Во временное пользование Зайцева Мария
Грубо и больно закрыли рот вонючей ладонью, перехватили бестолково дергающиеся руки.
Я стала задыхаться, потому что нос мне тоже закрыли, забилась отчаянно, уже практически теряя сознание.
Мыслей никаких не было, один ужас бесконечный.
– Тихо, сучка, не кричи, поняла? – голос был страшный, он буквально заставлял застыть, подчиниться.
Я промычала в гадкую ладонь, что не буду кричать. И чтобы отпустили.
Меня отпустили.
Швырнули на диван с такой силой, что в глазах стало темно.
Я, мне кажется, даже сознание потеряла, потому что следующее, что увидела, это уже тех, кто вломился в квартиру. Двоих мужчин.
Один сидел напротив меня в кресле и увлеченно разглядывал задравшийся подол халата, а другой стоял у окна. И жрал пирог Варвары Петровны.
Почему-то меня это особенно потрясло.
Равнодушие, полное спокойствие, пустота в глазах. Активно жующая челюсть.
Тот, что сидел в кресле, проследил мой взгляд, заржал.
Смех его, мерзкий, словно скрежет железа, заставил вздрогнуть.
Я оторвала, наконец, глаза от ужасного в своей обыденности зрелища жующего бандита, а в том, что это были именно бандиты, сомнений никаких не возникало, и опять посмотрела на сидящего в кресле.
Поймала его гадкий взгляд на своих голых ногах, спешно задернула халат. И второй рукой сразу закрыла грудь, вспомнив, что под тонким шелком нет совершенно ничего.
Понятно, что никакой защиты быть не могло, но это скорее инстинкты.
– Что вам надо? – я постаралась, чтоб голос звучал не испуганно. Хотя, может, надо наоборот? Может, увидят, что боюсь, и не будут… Обижать?
– Ты знаешь, что.
Сидящий в кресле улыбнулся, его рот, полный серых зубов, вызвал дополнительное омерзение. Меня едва не передернуло. Кое-как сдержалась, отвела взгляд. Хотя, особо некуда было отводить. Не на мордоворота же у окна, прихватившего второй кусок пирога?
Сидящий в кресле тоже глянул на своего напарника. Нахмурился.
– Цепа, ты сюда жрать пришел?
– Да ты чего, в натуре? – поперхнулся Цепа, – охеренный пирог!
– Да вы кушайте на здоровье, – торопливо влезла я, – у меня еще есть! Отрезать вам?
– Заткнись, – скомандовал главный, – и отдай нам ключ.
– Ка-ка… – у меня от неожиданности голос даже пропал, пришлось прокашляться, – какой ключ? От квартиры?
– Где деньги лежат, – заржал главный, потом резко наклонился ко мне, дохнул давно не чищенной пастью, – ты не строй из себя дуру наивную. Ты знаешь, какой.
– Не знаю.
Мне стало мерзко от его душной близости, от запаха, от взгляда глумливого, намертво застрявшего в вырезе моего халата. Все это, вкупе с тем, что я вообще не понимала, о чем он спрашивает, добавляло ужаса в ситуацию.
– Знаешь, коза, – он неожиданно провел пальцами по моей щеке, перехватил руку, которой я хотела отмахнуться от него, больно сжал, заставив вскрикнуть. И продолжил трогать меня! По шее – вниз, к груди, дергая ворот халата. – Не дрыгайся!
– Не знаю! Отпустите!
Я запаниковала еще больше, понимая, что не смогу сопротивляться. Если я думала, что до этого боялась, то испытываемое мною сейчас чувство вообще никакому описанию не поддавалось!
Меня никогда так не унижали, не обижали! Да я даже представить не могла… Тогда, на приеме, услышав гадости от старых приятелей отца, мне стало плохо до тошноты.
А сейчас…
А самый ужас был в том, что второй бандит, Цепа, стоял у окна и продолжал жрать пирог! Как будто ничего не происходило! Рассматривал с интересом и удовольствием, совмещал приятное с полезным!
