Во главе кошмаров Арден Лия

– Здесь так… умиротворяюще пусто, – выдала я первую пришедшую в голову мысль. Она не была плохой или хорошей, но поразительно точной. – А где проходящие из Палагеды в Санкт-Данам и обратно?

Веста замерла, прищурилась, рассматривая что-то. Я проследила за её взглядом, но никого не обнаружила.

– Есть один, – заверила она и взмахнула рукой.

Маковые поля не изменились, но теперь я заметила вдалеке расплывчатую фигуру. Цвета одежды были блёклые, походку не узнала. Я будто смотрела на незнакомца сквозь мутное стекло, хотя пейзаж красок не терял.

– Всем только кажется, что они спокойно путешествуют по Переправе, но на самом деле для путников я создала своего рода туннель. Они его не видят и шагают интуитивно в установленных мной границах. Способ, безопасный и для них, и для меня.

Веста вновь сделала взмах рукой – и образ шагающего растворился. Я поняла объяснение, но голова соображала туго. Скопившиеся вопросы путались между собой.

– Тебе по-прежнму всё незнакомо? – уточнила Веста, прервав затянувшееся молчание.

– Кажется знакомым, но воспоминания словно не полностью мои, а увиденные в фильме, – пояснила я, и Веста понимающе кивнула. – Я правда здесь жила? Если да, то как попала в приют?

– Ты дочь Мелая и Илиры, сестра Микеля. Силу и личность твоего брата отец скрыл за иллюзией и сразу подбросил одной семье из Клана Металлов. Он хоть и полукровка, но Гипнос не ощутил в нём способностей Дома Раздора, поэтому решил, что среди даориев ему будет лучше. Тебя же он принёс к нам.

– Почему? Разве во мне есть сила Клана Металлов? Если нет, то почему он не отдал меня в какую-нибудь семью Дома Раздора?

Веста скованно качнула головой, ветер отбросил чёрные волосы назад. Она не торопясь вела меня к фруктовым рощам.

– Немного есть, ты маловосприимчива к человеческому металлу. Он тебя не отравляет.

Действительно, единственные, кому не вредит металл людей, – представители Клана Металлов. Хотя ещё боги. Гипнос и Морос при мне не раз прикасались к разным предметам в Санкт-Данаме, но мы не кровные родственники. Кай же получал ожоги, притрагиваясь к оружию в «Подворотне». Какого чёрта они вообще спорили тогда с Каем? Я чуть не выругалась, вспомнив разыгранную сцену, когда Кай пытался выкупить мне отгул на работе. Они знали друг друга, но отец и сын устроили представление, будто это не так. Или же они не особенно и притворялись, действительно имея личные разногласия?

– Я видела, как Гипнос не раз трогал человеческий металл, но у Кая оставались ожоги. Тебя он тоже ранит?

– Да, меня и Камаэля. Мы полубоги, так сказать, – она пренебрежительно фыркнула. – Иммунитет есть, но не настолько хороший, как у отца. Однако не из-за этого Гипнос принёс тебя сюда. Всё дело в твоём рождении. Ты появилась на свет мёртвой. Мы не присутствовали при твоём воскрешении, но ощутили произошедшее. Отец впервые решился на нечто подобное, как возвращение чьей-то жизни. Смотри, Кассия, эту рощу мы с тобой посадили, – Веста резко перепрыгнула на другую тему, и я вздрогнула, растерянно разглядывая ухоженные сады. – Это персиковые деревья! Повезло, что ты застала цветение.

Я с улыбкой осмотрела около десяти молодых деревьев, покрытых распустившимися розовыми бутонами.

– Вон на той стороне мы посадили вишню и гранатовые деревья. Ты была без ума от граната! Ещё мы собирали мак для рулетов, и я научила тебя плести венки, – с гордостью поделилась Веста, уперев руки в бока.

Она выжидающе уставилась на меня своими зелёными глазами, и я призналась, что немного помню про венки, а гранат люблю до сих пор. Я не соврала, спутанные моменты то и дело вырисовывались в голове, но они проскальзывали как дежавю: мимолётно, отрывочно, не позволяя восстановить детали. Только воспоминание успевало всплыть, как через мгновение исчезало.

– А наше первое творение – яблоневый сад. Мы с тобой его вырастили, потому что яблоко символ Дома Раздора, – продолжила Веста, махнув рукой на самые далёкие деревья. – Но там завелись Геспериды, и пришлось перенести его подальше от дома.

Веста смешно наморщила нос, словно в саду завелись вредители.

– Те самые Геспериды? Одни из детей Никты, как и Гипнос? – уточнила я, решив, что неправильно поняла, но Веста кивнула.

– Не настоящие, а иллюзорные образы из воспоминаний, сохранившиеся на Переправе. Обычно на этих землях Морфея иллюзии не доставляют проблем, чаще незаметно существуют рядом или проходят мимо, не принося беспокойство, но эти… – Веста недовольно цокнула, качнув головой.

Геспериды – дочери Никты, нимфы, охраняющие сад с золотыми яблоками, одно из которых по сведениям из учебников и стало символом Дома Раздора. Его связывают с Эридой. По легенде она рассорила других богинь при помощи золотого плода.

– Геспериды очень ревнивые, и не только по отношению к яблокам, – пожаловалась Веста, вернув меня в реальность. – Ещё им чем-то приглянулся Камаэль. Стоило брату появиться рядом, как Геспериды окружали его, не давая прохода, поэтому пришлось перенести сад. В противном случае он пригрозил его сжечь.

Рассказ вышел забавный, даже рождающиеся в голове картинки были смешными, но всё происходящее по-прежнему сбивало с толку. Я не могла улыбнуться, лишь глядела на Весту, не моргая и не зная, как отреагировать.

– И ты Гесперидам очень нравилась, потому что бросалась защищать сад от Камаэля. Отец тебя из-за этого «маленькой Гесперидой» звал, хотя Камаэль переделал на «раздражающую Геспериду», но это он просто ворчал, – Веста пару раз прервала монолог на смешки, не в силах сдержаться.

В груди сдавило при звуках двух новых прозвищ. Они эхом отдались в голове, будто действительно были мне знакомы. Я наконец узнавала что-то о своём прошлом, но раньше думала, что новая информация поможет мне разобраться в себе лучше. Однако количество деталей множилось, а я по-прежнему не могла сложить их, чтобы понять собственную личность.

Вспомнив о главной теме разговора, я тряхнула головой и упёрла упрямый взгляд в дочь Гипноса. Её улыбка стала натянутой, Веста шумно выдохнула и побеждённо кивнула, безмолвно признав тщетность своей попытки сбить меня с мысли.

– Что произошло? Почему Гипнос оставил меня жить на Переправе?

– Илира изменила первоначальное желание и попросила оживить тебя. Для подобного требовалось обменять её жизнь на твою. По словам отца, он согласился только из-за упрямства Илиры. Она была непреклонна. Однако обмена оказалось недостаточно. Требовалось ещё что-то, тоже живое, но не подвластное времени.

Веста пристально посмотрела мне в глаза, ожидая реакции, но я не ответила.

– Переправа, Кассия. Гипнос создал это место, она часть его. Он смог оторвать от неё фрагмент и вложить в тебя. Я, Камаэль и Гипнос – кровные родственники. Тебя же отец связал с собой через Переправу. Мы с братом были здесь, и произошедшее напомнило катаклизм. Гипнос вырвал значительный кусок, чтобы позволить тебе дышать, и вся Переправа задрожала. Землетрясения, расщелины, наводнения, немалая часть территорий перестраивалась в течение какого-то времени. Она двигалась и волновалась, как огромный организм, стремящийся залечить болезненную рану. – Веста нахмурилась и обернулась на дом. – Так ты стала живым осколком Переправы, Кассия, поэтому она затянула, стоило тебе подойти близко к проходу.

Я растерянно ощупала свой живот, ища нечто инородное внутри.

– Не волнуйся. Пока ты дышишь, украсть или достать из тебя эту часть нельзя, – неверно поняла моё беспокойство Веста. – Фрагмент Переправы вернётся на место после твоей смерти.

– Кто же я?

Веста понимающе улыбнулась и взяла мои руки в свои.

– Ты полукровка. Твой отец – даорий. Мать – палагейка, но внутри ты носишь осколок Переправы, родственной нам. Гипносу, Моросу, мне и Камаэлю. Поэтому отец привёл тебя в нашу семью: ты, может, и не кровно, но её часть. С самого рождения до восьми лет ты жила здесь. Основное время с тобой проводила я, ты стала мне младшей сестрой.

В груди сдавило от тоски, нос защипало перед подкатывающими слезами. Но в последнее время я плакала слишком много, поэтому взяла себя в руки: глаза остались сухими, а ощущение постепенно отпустило, позволив мне дышать ровнее.

– Тогда почему вы от меня отказались? – в голосе прозвучало больше обиды, чем я хотела показать. Плечи Весты поникли, она стыдливо опустила взгляд.

