Брат мужа Зайцева Мария
– С сентября, – коротко отвечаю я.
– И врачи что говорят?
– Не обнадеживают.
Мне становится неприятно, словно отчитываюсь перед ним. Тон такой, требовательный, жесткий. И взгляд тоже сканирующий, словно ищет во мне темные места. Изъяны.
Да и сам Иван…
В памяти возникает недавняя картинка: я открываю дверь и в шоке отшагиваю назад.
Потому что возникший передо мной мужчина пугающе огромен. В растерянном ужасе отмечаю самые яркие, самые запоминающиеся черты его. Руки. Плечи. Борода. Взгляд. Ох…
Иван настолько пугает, что машинально дергаюсь, чтоб захлопнуть дверь, и он в последний момент упирает огромную темную ладонь в дверное полотно, препятствуя.
– Можно зайти? – голос его, не смягчаемый больше дверью, громким эхом отдается по нашей небольшой квартирке, наполняет ее гулом.
– Я… – мне тут же становится стыдно за свою реакцию, глупую, такую глупую! – Конечно… Пожалуйста, проходите…
Иван делает шаг, переступая порог, и наша, и без того маленькая прихожая, кажется еще меньше, в ней буквально не хватает воздуха и пространства.
– Спасибо, – гудит Иван, оглядывается, ведет плечом, и на пол тяжело падает большая спортивная сумка.
Его вещи? Он к нам с вещами?
– А где Севка? – спрашивает Иван, и я перевожу взгляд с сумки на полу опять к его лицу, моргаю удивленно.
– В комнате…
Он же не знает…
– Он… болен.
– Да? – Иван хмурится, темные густые брови съезжаются к переносице, – так сильно, что не встречает?
– Да.
У меня как-то не хватает слов, чтоб описать ситуацию, да и с порога это как-то… неправильно.
Потому только киваю и жестом приглашаю Ивана пройти в комнату.
А затем стою на пороге, наблюдая, как Иван идет в сторону совершенно не обращающего на него внимания Севы.
По пути коротко, в нескольких словах, обрисовываю ситуацию.
Получается холодно и отстраненно.
Словно со стороны, слышу свой голос и немного удивляюсь его безэмоциональности. Ничего не осталось у меня, похоже. Никаких сил, никаких реакций.
И вот теперь, когда брат мужа, похоже, окончательно убеждается в том, что я не шучу, Сева не шутит, и все плохо, мне хочется, чтоб Иван ушел.
Как можно скорее.
Все равно не поможет же, а терпеть его здесь сил никаких нет.
– Слушай… Эм-м-м…
– Алина, – подсказываю я.
– Да, прости… Так вот, Алина, я бы хотел помочь. Ты не против?
– Нет, конечно, – усмехаюсь я горько, – вот только чем?
– А чем надо? – он поворачивается ко мне, смотрит, серьезно, строго, и мне снова становится не по себе под этим взглядом. Надо же, манера общения какая… Требовательная. Словно ему все вокруг должны.
– Как бы это ни звучало банально, но будет неплохо поддержать материально, – пожимаю я плечами, машинально складывая руки на груди, закрывая себя в позе защиты. Слишком уж взгляд у Ивана жесткий. И сам он неприятный. Большой и грубый, словно лесоруб.
– Мази от пролежней, памперсы, лекарства… – начинаю перечислять, чтоб не думал, что просто так денег прошу. Нет, я, конечно же, могла бы встать в позу и сказать, что у нас всего хватает, но это же не так! Не хватает! Моей одной ставки не хватает! Инвалидность Севе не оформляют тоже. И сбережений нет. И кредиторы! Но про кредиторов я не говорю, это кажется совсем стыдным. Как-нибудь сама разберусь. А Иван, если денег даст чуть-чуть на лекарства и памперсы, то буду рада и благодарна.
– Список составь, что нужно, – кивает спокойно Иван, – я привезу. А еще что требуется? Может, врачи какие-то? Исследования? Анализы? Или этот… как его… мозгоправ? Ты говоришь, что у Севки все работает, но он просто не хочет? Значит, надо сделать так, чтоб захотел…
– Легко сказать, – устало вздыхаю я.
И молча иду на кухню.
Там ставлю чайник, достаю печенье, скромную нарезку сыра и колбасы из холодильника, режу хлеб. Иван – гость, его надо, наверно, покормить… Опять же, судя по большой сумке с вещами, приехал издалека.
Пока вожусь по хозяйству, машинально прислушиваюсь к мерному гудению мужского голоса из комнаты. Похоже, Иван не теряет надежды вот так, с разбегу, растормошить брата и привести его в чувство. Грустно улыбаюсь… Наивный. Я в первые пару месяцев тоже вот так… Не теряла надежды. Да и до сих пор разговариваю с Севой, чисто по привычке… Или нет. Наверно, я тоже жду чуда. Хочу его.
Может, появление Ивана к лучшему? И это – та встряска, что так необходима Севе?
Между тем, голос в комнате утихает, скрипит пол, прогибаясь под немалой тяжестью, и в кухне становится тесно.
Я не поворачиваюсь, просто ощущаю, как сгустился воздух от чужого присутствия. Чувствую, как Иван на меня смотрит, молча, внимательно изучает. Настойчивый взгляд скользит от ног до головы и обратно, словно сканирует опять.
Мне от этого не по себе. Неприятно и жутковато даже.
Потому разрушаю возникшую напряженность первой.
– Хочешь чаю?
Иван первым стал называть меня на «ты», потому не считаю нужным деликатничать.
– Да, – гудит он, – не откажусь… И пожрать тоже.
– У меня не особенно что-то есть… – Боже, почему я оправдываюсь-то? – Я не готовлю… Только для Севы, но тебе вряд ли подойдет его диета.
– А зачем ему диета? – Иван садится за стол, прямо на место Севы, и это почему-то коробит. Кухня у нас маленькая, конечно, и посадочных мест всего два, но чужой человек на месте мужа смотрится неправильно.
Тот же участковый сидел на моем месте…
– Доктор прописал, – отвечаю я, нервно переставляя чашки, и продолжаю зачем-то, – он лежит, это – проблемы с желудком, внутренними органами… Чем дольше лежит, тем больше проблем… И потому пища должна быть здоровая, чтоб дополнительно не раздражать пищеварительную систему.
– А может, ему наоборот, дать чего-нибудь вкусного? Или невкусного? – Иван, словно не замечая моего раздражения, берет чашку, отпивает, цепляет бутерброд с тарелки и откусывает сразу половину.
– Смотря что считать вкусным, – говорю я, злясь уже, – от жирного или острого у него случится понос, – тут я кошусь на второй бутерброд в руках Ивана и думаю, что была бы рада, если б мои слова отбили у него аппетит. Конечно, этого не происходит. Иван, судя по внешности и поведению, явно не из тех мужчин, кого можно отвратить от еды словами про физиологические отправления. Он спокойно жует, кивает, признавая мою правоту, – или запор, – продолжаю я еще более злобно, – представь, каково это, с лежачим больным.
– Кстати, а почему он не встает в туалет? – тут же спрашивает Иван, – он же может? Я думал, что это – естественная потребность…
– Может, – я с грохотом ставлю тарелку из-под бутербродов в мойку, – но не хочет.
– А если водить?
– Кто будет его водить? Я? Как ты себе это представляешь? – злость моя переходит уже края, потому что вопросы у Ивана глупые, а я устала, – во мне сорок восемь кило, в нем – около восьмидесяти. При всем моем желании, я его не утащу.
– Понял, – кивает Иван, – я буду таскать. Может, он быстрее в себя придет… – и договаривает, глядя в мои, наверняка, безмерно удивленные глаза, – сама же говоришь, что ему нельзя лежать постоянно… Внутренние органы, то да сё…
11
Следующим утром, стоя у закрытой двери в туалет, я понимаю, что вот она, моя новая реальность, все объемней и многогранней становится.
Как-то вчера, после безапелляционного заявления Ивана о том, что он будет таскать Севу в туалет и вообще заботиться о нем серьезно, я не предполагала такого развития событий…
А Иван, не получив от меня никакой внятной реакции, да и какая может быть реакция, когда все настолько неожиданно, развил серьезную деятельность. Оказалось, что в той сумке, оставленной в коридоре, все его вещи. И имеется там спальник, который Иван совершенно спокойно бросил у окна, с другой стороны от кровати Севы.
Саму сумку пристроил там же, неподалеку. Вытащил из нее небольшой кофр с принадлежностями для личной гигиены, унес в ванную.
Обжился, короче говоря.
И все это – в течение десяти минут!
Я только и успевала, что ресницами хлопать на такую резвость.
Иван не спрашивал моего разрешения, не договаривался по условиям проживания, словно наш недолгий диалог в кухне был определяющим, и после него ничего не требовалось больше.
И я не понимала, как действовать дальше. Отказываться от его помощи? Так, вроде, согласилась уже. Выгонять? Как-то это неправильно… Он же помощь предложил… И за Севой ухаживать… Понятно, что это будет удобней делать, если Иван здесь останется. Но все равно скорость и размах поражали.
Наша, и без того небольшая квартира стала неожиданно еще меньше, оказалось, что присутствие еще одного взрослого человека значительно сгустило атмосферу. К тому же, у Ивана были такие габариты, что сложно оставаться незаметным…
В итоге я, так ничего и не придумав, ушла в другую комнату, прилегла на диван, который обжила после несчастья, случившегося в нашей семье, и закрыла глаза, чтоб хоть как-то отгородиться от всего.
Присутствие в моей квартире постороннего человека неосознанно напрягало. Постоянно тянуло прислушаться, понять, что именно сейчас делает Иван. Старый скрипучий пол выдавал его с головой.
Вот тяжело и натужно запели доски, когда мужчина прошел на кухню. Там чем-то гремел, что-то переставлял. Такая бесцеремонность… Не спрашивая меня… Возмущения не было, только вялый, невнятный протест. Больше формальный, чем реальный.
Вот протопал обратно. Тихий бубнеж, в котором едва различались слова «Севка», «брат», «давай, попробуй…»
И надо было бы встать, сказать, что Севу кормить пора. И что у него есть специальная кружка-поильник… И что он может все выплюнуть, а потому нужно держать под рукой полотенце и влажные салфетки…
И где-то между этими мыслями я и уснула. Самым позорным и странным образом отключилась, словно в кому впала.
Без сновидений, только с каким-то постоянным неопределяемым полностью ощущением неправильности происходящего. Тревоги.
И проснулась от этой тревоги, словно по лицу кто-то ударил!
Подскочила, прижала ладонь к пылающей щеке, пытаясь унять тяжело бьющееся сердце.
Огляделась, с недоумением отбросила плед, который, я совершенно точно знала, лежал в шкафу. А теперь оказался на мне. То есть… То есть, Иван заходил сюда, смотрел на меня, спящую… И потом полазил по шкафам, нашел плед и укрыл!
Это уже была какая-то незамутненная наглость, простота, которая хуже воровства!
Нахмурившись, я встала с твердым намерением высказать Ивану все, что думаю о его поведении. Всему есть предел, в конце концов!
Мог бы меня просто разбудить. Тем более, что надо Севу кормить и менять ему памперс, вовремя это не сделаешь, и сразу будет масса дополнительных забот…
Но на пороге комнаты я остановилась, глядя на широченную спину Ивана, сидящего возле кровати Севы.
– И вот прикинь, брат, я выхожу и вижу, как над буровой дым…
Иван говорил, похоже, уже давно, рассказывал какую-то странную историю про пожар на буровой платформе, и я, пораженная мирной теплотой картины, хотела отступить обратно в коридор, но тут Иван обернулся.
Каким образом он услышал меня, не знаю, ведь это его скрипучий пол выдавал с головой, а меня-то – нет. И подошла я совершенно беззвучно.
– Привет, Алина, – кивнул Иван, скользув взглядом по моим босым ногам, – выспалась? А мы тут болтаем…
– Да… – ответила я, как-то разом растеряв весь свой боевой запал, – спасибо, что укрыл. Но не стоило…
– Ты прости, я не лазил, просто первый попавшийся шкаф открыл, а там плед, – пробасил Иван, поднимаясь с табуретки. Я проследила, как макушка его едва не задела люстру. Боже, какой же у него рост? Сева тоже был высоким, гораздо выше меня, но все же не настолько. Этот словно медведь гризли, честное слово.
– Ничего страшного… – пробормотала я, хотя совсем недавно была полна намерения серьезно высказать незванному гостю все, что думаю о его бесцеремонности, – как у вас дела? Севе кушать пора. И памперс…
– Он поел, – ответил Иван, – там я кашу нашел в холодильнике, разогрел. И кружку его нашел, это же она?
Он продемонстрировал мне Севину кружку-поильник.
– Да…
– И памперс поменял я, – продолжил Иван спокойно, словно вообще в этом нет ничего такого, менять памперс взрослому мужчине, – а еще в туалет его сводил.
– Сводил? – я с надеждой кинула взгляд на Севу, безучастно смотрящего мультфильмы, – и он шел? Сам?
– Оттащил, – признался Иван с легкой досадой, – но ничего, скоро сам пойдет.
– Спасибо… – это все, что я могла ответить, обескураженная бешеной активностью Ивана.
Надо же, в самом деле помогает… Надолго ли его хватит? Хотя… Какая разница. Пусть хоть чуть-чуть, мне и это в радость.
– Ты, наверно, голоден… – внезапно вспомнила я об обязанностях хозяйки, но Иван пожал плечами:
– Да нет… Я там картошку нашел у тебя, пожарил. И окорочка замороженные разморозил и тоже пожарил. Не знаю, ешь ты такое или нет?
– Ем, почему нет? – я все больше удивлялась, в этот раз тому, что мужчина умеет готовить. Нет, я знала, что такие редкие экземпляры есть где-то, но мне до этого дня не встречались. Мой Сева мог только сварить яйца и жутко пожарить яичницу. Мыть посуду, готовить что-то хоть чуть более сложное он не был способен.
Читать бесплатно другие книги:
