре сына и две дочери, у тети Джокасты детей трое, все девочки, у Дугала четыре дочери, а у Колама один только маленький Хэмиш. У моих родителей нас было двое, я и моя сестра, которую назвали Джанет в честь моей тетки, но дома мы ее всегда называли Дженни.

— Значит, Руперт тоже из рода Макензи? — спросила я, стараясь не перепутать, кто есть кто.

— Да. Он… — Джейми минутку подумал. — Он приходится Коламу, Дугалу и Джокасте двоюродным братом, значит, мне он троюродный брат. Отец Руперта и мой дедушка. Джейкоб были братьями, стало быть…

— Подожди. Не надо углубляться дальше, иначе я совсем запутаюсь. Мы даже не добрались еще до Фрэзеров, а я уже потеряла счет твоим кузенам.

— Ммм… — Джейми потер подбородок, что-то соображая. — что касается Фрэзеров, тут дело посложнее, потому что мой дед Саймон был женат трижды, и у моего отца было два выводка сводных братьев и сестер. Давай остановимся пока на том, что у меня шестеро живых дядьев Фрэзеров и три тетки, а пересчитывать двоюродных братьев и сестер не будем.

— Да, уж пожалуйста, —сказала я и наклонилась, чтобы налить нам обоим еще вина.

Как выяснилось из дальнейшего, земли кланов Макензи и Фрэзеров имели на некотором расстоянии общую границу, она начиналась у морского побережья и тянулась до нижнего конца озера Лох-Несс. Эта граница, как, впрочем, и многие другие границы, не была нанесена на карту и представляла неопределенную по очертаниям линию, передвигаемую то туда, то сюда в зависимости от времени, обычая и союзнических отношений. Возле этой границы, у южного окончания земель Фрэзеров, находилось небольшое владение Брох Туарах, собственность Брайана Фрэзера, отца Джейми.

— Земли там достаточно, земля хорошая, и рыбная ловля прекрасная, и порядочный участок леса для охоты. Там примерно шестьдесят небольших ферм, а еще маленькая деревушка Брох Мордха, так она называется. Есть, конечно, помещичий дом, вполне современный, — не без гордости сказал Джейми, — ну и старый дом, в котором держат скотину и зерно, а не живут. Дугал и Колам не хотели, чтобы их сестра выходила за Фрэзера, и настояли на том, чтобы она не жила на земле этого клана, а получила свободный участок. Поэтому Лаллиброх, как называют это место тамошние жители, был передан по акту моему отцу, но в акте оговорили, что земля может перейти только к потомкам моей матери Эллен. Если бы она умерла бездетной, земля вернулась бы назад лорду Ловату после смерти моего отца, даже если бы у него родились дети от второго брака. Только отец не женился во второй раз, а я сын моей матери. Значит, Лаллиброх принадлежит мне.

— Но ты, кажется, вчера говорил мне, что у тебя нет никакой собственности.

Я снова глотнула вина и нашла его превосходным; чем больше я его пила, тем оно становилось лучше. Наверно, стоит остановиться.

Джейми повел головой из стороны в сторону.

— Да, эта земля точно принадлежит мне. Дело только в том, что; теперь мне нет от этого никакого прока, ведь я не могу там жить. — Он произнес эти слова с виноватым видом. — И то, что за мою голову назначена цена, не самая главная из причин.

После того как Джейми покинул Форт-Уильям, он находился в доме Дугала, Беаннахде (он перевёл мне это название, оно значит «Счастливый»), поправляясь от своих ран и от вызванной ими лихорадки. Оттуда он уехал, во Францию и провел два года, сражаясь в рядах французской армии на границе с Испанией.

— Ты провел два года во французской армии и остался девственником? — выпалила я в полном недоверии.

На моем попечении находилось некоторое количество раненых французов, и я весьма сомневалась, что галльское пристрастие к женскому полу претерпело существенные изменения за двести лет.

Уголок рта у Джейми дернулся, и он покосился на меня.

— Если бы ты, Саксоночка, видела, какие шлюхи обслуживали французскую армию, ты бы поверила, что я не могу дотронуться до такой женщины, не говоря уж о том, чтобы лечь с ней в постель.

Я задохнулась от смеха, поперхнулась вином, закашлялась и не могла остановиться до тех пор, пока Джейми не похлопал меня по спине. Отдышавшись, вся красная, я попросила Джейми продолжить рассказ.

Оказалось, что он вернулся в Шотландию год с чем-то назад и полгода после этого жил в одиночестве либо водился с бездомными скитальцами, людьми без клана, без роду-племени, которые бродили по, лесам, питаясь чем попало, и при случае угоняли чужой скот.

— А потом кто-то ударил меня по голове топором или чем-то вроде, — весь передернувшись, продолжал Джейми. — О следующих за этим случаем двух месяцах я могу рассказывать только со слов Дугала, потому что сам я ничего не помню.

