Митридат Полупуднев Виталий
И, словно в ответ на эти опасливые мысли, на горизонте появляются рыскающие суда пиратов. Тех пиратов, которые не пошли на службу к Митридату и не связали своей судьбы с судьбой воинственного царя, предпочитая оставаться свободными хищниками голубых просторов.
Впрочем, это не первое их появление, видели их и накануне. Тогда они кружили, высматривали, подобно стае волков, преследующих отару овец. Сейчас их значительно больше, они смело идут на сближение, развертываются в широкую линию, как бы намереваясь окружить караван.
Взяв в руку деревянный молоток, Асандр ударил в гонг. Такие же звуки раздались и на других судах. На палубах поднялась суматоха, замелькали копья, вспыхнули на солнце медные шлемы. Игроки прислушались, оставили кости на столе, схватились за оружие и поспешили на палубу.
– Это те же, что и вчера, – спокойно произнес Евлупор, прикрывая глаза ладонью, – но есть и другие, покрупнее! Возможно, хотят попытать счастье!
Евлупор, пройдя школу морского пиратства, хорошо изучил повадки бывших собратьев. Подумав, выпрямился, его глаза сверкнули отвагой.
– Разреши, Асандр, я отгоню их! Нападать первым – это самое лучшее, когда имеешь дело с морскими разбойниками!
– Кому знать это, как не тебе! – рассмеялся Асандр. – Попробуй!
XXI
Узники сгрудились в темном трюме, задыхаясь от тесноты и спертого воздуха. Хуже всего было то, что трое заболели и просили не говорить об этом жестоким хозяевам, которые не замедлили бы выбросить их за борт. Здоровые не выдавали больных, но и не проявляли к ним особого внимания. Каждый думал о себе. При слабом свете подвешенного на цепочке светильника можно было разглядеть всклокоченные головы и вспыхивающие отчаянием глаза.
– Пить! – просили пересохшие губы больных.
– Нет воды! – раздраженно отозвался басовитый голос из темного угла. – Мы все скоро умрем от жажды!
Все они пленники, вместе оказались случайно, были озлоблены, так как видели впереди лишь смерть или позорное рабство.
– Стать рабом плохо, но все же лучше, чем умереть! – говорит кто-то негромко.
– Ты уже раб! – почти с яростью отвечает могучий бас. – Вот когда прикуют тебя к веслу и заставят скоблить море да еще бичом пройдутся по спине, – узнаешь, что такое жить в рабстве!
– Или запрягут, как осла, крутить мельничный жернов! – добавили сразу несколько.
– У меня в Каппадокии жена и дети! – уныло заявил бородатый пленник с окровавленной повязкой на голове. – Митридат взял меня в войско насильно. А теперь ему все равно, что со мною, он даже не знает, жив ли я и другие из нашего племени! Моя жизнь загублена!.. Теперь я добыча пиратов!
И, уронив голову на широкие ладони, замер в этой позе. Пленник, страдающий от качки корабля, корчился в углу в судорогах. Переведя дух, вдруг сказал с горечью:
– А говорили, что пираты рабов делают свободными! Почему же они нас хотят продать в рабство?
– Это как кому повезет, – ответил бас. – Бывает, беглые рабы сами становятся пиратами, а другие, свободные, как я, например, получают железный обруч на шею или копье в грудь!.. А тебе не быть ни моряком, ни пиратом. Слаб ты!
– Крепись! Три брюхо ладонями, – советует сосед.
– Ох, не могу, все нутро перевернуло!
Невидимый в углу мученик морского недуга старался преодолеть бунт своего желудка, но безуспешно. Ему казалось, что смерть была бы избавлением от невыносимого страдания. И тут же в голову лезли воспоминания, проходили картины удивительных событий недавнего прошлого. «Все рухнуло, – в отчаянии думал он, – и свобода, дарованная царем, и мечты о военной добыче, и надежды вернуться в свой город хотя бы слугой при хозяине!»
Послышался треск, громыханье, словно от падения на палубу чего-то тяжелого. Гулко забарабанил топот многочисленных ног. Неясно доносились ругательства и окрики старших. Потом весь корабль дрогнул от тяжкого удара в борт, доски затрещали, пленники повалились один на другого. Казалось, судно перевернулось и падает куда-то в бездну.
– Ой-ой!.. Днище расселось, вода пробивает! – истошным голосом вскричал тот, который считал рабство предпочтительнее смерти.
Далее начался кошмар. Трюм заливало холодной водой. Пленники пытались закрыть отверстие чем попало, но раздался еще удар – и ледяные фонтаны хлынули со всех сторон. Все вскочили на ноги и, стоя по колено в воде, кричали дикими голосами и били кулаками в низкий потолок:
– Откройте, откройте!.. Корабль тонет!.. Погибаем!..
