Заклятая невеста. Расширенная версия Эльденберт Марина
Когда, наконец, все гости собрались, до первого танца оставался еще небольшой запас времени. Поэтому я нашла Амалию, которая стояла у распахнутого настежь окна в дальнем конце зала.
– Не холодно? – поинтересовалась я, приблизившись.
– Что? – девушка вынырнула из собственных мыслей. – Ох, нет, разумеется нет. Это разве холода, леди Лавиния? В Вайд Хилл такое ближе к концу весны.
– У вас настолько холодно?
Я знала, что Вайд Хилл расположен на севере, но представлять, что где-то почти не бывает весны, казалось мне странным.
– Настолько холодно – это еще мягко сказано, – Амалия рассмеялась. – Кстати, насчет бальной книжки вы оказались правы! Смотрите!
И она показала мне записи, где почти все танцы были расписаны.
– Леди Лавиния.
У говорящего был низкий голос, такой текучий и мелодичный, как если бы кто-то смешал звучание фортепиано и флейты и добавил туда мужской силы.
– Даже не сомневалась, – сказала я Амалии, к которой уже приблизился первый пригласивший.
Равно как не сомневалась в том, что Винсент обязательно кого-нибудь пришлет, чтобы меня пригласили.
– Милорд?
Обернулась я как раз в то время, когда объявили вальс.
– Позвольте ваш первый танец.
А вот о том, что он окажется настолько красивым, я не догадывалась. С некоторых пор мужская красота меня не трогала, но один-единственный взгляд в глаза, странным образом показавшиеся мне сначала похожими на ночное небо, а потом сменившими цвет на свинцово-серый, заставили меня замереть. Сама не зная почему, я вложила руку в ладонь темноволосого мужчины, которого видела впервые в жизни.
Вздрогнула, когда его затянутые в перчатку пальцы легли мне на талию.
А в следующий миг мы уже шагнули в вальс.
По этикету именинница (и хозяйка бала) могла танцевать без предварительной записи, и это неудивительно, поскольку нам нужно было принимать гостей. Тем не менее это не означало, что я могу танцевать с мужчиной, которому не представлена. А если быть точной, с незнакомцем, имя которого мне не известно, но прежде чем я успела открыть рот, он чуть сильнее сжал мою руку и прошептал:
– Вы прекрасны, моя королева.
Это еще что за вольности?
– Простите?..
– Зовите меня Льер.
Ведет он уверенно, столь же уверенно, как Винсент (а я знаю, и мне есть с чем сравнивать). Сейчас, когда вальс уже подхватил все пары, зал почему-то плывет перед глазами, а я, или правильнее будет сказать, моя магия, отзывается на это кружение самым невероятным образом. Она словно поднимается во мне от самых кончиков пальцев, стремясь собраться в груди, чтобы хлынуть через меня в мир.
Ладонь под перчаткой разогревается, а талия, которой касается рука мужчины, начинает гореть.
– Мне кажется, или вы пытаетесь меня очаровать? – интересуюсь я.
Это единственные достойные слова, которые сейчас складываются в более-менее связный вопрос.
– Вам не кажется, – он улыбается, и цветы, обвивающие арку, перетекают следом за нами по потолку.
Все, что мне сейчас приходит в голову: кажется, я переволновалась.
Да, можно десять раз уверять себя, что ты спокойна, но когда в сердце разлад, ничего хорошего из этого не выходит. Я не спала всю ночь, а днем прилегла на пару часов, я хотела отменить этот праздник несколько раз, даже сегодня, после обеда, но об этом никто не узнает. Потому что Луизе и Винсенту хватает своих проблем, и моя совершенно точно будет лишней. Потому что если я позволю себе думать о Майкле и о разводе, я просто сорвусь.
А мне нельзя срываться, потому что я леди.
И потому что я слишком хорошо воспитана.
Да, и сейчас хорошо воспитанная леди танцует с незнакомцем.
– Мы не имели честь быть представленными.
– Я назвал вам свое имя. Там, откуда я родом, этого более чем достаточно.
Голова кружится все сильнее, а я стараюсь не смотреть на потолок.
Потому что боюсь, что цветы, под которыми мы начали танец, снова окажутся у меня над головой, и потому что мне совсем не хочется это проверять. Пусть это останется просто частичкой усталости, о которой я больше никогда не вспомню.
– Откуда вы родом? – интересуюсь я.
И в этот момент танец заканчивается.
Он заканчивается так резко, как если бы время стянулось в одну крохотную точку, вмиг – но такого же не может быть?
– До скорой встречи, моя королева, – мужчина целует мои пальцы, и от одного его взгляда по телу прокатывается жаркая волна.
– Кто вы?! – почему-то шепчу я, но он просто отпускает мою руку и растворяется в толпе.
Зал перед глазами слегка плывет, я вглядываюсь в пестрые цвета, обтекающие меня широкой рекой, но понимаю, что его уже нет. Ни слева, ни справа, ни впереди. Я никогда не жаловалась на зрение, но сейчас не могу разглядеть его в толпе. Перед глазами до сих пор его лицо – алебастровая кожа, подчеркнутые темной каймой нижние веки и шелк длинных волос, стекающих по фраку на спину.
Мне хочется найти брата и задать ему вопросы: кто этот мужчина, и почему нельзя было представить нас заранее. Закусив губу, оглядываюсь, но Винсент приближается первым. Гневно сверкая глазами, интересуется:
– Позвольте узнать, леди Лавиния, с кем вы только что танцевали?!
3
– Нет, Винсент, это совершенно не похоже на то, что я чувствовала тогда.
Я повторяла эту фразу, должно быть, в сотый раз, но своего упрямого брата, кажется, так и не убедила. И не только его: взволнованное лицо Луизы то и дело выныривало из-за широченной герцогской спины, хотя эта женщина (я знаю наверняка!) всегда была столпом спокойствия в нашей семье. Если что-то случалось, она умудрялась свести грозу на нет еще до первых молний, а к моменту, когда должен был пролиться дождь, на небе уже не оставалось ни тучки.
Только не сегодня.
– Значит, еще раз…
– Винсент, пожалуйста, хватит! – взмолилась я. – Я же вам уже сто раз все рассказывала. И целитель обследовал меня от макушки до пяток, но не нашел ни единого следа магического вмешательства и чужой ауры.
Готовый уже возражать, брат осекся, и я, воспользовавшись паузой, быстренько продолжила:
– Вы же сами понимаете, что если бы это было нечто подобное, вряд ли бы мы с вами сейчас разговаривали.
– Тогда кто этот мужчина?!
Не имею ни малейшего понятия. И если честно, не имею ни малейшего понятия, почему рядом с ним я себя так странно вела. Стоило ему исчезнуть, как головокружение прекратилось, мысли снова стали связными, а цветы перестали ползать по потолку. И на том спасибо.
– Это уже точно не мне выяснять.
Праздник, который в срочном порядке не свернули только усилиями Луизы, продолжался до сих пор. Я же просто «удалилась к себе, потому что устала», и в сложившихся обстоятельствах никто такому повороту событий не удивился. Прежде чем брат устроил расследование, мы с ним еще успели прогуляться по залу за милой беседой, и я услышала парочку комплиментов: «Так и будет всю жизнь молодиться» и «Виконт Эрден полностью уничтожен, а ей хоть бы что».
Ну да, мне хоть бы что, разумеется.
– Так, – Винсент сцепил пальцы, но тут же их расцепил. Коснулся стоявшей на прикроватной тумбочке воды, а затем моих висков, вычерчивая легкие узоры.
Мне даже не нужно было спрашивать, что он делает: магическая проверка армалов на предмет вмешательства в разум. Честно говоря, я его понимала – когда я была совсем юной, один мерзопакостный маг воспользовался почти утраченными знаниями мааджари (тоже древней расы, но куда более гадкой, нежели чем армалы), после чего использовал внушение, чтобы заставить меня вынести кровь Винсента из семейного хранилища и подставить брата с помощью темного проклятия.
Вот только после того вмешательства я отходила очень и очень долго, головные боли меня мучили несколько лет, а прекратились, подозреваю, исключительно благодаря силе моей магии. Внушение графа Аддингтона оказалось очень глубоким (ему нужно было не только заставить меня вынести кровь), но и забыть обо всем. Поэтому тем, что я не сошла с ума, как один пострадавший от его заклинаний бедняга, я тоже обязана своей магии.
– Хм…
– Убедились? – спросила я, сложив руки на груди. – Не тошнит, голова не болит, мушки перед глазами не порхают. Бабочки, кстати, тоже.
– Бабочки?
– Это была попытка пошутить.
Винсент нахмурился, но тут мне на помощь пришла Луиза.
– Послушайте, ваша светлость, – с некоторых пор она обращалась к нему именно так, подчеркнуто вежливо, – возможно, Лавиния права, и ничего страшного не…
– Произошло! – весело заметила я.
Потому что мой брат открыл рот, а еще он сделал это с таким выражением лица, что я поняла: следующее же его слово похоронит мою надежду на их примирение навеки. И даже Тереза не сможет ее поднять.
– Словом, Винсент, вам остается только найти этого мужчину и расспросить, – подытожила я.
– Если бы это было так легко, – буркнул брат.
Действительно, если бы. Я полагала, что мужчина, особенно такой яркой внешности, просто не может остаться незамеченным, но если его и вспоминали, то вскользь. Он вышел из бальной залы, и все, растворился в пространстве, а такое в принципе невозможно. Мортенхэйм окутывает сеть заклинаний, не позволяющих открывать порталы даже тем, кто это умеет.
Хотя в мире не так много магов, которые это умеют. Мой сильнейший брат, например, не умеет. Все потому, что чтобы открыть портал, необходимо использовать магию искажений и заклинания мааджари, а их в открытом доступе не найти.
– Начиная с этого дня вы не будете выходить из комнаты без охраны.
Приплыли!
– То есть мне всюду ходить с помощниками лорда Фрая?
Лорд Альберт Фрай – та еще мерзость, хотя ему по рангу положено быть изворотливым гадом. Когда ты стоишь во главе разведки, особо на принципах не зациклишься. Тем не менее я больше чем уверена, что это он убедил брата сделать то, что рассорило его с Луизой.
– Да.
– И в туалетную?
– Леди Лавиния! – взревел брат.
– Винсент! – взревела я. – Я только что вырвалась из супружеского дома, и не собираюсь снова садиться в тюрьму. Не могу же я постоянно ходить с охраной только потому, что…
– Вам напомнить, к чему привело ваше «не могу»?
От жесткого укора в горле подозрительно засаднило.
– Винсент! – резко произнесла Луиза.
– Все нормально, – пожала плечами я.
В другой раз порадовалась бы, что он ее устами наконец-то «Винсент», но сейчас радоваться не получалось. На меня снова надвинулись воспоминания о произошедшем, и я кивнула.
– Хорошо. Пусть будет охрана.
– Замечательно. Я перекрою ваши комнаты сигнальными заклинаниями, и вы постоянно будете носить это. – Винсент стянул с пальца кольцо-печатку с гербом нашей семьи. – Если вдруг вас попытаются похитить…
– Винсент, – повторила Луиза уже мягче, – не думаю, что Лавинии сейчас именно это хочется услышать.
– Честно говоря, мне хочется спать, – сказала я, принимая перстень, все еще хранящий тепло брата. – За дверями моей комнаты столько охраны, что я искренне не завидую тому, кто попытается меня похитить.
– Вы уверены, что не хотите, чтобы я осталась? – Луиза вгляделась в мое лицо.
– Уверена, – ответила я. – Мне правда очень хочется спать, а смотреть на сопящую меня – удовольствие ниже среднего.
Луиза улыбнулась:
– Откуда вы знаете? Вы же спите.
Она легко обняла меня и коснулась губами щеки.
– Увидимся завтра утром.
– До завтра, – согласилась я, коротко обнимая ее в ответ.
Мы дождались, пока Винсент оплетет комнату сигнальными заклинаниями, которые сразу же позволят ему узнать, если внутри окажется посторонний. Под моими окнами выставили охрану, за моими дверями тоже, поэтому стоило брату с женой выйти, я приглушила свет лампы и завернулась в покрывало.
Как бы мне хотелось просто заснуть, но просто не засыпалось. Мой брат всегда отличался подозрительностью, но после того как призрак, а точнее, преобразованной из потусторонней материи в очень опасное существо граф Аддингтон (тот самый, что управлял мной с помощью внушения), вселился в меня, чтобы заполучить тело одного из сильнейших магов современности, я даже не могла винить Винсента за все примененные ко мне меры. В тот вечер мы поругались с Майклом, и я захотела остаться одна. Просто бродила по Мортенхэйму, когда почувствовала холод.
А в себя пришла уже в постели, без сил.
Мне даже правду рассказали не сразу, целитель требовал не беспокоить, пока не поправлюсь. Воспользовавшись мной и моей магией, Аддингтон почти убил девушку, которая вообще была ни в чем не виновата, напал на случайно оказавшегося рядом Майкла, и…
Когда я пришла в себя, Майкла не было рядом.
Его вообще не оказалось в Мортенхэйме: Луиза не прятала глаз, когда сообщила, что «виконт Эрден уехал по срочному делу», но в ее звонком голосе дребезжал гнев.
Наверное, точкой в нашем браке стала именно эта минута. Не та, когда Майкл, запинаясь, сообщил мне о своей мужской немощи. Не та, когда спустя несколько лет я поняла, зачем он на мне женился: надеялся, что моя сила воскресит его мужское… гм, достоинство. И даже не та, когда он начал исподтишка оказывать другим женщинам внимание.
Я повернулась на другой бок и уставилась в окно: снег все еще шел. Хлопья были настолько крупные, что даже издалека их было видно. Хотя возможно, все дело было в моем зрении, я всегда видела очень хорошо. Могла читать и писать даже когда темно (чем успешно пользовалась, чтобы обмануть матушку), и на мои глаза это совсем никак не влияло.
Матушка.
Наверное, она бы нашла нужные слова, чтобы заставить меня забыть о случившемся, но ее больше не было. Не было ее наставлений и нравоучений (Леди Лавиния, держите спину прямо! Или: Леди Лавиния, немедленно сбавьте тон, вы говорите не как подобает леди), и таких теплых, ласковых рук.
Несмотря на всю нелюбовь к магии, которой она запрещала мне заниматься, меня она любила. Пожалуй, так отчаянно, как никого из нас – Винсент с детства был от нее далек, Терезу отец тоже воспитывал сам из-за ее опасной магии. Он не подпускал мать к сестре до тех пор, пока был жив, наверное, именно поэтому она отдавала всю любовь и тепло мне.
Поэтому…
Мне повезло с материнской любовью, а Терезе – с любовью Анри.
Все справедливо.
Я снова повернулась на другой бок, стараясь отогнать непрошенную тоску, в том числе и обиду на сестру за то, что не смогла приехать на мое рожденье.
– Раскиснете, леди Лавиния, и станете как студень, – прошептала ядовито. – На радость всем тем, кто сегодня шептался про «молодиться».
Последнее возымело силу: я на себя разозлилась. В конце концов, у Терезы, жены графа и второго лица после его величества Вэлеи (одной из ведущих мировых стран), могут быть дела поважнее, чем балы. Сестра с мужем прислали подарок, который я так и не раскрыла, и…
Все, хватит об этом!
Сердито замотавшись в покрывало, я снова повернулась на другой бок.
Чтобы увидеть, как пространство идет легкой рябью, словно по комнате пустили волну, из которой на берег… то есть в комнату шагнул тот самый мужчина.
4
Я схватила графин и швырнула в оказавшегося в моей спальне невесть каким образом типа. Мужчина увернулся, текучим, плавным движением, а графин ударился об пол и разлетелся осколками. С таким грохотом, что даже если бы сигнальные заклинания, которыми Винсент нашпиговал комнату, не сработали, на него сбежалась бы половина Мортенхэйма.
Ведь сбежалась бы, правда?
Мужчина шагнул ко мне, и я отпрянула, но вопреки моим представлениям дверь не распахнулась, и в нее не влетели охранники из ведомства лорда Фрая. Осознание этого обрушилось на меня в ту же минуту, что и мысли об отсутствии цветов в моей спальне. Я даже не могла защититься! Сама.
– Леди Лавиния…
Шмяк!
В мужчину полетела подушка, и я вскочила, подхватив тяжеленную бронзовую лампу с абажуром. Кто сказал, что леди не умеют защищаться?! Умеют!
В подчеркнутых каймой глазах сверкнуло раздражение, но я уже замахнулась и открыла рот, готовясь кричать, когда лампа выскользнула из моих рук. Мягко, утратив форму, стекла по ладоням и подолу сорочки, чтобы впитаться в ковер. Широко распахнутыми глазами я смотрела на то место, где только что была лужа, то есть лампа, то есть лампа, которая только что была лужей, и это мне дорого обошлось.
Как несколько разделяющих нас футов стянулись в одну точку, я не поняла, но успела почувствовать легкое движение, словно кто-то приоткрыл окно в лето, впуская из него легкий, освежающий ветерок. В следующий миг ладонь мужчины уже легла мне на талию, а губы накрыли мои, и мир утратил реальность. Казалось, что в нем не осталось никого и ничего кроме нас, кроме полыхающего глубокого поцелуя, от которого по телу волной прокатился жар.
Это было неправильно, и я рванулась, но тщетно. Ладонь лишь сильнее вдавила меня в каменную грудь под мундиром (странным, иссиня-черного цвета, с нашивками, которых мне до этой минуты не доводилось видеть), и в меня ударила волна дикого, сумасшедшего, иссушающе-огненного желания. Не осталось никого и ничего кроме губ, раскрывающих мои, кроме руки, вжимающей в мужское тело, кроме нас двоих.
Застонав, я подалась вперед, чтобы удержать это прикосновение, и мужчина рывком отстранился, судя по интонациям, выругавшись.
Хотя я не поняла ни слова.
– Нам пора, моя королева, – произнес он, легко коснувшись пальцами моей щеки. От этого прикосновения тело пронзило томительно-сладкой судорогой, а мужчина уже подхватил покрывало, заворачивая меня в него.
Что он вообще делает?
– Куда? – я смотрела на его губы, не отрываясь, отчаянно сопротивляясь дикому чувству: податься вперед, сокращая расстояние между нами.
Влиться поцелуем в этот красивый рот, и…
– Это неважно. Вы должны пойти со мной. Вы согласны? – Черты лица мужчины заострились, или мне это просто показалось.
Согласна ли я? Я согласна.
– Да, – хрипло прошептала я, вложив руку в его.
– Леди Лавиния, я услышала шум, и…
Изумленное лицо застывшей напротив нас Амалии заставило меня вздрогнуть.
– Что вы делаете? – хрипло спросила я, глядя в меняющие цвет глаза. – Кто вы?
Сознание то уплывало, то выталкивало меня на поверхность, заставляя чувствовать себя то легонькой словно перышко, то наливая ноги свинцом. Мужчина плотно сжал губы, а потом вскинул руку, протягивая ее готовящейся закричать девушке. Амалия расслабилась и улыбнулась, шагнув к нам.
– Ты пойдешь с нами, девочка?
– Да, – прошептала она, и мир подернулся дымкой.
Как во сне я смотрела на расступающиеся границы: моя спальня расплывалась перед глазами, словно ее стирала невидимая рука, вздумавшая играть миром, как художник красками. Очертания кровати балдахина, окон и падающего снега становились все прозрачнее, и на краю сознания мелькнула мысль, что здесь уже должна быть целая армия во главе с моим братом, но ее нет.
Почему ее нет?
Головокружение усилилось, добавился странный шум в ушах.
Пол под ногами утратил твердость, а потом снова ее обрел, и в этот момент на меня обрушились запахи, звуки, цвета. Столько самых разных цветов, как если бы меня закружили на балу в вихре бесчисленных платьев, и то – это было очень слабое сравнение. В груди взорвалось крохотное солнце, сила затрепетала на кончиках пальцев, и все вокруг отзывалось на меня и на нее, на магию жизни. Ощущение затопившей меня безграничной радости, счастья и света было настолько сильным, что я на миг потерялась в этом магическом калейдоскопе, а потом…
Потом пришел холод.
Он вливался в меня отовсюду, обрушился подобно сбивающей с ног волне, чтобы выбить из тела частички светлой магии, принося с собой выжигающую тело боль.
Я закричала, падая вниз, но упасть мне не позволили: мужчина меня подхватил, широким шагом пересекая комнату, которая расплывалась как размытый дождем пейзаж.
– Сейчас станет легче, – пообещал он, укладывая на постель и касаясь моего лба ладонью.
Легче действительно стало: из меня словно вытянули весь холод и боль, но вместе с ними ушли и все силы. Лицо склонявшегося надо мной мужчины – волевое, резкое – отдалялось, и я закрыла глаза.
После случившегося мне неоднократно снились кошмары. Ночи, когда я просыпалась в холодном поту от снов, в которых Аддингтон моими руками творил все новые и новые преступления, стали для меня чем-то привычным, поэтому новому сну я совсем не удивилась. Особенно после разговора с Винсентом: он раздул из одного странного танца такое, что я совершенно не представляла, как мне могло присниться что-то еще. Возможно, этот мужчина просто приехал с кем-то из гостей (кузен, дальний родственник, решивший навестить без предупреждения, которого невежливо было оставить одного), и, как бы это ни звучало, сбежал с нашего скучного бала куда подальше.
Нет, ну а что?
Тереза сбегала, и не раз.
А мы раздули из этого целую детективную историю. Точнее, Винсент раздул.
Улыбнувшись собственным мыслям и представляя лицо брата, когда я скажу ему об этом за завтраком, открыла глаза, и тут же их закрыла.
Открыла.
Закрыла снова.
Это совершенно точно не была моя комната, и уж тем более она не была ничем из того, что когда-то мне казалось известным. Потолок, возвышавшийся надо мной, должно быть, футов на пятнадцать, не меньше, был увит цветами. Точнее, оплетен ими, как одна из западных стен Мортенхэйма вьюном. Если бы вьюн мог произвольно собираться в узоры и цветовые композиции, которые постоянно менялись.
Еще более странным было то, что от цветов не было запаха, а постель, на которой я спала, была усеяна лепестками.
– Всевидящий, – сказала я, резко усаживаясь.
С резко я, честно говоря, погорячилась, потому что перина подо мной была невыносимо мягкой, и я в нее просто провалилась, кувыркнувшись обратно. В следующий раз я вставала уже осторожнее: подползла к краю, спустила ноги и наступила… в траву. Густая трава ковром раскинувшаяся на полу напоминала гордость нашего садовника в парке при Мортенхэйме.
Подавив желание с визгом забраться обратно, я все-таки поднялась.
К счастью, стены были всего лишь стенами, а окна – всего лишь окнами: огромные, арочные, напрочь лишенные стекол, они выходили на…
– Всевидящий! – повторила я, отшатнувшись.
Мне в жизни не доводилось смотреть вниз с такой высоты, с высоты тянущегося к небу замка, который больше напоминал каменную башню. Бушующее поодаль море казалось расстеленным покрывалом, которое кто-то грубо надорвал в нескольких местах, оставив бахрому волн. Молнии, пронизывающие небо и землю, били с такой силой, словно хотели пронзить ее насквозь.
Нет.
Нет, нет, нет. Это не может быть правдой, этого просто не может быть, это же…
– Аэльвэйн Лавиния.
Тихий женский голос ударил, как раскат грома. Только сейчас я поняла, что странного в этой дикой пугающей грозе: никаких раскатов грома не было. Небо беззвучно исторгало молнии, и земля поглощала их столь же беззвучно.
Вздрогнув, я обернулась, оказавшись лицом к лицу с женщиной. Длинные светлые волосы перехвачены лентами, наряд чем-то напоминал наряды женщин Загорья (соседствующего с нашей страной на севере государства): прямое нижнее платье с расклешенными рукавами, остроносые туфельки без каблуков. Глаза вошедшей были подчеркнуты краской, что в Энгерии позволяли себе только женщины, желающие привлечь внимание мужчин с определенной целью.
– Меня зовут Эйзер. Я помогу вам освоиться.
– Освоиться где? – на «освоиться» мой голос предательски сел, на «где» вознесся до октав, которые я еще никогда не брала.
– В Аурихэйме.
Я сошла с ума? Или все-таки сплю?
Аурихэйм – легендарный мир элленари. Не менее легендарных созданий, о которых я в детстве слышала очень много историй, но это же… всего лишь сказки!
Пока я пыталась сопоставить услышанное, увиденное и прочувствованное, Эйзер неслышно шагнула в комнату. Взмахнула рукой, и подчиняясь легкому порыву магии, следом за ней влетело платье, похожее на то, что было на ней.
– Вам нужно одеться…
– Нет. Мне нужно домой! – теперь уже я, никогда в жизни ни на кого не повысившая голоса, почти кричала.
– Вы не можете попасть домой без разрешения вашего мужа. Прошу прощения, вашего будущего мужа, – на последнем слове Эйзер поклонилась так низко, что чудом не подмела волосами траву.
Если существует еще большее потрясение, я его только что испытала.
– Кого? – уточнила, глядя прямо в глаза выпрямившейся женщины.
Определить, сколько ей лет, не представлялось возможным. Она могла быть моей ровесницей, могла быть моложе, могла быть старше, и все это (одновременно) отражалось на ее лице. Возраст – в глазах, юность – на лице.
– Вашего будущего мужа. Простите, но мне надо помочь вам одеться.
Она словно не замечала того, что со мной творится, или не хотела замечать.
– Вы сошли с ума? – тихо спросила я. – Я не собираюсь замуж.
И никогда больше не соберусь!
– Это не так, – она снова взмахнула рукой, и по ближайшему окну прошла легкая рябь.
Рассеявшись, она принесла за собой свежий ветерок, надо отдать должное, очень вовремя: я как никогда была близка к тому, чтобы позорно упасть в обморок.
– Вам оказана большая честь, аэльвэйн Лавиния. Вы станете супругой нашего Повелителя.
О да. Несомненно. Десять раз.
– Я. Не. Собираюсь. Никем становиться, – резко заметила я. – И если вы сейчас же…
– Если вы сейчас же не перестанете пререкаться, предстанете перед ним в таком виде. Повелитель не любит ждать.
Я открыла было рот, чтобы сообщить, что я не люблю, когда меня посреди ночи вытаскивают из постели и затягивают непонятно куда, но тут же его закрыла. Хотя бы потому, что (несмотря на довольно снисходительный вид), Эйзер явно здесь ничего не решает. Судя по тому, что в мужья мне заявлен загадочный повелитель, разговаривать надо с ним.
Справедливо рассудив, что на равных с повелителями лучше общаться одетой, чем в тонкой сорочке, глубоко вздохнула и устроилась на стуле. К моему безумному (и это даже не фигура речи) счастью, самом обыкновенном стуле перед самым обыкновенным зеркалом, ничем не отличающимся от тех, к которым я привыкла.
Разум подсказывал, что Эйзер не лжет. Не лжет, потому что в Мортенхэйме, да и во всем нашем мире, не бывает грозы без грома. В нем нет сооружений такой высоты, а закрывают окна самыми обыкновенными стеклами, без заклинаний.
Приблизившаяся ко мне женщина легко коснулась моих волос, и они мгновенно приобрели такой вид, словно я или Элизабет расчесывали их по меньшей мере час.
– Как вы…
– Магия Аурихэйма не подвластна смертным, – это прозвучало свысока.
– Тем не менее я невеста вашего повелителя, – хмыкнула я, осадив девицу на полном ходу. – Отвечайте.
Ноздри ее шевельнулись, тем не менее Эйзер произнесла:
