Дилетант Левитина Наталия

Глава 14

Никитишна, причитая и постанывая, рыдала на диване. Валерий Александрович время от времени утешительно хлопал ее по плечу, но и сам выглядел не лучше. Тревожный вечерний звонок зятя вырвал Суворина из мэрии, заставил примчаться на Солнечную улицу, где жили дети, и украл лет пять жизни. Из лучезарного Господина Ого-го Суворин на глазах превращался в несчастного отца и деда, который еще привычно отдавал направо и налево громкие и решительные указания, организовывая поиски исчезнувшей Олеси и ребенка, но уже чувствовал инфарктные синкопы в сердечном ритме.

Игорь тоже вмиг растерял свой шарм крутого, крепкого мужика, любимчика фортуны. Он откровенно психовал, нервничал, бесцельно метался по комнатам, как тигр в клетке. Несколько раз он хватал было трубку телефона, но, не услышав гудков, бросал ее обратно. Сотовый забрала у него сегодня Олеся, и, лишенный средств коммуникации, Шведов чувствовал себя совершенно беспомощным.

– Какого хрена именно сейчас понадобились эти новые АТС? – в сердцах спросил он.

– Выборы ведь, – криво улыбнулся Суворин. – Ты тоже вон торговый городок под центральной площадью аккурат к выборной кампании закончил. Ладно, не горячись.

Милиция с собаками рыскала по парку, мэр поднял на ноги все, что можно было поднять для поисков дочери и внука, но утешительных звонков на мобильный телефон Суворина пока не поступало. Ожидание становилось невыносимым.

– Извините, – уныло кивнул Игорь. – Телефон, конечно, ни при чем. И вы тоже. Куда могла исчезнуть Олеся с коляской? Может, выпить корвалолу? Или что там пьют от сердца?

– Водку, – вспомнил Суворин.

– Корвалол в аптечке на кухне, – проныла с дивана Никитишна. – Я тоже буду.

Игорь отправился на кухню, налил воды в три стакана, с сомнением посмотрел на бутылек с лекарством, не зная, сколько лить, и, в конце концов, разделил флакон поровну, на троих.

Никитишна взяла емкость дрожащей рукой, мэр ударился о стакан новенькой керамической челюстью, Игорь расплескал половину на ковер. Они напряженно ждали звонка и боялись его услышать.

– А где твой сотовый? – спросил Суворин.

– У Олеси.

– ?!!

– Я звонил уже раз сто, – ответил Игорь на беззвучный вопль тестя. – Нет ответа. Вообще никаких сигналов. Не знаю.

Телефон наконец-то заквакал. Все затаились.

– Да? – осторожно спросил Валерий Александрович, и не пытаясь маскировать свой страх. – Суворин слушает. Так. Около четырех? Ясно. Ждем.

– Что, что, что?! – закричали Никитишна и Игорь.

– С поста ГАИ на въезде в город, по трассе Шлимовск – Валомей. Около четырех часов проехал Олесин джип.

– Что ей понадобилось там, у черта на рогах? – удивился Игорь.

– О господи! – запричитала Никитишна.

– Игорь, тебе никто не угрожал? – спросил Валерий Александрович.

– В смысле? – не понял отупевший от ужаса и страха Шведов.

– В смысле твоих предпринимательских дел? Может, ты дорогу кому-то перешел? Может, тебя хотят прижать к стене?

Игорь задумался, потом отрицательно покачал головой:

– Уже бы знал. Уже бы позвонили и сообщили, за что конкретно я страдаю. Потребовали бы реальных действий. Или выкупа. Я так думаю. Может, это вас хотят прижать к стене, а не меня?

Суворин вздохнул, и все опять замерли на своих местах. Новый звонок заставил вздрогнуть убитую горем публику.

– Найден джип, – сообщил через минуту Валерий Александрович. – В полусотне километров от города. Олеси и ребенка в нем не оказалось. Машина перевернулась. Внутри два каких-то парня. Доставлены в больницу «Скорой помощи». Состояние критическое у обоих.

– А где же Олеся? Какие парни? Что вообще происходит? – разозлился Игорь. – Так, я сгоняю в больницу, согласны?

– Давай, Игореша, мчись, – кивнул Суворин. – Я буду пока ждать новых известий.

За час отсутствия Шведова телефон звонил раз сто, и каждый звонок безжалостно вгрызался в сердце мэра. Хотя ничего убийственного начальник городского управления внутренних дел не сообщал, однако каждый раз Суворин готовился к худшему. Удельный вес седых волос в его роскошной шевелюре планомерно увеличивался. Страх за Олесю и малыша сменялся злостью на безответственную дочку, которая позволила, чтобы с ней что-то произошло. Дети, видно, для того и существуют, чтобы по песчинке формировать могильный холм для родителей.

Игорь вернулся без известий. Парни были ему незнакомы. Когда он подъехал к больнице, и первому, и второму уже сделали операцию, переместили в реанимационную палату и вверили доброте Бога. Потому что от врачей их жизни уже не зависели.

– Пьяные вдребадан, – сказал Игорю хирург.

– Они ничего не говорили?

Врач посмотрел как-то странно.

– Да нет, – ответил он. – Когда половина черепа всмятку, мало у кого возникает желание выступить с речью…

Редактора газеты «М-Репортер» Аркадия Гилермана, когда он был еще эмбрионом, его беременная мама, вероятно, недокормила витамином А. Теперь он усиленно восстанавливал справедливость, покупая себе при каждом удобном случае говяжью печень и наполняя кухню жуткими запахами. Специфический субпродукт, дополненный различными приправами из баночек и пакетиков, был для Аркадия милее отличного ростбифа. Правильно говорят, что каждый сходит с ума по-своему.

Такая низменная страсть являлась позором для тонкого гурмана, каковым являлся Аркадий, но он ничего не мог с собой поделать. Гемоглобин от еженедельной порции печенки у Гилермана зашкаливал, кровь бурлила…

Аркаша выложил на огромную сервизную тарелку содержимое казанка и, втягивая обратно слюни, поставил блюдо на овальную салфетку. Изящные вилка и нож с хромированными ручками уже дожидались вечернего священнодействия. Зеленый горошек, желтая консервированная кукуруза, укроп и петрушка, нарезанный огурец красиво обрамляли бесформенную серую массу рубленой печени. Но едва редактор опустился на стул и занес вилку над своим сокровищем, в дверь кто-то настойчиво забарабанил. Аркадий вздохнул, нехотя отложил в сторону прибор, выдернул из-за шиворота крахмальную утиралочку и направился в прихожую…

…Умирая в темной сумке от духоты, Бублик думал о вредности своей хозяйки. «Могла бы взять такси! В автобусе запинали! Куда она меня везет? Что ждать мне от судьбы? Ничего хорошего». Почувствовав сквозь ткань прохладу плиточного пола в подъезде, Бублик понял, что вояж закончен. И настроился на худшее. «Но неизвестность определенно хуже, – философски подумал он, щурясь от яркого света, просочившегося в темноту сумки сквозь открываемую „молнию“. – Сейчас я узнаю, кому она меня отдаст. О, какой запах!»

В последнем восклицании Бублика чувствовалось приятное удивление, и восторг, и затаенная надежда.

– Привет, Аркаша! Ужинаешь? – невинно спросила Маша, вваливаясь с сумкой в прихожую. – Фи, что это ты ешь? Так пахнет.

Маша недовольно сморщила носик. «Много ты понимаешь», – прогундел снизу Бублик и, высунув голову наружу, с подозрением огляделся.

– Ты что ночью разгуливаешь? – спросил Аркадий, не приглашая зайти в комнату. – Кто это? – удивился он.

– Бублик. Мой драгоценный кошак, – объяснила с улыбкой Маша. – Возьми на время командировки, а?

– Ты сдурела, Мария Понтыкина, – резонно заметил Аркадий. – На фига мне твой кот?

– Аркаша, не хами!

– Нет, ну на фига?

– А мне что делать?! – взвилась Маша. – Куда моего малыша пристроить? Ты меня спровадил в командировку, ты и бери кота!

– Ох, какая же ты вредная! – заметил Аркадий.

Маша смотрела на него честными зелеными глазами, моргала, складывала губки бантиком, смахивала со лба светлую челку. Она немного взмокла от путешествия в метро, и от этого ее цветочные духи пахли сильнее. Аркаша чувствовал, что он вряд ли сможет отказать своей наглой подчиненной.

Серое, предельно лохматое существо выглянуло из сумки, покосилось на Гилермана и, ловко выскочив, прошмыгнуло в недра квартиры.

– Вот, ему понравилось! – довольно объявила Маша и застегнула сумку. – Ну, я пошла! Чао, мой диктатор. Рано утром лечу в ненавистный Шлимовск.

Аркаша схватил корреспондентку за руку.

– Во сколько самолет? – осведомился он.

– Рано. Я так рано и не встаю.

– Я отвезу тебя на машине. Утром.

– Спасибо, я возьму такси. В смысле, ты хочешь, чтобы я осталась у тебя?

Аркаша энергично закивал. Коварная Маша сделала вид, что думает.

– Нет, пожалуй. Чемодан стоит несобранный. Спортивную сумку «Адидас» Мария укомплектовала уже вчера.

– Останься, – жалко попросил Гилерман. Он был на голову ниже Маши и снизу вверх буравил ее черными глазами.

– Ну… – снова якобы задумалась безжалостная Маша. – А что у тебя на ужин? Пахнет вообще-то не очень.

– А на ужин я тебя не приглашаю, – отрезал Аркадий. – Только в кровать. Какой ужин после девяти вечера? Тебе надо беречь фигуру. Ладно, открою шампанского. И персики у меня есть.

– Тогда пока. Пойду к чемодану, – решила Маша. – Прости, некогда. Позаботься о Бублике. Он хороший, но своенравный. Будь с ним нежен. Помни, он самое дорогое, что у меня есть.

Маша вырвала свою руку из редакторской ладони и вышла из квартиры. Аркадий с душераздирающими вздохами закрыл четыре замка на двери и направился на кухню. Маша отказала ему в очередной раз, но ведь еще оставалось дивное блюдо, любовно приготовленное и, наверное, уже остывшее (к несчастью!).

На кухонном столе сидел лохматый Бублик и с утробным урчанием облизывал пустую тарелку, Аркаша застыл на месте, не веря своим глазам и еще не осознав весь ужас потери. Бублик поднял от тарелки зеленый, как и у его владелицы, взор, туманный от полученного кайфа, и послал Гилерману воздушный поцелуй. «Это рай, – думал Бублик, – рай! Я попал в рай! Ах, Машка, Машка, иногда я тебя недооцениваю!»

Одежда Олеси мало подходила для прогулки по ночному городу. Удивление, растерянность, страх переполняли ее, когда она пробиралась по незнакомой улице, не представляя, что же ей делать дальше.

«Проклятое шампанское! – думала Олеся. – Я была пьяна и остановила грузовик, идущий не в том направлении. Он ехал не в Шлимовск, а в Валомей. Как мне теперь отсюда выбираться? Игорь в панике. Никитишна пьет корвалол, у папы будет инфаркт. Бедный Валерка не дождался от меня вечернего поцелуя, лег спать без мамы!»

Наступила ночь, и от дневной жары не осталось и намека. Олеся тихо замерзала. Легкомысленные шорты и прозрачная кофточка выглядели по меньшей мере странно на фоне дождевиков редких прохожих. Громыхая, подкатил троллейбус с яркими окнами и табличкой «Чайковского – Вокзал», Олеся забралась в него и пристроилась на сиденье в хвосте, полуголая, жалкая, несчастная, никому не нужная в этом городе. В ее жизни, до мелочей заботливо обустроенной и продуманной мужем и отцом, подобные ситуации раньше не возникали. Ах, Олеся с радостью сейчас отдала бы кому-нибудь свой бриллиантовый гарнитур, или все шикарные костюмы, или несколько шуб, да что шубы – джип она согласна была подарить тому, кто чудесным образом перенес бы ее из дурацкого Валомея в квартиру на Солнечной улице, в мягкую, теплую кровать, под бок любимому Шведову, а за стеной в детской чтобы сладко спал Валерка, вверенный ночным заботам преданной Никитишны… Но джип у нее и так уже увели. И…

– Оплачивайте за проезд!

– Что? – Олеся резко отпрянула от троллейбусного окна, вернувшись к действительности. «Оплачивайте за проезд», – разве так говорят, удивилась она. Это было самым маленьким удивлением из тех, что ждали ее впереди. Кондуктор – утомленная своим бесконечным путешествием по кругу тетка тяжело нависла над Олесей.

– Девушка, за проезд оплачивать будете?

– Сколько? – с затаенным ужасом спросила Олеся. Последний раз она ездила в общественном транспорте лет сто назад.

– Полтора, – буркнула кондукторша, разглядывая Олесину ключицу.

– Рубля?

В глазах женщины блеснул красный терминаторский огонек – в ней возрождался интерес к жизни.

– Нет, шиллинга, – весело, с издевкой ответила она, перемещая взгляд с Олесиной ключицы на ее испуганное лицо.

Полтора рубля! Что значила эта сумма для Олеси сегодня утром? Ничего! Но сейчас у Олеси не было при себе даже носового платка.

– Ну так что? – не отступала тетка, большая, грузная, сердитая. – Девушка! Я жду.

– У меня нет денег, – прошептала Олеся.

– Что?

– Нет денег…

– Посмотрите, у нее нет денег! А мне-то что! Бесплатно ездить все горазды!

Четыре запоздалых пассажира прислушивались к диалогу контрабаса и свирели. Троллейбус затормозил, двери с дребезжанием разъехались в стороны.

– Ну-ка, выходи! – воинственно заявила кондукторша и грубо схватила Олесю за локоть.

– Вы что? – возмутилась Олеся и выдернула руку. – Мне надо на вокзал!

– А в Париж тебе не надо? – элегантно сострила тетка. – Ишь, вырядилась! Ни стыда, ни совести! Вертихвостка! А наглая какая! Посмотрите на нее! Да она…

В следующую минуту Олеся узнала о себе много нового. Словесное внушение было столь убедительным, что она вмиг скатилась по ступенькам троллейбуса и оказалась на улице. Ее щеки пылали от стыда, в глазах стояли слезы обиды. Впервые за двадцать два года Олеся услышала в свой адрес подобные выражения и эпитеты. Да и не только в свой адрес, а вообще. Ее жизнь была наполнена красотой и изяществом, рифмами Петрарки, холодными красками Норманна, прозрачной музыкальной акварелью Шуберта, экзальтированной живописью Эль Греко, изысканной графикой Хиросигэ. Короче, к восприятию грубостей и мата утонченная барышня была совершенно не подготовлена. Один из пассажиров – мужчина лет сорока в мятой шелковой рубашке веселенькой латиноамериканской расцветки – выскочил следом за Олесей на пустынную ночную улицу.

– Девочка! – окликнул он негромко.

Олеся посмотрела на него в растерянности.

– Что?

– У тебя нет денег? – вкрадчиво начал мужчина. У него были противные тонкие губы и бегающий взгляд.

Олеся кивнула.

– Так ведь можно заработать.

Уголки тонких губ, растянутых в сальную улыбочку, вздрагивали. Олеся в ужасе отшатнулась.

– Постой, глупая! – Мужчина попытался схватить Олесю.

Но та извернулась коброй, выскользнула и пустилась наутек.

Она мчалась не разбирая дороги, перепрыгивая через канавы, звонко хлопая подошвами по мокрому асфальту, попадая в фиолетово-белый свет ночных фонарей и ныряя в страшную тьму. Вокруг не было ни души. Город спал. Троллейбусная остановка скрылась где-то позади. Олеся завернула за угол дома и остановилась, хватая ртом воздух, задыхаясь. И поняла, что попала в очень оживленное место.

В широком проезде, образованном стенами пятиэтажек, в полумраке слонялись группы людей. Время от времени, светя фарами, в проезд вплывали автомобили. Олеся пригляделась. Две девушки в коротких темных платьях и на шпильках о чем-то разговаривали с водителем через открытое окно. Потом одна из них села в машину и уехала.

Следующая иномарка въехала во двор с противоположной стороны, выхватывая желтым ближним светом погрешности неровной дороги и бордюры. Едва притормозив у сумрачной стайки девиц, автомобиль тронулся дальше и остановился в пяти метрах от застывшей Олеси. Два парня из красного «ниссана» смотрели на яркое пятно, каковым являлась на этой загадочной темной улице сине-белая Олеся, и ждали, что девушка подойдет. А девушка и не собиралась.

– Эй, тебя что, парализовало? – спросил один из парней, высовываясь в окно. – Иди сюда!

– Зачем? – настороженно спросила Олеся. Парни переглянулись и засмеялись.

– Первый раз, что ли? – предположили они.

«Господи! – поняла наконец-то Олеся. – Куда я попала! Это же ночная ярмарка проституток. О-о-о, – застонала она, – я хочу домой, к Игореше, к Никитишне! Игорь, милый, забери меня отсюда! Пожалуйста-а-а! Я буду хорошо себя вести! Я больше никогда не буду тебя ругать, что ты оставляешь включенным тостер! Я буду сама делать тебе утром бутерброд! Я научусь варить борщ, который ты так любишь! Я буду разумно тратить заработанные тобой деньги! Я… Только забери меня отсюда!»

– Выбор вообще-то большой, – напомнил вербовщик. – Ты шевелиться будешь или нет?

– Да двигай, Вить, она вареная какая-то. Зачем нам такая нужна?

– Ну, хорошенькая ведь!

– Тебя что, ее лицо интересует?

– Ладно, возьмем кого-нибудь поэнергичнее. Давай вон тех двух…

Но владельцам красного «ниссана» так и не удалось завербовать исполнительных и трудолюбивых красавиц, по крайней мере на этой территории, так как в следующее мгновение все участники ночного рынка были ослеплены пронзительными фарами милицейского «уазика». Он с ревом ворвался во двор, словно разъяренный бык на песчаную арену корриды.

Иномарка плавно дала задний ход и скрылась в просвете между домами. Никем не арендованные девицы заметались, засуетились, пытаясь избежать встречи с милицейским десантом. Многим удалось скрыться, но Олеся оказалась в числе самых нерасторопных. Она ничего не успела понять, забилась дохлым воробышком в крепких руках молодого стража порядка и вскоре с замиранием сердца обнаружила себя в тесном железном чреве «уазика». Вокруг плевались грязными ругательствами, вопили, орали, толкались выбитые из графика ночных работ жрицы любви в количестве пяти человек.

После бесславного падения в лесу у Вадима болело колено. «Спасибо, что не перелом, – мрачно думал он, хромая, – это было бы очень кстати».

Преобразование киллера в мамашу происходило тяжко, с надрывом и головокружением. Вадим поставил себе задачей-минимум добиться тишины в квартире, чтобы не травмировать нервную соседку и не провоцировать ее на решительные действия. Наивный, он и не представлял, что – объективно – эта задача является не минимумом, а недостижимым идеалом.

Избежать воплей можно было довольно просто – прибить вредного младенца, но у Вадима не было на то санкции. Существовали, наверное, и другие, возможно, не менее эффективные способы умиротворения горланящих детей, но он о них ничего не знал. Опыт, накопленный человечеством в этом вопросе к моменту, когда на руках у Вадима оказался внук мэра, был недоступен. После одной рабочей смены в малогабаритной клетке с маленьким чудовищем Вадим начал склоняться к мысли, что самоубийство – вещь не такая уж и плохая. Очень даже привлекательная.

За восемь часов он семь раз покормил его молоком. Половина молочной смеси с завидным упорством выплевывалась прямо в лицо кормильцу, половина выливалась на пол. Еще ребенок проявлял отличные навыки кикбоксера: кулачком он целился в ухо Вадиму, ногой при этом ловко выбивал бутылочку.

В три часа ночи, через двадцать минут после того, как Вадим со вздохами осторожно спустил малыша с рук в корзину и прилег на диван, юношу обуяло дикое веселье. Он уже не плакал, он смеялся в голос, хихикал, размахивал руками и не мог лежать. Круглая белобрысая голова торчала над бортом корзины, жизнерадостное вяканье наполняло комнату, приглашая Вадима присоединиться. «А ну, спи!» – тихо рявкнул Вадим, но недостаточно ласково и дружелюбно. Парочка обиженных всхлипов была прелюдией грандиозному скандалу. Пришлось быстро схватить разочарованного в лучших чувствах малютку, прижать к груди и качать его еще битый час, чтобы не разбудить весь дом.

Лучи утреннего солнца озарили неясным розовым светом полупустую комнату. Чудная картина ждала здесь несуществующих зрителей. На краю дивана, в неудобной позе, висел, как космонавт на орбите, неудачливый киллер, ограждая собой безопасное пространство для маленького белого пупса. А пупс спал, раскинув ручки и ножки во все стороны, не ограничивая себя в территории, и похрапывал, как настоящий мужик.

Увидев такую картину, мама Вадима, несомненно, всплакнула бы от умиления. Но, к счастью, ей удалось умереть раньше, чем ее сын из обычного, не злого и не глупого парня превратился в наемного убийцу.

Глава 15

Маша Майская, раскованное дитя мегаполиса, органично вписалась в шумную сутолоку аэропорта. В левой руке она двумя пальцами держала пирожок с повидлом (не успела позавтракать), а правой – элегантно волокла за собой дорожную сумку, которая оказалась гораздо тяжелее, чем планировалось. Славная корреспондентка газеты «М-Репортер» будто бы специально оделась сегодня так, чтобы создать себе максимум неудобств в дальней поездке. Узкая и короткая джинсовая юбочка трещала на бедрах и делала непреодолимой любую ступеньку выше трех сантиметров. Лимонная майка-корсет, несомненно, отлично подчеркивала ровный итальянский загар (абонемент в дорогой солярий принес один из вовремя брошенных любовников) и пикантно вздыбливала упругий бюст, но делала Машу максимально уязвимой для нескромных взглядов. Впрочем, нескромным взглядом Машу трудно было испугать, она сама сверкала своими зелеными светофорами – вернее, одним, так как на второй падала золотисто-белая челка, – нагло осматривая мужчин и катапультируя в тех, кто ей нравился, игривую улыбку. И еще Машина походка. Ноги в туфлях-лодочках на высоких каблуках чудесным образом заплетались, как у манекенщицы на подиуме, а бедра раскачивались, словно стрелка метронома. Пока Маша добралась с тяжелой сумкой до огромного расписания из черного металла и замерла перед ним, вытянув шею, не менее пяти юношей выразили настойчивое желание завязать с яркой девицей близкое знакомство.

Повидло в пирожке проявило свой сволочной характер. Вместо того чтобы скромно лежать в тесте и терпеливо ждать, когда оно попадет в Машин рот, оно спрыгнуло ей на руку.

– Ах ты зараза! – громко воскликнула Маша, привлекая к себе участливое внимание мужской половины публики и удивленно-презрительное женской. Женщины Машу почему-то терпеть не могли.

Блистательная корреспондентка, ничтоже сумняшеся, облизала руку (три грузина, высматривавшие на табло рейс в Тбилиси, упали замертво) и наклонилась к сумке за носовым платком. Три грузина, сделав попытку подняться, тут же наткнулись глазами на загорелую Машину грудь, которая едва не покинула границы тесного лимонного бюстье, и упали снова, ударившись затылками о каменный пол. Если учесть, что корсеты подобной конструкции преобладали в летнем Машином гардеробе, а наклонялась она за чем-нибудь постоянно и с усердием юной гимнастки на тренажере, то можно представить, какое количество трупов производила Маша за день. К бездыханным телам на обочине своего пути Маша привыкла давно.

– Позвольте, я вам помогу!

Чья-то сильная ладонь уцепилась за ремень сумки, настойчиво отбирая ее у Маши. Маша обернулась на уже знакомый баритон. Поклонник компании «Трансаэро», мужчина из авиационных касс, смотрел на нее и улыбался. Имя, сестра, имя! Ах да… Леонид. Маша на секунду задумалась и решила все-таки тоже улыбнуться. По непонятной причине сегодня Леонид понравился ей больше, чем в авиаагентстве.

Мужчине было где-то в районе сорока пяти. Свежевыбритый, умеренно сбрызнутый хорошим одеколоном, в белой рубашке с коротким рукавом, поджарый, респектабельный, он выглядел блестящим кандидатом для новой интрижки. Маша приободрилась, автоматически втянула живот и заблестела зелеными глазами. Последние две недели она спала одна, если не считать Бублика, и от восторга не умирала.

– Конечно, спасибо! – Мария выпустила из рук сумку. – Как мило с вашей стороны!

У Леонида был импозантный кожаный кейс, Машина торба смотрелась рядом довольно плебейски.

– Леонид? – на всякий случай спросила Маша.

– Леонид Артурович, – уточнил мужчина, трезво оценивая разницу в возрасте. – А вы Мария.

– Можно просто Маша. Ах, Леонид Артурович, у вас фантастический голос!

– А вы чудесно выглядите. Как и в прошлую нашу встречу, – вернул рикошетом комплимент Леонид Артурович, сдержанно оглядывая Машу и, надо сказать, оставаясь вполне равнодушным к самым шикарным фрагментам ее тела.

– Куда летим? – осведомилась Маша. Задавать вопросы было ее профессией.

– Думаю, туда же, куда и вы.

– В Шлимовск?

– Да.

– Обалдеть! Красота! Вот здорово! – обрадовалась Маша немного горячее, чем следовало.

Новый знакомый улыбнулся такой непосредственности.

– Домой или в командировку? – продолжала допрос Маша. Она уже уцепилась за локоть Леонида Артуровича и теперь жарко висела на своем собеседнике так же, как и ее сумка. Мужчина не протестовал. Надо было быть полным идиотом, чтобы сопротивляться близкому контакту с Машиными прелестями.

– Домой.

– А что делали в Москве?

– Делал доклад на съезде прооперированных транссексуалов.

Маша отшатнулась.

– Шутка, – улыбнулся Леонид Артурович. – Я просто грабил банк.

– А… Ух, напугали. А чем занимаетесь в Шлимовске?

– Я ветеринар. Специализируюсь на аллигаторах.

– Час от часу не легче. А выглядите фешенебельно, как народный избранник.

– Угадали. Так оно и есть.

Они уже взвесили багаж и теперь двигались с небольшой очередью к залу паспортного контроля, рентгена, металлоискателя.

– Первый раз вижу депутата-ветеринара, – заметила Маша.

– Все-таки лучше, чем депутат-уголовник, правда?

– Да. А у меня, знаете, дома кот. Крокодилом похвастаться не могу. Но такой зверь! Почище аллигатора.

– Кастрируйте, – посоветовал Леонид Артурович. – Станет покладистым, как диванная подушка.

– Вот вы ушлый! – возмутилась Маша. – «Кастрируйте»! Сразу видна твердая депутатская рука. А на себе не хотите испробовать?

– Маша, я ведь опять пошутил.

– Шуточки у вас!

– Извините. Я в котах не разбираюсь. Как, впрочем, и в аллигаторах. В Шлимовске у меня частная рейтинг-служба.

– Я вам уже не верю.

– Правда. Провожу опросы общественного мнения и неплохо на этом зарабатываю.

– Нет, ну не врете?

– Правда, Маша, правда.

– Но вы все-таки депутат?

– Депутат городской думы, – кивнул Леонид Артурович.