Волшебная Школа Карандаша и Самоделкина Дружков Юрий

Глава десятая,

самая короткая, потому что в ней только смеются

– Ну, – сказал учитель Самоделкин, когда ребята после завтрака сели на своих лошадок, – я хочу проверить, как Прутик во сне выучил урок математики.

– Пожалуйста, – ответил Прутик. – Я теперь всё должен знать.

– Сколько будет к четырём прибавить четыре?

– Мальчик хотел сосчитать, сколько будет к четырём прибавить четыре, но вдруг неожиданно для себя громко, на весь класс мяукнул.

– Мяуу! – сказал Прутик.

Ребята упали в лошадок от смеха.

Учитель запрыгал на своих пружинках, чтобы никто не заметил, как ему смешно.

Это непедагогично – смеяться над учеником.

– Мяу! – повторил учёный попугай. – Ха-ха-ха! Мяу!

– А сколько будет четырежды два? – спросил железный человечек, едва сдерживая смех.

Прутик хотел подумать – и вдруг сказал непонятно почему:

– Бе-еее!..

Прохожие на улице начали улыбаться и говорить:

– Какая весёлая, удивительная школа! Как они весело и громко смеются! Просто замечательно!

Так смеялись Чижик, и Настенька, и даже Самоделкин. Учитель не мог удержаться.

– Это мы не проходили… То есть я такого не ожидал, – говорил Самоделкин, заливаясь весёлым звоном.

– Бе-еее! – насмешливо сказал учёный Ку-Ку.

– Ну а трижды три? – звенел Самоделкин. – Будет, наверное…

– Ку-ку! – скрипнул попугай.

– Кукареку! – подхватил Чижик.

– Кукареку-у! – замахал крыльями попугай.

Прутик покраснел, потому что ему очень хотелось ответить, что трижды три будет гав-гав… И он засмеялся громко, вместе со всеми, хотя ему хотелось плакать от стыда.

– Я больше не хочу во сне, – сказал он.

– Умница, – похвалил Самоделкин. – Из тебя всё-таки получится хороший волшебник…

– Волшебник! – повторил попугай Ку-Ку.

Глава одиннадцатая,

про такое, чего ни в одной школе никому не разрешают

После урока математики Самоделкин шёл в мастерскую подготовить всё необходимое… Но я не скажу для чего. Мне сразу никто не поверит. И ребята сначала не верили. Я потом расскажу…

Самоделкин шёл в мастерскую, но его позвал Карандаш, отвёл в сторону и шёпотом сказал:

– Она стянула пирожок с яблочным вареньем!

– Кто? – опешил Самоделкин.

– Собака.

– Ну и что? – Самоделкин удивился. – Чиж кормил её. Значит, ей мало.

– Как это что? Собаки не едят пирожки с яблочным вареньем. Она потащила пирожок в сад!

– Выходит, она кого-то угощала? – фыркнул железный человечек. – Не смеши меня, пожалуйста. Я начинаю звенеть, когда смеюсь, а ребята подумают – звонок на урок.

– У нас творится невероятное, – снова шепотом сказал художник. – Пирожок – это пустяки. С веранды пропали штаны, рубашка и ботинки! Они сохли после дождя.

– Наверное, сдуло ветром, – предположил Самоделкин. – Ты нарисовал им другую одежду, чего же волноваться?

– На полу веранды остались чьи-то следы, – шептал Карандаш. – Ночью была роса. И как будто кто-то прошёл по веранде босыми пятками.

– Большими? – спросил железный человечек.

– Маленькими.

– А ночью было довольно свежо, и трава мокрая, – задумчиво сказал Самоделкин. – Ты позови собаку. Пусть она следы понюхает.

Художник вздохнул и пошёл искать собаку.

Тиграша, увидев Карандаша, почему-то завиляла хвостом, тихонько заскулила, как будто хотела о чём-то попросить.