Во время нападения на Джейми Дугал находился в поместье поблизости. Друзья Джейми сообщили Дугалу о случившемся, и тот сумел переправить племянника во Францию.

— Почему во Францию? — спросила я. — Рискованно было перевозить тяжелораненого на такое большое расстояние?

— Еще более рискованно было оставить меня там, где я находился. По всей округе шастали английские патрули, потому что мы с парнями наделали много шуму. Я думаю, Дугал опасался, как бы меня не нашли в бессознательном состоянии в хижине у какого-нибудь батрака.

— Или у него в доме, — добавила я с некоторой долей цинизма.

— Мне кажется, он не перевез меня к себе по двум причинам, — ответил на это Джейми. — Во-первых, у него в это время гостил какой-то англичанин, а во-вторых, он по моему виду решил, что мне так и так помирать, и потому отправил меня в аббатство.

Аббатство Святой Анны де Бопре на побережье Франции, как выяснилось, было управляемо удалившимся от суеты мирской Александром Фрэзером, ныне настоятелем этой обители учености и служения Богу.

— Они с Дугалом не очень-то друг друга жалуют, — говорил Джейми, — но Дугал рассудил, что здесь мало что можно для меня сделать, а там, ежели так суждено, только и помогут.

Так оно и вышло. Благодаря медицинским познаниям монахов и собственному крепкому сложению Джейми выжил и начал поправляться, окруженный заботами святых братьев доминиканцев.

— Когда я выздоровел, то вернулся сюда, — сказал Джейми в завершение своей повести. — Дугал и его люди встретили меня на берегу, и мы как раз направлялись во владения Макензи, когда… э-э… столкнулись с тобой.

— Капитан Рэндолл говорил, что вы угнали скот, — заметила я.

Он улыбнулся, нисколько не задетый обвинением.

— Ну, Дугал не из тех, кто упустит случай нагреть на чем-нибудь руки, — сказал он. — Мы наткнулись на хорошее стадо, оно паслось на поле, а кругом ни души. Ну и… — Джейми пожал плечами с видом фаталистической покорности житейской неизбежности. Стало быть, я угодила туда в самом конце стычки между людьми Дугала и драгунами Рэндолла. Дугал, увидав, что англичане вот-вот налетят на них, отправил половину своей команды в чащу, скотину они гнали перед собой, а остальные шотландцы затаились в дубках, поджидая англичан в засаде.

— Сработало здорово, — одобрительно высказался по этому поводу Джейми. — Мы с криком напали на них из засады и пронеслись сквозь их ряды. Они, ясное дело, погнались за нами, и мы им устроили веселую охоту — вверх по холму, через ручьи и скалы и так далее. Тем временем остальные наши люди перешли границу и коров угнали с собой. А мы оторвались от «раков» и укрылись в коттедже, в котором я в первый раз увидел тебя. Мы там дожидались темноты, чтобы улизнуть.

— Понимаю, — сказала я. — Но почему ты первым делом вернулся в Шотландию? Мне кажется, во Франции тебе было бы безопаснее.

Он открыл было рот, собираясь ответить, но передумал и отпил вина. Как видно, я чересчур близко подобралась к тому закоулку, где хранились его тайны.

— Это долгая история, Саксоночка, — произнес он, явно избегая разговора на нежелательную тему. — Я потом расскажу ее тебе, а пока давай поговорим и о тебе. Ты расскажешь мне о своей семье? Если, конечно, считаешь это возможным, — поспешно добавил он.

Я ненадолго задумалась, но решила, что рассказать ему о моих родителях и о дяде Лэме вполне можно. Дядя к тому же выбрал вполне подходящую профессию: заниматься изучением античности имело столь же большой — или столь же малый — смысл в восемнадцатом столетии, как и в двадцатом.

Итак, я поведала Джейми обо всем этом, избегая упоминать о таких «мелочах», как автомобили и самолеты, ну и, разумеется, о войне. Он слушал меня внимательно, иногда задавая вопросы, выразил мне свое сочувствие по поводу гибели родителей и проявил интерес к дяде Лэму и его изысканиям.

— А потом я встретила Фрэнка, — закончила я. Помолчала, не уверенная в том, сколько я могу еще сказать, не рискуя вступить на опасную почву. К счастью, Джейми мне помог.

— Но тебе, наверное, не хотелось бы говорить о нем прямо сейчас, — понимающе проговорил он.

Я кивнула, глаза мне затуманило слезами. Джейми отпустил мою руку, привлек меня к себе и мягким движением прижал мою голову к своему плечу.

— Все хорошо, милая, — сказал он, гладя меня по голове. — Ты не устала? Дать тебе уснуть?

Какой-то момент я хотела ответить утвердительно, но тотчас поняла, что это было бы нечестно и трусливо.

— Нет, — сказала я и глубоко вздохнула. От Джейми слегка пахло мылом и вином. — Нет, я в полном порядке. Расскажи мне, в какие игры ты играл, когда был мальчиком.

