Митридат Полупуднев Виталий

V

Послание Митридата, написанное искусными переписчиками на дорогом пергаменте, явилось неожиданностью, оно сразу изменило обстановку.

До этого покорение Фанагории и Танаиса вкупе со всеми землями, к ним прилегающими, было основным требованием Митридата и входило в его замысел подчинения всего северного побережья Понта Эвксинского. Теперь он повелел прекратить воинственные речи и бряцание оружием. Более того – он приказал установить дружественные связи с этими городами, так же, как и с воинственными племенами, обитавшими к востоку от пролива. И развивать торговлю с ними. При этом не требовать за товары высоких цен, дабы привлечь сердца греков и варваров. А князей племен и лучших людей за проливом одарить ценными подарками, используя для этого те сокровища, которые отправлены на Боспор в трюмах кораблей Асандра.

Хлебную дань с Боспорского царства царь велел взыскивать в прежнем размере – сто восемьдесят тысяч медимнов пшеницы в год, что составляло четыреста пятьдесят тысяч пудов! Да еще двести талантов серебра в слитках!.. Это была тяжелая повинность, выполнимая с трудом. Она истощала хозяйство Боспора и легла очень тяжким грузом на плечи боспорских хлеборобов. Недовольство год от году разрасталось, ропот подневольных пахарей и стоны обездоленных рабов становились громче с каждым днем. Махару неоднократно намекали, что он должен считаться с настроениями черного люда и нуждами городов. Но он отмахивался с досадой. Для него Боспор был всего лишь понтийской колонией, взятой Митридатом на меч. Побежденные должны молчать и терпеливо трудиться на благо победителя!.. Ему грезились впереди великие победы над Римом, власть его отца над миром, которая в будущем перейдет по наследству в руки достойного!.. Это он, Махар, унаследует великую империю Митридата, станет царем над царями и будет обожествлен, подобно отцу-государю! Ради этого Боспор должен потерпеть. Боспорцы потом получат свою долю привилегий в могущественной державе Ахеменидов, властелином которой предстоит быть ему, Махару!

И сейчас, стоя перед аристопилитами с письмом Митридата в руках, он говорил возмущенно:

– Слепы и глухи боспорцы, если проявляют недовольство! Или они не хотят получить кусок шкуры, которую великий родитель мой готовится содрать с римской волчицы?.. Рим будет сокрушен очень скоро! Он уже получил первую кровавую рану в Вифинии. После взятия Кизика наступит очередь Лукулла, ему не удастся спрятаться в горном лагере. Это будет вторая рана, уже смертельная…

Аристопилиты склоняли головы, умащенные маслом, поднимали холеные руки в знак полной убежденности в победе Митридата. Наиболее усердные заглядывали в глаза наместнику и восхищенно чмокали губами.

– Тем более странно, – продолжал Махар, сдвигая мохнатые брови, – что не все города боспорские радеют душой за дело Митридата! Они забывают, что великий царь взыщет со строптивых старые долги! Тогда как верным за каждый медимн зерна после победы отдаст талант чистого золота!..

На почтительные предупреждения о том, что скопление рабов за городом, на земляных работах, отсутствие хороших ночлегов и уменьшение хлебных выдач, равно как и общее ухудшение содержания рабов, могут привести к рабским волнениям, Махар ответил, смеясь:

– Вы боитесь, что найдется новый Савмак, который попробует захватить власть в свои руки?.. Этого нечего опасаться, восстания рабов не будет! Создавая сильное войско, мы берем в него не только свободных, но и лучших из рабов. Это мудрость Митридата! Он всем сильным и неспокойным рабам дает возможность не только стать свободными, но и взять военную добычу! Он рабское недовольство направляет в единый поток своего дела – великого дела покорения Рима и всей ойкумены! Нет, сейчас рабского бунта не может быть! Покажите мне самого сердитого из рабов! Я дам ему меч и щит и отправлю за море к отцу! Там его ждет удача, свобода, добыча!

– Но, отнимая рабов у хозяев, мы ухудшаем работу на полях и в мастерских!

– После победы у нас будет рабов больше, чем надо! И хозяева получат по десятку за каждого отданного сейчас! Пусть потерпят! Победа окупит все!.. Нет большего счастья, чем служить великому царю, который щедр на награды и озолотит после войны всех вас!..

Отпустив аристопилитов, Махар продолжал перечитывать и обсуждать послание Митридата наедине с Неоптолемом. При этом ерошил волосы и хмурился, пытаясь понять сокровенное значение отцовских предначертаний. Говорил с недоумением:

– Государь приказывает одарить золотом тех самых племенных царьков и даже фанагорийцев, которые в не столь далеком прошлом воевали против него. И мы собирались идти против них всеоружно… Или он решил подкупить их золотом, проявить милость, вместо того чтобы наказать? Какая нужда в этом сейчас, когда одержаны неслыханные победы, и сам Рим трепещет перед понтийской мощью?

Неоптолем почтительно внимал словам царевича и ответил с поклоном:

– Замыслы великого государя так глубоки и видит он так далеко, что сейчас трудно предположить, что именно он задумал!.. Но полагаю – все это он велит делать тебе не зря! А как он приказывает поступить с теми лагерями, которые мы достраиваем? И набирать ли войска?

– Набранные войска повелевает обучать всем видам боя! Лагеря строить! А когда будут готовы, начать большой набор пеших воинов!.. Для чего – не пишет!.. Может, для отправки за море?.. Войск у него там много! Неужели он продолжает лелеять давний замысел двинуться на Рим через Скифию? Это после того, как он занял берега Пропонтиды и Эгейского моря, разбил Котту, осадил Кизик и загнал Лукулла в горы!.. Осталось сделать предпоследний шаг – вторгнуться в Элладу и готовить флот для высадки, он не сможет отразить натиск великого войска! Какой же смысл теперь готовить северный поход, как ты думаешь?

– Думаю, что великий царь, невзирая на успехи, хочет оградить себя от каких-либо неожиданностей. Рим – сильный враг, и в борьбе с ним всегда надо иметь запасные войска на всякий случай!

И, подумав, добавил с осторожностью, выбирая слова:

– Не испросить ли тебе, царевич, волю богов и не оставить ли часть присланного золота про запас?.. Приберечь на черный день?..

– На черный день? – нахмурился Махар, испытующе взглянув на воеводу. – Нет, черного дня не будет! Указания Митридата должны быть выполнены!

Вскоре боспорцы узнали, что поход против Фанагории отложен на неопределенное время. Купцы встрепенулись, предчувствуя оживление торговли с азиатским берегом. За пролив были направлены послы, которые встретились с фанагорийскими архонтами и сообщили им о великих победах Митридата и о том, что царь милостив. Он требует от фанагорийцев немногого, в том числе восстановления торговли через пролив.

С великой осторожностью и оглядкой фанагорийцы восприняли неожиданные миролюбивые речи послов, опасаясь тайной каверзы. Но как бы то ни было, щедрые подарки и начало выгодной торговли оказались действеннее угроз. Отношения с азиатскими городами и племенами улучшились. И впоследствии, когда Митридату пришлось двигаться на север вдоль кавказского побережья с целью проникнуть на Боспор, дорогие подарки Махара племенным вождям дали свои всходы, как зерно, брошенное в жирную почву. Они облегчили поход, оказавшийся более успешным, чем предпринятый ранее, ибо тогда Митридат полагался лишь на силу оружия. Но это произошло в конце великой войны. Сейчас же, в начале ее, Махар старательно выполнял предписания отца, не всегда понимая их скрытый смысл.

VI

Все было готово к вечернему таинству евпатористов, обычно начинавшемуся с пения гимнов и жертвоприношений, за которыми следовала общая трапеза с распитием вин. Ожидали царевича, поэтому участниками могли быть лишь избранные.

Антигона, набрав полный рот булавок, наряжала Евпорию в заморские наряды, делала ей какую-то сложную прическу, вплетая в волосы нити жемчугов. Евпория после земляных работ чувствовала себя воскресшей. Она вымылась в горячей бане, умастила тело елеем, а главное – наелась и выспалась, после чего стала выглядеть как знатная женщина, жена богача или князя.

– Будешь прислуживать наместнику во время трапезы, – говорил Асандр, оглядывая ее со всех сторон, как призовую лошадь перед скачками. – Смотри не зевай, не урони чашу с вином и не скажи какой-нибудь глупости! Больше молчи… Имя тебе да будет Клео!

Появился улыбающийся Гиерон. Обождав, когда хозяин выйдет, он приблизился к Евпории с хитрым видом, довольный своей удачной выдумкой.

– Прекрасная Евпория! – обратился он к ней торжественным тоном. – Видишь, боги любят тебя и не дали тебе сгинуть в каменоломне!.. Я же хочу надеть на твою шею вот это ожерелье, добытое мною в бою под Халкедоном!

Он протянул ей кроваво-красные кораллы. Подарок был неплохой, каждая бусина горела, как огненная. Но женщина вздрогнула и попятилась, изобразив на лице суеверный страх. Потом перевела взгляд на самодовольную физиономию Гиерона, словно в нерешительности. Сделав молитвенный жест и прошептав заклинание, сказала:

– Страшусь, Гиерон, твоих подарков, в них всегда скрыто тайное значение! Не смейся, ты и сам этого не знаешь! Боги или демоны незримо используют тебя в своих целях! Поэтому я хотела бы отказаться, но не смею… Давай твое ожерелье, будь что будет!

С опаской протянула белую руку, как бы боясь обжечься. Антигона первая взяла кораллы, рассмотрела их, восхищенно прищурилась и надела ей на шею.

– Красиво! – сказала рабыня, любуясь украшением.

Асандр после осмотра нарядов Евпории пришел в хорошее настроение. Спустившись в погребок, нашел здесь Панталеона, недавно вернувшегося из Нимфея. Кривоногий моряк был уже навеселе, так как смешивал в большом кратере вина и пробовал их чаще, чем требовалось.

Асандр взглянул и усмехнулся. Делая вид, что не замечает блуждающей улыбки на лице друга, предупредил:

– Не забудь сделать для царевича отдельную смесь из лучших вин с добавкой малого количества воды! А для остальных наоборот! А то наши евпатористы к хмельному жадны и перепьются на глазах Махара, чем вызовут его неудовольствие!

– Все будет сделано как надо! – весело ответил моряк, сверкая глазами. – Вот это вино, в кратере, – для царевича!.. А то, другое, в деревянном жбане, – для друзей!

– Не спутай, кому и в какую чашу наливать!

– Что ты, что ты, Асандр!

– Я пойду в трапезный зал, посмотрю, как накрыт стол. – Асандр направился к двери, но Панталеон остановил его:

– Подожди, у меня есть дело!

– Какие сейчас дела! Может, потом?

– Нет, его надо обсудить до прихода Махара.

– Говори, но недолго!

– Хлебни вина. Вот этого, из чаши Махара. Послушай, Асандр, ты владелец двух кораблей, не так ли? Это же богатство!

– А что я буду делать с этим богатством? Торговли-то нет!

– Корабли могут принести доход!

– Какой доход, Панталеон? Ты просто пьян!.. В плавание их не пошлешь – Сервилий потопит! А в гавани они бесполезны.

– Не обязательно в дальнее плавание. Я, будучи в Нимфее, кое-что обдумал!

– Выражайся яснее, – рассмеялся Асандр, смакуя душистое вино. – Что ты задумал? Или хочешь купить у меня оба судна?

– Купить не могу, денег нет, – вздохнул Панталеон. – Я хочу дать тебе совет – использовать примирение Махара с Фанагорией и взять в свои руки переправу через пролив! Скоро пойдут товары туда и обратно, скот начнут переправлять, рабов… Дело выгодное, поверь мне!

Асандр поднял брови с удивлением:

– Так ведь перевоз в руках рыбаков-перевозчиков!

– Не беда! На кораблях перевозить людей и грузы скорее, а главное – безопаснее, чем на утлых рыбачьих барках! Все будут рады этому!.. Правда, ты отобьешь заработок у рыбаков. Но они прокормятся рыбной ловлей, это их основное занятие.

– Странные слова говоришь ты, – покачал головой Асандр, однако задумался.

– Ты сейчас в милости у Махара, и он тебе не откажет! Тем более что и для самого Махара твоя переправа окажется кстати! А вдруг в Фанагории опять вспыхнут волнения? Ты на двух кораблях сразу перебросишь войско на ту сторону!

– Мысль неплохая, – ответил Асандр в раздумье. – Но скажи, почему ты так горячо убеждаешь меня, словно и тебе в этом деле есть какая-то выгода?

Панталеон усмехнулся, разведя широкие ладони.

– Нет, Асандр, для меня выгоды в твоем перевозе нет! Но если бы так случилось, мы смогли бы устроить на корабли гребцами тех голодных «ледовых братьев», которых ты освободил от земляной каторги!.. Сам видишь – лагерных ратников из них не получилось, воевать не с кем, а потеть на учениях и строить палисады они не хотят! Но на кораблях ходить будут! И тебе не придется раскошеливаться на раздачи им хлеба и чечевицы… Да и рабов твоих заморских надо посадить за весла. Тоже дармоеды! Право!

Асандр поднял голову, веселые искры мелькнули в его глазах. Он был тронут заботой Панталеона о друзьях и о его собственном кошельке.

– Ты, как всегда, добрый друг, и я ценю твои советы! Но не думаешь ли ты, что кто-нибудь раньше нас перехватит это выгодное дело?

– Нет, не думаю! Переправа отдана на откуп общине рыбаков-перевозчиков, и сам город не нарушит их прав. А богатые судовладельцы мечтают больше о крупной хлебной торговле с заморьем, чем о таком мелком деле, как перевоз!.. Сам Махар тем более не займется перевозом, ему корабли нужны для отправки Митридату очередного каравана с хлебом!

– Что ж, я подумаю!

– А я и капитана подобрал, старшего!

– Кого же?

– А Флегонта!.. Он хоть и мрачно настроен, но человек верный и голову имеет острую!

Махар явился на трапезу фиаситов не один. Его сопровождал наварх Неоптолем и обычно державшийся в тени молчаливый Фрасибул, распорядитель дворцовых дел и советник царевича. Асандр знал, что Фрасибул его ненавидит, как выскочку, внезапно оказавшего в милости и даже волею Митридата возведенного в равное с ним звание. «Зачем эта ворона пожаловала сюда, – подумал Асандр, скользнув взглядом по смуглому лицу перса. – Старику здесь тоже делать нечего!» Оба спутника царевича не были членами фиаса и по уставу не могли присутствовать на его таинствах. Да и по выражению лица царевича можно было заключить, что он больше жаждет вина и веселья, чем скучных жертвоприношений и гимнов. Смекнув это, Асандр отменил таинства и ритуальные песнопения, сразу объявив начало ужина.

На улице толпились воины из личной охраны царевича. Отсюда были видны ярко освещенные окна Асандрова дома, а через короткое время стали слышны выкрики и хохот, заглушаемые пением застольных песен.

Фиаситы и сам Махар не очень стеснялись в выражении своих чувств, вели себя свободно, чему способствовали крепкие заморские вина. Поэты выступали со стихами. Прочел и Гиерон хвалебную оду в честь Митридата и его наследника-сына. Ода была составлена им самим и изобиловала лестными сравнениями. Опьяневший Махар велел увенчать поэта лавровым венком и наградил его чашей вина, того самого, которое находчивый слуга и так пил ежедневно, пользуясь дружбой с ключницей Антигоной.

Потом появились танцовщицы из храма Афродиты Пандемос. Они хорошо исполнили групповой танец с вуалями, но большого успеха не имели, царевич хорошо знал каждую из них. Даже молодая чернявая красавица меотка Итона, что недавно появилась в храме и сейчас всеми силами старалась обратить на себя внимание наместника, не тронула его сердца. Он не удержался от зевка. Тогда Асандр хлопнул в ладоши, и из дверей заднего покоя вышла Евпория-Клео с чашей вина на подносе. Все умолкли, уставившись глазами навстречу красивой рабыне, одетой в пышные одежды. На ее молочно-белой шее горели алые кораллы, подарок Гиерона.

Никто не знал этой женщины или постарался выглядеть незнающим. Махар поднял голову, его глаза сверкнули, Евпория подошла к нему с поклоном, потупив томные очи, протянула ему поднос. Он взял чашу и, отпив половину, предложил женщине выпить остальное.

Все были свидетелями того большого впечатления, которое произвела Евпория на женолюбивого Махара, и решили, что теперь Асандр еще выше поднимется по лестнице успехов. Особо остро почувствовал это Фрасибул, но постарался скрыть гримасу досады, припав к чаше с веселящим вином. Итона поглядела на неожиданную соперницу с чувством неприязни, крайне обескураженная своей неудачей.

VII

Прибрежный городок Парфений был известен как место наилучшей переправы через пролив, на азиатском берегу которого также был городок – Ахиллий.

Привилегией Парфения было закрепленное законом право на перевоз людей и грузов. Правом этим владела община рыбаков-перевозчиков, которая платила условленный налог и сама следила за тем, чтобы кто-либо не нарушил ее монополии и не вздумал перехватить прибыльное дело.

Привилегия эта была дана общине после разгрома рабского царства, возглавленного рабом-бунтарем Савмаком. Пантикапейские власти высоко оценили поведение рыбачьей общины в грозное время войны с рабами.

На вопрос, за что они получили такое право, рыбаки отвечали с гордостью:

– Мы люди свободные, среди нас нет рабов, мы не держим их! В рабском мятеже мы участия не принимали!.. Более того – наши отцы в роковую ночь восстания благополучно и быстро перевезли царицу Алкмену с дандарийским царевичем Олтаком на ту сторону, когда они спасались от расправы мятежников! Мы переправили и свиту царицы, ее охрану и слуг вместе с лошадьми и тюками царского имущества!.. После восстания нам это зачли как подвиг!.. Тогда же был создан фиас перевозчиков, который избрал покровительницей Афродиту Судоначальницу! Никто не смеет отнять у нас перевоз или заменить нас!

И вот пришла весть, что заморский правитель Махар даровал своему любимцу, хитрому человеку Асандру, такое же право на перевоз!.. Рассказывали, как во время пира Асандр вывел из тайного покоя красавицу рабыню, привезенную из Синопы, и пленил ею царевича. Царевич расчувствовался и в обмен на новую наложницу отдал Асандру выгодную переправу.

Сначала этому не поверили, перевозчики даже смеялись, считая это пустым слухом. Но вскоре в гавань Парфения пришли два быстроходных корабля, не очень больших, но многократно превосходящих своей емкостью самодельные барки рыбаков. Корабли были удобнее и безопаснее барок. На них можно было перевезти одновременно столько людей и грузов, сколько рыбаки-лодочники могли перебросить с берега на берег за целый день.

Такое событие вызвало бурю возражений со стороны общины перевозчиков. Но их припугнули, объяснив, что это сделано по велению самого Митридата!.. И разъяснили, что они могут продолжать переправу своими средствами, если пожелают. Но всем было понятно – едва ли кто захочет плыть на утлой барке, держась руками за мокрые борта, если можно спокойно сидеть на палубе корабля. Раздраженные рыбаки грозили расправой. Тогда по приказанию Махара в Парфений прибыли на постой заморские гоплиты числом более сотни. Их задачей была охрана царского перевоза.

Рыбаки-перевозчики притихли на время, продолжая глухо роптать. Потеряв источник привычных доходов, они принуждены были расширять рыболовецкое дело.

– Вот и хорошо, – отозвался Махар, – пусть поработают сетями. Благо нам потребно много-много копченой рыбы для войск отца!

Это было расценено услужливыми придворными как проявление мудрости и государственной зрелости царевича.

Но Асандра многие осудили, особенно недоброжелатели с Парфеноклом во главе.

– Возвысился Асандр и обнаглел! – злорадствовали они. – Он дурно использует свое счастье, это его и погубит!.. Боги не любят тех, кто зазнается!

Парфенокл попытался использовать дело с перевозом, желая поссорить Асандра с городской общиной и добиться его всенародного осуждения. Он даже заявлял, что Асандра следует проклясть перед храмами, как вероотступника и нарушителя законов! А потом лишить «огня и воды», то есть изгнать из города навсегда. Но народ ждал, что скажут жрецы, а те что-то медлили, выжидали.

Асандр обращал мало внимания на происки злопыхателей. Он спешил укрепить свое положение и увеличить состояние, понимая, что Митридатовы дары скоро растают, как снег под солнцем, и он опять окажется в рядах неимущих и презираемых. А пока держался с достоинством человека состоятельного, хорошо зная, что богатому многое прощается. Во все храмы приносил дары, а Левкиппу вручил золотой кораблик в благодарность богам за перевоз. Участвовал в жертвоприношениях и молениях, как и подобно благочестивому гражданину.

На задаваемые по этому поводу вопросы Левкипп отвечал примирительно:

– Асандр не так уж плох, он не забывает ни интересов народа, ни богов своего города! А что он захватил перевоз, то это не его дело, а Махара, который хочет наладить надежную связь с тем берегом!.. Зато Асандр, взяв на откуп перевоз, дал работу многим беднякам-общинникам, из тех, кто участвовал в битве на льду! Это уже благо!

– Он стал слугой Махара, увивается перед ним в чаянии стать еще богаче и знатнее! – не сдавались недоброхоты.

– Это так!.. Но разве другие, лучшие люди Пантикапея, не стали слугами Махара и разве они не увиваются перед ним! Все хотят богатства и власти!

VIII

Злые языки передавали неясные слухи о странной затяжке войны Митридата против Рима. Говорилось об этом шепотом, с оглядкой, люди не знали – верить ли?.. Многие считали это просто сплетней. Но тяжелая зимовка Митридата под Кизиком после такого сокрушающего удара по войскам Котты прошлым летом оставалась необъяснимой.

А слухи ползли, разрастались. Получалось, что Кизик доселе не взят, войско царское от голода разбрелось. А сам Митридат, поверить страшно, бежал на пиратском корабле сначала в Синопу, а затем в Амис! А свое распадающееся войско оставил под началом римского изменника Мария Одноглазого!..

Потом пришли вести с далекого запада. Союзник Митридата Серторий, затеявший войну за захват власти над Римом, убит в Испании своим бывшим другом и соратником Перперной! А войско его развалилось, как сырая глина под дождем! Испанская угроза Риму, как называли восстание Сертория, оказалась не такой уж большой и серьезной.

– Видимо, та волшебная лань, которая подсказывала Серторию смелые решения, не помогла ему на этот раз! – изрекли боспорцы с нескрываемой насмешкой.

А вот и рабский бунт Спартака, угрожавший спалить Рим в огне сражений, оказался подавленным! Рим преодолел внутреннюю немощь, избавился, хотя и с большим трудом, от разъедающей его кровавой междоусобицы.

И непобедимый, божественный Митридат Евпатор остался глаз на глаз с римским могуществом и терпел одно поражение за другим.

Толки и тайные разговоры среди греческой общины усиливались. Росло и крепло убеждение, что Митридату приходит конец. Римляне сломили его гордыню в третий раз, разгромили его войско и вот-вот двинут флот к берегам Тавриды с намерением высадить на них свои непобедимые когорты. А это значило, что Боспор принужден будет расплачиваться собственной кровью и свободой за дела Митридата! Можно ли такое допустить?

Смуглолицый перс Фрасибул как тайный советник, приставленный к Махару самим Митридатом, пытался смягчить воздействие печальных известий на царевича. Он ободрял последнего и говорил с подчеркнутой уверенностью:

– Велика военная мудрость Митридата! Заманивает он Лукулла в разоренные, обедневшие области, старается ослабить римское войско непрерывными переходами, голодом!.. А потом, как лев из засады, ринется на врага и уничтожит его!

Однако Фрасибул и все льстецы, окружающие Махара, прикусили языки после того, как один вернувшийся из пиратского плена боспорец привез важное известие. Митридат потерпел решительное поражение под крепостью Кабирами и налегке бежал к своему зятю, царю Армении Тиграну Второму. А жен и сестер, которым угрожало пленение врагом, приказал умертвить, что и было выполнено его подручным, евнухом Бакхом.

– Слух этот важный, но непроверенный, – сказал Махар приближенным. – Не нужно болтать, народ не должен знать о временных неудачах моего отца!..

– Поздно! – смело и просто ответил Асандр, стоящий в толпе приближенных. – Уже каждый раб в вонючих кожевнях знает, что и как произошло! На рынке женщины во весь голос обсуждают победы римлян и неудачи царя понтийского!

– Что? – вспыхнул Махар. – Рабы и женщины? Да как они смеют!.. Всех, кто клевещет на имя моего отца, хватать и допрашивать под пыткой, откуда эта клевета, кто сеет слухи… Я не позволю!..

Лишь самым близким людям, в том числе и Асандру, было известно, что под маской самоуверенности и надменности Махар скрывает мучительные сомнения. Он был потрясен неудачами отца и уже заглянул с замиранием сердца в ту бездну, которая вдруг разверзлась перед ним. Эта бездна неожиданно преградила ему путь к царской диадеме. Более того – поражение Митридата означало конец его боспорскому наместничеству, так как римский флот Сервилия не замедлит высадить на таврический берег войска Лукулла.

– Что будет тогда? – спрашивал себя царевич в сотый раз. – Неравный бой?

Ответ был прост: нет, никакого боя не будет!.. Ему, Махару, придется отступить с преданными людьми куда-нибудь в степи. Ибо оставаться в Пантикапее бессмысленно. Хитрые греки не захотят сражаться с римлянами, они сразу же перейдут на их сторону! Они и так ропщут и задорно поглядывают на дворец, где живет Митридатов сын. И думают, как лучше захватить понтийского ставленника, расправиться ли с ним своей рукой, или выдать римлянам!..

Ну, а если бежать в степи? Можно ли рассчитывать на гостеприимство и поддержку скифского царя Фарзоя? Какой смысл скифам драться с римлянами? Тому же Фарзою и его многоумной супруге Табане куда выгоднее пойти на мировую с Римом и выдать изгнанника или беглеца!.. Боги, какое падение!.. Что же делать?

Наместник пытался сохранить позу гордой уверенности в окончательном торжестве своего отца. И, собрав жрецов и членов совета города, объявил всеобщие моления о ниспослании скорейшей победы Митридату. Потом вместе с ними отправился в храм Зевса Спасителя, спеша лично принести жертву богу и обратиться к нему с молитвой. Внешне это выглядело как стремление с помощью богов ускорить гибель Рима и испросить для Митридата победный триумф. Но скрытая суть его обращения к божеству сводилась к вопросу, полному душевной тревоги:

– О всесильные боги и ты, Зевс-громовержец, дайте хоть намек на то, что вы задумали и предрекли?

Но боги молчали, не выдавали своих тайн. Жертвенный дым бесследно рассеивался в воздухе, оставляя лишь запах горелого мяса, от которого щипало в горле.

Пока Махар пребывал в храме один на один с Зевсом, Левкипп предпринял большое жертвенное гадание. Он обнажил до локтей сухие старческие руки, вооружился каменным ножом и сам рассекал туши жертвенных животных. Вместе с другими жрецами склонялся пытливо, стараясь в рисунке внутренностей и по расположению печени найти разгадку тайны будущего, получить указания богов.

Лишь на пятом баране жрецы остановились. Левкипп вынул окровавленную печень, еще дымящуюся, и с многозначительным выражением на лице показал всем окружающим. Ее углубления и борозды необычно изгибались, напоминая буквы греческого алфавита.

– Смотрите, смотрите! – заговорил он строго. – Чтобы потом не было споров и разделения мнений! Вы видите?

– Видим! – как эхо отозвались жрецы, еще не уразумев, куда клонит Левкипп.

– Здесь то, чего я опасался! – вздохнул главный жрец, зловеще оглядываясь. – Вот они, начало и конец!.. Имеющий уши да слышит, а кто не слепой – тот видит!

Неожиданно жрецы расступились и дали проход Махару, который вышел из храма. Наместник выглядел утомленным, сосредоточенным. Уставившись с любопытством на печень барана, спросил:

– Ну что, Левкипп, нашел ты приметы будущего?

– Нашел, царевич! Вот здесь альфа и омега всех дел! Закончился круг событий, начинается другой!

– Как это понимать? – сморщился обеспокоенный Махар.

– Боги не дают прямых указаний владыкам и царям. Они лишь намекают и предупреждают. Это – предупреждение тебе и всем нам, идущим за тобою!

– Идущим за мною?.. Гм… В чем это предупреждение?

– В том, что закончился день и начинается ночь, а за ночью настанет новый день! Большие, большие испытания! Перелом событий, смена людей и решений!.. Большего не знаю, говорю то, что вижу!

– Да?.. – Царевич оглядел толпу жрецов хмурым и подозрительным взором. Круто повернулся и ушел, окруженный свитой.

Левкипп завернул печень в кусок холста и унес в задний отдел храма. Там его ждали Парфенокл и Атамб, как представители самых сильных и к тому же враждующих родов, от взаимоотношений которых сейчас зависело многое. Тем более что они были выборными архонтами города, стоявшими у кормила власти.

– Совершилось, – прошептал он проникновенно, как авгур, передающий волю богов, – совершилось! Теперь никто не смеет говорить, что круг не замкнулся! Змея взяла в рот хвост свой!

И запачканными кровью пальцами развернул холст, показывая жертвенную печень.

– Думайте, как быть! – сказал он архонтам. – Надо на что-то решаться! Ибо Боспор оказался между двумя гигантами, готовыми столкнуться, подобно плавающим скалам… Речь пойдет не о личных делах и успехах, а о спасении нашего священного города и всего царства Боспорского! Быть им или не быть!.. Погибнет Боспор – погибнем и мы вкупе с нашими мелкими страстями и соперничеством!.. Объединитесь, братья, сплотитесь вокруг алтарей города, забудьте взаимные раздоры! Так велят боги!

Левкипп указал узловатым пальцем на изваяние Зевса. Седой, в белых одеждах, жрец напоминал собою странствующего пророка, прорицателя тайн грядущего. Его по-юношески живые глаза испытующе скользили по лицам именитых боспорцев, словно пытаясь прочесть их скрытые мысли.

Полное красное лицо Парфенокла, выбритое и лоснящееся, отражало выжидание. Ему не хотелось выступить первым, рядом стоял Атамб в позе раздумья. Пусть сначала он скажет, что думает.

– Это очевидно! – пробасил Атамб с грубоватой простотой. – Митридат допел свою песню, Рим одолел его! Завтра за нас возьмется!

– Ты говоришь так, словно рад этому! – не удержался от колкости Парфенокл. – Еще неизвестно, какой хозяин окажется лучше: понтийский или римский!

– Тсс… – остановил его Левкипп, видя, как лоб Атамба становится багровым. – Если Рим побеждает, то волей-неволей мы должны с ним считаться! И если удастся – предотвратить его вторжение на Боспор!..

– А для этого, – продолжал Атамб, косясь неприязненно на Парфенокла, – надо сейчас же отколоться от империи Митридата и сделать заверение Риму в нашей к нему дружбе!

– Ой, какой бойкий! – заметил пренебрежительно Парфенокл. – В Пантикапее сидит Махар, он сегодня силен как никогда! Вокруг города – лагеря, а в лагерях сотни молодых парней обучаются рукопашному бою! Да еще есть понтийский отряд с медными щитами!.. Южане истосковались по настоящему делу и с радостью прольют нашу кровь, если Махар прикажет! А боспорцы едва ли захотят штурмовать дворец – отвыкли жертвовать своими животами!

– Как так отвыкли?! – вскричал хриплым голосом воинственный Атамб, распространяя вокруг винный дух. – Я сразу же выставлю до трех сотен боевых ребят, они не побоятся скрестить мечи с понтийцами!.. Это не трусливые Ахамены!

Сказав это, Атамб почувствовал жажду и хлопнул в ладоши. Появился молодой раб с кувшином вина и кружкой. Хозяин от кружки отказался, взял кувшин в обе руки и стал пить долго, без передышки.

Парфенокл повернулся с яростью во взоре, готовый ответить бранью и угрозами на обидные слова. Но Левкипп сморщился и замахал руками:

– Не то, не то говорите!.. Ай-ай! Где же ваше единение перед лицом великих событий? Вы готовы передраться! Какое уж тут восстание!.. Да и не о восстании идет разговор! Времена не те!.. И не в том выход, чтобы устраивать новую резню в Пантикапее! Махар совсем не худший из правителей Боспора, и едва ли боги одобрили бы нас, если бы мы вздумали восставать против него!.. Не заговорщики же мы! И не на ваши мечи рассчитывал я, приглашая вас сюда, а на ваши головы!

Атамб оторвался от питья, поднял брови, выражая недоумение. Он хотел задать вопрос, но Парфенокл опередил его, заявив:

– Верно, справедливы твои слова, Левкипп! Не восстанием мы решим судьбу Боспора, как того хотел бы Атамб! Но умом и хитростью!.. Но скажи, Левкипп, как ты собираешься поклониться римлянам и не тронуть Махара, наследника престола, верного своему отцу?..

– Я еще не получил всех откровений свыше, – осторожно ответил жрец, – и буду ночью вопрошать богов… Но уже сейчас знаю, что боги не одобрят ни восстания против Махара, ни его убиения! Боги еще не исчерпали своего благоволения к Махару, который уже ряд лет сохраняет для нас мир, тогда как за морем стервятники объедаются человеческим мясом!.. Потеряв Махара, мы сразу потеряем внутреннее равновесие. Боспор распадется на отдельные города и станет добычей если не Митридата, как ныне, то скифских и сарматских орд! Ибо начнутся раздоры между городами, да и сильные орды не дружны!..

Сказав это, он красноречиво посмотрел на Атамба и Парфенокла.

– Так зачем ты созвал нас? – спросил прямо Атамб. – Только для того, чтобы возгласить здравицу Махару?

– Нет, не затем. Но я хочу призвать вас к единению перед лицом грядущих испытаний! Нужно прекратить споры и действовать по уговору! А уговор простой – кто-то должен взять на себя опасное дело, склонить Махара к разрыву с Митридатом и заключению дружбы с Римом!

– Ого! – одновременно воскликнули архонты, широко открывая глаза. Предложение жреца оглушило их неожиданностью и казалось нелепым. Все знали, насколько предан Митридату наместник, да и как можно склонить сына к измене родному отцу и благодетелю?

– Только так, – спокойно заключил Левкипп.

– А если он откажется? – спросил Атамб возбужденно. – А он наверняка отвергнет такой совет как предательский! Тогда полетят наши головы!

– Вот тогда-то мы и выступим с оружием в руках! Другого выхода не будет!.. Но для этого требуется единение, которого так не хватает нашим сильным родам! Однако это крайняя мера, и, я полагаю, до нее не дойдет. Махар неглуп и должен согласиться с нами!

– Кто же возьмется сказать Махару слова измены?.. Пусть это сделает Парфенокл, у него чешется умная голова! А я воин, буду точить меч!

– Я не настолько близок к Махару, чтобы он внял моим увещеваниям! – поспешно возразил Парфенокл. Его лицо и шея покрылись краской и каплями пота. Он не ожидал такого оборота дела и вопросительно уставился на жреца.

Тот сделал рукой успокаивающий жест.

– Ни ты, Атамб, ни ты, Парфенокл, не должны делать столь опасных шагов! Повторяю: вы, как архонты города, обязаны объединиться в час испытаний и быть готовым ко всему! А для переговоров с Махаром я уже нашел достойного мужа!

– Кого, кого? – с любопытством спросили оба архонта.

– А вот!..

Из глубины опистодома показался человек с закрытым лицом. Он откинул край плаща, и архонты издали одновременный возглас удивления. Перед ними стоял Асандр. Он был богато одет и смотрел смело, чуть насмешливо. Его сухощавое лицо при слабом свете казалось изваянным из мрамора, как у статуи Зевса.

Парфенокл после мгновенного замешательства издал вызывающий смешок.

– Явился! – сказал он с язвительной гримасой. – Явился! Где бы коза ни бегала, она вернется в свой хлев! Так и ты, Асандр! Видно, защемило сердце, когда узнал, что твой бог и покровитель подхватил полы плаща и бежал из-под Кабир, потеряв на горных перевалах и диадему и все войско!..

– Видят боги, – спокойно ответил Асандр с тем внешним достоинством, которое он умел сохранять в любых условиях, что всегда бесило завистливого Парфенокла, – не сам я пришел сюда и не ради счастья видеть твою противную толстую рожу! Позван я жрецом Зевса – почтенным Левкиппом. А вот ты и твои прихлебатели впрямь засуетились, как крысы во время пожара!

– Ты смеешь появляться в храме Зевса, которого ты оскорбил, создав этот богопротивный фиас евпатористов! Ты нарушил законы полиса, ты сделал много вреда Боспору!

– Я еще не все сделал, Парфенокл! Мои дела будут закончены, когда я увижу твою могилу!

– Свидетель Зевс, этого тебе не дождаться! – вскричал Парфенокл, хватаясь за меч.

– Это мы сейчас проверим! – ответил Асандр, делая тот же угрожающий жест.

– Прекратите, прекратите! – досадливо прервал их Левкипп, укоризненно качая седой головой. – Не оскверняйте храма дерзкими словами, а тем более насилием! Сейчас речь идет о судьбах Пантикапея и всего царства, а не о ваших спорах!

– Вот ради священного нашего царства я хочу показать Асандру свой меч!

– Смотри, как бы я не показал всем сейчас твою печень! Я всегда был предан городу, его общине, его богам!.. А что служу Махару, так и вы делаете то же! Но моя душа чиста перед народом!..