Дилетант Левитина Наталия
– Да ерунду. И заплатят хорошо. Нужно кое-кому нервишки помотать.
– Каким образом?
– Украсть бабу с дитем.
– Это не мой профиль.
– А мой, что ли? Дадут десять тысяч. Купаться будешь в зелени, – насмешливо улыбнулся Платон.
– В десяти тысячах не больно-то искупаешься. И что, только украсть?
– Смеешься. Конечно, не только. Но сначала недельки две подержать взаперти. Как раз для тебя, ты же в бегах. Вот и посидишь в подполье. Покараулишь.
– Нет, не хочу.
– А я хочу? Надо услугу оказать полезным людям. Женщина с ребенком отличный инструмент воздействия.
– Говорю, не мой профиль.
– Конечно, тебе банкиров подавай. Ладно, Вадим, не выпендривайся.
Вадим задумался. С Платоном ему ссориться не хотелось – слишком влиятельная личность. Провести две недели в обществе нервной мамаши с ребенком – хотелось еще меньше.
– Соглашайся, – подтолкнул мячик для гольфа Платон. Мячик медленно преодолел несколько метров нерешительности Вадима и упал в заготовленную лунку, поставив точку в его размышлениях. Десять тысяч долларов за несерьезную работу плюс две недели уединения, которое ему сейчас очень кстати, плюс расположение Платона – наверное, придется согласиться.
– Вот и славно, – понял Платон. – Я знал, что ты не откажешь. Зачем нам ссориться, правда, Вадик?
– Машину даешь?
– Все дам. И ключи от квартиры. Там все приготовлено. Жратва, хаггисы-маггисы.
– Какие хаггисы? – не понял Вадим.
– Ну, памперсы.
– Ребенок что, маленький?
– Угу.
– Час от часу не легче.
– Тебе-то какая разница?
– Что за баба?
– Да девчонка. Соплей перешибешь. Каждый день после обеда гуляет со своим детенышем в городском парке. Маршрут один и тот же. Выбирает, где поменьше людей. Знаешь, дубовая аллея параллельно берегу водохранилища, начинается у кафе «Чио-Чио-сан»? Вот там – она курсирует битых три часа ежедневно. Там ее и возьмешь.
– Когда?
– Да хотя бы послезавтра. А завтра езжай в парк, посмотри на нее.
– А фотографию?
– Да зачем тут фотография? Нет у меня. Девчонка тощая, симпатичная, короткие светло-русые волосы, голубые глаза. Очень симпатичная, тебе понравится, хе-хе. Коляска ярко-синяя с желтыми мишками и автомобилями.
– Мишки, автомобили, – хмыкнул Вадим. – Тоже мне ориентировка.
Платон приподнялся в кресле, оглядел сверху на четверть опустошенный стол и нацелился вилкой на жареный шампиньон.
Вадим вздохнул, пододвинул к себе тарелку и в расстроенных чувствах тоже принялся за еду.
Маша покупала авиабилет в прохладных кассах. Ей предложили на выбор три авиакомпании, и Маша вспомнила, как лет восемь – десять назад, когда она летала к бабушке в Омск, каждая покупка билета на самолет превращалась в битву при Дарданеллах. Надо было прийти до открытия авиаагентства, вломиться с возбужденной толпой внутрь, занять очередь, желательно в несколько окошечек, и с нетерпением ждать ответа царственно-неприступной дамы за перегородкой.
Времена изменились. У девушки-кассирши вид был очень привлекательный и заинтересованный, она прямо-таки сгорала от тайного желания продать Маше как можно больше авиабилетов во все точки земного шара. Она терпеливо ждала, когда Маша на что-нибудь решится.
– Рекомендую «Трансаэро», – прозвучал за Машиной спиной приятный мужской баритон. Маша обернулась и смахнула бюстом рекламные буклеты с кассовой стойки. Разноцветные листочки вспорхнули и ссыпались на пол.
Прекрасная командированная, живописная, как норвежский фьорд, но отнюдь не такая холодная, в короткой юбке и лайкровой мини-кофточке, нагнулась за бумажками и сразу вызвала небольшое столпотворение из потрясенных этим зрелищем лиц. Элегантный незнакомец явно оценил разрушительные способности Маши.
– Рекомендую «Трансаэро», – повторил он, улыбаясь. – Вы всегда такая опасная?
– Только в критические дни, – скромно сказала Маша.
– Знаете, фантастическое совпадение. Я тоже лечу в Шлимовск.
– Правда? – удивилась Маша.
– И тоже во вторник.
– Я балдею, – призналась Маша. – Как это сильно! И, учитывая, что вы практически выступили в роли рекламного агента компании «Трансаэро», возможно, мы полетим в одном самолете?
– Возможно. На всякий случай сообщу, что меня зовут Леонид. А вас?
– Мария.
Маша забрала свой билет и одарила коммуникабельного Леонида ослепительной улыбкой, которая, впрочем, моментально погасла, едва она повернулась к новому знакомому спиной.
«Как вас всегда много, – думала она, направляясь домой. – На улицах, в кассах, в подъездах, в автобусах, на пляжах. Почему все хотят со мной познакомиться?»
Маша по долгу службы, как профессиональный журналист, была, конечно, максимально открыта для контактов. Но предпочитала, чтобы инициатива исходила от нее.
– Ника Львовна, я принесла вам подноготную.
Ассистентка Ольга Щеткина, премиленькая Барби с пышной гривой обесцвеченных волос и капризными губками, заглянула в кабинет, где Ника и оператор Сергей Будник обсуждали детали съемки в квартире Шведова, и положила на стол бумаги.
– И что там интересного, Оленька?
– Так. Появились новые сведения. Хотя они, конечно, давно известны, я думаю. Шведов получил три кредита из внебюджетных фондов – мэр Суворин помог зятю. Можно спросить, как он их использовал. Кукиш, то есть полковник Кукишев, на прошлой неделе ездил в Москву, учинил со своей свитой погром на каком-то митинге и загремел в каталажку. Какой позор! И этот человек баллотируется в мэры! Дальше. Домик Ивана Елесенко в укромном местечке городского парка по визуальной оценке эксперта стоит не менее семидесяти – ста тысяч долларов. А если оценивать не визуально? Так, дальше. Служба социологических опросов Фелька, так… Нет, а, вот. У Николая Самарского судимость.
– У него судимость? – воскликнула Ника. – Как? Я не знала!
– Да, Ника Львовна, судимость. Кандидат-то с душком.
– Оля, что за выражения! – почему-то рассердилась Ника.
– На заре молодости отсидел четыре года за махинации с валютой.
– А… Ну, сейчас на каждом углу обменные пункты занимаются тем же, за что он пострадал.
– Но тогда, Ника Львовна, в те далекие времена, сделки с валютой были незаконны. И Самарский прекрасно это знал.
– Ладно. Думаю, не обязательно зацикливаться на этом печальном факте.
– Вам виднее, Ника Львовна. А, чуть не забыла. Фельк-то, несмотря на наши просьбы, смылся все-таки в Москву, и, если он послезавтра не вернется, «круглый стол» с претендентами горит синим пламенем. Что, будем записывать без Фелька?
– Нет. Я думаю, он успеет.
– Уже два раза откладывали. Как трудно собрать их всех вместе, да? Все для них, студия, декорации, прайм-тайм, и все коту под хвост.
– Прайм-тайм, Оленька, на центральном телевидении. А у нас – просто «хорошее время».
– Ну хорошее время.
– Ника Львовна, я пойду? – спросил оператор Сергей, поднимаясь со стула. – Кстати, я ведь починил ваш магнитофон, – вспомнил он. – Вечером завезу?
– О, спасибо тебе, Сережа!
Ника три раза подряд чинила по гарантии свой видеомагнитофон, и все три раза неисправность вновь проявлялась через день после возвращения из сервис-центра. В сервис-центре на Нику смотрели невинными, честными глазами.
– Тогда я на сегодня свободен?
– Да, иди. Огромное спасибо!
Сергей посмотрел, удобно ли лежит в сейфе его драгоценная профессиональная видеокамера, аккуратно закрыл дверцу. Проходя мимо Ольги, он незаметно шлепнул ее чуть ниже поясницы. Хорошенькая блондинка отреагировала бурно. Она развернулась и врезала Сергею по спине журналом учета видеокассет.
– Оля! – возмутилась Ника. – Ты оставишь меня без оператора!
– А вы видели, как он со мной обращается? Я что, какая-нибудь девка? – обиженно спросила Оля.
– У, злючка! – сказал Сергей и скрылся за дверью.
– Он явно к тебе неравнодушен, Оля!
– Ах, Ника Львовна, а вот если бы вы позволяли всем, кто к вам неравнодушен, щипать вас за… За интересные места. Что бы с вами было?
– Действительно, – согласилась Ника. – Ты права. Но все же не будь такой реактивной.
– Ладно… Ника Львовна, а я вас вчера видела!
– Да?
– С таким мужчиной!
– С каким? – явно обеспокоилась Ника. – Что, Ольга? Откуда такой игривый тон?
– С шикарным мужчиной, – продолжала интриговать барбиобразная девица, наблюдая за волнением руководительницы.
– Ах, ну ты ведь знаешь, по долгу службы с кем только не приходится встречаться!
– Нет, Ника Львовна, у вас был совсем нерабочий вид. Вы знаете, знаете, о ком я говорю!
Шлимовская звезда экрана перебирала бумаги на столе чуть более нервно, чем следовало бы, – подковырки Оленьки были вполне безобидны. Но Ника откровенно психовала.
– И о ком ты говоришь? – напряженно посмотрела она на ассистентку.
– Да о господине Герасимове же! Ах, какой мужчина, Ника Львовна. А молоденьких он не любит?
Ника свободно вздохнула и расслабилась в кресле. Герасимов! Директор хлебокомбината и участник одной из следующих передач. Ника была настолько рада, что истинный герой ее дум, хранитель ее сердца, ее таинственный возлюбленный, счастливо избежал нескромного взора вездесущей Оленьки, что она не отреагировала на умышленную или неумышленную бестактность подчиненной.
– Могу тебя ему представить. Раз ты такого высокого мнения о его неотразимости. Когда приедет в студию для записи передачи.
– Ну что вы, Ника Львовна, на меня, какую-то ассистентку, он и не посмотрит, – уничижительно сказала Оля, пытаясь сгладить неловкость своей предыдущей фразы. – Только вы их всех и интересуете. Мужчин.
«Мужчин», – повторила про себя Ника. Множественное число. А ей хотелось бы интересовать всего лишь одного-единственного мужчину.
Платон пожаловал с барского плеча простенькую «ауди». Вадим заехал на квартиру, убедился, что она и в самом деле завалена молочной смесью и «хаггисами-маггисами», потом проскочил в городской парк и пятнадцать минут издалека наблюдал за девичьей фигуркой, двигавшей взад-вперед синюю коляску…
…Ряды колясок в «Детском мире» казались нескончаемыми. Вадим высматривал ту, что была у его новой жертвы.
– Вам помочь? Хотите выбрать? – подпрыгнула к Вадиму маленькая шустрая девица.
– Хочу.
– Зимнюю, летнюю, универсальную? Колясок у нас море! Всех стран и континентов. Итальянские, польские, из Эмиратов, китайские. Китайскую не советую. Такая мерзость. Но самая дешевая. У вас кто? Мальчик или девочка? Какой возраст? Уже умеет сидеть? – тараторила девушка, забегая перед Вадимом и заглядывая ему в глаза. – Мальчик или девочка? – настойчиво твердила продавщица.
– Не знаю, – отмахнулся Вадим. – Какая разница.
– А… Еще не родился! – поняла девушка. – Ждете! А ультразвук? Что же, не видно? Ой, да вы самую дорогую выбрали! Я сейчас вам ее покажу.
Девушка с энтузиазмом набросилась на выбранную Вадимом коляску практически даже и одного цвета с той, увиденной в городском парке, только не с желтыми мишками и автомобилями, а с цветами и куклами.
– Вот, смотрите. Высокая, но не тяжелая. Колеса большие. Амортизация, видите, как плавно качается? Ручка перекидывается, можно сюда, а можно сюда. Защелка. Так, да? Корзина съемная, с ремнями для страховки, дите будете пристегивать, чтобы не выпало. Ну, это когда сидеть научится. Тут кармашек для бутылочки. Если корзину снять, там еще сиденье со спинкой получается. А можно вообще сложить – и в багажник. Себе бы купила, такая прелесть!
– Вы вряд ли поместитесь, – невежливо заметил Вадим. Он взял корзину за тряпичные ручки и рывком дернул. Немного не рассчитал силу – потому что едва не снес своей корзиной коляски, стоявшие у него за спиной.
Продавщица остолбенела.
– Да что же вы так дергаете?! – возмутилась она. – А если поломаете? Я платить буду три тысячи? Выбрали хотя бы китайскую за семьсот пятьдесят.
Вадим молча поставил корзину на место.
– Спасибо. Я, наверное, куплю. Позже. Сначала посмотрю в других магазинах.
– А дешевле не найдете! Эти, итальянские, везде столько стоят. А вот польская, в два раза дешевле. Будете смотреть?
– Нет, спасибо.
Вадим направился к выходу.
Продавщица вернулась к прилавку.
– Ты видела? Как он с коляской под потолком летал? – спросила она у другой девушки. – Ненормальный!
– А все папаши такие, – ответила подруга. – У них совсем башню срывает в преддверии родов.
Глава 8
Надо сказать, что за дело подобного рода – похищение женщины с ребенком – Вадим брался впервые. Однако его рука на руле «ауди» лежала спокойно и твердо, а сердце в груди (если оно там вообще было) билось в привычном ритме.
Вадим насвистывал беспечную мелодию, ловко маневрировал, обгоняя другие машины, и думал вовсе не о предстоящей операции, а о том, как изменился родной Шлимовск. «Ну не Урал, а Европа, вот дела», – думал он, оглядывая новые красивые здания и фешенебельные магазинчики, возникшие на знакомых улицах за его долгое отсутствие, хотя никогда не был в Европе и не представлял, как она выглядит.
Девчонка, на светофоре продефилировавшая в сантиметре от капота «ауди», вернула его мысли наконец-то к цели данной поездки. Платон сказал, что девица симпатичная. Короткие светло-русые волосы и голубые глаза. Лица он вчера в парке не разглядел, но то, что фигура у нее отличная, и совсем не тощая, а в самый раз, убедился. И даже имеется некоторая заявка на приличный бюст… Посмотрим.
Вадим сбросил скорость. Там, где он собирался нырнуть в лесную чащу огромного городского парка, красовался новенький знак – «кирпич». Вадим развернул машину и на второй передаче неспешно поколесил вдоль кромки леса, высматривая, куда сворачивают коллеги-автомобилисты и нет ли поблизости засады настырных гаишников.
Олеся догадывалась, что так, как она, живут немногие, но она настолько привыкла к окружавшей ее роскоши и любви, что не представляла для себя иной жизни.
Она лежала на покрывале из стеганого шелка, прохладном и приятном, спускавшемся с кровати прямо на янтарно-желтый паркет, читала развлекательный журнал и болтала в воздухе голыми ногами.
Заботливая Никитишна притаранила неподъемное блюдо с фруктами. Она только что скормила бутылочку молочной смеси толстому Валерке и теперь беспокоилась о витаминном балансе в организме его праздной матери.
– Лесенька, поешь винограду, – сказала Никитишна.
– Мой толстячок все съел?
– Двести молока и сорок грамм пюре.
– Сейчас играет.
– Какой молодец!
– Пусть полежит. А я соберусь и поеду на прогулку. – Олеся взяла с блюда оранжевый с красными пятнышками абрикос.
– Ах, Олеся, как мне не нравятся эти твои поездки на машине с ребенком!
– А что такого? – удивилась Олеся. – Я ведь каждый день езжу. И Игорь не против.
– Опасно!
– Ничего опасного! Я прекрасно вожу. Ну а где здесь гулять, Никитишна, где? Тут столько народу! А в парке – тишина, птицы, дубы, сосны. Знаешь, как чудесно!
– Ну, не знаю, не знаю, – проворчала Никитишна недовольно.
Телефонная трубка запищала на кровати где-то под Олесей.
– Да?
– Олеська, привет. Это Дима.
Влюбленный Дима иногда позванивал, нагло игнорируя Олесин статус замужней дамы. Олеся не возражала, так как после свадьбы автоматически лишилась всех своих горячих поклонников ввиду бесперспективности дальнейшего ухаживания. Одного лишь Диму не смутил факт сдачи Москвы Наполеону, он только немного сбавил обороты и отступил на заготовленные позиции, но никогда не терял окончательно надежды отбить Олесю у счастливчика Шведова. И зачем ему нужен был этот хрупкий оранжерейный цветок, красивый, но бесполезный?
– Дима, привет! Давно не звонил, – чавкнула в трубку Олеся. Она покончила с абрикосом и взялась за грушу. – Как твои компьютеры?
Дима Павлов работал программистом в банке «Шлимовский», преподавал в университете, вел бесплатные компьютерные курсы в обществе «Город детям-инвалидам», а также кидал под потолок черные гири, зимой по утрам скакал, словно лось, по сугробам, практически голышом, и обладал беспредельным упрямством.
– Пойдем в кино.
– Боже мой, Дима, какое кино! – засмеялась Олеся. Она перевернулась с живота на спину и стала делать в воздухе «велосипед» ногами.
– Пойдем в кино. Как в школе ходили.
– Это было сто лет назад.
– Хорошо. Пойдем к кому-нибудь на свадьбу. – Чуть больше года назад, поссорившись накануне по какому-то незначительному поводу с мужем, Олеся пошла на свадьбу к Татьяне с Димой. Той счастливой гулянки Дима забыть не мог и грезил о новой вылазке.
– Я же просила, никогда, никогда не напоминать мне про свадьбу! – возмутилась Олеся.
– Тогда скажи, как поживает Валерка.
– Валерка? Хорошо. Ест морковку, картошку, цветную капусту, кабачок. Уже немного сидит, только заваливается куда-то вбок.
– Я приду посмотреть, куда он заваливается, – быстро сориентировался Дима.
– Жаждешь встретиться с Игорем? Он не будет в восторге.
– Я тоже. Давай забьем стрелку в нейтральных водах.
– Не склоняй меня к адюльтеру. Я верная жена.
– Да ради бога! Просто я соскучился по тебе и твоему смешному ребенку.
Олесе было очень приятно, что Дима соскучился и по Валерке тоже. Она считала своего ребенка совершенно особенным, уникальным, самым умным, красивым, восхитительным. И все вокруг должны были разделять ее чувства. В общем, заурядная мамаша.
– Ну, последний месяц, когда хорошая погода, я гуляю с коляской вдоль водохранилища. Знаешь, там такая чудесная дубовая аллея? Начинается у кафе «Чио-сан»?
– «Чио-Чио-сан»?
– Да.
– Знаю. И можно тебя там подкараулить?
– Можно, – милостиво разрешила Олеся. Она никогда и в мыслях не помышляла изменить Игорю, просто ей не хватало восторженного поклонения и развлечений.
– Кстати, у нас поменяли номер. Установили новую АТС. Запомни. Нет, лучше запиши. С твоей дырявой памятью. 41-90-55.
– Значит, у нас тоже скоро поменяют! Подожди. – Олеся пошарила глазами по комнате в поисках, на чем бы записать номер. Авторучка валялась на тумбочке. – Как?
– 41-90-55.
Олеся нацарапала номер на сине-белом пакете. Его ей вчера дали в магазине, где она покупала растворимую кашу «Нестле». На пакете были нарисованы три синих медвежонка – они сидели вокруг стола с ложками. И подпись: «Где каши, там и наши».
– Ну ладно, Димуся, кажется, Игорь пришел. И мне надо собираться на прогулку!
– Спасибо, что сказала «Димуся». Я еще тебе… – Окончание фразы Олеся не услышала, так как в трубке что-то щелкнуло и она замолчала.
Пока Олеся натягивала крошечные эластичные шорты ярко-синего цвета и белый полупрозрачный топ, красила губы и ресницы, придавала своей прическе очаровательную взлохмаченность, Никитишна успела накормить великолепным обедом Игоря, устранить последствия маленькой неприятности, приключившейся с Валеркой, то есть вымыть его под краном, собрать сумку с бутылочками, памперсами, влажными салфетками, одеть ребенка, убрать посуду за Игорем, ответить на звонок из детской поликлиники, снести вниз коляску и утрамбовать ее в багажник Олесиного джипа, потом вынести Валерку и устроить его в корзине на заднем сиденье…
– Олеся, ты не чересчур оголилась? – спросил Игорь, поймав жену на выходе из квартиры и целуя ее в макушку.
– Ой, ты прическу испортишь! А что? Ведь лето!
– Ну, не знаю, не знаю, – консервативно пробурчал Игорь. – Как-то все-таки… Тебе, конечно, здорово, но… Ну ладно. Кстати, телефон-то отключили! В подъезде висит на стене юноша в спецовке и утверждает, что ближайшие два дня телефон работать не будет. А потом нам дадут новый номер. – Игорь попытался еще раз поцеловать жену.
– Что за фокусы? Ой, Игореша, дай мне «сотку», – жалобно попросила Олеся.
– Зачем она тебе?
– Ну дай пофорсить! Ну пожалуйста! Представь, я еду на джипе и говорю по сотовому! Здорово!
– Еще чего не хватало! У тебя сзади ребенок, а ты собралась трепаться по телефону! Чтобы смотрела только на дорогу и никуда больше, поняла!
– Поняла-поняла, – торопливо кивнула Олеся. – Не буду. Но все равно дай. Пожалуйста! Представь, мне три часа коляску возить. А так я кому-нибудь позвоню. Вообще, мог бы давно мне подарить сотовый.
– Ладно, подарю, – махнул рукой Игорь. – На. – Он достал из кармана свой телефон и отдал жене. – Веревки из меня вьешь.
– Спасибо, мой зайченыш!
Олеся схватила «сотку», чмокнула недовольного мужа в подбородок (выше не достала) и побежала вниз по лестнице.
Вчера Таня Птичкина проводила в командировку мужа Алешу, он отправился с фурами, нагруженными резиной, в Белоруссию, и теперь, как минимум, на пару недель Татьяна была обеспечена поводом для волнений, ночных страхов, переживаний за любимого. Особенно ее беспокоил пистолет, который пригрелся под мышкой у Алексея. Таня все время думала, что случится, если мужу придется им воспользоваться. Даже если и для защиты – кто будет разбираться? Он кого-нибудь убьет, его посадят лет на восемь. Или на пятнадцать? Жуть.
Все утро Таня играла на пианино «Ноктюрн» Глинки. Тональность фа минор очень соответствовала грустному настроению. Потом она закончила реферат по творчеству Леонкавалло, потом помыла плиту и кафель на кухне, потом съела два яблока и в конце концов поняла: отпуск в летнем городе – это что-то невыносимое. Надо уезжать на море. В Турцию или Италию. К теплому белому песку. К пальмам и кипарисам. К манго и авокадо. К пляжному волейболу.
Но при ее крошечной зарплате лучше забыть о существовании моря. Лучше вообще забыть о жизни. Да. Но ведь есть совсем неплохое шлимовское водохранилище! Таня нырнула в шкаф и через полчаса углубленного поиска изъяла из кучи барахла красный купальник, примерила его и очень себе понравилась. Потом она вспомнила, что в городском парке ее ждет встреча с Олесей, и барометр ее настроения из положения «облачность» плавно перекочевал к отметке «ясно, солнечно».
Олеся уже была на боевом посту. Валерка сладко дрых в коляске.
– Однако смелый у тебя вид, – сказала Таня, оглядывая подругу.
– Странно, – удивилась Олеся. – Игорь тоже возмущался. А что?
– А ничего. В автобусе я бы в таких шортах и майке не рискнула появиться.
– Я ведь на машине.
– Только это тебя и спасло.
– И к тому же лето. Тебе не нравится? Я выгляжу смешно? – расстроилась Олеся.
– Ты выглядишь убойно.
– Убойно, как короткое замыкание?
– Или удар Тайсона.
– Или атомный реактор.
– Как приступ стенокардии.
– Или как… как… Сдаюсь. Так жарко, что ничего не приходит на ум. Я удивляюсь, до конца мая был жуткий холод, словно лето и не собиралось начинаться в этом году, а теперь…
– Давай закроемся в джипе и включим кондиционер.
– А коляску? Я должна выгуливать ребенка.
– Заботливая мамочка. Слушай, я хотела спросить, а Игорь Валерке памперсы меняет?
– Ну, как тебе сказать. Заставить, конечно, можно.
– Не рвется, да?
– Да. В принципе все делает Никитишна. Но Игорь, конечно… Сейчас уже ничего, на руки берет, укачивает. А то после роддома все морщился.
– Морщился?
– Да. Когда Валерка был такой страшненький, красненький, Игорь от него отворачивался. Будто не ребенка на руках держал, а какую-то бяку. Знаешь, а мне Дима только что звонил, – вспомнила Олеся.
– Каков наглец! А если бы трубку взяла не ты, а Игорь?
– Спросил бы, дома ли я. Он уже так делал.
– А Игорь что?
– Ничего. Улыбается и пытается меня задушить. Ревнивый!
– Дмитрий не предлагал тебе куда-нибудь сходить?
– Да. Еще раз на свадьбу.