Прирученное Бедствие II Огинская Купава

Но все равно страшно бесил.

– Прости. – Йен встал сзади, осторожно поглаживая мои плечи. – Если бы я не поспешил и узнал весь план, мы бы не оказались в такой ситуации. Это все моя вина.

Я не видела смысла его в чем-то винить. Он не был обязан помогать.

Когда в общину, где он рос пришли альсы, с планом по пробуждению забытых, человеческих богов, поддержали его не все. Горстка безумцев согласилась испытать удачу и покинула свою общину, оказавшуюся категорически против такого риска. И Йен, вместо того, чтобы остаться в безопасности, увязался следом. Разузнал, что сумел, даже получил один из осколков, избавив нас от необходимости искать все три усыпальницы. Он сделал куда больше, чем должен был…

– Не говори глупостей. Если бы не ты, на Празднике Луны мы все погибли бы, даже не понимая, что произошло.

Йен вздохнул, уткнувшись лбом мне в затылок, прямо в наспех собранные в пучок волосы. Наверное, стоило бы его оттолкнуть, он немного мешал, но в то же время его близость успокаивала. Я не могла заставить себя отказаться от этого теплого, приятного чувства.

– Этого бы не произошло. Но я и не думал никого спасать. Я лишь хотел забрать тебя и Кела и вывезти из империи. Мне было все равно…

– Припоминаю, – перебила его я, – ты об этом говорил. Но я все равно не считаю, что ты в чем-то виноват. Не думай об этом. Ведь сейчас, ты делаешь все, чтобы предотвратить катастрофу.

– Потому что если этого не сделать, ты будешь страдать и тосковать по той пекарне и людям, что в ней работали. – совсем тихо сказал Йен.

Я чувствовала его дыхание, оно щекотало кожу головы и, несмотря на серьезный разговор и сложное положение, в котором мы оказались, я едва сдержалась, чтобы не захихикать. Глупо и неуместно.

– Какая разница, что у тебя за причины? Главное, что ты пытаешься спасти империю, которая никогда не была добра к тебе.

– Ты была…

Засвистел закипевший чайник, прерывая наш разговор. Йену пришлось отстраниться и отпустить меня. И делал он это демонстративно неохотно.

Когда мы вернулись в кабинет с подносом, уставленным чашками, то застали довольно неожиданную картину. Командор и магистр, стоя у окна что-то обсуждали. Кел, с тоскливым видом, топталась неподалеку, напряженно следя за каждым движением командора. Брат все еще опасался, что тот может сорваться и наброситься на магистра.

– Я найду всю имеющуюся информацию на барона Фейгла. – пообещал командор, рассеянно принимая чашку с чаем. – Но не думаю, что смогу помочь с информацией по приезжим. Не все попадают в столицу официально…

– В этом нет нужды. – Сначала я решила, что магистр снова что-то внушил командору, но быстро отмела этот вариант. Худое и изможденное лицо магистра оставалось слишком напряженным, а взгляд настороженным. Он не был похож на альса, который все контролирует. – С этим разберемся мы.

Я покосилась на Кела. Он был молодым, симпатичным и легко завоевывал чужое расположение, а я хорошо знала те кварталы. Вместе, мы наверняка разузнаем все, что нужно.

– И каким же образом? – со снисходительной усмешкой спросил командор.

– С чего бы мне рассказывать? – поинтересовалась я враждебно. Даже если у него были причины сомневаться во мне и в чем-то подозревать, это все равно раздражало. – Я вам тоже не доверяю.

Магистр устало потер переносицу.

– Спокойнее, Шана. Теперь мы союзники.

Судя по его угрюмому виду, ему и самому это не нравилось. Несложно было догадаться, что внушить командору магистр ничего больше не смог, и, вынужден был полагаться на устную договоренность.

Когда Йен предупреждал, что ментальная магия – вещь хрупкая и любое внушение можно сломать, я и подумать не могла, что когда-нибудь стану свидетельницей подобного взлома.