Но наверху их не слышали. На палубе продолжалась лихорадочная борьба с криками и перестуком оружия. Там дрались! Кто с кем?.. Догадаются ли открыть люк?.. Теперь и убежденным поборникам свободы было все равно, что их ожидало после плена, лишь бы не оказаться пищей для морских рыб.
Но вот на палубе все утихло. Только в трюме не прекращались отчаянные вопли и призывы о помощи. Вода уже не журчала, врываясь в бреши, она бесшумно заполняла внутренность корабля и сейчас достигала до пояса.
Люк открылся со скрипом. В лица обезумевших от страха людей глянули спокойные звезды ночного неба.
– Вылезай! – крикнул кто-то на ломаном греческом языке, понятном большинству.
Толкаясь и мешая друг другу, обитатели трюма стали выбираться на палубу. Откуда-то появился факел, в его неверном свете выступили лица воинов, окровавленные мечи и трупы, наваленные на палубе. Пираты были уничтожены, победители стояли, тяжело дыша, еще распаленные битвой. Совсем близко покачивался на волнах, как черный призрак, корабль победителей.
– Вылезай быстрее! – крикнул высокий воин без шлема. Его жесткие волосы и борода торчали во все стороны и в свете факела казались огненными. – Или хотите пойти на дно моря, вместе с этой дырявой посудиной?
Пленников переправили на другой корабль. Здесь при свете огней выстроили перед тем же высоким воином, который задал общий вопрос:
– Кто такие?.. Купцы? Воины? Рабы?.. Как попали к пиратам?
Возможно, среди освобожденных были и рабы, но сейчас все заявили, что они люди свободные, воины Митридатовой рати. А попали в плен к пиратам случайно, после неудачного штурма Халкедона, а кто и под Кизиком.
– Ага, значит, все царские люди, воины?
– Да, да! – хором отвечали бывшие узники.
– Будете пока на моих кораблях матросами. А потом высажу вас на берег. Дорогу к своим отрядам сами найдете!
Все радостно зашумели, благодарили бородатого витязя, даже падали перед ним на колени.
Последними оказались трое больных, которые не могли стоять, их перенесли из лодки на руках. Потом появился еще один, он еле передвигался, схватившись за живот.
– Больным дать вина, – распорядился старшой. – Выживут – их счастье! Умрут – выбросим за борт!
– Нет, нет! – слабым голосом запротестовал четвертый, икая и охая. – Я не хочу умирать!.. О Евлупор, ты спас меня от плена, спаси и от морской могилы! Это боги не пожелали моей гибели и прислали тебя на помощь!..
– Это кто такой?! – воскликнул бородатый витязь, не удержавшись от смеха. – Уж не для тебя ли одного я и мои люди сражались с морскими разбойниками? Откуда ты знаешь меня?
Вокруг захохотали.
– Это я, Гиерон!
– Гиерон?.. Ох ты! Привет тебе, друг!.. Ты прав, здесь без богов не обошлось! Видно там, наверху, знают тебя! Иначе мы не встретились бы!
Спустя полчаса они сидели в уютном трюме за столом, на котором еще лежали игральные кости. Гиерон жадно глотал из рога вино и постепенно приходил в себя. Он выглядел глубоко несчастным человеком, вид у него был жалкий, помятый, небритая борода старила его.
– Да восславят тебя боги, – слабым голосом говорил он Евлупору, – ты спас не одного меня, но всех, кто погибал в пиратском трюме! Скажи, где мой господин Асандр?
– Какой господин? – рассмеялся Евлупор. – Ты же свободный человек и воин Митридата! У тебя один господин – царь! Я знаю, что ты сражался хорошо, и замолвлю за тебя словечко Фарнаку-царевичу! Ты будешь награжден и станешь десятником в коннице. На море ты не годишься, эка раскис! Завтра поутру я расстанусь с боспорцами, поверну назад! Митридат повелел мне возвратиться с половины пути. Вот и ты – со мною!
– Нет, нет! – испуганно замахал руками Гиерон. – С меня хватит! Сражался я на коне, и мое копье было во вражеской крови! Штурмовал Кизик – увидел цвет собственной крови! После того как рухнула штурмовая башня, я оказался в море и хлебнул морской водицы! Спасся на обгорелом бревне, оно плыло мимо, но ветер отнес меня прочь от берега!.. И в награду за все испытания я оказался подобранным пиратами, которые посадили меня в вонючий трюм и хотели продать в самое что ни на есть черное рабство! И это те пираты, у которых я когда-то, вместе с тобою, намеревался искать свободы!.. Нет, хватит! Я хочу увидеть своего бывшего хозяина Асандра и напомнить ему о том, что он обещал мне!
– А каково было его обещание?
– Он клялся взять меня обратно в Пантикапей!
– Что же ты хочешь делать в этом городе господ и рабов?
– Хочу остаться при хозяине слугой!
– Как? – изумился Евлупор. – Ты хочешь отказаться от звания воина и опять получать оплеухи от хозяина и питаться его объедками? Ты же снова станешь рабом!
– Не стану, не раб я! Я получил вольную при тысяче свидетелей, на царском пиру, да еще от кого – от самого Митридата!.. Но я убедился, что нет настоящей свободы для маленького человека, а тем более для бывшего раба! Его свобода – это свобода зерна, падающего под жернов! Его превращают в муку, из которой цари и князья испекут себе хлеб, замешанный на крови человеческой. Вот и все!.. Ты прав был, когда говорил, что свобода – это белая ворона, ее трудно найти! Теперь и я уверился в этом!
– Верны слова твои, Гиерон, – отозвался Евлупор в раздумье, – свободу обрести трудно, зато неволю – легко! Неволя всегда рядом, только оступись – и она тут как тут!.. Но ведь неволя неволе рознь! Одно дело – быть рабом у царя и носить оружие. И другое – у Парфенокла!.. Нет, друг, не спеши на Боспор, вот отвоюемся, тогда посмотрим, что дальше делать. Думаю, что лучше остаться воином, чем слугой.
– Мне не привыкать обслуживать хозяина… Я всегда был слугой!
– А если он не признает твоей вольной, как тогда?
– Боги не допустят этого…
– Э, друг, боги и не то допускают! До тебя ли им!
– Все равно другой дороги мне нет! А Боспор – моя родина!
– Одумайся, Гиерон! Неужели ты говоришь это всерьез? Может, ты просто измучен, устал, переболел морской болезнью?.. Отдохнешь – все пройдет, и ты останешься воином!.. Подумай!
– Нет, Евлупор, друг, – вздохнул Гиерон, – я уже все обдумал там, в трюме, ожидая смерти или железного ошейника… Мне бы отыскать хозяина!
– А его нечего искать, – он здесь!
– Где?
– Вот он!
Гиерон оглянулся и увидел вошедшего в каюту Асандра. Тот отстегивал на ходу меч и взглянул на бывшего раба и слугу со снисходительной усмешкой.
Часть III.
Янус двуликий
I
Асандр уехал из Пантикапея малоуважаемым и бедным человеком, прислужником заносчивого наместника. А возвратился богачом и вельможей, соратником самого Митридата, отмеченным его царственным вниманием и милостью.
Он сошел на берег в окружении вооруженной стражи. Друзья устроили ему восторженную встречу. После дружеских объятий последовал беглый обмен новостями, местными и заморскими.
– Побеждает царь Митридат кичливых римлян?
– Боги помогают ему. А как дома, все в порядке?
– В твоем доме все благополучно. А вот Неоптолем отряд твой разогнал, а «ледовых братьев», что слонялись по городу без работы, похватал, в железо одел и, как рабов, послал за город землю копать!
– Да?
Асандр остановился на мгновение как бы в раздумье. Но тут же коротким жестом дал понять, что обсудит это позже. С приветливой улыбкой оглядел людей на пристани и знакомый облик города.
После шумной Синопы и циклопического круговорота римско-понтийской войны Пантикапей показался ему захолустным и тихим.
Толпа горожан собралась на берегу посмотреть, как рабы и матросы переносили с кораблей Асандра узорчатые тюки, плетенки из ивовых прутьев, увесистые ящики, сотни опечатанных больших и малых амфор.
Думая, что весь этот груз принадлежит Асандру, горожане завистливо и удивленно чмокали губами, показывали пальцами, крутили головами.
Асандр, весело смеясь, крикнул дружественным тоном:
– Приветствую вас, о боспорцы!
По его знаку вперед вышел Гиерон, еще бледный после морской болезни. Он стал разбрасывать горстями медные деньги, которые были подобраны с радостными возгласами. А потом раздал более десятка малых амфор с вином.
– Слава богатому и счастливому Асандру! – слышалось в ответ.
И когда Асандр проследовал мимо, то простые люди провожали его приветственным поднятием рук. Говорили:
– Нет, как хотите, а Асандр знает тайную науку чародейства! Ему служат демоны!
– А может, его счастье в острой голове и бесстрашном сердце?.. Он далеко видит и ничего не боится. Этот человек мог бы стать одним из архонтов нашей общины, ибо умен и удачлив!
Греки всегда преклонялись перед удачниками, помеченными рукой богов. И старались выбирать в совет города таких людей, которые носят за плечами невидимый мешок, полный удачи и счастья. Они верили, что, вручая власть счастливому и сильному, они косвенно могут рассчитывать на долю его успехов. Кому же не хочется урвать в свою пользу кусочек чужого счастья!
Примечательно, что Асандр не кинулся немедля во дворец, чтобы пасть ниц перед Махаром и доложить ему о благополучном завершении плавания, как полагается исправному слуге. Но в сопровождении вереницы рабов, нагруженных пестрыми свертками и тяжелыми сосудами, окруженный празднично одетыми друзьями, не спеша направился к храму Зевса Спасителя. Это означало, что он теперь богат, почувствовал силу и считает себя вправе поступать как один из знатных людей Пантикапея.
Увидев жреца Левкиппа, спускающегося навстречу по ступеням храма, он с достоинством приветствовал его.
– Прими, отец, посильные приношения мои великому богу в благодарность, по обету! – сказал он, подняв кверху мускулистые руки, украшенные золотыми браслетами.
Затем воскурил перед ликом бога привезенные из-за моря индийские благовония и совершил благодарственное жертвоприношение. Заморские дары были приняты самим Левкиппом и под его присмотром внесены иеродуламн в храмовую кладовую.
За принесением жертв последовало посещение бани. После освежающей ванны Асандр вошел в свой дом и в компании друзей вкусил от блюд, приготовленных искусными руками Антигоны. Преданная рабыня вручила ему папирус, свернутый трубочкой.
Это было письмо Икарии – художницы из Нимфея, написанное и присланное много недель назад.
Икария сетовала на одиночество и ухудшение здоровья в связи с длительным и печальным ожиданием того, кто люб ее сердцу. Звала его в Нимфей. Пыталась заинтересовать его делами виноградника, ранее купленного для нее Асандром, но теперь за отсутствием хозяина-мужчины пришедшего в упадок. «Приезжай, я жду тебя!» Этим призывом заканчивалось письмо.
Асандр вздохнул, задумался. Нет, сейчас он не мог покинуть Пантикапей ради встречи с Икарией. Это будет несколько позже. Обратившись к Панталеону, попросил его съездить в Нимфей, отвезти художнице ответное послание, подарки, привезенные издалека, произвести осмотр имения и уплатить долги.
– Захвати с собой двух лучших рабынь, из тех, что я получил в подарок от Митридата. Пусть они служат ей. Сделаешь все – возвращайся немедленно!
– Что передать прекрасной Икарии на словах?
– Скажи, что я занят делами! Освобожусь – приеду!.. И что я всегда помню о ней!
II
Одетый в чистые одежды, пахнущие благовониями, Асандр явился во дворец и направился к царским воротам. Здесь, как всегда, толпились аристопилиты в ожидании приема. Словно не замечая пристальных взглядов боспорских вельмож, он подошел к Неоптолему и, сделав приветственный жест рукой, обратился к нему с непринужденностью старого знакомого:
– О почтенный и непобедимый стратег, у меня есть к тебе дело, о котором скажу после приема у наместника!
Лицо старого флотоводца покрылось краской, он не знал, как вести себя с этим удивительным человеком, который сумел воспарить из бедности к богатству и знатности и сейчас держался с достоинством человека, знающего себе цену.
– Что ж, – ответил он сдержанно, – я готов выслушать тебя!
Асандр подошел к царским дверям, и все увидели в его руках пергаментный свиток со свисающей восковой печатью, на которой виднелся оттиск полумесяца и солнца – прославленного герба Ахеменидов. И каждый понял, что это послание самого Митридата. Асандр получил его из рук великого царя и привез, чтобы вручить Махару…
Словно по команде, аристопилиты одновременно преобразились, сбросили маски надменности и спесивой сдержанности. Они обратили к Асандру дружелюбные взоры и улыбки и склонили головы в знак глубокой преданности повелителю, от имени которого явился сюда этот предприимчивый и смелый человек.
Двери распахнулись. Асандр первым оказался в покоях наместника. Аристопилиты переглянулись, но никто не нарушил молчания каким-либо замечанием.
Асандр преклонил колена перед Махаром и вручил ему свиток. При этом сказал, что его богоравный отец здоров и полон сил, милостив к преданным людям, доволен присланным караваном продовольствия.
Теперь Махар уже не смотрел на Асандра свысока. Асандр стал отличившимся кораблеводителем, с успехом осилил важное и опасное поручение, а главное – лицезрел самого Митридата. Наместник встретил его с известной торжественностью и объявил, что утверждает его в высокой должности наварха, ведающего кораблями, отправляемыми в Синопу.
Оставшись наедине с удачливым мореплавателем, Махар с дружеским смехом положил ему на плечо мягкую руку.
– Да сопутствуют тебе боги, Асандр, – сказал он, – ты оказался на высоте! На тебя упал взор моего венценосного родителя, твои уши слышали его голос, ты дышал одним воздухом с ним! Ты удостоился присутствия на его пиру! Честь тебе и слава!.. Ты стал лучшим из пантикапейских греков! Отныне бывай во дворце всегда, когда захочешь! Твое место – за моим столом, его никто не займет! Не придешь ты – оно будет пустовать!.. Давай выпьем вина!
Наместник хлопнул ладонями и приказал безмолвному как тень рабу принести вина. Взяв с подноса блестящий кубок, сказал, лукаво прищурив выпуклые глаза:
– Может быть, это не такое старое вино, какое ты пил за столом моего отца, и не столь сладкое, как то, что ты привез на двух кораблях из-за моря!.. Но все же неплохое!
Асандр рассмеялся непринужденно. Он не чувствовал смущения в присутствии наместника и держался уверенно и смело. Махар теперь казался ему одним из многих, которые раболепно толпятся у трона Митридата, на лету ловят его приказания и силятся хоть чуточку походить на своего державного владыку. Что Махар – сын и наследник Митридата, не меняло дела. Царь был строг к детям и менее всего подвержен родительским слабостям. Все знали, что Ариарата, родного сына, он отравил, а другого, Митридата-младшего, казнил по подозрению в измене. Он раздавал дочерей, так же, как и перстни, царям и вождям варварских племен, используя их в своих далеко идущих целях. И Асандр не сомневался: если Махар ошибется, ему несдобровать.
Ведя беседу об отце-государе, Махар был ясен и милостив и не проявлял и тени неудовольствия в ответ на непринужденное поведение боспорца.
– Ты побывал в Понте на редкость удачно, – говорил он, смакуя вино. – Сумел доставить груз, привез сокровища, которые отец переправил на Боспор в мои казнохранилища. Да и сам не остался внакладе – стал собственником двух кораблей, толпы невольников и немалых богатств!
Асандр поперхнулся, закашлялся, пораженный осведомленностью наместника в его делах. Ему не было известно, что, прежде чем он явился к царевичу, тот уже принял соглядатаев, которые сопутствовали Асандру в его путешествии, наблюдали за каждым его шагом. Махар и в этом следовал примеру отца. Митридат содержал сотни тайных осведомителей и даже убийц, приставленных на всякий случай ко всем важным лицам в государстве.
– О великий наместник, – ответил Асандр с поклоном, – ты знаешь о событиях раньше, чем они произойдут! Твой глубокий ум и божественная проницательность недоступны моему пониманию!
– Скажи, – спросил Махар, смеясь удовлетворенно в ответ на лесть боспорца, – что же ты будешь делать с тем старым заморским вином, которое выменял на зерно у виноградарей Синопы? Торговать?
– Видят боги, не спешу с этим! Да и не для продажи приобрел его, а для того, чтобы внести по обету в храмы города, а главное – для фиаса евпатористов! Фиас должен располагать запасом вина, по качеству достойного имени твоего великого, божественного отца! А так как ты – отражение отца и глава фиаса, то, значит, и вино это твое!.. Уже сегодня вечером, если соблаговолишь, я наполню твой кубок этим вином на тайном собрании лучших евпатористов! И ты выпьешь его под звуки нашего гимна!
Это было сказано так естественно и просто, что не вызывало сомнения в искренности похвальных замыслов и намерений Асандра. Хотя он лишь сейчас мгновенно обдумал это, заподозрив, что Махар завидует ему, владельцу такого количества прекрасных вин. Видимо, местная кислятина надоела царевичу.
– Да? – раскрыл широко глаза Махар. – Но ты спрятал вино в подвалы своего дома!
– Именно так! Иначе твои ключники и дворцовая челядь прежде тебя самого разопьют его! Известно, что цари не выпивают и тысячной доли того, что расхищается жадными слугами!
– Это верно, ты предусмотрителен, Асандр! Ты достоин стать хранителем царских сокровищ! Так, значит, подвалы – твои, а вина в подвалах – мои?
Он расхохотался, Асандр поддержал его.
– О великий Махар, ты мудр и проницателен. Ты не мог сомневаться в этом!.. Я хорошо помнил, что боспорские вина тебе не по вкусу, а заморские стали редки, привоза нет!
Асандр продолжал держаться в той развязной и одновременно почтительной манере, которую Махар и раньше терпел. Теперь эта манера даже нравилась ему. Так надоело скучать одному среди раболепно согбенных спин, слушая медоточивые речи из лукавых уст. Наместник еще не миновал того возраста, когда хочется окружить себя не только вельможами и слугами, но и веселыми друзьями, провести время за чашей, отбросив утомительные и однообразные церемонии. И сейчас слушал вкрадчивый говорок Асандра с добродушной усмешкой.
– Ты угадал, – кивнул он головой, – мне многое не по вкусу здесь, многое надоело. И плохие вина, и одни и те же «козочки» из храма Афродиты Пандемос!.. Тесен Боспор, нет в нем того простора, как в Понте! Вот сейчас отец с воеводами ведет победоносную войну, а я принужден сидеть здесь, томиться и даже терпеть строптивость какой-то Фанагории! А почему?.. Все потому, что следую замыслам великого Митридата – снабжаю его войско питанием, пополняю воинами… Но я разделаюсь с Фанагорией, и вы, боспорцы, хотите или не хотите, поможете мне в этом!
– Истинно так, о великий Махар! – произнес с чувством Асандр, опускаясь на колени. – Ты же знаешь, что я и евпатористы готовы к походу хоть сейчас! Только разреши мне собрать их в один отряд. Пока я был в отлучке, наварх Неоптолем отряд распустил, многих добрых воинов послал на земляные работы. Разреши вернуть их и создать отряд вдвое больший, который будет тебе предан до смерти!
– Разрешаю, действуй, я верю тебе! – ответил Махар милостиво.
Они допили вино, постояли перед открытым окном, из которого хорошо были видны прибывшие из-за моря корабли. Люди, что толпились у причалов, казались отсюда совсем маленькими.
– А теперь расскажи подробно, что ты видел у отца и каким показалось тебе его окружение.
– Окружение великого царя блестящее, войско его способно разбить хотя бы армию Александра! Оно превратило в грязь отряды Котты копытами коней и стальными косами колесниц! Я был потрясен стремительностью и мощью атаки!
– О! – не удержался впечатлительный, горячий Махар. – Как я хотел бы в тот час быть на твоем месте!
– А когда государь вернулся с поля битвы, то его белые кони стали наполовину красными, его колесница была залита кровью врагов! А сам он был покрыт кровавыми брызгами, как рубинами, и походил на страшного в своем могуществе Ареса! И, клянусь богами, я ясно и отчетливо видел вокруг его головы и за его спиною божественное сияние! Это было сияние победы!
Махар стал серьезен, его глаза остановились в наивном изумлении, как у ребенка.
– Ты… ты это в самом деле видел или тебе показалось?
– В самом настоящем! Не могло мне показаться, я не был пьян. Ведь не показалось же мне сияние за спиной Таксила, он стоял рядом, или у Менофана, который помогал царю выйти из колесницы!
– Это хварно, хварно! – вскричал царевич.
– Что такое хварно?.. Прости, великий наместник, я второй раз слышу это слово и не знаю, что оно означает.
– Ты не знаешь, что такое хварно?.. Достаточно, что ты его видел! Это священное сияние, окружающее великого бога Агурамазду! Оно исходит также и от его избранников, посланных на землю управлять людьми. Хварно означает, что на отца снизошли божественная сила и благодать! Хвар – по-персидски солнце!
– Ага, понимаю, – протянул Асандр и вспомнил, что видел в восточных храмах изображение Агурамазды в центре сияющего, крылатого солнца.
– Это великое откровение, Асандр! Это знамение богов! О нем должны услышать все в городе, знатные и незнатные, военачальники и простые воины! Пусть и в Скифии узнают, что боги пометили Митридата сиянием, чем уподобили его самим себе! Это знамение гласит…
– Оно гласит, – подхватил Асандр вдохновенно, – что наш живой бог и царь Митридат Евпатор Дионис – победит!
– Да исполнится! – в суеверном восторге прошептал Махар.
Его щеки стали серыми от волнения. Он взялся рукой за сердце. Асандр поспешил поддержать его под локоть.
– Где ты оставил лагерь отца моего? – спросил царевич.
– Под Кизиком, в разгаре осады. Думаю, что Кизик уже пал, и царь воздвиг трофей победы!
– Несомненно!.. Так вот, в честь победы отца моего да будет праздник на Боспоре на протяжении двух дней! – сказал Махар в упоении. – А теперь оставь меня, я буду беседовать с богами! А затем прочту и обдумаю послание отца и государя моего!
III
Конские ноги скользили по глинистому грунту. Жирная грязь смачно чавкала под копытами, брызгая жижей прямо на свисающие с седел плащи богатых всадников. После ночного дождя земля парила под солнцем.
– Ты не прав, достойный муж! – говорил Неоптолем, трясясь в седле. – Я не повелевал хватать евпатористов и участников ледовой битвы!
– Как же они могли оказаться на земляных работах за городом? Это свободные-то боспоряне?
– Так ведь и свободным, если они нищие, надо что-то есть! И я уверен, что многие из них были рады работе, надеясь получить за нее чашку полбяной каши!.. Заметь, Асандр, Пантикапей был переполнен бездельниками, которые валялись целыми днями по углам рыночной площади, не желая работать! Чем они жили? Воровством, нищенством и ночным разбоем! Хорошо ли это?.. А сейчас улицы и площади города опустели, по ним ходят лишь приличные люди, имеющие свой дом и доходы! Всю рвань и нищету я устроил на земляные работы и кормлю их!
– Вместе с рабами? Как ты унизил честь свободного человека!.. И главное – распустил отряд лучших евпатористов и героев ледовой битвы, той битвы, которая принесла тебе славу и награды! Без этих людей ты не одолел бы варваров на льду!
– Оставим это, – сморщился Неоптолем, едва не свалившись с лошади, когда та споткнулась о камень посреди лужи. – Пусть боги решат, кто настоящие герои этой битвы! А твой отряд после твоего отъезда за море сам разбежался! Твои молодцы больше любят спать, пить вино и играть в кости, а нести тяготы службы не хотят. А кто же будет кормить бездельников?.. Пришлось собрать их в разных местах и послать на постройку лагерей!
– Но ты уравнял их с рабами! И приказал бить бичами! Хорош кормилец!
– Не говори так! Ты не вправе забывать, что я спас тебя от смерти. Твои сограждане вместо награды за геройство хотели казнить тебя.
– Верно! Ты спешил покинуть лед, желая спасти свою жизнь, и оставил меня с ранеными и убитыми на произвол морской бури, которая взломала лед… Вот из-за тебя я и был обвинен! Значит, мы квиты!
– Согласен! – примирительно ответил Неоптолем, кося нечистыми, заросшими старческим студнем, глазами. – Теперь ты советник правителя, ставленник Митридата, и спорить с тобою невыгодно!
Они обменялись взглядами, усмехнулись каждый своим мыслям. Дорога свернула направо и пошла вдоль рва, на дне которого в грязи копошились бесчисленные землекопы, работая лопатами и кирками. Это были совершенно черные от грязи и загара рабы, казалось, слепленные из той земли, которую рыли. Большинство голые, даже без тряпок на поясе. Они поднимали головы, желая взглянуть на всадников, и тогда белки их глаз сверкали странно, как перламутровые. Обросшие волосами, бородатые, чумазые, они напоминали сказочных пещерных обитателей. Трудно было поверить, что их сердца могли испытывать человеческие чувства или трепетать в надежде на лучшую участь. На возвышенном месте, среди лопухов и полыни, стояли надсмотрщики и стражи с мечами и копьями. Увидев Неоптолема, они засуетились, защелкали сыромятными бичами. Послышались хлесткие удары по голому телу, приглушенные стоны, исторгнутые невыносимой болью.
– Здесь не ищи, – равнодушно произнес Неоптолем. – Среди этих нет свободных!
В числе сопровождающих был и Гиерон. Одетый в скифские штаны и кафтан, он чувствовал себя на спине спокойной лошади куда уютнее, чем на борту корабля среди взбесившихся волн. Но сознание благополучного исхода злоключений омрачалось новыми заботами. Взглянув на толпу рабов, он невольно вздрогнул, поежился, как от холодного ветра. Ему показалось, что перед ним разверзлась земная твердь и открыла его взору страшный подземный мир, населенный злосчастными душами умерших, осужденных богами на муку и вечное прозябание. Мир без солнца, без надежд, без радости! Одно неизбывное горе и нескончаемое страдание!.. Гиерон ощутил мгновенную дрожь во всем теле, но не от жалости к несчастным, ибо сам всю жизнь был рабом. Это был мимолетный приступ страха, мучительной боязни за собственную судьбу, одного поворота которой достаточно, чтобы потерять равновесие и скатиться туда, вниз, оказаться среди обреченных… Сам собою возникал вопрос: надежно ли он защищен от черного рабства милостью хозяина и действительна ли та свобода, которую он получил от Митридата? Чем он может подтвердить и защитить ее?.. Это было неясно и рождало болезненное беспокойство.
Однако Гиерон был по натуре человек веселый, унывать не любил, старался цепляться за жизнь любой ценой и выжимать из нее те капли радости, которые делали ее сносной. И сейчас попытался встряхнуться и больше не смотреть на земляных невольников. Но другие мысли пришли в голову и опять-таки не порадовали его. Они были обращены к Евпории, которую он не нашел в ее домике.
Пользуясь временем, пока Асандр посещал дворец, Гиерон успел сбегать на знакомую улочку в надежде встретиться с подружкой и вручить ей заморский подарок – коралловое ожерелье, его единственную военную добычу. Он ожидал, что в ответ на его условный свист и стук, как всегда, выйдет верная Дидона и скажет с сонной усмешкой, что госпожа дома и готова его принять. Но был неприятно поражен, когда из калитки высунулась угрюмая физиономия плечистого раба-кавказца, который сдерживал за ошейник лохматую овчарку, готовую броситься на незнакомого гостя.
– Я хочу видеть почтенную хозяйку дома Евпорию, – с некоторой робостью заявил Гиерон.
– Нет здесь никакой Евпории! – грубо ответил привратник, ломая греческую речь. – Уходи, пока я не спустил собаку! Ищи свою потаскуху в другом месте!
Озадаченный Гиерон поспешил отойти прочь, оглядываясь на оскаленную песью морду и мысленно проклиная чересчур ретивого слугу. «Что-то случилось!» – решил он, но никак не мог представить, что именно.
Сейчас он испытывал тревогу за судьбу Евпории, мучаясь догадками о ее местопребывании.
Они миновали ров с рабами, направившись через пустырь к следующему участку, где также производились работы по возведению зимнего лагеря для размещения войск. Лагерь должен был находиться в кольце земляных укреплений, рва и частокола из сосновых бревен. Здесь кирки стучали громче, каменистый грунт плохо поддавался усилиям тысяч рук.
– Эй, Флегонт, это ты? – вдруг вскричал Асандр, сдерживая лошадь.
Один из землекопов поднял голову. Он был одет в рваную экзомиду и мало чем отличался от черных рабов.
– Я самый!
– Выходи сюда!
Тот немедля бросил кирку и, обтирая рукой со лба грязный пот, выбрался из ямы.
– Как ты попал сюда, доброй волей или насильно?
– Кто пойдет в это пекло по доброй воле! Вот она, воля, посмотри! – Он повернулся спиной и показал кровоточащие рубцы.
– Выходит, тебя поработили?
– Нет!.. Сказали: работы кончатся – отпустим! А кому ведомо, когда они закончатся?
Асандр повернулся к Неоптолему, тот пожал плечами, усмехнулся.
– Возьми его! Только тебе придется кормить его, он гол как сокол!
Постепенно были отобраны те, кого искал Асандр. Несколько десятков евпатористов и «ледовых братьев», опустившихся до уровня рыночных бродяг и насильно завербованных на работы. Получилась изрядная толпа грязных и оборванных людей.
– Видно, очень богатым стал ты, Асандр, если берешь всю голытьбу. То их кормил наместник, а теперь это твоя забота. Пьяницы и бездельники, толку от них чуть!
– По воле наместника они станут воинами и отправятся в поход за пролив, – ответил Асандр, вспоминая разговор с Махаром. – Там дело назрело!
– Ой ли! – с насмешкой сказал Неоптолем. – А я знаю другое – поход на Фанагорию отложен до лучших времен! Такова воля Митридата, изложенная в его письме! В том, которое ты привез из-за моря!
Асандр невольно посмотрел на Панталеона, тот недоуменно пожал плечами. Панталеон особенно ратовал за освобождение друзей от земляной каторги и включение их в войско. Тем более что воины были нужны, и Махар дал милостивое согласие на восстановление отряда с целью отправки его на штурм Фанагории. Но то было до прочтения царевичем отцовского послания. Теперь обстановка менялась и это озадачило Асандра.
Освобожденные спросили, куда они должны идти. Асандр достал из кошелька несколько серебряных монет и дал Флегонту с наказом купить для всех хлеба и луку.
– Идите в город, к моему дому! – приказал он.
IV
Всадники обогнули бугор и оказались около каменоломни, имеющей вид глубокого грота, откуда валили клубы пыли и доносились удары кайл. Кандальные рабы, звеня цепями, выламывали и дробили серые глыбы. Им помогало до полусотни женщин, одетых в тряпье, одинаково серое от пыли и грязи. Они наполняли камнями плетенки из лозы и волоком тащили их в низину.
– Пантикапейские «бродячие козочки», – сказал кто-то со смехом. – Преславный царевич и их заставил строить лагеря!
Женщины закрывали головы и лица платками, стараясь сохранить волосы от выгорания, а лица – от загара.
Гиерон с любопытством рассматривал еле прикрытые плотные бедра и округлые руки женщин, испытывая сожаление, что их поставили на такую тяжелую и грязную работу.
И тут среди незнакомых фигур заметил одну, которая выглядела стройнее других. Женщина обматывала тряпками ладони, чтобы не натереть их о шероховатый камень.
– Кто это?.. Боги, не сплю ли я? – воскликнул он, натягивая поводья и отделяясь от других всадников.
Он подъехал ближе, боясь ошибиться. Но сомнения рассеялись. Это она, – но какая! Полураздетая, запыленная, немытая! Кто надел на нее эти старые кожаные скифские шаровары и постолы с мужской ноги?.. А руки, ее белые руки были обветрены, опалены солнцем, покрыты ссадинами!
– Евпория, это ты? – дрогнувшим голосом окликнул он.
– А кто же еще! – ответила женщина неприветливо, откидывая рукой волосы, упавшие на лоб.
– Как ты попала сюда?