Холодные тени Бачурова Мила

7

Немецкая речь оглушила Веронику. Тиша отвечал мало, редко. В его исполнении фразы на чужом языке звучали как проклятия, но Габриэла в ответ только звонко смеялась и продолжала трещать, как «шмайссер». Разумеется, о том, чтобы представить Веронику, Тиша даже не задумался. Вероника не обиделась – она хорошо знала, какие сложные отношения связывают его с правилами поведения в обществе.

И все-таки при виде этой оживленно жестикулирующей красотки – в жизни Габриэла выглядела ничуть не хуже, чем на фото, – сердце неприятно зацарапало. Вот только что они с Тишей были тут, в чужой стране, вдвоем. А теперь Вероника осталась одна. Она незаметно отошла в сторону, чтобы не мешать «голубкам», как мысленно окрестила эту пару. И на кого-то натолкнулась спиной.

– Сорри, – дернулась Вероника и, повернувшись, увидела знакомую девушку со стойки. Только теперь та была в кроссовках, легком платье до колена и наброшенной поверх джинсовке.

– Да фигня, – улыбнулась та, и улыбка ее была теперь совершенно другой – не дежурной, а располагающей к себе. – А вы тут, типа, отдыхать или по делам? Ничего, что я пристала? Просто не каждый день соотечественников встретишь.

– По делам, – вздохнула Вероника. – Мы всегда по делам…

– Ясно. Меня Ксенией зовут.

– Вероника.

– Вероника, а у тебя какие планы на вечер? Тут недалеко прикольный клуб есть, можно сходить. Ниче такого, но место приличное. И русскоговорящих там много.

– Вряд ли, – сказала Вероника, бросив сумрачный взгляд на Тимофея. – Он меня в свои планы не посвящает. Не знаю, когда ему взбредет в голову меня вызвать.

Ксения внимательно посмотрела на Тимофея с Габриэлой – которая как раз подняла руку и как бы невзначай коснулась Тишиного плеча, не переставая что-то говорить.

– Это, конечно, не мое дело, но зря ты позволяешь своему парню так с собой обходиться, – с чувством сказала Ксения. – Ты заслуживаешь лучшего.

– Он не мой парень! – почему-то покраснела Вероника. – Он мой… – Она на несколько секунд зависла, потом вспомнила социально-приемлемое обозначение для связавших ее с Тишей непростых отношений. – Он мой начальник.

– Ну да, – как-то странно фыркнула Ксения. – Ладно, если надумаешь в клуб – попроси девчонок на ресепшене, чтобы меня набрали. Покеда.

И она двинулась было прочь.

– Постой! – Вероника схватила ее за руку. – Слушай, а ты ведь понимаешь по-местному?

– Я ващет DSH сдавала, – похвасталась Ксения.

DSH так DSH, сдавала так сдавала. Вероника не стала расспрашивать, что сия аббревиатура обозначает, сообразила, что не стеклотару.

– Можешь послушать, о чем они говорят?

– Да без проблем!

Ксения решительно двинулась к болтающей в режиме монолога паре. Вдруг у нее с плеча совершенно случайно соскользнула сумочка и упала. Ксения тут же опустилась на корточки. Заметила, что со шнурками кроссовок что-то не так. Потом, встав, достала из сумочки телефон, что-то там потыкала и вернулась.

Вероника мысленно поставила ей десять баллов из десяти за проявленный артистизм. Хоть к Вовану в пару бери, в роликах сниматься.

– Знач, так, – сказала Ксения, вернувшись к Веронике. – Стратегия «бедная овечка».

– Чего? – выпучила глаза Вероника.

– Болтает про какую-то свою сестру, у которой страшные неприятности и которой нужна серьезная помощь. Зовет куда-то там ехать в пригород. Стопудов никакой сестры или нет, или та вообще не в курсе про свои проблемы. Короче, если вдруг сегодня соберется куда-то «по делам» без тебя – можешь искать его у нее в койке.

– А он чего? – спросила Вероника, не став лишний раз напоминать про свои исключительно рабочие отношения с Тимофеем. – Он же что-то отвечал.

– Спросил, есть ли там гостиница, – фыркнула Ксения. – В пригороде…

8

Вероника робко надеялась, что Габриэла как-нибудь рассосется в течение часа. Увы, она оказалась дамой настойчивой. Хотя, с другой стороны, чего еще можно ожидать от блогерши с шестью миллионами фолловеров, которая сама делает все, не стесняясь даже светить лицом на камеру.

Противостоять такому напору Тимофей не мог чисто физически, а Вероника – в силу языкового барьера. В результате все трое оказались в ресторанчике неподалеку от отеля. Был ли это поздний обед или ранний ужин, понять было сложно.

Раскрыв меню, Вероника с облегчением увидела, что важнейшая информация дублируется на английском. Тыкая пальцем в картинки, заказала овощной суп и сырную тарелку. Отказалась от выбранного Габриэлой вина. Только после этого Габриэла соизволила обратить на нее внимание и что-то сказала.

Ответил ей Тимофей. Вероника пнула его под столом, и Тимофей обратил к ней свой терпеливый взор.

– Это запрос на общение? – поинтересовался он.

– Нет, это ты меня бесишь, – огрызнулась Вероника. – Что она спросила?

– Спросила, не на диете ли ты. Я ответил, что ты недавно пережила серьезное отравление, поэтому пока твой рацион сильно ограничен, не говоря уж об алкоголе.

– Ты мог бы перевести мне ее вопрос! – возмутилась Вероника.

– И что бы ты ответила?

– Что меня недавно отравила сумасшедшая вдова-проститутка из-за твоих панических атак, и я теперь вынуждена питаться всякой безвкусной дрянью!

– Я так и сказал. К чему была совершенно излишняя коммуникация?

Вероника задохнулась от возмущения. Секунд десять она лихорадочно размышляла, что сказать, чтобы пробить эту стену холодного безразличия. Потом вспомнила, что пробитой ее не видела никогда, и сдалась.

– Не буду мешать вашей неизлишней коммуникации, – мрачно сказала она, встав из-за стола. – Ищ виль, ду хаст, ду рич су гут, – добавила, обратившись к обалдевшей Габриэле.

И пошла к выходу из ресторана, по пути чуть не столкнувшись с официантом, который нес ее суп.

9

Добравшись до гостиницы, Вероника подошла к стойке, облокотилась на нее и попросила позвонить Ксении. Судя по результату, попросила вполне сносно: девушка-администратор подняла трубку, набрала длинный номер и, сказав пару фраз, протянула трубку Веронике.

– Але, подруга, это ты? – послышался знакомый голос. – Надумала?

– Живем один раз, – отважно ответила Вероника. – Куда идти?

– Жди в лобби на первом этаже, я на такси приеду. Десять минут!

Было уже темно, когда Вероника, опираясь на руку Ксении, вышла на свежий воздух. Она едва успела отойти на два шага от парадного входа и склониться над урной – ее вырвало.

– Бли-и-ин, – прокомментировала растерянная Ксения. – Ты чего не предупредила, что тебе пить-то нельзя? Пипец… Скорую вызвать? У тебя есть туристическая страховка?

– Н-не надо, – пробормотала Вероника, которую вдруг начало знобить.

Дрожащей рукой она достала телефон, разблокировала и протянула Ксении.

– П-п-позвони Тише. Вот его номер.

– «Тише»?

– Угу.

– Это, типа, твой начальник?

Вместо ответа Веронику сотряс еще один сильнейший спазм. В желудке, судя по ощущениям, завелась ржавая бензопила. Когда получилось вновь воспринимать окружающий мир, Вероника услышала голос Ксении:

– Э-э-э… Здрасьте! Это Ксения, администратор с ресепшена «Интерконтиненталь». Я тут с Вероникой, ей фигово… Адрес? Записывайте…

Откровенно говоря, Вероника думала, что Тиша просто вызовет на нужный адрес скорую, и уже приготовилась лежать на каталке, слушая над собой немецкую речь, и воображать себя раненым бойцом, сжимающим гранату, к которому приближаются, весело болтая, гитлеровские солдаты. Однако вместо сирены скорой она услышала знакомый голос:

– Дура.

После чего знакомые руки подхватили ее и куда-то понесли, не обращая внимания на щебет встревоженной Ксении.

10

– Пей, – сказал Тимофей.

Он говорил это всю ночь. Вероника пила воду с содой, просто воду, воду для запивания активированного угля. Ходить от кровати к туалету сил не было, поэтому ее фактически носил туда и обратно Тимофей.

– Никогда больше не буду пить, – простонала Вероника, скорчившись в постели на боку.

– Пей, – скучным голосом сказал Тимофей. – Тебе нужно хорошо промыть желудок.

– Можешь не употреблять при мне таких слов, как «желудок»? – простонала Вероника.

– Постараюсь. – Шуток он не понимал, как и всегда. – Я отправил матери список блюд и продуктов, которые тебе можно употреблять. Пока мы будем у нее в гостях, ничего другого в доме не появится.

– М-мы едем к твоей м-м-маме? – Веронику трясло. Тимофей, сидя на корточках рядом с кроватью, с каменным выражением лица вытер пот у нее со лба.

– Габриэла предлагала пожить у нее. Но я счел это неприемлемым. Я не общался близко ни с ее сестрой, ни с родителями, и с ней самой не виделся много лет. Я также не в большом восторге от перспективы проживания с матерью. Но она мне, по крайней мере, родственница.

– Какие у вас трогательные отношения с мамой…

– На то есть причина.

– Рас-с-скажи?

– Долгая история.

– А я н-никуда не тороп-п-плюсь…

– Хорошо. Только если выпьешь стакан воды.

Вероника со стоном приподнялась на локте и взяла стакан.

11

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Мама Тимофея принадлежала к той породе людей, которые в любой ситуации, как бы хорошо она для них ни складывалась, уверены, что заслуживают лучшего. Отец был лишен таких амбиций. Он работал слесарем в автомастерской.

Помимо официальной работы, отец брал «левые» заказы, и до определенного момента его заработки маму устраивали. Пока она однажды не решила, что для достижения лучшего необходимо перебраться за границу.

Мама работала в компании, занимающейся импортом. Знала английский и немецкий языки, читала эмигрантские форумы и пришла к выводу, что люди, умеющие работать руками, в Европе – нарасхват. Кроме того, переехав, они тем самым обеспечат будущее единственного сына. Которого здесь, при его-то странностях, ждет, безусловно, тяжелая и незавидная участь. За границей к «странностям» относятся гораздо толерантнее – по крайней мере, так утверждали форумы.

Переезд в Германию, вопреки надеждам мамы, не стал открытием золотой жилы. Работу отец действительно нашел без труда, но деньги рекой не полились. Да и отцу, почти не знающему языка, вдали от родины приходилось туго. Прежде выпивающий только после смены, перед тем, как уйти на выходные, здесь отец изменил привычки. Алкоголем от него пахло все чаще.

Через четыре месяца после эмиграции мама и отец разошлись. Этому предшествовали долгие ссоры и громкие скандалы. Они случались и раньше, до переезда – повзрослев, Тимофей понял, что отец был просто не в состоянии удовлетворять мамины амбиции. Он не смог бы этого сделать никогда и ни в какой стране, как не смог бы удовлетворить эти амбиции сам Тимофей. А эмиграция обострила конфликт и приблизила развязку.

Когда Тимофея позвали для «серьезного разговора» и объявили, что теперь мама с папой будут жить раздельно, он не удивился. Молча кивнул.

– Ты даже ничего не скажешь? – обескураженно спросила мама.

– А я должен что-то сказать?

– Не спросишь, как часто сможешь видеться с отцом?

– Ты повторила это дважды. Мы будем видеться два раза в неделю, один в будни, один в выходные. Если я захочу, то можно чаще.

– Д-да, – пробормотала мама. – Действительно. Но… Ты никак не отреагировал. Тебе что – все равно?

Тимофей подумал.

– Нет. Не все равно.

– Так скажи хоть что-нибудь! – Мама начала злиться.

– Что именно?

– О боже! Ну… Как ты относишься к нашему решению?

– Положительно.

– Положительно?! Это что – шутка? – вскинулся отец.

До сих пор он сидел в кресле в углу гостиной и в разговор не вмешивался.

– Нет, – процедила мама. – Твой сын не умеет шутить. За столько лет мог бы запомнить.

– Все он умеет! Просто ты слова не даешь сказать! Ни ему, ни мне.

– Это я не даю?!

Тимофей решил вмешаться. Когда они начинали кричать, у него звенело в ушах.

– Если вы будете жить раздельно, то перестанете ссориться, – сказал он.

Отчим появился в их доме через месяц после ухода отца. Тимофей видел Штефана и раньше, мама несколько раз приглашала его на ужин. Штефан был ее коллегой по работе. В ответ на сообщение матери о том, что теперь Штефан будет жить с ними, Тимофей молча кивнул.

12

Под утро Вероника сумела заснуть, а когда открыла глаза, ее ждала тарелка с черствым белым хлебом.

– Попросил принести сразу после твоего звонка, – сказал Тимофей. – Сейчас он как раз в нужной кондиции.

– Это самое романтичное пробуждение в номере у парня из всех, что у меня когда-либо были, – сказала Вероника хриплым голосом.

Желудок все еще ощущался, но кризис однозначно миновал. Молодой и сильный организм, который так хвалили врачи в больнице, где она лежала, вновь победил.

– Завтракай, прими душ и поедем, – сказал Тимофей.

Он подвинул к кровати маленький столик на колесиках. Кроме тарелки с хлебом, там стоял стакан осточертевшей за ночь воды. Сам Тимофей сел за большой стол, на котором стоял ноутбук.

Вероника осторожно откусила хрустнувший кусочек хлеба, тщательно пережевала и, проглотив, прислушалась к ощущениям. Ничего страшного не происходило.

– Так. – Вероника откашлялась. – Значит, у этой самой Габриэлы есть сестра Бр-р-р… Как ее зовут, напомни?

– Брюнхильда, – отозвался Тимофей, вглядываясь в экран. – Все называют ее просто Брю.

– Даже спрашивать не буду, кого родители любят больше, – пробормотала Вероника. – Одну дочь назвать Габриэлой, а вторую – как бронетранспортер.

– Брюнхильда – это персонаж древнегерманских мифов, валькирия.

– Спасибо, Википедия. Так она, значит, получает анонимки с угрозами?

– Да.

– И что, бравая немецкая полиция ничего не может с этим сделать?

– Ничего. Человек, который подбрасывает анонимки, очень хорошо знаком с домом и с его обитателями. Вычислить его не удалось.

– А ты как собираешься его вычислить?

– Для начала ознакомлюсь с полученными письмами. Потом предложу временный переезд. Куда-нибудь подальше. Посмотрим, что получится в итоге.

Вероника дожевала первый кусок хлеба, запила его водой. Подумала и спросила:

– Слушай, я одного не понимаю: я-то тебе тут зачем? Я при всем желании не сумею ни с кем поговорить за тебя. Разве что с Ксенией. Но если анонимки шлет она – это будет слишком сказочное совпадение. Ты просто используешь меня, чтобы превратить меню твоей мамы в дерьмо?

– Не только это. – Тимофей повернулся к Веронике, внимательно ее оглядел. Вероника представила, как сейчас выглядит, и покраснела.

– Что? – развела она руками.

– Насколько я понимаю, мама хочет, чтобы я женился на Габриэле. Поэтому я бы хотел, чтобы ты изображала мою девушку. С которой у меня очень серьезные отношения. Ты должна убедить ее в том, что от меня не отступишься. Что Габриэла тебе в этом вопросе – не конкурент, как бы сильно ни хотелось маме заполучить ее в невестки. Напоминаю, кстати, что с мамой ты можешь разговаривать свободно. Русский – ее родной язык.

Вероника, раскрыв рот, смотрела на Тимофея. Тот, подумав, добавил:

– Это, разумеется, не входит в круг твоих обязанностей. Я просто прошу об одолжении.

– Изображать твою девушку? – переспросила Вероника. – А… Это как вообще?

– Самому интересно, – пожал плечами Тимофей и вновь повернулся к компьютеру.

Вероника, у которой внезапно пропал аппетит, встала и направилась в сторону душа. Чемодан со своими вещами она обнаружила возле двери. Тимофей, как всегда, предусмотрел все.

13

На середине пути Веронике снова сделалось нехорошо. Измученный бессонной ночью организм укачало в такси, к горлу подкатила тошнота.

– Осталось около десяти минут, – сказал Тимофей, перекинувшись парой фраз с водителем. – Как ты оценишь свои перспективы доехать без остановки?

– Как дерьмо, – пробурчала Вероника.

– Не понял аналогии.

– А это, Тиш, не аналогия. Это моя философия жизни сейчас.

– Мне попросить водителя остановиться?

Вероника с трудом сфокусировала взгляд на пейзаже, пролетающем за окном. Там тянулся спальный район, видимо, после него начнется тот самый пригород.

– Не смотри в боковое окно, – сказал Тимофей. – Это усилит нагрузку на вестибулярный аппарат.

Вероника хотела огрызнуться, но ее и в самом деле начало мутить от пролетающих мимо столбов. Повернув голову, она уставилась на дорогу через лобовое стекло. Встретила взгляд водителя в зеркале заднего вида, тот что-то сказал.

– Что он говорит? – спросила Вероника.

– Говорит, что ты зеленая, – перевел Тимофей.

– Скажи ему, что зеленый – самый модный цвет в этом сезоне.

Вероника мужественно дотерпела до конца поездки. Когда въехали в пригород, ей даже стало интересно.

– Почему все дома окрашены одинаково? – спросила она.

– Видимо, этот момент прописан в соглашении, – сказал Тимофей. – Цвет краски, цвет занавесок, высота деревьев на участке…

– Очень удобно, если пьяный возвращаешься домой.

– Люди, которые здесь живут, если и напиваются до такого состояния, чтобы не различить номер дома, возвращаются на такси.

Водитель затормозил излишне резко. А может быть, так просто показалось: Веронике сейчас любое движение казалось излишне резким. Она поспешила открыть дверь и буквально вывалилась на тротуар перед одним из одинаковых участков. Слева и справа от калитки росли аккуратно постриженные кусты, каждая травинка на газоне была не выше и не ниже соседних.

Вероника надеялась, что на свежем воздухе ей полегчает, но от этой одинаковости вдруг сделалось совсем нехорошо. Как только Тимофей открыл перед ней калитку и провел на участок, она сунула голову в ближайший куст. Тело сотряс мучительный спазм.

За миг до того, как это случилось, Вероника заметила, что открылась дверь дома и на крыльце кто-то появился.

– Твоя спутница что – пьяная? – услышала Вероника первые за долгие годы слова от своей «будущей свекрови».

– Укачало в такси, – сказал Тимофей, стоя рядом.

Он все еще держал ее за руку.

Вероника заставила себя выпрямиться, вытереть губы тыльной стороной ладони и сфокусировать взгляд на лице женщины на крыльце. В детстве ей не было никакого дела до того, как выглядит мама Тимофея. Все, что могла припомнить, – это вечно недовольное выражение лица.

За четырнадцать лет выражение не изменилось. Лицо – за которым наверняка следили и тщательно ухаживали в салонах красоты – выглядело, тем не менее, будто старый лимон. Такое же кислое и брезгливо сморщенное.

– Мама – это Вероника, Вероника – это мама, – сказал Тимофей.

– Она ведь не будет так меня называть? – тут же ощетинилась мама.

– Я буду называть вас Елена Сергеевна, – попыталась улыбнуться Вероника. – Так можно?

Во взгляде женщины отчетливо читалась мысль, что, с ее точки зрения, лучше всего было бы, если бы Вероника не называла ее никак и вообще сию секунду провалилась сквозь землю. Желательно таким образом, чтобы не повредились аккуратные серо-желтые плитки дорожки, ведущей к крыльцу.

С немалым трудом Веронике удалось вспомнить лицо мамы Тимофея из далекого прошлого в Энске и совместить с лицом дамы, которая стояла перед ней сейчас. Та Елена Сергеевна всегда была какой-то замотанной, вечно спешащей, но никуда не успевающей; ее хотелось пожалеть. А эта напоминала злую царицу из сказки.

– Заходите в дом, – обронила царица и скрылась из виду.

– А она тебя точно ждала? – спросила Вероника, которой после ухода мамы Тимофея мгновенно стало лучше.

– Да, – сказал Тимофей, глядя на приоткрытую дверь дома. – Просто она считает, что я должен испытывать чувство вины, поэтому ведет себя так.

– Чувство вины за что?

– За то, что я лишил ее человека, которого она, в отличие от меня, любила.

Сказав это, Тимофей шагнул вперед и потянул Веронику за собой. А Вероника пыталась понять, что он имел в виду. Что мать не любила Тимофея, а любила этого человека? Или что она любила этого человека, а Тимофей – нет? А может, и то и другое сразу?..

14

Веронике выделили отдельную комнату. Она этому очень обрадовалась – можно закрыть дверь и отсечь от себя весь этот странный чужой мир. По крайней мере, до тех пор, пока желудок не придет в относительную норму. Однако Тимофей неожиданно взбрыкнул.

– Я ведь сообщил тебе, что мы с Вероникой живем вместе уже несколько лет, – сказал он маме.

Та уперла руки в бока.

– Вы женаты? – спросила она, не глядя на Веронику.

– Нет, но наши отношения подходят под определение гражданского брака.

– Об этом мы с тобой еще поговорим, – пообещала Елена Сергеевна. – А пока – я не собираюсь терпеть разврат в своем доме.

– Я тоже, – пробормотала Вероника, прислонившись плечом к стене, и тем самым добилась-таки внимания Елены Сергеевны. – Даже намека на разврат сейчас не вытерплю…

Наконец она осталась одна. Улеглась на кровать, закрыв глаза ладонью, и мгновенно вырубилась. Разбудил ее стук в дверь.

– Да? – дернулась Вероника.

– Это я.