Сердце некроманта Шнейдер Наталья
Долгий? Она шутит?
– Сумеешь убедить Дитриха раскаяться – убедишь и меня, что он заслуживает сострадания.
Не сумею – буду стоять рядом с костром до конца, зная, что можно было облегчить его муки, но я этого не сделала.
– Но я не… Я не умудренная жизнью проповедница! – Почему мне так страшно? Словно решается судьба не чужой, но моей души. – У меня нет ни красноречия, ни харизмы…
– Твои юность и чистота куда убедительней любого красноречия. – Матушка поднялась. – И довольно об этом. Ступай.
Я склонилась к сухой руке. Пальцы матушки были холодными, и я невольно вспомнила другие – горячие и сильные.
Господь мой, вразуми и дай сил!
Следовало бы вернуться в свою келью, размышлять и молиться, но я еще не привыкла к ней и, едва шагнув на порог, попятилась. Стены словно сомкнулись вокруг меня, напомнив темный и сырой каменный мешок, даром что здесь света хватало. В обители оконца куда меньше – чтобы зимой легче было протопить помещения, но там моя келья казалась уютней. Здесь не экономили ни на дровах, ни на магии, ни на пространстве – целая комната для меня одной, настоящая роскошь! Однако сейчас я бы предпочла разделить ее с другими сестрами.
Так и не переступив через порог, я направилась к лестнице, что вела в сторожевую башню на крыше. Я уже была там один раз, и красота открывшегося вида захватила меня. Может быть, сейчас она поможет успокоиться, собрать разбегающиеся мысли?
– Не помешаю? – неуверенно спросила я, остановившись у входа в башню.
Светловолосый мужчина в облачении инквизитора обернулся.
– Нет, что ты, совсем наоборот.
Брат Михаэль был еще совсем молод, всего лет на пять старше меня, но успел снискать себе славу одаренного проповедника.
– Подойди, не смущайся.
Он приветливо улыбнулся мне. Я вспомнила случайно услышанный в трапезной разговор – дескать, брат Михаэль хорош не своим красноречием, а слащавым лицом, впечатляющим богатых вдовушек, которые потом щедро жертвуют храму.
Я прогнала из головы гадкую сплетню. Не было в облике брата ничего слащавого – просто милый и хорошо воспитанный парень.
– Я и не смущаюсь. – Я подошла к парапету, ограждавшему башню. – Как же красиво!
Главный храм Фейрита возвышался над всей столицей. Возможно, королевский дворец превосходил его высотой и богатством, но храм выстроили на холме. Отсюда, со смотровой башни, дворец, довлевший над окружающими его кварталами, казался ниже дома божьего.
И все равно он был прекрасен. Сейчас с высоты и издалека дворец выглядел не как твердыня, способная устоять против орды демонов, но изящным, словно сотканным из света видением. Такими же светлыми и изящными казались окружающие его кварталы.
– Красиво, – согласился брат Михаэль, подходя ко мне сзади и кладя руки на парапет по обе стороны от моей талии. – Отсюда не видно ни куч мусора и нечистот в бедных кварталах, ни гниющих трупов на площади правосудия.
Напоминание о завтрашней казни заставило меня содрогнуться.
Или мне просто стало не по себе от позы брата, слишком напоминающей объятья? Наверняка он не имел в виду ничего дурного, но ни один мужчина никогда не оказывался так близко ко мне. Если не считать отца когда-то, в детстве.
И Дитриха сегодня. Да что же это такое, все мысли об одном!
– Зачем думать о нечистотах и гниющих трупах, когда можно подумать о красоте мира и величии господа, создавшего его?
Я попыталась отодвинуться, но руки по обе стороны от меня не шелохнулись. И попросить было неловко – ведь меня никто не касался и вроде бы ничего плохого не делал.
– Я предпочел бы подумать о чем-нибудь менее возвышенном, – рассмеялся брат Михаэль, и от его теплого смеха – а может, это был просто ветер, пронесшийся над крышей храма – по коже пробежались мурашки.
Его пальцы заправили мне за ухо растрепанную ветром прядь волос, скользнули вдоль шеи, заставив меня замереть.
– Например, о красоте юных дев.
– Что ты такое говоришь! – оцепенение, захватившее меня, развеялось, я развернулась, толкнув его в грудь.
Брат Михаэль отступил, примирительно выставив перед собой ладони.
– Я просто хотел сказать, что девичья краса, безусловно, тоже создание божие; как и город под нами, или солнце, или вон те горы. – Он с мягкой улыбкой указал на горизонт.
Устыдившись собственных дурных мыслей, я посмотрела туда и снова застыла от восторга. Солнце вызолотило снега на вершинах, а расстояние размыло очертания хребтов, превратив их в чарующее видение.
– Но если эти горы пребудут вечно, то девичья краса угасает слишком быстро, так что я предпочту любоваться ей, когда выдается возможность. – Он снова улыбнулся. – Спасибо, что развеяла мою скуку, сестра Эвелина.
– Скуку? – не поверила я. – Как можно скучать, когда кругом… вот это?
– Любой прекрасный вид приедается. – Он снова оперся о перила, в этот раз рядом со мной, а не вокруг меня. И снова вроде бы не касался, но был слишком близко. – Предполагается, что братья должны поочередно нести стражу на башне, но от кого тут сторожить, скажи на милость? Разве что увидеть пожар раньше остальных и послать служку к бодрствующим.
Бодрствующие были людьми короля. Они тушили пожары, а по ночам еще следили за порядком.
– Наверное, в этом есть какая-то польза, – продолжал брат Михаэль. – Все же мы должны служить людям и все такое…
Показалось мне, или в его голосе промелькнула насмешка? Наверное, показалось. Сегодня я вообще на удивление тугодумна. Неужели одна-единственная встреча со злом настолько выбила меня из колеи?
– Потому что храму от этих бдений никакой пользы. Пожар ему не угрожает, нападение тоже, а демонов, – он усмехнулся, точно сам не верил, что демоны способны напасть на храм верховного бога, – трудно не заметить.
При упоминании демонов красота города словно померкла.
– Ты уже слышал?
– О разрыве над Эзенфелсом? Да, конечно. Один из братьев не поленился забраться сюда, чтобы поделиться новостями. – Он снова развернулся ко мне, взяв за плечо. – Но не бойся. Ни этому храму, ни этому городу, ни вам, сестрам, ничего не угрожает. Нас много, и мы сумеем защитить вас от демонов.
Я высвободила руку.
– Я не боюсь. Мне жаль погибших.
– Сегодня будет всенощное бдение в молитвах за их души. Я там буду. Приходи и ты.
– Приду, – пообещала я прежде, чем вспомнила, что мне следовало бы обдумать завтрашний разговор. Впрочем, если уж в любом случае провести ночь в молитве, так лучше со всеми.
– Я буду рад снова тебя увидеть. А теперь беги, пока нас не застали здесь вдвоем.
– Но мы ничего плохого не делаем, – не поняла я.
Он улыбнулся так, что я почувствовала себя дурочкой.
– Те, кто то и дело сталкиваются со злом, начинают видеть его даже в самой невинной ситуации. Обжегшись на молоке, дуют на воду, сама понимаешь. До встречи вечером.
Вниз я слетела вприпрыжку – матушка Епифания часто ругала меня за неподобающую резвость: светлой сестре должно вести себя со спокойным достоинством. Не зря ругала: у подножия лестницы я едва не столкнулась с Первым братом.
Он вовсе не выглядел человеком, при одном имени которого трепетало полмира. Когда он приветствовал меня после приезда в храм, то вел себя мягко, точно дедушка, которого я не помнила. Да и остальные братья-инквизиторы не походили на суровых стражей, живое воплощение карающей длани бога. Парни, немногим старше меня, веселые и разговорчивые, взрослые мужчины, мужчины в возрасте, которых язык бы не повернулся назвать стариками точно так же, как я никогда не назвала бы старухой матушку Епифанию.
– Сестра Эвелина, рад видеть. – Первый брат протянул мне руку. Склонившись, я коснулась губами камня в перстне. Вторая длань легла мне на макушку, благословляя. – Обживаешься у нас?
– Да, спасибо. Здесь все так добры ко мне.
Это было правдой: за несколько дней пребывания в храме я ни от кого дурного слова не услышала.
– Хорошо, я рад.
Он полуобернулся, прислушиваясь.
– Брат-констебль опять гоняет молодежь.
В самом деле, брат-констебль, казалось, готов был муштровать прочих братьев денно и нощно, заставляя тренировать боевые заклинания и приемы обращения с посохом – инквизиторам, как и нам, запрещено было проливать кровь. Пять дней назад его величество был у нас и застал эти занятия.
Пять дней! Мы разминулись всего на день! Ничего, раз король приходил посмотреть, как тренируются братья, значит, он здесь частый гость, который бывает не только с официальными визитами. Может, мне удастся увидеть его в другой раз.
– Он сказал, что приятно, когда свет истинной веры делает лики братьев прекрасными. Что радостно знать, сколько здоровых и сильных мужчин посвятили свою жизнь защите мира от демонов.
Я кивнула, не зная, что на это ответить. Впрочем, Первому брату и не нужен был мой ответ. Он потрепал меня по щеке и направился по своим делам.
Я посмотрела ему вслед.
Здоровых и сильных мужчин…
Мои мысли снова против моей воли вернулись к черному магу. Вряд ли он станет меня слушать сейчас, но я могу попробовать убедить его по-другому.
Глава 4
Заглянув в больницу при храме, я снова направилась в казематы.
Стражник уже сменился, к моей радости. Новый оказался раза в два старше меня, с открытым и веселым лицом.
– Не боишься, деточка, что некромант тебя сожрет и не подавится? – ухмыльнулся он, зажигая факел от жаровни.
Я вздернула подбородок, всем видом показывая, что бояться мне нечего.
– Ну, если что, стучись.
Стражник сунул факел в держатель на стене и закрыл дверь, снова оставив меня наедине с Дитрихом. Я облегченно выдохнула, поняв, что он все же натянул штаны. Видимо, немного пришел в себя, и разум прояснился.
– Снова ты, птичка? – Он поднял голову. – Вернулась еще раз полюбоваться моей задницей?
Я сглотнула. Когда я шла сюда, все казалось кристально ясным. Да, мне недостает ума, опыта и дара убеждения. Но дела говорят громче слов.
Те, кто часто сталкивается со злом, видят его везде. Как и те, кто творит его. Но, может быть, поняв, что я в самом не собираюсь выведывать его тайны или еще как-то вредить ему, черный поверит, что я и правда лишь пекусь о его душе. Сейчас он смотрит на меня, как на одну из сонма врагов, но, может быть, переменит мнение – и тогда мои слова прозвучат убедительней.
Я была так спокойна и уверена, когда шла сюда, но стоило черному открыть рот, и речь, тщательно подготовленная по дороге, мгновенно забылась.
– Жаль тебя разочаровывать, но даже ради твоих прекрасных глаз мне лень шевелиться и раздеваться снова.
Я вспыхнула, а он опять уронил голову на руки, повернувшись затылком ко мне.
– Не трать мое время, у меня его и без тебя осталось немного. Уходи.
Можно подумать, у него здесь, в камере, дел невпроворот, не знает, за какое хвататься. Я подавила неуместное раздражение, напомнив себе, что нельзя злиться на страждущих, пришедших за помощью.
– Меня зовут сестра Эвелина, и я здесь не для того чтобы…
Тьфу ты, чуть не брякнула «полюбоваться твоей задницей». Почему этот человек так действует на мой рассудок, он же не может дотянуться до магии!
– Дитрих, – сказал он, по-прежнему не поворачивая головы. – Если тебе не все равно.
– Рада познакомиться, Дитрих. – Я подошла ближе, поставив рядом с нарами корзинку, что до сих пор держала в руках. Тихонько звякнули склянки. Черный шевельнулся, будто хотел обернуться, но снова обмяк.
– Не могу сказать, что радость взаимна. Теперь, когда мы познакомились и поздоровались, пора прощаться.
Спина его выглядела куда хуже, чем совсем недавно – ожоги и раны воспалились и отекли, а жар, кажется, чувствовался даже на расстоянии.
– Я все-таки принесла отвар ивовой коры. – Голос не слушался, готовый вот-вот сорваться в рыдания. Нет, матушка Епифания не права. Даже если черный настолько погряз во зле, что отвергнет спасение души, это не значит, что он недостоин милосердия.
– Зачем? – глухо спросил он. – Не все ли равно?
– Мне – не все равно.
Он все-таки повернулся, смерил меня нечитаемым взглядом. Я смогла совладать с дыханием и продолжила:
– Позволь мне позаботиться о твоих ранах. Незачем терпеть боль, если можно ее избежать.
– А как же страдания, которые очищают душу?
Как он умудряется выворачивать все наизнанку? Зачем даже сейчас глумится над словом божьим?
– Чего ты больше хочешь – страданий, очищающих душу, или спокойно поспать?
– Разве я не должен провести эту ночь без сна, перебирая в памяти свои преступления и раскаиваясь в них? – ухмыльнулся он.
Мое терпение лопнуло.
– Я не играть словами сюда пришла! Подставляй спину. Или мне позвать стражника, чтобы он силой влил в тебя лекарство, а потом держал, пока я промываю и обрабатываю твои раны?
Не успела я договорить, как сама устыдилась своей вспышки. Не так подобает себя вести пресветлой сестре. Криком и угрозами не заставишь себе поверить.
Черный расхохотался.
– Да у птички есть коготки! Ты всегда так непреклонно причиняешь добро всем, кто не успеет увернуться, или я тебе особо нравлюсь?
Я медленно выдохнула. Склонилась над корзинкой со снадобьями, чтобы скрыть лицо и сосчитать до десяти. Помогло так себе.
– Я отношусь к тебе ровно так, как светлым сестрам подобает относиться к тем, кому нужна помощь. Не разделяя чистых и нечистых. – Как могла спокойно произнесла я. Напряжение все же прорвалось в голос, и черный наверняка это услышал, но, к радости моей, язвить не стал.
Я открыла склянку с водным раствором коричневых кристаллов, которые получают, сжигая водоросли. Вообще-то они почти не растворяются в воде, но для того и существует магия, чтобы изменять существующий порядок вещей.
Подумав об этом, я на миг испугалась – что если артефакты, подавляющие магию, испортят и снадобья? Но тут же сообразила, что блокируется не магия сама по себе, а возможность человека дотянуться к ней. Своего рода кандалы, мешающие поднять руки, но сама-то сила никуда не девается.
Я слышала, одно время хотели изготовить множество артефактов, подобных тем, что вмурованы в тюремную стену, и собрать их в сеть, чтобы накрыть весь мир и навсегда устранить саму возможность прорыва демонов. Вот только если бы этот план воплотили, вместе с демонами из мира навсегда исчезла бы и магия.
Но если разрывы станут открываться все чаще, на кону окажется само существование мира и человечества. Тогда жизнь без магии будет выглядеть не такой уж высокой ценой
– О чем задумалась, птичка? – поинтересовался черный, возвращая меня в реальность. – Решила поразмыслить, действительно ли мне нужна помощь? Вообще-то следовало бы сперва все обдумать прежде, чем спускаться сюда.
Я обругала себя. Нашла время размышлять о проблемах мироздания. Ладно бы от меня зависели судьбы этого мира, так нет же! Но все же ответила.
– О разрывах и демонах. Еще о том, сохранили ли снадобья магию.
Я оторвала кусок корпии и начала пропитывать его средством для обеззараживания ран. На очередной выпад в мой адрес не стоило обращать внимания. В конце концов, я сюда пришла не за славословиями.
Черный приподнял голову.
– А вот теперь ты сумела меня заинтересовать, – медленно проговорил он. – Если рассуждать абстрактно, любое зелье – смесь ингредиентов и магия. Точнее – материальный носитель и магия.
– Хочешь сказать, неважно в какой форме носитель? Что нет разницы между, скажем, серебряным амулетом и взвесью серебра в склянке? И то, и другое можно считать артефактом, независимо от первоначального предназначения?
Дитрих потер лоб.
– В грубом приближении – нет. На практике наверняка разница будет, но я не уверен, что сейчас осилю полноценные расчеты, тем более в уме. Однако если рассматривать зелье как артефакт, что сам по себе источает магию… – Он покачал головой. – Всегда любил нестандартные задачки и проверять теорию практикой. Моя спина в твоем распоряжении.
Теперь и мне стало интересно, подействует ли? Но проверить можно было только одним способом.
Я протянула черному склянку с ивовым отваром.
– Это от жара.
Приподнявшись на локте, он выпил ее махом. Скривился.
– Ну и гадость! Почему все лечебные зелья – удивительная гадость?
Я пожала плечами.
– Наверное, потому что лечение не должно быть приятным?
– Интересно, почему у вас, светлых, любое исцеление должно быть неприятным. Даже тела, про душу уж говорить нечего.
Я мысленно ругнулась – яда в этом человеке хватило бы чтобы отравить все колодцы столицы. А еще он явно куда больше меня поднаторел в разнообразных спорах, так что лучше бы мне помолчать немного.
Жестом велев ему снова лечь, я осторожно коснулась влажной корпией ожога. Темный вздрогнул, ткнулся лицом в согнутые руки. Я стиснула зубы, точно больно было мне самой. Нет, это никуда не годится. В конце концов, я видела и ожоги сильнее, и раны глубже, вот разве что в сочетании они мне еще не попадались, но это же не причина лишиться спокойной отстраненности, подобающей целительнице.
– Как ты оказалась посвященной Фейнрита? – спросил вдруг черный. – Родители пожадничали на приданое для младшей дочери?
– Ничего они не жадничали. – Обиделась я, снова напитывая корпию зельем. – У моих родителей хватило бы приданого на десяток дочерей. – Стать светлой сестрой – великая честь!
Он засмеялся, резко оборвал смех, когда я снова коснулась его спины.
– Ну да, особенно когда в семье еще парочка девчонок, которых надо выдавать замуж. Но такую красотку взяли бы и без приданого.
– Я не хочу замуж, – ровным голосом произнесла я.
В самом деле, может, если бы я росла в семье, как другие девочки, сейчас бы мечтала о женихе… Да и хвала пресветлому, что мне выпал другой путь. Выдадут, на кого отец укажет, и моли богов, чтобы не совсем уж старый да противный!
Конечно, дети… Но ведь при храмах есть приюты, и я смогу растить детей и заботиться о них, пусть и не о собственных.
– В самом деле? Я слышал, все девочки хотят замуж.
– Не могу говорить за всех. Я – не хочу.
Помогать страждущим, нести исцеление и свет истинной веры – чем, в конце концов, этот путь хуже участи хранительницы домашнего очага?
– Неужели тебя никто не обнимал как следует? – не унимался Дитрих. – Не целовал так, что дыхание перехватывает?
– Твои вопросы неуместны. – Я хотела произнести это ледяным тоном, но румянец снова залил щеки, и ничего не получилось.
– Почему неуместны? Такая юная и такая красивая – парни должны бы к тебе липнуть почище комаров. Неужели на тебя никто не заглядывался, и никто не глянулся тебе?
Да что он несет!
– Грех лелеять дурные помыслы в отношении светлой жрицы!
– Думаешь, если мужчине сказать, что грех возжелать красивую девушку, он немедленно станет евнухом?
Какое-то время я могла только возмущенно хватать ртом воздух.
– Как ты смеешь! – выдохнула я наконец.
Дитрих расхохотался.
Горло сдавила обида. Захотелось скинуть все зелья в корзинку и уйти.
Нет. Когда речь идет о спасении души, не до моей гордыни. Хотя уже очевидно, что все зря. Я переоценила себя, и помочь ему не смогу. И, значит, завтра мне стоять рядом с его костром, а потом всю оставшуюся жизнь думать, что надо было сделать или сказать по-другому, тогда он поверил бы мне. Избавил себя пусть не от смерти, но от боли, и, что куда хуже – от вечных мук. Что надо было сделать или сказать, чтобы эти муки навеки не остались на моей совести.
– Я больше не буду с тобой разговаривать, – сказала я, продолжая обмывать раны Дитриха и внимательно вглядываясь в них.
Неужели я ошиблась? Неужели здесь, в каменном мешке без магии, бессильны и зелья?
Нет, кажется, краснота потихоньку начинает уменьшаться, и борозды от кнута кажутся не такими глубокими, потому что спадает отек вокруг них.
Обрадовавшись, я сунула использованную корпию в принесенный для этого глиняный горшок, убрала отвар и достала мазь, которая ускоряла заживление ран. Снова склонилась над черным. Да, в самом деле снадобья действуют – он уже не вздрагивал от каждого прикосновения, и тело его не источало жар.
Может быть, его разум прояснится? Может быть, если я скажу ему прямо про яд в чаше последнего покаяния, он переменит решение?
– Что ж ты такая обидчивая, птичка? Ведь пресветлой сестре подобает смирение. – Голос его тоже изменился, стал звучным и вроде бы даже более бодрым. – Или ты такая же лицемерка, как все вы?
Я попыталась сосчитать до десяти и сбилась. Начала снова. И все же не выдержала.
– Что, не можешь достать тех, кто тебя пленил, и допрашивал, и отыгрываешься на мне? Воистину, великое деяние, требующее недюжинной доблести и отваги!
Он напрягся, точно взведенная пружина. Обрадовавшись, что мои слова попали в цель, я продолжала:
– Что ж, продолжай. Ты потренируешь умение сражаться с женщинами, а я – смирение, подобающее…
Я осеклась, увидев, что якобы безвольно повисшая со скамьи рука, лежит точнехонько в корзине, и пальцы темного сжимают склянку с зельем для промывания ран.
А в следующий миг меня ослепило сияние портала. Порыв ветра пронесся по камере. Дитрих взлетел с лавки стремительным сильным движением, отшвыривая меня в сторону. Я закричала. Дверь, распахнувшись, шарахнула об стену. Влетел стражник. Портал погас.
Глава 5
Вокруг меня сомкнулась темнота, и, если бы не отчаянная ругань стражника я решила бы, что уже умерла и оказалась в том вечном мраке, где души ждут суда Пресветлого, размышляя о своих грехах.
Потом глаза начали привыкать и различили свет, льющийся в дверной проем. Свет на миг заслонила широкоплечая фигура, потом он стал ярче. Стражник вернулся в камеру с новым факелом взамен погасшего. Дернул меня за плечо, точно куклу, в который раз оглядел камеру, как будто Дитрих мог спрятаться за моей спиной, даром что некромант был на голову выше меня.
– Портал, – пролепетала я. – Он открыл портал.
Случившееся никак не укладывалось в голове. Как черный смог воспользоваться магией, будучи надежно отрезанным от нее?
Стражник выругался, выскочил в коридор. Я тоже двинулась было к двери, но она захлопнулась прямо перед моим носом, да так, что я едва успела отшатнуться, чтобы уберечь лицо от удара.
Проскрежетал засов.
– Эй! – крикнула я. – Ты про меня забыл!
Затарабанила в дверь со всей силы.
– Открой! Выпусти…
Я осеклась на полуслове, остановилась с занесенной рукой.
Стражник не забыл обо мне, взволнованный побегом некроманта. Он оставил меня здесь специально. Он решил, что я помогла Дитриху сбежать.
Грудь сдавило ледяным обручем, и я осела на подгибающихся ногах.
Вокруг было темно – хоть глаз выколи. Каменный пол показался ледяным, и сквозняк снова пробежал по плечу.
Нет. Братья разумны. Они поймут, что я тут ни при чем. Надо успокоиться, ведь невиновной нечего бояться. Успокоиться и подумать, как так могло получиться. Понять, ведь объяснение его загадочного исчезновения станет и моим оправданием.
Присев на корточки и ощупывая пол вокруг себя, я двинулась от двери к стене, у которой были нары. Пальцы наткнулись на корзинку со снадобьями, что я принесла. Я нащупала одну склянку, вслушалась в ощущения.
Ничего не получилось, мешал холод с пола, а еще казалось, будто стены вот-вот сомкнутся вокруг меня и раздавят. Я всхлипнула.
Нет. Нельзя. Рыдать буду потом, от облегчения; когда смогу доказать свою невиновность. Сейчас мне нужна трезвая голова.
– Господь наш Фейнрит, укрепи мой дух и проясни разум, – прошептала я.
Снова ощупала пространство перед собой. Лежанка до сих пор хранила тепло тела Дитриха.
Я взобралась на нее, поджав ноги. Стало чуть полегче, по крайней мере, холод больше не отвлекал. Пристроила на колени корзинку со снадобьями и снова нащупала пузырек. Сейчас темнота не мешала, а даже помогала мне, обостряя остальные чувства.
Я потянулась к своему дару. Ничего. Как и в первый раз, когда я попыталась исцелить узника магией, внутри словно открылся черный омут, водоворот, готовый утащить на дно любого.
Где-то я слышала, что, попав в водоворот, нельзя грести против течения. Надо позволить ему ухватить себя, вдохнуть побольше воздуха, и, двигаясь от центра, нащупать поток, который ведет прочь из опасной воронки. Одному пресветлому было известно, почему я запомнила это – ведь и плавать-то не умела. Но сейчас я поступила именно так. Позволила этому черному водовороту ухватить свой разум, закружить, а пальцы тем временем нащупали другую склянку.
Магия. Тонкая едва ощутимая нить, даже не нить – паутинка. Если потянуться по ней, смотать – хватит ли сил открыть портал?
Грохнула, распахиваясь, дверь, и я упустила нить. Сощурилась против света – какой яркий, оказывается, факел!
Брат-констебль схватил меня за шиворот, будто щенка, сдернул с нар, встряхивая.
– Что ты ему принесла! Кто тебя подговорил? Чем подкупили?
Вопросы сыпались один за другим, я не успевала бы на них ответить, даже если бы и попыталась – но я и пытаться не стала, потому что с каждым вопросом брат-констебль встряхивал меня так, что зубы клацали, и раскрывать рот было просто страшно.
– Успокойся, брат, – раздался знакомый, полный достоинства голос. – Сейчас все выясним.
Брат-констебль выпустил меня, и я едва удержалась на ногах. Проглотила ком в горле.
– Я ничего не сделала…
– Разберемся, – пообещал Первый брат. Но не успела я обрадоваться, как он кивнул кому-то за своей спиной.
– В допросную ее.
Колени подогнулись, я упала бы, если бы двое стражников не схватили меня за плечи и не поволокли прочь. Я едва успевала перебирать ногами. Внутренности превратились в трясущееся желе, а разум, кажется, вовсе меня покинул, «В допросную», – крутилось в голове. «В допросную».
Может быть, меня в самом деле лишь расспросят? Но почему нельзя было сделать это в камере?
– Эвелина, девочка, что случилось? – голос матушки Епифании разнесся в коридорах гулким эхом.
– Уйди, сестра. – сурово произнес Первый брат. – Расследовать и карать – наше дело.
Его слова словно развеяли паралич.
– Я ничего не сделала! – воскликнула я. Дернулась, пытаясь высвободиться из рук стражников. – Я просто хотела помочь!
– Помочь черному магу? – поинтересовался Первый брат.
– Нет! – выпалила я прежде, чем успела обдумать, что говорить. Прикусила язык. Ведь на самом деле – да, именно черному магу я и хотела помочь. Неважно, что не в побеге, в котором пытались меня сейчас обвинить братья.
– Почему ты замолчала? – вкрадчиво спросил он.
Читать бесплатно другие книги:
