Белая башня Демина Карина
– Гулять нельзя. Выходить нельзя. Но я вышла. Во двор. Скучно… было очень скучно. И темно. Свеча почти погасла, а во дворе – фонарь. Я просто вышла. А он… он вдруг высунулся и помахал. Старик. Улыбался. И показал свечу. И спросил, хочу ли я увидеть звезды. Он знает тайный ход. Наверх. Туда, где небо. И звезды. Настоящие. Они как огонь, только много-много лучше.
Она бормотала, и Верховный напряженно вслушивался в каждое слово.
– Я поверила. Я была глупой. Поверила рабу. А он повел… сказал, что мы быстро, что никто не заметит. Я ведь была хорошей девочкой и рабов не обижала. Я и вправду их не обижала!
– Конечно.
– А мы зашли… зашли за… ход. Был. Тайный. Узкий. И он меня за горло схватил. И еще вцепился. Зубами.
Она закрыла ладонью шею.
– Что он… почему он так?
– Сошел с ума. С людьми такое бывает.
С теми, кто живет во тьме и долго не видит солнечного света.
– А дальше не помню… то есть, наверное, нас кто-то нашел. Или его? Или он умер? Я уже дома… меня даже не ругали. Но лечили. И свечей стало больше. Я боялась спать в темноте. Боялась. И мне разрешили свечи.
Значит, девочка была из числа тех, кто мог позволить себе такую роскошь, как свечи.
И рабы.
– Все уже в прошлом, – Верховный держал её крепко, такую по-человечески хрупкую. – Сейчас… свечи горят?
– Лучше. В моих покоях есть окна! если их открыть, то видны звезды. И небо. И… солнце тоже!
– Вот и хорошо, – он погладил девочку по голове. – К тому же Ксочитл не позволит тебя обидеть. Никому.
– Знаю. И ты.
– И я… наверное. Я уже стар. И слаб. Вряд ли способен на что-то.
– Брат Ксочитл сказал то же самое. Тот, кого ты назвал своим… тем, кто будет после тебя.
Верховный вздохнул.
Мекатл не был готов, но Владыка Копий прав: преемник был нужен. Хотя бы формально, чтобы прекратить или ослабить эту подковерную возню.
– Брат Ксочитл сказал, что с ним будет легче. Ты упрямый. И несговорчивый. И делаешь так, как полагаешь нужный. А ему, кто после тебя, потребуется помощь. И он будет слушаться тех, кто поможет.
– Я не знал. Ты поэтому его убила?
– Нет, – девочка тихонько вздохнула. – Я не хотела… он… он просто вдруг… лицо стало таким. Страшным. И он потянулся ко мне. Как тот раб… я, наверное, поэтому и вспомнила, что… он вцепился мне в шею. И укусить хотел. Укусил даже.
Она вытянула шею и ткнула пальцем в след.
– Видишь?
– Вижу, – Верховный погладил отпечаток. След и вправду был. – Странно. Он казался мне разумным человеком.
Хотя… он ведь убил жреца, там, под землей. И наверняка скрывал немало тайн.
– Ты держала в руках его сердце, – эта мысль появилась внезапно. – Как тогда?
– Не знаю. Тут… тут другое все. Чувствуешь?
– Нет.
Девочка ненадолго замолчала.
– Тут… – она заговорила не сразу. – Сила… когда тот… отец… кто назвал себя моим отцом. Он принес меня впервые. Я болела. Понимаешь?
– Конечно.
– Вот. Он принес и положил на камень.
– На тот? – Верховный развернулся и указал на грубую плиту, что служила алтарем.
– Да. И он сказал, что предки меня примут. А потом резал руки. И кровь лил. И стало так… хорошо-хорошо. Я слышала их. Тех. Что в коридоре висят. Они говорили. Много так, путано. У меня от них заболела голова.
Девочка поморщилась.
– От болтунов всегда так, – согласился Верховный.
– И я вот думаю. Но потом стало жарко. Я даже думала, что сгорю. Но меня отпустили… вот.
– Что они тебе сказали?
– Не помню.
Ложь. Маленькая, но царапает, как камешек в мягких туфлях. Но Верховный молчит.
– Но теперь иногда они меня зовут.
– И сегодня?
– Нет. Сегодня позвал он. Тот. Как его звали?
– Мекатл.
– Он пришел. Вечером. Сказал, что надо… надо подняться.
– И ты послушала?
– Да.
Все-таки ребенок. Доверчивый. И куда охрана смотрела?
– Не ходи больше одна, ладно? – Верховный провел ладонью по волосам. – Это опасно. А если бы он тебя убил?
