Сегодня ты, а завтра… Незнанский Фридрих

– Вам нравилась эта работа?

– Да. Но… Невозможно работать секретаршей всю жизнь. Скучно. И потом…

– Хорошо, – перебил ее мужчина.

– А какие предметы вам больше всего нравились в школе? – Неприятный, звенящий голос хрупкой женщины заставил Ольгу вздрогнуть.

– История и биология, – не задумываясь, ответила абитуриентка.

– Вам известно, что в этом году в нашем университете введено новое правило для медалистов? – Мужчина почему-то испытующе посмотрел на девушку.

– Да. Я знаю. Мне нужно пройти собеседование…

– И тогда вы будете приняты без экзаменов.

– Да.

Ольге мучительно захотелось глотнуть холодной воды. Она едва отвела глаза от полупустой бутылки с минеральной водой, стоящей на пыльном подносе.

– Мы не случайно проводим собеседование с абитуриентами. – Мужчина посмотрел в сторону бутылки и перевел вопросительный взгляд на девушку. – Хотите воды?

– Нет, – смутилась Ольга.

Он медленно протянул руку к подносу, взял бутылку и налил воду в стакан.

– Выпейте, у вас во рту пересохло.

Девушка осторожно взяла стакан и маленькими глотками выпила воду.

– Спасибо, – выдохнула она и улыбнулась.

– А почему вам нравились именно история и биология? – решила продолжить свою тему худенькая женщина.

– Во-первых, у нас были очень хорошие учителя по этим предметам, а во-вторых, и тот и другой расширяют границы познания. История обращена в прошлое, а биология – внутрь человека и всего мира… – Ольга даже зажмурилось от неловкости своего ответа. Но экзаменаторы остались удовлетворены.

По тому, как у мужчины сдвинулись брови к переносице, абитуриентка почувствовала, что сейчас, именно сейчас будет задан тот самый главный вопрос.

– А почему вы решили выбрать профессию юриста, а не какую-то другую?

Так просто прозвучал вопрос, которого девушка боялась больше всего. Ответить правду было невозможно, глупо и губительно. Ольга набрала в легкие воздуха и спокойно ответила именно то, что сотни раз отрепетировала и постаралась запомнить на зубок:

– Может быть, это прозвучит банально, но я выбрала юридический факультет, потому что, на мой взгляд, эта профессия одна из самых благородных и нужных сегодня. В мире происходит столько несправедливости и жестокости, что мне хотелось бы стоять на стороне закона в позиции активного участника.

– Хорошо, – немного удивленно сказал мужчина, – вы свободны.

Врать Ольга не любила и не умела. Поэтому в свой ответ она вложила как можно больше искренности и постаралась максимально приблизить его к истине. Признаться же в действительной причине она не могла. Хотя истина умещалась в одном коротком слове – месть.

Алексей Владленович Кот был рожден командовать. Если перевести на военный язык, то как минимум полком. Для этого он, казалось, обладал всеми данными: громким, зычным голосом, решительным и сильным характером, безусловной уверенностью в себе и своих поступках. Но по иронии судьбы, его всю жизнь окружали женщины и командовать ему пришлось лишь слабым полом. Обидно! Во время войны так получилось, что он оказался единственным мужчиной в детском доме. Сначала на фронт ушли учителя-мужчины, затем пришла очередь и старшеклассников. Враг железной поступью приближался к столице, и теперь уже брали без разбора: сирота или нет – на это никто особо не смотрел. Алексей уже подсчитывал в уме дни, оставшиеся до его шестнадцатилетия, чтобы попроситься на фронт, когда в слесарной мастерской с ним случилось несчастье. Неожиданно сломалась прогнившая потолочная деревянная балка и упала точно на ногу. Надо же тому случится, чтобы он оказался именно под ней! В результате – закрытый перелом голеностопа. Жгучая мгновенная боль и громкий хруст.

– А-а! – невольно вскрикнул подросток перед тем, как потерять сознание.

Падение балки, видимо, вызвало шум, потому что в мастерскую мгновенно сбежались люди, и раненого на подводе отправили в ближайшую больницу. Розовощекий молодой хирург внимательно осмотрел ногу и попросил перенести больного в перевязочную. То ли по неопытности, то ли от волнения врач умудрился так неловко наложить гипс, что кости срослись неправильно. С тех пор у Алексея осталась хромота.

На фронт его не взяли, а поскольку парень обладал совестливым характером, то (оставшись единственным взрослым мужчиной!) старался работать за четверых. Здание детского дома было дряхлым, персонал состоял из четырех женщин: заведующей, поварихи, няньки и глухонемой медсестры. Детей тоже оставалось всего ничего – десятка полтора, не больше. Остальных эвакуировали. Обещали и этих забрать, но, видимо, что-то там наверху не сложилось – об эвакуации в Ташкент замолчали. Заведующая, правда, послала несколько осторожных запросов, но в ответ – мертвая тишина. Оставшиеся детишки тихо радовались: ехать в неизвестный (а оттого и страшный) Ташкент никому не хотелось. Мало ли как там к ним отнесутся! Беспризорная жизнь уже давно научила мудрому правилу: всегда довольствуйся малым.

Официально Алексей Кот числился столяром, но заниматься приходилось всем – чинил электропроводку, ездил в близлежащую деревню за дешевыми молочными продуктами, прочищал трубы, ремонтировал что придется, убирал во дворе… Похоже, война смыла привычные представления о возрасте, и теперь все – от заведующей, невысокой, подвижной Светланы Яковлевны, до поварихи, молодой и крепкой Насти, – воспринимали Алексея как настоящего мужчину. К нему обращались за советом, и слово его имело особый вес – как скажет Кот, так оно и будет. Время было тяжелое, военное, снабжение урезали до такого мизера, что и подумать страшно. Именно тогда у пятнадцатилетнего мальчишки возникла идея обработать весной землю за домом и посадить огород. Идея была одобрена. Первый урожай хоть и был небольшим, но все же как-то помог спастись от голода. Но это было уже потом, позже – весной сорок второго. А пока над столицей темными, свинцовыми тучами нависла страшная осень сорок первого и никто не знал, чем же все закончится – возьмут немцы Москву или нет… С какого-то момента началась самая настоящая паника. Казалось, все было на стороне врага – он приближался семимильными шагами, ничто не могло его остановить, он был грозен, он был страшен, он был силен настолько, что представлялся детдомовцам многоголовым чудовищем…

– А фашист – дракон, да? – боязливо спрашивали у Алексея самые маленькие, когда он по привычке заходил к ним, чтобы рассказать на ночь сказку.

– Ну какой он дракон! Так, мелочь пузатая…

– А почему же мы его никак не победим?

– Тихо, салажата! – прикрикивал Алексей. – Что, в НКВД захотели? Вот я на вас оперуполномоченному-то напишу!

Пища от страха, малыши ныряли под одеяла. Затихали. Знали, что одноглазый оперуполномоченный Серегин, который частенько наведывался к поварихе Насте по ночам, высокий, сутулый, вечно пьяный мужик с неизменным револьвером в красной дерматиновой кобуре, намного реальнее и страшнее фашиста-дракона…

Алексей очень хорошо помнил одну ночь. Это был самый конец ноября. Морозы грызли землю, которая была едва-едва покрыта тонким снежным покровом. Во всем ощущалось состояние тревоги и страха. Как обычно, они собрались на первом этаже возле черной потрескавшейся «тарелки» – репродуктора, прибитого в углу столовой. Люди с волнением вслушивались в суровые слова Левитана. Верили и не верили. По слухам, «вождь всех народов» окончательно развалил фронт, запил с горя и сбежал в тыл. Немцы уверенно подходили к Москве с северо-запада. Все ближе и ближе. А он говорит: «Войска уверенно держат оборону»…

И вдруг!

Сначала возник не шум, а появилось странное освещение. Среди беззвездной ночи ярко-ярко высветился небольшой двор детского дома, голые ветви деревьев, мелко задрожали замерзшие стекла окон. И только потом возник оглушительный грохот разрывов. Проснувшиеся испуганные дети вскочили с кроватей, кто-то громко заплакал… Светлана Яковлевна вбежала в комнату в распахнутом халате, попыталась, заглушая грохот и крик, успокоить детей.

Но среди общего шума и паники никто не слышал ее голоса.

– Ребята, успокойтесь! – старалась перекричать звук снарядов заведующая детским домом.

– Светлана Яковлевна, а если бомба попадет в наш дом, мы все умрем?…

Первое, что увидел Алексей, входя в комнату, это испуганные глаза женщины. Подросток мгновенно оценил ситуацию.

– Светлана Яковлевна, детей нужно спустить в подвал.

– Да, да, Леша, – торопливо произнесла она.

– Всем одеться, – строго сказал Алексей. – Старшие, помогите малышам. И без паники.

Эту первую серьезную бомбежку воспитанники детского дома и четверо взрослых переждали в небольшом сыром полуподвале старого здания. На всю жизнь Алексей запомнил ужас от осознания собственной беспомощности перед чужим насилием. И именно в ту ночь он понял, что этот страх в нем может победить лишь другое чувство – чувство ответственности за других.

Своей внучке Ольге Алексей Владленович никогда о войне не рассказывал. То ли стеснялся, что не был на фронте, то ли слишком тяжко было вспоминать те годы. Из памяти семьи эти годы были как будто вычеркнуты. Только знали все, как радуется дед письмам, их он получал много и часто. Писали бывшие детдомовцы, которых жизнь разбросала по всей стране. Если кому-то в семье выпадало счастье первым заглянуть в почтовый ящик и вынуть оттуда конверт, адресованный деду, вручение письма было целым представлением.

– Дед, пляши! – смеялась его жена Вера.

– Ну вот еще, – шутливо отмахивался Алексей Владленович, – давай конверт, не томи.

– Нет, спляши! – настаивала бабушка.

– Спляши, спляши, – подхватывала маленькая Ольга.

– Ну тогда ты спой, – смеялся дед, – я без аккомпанемента плясать не буду.

Три женщины запевали «Калинку», и дед, закинув руки за голову, торжественно выступал в центр комнаты. Потом широко разводил руками и, выставляя поочередно то правую, то левую ногу вперед, пускался в пляс. Не выдержав, в общее веселье включался и пятый член семьи – дворняжка Шальная, собака весело визжала и прыгала, стараясь лизнуть руку танцующему главе семьи.

«Здрасте, здрасте, здрасте», – поддакивал в такт песни попугай Женя и хлопотливо размахивал крыльями.

Ровно насколько дед не любил вспоминать военное время, ровно настолько обожали в семье те минуты, когда он, лукаво прищурив глаз, рассказывал историю знакомства с бабушкой Верой.

– Представляете, смотрю на доску и ни черта не могу вспомнить, – театрально разводил руками Алексей Владленович. – Вокруг меня какие-то девчонки, мальчишки – все строчат, быстро-быстро пишут, а я, как дурак, в сотый раз перечитываю темы сочинений, и ни одной… ни одной самой завалящей мысли в голове. Пусто! И тут смотрю, рядом сидит такая щуплая девчонка и ловко так строчит. Подумал я, подумал и давай все у нее списывать.

– Списал все, слово в слово, – смеялась Вера, – даже запятые все срисовал.

– А вот и неправда, – вмешивался Алексей Владленович, – не все запятые. Тебе-то, хитрющей, пятерку поставили, а мне тройку.

– Это ты так спешил, что пропускал буквы в словах, – подхватывала дочь Ксения.

Историю о том, как на вступительных экзаменах в педагогический институт познакомились Алексей и Вера, знали все.

– Ох, и глупое у тебя лицо было, Леша! – посмеивалась Вера.

– Это в тот момент, когда ты ладошкой прикрыла свою тетрадь?

– А мне обидно стало. Я учила, учила, готовилась целыми днями, а тут какой-то сел рядом и внаглую списывает!

– Значит, глупое у меня лицо было? Ах так! Хор-р-рошо… А ты помнишь, как уже на втором курсе ты у меня списывала экзаменационную по английскому?! – гремел дед. – Забыла, мать?!

– Один – один! – хлопала в ладоши внучка.

Алексей и Вера поженились, когда перешли на второй курс института. Вера была родом из Ленинграда, из ее семьи она единственная выжила в блокаду. Погибли все – две сестры, брат, мать, а похоронка на отца пришла в самом конце войны. Последствия холодной блокадной зимы сказались на ее здоровье позже, когда после трех лет замужества был поставлен диагноз – бесплодие.

Ей ничего не нужно было говорить мужу. Он обо всем догадался сам, когда посмотрел в ее красные от слез глаза.

– Застудилась я тогда… – произнесла Вера и закрыла лицо ладонями. Ее плечи мелко задрожали.

– Вот еще, плакать будешь, – Алексей старался придать своему голосу бодрости, – это ж разве беда.

– Беда, Леша, беда… Ты так хотел сына.

– Ты ж меня знаешь, если я чего-то хочу, значит, то обязательно будет, – уверенно произнес мужчина.

Вера подняла удивленные глаза на мужа. Он ласково улыбнулся.

– Сходи завтра в детский дом, посмотри ребятишек, может, какой мальчишка приглянется. Его и усыновим.

Через неделю Вера привела в дом Ксению.

– Что, с пацанами нынче напряженка? – удивился Алексей.

– Леша, ты только посмотри, какая девочка славная. У нее ж глаза точь-в-точь твои. Я как увидела ее, поняла – наша девочка. Ее Ксюшей звать…

Алексей ласково потрепал ребенка по щеке:

– Ну здорово, Ксения.

– Здорово, – отозвалась девочка и посмотрела на мужчину большими карими глазами.

– А глазищи-то у тебя мои, – усмехнулся Алексей, – ну ладно, девка так девка.

Через месяц были закончены формальности с документами, и в семье Веры и Алексея появилась законная дочь. Закончив институт, оба пошли работать учителями в одну школу. Алексей выбрал историю, Вера – биологию.

Всю свою сознательную жизнь Ольга прожила в одном доме с дедом и бабушкой и не помнила случаев ссоры. Ксения же помнила только одну. Это произошло в тот день, когда она сообщила, что выйдет замуж за Владимира.

– Ты с ума сошла. – Вера строго поджала губы.

– Почему? – выдохнула Ксения.

– Сама знаешь, – мать повернула голову в сторону отца.

Алексей сидел за столом и просматривал контрольные работы. Он, казалось, не слышал, о чем говорят жена и дочь.

– Я что, не могу выйти замуж за человека, которого люблю? Только потому что он тебе не нравится.

– Он не только мне не нравится… – Мать подошла к столу и закрыла тетрадь, лежащую перед Алексеем: – Леша, скажи ей.

Отец тяжко вздохнул.

– Папа, я люблю его. И мне все равно, что вы здесь…

– Во-первых, ты врешь, что тебе все равно, что мы думаем по этому поводу, иначе ты давно бы уже была в загсе. Во-вторых, я не против.

– Что?!

– Я не против, чтобы вы поженились, – уверенно повторил он.

– Наверное, я чего-то не понимаю… – Вера удивленно посмотрела на мужа. – Леша, ты прекрасно знаешь, что парень пьет.

– Он не пьет! – перебила Ксения.

– Любит выпить, – тотчас поправилась Вера. – К тому же после училища он будет офицером, а это значит – сплошные гарнизоны и переезды. Сейчас не пьет, запьет потом!

– Мама!

– Не перебивай меня, я знаю, что говорю…

– Мать, выйдем на минуту, переговорить нужно. – Отец встал из-за стола.

Родители ушли на кухню. Ксения напряженно прислушивалась к голосам, раздающимся сквозь тонкую фанерную дверь.

– Ты что, нашей дочери добра не желаешь? Не пара он ей! Я чувствую – не пара! Ну зачем ей этот танкист?! – горячась, говорила Вера.

– Артиллерист.

– Какая разница!

– Погоди, не горячись… Добра-то я желаю. Только, видишь, она уже выбрала его. И я не хочу стоять у нее на пути. Она взрослый человек…

– Она еще ребенок!

– Ей двадцать два.

– Вот именно!

– Вера, в конце концов, дети должны сами ошибиться, чтобы стать мудрее. В нашу жизнь никто не вмешивался…

– А я не могу так просто отдать ребенка в руки человека, которому не доверяю. Если она выйдет за этого артиллериста, это будет большой ошибкой.

– Возможно. Но это будет ее ошибкой. – Голос отца звучал непривычно тихо.

– Алексей, но это глупо, глупо, понимаешь… Мы все будем жалеть…

– Лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не совершилось.

Поняв, что мужа не переубедить, мать заплакала в голос.

– Да не убивайся ты так, в плохом всегда есть хорошее и наоборот. Пусть женятся. Поживем – увидим, кто прав…

После свадьбы молодые уехали в небольшой сибирский городок, куда Владимира отправили по распределению, а через полтора года Ксения вернулась к родителям с двумя чемоданами и ребенком на руках. Вопросов никто не задавал, только мать с укоризной посмотрела на мужа, и Алексей в ответ пожал плечами:

– Значит, будем жить вчетвером.