– Имея часть Переправы внутри, ты получила схожую с нами способность творить иллюзии. Мы учили тебя ими управлять. После пяти лет за тобой стало сложнее присматривать. Ты росла смышлёной и сообразила, как путешествовать по Переправе, но далеко не все территории безопасны. Сперва мне и Камаэлю удавалось справляться с любыми трудностями, но затем кое-что произошло, – нехотя призналась Веста, отвернулась и зашагала ближе к деревьям.

Я заторопилась следом, ожидая подробностей.

– Ты провалилась в образовавшуюся расщелину. Чудо, что внизу была река, но и это бы тебя не спасло, если бы рядом не оказалось Камаэля, – призналась Веста. – При падении ты сломала обе ноги и потеряла сознание. По сравнению с людьми, мы восстанавливаемся намного быстрее, но ты получила многочисленные переломы со смещениями, местами кости были раздроблены. Потребовалось несколько операций, но… ты поправлялась медленно… месяцы, больше полугода точно, – на лице Весты отразилось смятение, она потёрла пальцами висок, немигающий взгляд замер, словно она пыталась подсчитать, но не получалось. – Ты не переставала хромать… врачи людей и целители Палагеды не были уверены, что последствия когда-либо пройдут.

Мой взгляд сам собой опустился к сандалиям из тонкой кожи. Я не помню хромоты, хотя Дардан тоже упоминал об этом, скармливая мне ложь, что кто-то бросил меня в холле его компании.

– Поэтому вы решили отказаться от меня?

– Нет! – порывисто возразила Веста. Я не хотела её обвинять, хотя не сумела скрыть разочарование, подобрав резкие слова. – Мы с Камаэлем думали, как обезопасить твою жизнь, но отец решил всё за нас. Тебе требовалась новая операция, её планировали сделать врачи, работающие на Мороса. Но отец вернулся один и… сказал, что ты умерла, что травмы… были всё-таки тяжёлые, наплёл, что у тебя сердце не выдержало наркоза… даже часть Переправы не смогла помочь, – Веста продолжала запинаться в рассказе, она выглядела испуганной воспоминаниями и сбитой с толку одновременно. – Я… была в ужасе и пришла к Камаэлю, который тогда работал в Санкт-Данаме. Отец не показал тело, заверив, что тебя кремировали, поэтому мы ему не поверили. Но все последующие попытки тебя найти провалились. И теперь ясно почему. Иллюзия. Отец поступил умно, он наложил не свою иллюзию, а научил тебя. Камаэль рассказал про твой ахакор и как ты его сняла, – речь под конец вновь стала уверенной, словно она отыскала нужные моменты и наконец разобралась.

Я нахмурилась, переваривая услышанное.

Зачем Гипносу скрывать меня от Кая и Весты?

Тем более лгать таким жестоким способом?

Вопросы почти сорвались с языка, но, поймав взгляд Весты, я оставила их при себе. Искренне хотелось довериться ей, но что-то здесь было не так. Я дала себя обмануть Руфусу, Каю и Дардану. И куда меня это привело? Веста – дочь Гипноса, и сейчас мне не ясно буквально ничего. Кай упрекал Гипноса в секретах, но половина всех наших диалогов с ним были ложью. Похоже, Гипнос и его дети, каждый по разную сторону, гнут свою линию и не могут прийти к согласию.

– Дальнейшего я ещё не выяснила, но, судя по всему, отец попросил Мороса спрятать тебя среди людей даже от него.

– А от него зачем?

– Чтобы мы тебя не отыскали, – натянуто улыбнулась она. – Камаэль годами следил за отцом, надеясь подловить на обмане. Но не найдя подсказок, мы сдались, решив, что ошиблись и ты действительно умерла. Только Гипнос способен вырвать часть Переправы, и он один знал, как всё работает. Нам ничего не оставалось, кроме как бросить тщетные попытки.

Что-то тут не так.

Непохоже, что Веста врала. Скорее, недоговаривала.

Избегая моего взгляда, она подошла к персиковому дереву и схватилась за ветку. Та начала стремительно сбрасывать цветы и покрываться густой листвой, появились зелёные персики. Плоды на глазах увеличились в размерах и сменили цвет. Я с восхищением следила за происходящим, будто кто-то ускорил время для одного-единственного дерева, остальные же остались стоять в цвету.

– Хочешь? – предложила Веста, сорвав сочный плод.

Я кивнула и поймала брошенный мне фрукт. Он казался абсолютно реальным.

– Я действительно могу от него откусить?

– Конечно. Они как съеденные тобой вафли.

– Но это же иллюзия.

– Да, но на Переправе она реальна, – возразила Веста и рассмеялась, пока я была обескуражена простотой чудес.

«Привратник и Жнец вселяют страх даже в архонтов и царей.

В основном миражи существуют в пределах Переправы, но Привратник и Жнец – её часть. Они могут создавать их и за границами своих территорий. Жнец никогда не носит с собой оружия, но при этом может создать иллюзию меча, и пока он в его руках, то смертельно опасен и способен убить».

Кай рассказал это, забыв упомянуть, что сам кровный родственник Привратника и способен на то же самое. Надкусив плод, я ощутила сладкий сок.

– Эти персики получится съесть лишь у Гипноса и тех, кто как-то связан с Переправой? – уточнила я.

– Нет. Переправа – особенное место, мощный эпицентр снов и иллюзий, поэтому застрявший здесь в состоянии найти себе пропитание вроде этих фруктов, а может отыскать целые банкетные залы и рестораны, если Переправа ему их покажет, – пояснила Веста. – Но за её пределами, например, в Санкт-Данаме, созданный иллюзией персик останется реальным только до тех пор, пока я или связанные с Переправой держат его в руках. Передам тебе, и он останется материальным. Передам человеку, и плод исчезнет.

– А человек может его съесть, если ты будешь держать фрукт в руке?

Веста задумчиво надкусила другой сорванный плод, пожевала, разглядывая высокое небо.

– Какой интересный вопрос, никогда не пыталась кормить людей с рук, – с воодушевлением ответила она, – но вполне возможно, что если я продолжу держать персик, то кто-то другой, не связанный с Переправой, сумеет от него откусить. В моих руках иллюзия продолжает существовать. Не хочешь попробовать?

– Что?

– Создать иллюзию. Ты ведь умеешь, Кассия. Не хочешь вспомнить, каково это?

Я потеряла дар речи, не уверенная, не шутит ли Веста.

– Я… не представляю как.

– Так и знала, что Морос вернул тебе не всё, – она недовольно сжала свой персик и тот исчез. – Но это не сложно. В любом случае тебе придётся вспомнить умения. Это часть тебя, Кассия. Худшее – иллюзия просто получится кривой, но давай попытаемся! Заставь свой персик прорасти.

Я уставилась на надкушенный фрукт, не имея ни малейшего понятия, что с ним делать.

– Мне его закопать?

Веста рассмеялась моему бесхитростному решению.

– Ты знаешь, как выглядит косточка без мякоти? – Я кивнула, словно примерная ученица. – Тогда представь сердцевину, а мякоть заставь исчезнуть.

Несмотря на не покидающие меня сомнения в собственных способностях, секунду назад я видела, как из ниоткуда появился этот фрукт, поэтому отрицать возможность было глупо. Я выровняла дыхание и мысленно приказала мякоти исчезнуть. Ничего не изменилось.

Веста сложила руки на груди, наблюдая с покровительственной полуулыбкой. Я предприняла ещё пару попыток, мысленно приказывала персику в руке, но плод оставался неизменным.

– Не думай словами, Кассия. Думай образами, – снисходительно подсказала Веста, похоже, догадавшись о проблеме. – Иллюзия не знает твоего языка или какого-либо другого. Но если ты вообразишь вид косточки, вспомнишь ощущения, то иллюзия подстроится под то, что ты хочешь создать.

Я последовала совету. Потребовалось около минуты, чтобы детально представить прикосновение сухой косточки к коже. Я вскрикнула от удивления, когда мякоть разом исчезла, а пальцы сами сжались вокруг твёрдой сердцевины. Веста захлопала в ладоши и засмеялась над растерянностью на моём лице. Я была испугана содеянным, но вместе с тем в восторге от увиденного.

– А теперь представь, как косточка прорастает.

Такое я видела только по телевизору или в книгах, но, воодушевлённая успехом, накрыла второй ладонью и подумала о семени внутри. Я зажмурилась, представляя побег и тянущиеся вверх стебли. Абсолютно детская радость захлестнула с головой, я больше не думала словами. Мыслила лишь образами, запахами и ощущениями. Неожиданно в руках потяжелело, я сложила ладони лодочкой, почувствовав движение.

– Эй! Полегче, Кассия, а то уронишь! – предостерегающий тон сменил очаровательный смех Весты.

Я распахнула глаза, глядя на проросшую косточку, как на величайшее чудо света. Кажется, я перестаралась, побег протянулся ввысь сантиметров на десять, а корни оплели мои пальцы и ладони.

– Давай посадим его. Дальше пусть растёт сам, – предложила Веста, видя, с какой любовью я разглядывала сотворённое.

Я опустилась на колени и начала раскапывать землю голыми руками. Наверняка Веста могла бы мысленно создать яму, но я благодарно ей улыбнулась, когда она принялась пачкать руки вместе со мной. Этот простой монотонный процесс успокаивал, позволяя отвлечься от многочисленных вопросов и тревожных мыслей хотя бы на короткий срок.

Оставшуюся часть светового дня мы провели с Вестой. Она заставляла меня выращивать цветы, множить ветви у дерева, создавать различные предметы, которые я могла детально вспомнить, начиная с резинового шарика и заканчивая ручкой и книгой. Правда, та внутри оказалась пустой. Веста заставила меня трижды изменить цвет её платья, пока зелёный оттенок её не удовлетворил.

Я провела ещё около часа в одиночестве у могилы Сирши. Я больше не плакала, но увиденные чудеса не могли исцелить боль от потери. Несмотря на рассказ о семье и радушное отношение Весты, я всё равно чувствовала себя потерянной. Раньше у меня были мир и, может, не выдающиеся, но цели: окончить университет, найти работу и более-менее неплохо прожить жизнь. Теперь же не было ничего, а будущее и вовсе казалось туманным, так как я не понимала даже настоящего.

Солнце окрасило пейзаж в алые цвета приближающего заката, и к дому пришли Гипнос, Кай и Морос в сопровождении архонта Раздора и его свиты. Я заметила их раньше, чем они меня. Веста вышла из дома навстречу гостям, что-то отрывисто бросила отцу и брату. Те ответили мягче. Они стояли слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, но я внимательно следила за языком их тел, стараясь угадать. Когда все двинулись в мою сторону, я вновь напряглась, не зная, чего ожидать, и на мгновение пожалела, что не попыталась хоть раз создать в руке оружие. Хотя бы короткий нож или молоток.

Я встала. Все замерли в неловкой тишине на расстоянии нескольких метров. Все чего-то ждали от меня, но я молчала, внимательно разглядывая Майрона. При первой встрече решила, что внешне он едва дотягивает до пятидесяти, но при ближайшем рассмотрении казалось, что произошедшее в Даории за один вечер состарило его на пару лет. Сеть морщин вокруг карих глаз стала чётче, появились едва заметные синяки под глазами, нахмуренные брови и упрямо сжатый рот в аккуратной бороде. Светло-русые волосы с проседью были расчёсаны и спадали на спину, но наряд был скромнее, чем на встрече, в терракотовых и бледно-жёлтых тонах с золотой вышивкой. Архонт и его свита явились без брони или оружия – в подпоясанных туниках, штанах, сапогах и в свободных плащах. Словно гости всеми способами подчёркивали свой дипломатический статус.

Я невольно почувствовала то, о чём говорил Кай: вибрацию в воздухе, особенный тон силы архонта. Меня окатило волной неясного гула, волосы на затылке встали дыбом, как наэлектризованные. Мне захотелось поклониться Майрону или хотя бы стыдливо опустить взгляд. У Весты тоже не было ахакора, но её гул ощущался таким лёгким и ненавязчивым, что я прекратила его замечать спустя пару минут.

Архонт Раздора сделал шаг навстречу, и я моментально отступила. Его сила будто оттолкнула, удерживая на определённом расстоянии. Однако внезапный гул в ушах дошёл до пика и затих. Я с недоумением заморгала, поняв, что влияние его силы перестало на меня давить. Майрон выглядел не менее озадаченным, он растерянно открыл и закрыл рот, а затем что-то сказал на палагейском.

Я с трудом разобрала несколько слов. Хоть и учила язык, но в университете мало тренировали разговорную речь, а Майрон произносил слова то ли на неясном диалекте, то ли я просто туго соображала. Он повторил, но моё недоумение только усилилось. Брови Майрона взлетели вверх, рот так и остался приоткрыт в изумлении, архонт повернулся к Моросу и, судя по тону, высказал какую-то претензию.

Я не могу с ним нормально общаться. Как мне вернуться в дом, где я никого не понимаю? Находясь здесь, Гипнос, Кай и Веста говорили исключительно на известном мне языке людей.

– Я учила палагейский в университете, могу читать тексты средней сложности, но речь мы редко тренировали. Слова звучат похоже, но, может, дело в интонации… я не успеваю понимать… – попыталась объяснить я, ища поддержки у Гипноса, Весты и Кая.

– В ваших университетах преподают старый стиль, – пояснил Гипнос. – Я видел те учебники. Они почти не обновлялись на протяжении нескольких сотен лет. Тебе легче читать, потому что алфавит и письменность сохранились, но живая речь менялась в течение поколений.

Веста ощутимо ткнула Мороса локтем под рёбра.

– Отдай ей воспоминания, – напомнила она.

– Верни мне всё, что забрал, – присоединилась я к претензии.

– Нельзя возвращать всё сразу, – отреагировал Морос. Он не скрывал внешность Жнеца, это действительно либо его настоящее лицо, либо более привычный образ. Дардан Хилл не более чем иллюзорная личина. – У Микеля были забраны лишь первые минуты жизни. У тебя же – восемь лет. Возвращение воспоминаний таких объёмов за раз лишит тебя рассудка. Я буду отдавать понемногу.

– Тогда начни со знаний палагейского, – предложил Кай, однако на меня он едва ли взглянул.

Я нахмурилась, упрямо уставившись на него. Знала, что он почувствует. Кай заметно напрягся, но головы не повернул, смотря на Мороса.

– Я владею человеческим языком, – заявил Майрон. Он говорил с неверной интонацией, излишне растягивая звуки. Поэтому слова хоть и были понятны, но казались немного странными, словно свои знания языка он почти не применял. – Многие из приближённых тоже. Но для Кассиопеи небезопасно не понимать остальных в Палагеде.

– Кассии, – поправила я, распрямив плечи.

Архонт перевёл всё внимание на меня и на протяжении нескольких секунд обдумывал услышанное.

– Для Кассии, – повторил Майрон, и его согласие приободрило, кажется, ругаться или принуждать он не собирался.

Несмотря на строгий образ, он смотрел изучающе, без ненависти или презрения, как это делал Мелай. Я пока не могла принять, что вижу кровного дедушку, но какая-то часть меня хотела узнать его поближе, расспросить о нашей семье и об Илире.

Морос подошёл и поднял руку, но я с подозрением отшатнулась, избегая прикосновения.

– Не дёргайся, Кассия. Это займёт секунду, но будет неприятно, потому что воспоминания я передам напрямую.

– Насколько неприят… ай!

Я зашипела, хватаясь за висок. Морос буквально скользнул пальцами по коже, но ощущалось это так, будто мне воткнули иглу в голову. В ушах зазвенело, пришлось прикрыть глаза от внезапного головокружения.

– С ней точно всё хорошо? – как сквозь вату донёсся обеспокоенный голос Весты.

Кто-то подхватил меня под локоть, когда я покачнулась.

– Точно. Это скоро пройдёт, – заверил Морос, и он был прав. Звон и головокружение потихоньку отступили. Хотя голова не перестала раздражающе болеть, точно после резкой смены давления. – Я вернул толику воспоминаний и знания о языках. Но нужно многое наверстать, так как я отдал словарный запас восьмилетнего ребёнка.

Я не сразу сообразила, что половину последнего предложения он произнёс на палагейском. Сознание перевело само, но смысл дошёл не сразу. Я скованно кивнула.

– Теперь она понимает? – переспросил Майрон, медленнее выговаривая слова.

Я ощутила смешанные эмоции, уловив смысл его речи, которая ещё пару минут назад звучала смазанно, лишь отдалённо напоминая нечто знакомое.

– Понимаю, – с сильным акцентом выдавила я на языке палагейцев.

Он был достаточно мелодичным, звуки сочетались органично, привычными слогами, но вырвавшееся у меня слово получилось кривым и скрипучим. Я знала, как оно должно звучать, но мышцы гортани и язык не привыкли к правильному произношению.

– Необходима практика. Всё это мы решим дома, наймём лучших наставников. И чем раньше начнём, тем лучше. Нам пора возвращаться, Кассия, – кивнул Майрон, позволив себе скупую полуулыбку: первая из проблем была решена. Но похоже, впереди сотни таких же, а к миру теневых я готова не более чем малолетнее дитя к плаванию в море среди акул.

От мыслей отвлекли пальцы, сжавшиеся на моём локте, я вскинула взгляд на Кая, осознав, что это он поддержал меня, не позволив упасть. Как и прежде, он заметил моё внимание, но глаз не опустил, смотря на Майрона. Я высвободила руку, напомнив себе, что не могу верить никому из них.