Она легла на пол в углу веранды, свернулась калачиком на деревянном полу, встала, опять легла и свернулась калачиком. К сожалению, собаки, даже нарисованные волшебным художником, не умеют разговаривать. Они в придуманных сказках разговаривают, а наша сказка самая правдивая…

Самоделкин позвал ребят в мастерскую, где на полках и столах лежали настоящие новые сверкающие пилы, настоящие молотки, стамески, рубанки, напильники, плоскогубцы, разные сверлилки, отвёртки, гаечные ключи, винты, доски, палочки, фанерки, железки, прутики, цепочки, проволока и шестерёнки. Железный человечек просиял, когда вошёл в мастерскую.

– Возьмите в руки молоток и покажите, как вы умеете им стучать.

Он дал каждому удобный, ладный, красивый молоток.

– Ну, веселей! Как вы умеете бухать по доске? Или не умеете?

– Можно стукнуть? – неуверенно спросил Чижик.

– Конечно! – воскликнул мастер. – Сколько угодно!

– Громко-громко? – спросил Прутик. И в глазёнках у него сверкнули огоньки.

– Громко-громко, – кивнул Самоделкин.

– А нам не попадёт? – спросила воспитанная девочка.

– Никогда!

Чижик не очень уверенно стукнул по доске. «Бум-бум!»

Прутик осторожно поднял молоток и ударил в доску. «Бам-бам!»

Необыкновенная школа загрохотала, загремела, как будто никому не знакомые великаны спрятались в ней, а теперь хотят расколотить её на мелкие кусочки. «Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум! Бам-бам!»

Звенели стёкла, гремели комнаты, грохотала вся необыкновенная школа.

Это будущие волшебники-мастера колотили по доскам, чтобы руки привыкли к молоткам. «Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум! Бам-бам!»

Тиграша лаяла, не понимая, что происходит. Самоделкин подпрыгивал, звеня пружинками:

– Ай, молодцы! Ай, хорошо!

«Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум! Бам-бам!»

Ребята лихо барабанили по сухим, упругим и звонким доскам. И никто не услышал, даже подозрительный Самоделкин, как под окном кто-то сказал тоненьким голоском:

– Ух, здорово!

Только Тиграша завиляла хвостом и перестала громко лаять. Если собаку погладить, она всегда перестаёт лаять.

«Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум!»

– Гром гремит, – говорили прохожие, – а мы зонтики дома оставили. Давно мы не слышали такого грома. Сильная гроза будет!..

– А ну-ка, возьмите каждый по гвоздику! – воскликнул Самоделкин. – Вколотите их в доску!

Гвоздик у Настеньки сразу вылетел в окно. Его потом искали-искали, но почему-то не нашли.

Чижик не смог вогнать гвоздик в доску и очень расстроился.

Прутик нечаянно попал по пальцу и заревел.

Самоделкин успокаивал их:

– Ничего, ребятишки, на первый раз так всегда. Всё идёт как надо.

На рёв Прутика прибежал Карандаш и переполошился:

– Мальчик плачет?!

– Я хотел научить его, как сколотить обыкновенную, очень полезную скамейку.

– Если тебе так нужны скамейки, я нарисую сколько угодно, – проворчал Карандаш. – Мальчик мог повредить себе руку. Чем он будет рисовать волшебные картинки? Надо перевязать ему палец.

Художник в одно мгновение нарисовал бинт. И Настенька забинтовала малышу руку.

– Не плачь, Прутик, – утешала девочка. – Я тебе очень хорошо забинтую.

Железный человечек нахмурился и сказал:

– Урок окончен.

А попугай сердито крикнул:

– Кыш! Кыш!

Глава двенадцатая,

уплетательная-летательная, в которой летает сливочно-фруктово-шоколадное мороженое

Карандаш на кухне, одетый в белый поварской колпак и белоснежный халат, рисовал румяные поджаренные котлеты с тоненькой, как соломка, жареной картошкой. А Самоделкин готовил к выезду на обеденный стол свою технику.

Ребята побежали к фонтану вымыть руки перед обедом. Они плюхались в брызгах, а фонтан переливался на солнце блёстками, урчал и булькал.

– Не промочите ножки, – беспокоилась девочка. – Вы обязательно простудитесь. У вас будет высокая температура. Вон Прутик шмыгает носом.

– Это фонтан шмыгает и булькает, – пояснил Прутик.

– А по-моему, кусты шмыгают носом, – сказал Чижик. – А фонтан булькает.

Они помчались в дом, так и не узнав, кто это шмыгает: фонтан или кусты.

Ребята сели на свои места. Распахнулось окошко в стене. Маленький поезд выехал на скатерть, везя на платформах тарелки, вилки и ложки.

Поезд уехал, солдаты за ним появился маленький самосвал, доверху нагруженный ломтиками чёрного и белого хлеба. Он просигналил и сгрузил хлеб на тарелку.

Потом в окошко въехал поливальный автомобиль с горячей красной цистерной с белыми буквами на боку:

Машина останавливалась около тарелок и наливала в них душистый горячий суп с белыми грибами. А ребята ели его ложками, очень довольные таким обедом.

Затем появился маленький, но совсем как настоящий могучий трактор с подъёмным краном и с большим прицепом, на котором ехали к ребятам котлеты.

Подъёмный кран вынимал котлеты из кузова и накладывал их на тарелки, пока не остыли, пока хрустели румяной поджаристой корочкой.

Необыкновенный аромат плыл по всему саду. Ребята уплетали суп и котлеты с большим аппетитом, и никто не слышал, как в саду кто-то шмыгал носом и вздыхал. И никто не замечал, как Тиграша, виляя хвостом, смотрела в окно грустными собачьими глазами.

Вдруг Прутик закричал:

– Она утащила мою котлету!

Когда подъёмный кран поднёс к мальчику мясную котлету, собака подпрыгнула, схватила её и через подоконник махнула в сад.

– Что случилось? – Мастер Самоделкин выглянул из кухни в столовую.

– Она утащила котлету, – ныл Прутик.

– Это не беда. Машина добавку привезёт всем, кто хочет. Ешьте на здоровье.

Потом из кухни с рокотом и жужжаньем вылетел маленький, совсем как настоящий вертолёт. Он повис над ребятами. Лопасти винта шумели, как вентилятор. И лёгкая прохлада шла от него, как от вентилятора.

Вы когда-нибудь видели такой летающий вентилятор? Я не видел. Его смастерил Самоделкин. И больше нигде подобного нет. И не будет, если вы сами не сделаете вертолёт, похожий на этот.

Вертолёт медленно плыл над столом. А с вертолёта на парашютиках падали на ребят фрукты и корзиночки с мороженым, сливочно-фруктово-шоколадным с абрикосами.

– Опять мороженое! – сердито сказал Самоделкин. – Ах, Карандаш, Карандаш!..

– А почему тебе не нравится мороженое? – спросила девочка.

Самоделкин звякнул своими пружинками:

– Вы ничего об этом не знаете… Однажды художник съел много мороженого, сильно простудился и заболел. И нечаянно, в бреду, нарисовал двух разбойников! Ну разве может волшебный художник рисовать разбойников?… Они стали настоящими разбойниками. Один из них был знаменитый морской пират капитан Буль-Буль, а другой называл себя доктором Пулькой, а на самом деле… Я даже вспоминать о нём не хочу.

– Как интересно! – воскликнул Чижик. – Я давно не видел разбойников!

– А их больше нет. Капитану Буль-Булю пришлось пойти на работу в плавающий магазин. Бывший пират вылавливает из реки обыкновенным сачком заводные кораблики. Он продает их маленьким покупателям, девочкам и мальчикам. А разбойник Пулька работает в городском саду: высматривает, вынюхивает, выслеживает разных вредных жуков и гусениц.

– А я думал, они настоящие разбойники, – вздохнул Чижик, уплетая мороженое.

– Когда-то нам от них очень досталось, – недовольно проворчал Самоделкин.

Ребята не заметили, как вернулась в столовую Тиграша, как подошла к столу, как увидела она летающее мороженое.

– Негодная! – закричал Прутик. – Её надо поколотить!

Он закричал не потому, что вспомнил про свою котлету, а потому, что собака подпрыгнула, оторвала зубами одну корзиночку со сливочно-фруктово-шоколадным с абрикосами мороженым и шмыгнула в сад.

– Хватай! Лови! – закричали ребята, смеясь и выпрыгивая через окно в сад.

– Негодная! – шумел Прутик, отламывая на ходу бананы с дерева и швыряя в Тиграшу, как будто это были не бананы, а камешки или даже боевые гранаты!

«Бац-бац!» – летели бананы. Только собаку с мороженым догнать совсем не просто. Собака убежала. И ребята вернулись в школу розовые от возбуждения.

– Подумаешь, – проворчал Самоделкин, – утащила одно мороженое. Во всём виновато мороженое.

– Где это видано, чтобы собака ела мороженое с абрикосами? Тут что-то не так. Мне кажется, надо будет позвонить в милицию, – нахмурил брови Карандаш.

– А милиция спросит: кто обижает собаку? Неужели будущие волшебники, ученики Волшебной школы? Кто это смеет кидать бананы? Покажите нам тех, кто швыряется бананами! – очень сердито сказал Самоделкин. – Волшебники так не поступают.

– А что? – спросил Чиж как ни в чём не бывало. – Карандаш новые нарисует.

– Много нарисует, – подхватил Прутик. – Много-много. Сколько захотим.

Глава несчастливая,

потому что тринадцатая

Прошёл день, и прошла ночь. Правда, не совсем прошла, потому что было только раннее утро. В школе все ребята спали. В городе на улицах ещё никого не было видно. Прохожие никуда не спешили, автомобили никуда не ехали. Дворники в белых фартуках подметали дорожки, на которых, правда, не было ни соринки, ни пылинки. Начиналось удивительно свежее голубое раннее утро.

Самоделкин спал, чуть позванивая своими пружинками. Неугомонный Карандаш проснулся раньше всех и побежал к фонтану в сад – умываться и делать зарядку.

Вода была холодная, но Карандаш воды не боялся. Он плескался в ней, как утёнок, и напевал такую песенку:

Приплясывая от свежести, от утренней радости, Карандаш вернулся к дому, взглянул на веранду – и замер от неожиданности. В углу веранды, свернувшись калачиком, спала Тиграша. Положив на неё голову, спал, свернувшись калачиком… А может быть, спало, свернувшись калачиком, что-то непонятное.

Он или оно, это чумазое и лохматое, открыло глаза, вскрикнуло, увидев Карандаша, и хотело удрать. Но Карандаш поймал за руку Лохматое-Чумазое. Тиграша залаяла. В окно выглянул Самоделкин.

– Ты кто? – спросил удивлённый Самоделкин.

– Как ты сюда попал? Я тебя где-то видел, – нахмурился Карандаш.

– Я… я… я мальчик. Вот кто я, – заикаясь, пролепетала Чумазое-Лохматое. – Я мальчик!

– Нет, вы слышали? – удивился художник. – Он мальчик! Вы когда-нибудь видели мальчиков с такими грязными коленками, с такими замаранными ладошками?

– А что, – заметил Самоделкин, – у него две ноги, две руки, оцарапанные коленки. Может, он и в самом деле мальчик?

– Тебя как зовут? – спросил Карандаш.

– Я не знаю, – ответило Чумазое-Лохматое, шмыгнув носом.

Карандаш всплеснул руками:

– Тогда скажи, пожалуйста, почему ты здесь?

– Я… я хочу в школу.

– И поэтому прятался и всех пугал? – возмутился художник.

– Я боялся, что меня прогонят.

– Конечно, прогонят! Кому нужны такие замарашки? – сердился художник. – Ты, наверное, даже руки мыть не умеешь?

Лохматое-Чумазое шмыгнуло носом, и все увидели, как слёзы потекли по его немытым щекам. А из кармана курточки выпал гвоздик. Собака залаяла на художника. Самоделкин внимательно посмотрел на гвоздик.

– Пожалуйста, не плачь. Я терпеть не могу слёз. Ты лучше расскажи нам, откуда у тебя этот симпатичный гвоздик? – спросил он.

– Я его нашёл, – всхлипнуло Чумазое-Лохматое.

– Нашёл? Он его нашёл! Настоящий гвоздик! И положил себе в карман! – обрадовался железный человечек. – Ну конечно, мальчик! Никаких сомнений быть не может. Он – мальчик!

Собака завиляла хвостом, подпрыгнула и лизнула железного человечка прямо в нос.

– Посмотрим, какой он мальчик, – смягчился Карандаш. – Проверим его способности, а там видно будет. Идём в школу, – решительно сказал художник и взял немытую ладошку, недоверчиво поглядывая на Чумазое-Лохматое.

Они вошли в школу, а там их окружили проснувшиеся ребята.

– Кто это? Кто? – зашумели ученики.

– Это новенький, – сказал Самоделкин. – Хочет поступить в школу.

– Если он что-нибудь умеет, – пояснил Карандаш.

– Я всё умею, – сказало Чумазое-Лохматое. – Я способный.

Видно, ему очень хотелось поступить в необыкновенную школу. Она ему понравилась, эта необыкновенная школа.

– Ты, оказывается, хвастунишка? – нахмурился Карандаш.

– Мальчик, наверное, голодный, – заметил Самоделкин. – У нас после ужина остался пирог. Я принесу. А потом будем завтракать все вместе.

– Отлично, – сказал художник. – А я принесу полотенце для мальчика.

– Я мальчик! – радостно воскликнул Чумазый-Лохматый. А Тиграша залаяла, подпрыгнула и лизнула Карандаша прямо в нос.

Мастер Самоделкин принёс пирог и кружку с компотом. Художник принёс полотенце.

– Примите меня, пожалуйста, в школу! – попросил Чумазый-Лохматый.

– Ах, какой нетерпеливый! – улыбнулся художник. – Вот умывальник, вот полотенце, вот зубная щётка, вот расчёска… Нет, расчёска, я думаю, не поможет. Вот щётка для волос. Вот щётка для ботинок. Вот сапожный крем. Вот компот. Умойся, почисти ботинки, причешись. Ты умеешь, или тебе помочь?

Лохматый-Чумазый поглядел на ребят и сказал:

– Я сам.

– Как тебя зовут? – спросил Чижик.

– Я не знаю, – шмыгнул носом Чумазый-Лохматый.

Ребята, конечно, засмеялись. Новенький обиделся. Он шмыгнул носом, но плакать не стал. Мальчики так просто не плачут.

– У тебя шнурок на ботинке не завязан. Можно, я тебе завяжу? – попросила Настенька.

Она хотела взять его за руку, подвести к умывальнику и вымыть грязные ладошки.

– Я сам, – твёрдо сказал Чумазый-Лохматый.

– Молодец! – похвалил Самоделкин. – Ты просто молодец! А ну-ка, покажи всем, как ты умеешь умываться.

– Очень даже просто. – Новенький взял кружку с компотом, поглядел в неё, подумал и… вылил компот себе на макушку.

Самоделкин перестал звенеть своими пружинками, застыл на месте, как будто он был сделан совсем не из пружинок, а из дерева. Карандаш в изумлении замер.

– Ой, не могу! – прыснула девочка.

– Ха-ха-ха! – заливались мальчики. А собака сердито лаяла на них.

– Ой, не могу! – пищала Настенька. – Тебя в школу не примут.

– Примут! Примут! – закричал новенький.

– Ты ничего не умеешь.

– Умею!

– А ботинки чистить умеешь? – хохотали ребята.

– Умею!