– Ксочитл говорит, что нас все равно убьют. Когда придет та, другая…
– Ты её видишь?
– Да. Иногда. Ксочитл говорит, что не нужно рассказывать. Что… она – там. А мы здесь. И боги сами рассудят. Это… мне кажется, это не очень хорошо.
Дитя сомневается в матери?
И её сомнения можно использовать. Даже нужно, ибо влияние этой женщины растет, что опасно для самой Ксочитл в том числе. Но…
– Боги и вправду рассудят, – Верховный произнес это мягко. – И каждому воздадут по делам его.
– А ты говорил, что они далеко.
– Совесть близко, – усмехнулся Верховный. – На деле что мы можем сделать, чтобы помочь ей?
– Не знаю.
– И я не знаю, – он развел руками. – Разве что не позволить Империи рассыпаться, ибо грядут смутные времена. А это всегда… сложно. Ты можешь попытаться поговорить с ней.
– Я пробовала. Она меня не слышит. А теперь и вовсе… она пропала.
Девочка поерзала.
– Я её чувствовала. Всегда. Не прямо, но что она есть. Там. А тут вдруг раз и нет. Это… неприятно. Зато они снова шептаться стали. Сильно.
– Маски?
– Да. Первые. Старые. Старые могут, – она оглянулась. – Говорят, что нужно отыскать сердце.
– Какое?
– Бога. И тогда он восстанет. И все будет хорошо. Только… – Императрица посмотрела снизу вверх и тихо-тихо добавила. – Я им почему-то не верю.
Глава 8
Миха
На рассвете закричал мальчишка, тот, которого нарекли Красавцем. До того он лежал тихо и, кажется, спал. А может, находился в забытьи, что тоже вероятно. Сам Миха придремал. Как сам… Дикарь продолжал прислушиваться ко всему, что происходило вокруг. И это было донельзя разумно. Круг кругом, маги магами, но само место доверия не внушало.
Вот и слушал.
И кажется, не только он.
Во всяком случае, когда предрассветную тишину разорвал дикий вопль, первым к мальчишке кинулся Тень. Он упал сверху, прижимая дергающееся тело к земле. Крик вдруг оборвался. И парень захрипел.
– Что с ним? – впервые, пожалуй, Миха видел наемника растерянным. – Что с ним…
Миха понятия не имел.
Эпилепсия?
Похоже на то, но… из Михи медик-диагност, как из… сравнения в голову не шли. Да и синюшные вывернутые губы не вписывались в общую картину. И пальцы загнутые, которыми мальчишка скреб землю. и глаза раскрытые, выпяченные так, что еще немного и, казалось, выскочат из глазниц. Причем глаза вращались…
– Держи крепче! – Карраго сдавил голову, но стоило ему прикоснуться, и мальчишка захрипел, засучил ногами, пытаясь вырваться из захвата. – Да помоги ему!
Он почти умудрился скинуть Тень, который вцепился в парня, всем своим весом пытаясь вдавить того в землю.
Миха навалился на ноги.
– Миара!
– Тут я, – она не слишком спешила. – Ишь ты как его… что это?
– Понятия не имею! – отозвался Карраго.
Отличный ответ. Вдохновляющий.
– Я могу соврать, но зачем, – он пожал плечами. – Как по мне что-то нехорошее.
А то бы Миха не догадался.
– Да держи…
Парень извернулся и, высвободив руку, рванулся, вцепился в горло наемнику. И губы его исказила улыбка.
– Т-т-сы… – вырвалось из горла.
– Говорил же, держите крепче, – Карраго раздраженно хлопнул мальчишку по лбу и тот вдруг побелел и затих. Пальцы разжались и он просто упал. – А лучше свяжите. И покрепче.
– Что… с ним, – Тень потер горло. Голос был сипловат, да и красные пятна на коже выделялись ярко.
– Вы его парализовали! – Миара склонилась над телом и оттянула парню веко. Поводила пальцем. – Удивительно… так быстро.
– Поживешь с мое, научишься обращаться с неадекватными пациентами.
– Что значит, парализовал?
– А то и значит, – проворчал Карраго раздраженно. – Временно блокировал двигательные функции… да и в целом способность управлять мускулатурой.
Вдруг запахло дерьмом.
– Всякой… главное здесь – не затронуть сердце. Да и ряд иных мышц, иначе может случиться что-то серьезнее опорожнения кишечника.
Миха парня отпустил.
И огляделся.
Тишина.
Ни тумана, ни мертвецов, лес справа, лес слева. И овраг никуда не девался. Из него торчат хлысты колючего кустарника, покачивают ветвями на невидимом ветру. Небо бледное.
Холодок.
Костер почти погас, и чувствуется, что осень, если не наступила, то вот-вот уже. И дрожь пробирает до костей. Холодно… нет, стоп. Минуту назад он не ощущал холода. Во всяком случае такого, чтобы зубы стучать начали.
Это ненормально.
А значит, опасно. Все, что не нормально в этом гребаном мире априори опасно.
Миха подпрыгнул и потер руки. Огляделся.
Миара с Карраго склонились над лежащим парнем, причем Карраго что-то говорил, тыча пальцем в неподвижное тело, а Миара слушала. Может, без почтения, но явно внимательно.
Тень стоял с другой стороны, напряженный и явно готовый напасть, даже если это будет последним, что он сделает в жизни.
Но убить мальчишку он не позволит.
Винченцо…
Спал.
Спал?
Да быть того не может! Парень вопил так, что весь лес слышал. А этот лежит себе, улыбается счастливо, едва ли не пузыри пускает.
– Эй, – Миха опустился рядом с магом. – Просыпайся, мать твою.
Тишина.
И пощечина не возымела эффекта. И то, что Миха мага приподнял и потряс. Стоило опустить, и тело наклонилось, осторожно укладываясь на камнях.
Что за…
А вот и Джер. Тоже лежит. И тоже улыбается…
– Эй! – Миха попытался поднять его. Тяжелый. И длинный. Тощий, как большинство подростков, но еще и жилистый. Меч во сне сжимает, но и только. Но дышит. – Они тут тоже… что с ними?
– Полагаю, – Карраго подошел и коснулся шеи. – Мы имеем дело с…
– Чем-то непонятным? – не удержался Миха.
– Именно, – Карраго проигнорировал укол. – И это нечто непонятное, как вы изволили выразиться, явно воздействует на глубинные процессы, протекающие в мозгу.
– Они спят, – сказала Миара, приложив пальцы к шее брата. – Глубоко спят.
– А…
– И он тоже теперь спит, – Карраго тоже перешел к магу, чтобы повторить действия Миары. – Это и к лучшему.
– К лучшему?
Чтоб вас всех.
– Мы застряли не понятно где. В любой момент может опять появиться туман или… громыхнуть. Мертвецы. Чудовища. Что еще? Главное, что чем дольше мы тут торчим, тем…
– Выше вероятность, – кивнул Карраго.
– И вы так спокойно говорите…
– Могу поорать. И даже попаниковать немного, если вам станет легче, – а вот теперь язвил уже он. – Но смысла в этом немного.
– А в чем он есть?
– Во-первых, сон – это куда лучше смерти… хотя да, три трупа не замедлили бы нашего движения. Однако что-то мне подсказывает, что именно вы, многоуважаемый чужак, им бы не обрадовались.
– Я брата тоже люблю… этого, – Миара опустилась на землю и скрестила ноги. – Хотя он порой зануда и засранец.
– Во-вторых, я ощущаю некоторую активность их мозга, следовательно, он работает, что тоже хорошо. Лучше, чем если бы не работал.
Да уж. Непробиваемый оптимизм.
– Кроме того, есть одно средство… способное пробудить от долгого сна. Но требуется подготовка. И да, пока они спят, они восстанавливают силы. Это в-третьих.
А как проснутся, так сразу и за подвиги.
– На самом деле мне куда интересней другое.
– Что именно?
– Почему они? – Карраго потянулся к сумке и принялся вытаскивать из нее какие-то свертки и сверточки. Он раскладывал их на земле, время от времени меняя местами. – Допустим, я бы решил, что дело в возрасте. Взять ваших… воспитанников. Оба молоды. А разум детей куда более гибкий, чем у взрослых. С одной стороны это, несомненно, преимущество, ибо ребенок приспособится к почти любым условиям существования. С другой – недостаток. Повлиять на него куда проще, чем на взрослого. Наша закостенелость нас спасает.
Вот чего Михе не хватало в этот рассветный час, так это душевной лекции в исполнении старого занудного мага.
– А он? – Миха указал на Винченцо, который продолжил лежать. И улыбаться.
– Именно. Ульграх давно не ребенок, хотя, признаюсь, сохранил некоторую наивность восприятия. Однако опять же, он истощен.
– Я тоже.
– Нет, дорогая моя, – Карраго, наконец, выбрал первый мешочек и, ткнув в котелок, велел: – Подай, будь добра.
Миара спорить не стала.
– Ты пережила срыв. Это весьма опасное для мага состояние, когда и разум, и тело вплотную подходят к грани. А наше тело, сколь бы странно это не звучало, обладает собственным разумом… точнее не совсем разумом. Главное, оно не хочет умирать. И защищает себя. И своего не сильно умного хозяина, выставляя некоторые временные ограничения. Именно поэтому твоя сила тебе сейчас недоступна.
Миара проворчала что-то невразумительное.
– И будет недоступна еще дней пять или десять. До тех пор, пока организм не сочтет, что используя её, ты не угробишься. Полагаю, есть некая защита и для разума. В момент срыва маг почти беспомощен, а вот после… – в котелок Карраго плеснул воды. В воду же добавил пару капель из темной бутыли. Резко, невыносимо запахло анисом.
Миха даже чихнул.
И чуть отодвинулся.
– …давно отмечено, что после срыва маг впадает в специфическое состояние…
– Пограничье?
– Именно, девонька моя. В нем даже думать сложно, поэтому ты и не сообразила.
Миара насупилась.
Но молча подала сверток, причем до того, как Карраго попросил.
– Вот, постепенно работа разума налаживается…
– А я? – уточнил Миха. – Или вот он…
– Вы оба – измененные. А одно из первых изменений, с которых, собственно, во многом процесс и начинается, это своего рода защита… разума. Она не слишком совершенна, но вспомни, ты ведь больше не считаешь меня другом?
Карраго осклабился.
А Миха вздохнул. Вот ведь… нет, поделиться чем-нибудь этаким не тянет, да и парнем славным он не кажется, но и раздражения не вызывает.
В котел полетели какие-то лепестки.
Листочки.
– Изменение – процесс долгий и дорогой. Как правило работать начинают с объектами, которые предназначены служить кому-то. А если так, то зачем этому кому-то тот же наемник или телохранитель с открытым разумом?
Звучало донельзя логично.
– Три капли настойки болиголова…
– В исходном рецепте его нет!
– Несомненно. Но поверь, он тут нужен, как и вытяжка из мозга пустынной ящерицы.
– Она же…
Маги перешли на шепот, что-то обсуждая, несомненно важное. Причем Карраго даже слушал, кивал и лишь потом возражал. Но тихо. Нет, расслышать можно было бы.
Застряли.
В этом вся правда.
Бросить? Миха не позволит. Мальчишку. И девочку, которая вон даже клубочком свернулась, прижалась к Джеру. Мага тоже… пусть не друг, но это свинство, бросать беспомощных людей.
– Что вы собираетесь делать? – Миха понял, что вот он лично понятия не имеет, что делать.
Был бы кто-то… овеществленный, вроде вчерашних мертвецов, тогда понятно. Убил, одолел или еще чего, и ты молодец. А тут как?
Лежат.
Спят.
Сказка, мать его…
– Для начало попробую сварить одно зелье… его используют, чтобы пробудить от наведенного сна.
– А…
– А его в свою очередь используют, к примеру, на раненых. Во сне многие раны заживают быстрее. Да и менее мучительно. Впрочем… вариантов множество, но зелье хорошее.
– А если не получится?
– Что ж… – Карраго разом посерьезнел. – Тогда признаем, что столкнулись с неразрешимой проблемой. Впрочем… будет еще один вариант.
И как-то так на Миару поглядел, что та с лица спала.
– Нет, – она покачала головой. – Я скорее их добью, чем…
– Тогда будем надеяться, что зелье выйдет. Нам нужен огонь.
Костер горел на краю обрыва. Зелье кипело, источая на редкость отвратительные ароматы. Миара иногда помешивала его тонкой палочкой, которую вытаскивала, и тогда за нею тянулись темные густые нити. Она же подносила палочку к носу и принюхивалась.
Миха маялся чувством собственной бесполезности.
Он занял место на краю, чтобы видеть и магов, и спящих детей, и заодно уж лес, который манил близостью и понятностью. Но в лес ушел Тень, сказав, что надо осмотреться. А бросать их тут одних – не дело.
Вот Миха и сидел.
Маялся.
Ждал чего-то.
И заодно прислушивался. Не он, Дикарь, который очнулся-таки и был явно недоволен происходящим. Точнее даже тем, что ничего-то толком не происходило. Он слушал лес, отмечая, что лес этот мертв.
Ни птиц.
Ни зверья мелкого.
Разве что нежить, которую Дикарь тоже чуял, но как-то не воспринимал, что ли.
– Почти уже, – сказала Миара, опуская палку. – Кровь нужна.
– Вот ты и дай, – Карраго устроился на земле. Стянул камзол свой, рубашку и лежал, подставив тощее какое-то бледное тело солнцу. Он и руки за голову закинул, и в целом вид имел весьма расслабленный.