Прелестная наездница Боумен Валери
– Да, именно так, но сначала я попросила разрешения посмотреть на Алабастера, и только потом он попросил меня уйти. Но перед этим проявил совершенно неслыханную наглость, заявив, что, по его мнению, я никогда прежде не слышала слова «нет» и мне это абсолютно необходимо.
С губ Мэгги сорвался смешок, но она быстро прикрыла рот рукой и сказала в изумлении полушепотом:
– Не может быть!
Тея закатила глаза.
– Еще как может.
Мэгги подалась вперед.
– И что ты ему ответила? Даже представить не могу, насколько это было дерзко.
Теа поморщилась и пожала плечами.
– Обозвала его задницей и ушла.
Рука Мэгги снова метнулась ко рту: на этот раз камеристка испытала настоящий шок.
– О святые небеса! Неужели ты и правда так и сделала?
– Но он и действительно задница, – решительно произнесла Тея и даже топнула ногой.
– Возможно, но ты же знаешь, что нужно было держать себя в руках: не опускаться до личных оскорблений. – Мэгги строго смотрела в глаза своей подопечной.
Тея поморщилась. Мэгги редко ее в чем-то упрекала, но на этот раз она действительно это заслужила. Гордиться было нечем. Надо же было так взбеситься, чтобы повести себя настолько недостойно леди. Взгляд, которым Мэгги ее наградила, говорил сам за себя. Обе девушки думали об одном и том же – мать Теи никогда не одобрила бы столь дикого поведения своей единственной дочери. И уже не имело значения, что это произошло при соседе и пэре: мать Теодоры не допустила бы ничего подобного даже перед самым младшим слугой, да и дочь воспитывала не грубиянкой и не фурией.
– Остается только надеяться, что виконт не нанесет визит твоему отцу, чтобы рассказать о твоем поведении, – добавила Мэгги.
Тея обмякла на сиденье и опять крепко обхватила себя руками, словно ей было холодно, обдумывая сложившееся положение. Хоть она и вела себя, как капризная школьница, ей по-прежнему очень хотелось увидеть Алабастера.
– Об этом я не подумала, – промямлила Тея.
– Ты особенно не переживай, – посоветовала Мэгги, похлопав Тею по коленке. – Думаю, лорд Клейтон был просто счастлив избавиться от тебя.
– Рано радуется, – буркнула Тея.
– Это ты о чем? – насторожилась Мэгги.
– Да плевать мне на этого Клейтона! Алабастер – мой, и я не позволю этому человеку помешать мне увидеть его.
Мэгги покачала головой.
– И что ты намерена делать?
– Я думаю… я собираюсь… – Тея выглянула в окно и увидела на дорожке мальчишку-грума. В голове тут же мелькнула идея, безумная, но все вполне могло получиться. – Знаешь, если ты сошьешь мне мальчишечью одежду, то я попытаюсь… Мне нужны бриджи, шейный платок и… что там еще.
– Бриджи? – Глаза Мэгги едва не вылезли из орбит. – И мальчишечью рубашку?
– Да, – энергично кивнула Тея. – И еще картуз, чтобы спрятать волосы.
Мэгги зажмурилась и сглотнула.
– Я уверена, что пожалею, миледи, но все-таки спрошу: зачем вам все это?
Тея повернулась и одарила подругу полубезумной улыбкой: она надеялась сойти за подростка, хотя бы временно, чтобы увидеть свою лошадь.
Глава 7
Эван легонько постучал в дверь спальни, но ответом ему была тишина, как всегда. Он немного подождал, повернул ручку и толкнул дверь.
Горничная, как и каждое утро, уже приходила, раздвинула шторы, и через большие застекленные окна в дальнем конце комнаты струился солнечный свет.
Эван постоял несколько секунд, давая глазам привыкнуть к яркому свету, и посмотрел на друга. Тот сидел в кресле в углу комнаты, уставившись в противоположную стену.
Филипп каждый день усаживался в новом месте, но по-прежнему молчал.
– Доброе утро, – поздоровался Эван, входя в комнату и закрывая за собой дверь.
Тишина.
– Сегодня прекрасный день, – добавил Эван.
Деревья за окном стояли в чудесном осеннем уборе. Казалось, что все вокруг пылает. Осень – его самое любимое время года. Но Филипп редко смотрел в окно.
– Как ты себя чувствуешь? – Эван задавал этот вопрос каждое утро, хотя и знал, что ответа не получит. – Я рано утром встречался со своим юристом, потом просмотрел бухгалтерские книги, а после обеда собираюсь покататься верхом.
Довольно затруднительно вести одностороннюю беседу, но именно это рекомендовали доктора. «Ведите себя так, будто ничего не изменилось, милорд. Когда он будет готов – ответит».
Эван надеялся, что они правы, но день проходил за днем, Филипп все молчал, и надежда постепенно таяла.
Они дружили с детства. Их отцы были близки, как родные братья. Мальчишки все делали вместе – учились ездить верхом, охотиться, плавать. Именно во время купания, когда им было всего по семь лет, Филипп показал себя самым преданным другом.
День начался с рыбалки на озере в поместье отца Филиппа. После обеда ловить рыбу им надоело: было очень жарко – и они полезли купаться. Мальчики ныряли и соревновались, кто дольше задержит дыхание. Даже в детстве стремление к лидерству брало верх над Эваном. Именно он должен был победить. Да только в своем стремлении продержаться под водой как можно дольше он нырнул слишком глубоко и зацепился одеждой за корягу.
Видимо, Филипп сообразил, что друг находится под водой слишком долго, и нырнул вслед за Эваном. Ему пришлось ломать корягу, до крови изранив руки, но Эван почти ничего этого не помнил. Филипп схватил его за руку, вытащил на берег и принялся откачивать, стараясь выдавить воду из легких. Наконец Эван закашлялся и пришел в себя. Тут примчались их отцы, услышав крики Филиппа.
В тот день друг спас ему жизнь, и Эван поклялся, что отплатит Филиппу тем же, если возникнет необходимость. В отличие от Филиппа Эван, будучи виконтом, не служил в армии. Вместо этого, как член парламента, он делал все возможное ради победы. У Филиппа не было титула, офицерскую должность он получил в армии, и его отправили на континент.
На войне, раненный в плечо, он упал с лошади, и только через несколько дней после сражения, прочесывая поле боя, его нашли, отвезли в мобильный госпиталь, а затем переправили в Англию.
Эвана не было рядом в тот день, когда его друг нуждался в помощи, не было его и на полях сражений в Европе, но едва услышав, что Филипп ранен, он помчался в Дувр и встретил корабль, на котором тот должен был приплыть. Он оборудовал отдельную карету, чтобы создать все удобства для инвалида, но когда увидел сходившего на берег Филиппа, понял, что пострадало не только тело друга. Филипп, конечно, похудел и побледнел, но страшнее было другое: пострадал его разум. Он шел своими ногами, раны зажили и сломанные кости срослись, но в тот день он не произнес ни слова и молчал до сих пор.
Эван провел еще некоторое время в комнате друга, как обычно, рассказывая о том, что происходило в имении, что вычитал в газетах, потом встал и вышел. Вот так и проходили их встречи каждый день: он говорил, Филипп молчал, но Эван добросовестно выполнял предписания врача и делал для друга все возможное.
Эван прошел мимо окна, остановился и посмотрел вниз, на паддок, где Форрестер и кто-то из конюшенных грумов занимались с Алабастером. Ему хотелось показать лошадь Филиппу, но после долгих обсуждений они с тренером решили, что он сначала должен набраться сил, и только потом ему расскажут про Алабастера.
Спустя несколько мгновений Эван вышел из комнаты, в отчаянии подумав о том, что надежды на выздоровление Филиппа остается все меньше. Он по-прежнему не разговаривает, не выходит из комнаты. Как, скажите на милость, убедить его спуститься в конюшню и сесть на коня?
Эван потратил на Алабастера целое состояние. Стоило ли? Сможет ли животное помочь Филиппу вернуться к жизни? Или все же раны друга больше физические, чем душевные? Только время покажет. Было, однако, и еще кое-что: личность этого человека окутывала тайна, и никому не полагалось знать о его местонахождении.
Глава 8
Тея пониже натянула на лоб картуз, собираясь спрыгнуть с небольшого пони, на котором ехала под покровом ночи в имение лорда Клейтона. Хвала небесам, сегодня светила полная луна, а то бы пришлось пробираться туда в кромешной тьме.
Мэгги была единственной, кто знал, куда отправилась Тея. Они долго спорили, когда девушка поделилась с подругой намерением прокрасться в конюшню Клейтона, да еще и в полном одиночестве, ночью, переодетой мальчишкой, но в конце концов упрямая Тея настояла на своем. Никакой кареты. С какой стати бедный мальчишка заявится туда в карете? А вот пони – то, что надо.
Конечно, Мэгги пыталась предостеречь хозяйку, задав множество весьма разумных вопросов вроде: «А если вас поймают? А что, если охрана начнет стрелять?» Ничего не действовало. Тогда Мэгги вынесла вердикт: «Если вас поймают или подстрелят, то имейте в виду: именно это вы и заслужили».
Тея отрезала: «Да не надо обо мне беспокоиться, все будет хорошо». Теперь, оказавшись на землях Клейтона, она уже не чувствовала такой уверенности и впервые усомнилась в успехе задуманного.
Тея тряхнула головой и поправила картуз. Все уже зашло слишком далеко, так что назад пути нет.
Почти неделю Мэгги потратила на шитье одежды для тайной вылазки Теи. Когда все было готово, девушка подождала еще несколько дней, до полнолуния, чтобы можно было спокойно ехать верхом. Вся эта затея была опасной и рискованной, но очень уж ей хотелось увидеть своего коня!
Она соскользнула с пони и привязала его к дереву. Прежде чем решиться на эту вылазку, она основательно изучила имение лорда Клейтона, к своему восторгу обнаружив в отцовской библиотеке карту округи. Небольшие участки, не отмеченные на карте, Теодора заполнила благодаря визитам к соседке, старой леди Мейфезер, которая знала в Девоне всех и вся и с готовностью делилась сплетнями с каждым, кто имел терпение ее слушать. Она любила Тею, а самым лучшим во всем этом было то, что лорд Мейфезер и граф Блэкстоун много лет были в ссоре и практически не общались, то есть леди Мейфезер вряд ли могла рассказать отцу Теи о том, что девушка заходила к ней и очень интересовалась имением лорда Клейтона.
Благодаря карте и сведениям, полученным от разговорчивой старой леди, Тея тщательно рассчитала расстояние от главной дороги до хозяйственной части имения. Оказавшись на чужой территории, она старалась скрываться под деревьями, окаймлявшими северную ее часть, и держаться в стороне от главной дороги.
Укрывшись за деревом, Тея всмотрелась в даль, за луг, и выдохнула. Конюшня находилась именно там, где она и предполагала, хвала небесам. По ее оценке, бежать до нее не больше мили, если между деревьями, и легкой трусцой. Тея пустилась в путь, радуясь, что не зря упросила Мэгги сшить черную одежду, которая незаметна даже при полной луне.
Ей потребовалось не больше четверти часа, чтобы добраться до конюшни. Тея прижалась спиной к деревянной стене огромного строения, пытаясь отдышаться, а когда дыхание стало ровным, прислушалась. Прохладный ночной воздух отозвался полной тишиной: лошади и грумы наверняка крепко спят.
Она прокралась вдоль стены и оказалась возле первых ворот – разумеется, запертых. Но это ожидаемо. Оглянувшись, Тея увидела деревянный ящик из-под молока и подтащила под окно, что рядом с воротами, потом забралась на него и как можно бесшумнее толкнула раму.
К ее огромному облегчению, она поддалась и поползла вверх. Не заперто! Это настоящая удача. Упираясь ногами в стену, Тея подтянулась и села на подоконник. Давая глазам время привыкнуть к темноте конюшни, посидела, а когда убедилась, что опасностью не пахнет, спрыгнула внутрь и ловко приземлилась на утрамбованную землю. Медленно выпрямившись, Тея огляделась, не напугала ли лошадей и не разбудила ли грумов. Немного подождав, но ничего подозрительного не заметив, она решила, что ей ничто не угрожает и можно идти дальше. Луна светила в окна на дальней стене конюшни, и ее света вполне хватало, чтобы разглядеть огромное помещение. Конюшня лорда Клейтона и вправду впечатляла. Ее определенно проектировал знающий человек. Стена для седел и прочего снаряжения, наковальня для кузнеца, широкие ворота, веревки, вилы, бочки с водой. На втором этаже, по словам леди Мейфезер, спят грумы.
Конюшня в Блэкстоуне тоже очень неплохая, но с этой, конечно, не сравнить. Тюки свежего ароматного сена лежали вдоль стен и свисали со стропил, а таких просторных денников она никогда не видела. Вокруг такая чистота, что хоть званые обеды устраивай. Пахнет кожей, сеном и лошадьми.
Можно много чего сказать про лорда Клейтона, но о лошадях он определенно заботится очень хорошо.
Тея сделала несколько осторожных шажков к центру конюшни. Сердце ее отчаянно колотилось: ведь ее любимый Алабастер где-то здесь. Но где? Она пошла вдоль денников, заглядывая в каждый.
В первом стояла гнедая кобыла с пятнами на носу и длинными мягкими ушами, которые подергивались в прохладном ночном воздухе; во втором – английский чистокровный темно-бурый жеребец, явно предназначенный для скачек; в третьем деннике разместился один из самых великолепных жеребцов серой масти, каких Тея когда-либо видела. Три следующих денника занимали серые красавцы, которые походили друг на друга и наверняка обошлись лорду Клейтону в немалую сумму. У виконта явно хорошие доходы.
Тея медленно пошла дальше. Все лошади были великолепны: чистые, ухоженные, мускулистые, с восхитительными гривами, но Алабастера она не увидела и начала волноваться. Что, если его разместили где-нибудь в другом месте?
Остался всего один денник, самый большой в дальнем конце ряда, и там она увидела очертания крупного животного. Конь в лунном свете был великолепен: это он, ее Алабастер. Она узнала бы его где угодно, даже в полной темноте.
Когда Тея подошла к деннику, конь фыркнул. Учуял ее? Узнал ли? Девушка с трудом сглотнула, слезы обожгли глаза. Наконец-то. Вот он, ее конь. Ее мальчик. Пусть он был жеребенком, когда она видела его в последний раз, но все равно узнала бы где угодно, и, похоже, он ее тоже помнит.
Тея подошла к дверце денника, ощущая невероятное возбуждение, но все же очень осторожно, чтобы не напугать коня, и остановилась. Сердце, казалось, готово выскочить из груди. Она медленно протянула руку, и жеребец, шагнув вперед, ткнулся носом ей в ладонь.
– Вот ты где, мой мальчик, – прошептала Тея, даже не пытаясь сдержать слезы. – Ах как я по тебе скучала!
Он ее помнит! Тея погладила жеребца по бархатному носу, по морде, вытащила из кармана яблоко, которое специально для него захватила. Раньше он обожал яблоки, и она украдкой ему их таскала.
Тея с восхищением смотрела на коня, такого большого, такого красивого, наконец шепнула:
– Ты был в Португалии, да? Наверняка король гордился тобой.
Она опять погладила его нос, и жеребец, фыркнув, ударил копытом.
– Не тревожься, Алабастер. Я тут, конечно, натворила дел, но все равно скоро я тебя заберу. Обещаю.
А дел она действительно натворила: ночью тайком прокралась в конюшню соседа. Большая ошибка – наживать себе врага в лице лорда Клейтона. В результате он не разрешил ей увидеть коня. И имел на это право. Разумеется, она не собиралась выполнять его требование, но теперь понимала, что опозорилась перед виконтом. Наверняка она показалась ему вздорной эгоисткой, учитывая то, как себя вела.
Одна из лошадей вдруг тихонько заржала, и у Теи оборвалось сердце. Она скользнула в тень у дальней стенки денника Алабастера и прижалась к деревянным планкам, чувствуя, что сердце колотится прямо в горле. Спустя несколько напряженных секунд она услышала, как кто-то спускается вниз со второго этажа, громко топая по ступенькам, и с трудом сглотнула. Надо выбираться отсюда.
Но успеет ли она добежать до выхода, чтобы остаться незамеченной? Судя по шагам, лестница где-то в центре конюшни.
Времени на обдумывание не осталось, и Тея решила бежать.
Стараясь оставаться в тени, помчалась она к огромным воротам. Они оказались запертыми, и вряд ли она сможет открыть их сама. Придется выбираться через то же окно.
Большая дверь в середине ближайшей стены распахнулась как раз в тот момент, когда Тея протиснулась в окно.
– Эй, ты, а ну стой! – послышался мужской голос.
Тея спрыгнула на мокрую холодную траву, быстро вскочила на ноги и припустила что есть мочи к ближайшему углу конюшни.
Тот, кто ее заметил, пытался вылезти в это же окно: должно быть, у него не было под рукой ключей, продолжая требовать остановиться. Судя по голосу, мужчина пожилой: вероятно, главный конюх. Тея завернула за угол, и луна осветила дорожку к деревьям. Выбора не было, только бежать. Не останавливаясь, чтобы подумать, Тея припустила через луг. Ноги летели словно сами по себе, выбивая пучки травы.
Ей было слышно, как в конюшне поднялась суета, раздались крики. Видимо, тот, кто ее заметил, позвал на помощь, разбудил грумов, и те присоединились к нему, но обернуться Тея не осмеливалась. Скорее вперед, под защиту деревьев! Она бежала так быстро, как только могла: хвала небесам, всегда была быстроногой. Оказывается, если многие годы гоняться за старшим братом, от этого тоже есть толк.
Наконец-то спасительная роща! И только добежав до своего пони, Тея осмелилась посмотреть назад. Конюшня была ярко освещена фонарями, грумы и мальчишки-помощники уже разошлись веером по лугу в поисках чужака, но, к огромному облегчению Теи, направились на юг, в сторону дома и проезжей дороги, а роща находится в северном направлении.
Она торопливо забралась на пони и пустила его рысью, чтобы поскорее покинуть земли лорда Клейтона, но вздохнула спокойно, только оказавшись дома, в собственной кровати.
Устраиваясь поудобнее на матрасе и поправляя подушку, Тея улыбнулась, совершенно счастливая: все-таки увидела Алабастера, своего обожаемого мальчика! И он ее не забыл. Она сказала Мэгги чистую правду: красть коня не собирается – это ниже ее достоинства. Но как выдержать, зная, что Алабастер так близко, а ей нельзя его навестить! Лорд Клейтон не позволил ей даже взглянуть на коня, и почему-то этот отказ только прибавил ей упрямства.
Тея едва не попалась, но оно того стоило. И, несмотря на опасность, она опять вернется туда, чтобы увидеть своего коня: может быть, в последний раз, перед тем как ляжет снег.
Глава 9
– Простите, что беспокою вас, милорд, но грабитель сегодня опять забрался в конюшню, – сообщил Хамболт, силуэтом видневшийся в дверях спальни хозяина.
Эван сел, откинулся на подушки и протер сонные глаза.
– Какого черта? Сколько времени?
– Почти два часа ночи, милорд, – ответил дворецкий.
Эван выругался себе под нос. Вторую ночь подряд его будили, чтобы сообщить, что кто-то забирался в конюшню.
– Что-нибудь украдено?
– Нет: мистер Херефорд опять его спугнул.
Эван выгнул бровь.
– Странный какой-то грабитель, а, Хамболт?
Дворецкий согласно кивнул.
– Он опять пробрался к деннику арабского жеребца.
– Ах вот как…
Эван почти не сомневался, что две ночи подряд в конюшню пробиралась леди Теодора Баллард. Хоть конюхи и видели подростка, но эта нахалка запросто могла надеть мужское платье. Или это она сама, или тот, кого она сюда отправила. Но что-то здесь казалось Эвану странным, совершенно бессмысленным. Ни в ту, ни в другую ночь чужак не делал ни малейшей попытки украсть коня. Дверь денника не открывали, ворота конюшни тоже оставались запертыми. Вор, пусть даже самый искусный, не смог бы протолкнуть жеребца через окно. И это не принимая во внимание того, что, если бы араба в самом деле украли, первое место, куда пошел бы искать его Эван, была бы как раз конюшня графа Блэкстоуна. Если в конюшню повадилась действительно она, то должна же понимать, что увести коня оттуда невозможно.
Но зачем же тогда она по ночам пробирается туда, одна, или, возможно, отправляет одного из отцовских грумов? Не может же она так рисковать только для того, чтобы навестить жеребца? Или может? Неужели эта дамочка настолько упряма и безрассудна?
Прошлой ночью Эвану сообщили то же самое: кто-то залез в конюшню, но сумел сбежать до того, как мистер Херефорд и другие конюхи подняли тревогу. Эван распорядился подготовиться на случай, если это произойдет опять, и поймать наконец воришку. Очевидно, этот неизвестный, кем бы он ни был, стоял на своих двоих куда увереннее, чем его слуги.
– На этот раз я намерен вызвать констебля, милорд, – сообщил дворецкий, – но подумал, что сначала нужно известить вас.
Эван прищурился и потер глаза, прогоняя остатки сна.
– Сегодня ничего необычного не заметили, Хамболт?
– Нет, милорд. По крайней мере, мистер Херефорд ничего такого не говорил.
– Вы сказали, это мальчишка? – уточнил Эван.
– Да, милорд. По словам конюхов, лет двенадцати-тринадцати.
Эван потер подбородок и зевнул.
– Пока констебля не вызывайте, мистер Хамболт.
– Милорд? – удивился дворецкий. – Тогда, может, я распоряжусь, чтобы старший конюх на всю ночь поставил кого-нибудь к деннику жеребца?
– Нет, спасибо, мистер Хамболт, – медленно проговорил Эван. – Я займусь этим воришкой лично.
Глава 10
Эван сидел в конюшне на тюке сена, который придвинули к стене справа от облюбованного ночным гостем окна. Он уже дважды влезал в конюшню именно здесь, и Эван надеялся, что и в третий раз ничего не изменится. Однако здесь он караулил уже пятую ночь и начинал терять терпение, но странный визитер не появлялся, хотя и должен был. Может, просто испугался, потому что дважды чуть не попался, или ждет, когда подрастет луна? Эван подозревал, что дело именно в этом, и очень надеялся, что сегодняшней ночью так называемый вор вернется: луна была почти полной.
Глаза уже закрывались, бороться со сном становилось все труднее, как вдруг он отчетливо услышал удар по стене. Эван мгновенно выпрямился. Тело напряглось в готовности схватить неизвестного визитера, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим.
Он не спешил. По всем признакам это и вправду мальчишка, так что справиться с ним труда не составит, ну а если это леди Теодора, и того проще.
Эван, настороже, но совершенно спокойный, пригнулся, глядя, как со скрипом приоткрывается окно и в него протискиваются плечи и торс незваного гостя. Во всем черном он был практически незаметен, так что ничего удивительно, что конюхи не сумели разглядеть его на лугу. Воришка протискивался все дальше, и Эван в свете луны рассмотрел бриджи и сапоги, а вот лицо разглядеть пока не мог.