Вера взяла на руки внучку, ребенок сладко зачмокал губами, бабушка улыбнулась:

– В одном, Алексей, ты был прав. В плохом всегда найдется доля хорошего.

– Вот так-то, – усмехнулся дед и принял из рук жены ребенка, – жаль только, что не парень.

Внучку свою Ольгу дед любил до самозабвения, ей он мог позволить, казалось, все: войти в комнату в то время, когда он готовился к урокам, испачкать пластилином выходную сорочку, потерять его любимую ручку… Если по одному телевизионному каналу демонстрировался футбольный матч, а по другому начиналась передача «В гостях у сказки», вопросов быть не могло. Разумеется, выбор делался, исходя из интересов любимой внучки. Ольга помнила, как однажды в детском саду подруга принесла немного халвы и угостила ее. Девочка пришла домой и рассказала деду, какая это вкусная вещь – халва, жаль только, что кусочек был совсем маленький. Алексей закусил губу, подошел к шкафу, открыл небольшую шкатулку, в которой хранились деньги, и вышел из дома. Вернулся дед с огромной коробкой в руках.

– Что это? – охнула бабушка.

– Халва. Семнадцать килограмм. Сумел достать только на кондитерской фабрике. Дефицит, знаешь ли. Пусть ребенок ест вволю.

Эту халву вся семья ела в течение двух лет, приходившим гостям давали в качестве гостинца.

Любое желание внучки было для Алексея Владленовича законом. При этом в памяти Ольги дед остался как самый строгий и требовательный человек. Почему так? Может быть, потому, что последнее слово в семье оставалось всегда за дедом. Ему достаточно было сказать «нет», и все беспрекословно подчинялись. Ольга, как и ее мать и бабушка, знала, что самое мудрое и верное решение будет принято главой семьи.

Когда Ольге было лет десять, она заболела ангиной. Дед выслушал нескольких врачей и пришел к выводу, что ребенку нужно укреплять иммунитет, для этого девочке необходим свежий воздух. Эту ценную мысль он высказал вечером за ужином. Вера настороженно посмотрела на мужа:

– Ты предлагаешь переехать всем в деревню?

– Нет. Я буду строить дачный дом.

– Дом?!

– Что? – Ксения чуть не поперхнулась. – Но у нас же нет даже участка.

– Будет…

И действительно, к осени дачный участок был получен, а летом дед начал строительство. Домик получился небольшой, но уютный. Даже Вера тогда поразилась организаторским способностям мужа. Неведомыми способами ему удавалось доставать строительные материалы, договариваться насчет доставки, нанимать рабочих и даже строить самому. Ему помогали друзья. Женщинам вменялось в обязанность вовремя готовить стол.

– Папа, твою бы активность, да в мирных целях, – смеялась Ксения.

– А у меня какие цели? Самые что ни на есть мирные! – громоподобным голосом заявлял Алексей Владленович.

Удивительным образом все деду удавалось легко. Казалось, за что он ни возьмется – обязательно получится. Так же было и с домом. Уже через год вся семья выезжала летом на дачу. Ольга вдыхала запах свежевскопанной земли и с гордостью наблюдала за дедом, который, слегка прихрамывая, с хозяйским видом расхаживал по участку и размечал места для посадки смородины.

– Дед, скажи, ты самый-самый сильный? – спросила девочка.

– А как же?! Самый-самый сильный, – рассмеялся Алексей, – и не сомневайся.

Дед сделал шаг в сторону и от неожиданности чертыхнулся, прямо под ногами у него вертелся черный щенок.

– Вот черт, откуда взялся, шальной! – рассмеялся мужчина.

– Ой, какой хорошенький! Деда, пусть он у нас живет! – Ольга схватила щенка на руки, тот ласково лизнул ее в нос.

Вера вышла на крыльцо и строго прикрикнула:

– Ольга, немедленно отпусти собаку!

Щенок спрыгнул на землю, подбежал к женщине, стал ласкаться. Вера рассмеялась:

– Вот подлиза!

Щенок, чувствуя, что его одобряют, отчаянно завилял хвостом и радостно запрыгал.

– Шальной, – улыбнулась бабушка.

Щенка решено было оставить. Дед, в душе надеясь, что это кобель, тут же дал ему кличку Шальной и уже вовсю называл его своим другом.

– Будешь мне другом, понял? В доме ведь одни бабы, – ласково трепал Алексей пса за ухом, – а мне знаешь как соратник нужен…

Каково же было разочарование, когда через некоторое время обнаружилось, что и пес Шальной принадлежит к женскому роду. Вот ведь не везет! Выгнать его, конечно, не выгнали, но кличку пришлось изменить. Так в доме появился еще один член семьи.

Точной даты этого дня Ольга не помнила. Это случилось приблизительно через месяц после ее пятнадцатилетия. Дед пришел домой позднее обычного и, не снимая пальто, устало опустился на стул. Шальная с веселым визгом выбежала ему на встречу. Алексей вяло потрепал собаку по голове.

– Леша, что случилось? – удивленно спросила Вера. – Ты сегодня очень поздно.

Дед молча поднял глаза и как-то вымученно улыбнулся:

– Обманули меня сегодня, Вера, понимаешь?

– Кто обманул? – Ксения с Ольгой подошли к деду.

– Знал бы кто… – развел руками Алексей.

– Где же ты был, Леша? – Вера внимательно посмотрела на мужа.

– Обокрали меня, девки, кошелек вытащили из кармана, – горько усмехнулся мгновенно постаревший учитель. – Понимаете? Какой-то подлец решил, что может вот так залезть своей грязной рукой в мой карман и взять мою вещь. И все это сойдет ему с рук!

– И что ты сделал? – осторожно спросила Ксения.

– В милицию пошел. Рассказал все… а они… А, – безнадежно махнул рукой Алексей.

– Эх, дед, – покачала головой Вера, – наивный ты человек. Неужели ты думаешь, что милиция будет заниматься каждым украденным кошельком?

– Деда, а денег там много было? – осторожно спросила Ольга.

– Да ну! Малость… Да не это важно, важно, что они взяли безнаказанно мою вещь. Я бы им задал только один вопрос. На каком основании, кто дал им право…

– Ну раз денег там было мало, то… может, плюнуть, чего так переживать, – тихо произнесла Ольга.

– Не понимаешь ты, внучка, не понимаешь. Сегодня они в мой карман залезают, а завтра в дом мой войдут… Честное слово, как будто в душу плюнули. Мне не денег жалко, заработаю, в конце концов, мне от несправедливости тошно.

– А в милиции тебе что сказали? – сочувственно произнесла Ксения.

– Сначала даже разговаривать не хотели. Отмахивались. А потом все же протокол составили.

– Что толку от этого протокола! – расстроенно сказала Ксения.

– Вот и я о том же!

– Бесполезно все это, Леша, – произнесла Вера, – милиция твою душу не очистит. У них и так дел по горло.

– Противно мне, так противно…

До этого случая Ольга не припоминала, чтобы дед когда-нибудь болел или жаловался на что-то, а тут то простуда, то сердце пошаливает. Как-то сразу заметнее стали морщинки на лице, откуда-то появилась небывалая раньше сутулость, хромота стала особенно заметней. Женщины видели, что с Алексеем Владленовичем происходит что-то страшное, но каждый понимал, что ничем помочь не может. Здесь были бесполезны уговоры, попытки разогнать угрюмость, все было бессмысленно. Казалось, будто сломалось в старике что-то и вся сила ушла сквозь брешь. Больше не было шуток за столом, веселых рассказов. Вера мучительно осознавала, что теряет мужа, но все попытки ее поддержать любимого человека оказывались напрасными.

Дед умер через восемь месяцев после кражи. Недели за две до смерти он подозвал Ольгу к себе и тихо произнес:

– Знаешь, внучка, много я пережил за свою жизнь, но самое страшное для меня было это ощущение собственной беспомощности перед чужим насилием. Впервые я это почувствовал в сорок первом, когда немцы наступали на Москву. Тогда я смог это чувство преодолеть, а теперь, видно, стар стал, не по силам мне…

– Дед, ты чего так говоришь, как будто прощаешься? – спросила Ольга.

– Не «как будто», внучка, я на самом деле с тобой прощаюсь.

Ольга взяла старика за руку и умоляюще посмотрела на него:

– Дед, не умирай. Я прошу тебя…

День похорон Ольга запомнила очень плохо. Был сильный ветер, уносящий обрывки слов, горячие слезы тут же высыхали на холодных щеках, мороз пробирал до самых костей. Девочка слышала глухой звук падающих комьев земли о деревянную крышку гроба, и ей казалось, что все это страшный сон, который вот-вот должен закончиться. К ней подошла невысокая полная женщина и положила руку на плечо:

– Поплачь, девочка, легче будет.

Ольга внимательно посмотрела на пожилую женщину.

– Он так быстро умер, – сказала Ольга и почувствовала какую-то глухую ненависть и жажду мести.

– Твой дед очень сильный был, но, видишь, и его смерть одолела, – просто сказала женщина.

– Его не смерть одолела, а жизнь. Обманули его. Понимаете?…

– Понимаю, – тихо подтвердила женщина и достала из кармана платок, – меня Светлана Яковлевна зовут. Мы с твоим дедом войну вместе пережили в детском доме. Может, слышала?

– Да, он рассказывал, – солгала Ольга и взяла в руку протянутый носовой платок, – ненавижу я жуликов и воров. Ненавижу…

Со временем, конечно, притупилось и чувство боли от потери старика, и сжигающая изнутри ненависть, и жажда мести. Все притупилось и осело где-то в глубине подсознания. А всплыло неожиданно через два года, когда классный руководитель географ Екатерина Петровна решила провести обычный опрос у своих выпускников: кто какую профессию хочет выбрать. Каждый из одноклассников вставал и произносил заветное: я хочу стать врачом, учителем, шофером, художником, строителем, нефтяником… Ольга Кот встала из-за парты и, проигнорировав ритуальное «я хочу стать», уверенно и твердо произнесла:

– Я буду следователем.

В списке абитуриентов, прошедших собеседование, ее фамилия была в середине. Ольга еще раз нашла свою фамилию, посмотрела инициалы – Кот О. В. – все верно. Кот Ольга Владимировна. Студентка первого курса юридического факультета.

Неужели свершилось?!

– Поздравляю, – дежурно улыбнулся высокий пятикурсник и вручил девушке студенческий билет.

Процедура посвящения в студенты проходила в огромном зале, в котором гулким эхом отдавалось каждое слово. Торжественная часть была длинной и затянутой. Иногда девушке казалось, что каждый выступающий старался произнести как можно больше банальностей. Пятикурсники подготовили традиционный капустник. Ольга держала в руках твердую корочку студенческого билета и была счастлива. Она внимательно вникала в каждое слово очередного выступающего, заливисто смеялась над шутками студентов, ее душа ликовала.

«Дед, все в порядке. Все будет в порядке. Я постараюсь быть достойной тебя!»

Ольга не была наивна. Ее жажда мести не распространялась на того конкретного мелкого воришку, который, воспользовавшись автобусной толкучкой, залез в карман старика и вытащил оттуда потрепанный кожаный кошелек с мелочью в узком отделении. Вовсе нет. Ее ненависть распространялась гораздо шире. Она презирала всех жуликов, вместе взятых, всех тех людей, для которых не существует понятий о чести и совести. Для которых лихачеством считается облапошить другого, а представление о профессионализме измеряется количеством украденного.

По чистому совпадению первым самостоятельным делом Ольги Кот, третьекурсницы-практикантки одного из отделений милиции, была мелкая кража. Руководитель производственной практики, худощавый высокий заместитель начальника отделения, он же начальник угро, майор милиции Антонов, весельчак и балагур, ввел в кабинет низенькую пожилую женщину в розовом вязаном берете и коротко бросил:

– Давай, Ольга Владимировна, дерзай. Допроси потерпевшую.

Ольга торопливо поднялась с низкого кресла, обшитого дерматином, и подвела старушку к столу. Потерпевшая аккуратно подобрала подол темно-коричневого драпового пальто и села на неудобный казенный стул. Несколько томительных секунд устраивалась поудобнее. Наконец скрип стула прекратился – старушка выжидательно посмотрела на Ольгу. Девушка взяла с полки несколько листов протокола допроса, папку и села за стол.

– Такая молоденькая, – заискивающе улыбнулась старушка, – наверное, только что закончила институт?

– Да, – сухо ответила Ольга. Если б она созналась, что окончила только три курса и сегодня первый день ее практики, то старушка мгновенно утратила бы к ней уважение. Поэтому Ольга, сделав серьезное лицо, задала первый вопрос:

– Назовите, пожалуйста, ваши имя, фамилию, отчество, адрес и место работы.

– А это еще зачем? – удивилась потерпевшая.

– Такова форма протокола, – как можно строже произнесла Ольга.

– А-а-а, – протянула старушка и торопливо продиктовала данные: – Тогда пиши: Семенова Лидия Андреевна…