Я перестала дергаться, понимая, что так добьюсь только того, что меня ударят. Изобьют. Хотя, то, что явно планировал сделать этот подонок… После этого лучше пусть убьет.
– Послушайте, послушайте, – торопливо зашептала я, пытаясь отвлечь подонка, – я не понимаю, о чем вы, я правда не понимаю…
– Понимаешь ты все, – он отбросил мою нелепо сопротивляющуюся руку и рванул ворот в разные стороны, обнажая грудь, – сучка гладкая… Мы с тобой сейчас поиграем, а потом ты нам сама все расскажешь. Если не захочешь повторения…
Я вскрикнула, и тут же грубая ладонь закрыла рот, Цепа, доев пирог, заржал:
– Ты не увлекись, а то она и сказать ничего не сможет!
– Сможет… – кряхтел мерзавец, опрокидывая меня на диван, – она сейчас долго говорить будет!
Я бешено отбивалась ногами и руками, совершенно потеряв контроль и уже понимая, что это не поможет. И плевать. Я не смогу просто подчиниться, пусть сразу по голове бьет. И убивает.
Слезы заливали глаза, мерзкие руки елозили по голой груди, отвратительный запах забивал ноздри. Я понимала, что меня сейчас опять стошнит. И надо всем этим безумием раздавалось чавканье Цепы, прихватившего еще один кусок пирога…
А потом, когда я уже практически отключалась от ужаса и боли, тяжеленная туша, придавившая меня к дивану, неожиданно исчезла.
Я вскинулась и отлетела в самый угол, сжалась там, спряталась. Мозг орал, чтоб я выбиралась прочь, как можно скорее, но я взгляда не могла отвести от происходящего в комнате.
Убийства.
А это было именно убийство.
В центре моей маленькой съемной квартирки бесновался черный смерч. Сквозь слезы я не могла в точности разглядеть все в деталях, да и колотило меня ужасно, так, что зуб на зуб не попадал.
Но кое-что запомнила. Зачем-то. Себе на беду.
Человек, одетый во все черное, крепкий и сильный, как-то очень быстро расправился с моим насильником, рухнувшим на пол с диким стуком, и теперь уворачивался от Цепы, который оказался на удивление ловким и с матерным рычанием набрасывался на своего противника. Места этим двоим зверям было явно маловато, а потому сильно страдала обстановка. Столик, телевизор, поднос с пирогом…
Черный человек был молчалив, на оскорбления не реагировал и действовал четко. Увернулся от замаха, пролетел вперед, перехватывая руку с блеснувшим в ней ножом. И коротко дернул, разворачиваясь вместе с Цепой. Так и не успевшим понять, что произошло.
Упал Цепа прямо рядом со мной, с диким грохотом, и я несколько секунд оторопело смотрела в пустые, уже стекленеющие глаза, на полуоткрытый рот, на крошку пирога в уголке губ…
До меня как-то не доходил весь ужас ситуации.
Оцепенение продлилось ровно до того момента, пока черный человек не наклонился над моим несостоявшимся насильником.
Я неожиданно узнала его. Черные волосы, профиль с переломанным носом… Такое не забудешь.
Макс Розгин!
Он зачем-то здесь!
Он пришел и спас меня! И… И убил. Черт…
Я, видно, слишком резко вздохнула, или дернулась, потому что он тут же развернулся и уставился на меня своим черным взглядом, в котором все еще клубилось бешенство.
Я встала, вжимаясь в угол и обхватывая себя рукой, чтоб запахнуть ворот халата.
Он тоже встал.
В комнате было темно, телевизор погас, и только яркий свет уличного фонаря пробивался в окна.
И вот в этом неверном освещении Макс Розгин казался не человеком, а , по меньшей мере, демоном. Я не могла оторвать взгляда от его сурового жесткого лица. От его шеи, заляпанной кровью. И руки. Его руки тоже были в крови. И, наверно, куртка… На темном не видно…
Я неожиданно испытала невероятный, инфернальный какой-то ужас. Даже хуже, чем до этого, с бандитами.
Мы находились в темной комнате, рядом с мертвецами. Людьми, которых только что он убил.
А я это все видела.
И я его знаю.
И могу… Могу быть свидетелем…
Он меня убьет.
Просто и быстро, так же, как и этих мужчин.
Не знаю, почему я в этот момент именно так подумала, но мысль показалась настолько реальной, что меня опять затрясло.
Я выставила перед собой ладонь, прошептала:
– Не надо… Пожалуйста… Не надо…
А он шагнул ко мне. Неотвратимо, как в фильме ужасов.
Я даже дернуться не успела.
Он протянул руку, хватая меня за выставленную ладонь и дергая на себя. Впечатывая в свое тело! Я охнула, ноги подкосились.
В голове только и билось: «Не убивай, не убивай, не убивай!»…
Глаза я не закрывала, не могла оторваться от его черного бешеного взгляда. Огромные зрачки, сейчас больше похожие на пистолетные дула, нацелились на мое лицо, рассматривали, как-то жадно и немного безумно.
А я смотрела. Смотрела. Смотрела.
И ждала, когда ударит. Ножом. Он же этих мужчин ножом убил? Да? Не голыми же руками? Или голыми?
Я опустила глаза, чтоб посмотреть на его пальцы, сжимающие мое запястье…
И в этот момент он меня поцеловал.
Черная метель.
За всю свою жизнь Максу Розгину приходилось терять голову раза три, наверно. И никогда эти разы не были связаны с бабами. Не случалось как-то.
Нет, конечно он слышал об этом, да и по рассказам других мужиков, своих прежних приятелей по полиции и армии, знал, что так бывает. Что уносит. И мысли никак в голове не образуются. Творишь хрень, а потом… Жалеешь.
Ну, или не жалеешь.
Это если качественно хрень натворил. С обоюдным удовольствием.
Сам он так не впирался, даже с бывшей женой, школьной ошибкой, было проще и банальней. Да и прошло моментально. Сразу после свадьбы прям.
Теперь же Розгин совершенно искренне считал, что уже и не сможет даже так унести, не в полную. Прошло время молодости и глупости.
Сейчас, даже занимаясь сексом с женщиной, полного отключения у него не происходило. Постоянно мелькали самые разные, а, порой, и не относящиеся к ситуации, мысли. Мозг работал.
Да и вообще, секс – уже давно не то событие, о котором стоит думать.
А потому случившееся с Княгиней было в какой-то степени за гранью.
И не сказать, что драка – причина помрачения рассудка.
Хотя, конечно, когда убиваешь человека, даже если этот человек – полная тварь и отморозок, насилующий женщин, это свой отпечаток накладывает.
Максу приходилось убивать. Много.
В армии – даже не считал, сколько. Не снайпер же, чтоб счет вести.
После , в милиции, а потом в полиции… Ну бывало. Тоже старался не считать. Не простым оперативником работал, всякое видеть приходилось. Такое, что лучше бы забыть.
За привычку мгновенно принимать не особенно популярные, но эффективные решения, его в прошлой жизни часто наказывали. Звания, премии, прочие прелести жизни…
Служба уже давно в прошлом.
А привычка – осталась.
Поэтому скоту, что зажал беспомощно трепыхавшуюся Княгиню на диване, Макс сразу сломал шею. Быстро и без затей. Мог и не ломать, но…
Её круглые белые коленки, что до сих пор помнились, тонкие голые ножки …
И тело этого хряка между ними…
Не стал сдерживаться.
Второй оказался проворней и даже какое-то время потанцевал. Макс опознал в повадках своего армейского коллегу. Но, судя по всему, не его опыта. Просто так, рядом стоял, нахватался. Движения верные, но как будто не дорабатывает. Да и не тренировался давненько. Это его и сгубило.
Макс перехватил летящий в него нож, развернул аккуратненько, пользуясь инерцией здоровенной туши, и вернул подарочек. Прямо в горло.
Не очень удачно попав в артерию. Кровь хлестанула, уделав и одежду, и лицо, и руки. Бывший вояка упал, как срубленное трухлявое дерево. Рядом с загнанной в угол комнаты Княгиней.
Макс наклонился над первым отморозком, пощупал на всякий случай пульс. А то, мало ли, тоже бывало всякое. Но тут сюрприза не произошло. И не произойдет. Если, конечно, эти твари не превратятся в зомбаков. Что вряд ли. Но и в этом случае ничего страшного. Говорят, зомби надо откручивать головы, чтоб больше не вставали. Макс это делать тоже умел.
Из угла комнаты раздался тихий всхлип.
Макс поднял голову.
Княгиня сидела, обняв себя руками. Лицо у нее , в тусклом свете фонаря, было совершенно белым. Глаза на пол лица. Огромные и безумные. Короткие растрепанные волосы упали на лоб, прядки прилипли к коже.
Он поднялся с колен, она тоже встала.
Все так же, не отводя от него дикого взгляда.
Макс хотел сказать, что все в порядке, хотел как-то успокоить, привести в чувство. Но замер, разглядывая ее.
В полумраке ее фигура, дрожащая, тонкая, укутанная в короткий светлый халатик из какого-то переливающегося, даже на вид нежного материала, казалась сотканной из этих самых лучей от фонаря. И еще немного – от лунного света.
Она стояла, по-прежнему обнимая себя руками, голые ноги, тонкие щиколотки, изящные икры, пальчики с накрашенными ногтями… Как это можно было разглядеть в таком освещении? Он разглядел. Словно вспышками.
Как из триллера, старого, хичкоковского. Она сама была похожа на этих хичкоковских героинь, как будто не из этого мира, не из этой гребанной эпохи. Другая. Слабая. Беспомощная. Её хотелось защитить. Хотелось обнять и сделать так, чтоб перестала трястись.
Хотелось…
Унять ужас в ее глазах. Заменить его на что-то другое.
Макс шагнул к ней, движимый исключительно этим намерением.
Её глаза, словно загипнотизированные, пробежались по его фигуре, задержались на шее, на одежде.
Макс даже не осознал в этот момент, насколько близко к ней стоит. Как так получилось, что он так близко? Как так получилось, что он разглядывает ее, отмечает все крохотные детали?
Разорванный ворот тонкого халата, облепившего грудь. А под халатом ничего нет. Грудь небольшая, соски острые, красивые, видно даже через ткань. Неистово бьющаяся жилка на шее. Следы от грубых пальцев, явно заметные в полутьме. Губы что-то шепчут. Он даже не понял, что. Ладонь выставила перед собой… Узкую, аристократичную. С короткими ногтями. Дрожат пальчики. И губы дрожат. Красивые губы, четко очерченные. В глазах ужас. Расширенные зрачки… Прядка темных волос, прилепившаяся на лоб…
Макс взял ее за выставленную в нелепой защите ладонь, зачем-то шатнул к себе. Наверно, успокоить хотел. Почувствовал в своих руках напряженное хрупкое тело, ее запах ударил в дрогнувшие ноздри. И сразу в голове помутилось.
Она что-то шептала. А затем перевела взгляд на его испачканные кровью пальцы, раскрыла рот.
Макс сжал ее сильнее и поцеловал.
Он потом так и не смог понять, в какой момент произошло отключение в мозгах.
В какой момент он сошел с ума.
Просто все навалилось.
Одновременно.
Горячка драки, еще два трупа на его счету, страх в огромных глазах, дрожащие пухлые губы, запах сладости, корицы и яблок, окутавший его с головой…
А может, все еще раньше случилось?
Еще во время ее первого визита?
Ее гордая осанка, судорожные попытки сохранить достоинство в тупой ситуации, в которой она оказалась. Коленки круглые, притягивающие. Нереально красивые ноги.
Запах…
Взгляд. Тогда – по-королевски холодный. Сейчас – испуганный и умоляющий.
Он не сдержался.
Поцелуй отключил последние ориентиры. Заволок голову, и без того летящую, туманом.
Она сдавленно ахнула, затрепыхалась в тисках его рук, уперлась ладонями в плечи, судорожно пытаясь оттолкнуть. Он это замечал. Конечно, замечал. Но не останавливался.
Целовал, жадно и жестоко кусая дрожащие губы, сжимал, сминая и пачкая кровавыми руками тонкий шелк халата, не давая ей даже возможности отстраниться, не давая ни единого шанса.
Словно черной какой-то метелью накрыло, закрутило, снося голову. И все, что было лишним, выметалось за пределы происходящего. За пределы понимания.
Макс вжирался в покорно и растерянно распахнутые губы, умирая от удовольствия, от черной своей похоти, и не желая тормозить.
Не сейчас. Только не сейчас. Еще немного. Немного…
Вопросы без ответов.
Меня целовали прежде. Много раз. Нежно, страстно, даже грубо и напористо.
Но то, что со мной делал Розгин, никак не кореллировалось с моим прежним опытом. Это даже и поцелуем-то нельзя было назвать. Он меня… Порабощал. Да, это правильное слово. Порабощение.
Не секс. Не желание. Не жажда.
Овладевание.
Полностью, до самого дна.
Я не могла шевельнуться, не могла даже вздохнуть. Черный, окровавленный, жестокий человек, только что совершенно спокойно отнявший жизни у двоих людей, держал меня практически на весу, сжимал до боли, которой, впрочем, не ощущалось на эмоциях, и… Брал. Все, что ему в тот момент было нужно. Мой страх, мою растерянность, мой стыд, в конце концов! Брал, поглощал и переплавлял, добавляя дикости ситуации.
И я помешать ему не могла.
Когда немного опомнилась от первого шока, уперла руки в каменные плечи, пытаясь хотя бы обозначить свое присутствие, дать понять, что я – не бессловесная игрушка, а живой человек! И нельзя со мной так… Бесцеремонно.
Он не заметил моих потуг. Вообще. Прижал ладонь к затылку, сковывая еще больше, впечатал другой рукой в свое жесткое тело, сдавил до потемнения в глазах. Я поняла, что, еще секунду, и в обморок упаду! И от ужаса стала словно сильнее. Очень уж ярко представилась картина, как я без чувств обмякаю в его руках. И что он в этом случае со мной сделает.
Мне от одной промелькнувшей секундным импульсом искры осознания стало еще горячее и еще страшнее.
Я сжала кулаки и замолотила ими по плечам и лицу Макса. И, возможно, случайно попала туда, куда его до этого ударили. Потому что он пришел в себя. По крайней мере, я надеялась на это.
Розгин остановился, оторвался от меня, и, словно не веря, смотрел в мои насмерть перепуганные глаза.
Еще пару мгновений его взгляд был пугающе черным, но потом в нем появилось осознание произошедшего.
Он резко разжал руки и отпустил меня. И вот зря! Потому что я пошатнулась , и Максу тут же пришлось опять меня подхватывать. И на руках нести к кровати. Перешагивая через трупы.
Дикость какая. Ужас.
– Вы как себя чувствуете?
Смысл вопроса дошел не сразу. Как я себя чувствую? Как чувствую???
А как я себя должна чувствовать?
Я даже задумалась над этим вопросом, пытаясь подобрать правильные слова.
Меня пытались изнасиловать, угрожали убить, выясняли какие-то непонятные ключи, а потом на моих глазах убили двух человек… И опять пытались изнасиловать… Хотя, насчет последнего я не была до конца уверена.
Розгин выглядел дико и странно. Глаза горели, желваки катались, губы сжимались, смотреть на меня он избегал.
Укрыл покрывалом, не дождавшись ответа, вышел из комнаты, с кем-то коротко переговариваясь по телефону.
А я откинулась на подушки в изнеможении.
Мысли плясали в голове бешеными белками, и каждая норовила укусить, чтоб градус бешенства в крови повысить.
О поцелуе я старательно не думала, загоняя эту часть бешеных животных в загон.
А вот про странных и страшных посетителей и , особенно, про два трупа в своей квартире не могла отключить мысли.
Розгин… Хорошо, что он появился. После его поцелуя у меня слегка помутилось в голове, потому что только этим я могу оправдать свое пограничное блаженное спокойствие.
Я тупо смотрела в одну точку, куталась в покрывало и ждала Розгина. Зачем-то же он пришел? Ну, явно не затем, чтоб убить на моей территории двоих мужчин.
И что он сейчас делает? Вызывает полицию? Надо же вызвать полицию?
Убивать меня, как свидетельницу, он явно не планирует, значит… Возможно, это было… Как это правильно называется? Допустимая самооборона? Да?
Иначе с чего бы ему быть таким спокойным?
И кто эти люди? Какой ключ они искали? Идиотство какое-то… И не выяснишь теперь, Розгин устранил возможность переговоров. Полностью.
– Ну что, в себя пришли? Разговаривать можете?
– Да…
– Что они от вас хотели?
Он сел рядом на кровать, сцепил руки в замок. И по-прежнему избегал смотреть на меня. Похоже, он тоже испытывал неловкость после произошедшего.
Я нашла в себе силы даже вяло удивиться. Макс Розгин не производил впечатления человека, который может испытывать неловкость.
– Я не знаю… Они спрашивали про какой-то ключ…
– Какой ключ? – он остро глянул на меня, и взгляд его поразил опять своей чернотой.
Я вздрогнула, и он отвернулся. Черт, похоже, что мне теперь все время будет мерещиться отсвет того дикого безумного выражения, что был в его глазах в тот момент, когда он… Целовал меня.
– Я понятия не имею, какой ключ, – с досадой , в основном, на себя, конечно, огрызнулась я, – они не успели сказать. Вы помешали.
– Да? А мне показалось, что они вас просто хотели поиметь, а не поговорить. – Он усмехнулся, уже своей обычной, язвительной усмешкой, – впрочем, может , вы расстроились, что я вам помешал? Тогда прошу прощения.
– Да как вы?.. – у меня от унижения и злости слезы навернулись на глаза.
Ну вот что за невозможный человек?
Я, конечно, тоже хороша, и уже успела пожалеть о грубо сказанных словах. Но и отвечать мне так бестактно…
Хотя, если вспомнить нашу первую встречу, и это его грубое «мадам» и «в уши долбитесь»… Быдло.
Непонятно, что может связывать этого мужлана и Варвару Петровну. И каким образом он может мне помочь. Хотя, исходя из последних его действий, вполне понятно, каким.
Вот только он же отказался. Зачем же пришел? Неужели, Варвара Петровна все же ему позвонила и… Заставила?
Я с сомнением посмотрела на мощную черную фигуру. За время моих размышлений и злости Розгин успел переместиться к окну и закурить. На светлом фоне окна его силуэт казался еще мрачнее и больше.
Суровый профиль с переломанным носом, твердый подбородок, разворот плеч, как не у всякого рэгбиста… Сложно представить человека, который может заставить Розгина что-то сделать не по своей воле.
– Простите, – пошла я на попятную, – я была груба.
– Да, были. – Кивнул он и, пока я опять надувалась от возмущения, добавил, – но и я … Переборщил.
Я поняла, что он имеет в виду поцелуй, и покраснела, кажется, до кончиков пальцев на ногах.
Не думать, не думать, не вспоминать…
– Предлагаю вернуться к нашим гостям. – Он докурил, спрятал сигарету в карман куртки, повернулся ко мне. – Можете по минутам пересказать, что произошло. И что они говорили. В точности.
– Да… Но… Вы же … Отказались?
Я спрашивала осторожно, опасаясь, что он сейчас объяснит свое присутствие как-нибудь очень просто, а потом уйдет. И оставит меня одну. В квартире с двумя трупами.
Читать бесплатно другие книги:
