Венера Челлини Солнцева Наталья

Глава 6

У Олега Рязанцева были неприятности. Погиб человек, к услугам которого время от времени приходилось прибегать. Услуги эти были весьма специфическими и высоко ценились. Теперь к тому же возникла необходимость замять расследование, так как неизвестно, как именно могут пересечься данные и факты по этому неприятному делу, что всплывет в результате выяснения обстоятельств и возможных мотивов убийства.

В совершении убийства сомнений не было. Но кто и по каким причинам убил этого человека, пока оставалось неизвестным. Это задевало Олега, беспокоило его и заставляло постоянно думать, анализировать и сопоставлять факты. Ничего конкретного не вырисовывалось. Предположений и версий было много, и по ходу дела их становилось все больше и больше.

У Олега болел желудок. Давала о себе знать и поджелудочная. Он постоянно чувствовал легкую тошноту, недомогание и притаившуюся в глубине боль, которая в любой момент могла перейти в острый приступ, как уже бывало. В довершение к перечисленному еще и в семье появились непонятные сложности. Ева изменилась. То есть это Олег так думал. На самом деле она вела себя почти так же, как и раньше, и только по мельчайшим деталям, репликам и выражению лица можно было определить, что изменения все-таки происходят.

Ева как-то по-другому смотрела, по-другому разговаривала с ним, иначе подавала на стол и вела себя в постели. Прежде она делала все это с удовольствием, а теперь – как бы по долгу, по обязанности. Признаки изменений были почти неуловимы, но они существовали. Раньше она ненавидела одиночество и требовала, чтобы Олег проводил с ней больше времени. А теперь она стремилась уединиться и с трудом скрывала удовлетворение, когда он собирался идти куда-нибудь без нее: на рыбалку или на вечеринку с друзьями. Олег слишком хорошо знал Еву, чтобы не замечать этого.

Сегодня она была какая-то рассеянная, отвечала невпопад, пару раз уронила что-то на кухне.

– Обед готов, – сообщила Ева без удовольствия.

Она налила мужу в тарелку бульон, а сама села напротив, подперев щеку рукой. Ева вроде бы смотрела на Олега, но мысли ее блуждали где-то очень далеко.

– Пельмени будешь? – спросила она с притворной заботой.

Олег кивнул, испытывая неловкость за нее. Всегда такая искренняя, Ева не умела притворяться, и это получалось у нее весьма посредственно.

– О чем ты думаешь? – спросил Олег.

– Ни о чем!

– Это правда?

Ева не знала, что ответить, поэтому она встала, сделав вид, что наливает себе кофе.

– Почему ты не ешь? – снова спросил Олег.

– Не хочется…

– Ты чем-то расстроена?

Ева пожала плечами. Расстроена ли она? Как описать то состояние, в которое она погрузилась с некоторых пор? С тех самых пор, как у нее появился любовник?

– Ты никогда ничего мне не рассказываешь! – сказала она мужу с раздражением. – Никогда ничем не делишься! Как будто я просто кухарка, прачка и уборщица!

Олег чуть не подавился. Такие речи он слышал от жены впервые за все годы их совместной жизни. О тоне, которым все это было сказано, и говорить нечего.

– Что с тобой? – спросил он, откашливаясь.

– Тот же вопрос я могу задать тебе! – парировала Ева тем же недовольным тоном. – Ты явно чем-то огорчен, плохо себя чувствуешь, но молчишь! Почему?

Олег вздохнул, отодвигая от себя пустую тарелку и жалея, что столько съел. В желудке усилилась боль.

– Кофе будешь?

Он отрицательно покачал головой.

– У меня неприятности, – сказал он, вздыхая. – Убили одного человека…

Олег никогда не рассказывал Еве о своих служебных делах, но эту новость она все равно узнает и обидится, что он не сообщил ей. Ему не хотелось лишних осложнений: и так все достаточно непросто складывается.

– Кого? – спросила Ева. – Я его знаю?

– Да. Это наш знакомый, у которого дача в Мамонтовке.

– Денис Аркадьевич?!

Олег кивнул.

– Когда?!

– Вчера, после обеда. Между двумя и четырьмя часами дня.

Олег продолжал что-то рассказывать, но Ева больше его не слушала. Ей показалось, что на нее обрушились небеса. Ее жизнь кончена, это ясно, но… что же теперь делать?

Ева преподавала испанский язык. Вернее, давала частные уроки. Язык был не особенно популярен среди москвичей, но пара учеников для нее всегда находилась. Кто-то ехал на работу в Испанию, кто-то выходил замуж, кто-то просто желал говорить по-испански… Словом, у Евы было занятие, которое она называла «работой», хотя на самом деле это скорее была попытка утвердиться как личность, обрести какую-то иную роль, кроме роли «идеальной жены».

Она поняла, как ей опостылело играть роль жены Олега Рязанцева, только когда познакомилась с Денисом Аркадьевичем Матвеевым. Он никогда плохо не отзывался об Олеге, но сумел раскрыть Еве глаза на истинное положение дел.

– Мое мнение – это только мое мнение. Мнение еще одного человека. А вы, Ева, должны руководствоваться только своим собственным! Всегда смотрите на вещи сами и никого не слушайте! Люди всего лишь только люди, они могут ошибаться.

С тех пор как они впервые побывали на даче у Дениса Аркадьевича, с Евой что-то произошло. Она почувствовала себя женщиной, которая может вызывать интерес, красивой и желанной, а не «идеальной женой», и ей захотелось к себе соответственного отношения. Еве не хватало любви! Это оказалось открытием для нее, так как до сих пор она думала, что они с Олегом любят друг друга. Невольно, сама того не желая, она начала присматриваться к мужу, анализировать его слова и поступки… Денис Аркадьевич ничего такого ей не советовал, но каким-то образом она пришла к выводу, что ей надо понаблюдать за Олегом. А какой он на самом деле?

Это началось в тот же вечер, когда мужчины пили вино на веранде, а хозяин показывал Еве дом. Мясо поджарилось, и всех позвали к столу. За разговорами время летело незаметно, и гости стали собираться домой, только когда пошел дождь. В темноте небо быстро затянуло тучками, хлынул теплый ливень, прибивая пыль, стуча по листьям старого сада.

– Я забыла зонтик! – растерялась Ева. Ее прическа намокла, и она чувствовала себя неловко.

– Я же говорил тебе, что обещали дождь! – назидательным тоном выговаривал ей Олег. – О чем ты думала? Как теперь идти? Мне нужно было проверить, взяла ли ты зонтик, тогда бы нам не пришлось мокнуть!

Он говорил как будто в шутку, но Еве отчего-то стало обидно.

– Не расстраивайтесь, – мягко сказал Денис Аркадьевич. – Я дам зонтик. У меня их несколько, как раз на такой случай.

Он подал зонтик Олегу. А Олег, в свою очередь, Еве. Денис Аркадьевич понимающе улыбнулся, а Ева чуть со стыда не сгорела. Ей было так досадно, что Олег повел себя как неотесанный чурбан! Ему следовало самому понести зонтик, так, чтобы женщина не намокла и ей было удобно.

Еве казалось, что все провожают их снисходительно-понимающими взглядами. Возможно, это только ее фантазия – вряд ли остальные мужчины были воспитаны лучше! – но она всю дорогу ненавидела своего мужа. За то, что он оказался не на высоте; за то, что повел себя как деревенщина; за то… словом, за все.

Придя домой, Ева никак не могла успокоиться. Этот эпизод, эта мелочь порядком задела ее! На следующий день она заболела. Нос заложило, болела голова, сильно першило в горле. Ева через силу встала готовить Олегу завтрак. А он даже не спросил ее, как она себя чувствует! Ева едва не расплакалась.

Когда дверь за Олегом закрылась, Ева легла в постель и задумалась. Впервые она посмотрела на своего мужа безжалостным, беспощадным взглядом не влюбленной женщины. То, что она увидела, ей не понравилось.

Вечером Олег пришел домой с пустыми руками. Он ничего не принес ей, зная, что она нездорова, – даже шоколадки! Ева чувствовала себя отвратительно, а он еще начал проявлять какие-то поползновения…

– Олег, я плохо себя чувствую! Неужели ты не видишь?

Когда именно между ней и супругом возникла эта трещина? Тогда, в доме, когда Денис Аркадьевич обнимал ее, гладил ее ноги под юбкой, шептал сладкие, ласковые слова, которых она никогда не слышала от мужа? Или во время болезни?

На следующий день она позвонила Матвееву и рассказала, что промокла под дождем и заболела. Он говорил ей о том, что она прекрасна, что он видел ее ночью во сне…

Вечером Олег пришел домой с бутылкой коньяка, полным пакетом фруктов, конфет и пирожных. Ева засияла от счастья.

– Это тебе передал Денис Аркадьевич, – сказал супруг. – Чтобы ты как можно скорее поправилась!

Евин восторг сразу улетучился. Так это не Олег позаботился о том, чтобы доставить ей удовольствие! Это совершенно посторонний мужчина… Она была подавлена. Разочарована. По ее налаженной жизни, которой она гордилась, нанесен удар, от какого нельзя было оправиться. Романтическая натура Евы, тоскующая о любви, взбунтовалась против такого отношения к ней мужа, которого она теперь с трудом выносила. Она с каким-то болезненным удовольствием отмечала каждый его промах, каждую небрежность, каждое доказательство его равнодушия и безразличия.

«Как я раньше не обращала внимания на то, как он ест, а потом отодвигает от себя тарелку, словно в ресторане? И почти никогда не помогает мне мыть посуду, считая само собой разумеющимся, что это не его обязанность? Как он бросает вещи в ванной, чтобы я их постирала и погладила? И никогда не выражает благодарности за мои усилия… Когда он в последний раз помогал мне убрать квартиру? Когда он в последний раз приглашал меня в кафе, на выставку, в театр или просто на прогулку? Когда он дарил мне цветы просто так, не на день рождения или Восьмое марта? Когда…»

Этих «как» и «когда» набиралось столько, что у Евы голова шла кругом.

Она пришла к выводу, что даже интимная сторона их брака напоминала те же обеды, стирки и прочие обязанности Евы. Ночью она была для Олега чем-то вроде ужина или чистой рубашки. Еще одна услуга «идеальной жены»!

Результат всех этих открытий оказался неожиданным. Ева возненавидела себя! За то, что столько времени позволяла обращаться с собой подобным образом, да еще и была счастлива! Боже, какая она дура! Идиотка!

То, что она начала встречаться с Денисом Аркадьевичем, получилось просто само собой. Ева больше не могла быть нелюбимой! Она больше не могла быть предметом пользования! Она хотела быть предметом любви и поклонения, сердечной привязанности, дружбы, уважения, наконец! Она хотела заботы и внимания. Но вместо них была какая-то повседневная рутина, однообразная и скучная. Ева почувствовала себя обманутой. В ней заговорила разбуженная женщина, которая теперь воспринимала прежние семейные отношения как оскорбление. В глубине сознания зрело желание получить то, чего ей недоставало, и при этом отомстить Олегу.

Ева смотрела на себя в зеркало другими глазами, через призму того восхищения, которое выказывал ей Денис Аркадьевич и никогда – Олег. Она поняла, что действительно красива. В ней проснулась чувственность, которая испугала ее. Интимная жизнь мужчины и женщины открылась ей с совершенно новой, неизведанной стороны.

– Когда я вижу вас, Ева, я чувствую токи крови, как силовые нити, связывающие нас с токами Вселенной… – говорил ей Денис Аркадьевич.

Они встречались тайно, и это тоже приятно возбуждало, придавало всему оттенок приключения. Они говорили об искусстве, о картинах Ренуара и Мане, о натурщицах Рубенса, о вдохновении художников, которое те черпали из неиссякаемого источника – женского обаяния, пленительных чар женского тела и вечной загадки женской души.

В кабинете Матвеева стояла бронзовая статуэтка Венеры, которую он боготворил.

– Вы бывали в Гатчинском дворце, Ева?

– Нет, – смущалась она.

– Когда-нибудь я вам его покажу. Загадочный замок, похожий на загородные североитальянские дворцы. Башенный кабинет императора Павла I украшает бронзовая Венера… которая сильно уступает моей. Ее сделал фламандский скульптор Джамболонья. Но ему далеко до Челлини.

Денис Аркадьевич прикасался к статуэтке нежно и трепетно, как к обожаемой женщине.

– Взгляните, Ева, как она прекрасна! Каждая линия ее тела будит в крови пожар, заставляет сердце замирать.

Он много, с упоением рассказывал о мастере, создавшем статуэтку, о великом, непревзойденном Бенвенуто Челлини. Этот человек – художник, авантюрист, воин и музыкант – был истинным сыном эпохи Ренессанса, воплощая в себе его идеалы и неукротимый дух свободы. Он родился и вырос в солнечной Флоренции, служил в Риме папам Клименту VII и Павлу III, был заточен в замке Сант Анджело, откуда сумел бежать во Францию. Работал в Париже и Фонтенбло, выполняя заказы для самого короля Франциска I. Покровительство герцога Козимо Медичи позволило ему вернуться на родину, где его ожидали новые приключения.

– Жизнь, полная вдохновения и страсти! Можно ли желать лучшего? – восклицал Денис. – Бежать из тюрьмы, драться на шпагах, стрелять из аркебузы, видеть, как войска Карла V разоряют Рим, потом блистать при французском дворе, играть на флейте, получить дворянский титул, постричься в монахи… получить освобождение от обета… жениться, написать книгу о своей жизни и прославиться. И все это время – создавать шедевры! Кое в чем мы с ним похожи – я тоже иногда графоманствую…

Ева слушала, любовалась бронзовой богиней любви – утонченно-изящной, пленительной и неуловимо порочной, словно юная гетера. Ей хотелось плакать от слов Дениса, от чувств, переполнявших ее неискушенное сердце…

– Гениального Челлини преследовало проклятие, злой рок, – произнес вдруг Матвеев. – От его руки погибали люди… Надеюсь, это качество не передалось его изделиям.

Ева испугалась, а он засмеялся.

– Честно говоря, у меня нет уверенности, что Венера – творение рук самого Бенвенуто. Уж больно легко она мне досталась. Именно эта легкость и настораживает! Знаете, сколько стоит такая безделушка, как золотая солонка, если она – ювелирное изделие флорентийца Челлини? Пятьдесят миллионов евро…

У Евы округлились глаза.

– Но тогда… статуэтку надо хранить в музее, а в доме даже сигнализации нет.

Денис беспечно махнул рукой.

– Зато есть собаки! Я держу Венеру на виду… и никому не придет в голову, сколько она может стоить. Просто красивая статуэтка из бронзы – модная деталь интерьера.

В присутствии самой богини любви каждый жест и каждый вздох приобретали невыразимую сладость.

– Женщины – единственные существа, которые знают все о рае! – целуя Еву, шептал любовник. – Они знают дорогу в рай! Вы мне ее покажете, Ева?

У Дениса Матвеева была богатейшая коллекция пластинок и дисков с записями лучших симфонических оркестров мира. Он любил полумрак, экзотические ароматы и музыку как атрибуты любви. Он любил все изгибы и выпуклости, все тончайшие линии Евиного тела и ласкал ее бесконечно долго, шепча необычные слова – и эти слова, вместе со звуками скрипок и гобоев, с колебаниями огня в камине и зажженных в темноте свеч, с нежными и страстными прикосновениями, с легким хмелем дорогого вина, с желтым цветом штор и обивки диванов, с запахами незнакомых духов, уносили Еву в дрожащий мир теней и причудливых сновидений, ложились на душу подобно лепесткам райских цветов или кружили ее в своем колдовском хороводе…

Интимность родилась в Еве, как источник наслаждений, о которых она не подозревала. Денис Аркадьевич показал ей стороны жизни, от которых можно получать удовольствие вдвоем: тонкое, изящное общение, огонь, горящий в темноте комнат, живопись, вино, цветы, музыку и любовь. Он дарил ей подарки, которые совершенно не напоминали выбранные наспех вещицы или дешевые мелочи, преподносимые ей Олегом. Дело было даже не в цене, а в том состоянии души, с которым они подбирались, приобретались, и в том, какие Денис Аркадьевич находил слова, когда вручал их Еве.

С каждым днем она убеждалась, что отношение к ней Олега не более чем принятый им один раз для себя ритуал, в котором не было ничего от сердца, от искреннего желания вызвать в другом существе ответный огонь. Еву стал коробить ограниченный набор фраз, которыми пользовался Олег – именно пользовался, а не говорил с ней, его привычный шаблон поведения, лишенный непредсказуемости, радости открытий, неожиданных приятных сюрпризов, необычных развлечений, интимных мелочей.

Одно и то же, одно и то же, изо дня в день, – обеды, ужины, завтраки, домашние дела, одни и те же жесты, одни и те же дежурные поцелуи, взгляды и тепловатые, безвкусные объятия, одни и те же друзья, надоевшие вечеринки, постылые разговоры об одном и том же…

У Евы появилась запретная, тайная новая жизнь, которая манила ее, как бабочку манит пышный цветок, полный сладкого нектара и трепета шелковых лепестков. Она не представляла себе, как жила без этого великолепия, развлечений жизни, все эти годы, похожие теперь на долгий серый сон. Она чувствовала себя Спящей красавицей, которую наконец отыскал и вернул к жизни поцелуем храбрый и красивый принц. У нее появились мечты, воспоминания, причудливые и чувственные фантазии, странные, волнующие желания, вкус к жизни, ее краскам, запахам и тайным порывам…

И в миг, когда Олег произнес имя Дениса Аркадьевича в связи с убийством, а значит, в связи со смертью – весь с таким трудом построенный ею волшебный мир рухнул по мановению чьей-то злой воли.

Ева была оглушена, раздавлена. Ее полный звезд небосвод посыпался на нее миллиардами острых осколков, впивающихся в ее сердце подобно ядовитым стрелам! Она едва сдержалась, чтобы не застонать от боли, невыносимой, как сама мысль о том, что она потеряла, чего лишилась…

– Кто это сделал? – спросила она Олега, не надеясь услышать ответ.

– Не знаю… повод мог быть у многих.

Ева подумала, что она знала только одну сторону жизни своего любовника и оставалась в полнейшем неведении относительно того, чем он занимался, с кем поддерживал отношения, какие у него были друзья, знакомые. Денис Аркадьевич учил ее играть в шахматы. Это было одним из его увлечений. Еще он обожал собак. Кажется, у него был какой-то частный клуб в Москве. Ева встречалась с Матвеевым только на даче в Мамонтовке, она понятия не имела, где он живет; его московский адрес, телефон были ей неизвестны. Она даже не знала, женат ли он, одинок или разведен. Как-то не удосужилась поинтересоваться, настолько это все казалось мелким, не важным!

– А… где это произошло?

Олег рассказал Еве все, что знал. Она молча слушала. Ей казалось, что кто-то огромный, безжалостный и страшный вырвал у нее из груди сердце, и теперь там образовалась пустота. Она должна узнать, кто это сделал, чтобы отомстить за себя, за свои разбитые надежды…

Денис Аркадьевич хотел, чтобы они с Евой поехали в путешествие по Средиземному морю; они собирались плыть по лазурным, прозрачным водам вдаль, к неведомым берегам, на которых их ждут… О боже! Их больше ничего не ждет! Они уже никогда не встретятся!

Ева не стала плакать, да и слез не было. Олег ушел на работу, а она остановившимися сухими глазами смотрела, как он выходит из подъезда, идет к ожидающей его служебной машине, как летит пыль из-под колес, как надоедливо качается на качелях девочка с косичками, как бежит по дороге полосатая кошка, как ветер колышет листву лип и кленов во дворе, похожем на колодец, как по бесцветному небу плывут бесцветные облака…

Оказывается, Денис Аркадьевич был абсолютно одиноким человеком. Он даже не был женат. Родители его давно умерли, и, кроме двоих сотрудников в собаководческом клубе и женщины, которая приходила к нему убирать квартиру, ни одного близкого человека у него не оказалось.

«Интересно, а кто убирал его дом в Мамонтовке?» – подумала Ева, безнадежно сожалея о том, что не может поехать, побежать туда, в ту страшную комнату, увидеть все своими глазами, поплакать, покричать, чтобы стало легче, чтобы хоть немного утихла боль потери. Даже этого ей нельзя! Зато никто не может и не смеет помешать ей найти убийцу!

Что будет, когда она осуществит свое желание, Ева не думала. Она не могла ни о чем думать. Она просто погрузилась в воспоминания о том, что у нее было и что теперь у нее отобрали, не спрашивая ее согласия. Ей хотелось действовать, узнать как можно больше о Денисе Матвееве, о том, чем он занимался и какие еще у него были интересы в жизни, кроме Евы.

Она позвонила своей ученице, которая уже полгода брала у нее уроки испанского. Женщина держала очень дорогую породистую собаку. Ученицу звали Нина Всеволодовна, она писала научный труд по испанскому Возрождению и могла часами говорить о собаках. Она выслушала сбивчивую речь Евы и дала ей адрес и телефон клуба. Оказывается, Дениса Аркадьевича неплохо знали в определенных кругах.

«Я жила словно во сне! Витала в облаках! – подумала Ева. – Пора возвращаться к привычной жизни».

Она тщательно оделась, причесалась, как будто Денис Аркадьевич все еще мог ее видеть, и отправилась по адресу, который ей дала Нина Всеволодовна.

Глава 7

Огромный пушистый шмель сидел на ярком синем колокольчике, который раскачивался и сгибался под тяжестью насекомого. Вокруг, среди пышно и свободно растущей зелени пестрело множество цветов: белых, желтых и малиново-сиреневых. Пахло нагретой травой, землей и старыми досками сарая, за которым примостился Смирнов. Отсюда было удобно наблюдать за домом убитого Матвеева.

Дача, на территорию которой проник Славка, оказалась то ли заброшена, то ли хозяева давно сюда не приезжали. Может, были уже слишком старые и немощные; может, заболели или переехали куда-нибудь, а дачу продать не успели. Небольшой деревянный дом, когда-то выкрашенный в голубой цвет, имел жалкий и облезлый вид. Стекла чердачной башенки были выбиты, окна закрыты ставнями и заколочены потемневшими от сырости досками крест-накрест, деревянное крыльцо почти совсем сгнило. Все вокруг заросло бурьяном, кустами шиповника, сирени и дикой малины, все это цвело, и над цветами кружились и жужжали пчелы. На высокой старой груше одиноко висел полуразвалившийся скворечник. Все дышало запустением и покоем, словно на кладбище…

Славка удивился посетившей его мысли о бренности бытия и хлопнул себя по шее – кажется, за шиворот его рубашки заполз рыжий муравей.

У дома Матвеева прохаживался по двору полицейский, изнывающий от жары и скуки. Тело хозяина уже давно увезли. Родственников у него не было, как удалось выяснить Смирнову, таким образом, вопрос об имуществе оставался открытым. Два бультерьера, закрытые в вольере, тоскливо выли, то ли оплакивая своего хозяина, то ли от голода. Вряд ли полицейские удосужились покормить животных.

У Матвеева в Москве был собаководческий клуб «Звезда», в котором он разводил и обучал редкие и дорогие породы собак. Славка уже побывал там, разузнал, что к чему, и немало удивился. Во всяком случае, он убедился: убитый Матвеев был человеком весьма и весьма непростым, чтобы не сказать больше.

В его клубе работали всего два сотрудника, прошедшие жесточайший отбор. Хозяин разводил бультерьеров, очень красивых керри-блю-терьеров, из-за волнистой серо-голубой шерсти называемых голубыми терьерами, белых русских псовых борзых и несколько разновидностей такс. Все собаки были великолепны – прекрасно ухожены, красивы и воспитаны особым образом. Клуб продавал как щенков, так и взрослых обученных собак, а также оказывал услуги по уходу и тренировкам. Многие клиенты предпочитали выбрать себе щенка и оставить его на попечение клуба, пока собака вырастет и обучится. Дело было поставлено так, что хозяева собак время от времени приходили, общались со своими питомцами, кормили их и играли с ними, а также наблюдали и участвовали в процессе обучения.

Господин Матвеев воспитывал собак в беззаветной любви и преданности своим хозяевам. Собаки, с виду ласковые, доброжелательные и милые, в минуту опасности превращались в диких и жестоких хищников, безжалостно уничтожающих врага. Почти все они, кроме такс, были приучены намертво вцепляться в горло человеку, который представлял угрозу для их хозяев.

Смирнов представился желающим приобрести породистого щенка с хорошей родословной. Невысокая женщина крепкого сложения, с волосами, собранными сзади в хвост, повела его показывать белых борзых. Славка никогда не был особым любителем собак, но тут не мог отвести глаз от белоснежных, изящных красавиц, с горделивым видом расхаживающих по вольерам. Они с умильными мордами уставились на людей, всем своим видом выражая доброжелательность и любовь.

Женщину, работающую в питомнике, звали Надя. Она рассказала Смирнову, что такую собаку просто невозможно серьезно заподозрить в агрессии, поэтому их не опасаются. А они, в свою очередь, нападают только в исключительных случаях. Вот недавно клиент один приходил, из «новых русских», благодарил очень. Он приобрел борзую по кличке Маркиза, так она ему не только имущество спасла, но и жизнь.

– Да ну? – притворно удивился Смирнов. – Вы не преувеличиваете?

– Что вы! – обиделась Надя. – Мы за свою продукцию несем полную ответственность! Маркиза – собака очень красивая и с огромным чувством собственного достоинства. Денис Аркадьевич к воспитанию щенков относится трепетно, если можно так выразиться. Не дай бог кто из персонала ударит собаку или крикнет на нее без толку! Таких сразу уволят, в тот же день! Животное, которое бьют и подавляют, обязательно вырастет трусливым и злым. Вам может это показаться странным, но трусость сродни предательству. Такая собака будет нападать на слабых, а перед сильным противником даст маху.

– Да? Интересно… – Славка задумался. Такой подход к воспитанию собак показался ему правильным. – Так что Маркиза? – напомнил он о теме разговора.

– Я же рассказываю! – Надя убрала волосы со лба и продолжала, ласково глядя на собак в вольерах: – Они все у нас умницы, красавицы и защитники. Вот и Маркиза, когда хозяин уснул, легла в прихожей на коврике. Тут кто-то дверь открывать стал, грабитель или еще кто, неизвестно… Собака была приучена шум зря не поднимать, а когда непрошеный гость вошел в квартиру и достал оружие, бросилась на него без единого звука, молниеносно и вцепилась в горло.

– И что, насмерть?

– Почти…

– Кошмар какой! – не сдержался Славка. – А где я могу хозяина увидеть, Дениса Аркадьевича?

Ему было интересно, знают сотрудники о том, что произошло в Мамонтовке, или нет.

– А он сейчас за городом, у него дом там. Я вам могу телефон дать!

«Значит, не знают, – сделал вывод Смирнов. – Или притворяются. Но по реакции не похоже. Наверное, действительно не знают еще».

– Спасибо, – сказал он.

Он убрал в карман визитную карточку хозяина клуба, принесенную Надей.

– А в Москву он летом вообще не приезжает?

– Редко. Раз или два в месяц. Он природу любит, свежий воздух…

Славка погулял по территории клуба, полюбовался собаками, побеседовал с бабкой, которая убирала в помещении, со вторым кинологом, Валерой, грузноватым мужчиной лет сорока: никто, похоже, о смерти хозяина заведения еще не знал.

Размышления Славки в очередной раз прервались из-за рыжего муравья, который, видно, залез-таки за ворот его рубашки. Проявлению дедуктивных способностей Смирнова мешали не только насекомые и жара, но и чувство голода. Он торопился занять свой наблюдательный пост и не успел перекусить: теперь это серьезное упущение давало о себе знать. Хорошо еще, что здесь, на заброшенной даче, никого нет – не нужно опасаться, что явятся хозяева и начнут возмущаться непрошеным гостем, который залез на их территорию с неизвестной целью.

Смирнов давно наблюдал за домом Матвеева, но пока ничего особенного, что могло бы пролить свет на убийство, не обнаружил. Туда-сюда ходили вялые от жары полицейские, какие-то люди в штатском, приезжала чья-то служебная машина – и все. Даже зевак не было. Поселок был пустынен, словно вымер.

Из мужчин в штатском Смирнов узнал одного сотрудника органов безопасности, и это его насторожило. Чем убийство Матвеева, хозяина собачьего клуба, могло привлечь этих ребят? Подобный факт лишний раз подтверждал, что покойный Денис Аркадьевич был ох как непрост! Возможно, он оказывал услуги соответствующим структурам, и это «фраера сгубило». Но каким образом такой человек оказался связан с Громовым, например? Славка был в курсе дела по поводу криминального прошлого своего бывшего шефа и нынешнего заказчика. Гром и сейчас ходил по тонкому льду: его бизнес смело балансировал на грани закона. Что общего у него с убитым? Почему его волновали какие-то записки дрессировщика собак? Что за всем этим кроется?

Если Матвеев оказывал услуги и органам, и криминалу, и политикам, и частным лицам – то какого рода были эти услуги? То, что такая двойная и тройная жизнь опасна, и говорить нечего. С Матвеевым могли расправиться и те, и другие, и третьи. Но… что-то в самом способе убийства настораживало Всеслава. Ребята в штатском сделали бы это по-другому, чище и профессиональнее. Нашли бы какой-нибудь «естественный» способ преждевременной смерти. Бандиты тоже расправились бы по-своему, грубее и проще: автоматная очередь или пуля в лоб… И на заказное убийство не похоже.

Смирнов уже навел справки и знал, что Дениса Аркадьевича убили во второй половине дня, в собственном доме, в рабочем кабинете, стукнув какой-то дурацкой статуэткой по голове. Проломили височную кость. Удар должен был быть достаточно сильным, но в то же время, если знаешь, куда бить, то… Однако кто стал бы прибегать к такому невообразимому способу? Может, спецслужбы изощряются, чтобы замести следы?

Это предположение, слишком невероятное, чтобы оказаться правдой, Смирнов после некоторых размышлений отбросил.

Его мысли вернулись к Громову. Игорь Анатольевич объяснил, что Матвеев помог ему вернуть похищенного внука. Он не стал вдаваться в подробности, но Славка умел сопоставлять и анализировать факты. Прикинув, когда примерно случилась беда с маленьким Артемом, он сообразил, что вскоре в окружении Громова произошли серьезные перемены. Во-первых, отбыл в неизвестном направлении, а потом и вовсе бесследно исчез Штырь – правая рука и ближайший соратник Громова, его старый друг, с которым их многое связывало. Штырь якобы поехал налаживать бизнес в Чехию, открывать там филиал фирмы, и пропал. Сначала думали, что Александр Дмитриевич скрылся с большой суммой денег, но это не подтвердилось. Потом пришли к выводу, что кто-то свел с ним старые счеты. Но и это могло оказаться не совсем так. Наконец пришло сообщение, что Штырев был найден мертвым в одном из номеров захолустной гостиницы. Причина смерти – кровоизлияние в мозг. Вдова не стала поднимать шум, тихонько похоронила супруга, и на том дело закончилось. Если верить официальной информации, Штырь был похоронен в закрытом гробу, и никто толком не мог подтвердить, он это был или не он. Вдова, заболевшая от горя, уехала за границу поправлять здоровье, наотрез отказавшись от всяких комментариев.

Чуть позже вышеописанных событий с зятем Громова Андреем случилась неприятность. Молодой человек поехал с друзьями на охоту, и там, в лесу, у него начался сердечный приступ. Охотники заняли разные места в болотистом леске, у заросшего камышом озера, чтобы стрелять уток, и никто не услышал, как Андрей звал на помощь. Возможно, что он и не звал, а просто упал, когда ему стало плохо. Причем упал он весьма неудачно – лицом вниз, да еще в лужу, и захлебнулся. Когда товарищи стали его звать, искать вокруг озера и обнаружили наконец, Андрей был уже мертв.

Эта трагедия едва не стоила жизни Марине, дочери Громова. Ее первый супруг погиб в автомобильной катастрофе, а второй окончил жизнь так нелепо, так ужасно! Громов отправил дочь, жену и внука в Ялту, чтобы они отвлеклись от страшного горя, обрушившегося на семью. Марина была в таком состоянии, что не смогла присутствовать на похоронах. Громов все сделал сам. Он похудел, почернел – на него страшно было смотреть. Только дела и необходимость заботиться о семье давали ему силы преодолевать все.

Было и еще одно, из-за чего Громов не мог позволить себе опустить руки, заболеть, впасть в печаль и раскиснуть, – Алла Викентьевна. Смирнов не имел никаких фактов, доказательств, никаких видимых оснований так думать. Но он чувствовал и понимал, как один мужчина чувствует и понимает другого, что Алла Викентьевна имела то особое, не поддающееся описанию влияние на Громова, которое только любимая женщина может иметь и оказывать на мужчину.

Если учесть, что перед всеми этими событиями Игорь Анатольевич пережил похищение внука, то становилось вполне понятным и объяснимым, что начатая им политическая кампания была приостановлена, а потом и вовсе сошла на нет. Правда, сам Громов сказал Славке другое: он заявил, что происшествие с Артемом было связано именно с политической деятельностью и что целью шантажа являлся отказ Громова от политической карьеры.

В принципе Смирнову глубоко безразличны эта политическая возня, бизнес и семейные дела бывшего шефа. Он не собирался ломать над этим голову и гадать: что, как и почему. Но в свете полученного задания все вышеизложенное приобретало совершенно новый смысл и могло иметь новую и неожиданную подоплеку.

Славка задумался над все тем же вопросом: зачем Громову какие-то записки? Какое ему дело, в чьи руки они попадут? И почему это его так волнует? Может быть, происшествия со Штыревым и вторым мужем Маринки не такие уж случайности, как кажется на первый взгляд? Допустим, Матвеев помог Грому разыскать внука. Ну и что? Даже если отбросить вопрос, как ему это удалось, возникает следующий. Почему его убили и как это может касаться уважаемого Игоря Анатольевича? И что там Матвеев мог понаписать в тех дневниках, чтобы это волновало такого человека, как Гром?