Командор выглядел измученным, кажется, у него сильно болела голова, но он больше не находился под влиянием магистра. Хотя все еще слишком легко ему поддавался.

– Мне пора возвращаться. – не притронувшись к чаю, командор поставил чашку на подоконник и обвел нас суровым взглядом. – Не делайте глупостей.

Магистр поморщился. Он слишком привык сам давать окружающим снисходительные наставление и не переносил, когда кто-то поступал так по отношению к нему.

Когда командор ушел, а чай был допит в напряженной тишине, Кел первым обратил внимание на разгромленный кабинет и уныло спросил:

– Он ведь не сбежал, потому что не хотел помогать с уборкой?

К тому времени, как мы справились с разгромом, устроенным командором, было уже слишком поздно, чтобы продолжать поиски какой-то новой информации. Магистр убивался над испорченными книгами и лишь рассеянно кивнул, когда вежливый и воспитанный Кел предупредил, что мы уходим.

***

Ночью я долго ворочалась, плохо спала и часто просыпалась. События последних дней навалились как-то разом, не давая отдохнуть. И это перед таким важным днем. Впервые в жизни я собиралась отправляться на опрос населения. Да, лишь в качестве помощницы настоящего стражника – а Кел уверял, что он уже научился выглядеть как настоящий стражник, а не вчерашний рекрут – но это была такая незначительная деталь, о которой было легко забыть.

Вместо того чтобы набираться сил перед сложным днем, я увязла в дреме, каком-то мутном забытьи. И только благодаря этому почувствовала чье-то присутствие в комнате. Вырвалась из полусна, медленно открыла глаза, прокручивая в голове самые плохие варианты развития событий, и длинно выдохнула, увидев в прозрачном полумраке, светящиеся глаза.

Я никогда не зашторивала окна на ночь, благодаря чему в комнату всегда проникал слабый, теплый свет от уличных фонарей. В этой части города они горели всю ночь.

Йен бесшумно бродил вокруг кровати, раскидывая что-то по одеяло. Что-то легкое и шуршащее как бумага.

– И что ты делаешь?

Он вздрогнул, поднял на меня глаза и замер.

– Шани, зачем ты проснулась так рано?

Я села и с одеяла мне на колени ссыпалось несколько белых, бумажных бутонов. Хрупкие и будто светящиеся в темноте, они казались почти волшебными.

– Это что?

– Водные лилии*, – произнес Йен. Освободив себе место, он сел на край постели. У его ног, собранные в покрывало, лежали еще несколько десятков таких же бумажных цветков. – Тебе же понравилась камелия. Я подумал, что эти тебе тоже понравятся. Они красивые.

_________________________________________________________________________

Потому что мне не нравится, как звучит «водяные лилии».

Водяная лилия (так же – Кувшинка) на языке цветов:

«Чувства в моей душе бушуют». Кувшинку дарит человек, который хочет убедить вас, что он – ваша «половинка». Даритель просит довериться ему и обещает быть нежным и заботливым.

_________________________________________________________________________

– Но зачем так много?

Йен пожал плечами. Он и сам не до конца понимал, зачем делал все это.

– Просто мне хотелось тебя удивить. И порадовать. Но я не знаю, что нужно делать. Ты никогда ни о чем не просишь. Дорогие наряды не делают тебя счастливее, от украшений ты отказалась…

Я чувствовала осуждение в его голосе и даже испытывала некоторую вину. От украшения я не только отказалась, но и отчитала Йена, когда он, сияющий, весь в предвкушении, притащил мне ослепительно прекрасный гарнитур из синего турмалина. Полный комплект.

Тогда я отказалась от подарка, заявив, что он слишком дорогой и обременительный. К тому же, я никогда не носила украшения и не была уверена, что вообще их люблю.

– И сколько их? – я двумя пальцами коснулась белого лепестка.

– Сотня. Хотел сделать больше, но очень уж не терпелось тебе их показать.

Первым порывом было наворчать на него. Сказать, что лучше бы он потратил это время на отдых, что одного цветка вполне хватило бы. Что мне не нужно ничего, чтобы чувствовать себя счастливой.

Я и так чувствовала себя счастливой. Несмотря на сложную ситуацию, неясное будущее и изредка накатывающее, удушающее отчаяние, большую часть времени я была счастлива. Даже засиживаясь допоздна в квартире магистра и с трудом засыпая, я была полностью довольна своей жизнью. Потому что теперь в ней появился тот, кого так не хватало все шесть лет…

– Йен, – я хотела наворчать на него, но смогла выдавить из себя лишь тихое, – спасибо.

Он старался для меня и я это ценила. Даже если не считала, что заслуживаю.

– Можно, я останусь?

– Что?

Йен пожал плечами, очертания белой нательной рубахи в темноте были хорошо видны, чтобы я могла заметить любой его жест.

– Весь день ты проведешь с Келом. Я буду скучать. – он потянулся ко мне. Медленно, неуверенно, ожидая моего решения.

– Хорошо.

Цветы зашуршали, опадая на пол, некоторые из них, я была уверена, смялись и затерялись в складках одеяла. Амелию утром ждал неожиданный и не то, чтобы приятный сюрприз.

Йен обнял меня, подмял под себя, устраиваясь так, чтобы положить голову мне на плечо. Вздохнул длинно и облегченно, будто сбросив с плеч большой груз.

Он был холодный и твердый, как кусок льда, но я знала, что со временем, Йен отогреется и его мышцы расслабятся. Нужно было только немного подождать.

И я ждала, перебирая его волосы, пропуская жесткие пряди сквозь пальцы.

– Шани?

Тихий шепот теплым дыханием коснулся плеча, проникая под тонкую ткань ночной сорочки.

– Что?

Йен молчал. И я решила, что это был один из тех случаев, когда ему просто нужно услышать мой голос, чтобы убедиться, что я правда здесь. Но спустя несколько минут, он заговорил, приняв для себя какое-то решение:

– Мне не нравится, когда мы не вместе и я не знаю что с тобой происходит. Я постоянно скучаю и беспокоюсь. Иногда мне кажется, что лучшим решением было бы запереть тебя в этой комнате, чтобы точно знать где ты, и всегда быть с тобой. – он вздохнул. – Но я знаю, что ты меня за это возненавидишь… Ты ведь возненавидишь?

Йен снова это делал: проверял, как много я готова ему позволить. На этот раз открыто и даже нагло.

Когда он был такой ласковый и послушный, я забывала, как груб и жесток он был с девушкой из имперской канцелярии; и как равнодушно рассказывал о том, что покалечил Гарибальда. Эти шесть лет безвозвратно изменили его, чем дольше я была рядом, тем отчетливее это понимала.

Как понимала и то, что никогда не смогу от него отвернуться. Но точно должна буду проявить строгость и даже жесткость в некоторых ситуациях. В такой, как, например, эта…

Затаив дыхание, Йен ждал моего ответа. Едва ли он верил, что я по доброй воле соглашусь стать узницей его нездоровых намерений, но все равно, как будто, на что-то надеялся.

– Да. – сказала я. – Наверняка, возненавижу.

Он дрогнул.

– Не хочу, чтобы ты меня ненавидела.

Я взъерошила его волосы. Этот разговор мне не нравился.

– Тогда не делай глупостей. – велела я. – И давай уже спать. Нас ждет сложный день.

Йен тихо рассмеялся. После возвращения он часто смеялся.

– Шани, я тебя люблю. Полюби и ты меня. – после недолгой тишины, в которую уместилось два удара моего сбившегося сердца, он едва слышно и жалобно добавил: – Пожалуйста…

– Но я же люблю тебя.

– Как и Кела.

– Конечно, мы же семья. – я завозилась, ощущая странное напряжение, появившееся между нами, попыталась сбросить Йена, но он лишь сильнее в меня вцепился. Зарылся лицом в сорочку.

– Ох, Шани… – вздохнул он. И глухо спросил, не поднимая головы. – А замуж за него ты бы пошла?

– С ума сошел? Он мой брат! – я потянула его за волосы, желая заглянуть в глаза, но Йен только сильнее вжался лбом в мое плечо. – Что ты опять себе там надумал? У меня есть только ты и Кел. Ближе вас нет никого.

– А пекарня?

Я вспомнила мистрис, девочек, запах свежей выпечки… Неожиданно желудок свело от желания съесть знаменитую вертушку с корицей, приготовленную по секретному рецепту семьи Брэгдан.

– Они тоже мне дороги. Но это другое. Не такое… тяжелое чувство.

Йен что-то промычал. Было неясно, удовлетворил его мой ответ, или сделал только хуже. Он просто расслабился и затих, оставив меня гадать, что же это все значило.

Рассвет я встречала с тяжелой от мыслей и недосыпа головой.

Образ того Йена, которому приходилось делить комнату с Келом, и который ушел с альсами, чтобы защитить нас, постепенно забывался. На его смену пришел этот напористый и уверенный Йен, с неприглядными тайнами в прошлом. Ожесточившийся, но, одновременно, все еще ласковый и по-мальчишечьи легкомысленный.

Такого повзрослевшего и изменившегося, я все еще его любила. Я знала это. Как знала и то, что никогда не смогу любить его так, как ему необходимо. Не потому что не хотела, ради Йена я готова была сделать что угодно, просто не знала как это сделать.

А Йен не мог объяснить, что именно ему нужно.

Я не чувствовала правую руку и плечо, на которой он все еще лежал. Казалось, за всю ночь, Йен даже не пошевелился.

– Тебе пора возвращаться к себе, – прошептала я, легко похлопав его по спине.

Медленно приподнявшись, Йен посмотрел на меня сонным, расфокусированным взглядом, я была не уверена, что он вообще меня видит.

– Что?

Я попыталась объяснить ему, что уже рассвело, совсем скоро проснутся слуги и ему нужно поскорее покинуть мою комнату. Потому что, даже если слухи не уйдут дальше этого дома, мне не хотелось, чтобы хоть кто-то знал, что Йен пробирается ко мне по ночам.

Но освобожденная от тяжести его головы, моя рука начала оживать и договорить я не смогла. Зашипела, сквозь сжатые зубы от невыносимого покалывания в мышцах.

– Больше никогда не используй меня в качестве подушки. – велела я, растирая онемевшее предплечье.

– Прости. – Йен выглядел таким растерянным и виноватым, что все мое раздражение иссякло. И когда он потянулся, разминать мне руку и плечо, я позволила ему, хотя это делало только хуже. Вместе с иголочками, засевшими в мышцах, по коже от его ладоней и пальцев расходились щекотные мурашки. – Я научусь спать так, чтобы не доставлять тебе неудобств. Не хотелось бы, чтобы ты лишилась из-за меня руки, когда мы поженимся.

– Когда я за тебя выйду, мы будем спать в разных покоях. Так положено по этикету. – наставительно произнесла я, следя за тем, как Йен разминает мою руку. И подняла на него взгляд, когда он остановился. – Что?

Удивление, появившееся на его лице после моих слов, быстро сменилось на осознание, а потом и восторг. Йен набросился на меня. Сжал. Повалил.

Зашуршали погибающие под нашими телами, бумажные цветы.

– Ты что творишь?! – возмутилась я в его рубаху, отчего вышло приглушенно и совсем не зло.

– Шани, ты сказала «когда»! Ты сказала «когда».

– Ты не слышал, что я сказала после этого? – проворчала устало. Но вместо того, чтобы оттолкнуть, обняла его в ответ.