Волк насторожился Бушков Александр

Данил ей мысленно поаплодировал — вплоть до овации. Сей маленький экспромт, имевший целью выяснить, понимает ли старлей по-английски, достиг цели мгновенно: офицер таращился на девушку столь же умиленно-обалдело, определенно не поняв ни слова. Данил тем временем подошел вплотную к часовому — тот, глядя на Лару, непроизвольно проглотил слюну с громким чмоком — обозрел его спереди, с боков, заулыбался:

— Рашен командос? Велл, велл…

И, войдя в образ, потрогал указательным пальцем дуло автомата, праздно болтавшегося у детины на плече. Тот и внимания не обратил, сказал завороженно:

— Ох, Серега, я бы ей вдул…

Старлей цыкнул на него, но дядя Миша с понимающей ухмылкой успокоил:

— Да не понимают они ни хрена, переводчик вон сидит, только он с похмелья, в деревне бражки обожрался, пошевелиться не может… Чего тормозили-то?

— Ох, я бы ей… — повторил простяга-часовой.

Данил с милой улыбкой сказал ему на английском:

— Почеши себе яйца битой бутылкой, дитя мое, и жопу не забудь…

И, обойдя его, с раскованностью патентованного иностранца направился к палатке, стал озираться с видом крайнего любопытства.

— Куда едете? — спросил старлей, косясь на Лару.

— Сказали, вот сюда. — Дядя Миша показал ему карту и ткнул пальцем. — Говорили, тут есть медведь. Нам, честно тебе скажу, интереснее его по тайге покружить подольше, он, английская морда, поденно платит, вот я его четвертый день вокруг деревень кручу… Да заскучал что-то, в чащобу хочет. Вы что тут делаете-то, а?

Лара, склоняя головку то к правому плечу, то к левому, разглядывала часового. Часовой млел. Данил, повернувшись вполоборота к машине, внимательно слушал.

— Сюда не надо, — тыкал пальцем в карту старлей, — тут запретка, сюда тоже соваться не стоит…

— А что вы там крутите? Спускаемый аппарат, что ли, упал?

Лейтенант поманил его пальцем и сказал потише:

— Утечка радиации, понял? Везли там одну херню на точку, а она с откоса кувыркнулась. Так что забирай в сторонку. Вот здесь чтоб вас и близко не было. Мы сами в ту сторону до ветру сходить боимся, хоть дозиметр пока и не шевелится…

Судя по его лицу, он искренне верил во все, что говорил — сам попал на обманку.

— Ну, спасибо, что предупредил, — сказал Корявый облегченно. — Где, говоришь, безопаснее? Ага… Туда вжарю, покручу его еще пару деньков…

— Только смотри, на тохарцев не напорись.

— Так это что, по радио не звездели?

— Точно тебе говорю. Возле Шеломаихи; местные с ними стрелялись. Заходят на нашу сторону, только так, знаешь ихних лошадок? Везде пройдет, по горам лазит, как кошка…

— Да у меня карабин при себе.

— Они тоже не пустые, — сказал старлей.

— Слышь, Серега, — обрадовался часовой. — А может, кого из нас послать одного с иностранным гостем? Чтобы ненароком узкоглазые не обидели. Я бы съездил ради такого случая, согласно дружбе народов. Все тишком, и полкаш не узнает…

— Подтянись! — Старлей окинул его уничтожающим взглядом. — Хорошо, они по-русски не секут, а то писал бы этот потом у себя насчет нашей дисциплинки… Ну куда тебе щемиться? Так она тебе и дала, ты ж полгода не подмывался, а у них на каждое время дня свой дезодорант.

— Все равно, положить бы ее голой попкой в мягкие лопухи…

— Сиди уж, страдалец. Марш на пост!

Часовой вздохнул:

— Может, она хоть с нами сфотается?

— Пошел, говорю!

Старлей уже стремился побыстрее от них избавиться — пока не вылезли из палатки остальные, и дисциплина в подразделении не оказалась подорванной на весь оставшийся день. К тому же Данил, отвечая на яростные взгляды старлея детской улыбкой, бродил возле палатки, недвусмысленно намереваясь поиграться автоматами.

— Забирай ты их и вали, хрен с тобой, — посоветовал он Корявому. — А насчет тохарцев — поглядывай. Погонишься за валютой, без головы останешься…

— Да чего они там…

— Вот тебе «чего»… Я вчера выходил на связь, сказали, что подойдет еще батальон. Понял? По пустякам в тайгу не погонят. Они, говорят, в лесничестве всех вырезали.

— Эй, мистер! — заорал Корявый Данилу, усиленно помогая себе жестами, стуча пальцем по стеклу часов: — Ком, ком! Время! Ту-ту-ту! Медведь — бух-бух!

— Ну, чтоб ты только мне на дороге не попался… — сказал Данил по-английски, похлопав старлея по плечу. — Пошли, доченька иностранца, а то у часового скоро казенные штаны по шву лопнут…

— Не все же равнодушны к моей прелести, как ты, болван, — очаровательно улыбаясь, бросила Лара на том же наречии и сделала ручкой часовому. — Гуд бай, мал-шик!

«Вряд ли они будут сообщать Логуну, — подумал Данил, когда машина тронулась. — А если и доложат по рации, будут упорно талдычить насчет „ненашего человека“ с очаровательной дочкой, приметы у них, можно биться об заклад, в памяти не отложились — вот разве что параметры Лариной фигурки могут описать с точностью до миллиметра… Значит, подходит еще батальон? Интересно, означает ли это, что раскопки близятся к концу?»

Валентин достал процессор — они уже захватили начало запрограммированного маршрута. Хитроумная штучка старательно попискивала и свиристела, отмечая короткими пунктирами все отклонения машины от вколоченной в память процессора трассы.

Данил пересел за руль. С ровной дорогой пришлось распрощаться, машина перла по редколесью, раскачиваясь, словно лодка на волнах, взревывая мотором, прыгая на толстых корнях. «Уазик» способен творить в тайге чудеса, лишь бы хватило места проехать… Валентина с Ларой швыряло на жестких лавочках, автоматы им пришлось взять в руки, а запалы от гранат Данил напихал себе в карманы. Рюкзаки ездили то вдоль, то поперек, хорошо еще, в их вещах не было ничего стеклянного, иначе давно разбилось бы к чертовой матери…

Примерно через час такой эквилибристики Данил остановил машину, решительно выключил мотор. «Уазик», накренясь на левую сторону, приткнулся на отлогом склоне. Дальше не проехать. Тайга становится все гуще, петлять пришлось бы так загогулисто, что пешком все равно быстрее…

— Приехали, господа, — сказал он, распахивая дверцу. — Дальше придется ножками…

Вокруг стояла тишина. Мошка моментально окутала их мельтешащим облачком. Данил побрызгал вокруг импортным аэрозолем, на пару минут воздух очистился, но вскоре крохотный таежный гнус вернулся, щекотал лицо, назойливо лез в уголки глаз.

— Ну откуда они берутся? — Лара громко выругалась, устав отмахиваться.

— Ручками не махай, не поможет… — сказал Данил. — Это еще ничего, бывает похуже. — Он достал флакон с отечественным гнусобоем. — Придется мазаться. Только сначала косу заплети, да потуже, чтоб за ветки не цепляться такой гривой.

— А воняет… — Лара недовольно повертела флакон.

— Смотри, чтобы в глаза не попало. — Данил щелкнул затвором, забросил автомат на плечо и прицепил нож к поясу.

Валентин извлек шикарный нож разведчика в зеленых ножнах-кусачках, с зеленой рифленой ручкой. Данил присмотрелся — так и есть, перышко с фокусом. От обычного армейского ничем вроде бы на первый взгляд не отличается, но в торец заделано стреляющее устройство на один патрон, с двадцати метров можно прошибить каску…

Лара старательно упрятала косу под капюшон ветровки, завязала под подбородком шнурок. Нести ей ничего не пришлось, рюкзаков было только два, да и те не особенно тяжелые, впрочем, — камуфляж, десятка два консервных банок (сухой паек на неделю), по четыре автоматных магазина, гранаты, аптечка. У Валентина было еще большое, но легчайшее синтетическое полотнище, из которого можно было соорудить подобие палатки. Пара биноклей, пара фонариков, топорик — вот и все.

Данил велел Ларе снять кроссовки, проверил подошвы — нет, скользить не должны — для надежности пилкой своего ножа сделал несколько надрезов, там и сям выпилив зубцы. Вздохнул:

— Вроде бы — пойдет… Запомни, техника безопасности простая. Смотри, куда ставишь ногу. Не спеши. На поваленные стволы подошвой не опирайся — переступай их. Если вывихнешь ногу, не знаю, что и делать…

— Пристрелишь? — Лара улыбалась, но немножко посерьезнела все же, общее настроение действовало.

— Пристрелить, конечно, не пристрелю, — сказал Данил. — Но придется оставить тебя с Мишей дожидаться нас, будете сидеть посреди тайги черт знает сколько, нервишками скрипеть… Так что ты уж постарайся осторожнее. Ну, готовы?

Он отошел метров на двадцать. Порядок, уже с такого расстояния машины не видно, а с воздуха тем более не заметят… Вернулся к своим, докурил сигарету и аккуратно затоптал окурок, снова вздохнул:

— Пошли?

В общем, было не так уж трудно: погода стояла прекрасная, болот и топей по пути не предвиделось. Валентина с дядей Мишей Данил пустил вперед, а сам встал в хвост, позади Лары, как-то незаметно зашевелились в памяти старые навыки, и он без особого напряжения стерег каждый ее шаг. Было даже легче нежели встарь: потому что сосредоточился на одном — подхватить, если споткнется.

Многочасовая ходьба по тайге — предприятие не то чтобы особенно изматывающее, но однообразное и нудное. Обзора нет никакого, глаз утыкается в сплошную стену деревьев, сухие веточки легко ломаются, хрустя, когда ты их задеваешь, от сучьев покрупнее, живых, приходится уворачиваться, то и дело лицо встречает невесомо-липкую паутину. Хорошо еще, почти не попадается на пути непроходимого бурелома, но иногда все же приходилось огибать высоченные выворотни. Гнуса то ли стало поменьше во второй половине дня, то ли с ним немного свыклись, и он перестал раздражать — но все равно через каждый час мазались вонючей дрянью, испарявшейся столь же быстро, как основатели «пирамид» с денежками вкладчиков.

Живности вокруг хватало — то непуганые белки, винтом взмыв по стволу, цокали сверху, то с фырчаньем взлетал табунок рябчиков и приземлялся не особенно далеко — дичь словно чуяла, что палить по ней не будут. Зверье покрупнее и пообстоятельнее на глаза себя, понятно, не выставляло — успевало услышать шаги издали и бесшумно растаять в чаще. Узенькие звериные тропки встречались раза четыре, по одной они даже прошли с полкилометра, очень удачно была протоптана, почти совпадая с их маршрутом. Неширокий ручей перешли, свалив поперек молодую сосну, отталкиваясь от дна двумя специально вырубленными слегами.

В два часа дня Данил объявил привал. Валентин ни словечком не протестовал против того, что командование как-то незаметно перешло к Данилу, вообще хлопот с белобрысым не было ни малейших — рта почти не разевал, двигался мягко и бесшумно, без единого лишнего движения, казался неутомимым и безостановочным, словно робот. Но именно это, признаться, Данилу и не нравилось — он не ощущал рядом с собой присутствия ч е л о в е к а, рослый блондин с бесшумным автоматом на плече был отделен неким силовым полем, тормозившим все эмоции и выпускавшим наружу лишь снисходительное равнодушие. И Данил до сих пор ломал голову, прикидывая: прав он или нет, у ж е вынеся решение и поставив точку?

Слава богу, Лара причинила меньше хлопот, чем он опасался сначала. Час за часом топала след в след за белобрысым, не пища и не жалуясь, первое время немного замедляла ход всей цепочки, но довольно быстро приладилась не спотыкаться. И Данил успокоился, ухмыльнувшись про себя: что делает с людьми золото…

На привале она облегченно охнула и повалилась навзничь, даже не подумав сбегать в кустики. Корявый разжег крохотный костерок, отгоняя дымком поредевшую мошку. Данил вновь заставил девчонку снять кроссовки и тщательно исследовал кожу на ногах, шлепая ладонью, когда начинала попискивать и заявлять, что ей щекотно.

— Ну, ничего, — сказал он облегченно. — Не стал бы я тебя брать в долгий маршрут, но день-другой с тобой неприятностей не будет…

— Совершенно бесполезные пространства, — обронил Валентин. — При одной мысли, что э т о тянется на тысячи километров, цивилизованному человеку становится не по себе.

— А как насчет «зеленых легких планеты»? — с ленивой подначкой бросил Данил.

— Ну разве что.

Они устроились на отлогом склоне, под кедром. Ощущения трудно было описать словами: вокруг все было, как п р е ж д е, как сто тысяч лет назад, когда человек ютился по пещерам. З д е с ь не изменилось ничего, и в мощь оставшейся где-то вдали цивилизации верилось с трудом — впрочем, в ее разумность не верилось вообще…

Съели по банке тушенки на двоих. Выпили кофе из отыскавшихся в рюкзаке у Валентина английских банок — армейских, саморазогревающихся. И минут через двадцать Данил поднял группу, наплевав на умоляющие взгляды Лары.

— Ничего, — ухмыльнулся он, забрасывая автомат на плечо. — Чем больше протопаем до темноты, тем меньше останется на завтра. Так что — форвертс, фройляйн…

И вновь — липкая паутина на щеках, шуршат крыльями взлетающие рябчики, мелькнул черный хвост удирающего за дерево соболя, чуть слышно хрустнув, ломается черно-серый, словно бы из затвердевшего пепла, сучок, расступаются сочные ветви папоротника, порой достающие тебе до макушки, россыпи огромных червивых маслят, которым так и суждено сгнить. Иногда обходишь темноватый сырой овраг, иногда осторожно перелезаешь через поваленное ветром подтрухлявевшее дерево, щебечут птицы, названия которых ты, как городской человек, давно забыл, а то и не знал вовсе…

Сжалившись, он на четверть часа остановил группу, чтобы Лара могла вдоволь попастись в малиннике, а сам все это время стоял с автоматом под рукой — где малинник, там может оказаться и медведь, сейчас они сытые и спокойные, но зверь есть зверь, следует бдить…

Около семи вечера слева послышалось тонкое металлическое зудение, Данил торопливо вытащил из футляра бинокль, но вертолет прошел слишком далеко, десятикратная оптика поймала лишь пятнышко на горизонте, цветом почти сливавшееся с тайгой.

Песню «А вокруг голубая, голубая тайга» написал какой-то чудак, отроду в тайге не бывавший. Заросшие тайгой горы даже на большом расстоянии не выглядят голубыми, остаются столь же зелеными, разве что чуть подернувшись дымкой, делающей их темнее… Вот б е з л е с н ы е горы — те, точно, кажутся издали голубыми…

Около десяти вечера они остановились в распадке, у ручья. Можно было пройти еще с километр, но Данил решил остаться у воды, вскипятить чай. Английский кофе — вещь хорошая, но чай как-то привычнее, и организму с ним не в пример приятнее…

Валентин нажал кнопочки, присмотрелся к менявшимся цифрам.

— Неплохо, господа. Тридцать шесть километров.

— А не сто тридцать шесть? — без малейшего наигрыша простонала Лара, валявшаяся уже босиком. — Сколько там осталось, пятьсот?

— Около двенадцати, если учесть, что идти придется не по прямой, — сказал Валентин. — Ты же сама не захочешь идти прямиком по горам?

— Нет уж, избави господи… Джентльмены, суньте кто-нибудь в рот сигарету, сил нет в карман залезть. Мерси. Темнеет-то как быстро…

Темнота, в самом деле, накатывалась мгновенно. Валентин подсел к Данилу с картой, посветил фонариком:

— Завтра пойдем по этому вектору. Придется пересечь дорогу, она здесь петляет. Это, как я понимаю, обрыв…

— Непременно.

— А дальше начинается долина… Что это вы делаете?!

— Багульник добавляю, — сказал дядя Миша, бросая в закипавший чайник кусочки наломанных веточек. — Для аромата. Только и делов… Все, сейчас настоится. На карауле стоять ночью будем?

— Обязательно, — сказал Данил. — Кто из вас лучше переносит «собачью вахту»?

— По-моему, я, — кивнул Валентин. — Опыта больше.

— Значит, я стою первым, — сказал Данил. — Потом дядя Миша, потом вы… Только учтите, ручей так плещет, что ночью может неизвестно что почудиться, стреляйте с разбором…

— Постараюсь, — с ледяной вежливостью ответил Валентин.

Срубив несколько молоденьких сосенок, поставили подобие палатки, и Данил загнал остальных трех спать. Сам устроился у прогоревшего костра, положив рядом автомат на кучку лапника. Жаль, что нельзя было взять толковую собачку, с ней спокойнее, любой сюрприз учует издали…

Ручей лопотал поблизости, журчал, позвякивал, протяжно булькал. Никаких загадочных звуков из тайги почти и не доносилось — мыши, зайцы и совы, выходившие с темнотой на ночную жизнь, шуметь не привыкли. Ночные страхи, в общем, близко не подступали, и он сидел, расслабившись, без особых мыслей в буйной головушке.

Потом тишину разорвало могучее мяуканье — точь-в-точь кошка на крыше, только раз в десять посильнее. Мяв пронесся над тайгой, утих. И снова заорала лесная кошка, словно приветствуя показавшуюся над вершинами деревьев луну.

Полог приподнялся, выбралась Лара:

— Это кто? — Она подсела вплотную, зябко собрала пригоршней под горлом куртку.

— Ничего особенного, — сказал Данил. — Рысь орет. От нечего делать. Сидит на суку и упражняется…

— А она на нас не полезет?

— Не полезет. Серьезно. Вокруг, может, и походит…

Рысь заорала снова.

— То-то деревья были когтями изодраны… — сказал Данил. — Мы у нее на квартире, то бишь на участке. Обижается.

— Бог ты мой, небо какое…

В самом деле, было на что полюбоваться. Млечный Путь протянулся косой полосой, звезды казались величиной с вишню — а вокруг, везде, где достает взгляд, россыпь огоньков-одиночек.

— Я такого в жизни не видела…

— Ничего удивительного, — сказал Данил. — В городах такого не увидишь.

— А она не блажит больше… Правда, не подкрадется? — Лара подсела вплотную, прижалась, положила ему голову на плечо. — Романтики — хоть ложкой ешь…

Данил после некоторой борьбы с собой — в такую ночь и в самом деле тянет предаться самой разнузданной лирике — отстранил девушку:

— Ты, кажется, устала?

— Мужлан… Я только разнежилась…

— Это тебе не пикник, — твердо сказал Данил. — Выспаться всем нужно как следует, ясно? Завтра определенно будет соприкосновение с противником… Тебя это, конечно, не касается, но все равно…

— Я хорошо держусь?

— Ты замечательно держишься, — сказал Данил, коснулся губами ее щеки. — А если будешь молча подчиняться приказам, тебе вообще цены не будет…

— Валентин, мать его, как кибер… Ты придумал…

Данил коснулся пальцем ее губ, потом уха. Замахнулся, сделав яростное лицо, подтолкнул:

— Марш спать.

Как ни удивительно, она повиновалась без дискуссий.

…Внутренний будильник был поставлен на половину пятого. Данил полежал с открытыми глазами, привыкая к темноте, высунул голову из-под полога.

Рассвет — серый, зыбкий, м у т н ы й — только зарождался. Меж деревьями слоились медленно плывущие полосы тумана. Валентин, сидевший на том же месте, где вчера Данил, пошевелился — значит, не дремал. Данил на четвереньках выполз из-под полога, тихо вытянул автомат. Как ни бесшумно он двигался, белобрысый услышал, повернул голову. Сделав успокаивающий жест, Данил встал на ноги, повесил автомат на плечо, сунул в карман половинку газетного листа и пошел вниз под уклон, к зарослям, лениво ломая голову над весьма интересной проблемой: любопытно, когда же бравые мушкетеры, при навязанном им автором лихорадочном темпе жизни, ухитрялись покакать?

Возможно, человек, сидящий со спущенными штанами и автоматом наготове, кому-то и покажется смешным, но свидетелей вокруг все равно не было. Данил, сняв автомат с предохранителя, из рук его не выпускал. Мало ли что. Рысь, раздосадованная присутствием на ее участке посторонних, могла пожаловать в гости с самой неожиданной стороны. Да и медведи здесь в самом деле водятся — он не стал ничего говорить остальным, но вчера вечером заметил след на подходе к тому месту, где стали лагерем…

Встал, повесив автомат на шею, использовал газету — и замер, пригнувшись…

Нет, не почудилось. Тень и в самом деле мелькнула меж деревьями — скорее вертикальная, чем горизонтальная. И еще одна. И еще.

Палец был на курке, но он, разумеется, не выстрелил. Сидел на корточках в кустарнике, глядя, как перебегают все ближе к палатке четверо неизвестных, то пропадая в тумане, то выныривая вновь. Становилось все светлее. Неподалеку послышался непонятный звук — то ли всхлипыванье, то ли короткий визг. И вновь — тишина. Четверо крадутся к палатке.

Данил мог бы положить их одной очередью, но не знал, сколько их еще в чаще. В руках у них ничего нет, только у переднего какой-то сверток, ничуть не похожий на оружие. Так что имеет смысл подождать развития событий…

Увы, палатку со своего места он не видел, деревья заслонили. Осторожно переместился вправо шагов на пять. Еще немного, а теперь — за дерево…

У палатки послышалась громкая возня, какие-то хрипы. И тут же — торжествующие вопли, новая возня, Ларин визг… Данил скользнул правее. Уже почти рассвело, и он все рассмотрел, напрягая глаза.

Валентин лежал ничком, и двое нападавших старательно связывали ему руки. Полотнище рухнуло, из-под него третий выволакивал Лару, на ходу скручивая ей руки толстой веревкой, а потом показался и четвертый, стволом Валентинова автомата подталкивая дядю Мишу. Обернулся к деревьям, завопил что-то в тайгу на совершенно непонятном языке.

Данил присел, благословляя собственную предусмотрительность — из чащи вылетели два всадника на низеньких мохнатых монгольских лошадках, ведя за собой в поводу еще четырех оседланных. Одеты они были без всякой экзотики — пиджачки, джинсы, один в старомоднейшем болоньевом плаще. У другого ружье за спиной.

«Тохарцы», — сообразил Данил, разглядев лица. Черноволосые, раскосые… Значит, это не брехня, не часть отпугивающей дезы — и в самом деле какие-то шайки перешли границы бывшей автономии, а ныне «сувереннейшей республики в составе России». Молодой держит автомат умело — в армии, скорее всего, служил. Автомат и ружье — больше оружия не видно, разве что ножи на поясах. Что ж, он поступил правильно — начни он палить по четверке, оставшиеся в засаде преспокойно могли бабахнуть в спину…

С головы у Валентина сдернули мешок. Только теперь он, словно бы ожив, стал дергаться, весь сотрясаясь от кашля — ах, вот оно в чем дело, азиатские хитрости… Он уже был связан по рукам и ногам — должно быть, его справедливо посчитали самым опасным. Ларе связали только руки, примотав свободный конец веревки к ближайшему суку, а дядю Мишу просто держат под прицелом, в такой позиции и в самом деле не больно-то потрепыхаешься, если не прошел специальной подготовки…

Нападавшие ничуть не беспокоились, не озирались по сторонам. «Это уже лучше», — подумал Данил. Они не знают, сколько всего человек было в палатке, не подозревают, что одного недостает. Видимо, вчера ночью заметили костер издали, вот и все. А его следы не отыщут — не индейские следопыты в самом-то деле…

Он был почти спокоен, процентов на девяносто. Убивать его спутников пока не собирались, азиаты любят театральщину… До палатки — метров двадцать, тот, что с ружьем, так его и не снимает, остальные копаются в пожитках, удивленно тараторя над гранатами, лошадей уже привязали. Устроить в такой обстановке небольшую Варфоломеевскую ночь, располагая автоматом и «береттой» с полными магазинами, — что обрызгать два пальца… Даже разжигать в себе злость не стоит.

Дядя Миша витиевато выругался. Похоже, поняли его прекрасно — тохарец угрожающе взмахнул автоматом, и Корявый на всякий случай примолк… Лицо у него, впрочем, казалось не особенно испуганным — битый жизнью зек смекнул, что Данила нет, и нет его автомата, если бы тохарцы его пришили в отдалении от лагеря, оружие непременно принесли бы с собой… Данил видел, что Корявый начинает уже спокойно оценивать ситуацию.

Реакции Валентина определить было гораздо труднее — он все еще перхал и кашлял, валяясь лицом вниз. Старый азиатский способ: на дно мешка мелко крошится табак, накидывается часовому на голову, и человек моментально захлебывается едкой пылью… Главное — подкрасться бесшумно.

Ларе приходилось тяжелее всех — Данил рассмотрел ее испуганное личико. Торчавший перед ней тохарец пялился на нее так, что долго думать над его намерениями не было нужды. Тот, что с ружьем, самый, похоже, старший, что-то ему крикнул — но молодой, засмеявшись, отделался короткой фразой, шагнул к девушке вплотную и принялся обстоятельно, неторопливо лапать, разорвал на груди маечку…

Данил поднял автомат, положил ствол на подходящий сук. Конечно, целился он не в сексуально озабоченного, а в того, что стоял с автоматом. В голову — тут не до вежливости…

Положил палец на курок.

Тохарец с автоматом дернулся, в полной тишине разжал руки. Выпустил автомат и стал падать, подламываясь в коленках. Данил видел у него во лбу аккуратную дырочку — но сам-то был тут ни при чем!

Секундой позже пожилой с ружьем за спиной медленно повалился ничком. Данил перебежал за соседнее дерево, уже приблизительно прикинув, откуда лупит из бесшумки неизвестный, но превосходный стрелок. Пожалуй, являть себя публике в автоматном грохоте пока что рановато…

Трое, побросав вещи, оторопело стояли над рюкзаками, все еще не веря. Данил их прекрасно понимал — тут не сразу и опомнишься… Только молодой, прижавший Лару к бедру и самозабвенно расстегивавший на ней джинсы, ничего не видел и не слышал вокруг, словно токующий глухарь…

Стряхнув оцепенение, один из тохарцев завопил. Молодой наконец недовольно оглянулся, до него медленно-медленно стало кое-что доходить… Корявый — молодец, бля! — рухнул наземь, закрывая голову руками, чтобы не угодить невзначай под пулю. И тут же упали те трое, скошенные, как можно угадать, одной очередью — короткой и меткой.

Один-единственный из налетчиков, оставшийся в живых, заметался, словно бы отмахиваясь от невидимок, обступивших его со всех сторон, он почему-то побежал прочь от лошадей, опомнился, кинулся назад, к низкорослым разноцветным конькам, преспокойно стоявшим на привязи…

И упал, нелепо взмахнув руками. Тишина, только Лара пару раз всхлипнула и умолкла, пытаясь привести себя в порядок, но как это сделать со связанными руками? Данил ждал, держа автомат стволом вверх, стоя так, чтобы моментально крутнуться куда надлежит, полоснуть очередью и залечь. Как ни шарил взглядом, не мог обнаружить ни малейшего шевеления.

Потом что-то сдвинулось с места, медленно продвигаясь к рухнувшей палатке, на открытое пространство… Сначала показалось, что это зашагал отдаленный куст.

Но это, конечно, был человек — в «лохматом» камуфляжном костюме, словно бы дробящем очертания фигуры из-за множества нашитых на него лоскутков и полосок самой разнообразной формы, в нашлемнике, больше всего напоминавшем болотную кочку. По цвету все это идеально сливалось с окружающей растительностью. Несмотря на покрывавшие лицо зеленые полосы, можно без труда определить, что человек очень похож на нападавших — столь же раскос и скуласт.

Данил выжидал. Человек спокойно опустил такой же, как у Валентина, АС (только увитый камуфляжными ленточками), положил его, поднял руки ладонями вверх и крикнул:

— Я — Борус!

Облегченно вздохнув, Данил опустил автомат и пошел к нему.