В комнате стояла свеча-часы: кольца темного воска отмечали каждый час. Мы проговорили целых три кольца, разжимая руки только затем, чтобы налить еще вина или навестить примитивный стульчак в углу за занавеской. Возвращаясь после одной из таких вылазок, Джейми зевнул и потянулся.

— Уже очень поздно, — отозвалась я на его жест. — Может, нам пора в постель?

— Пожалуй, — согласился он, потирая шею сзади. — Лечь в постель? Или улечься спать?

Он насмешливо приподнял бровь и усмехнулся чуть заметно уголком губ.

По правде говоря, я чувствовала себя с ним так уютно, что совершенно забыла, зачем мы здесь. Слова Джейми ввергли меня в легкую панику.

— Ну-у… — протянула я ослабевшим голосом.

— Как бы то ни было, но ты же не собираешься укладываться в постель в платье? — спросил он в обычной для него чисто практической манере.

— Полагаю, что нет.

Я спохватилась, что в водовороте событий последнего времени я как-то ни разу не подумала о ночной рубашке. Впрочем, у меня ее все равно не было. Я спала либо в нижней кофте, либо попросту нагишом — в зависимости от погоды.

У Джейми не было ничего, кроме того, что на нем надето, и спать он явно собирался в рубашке или голым, и такое положение вещей, вероятно, вскоре привело бы к ожидаемому завершению.

— Иди сюда, я помогу тебе со всякими твоими завязками…

Когда он начал раздевать меня, руки у него слегка дрожали. И он несколько утратил свое обычное самообладание, сражаясь со множеством крохотных крючков на моем корсаже.

— Ха! — произнес он торжествующе, справившись, наконец, с, последним из них, и мы оба рассмеялись.

— Позволь мне теперь помочь тебе, — предложила я, решив, что пора кончать с проволочками.

Я распустила ворот его рубашки, дотронулась руками до его обнаженных плеч. Медленно провела ладонями по груди, ощутив пружинистые волосы и мягкую кожу вокруг сосков. Он стоял неподвижно, почти не дыша, и я опустилась на колени, чтобы расстегнуть украшенный серебряными бляшками пояс на бедрах.

Если уж этому суждено произойти, то почему бы и не сейчас, подумалось мне; я медленно провела руками по его твердым, худощавым бедрам под килтом. Теперь-то я точно узнала, что носят шотландцы под своей юбкой — ровным счетом ничего, и меня это несколько поразило.

Джейми поднял меня на ноги и наклонился поцеловать в губы. Поцелуй затянулся, а тем временем руки его шарили по мне, отыскивая завязки нижней юбки и распуская их; юбка соскользнула на пол грудой накрахмаленных оборок, и я осталась в своей длинной нижней блузе.

— Где ты научился так целоваться? — спросила я, слегка задыхаясь.

Он улыбнулся и снова притянул меня к себе.

— Я говорил, что я девственник, но я не монах, — ответил он, поцеловав меня еще раз. — Если мне в чем-нибудь понадобится помощь, я о ней попрошу.

Он крепко прижал меня к себе, и я почувствовала, что он более чем готов к делу. С некоторым удивлением я поняла, что тоже готова. Было ли то следствием позднего времени, выпитого вина, привлекательности Джейми или просто долгого воздержания, но я хотела его — и очень сильно.

Я приподняла его рубашку и провела руками вверх до груди. Кончиками больших пальцев дотронулась до сосков, покрутила их, и они тотчас отвердели. Джейми вдруг изо всей силы притиснул меня к груди.

— Уф! — вырвалось у меня — я не могла вздохнуть.

Он отпустил меня и попросил прощения.

— Ничего, не беспокойся. Поцелуй меня еще.

Он поцеловал, одновременно спуская с плеч мою блузку. Приподнял потом одной рукой мои груди, а другой потрогал мои соски так же, как я перед этим — его. Я пыталась отстегнуть пряжку у него на килте, он помог мне, и пряжка отстегнулась.

Он взял меня на руки и уселся на постель, держа меня на коленях. Заговорил немного охрипшим голосом:

— Скажи мне, если я буду слишком груб, или вели перестать, если хочешь. В любую минуту… пока мы еще не вместе, потому что после этого я уже не смогу остановиться.

В ответ я обхватила руками его за шею и опрокинула на себя. Потом помогла ему попасть в увлажнившийся промежуток у меня между ног.

— Боже снятый! — произнес Джеймс Фрэзер, никогда не упоминавший имя Господа своего всуе.

— Теперь не останавливайся, — сказала я.

Лежа рядом со мной после совершившегося, он простым и естественным жестом привлек мою голову к себе на грудь. Нам было хорошо вместе; первоначальная неловкость и напряженность почти исчезли, растворившись во взаимном тяготении и новизне познания друг друга.

— Это было так, как ты себе представлял? — с любопытством спросила я.