Похищение премьер-министра Кристи Агата
– Нет, сэр. У него обедают два каких-то джентльмена.
– Как они выглядят? – с надеждой спросил я. Войдя в лифт, мы быстро поднялись на второй этаж, где располагалась квартира графа.
– Сам я их не видел, сэр, – ответил на мой вопрос лифтер, – но, насколько я понимаю, они оба иностранцы.
Он толкнул металлическую дверь, и мы вышли на лестничную площадку. Дверь в квартиру 11 была как раз напротив. Доктор несколько раз позвонил. Никакого ответа. Я прижался ухом к двери и затаил дыхание – ни звука. Доктор еще раз, потом еще и еще с силой нажимал кнопку звонка. Мы слышали, как он надрывался внутри, но, сколько ни напрягали слух, в квартире, казалось, не ощущалось никаких признаков жизни.
– Да, это уже серьезно, – нахмурившись, пробормотал доктор и обернулся к притихшему лифтеру: – У вас найдется запасной ключ?
– Да, кажется, есть один. Внизу, у портье.
– Так спуститесь побыстрее и принесите его. Ах да, наверное, стоит послать за полицией?
Пуаро одобрительно кивнул.
Лифтер вернулся через минуту. Вслед за ним прибежал и управляющий.
– Джентльмены, ради бога, что все это значит? Объясните же мне, я ничего не понимаю!
– Конечно, конечно. По телефону ко мне на квартиру позвонил граф Фоскатини. Сказал, что его ранили, что он умирает. Так что сами понимаете – времени терять нельзя. Впрочем, боюсь, что мы и так явились слишком поздно.
Управляющий без колебаний достал из кармана запасной ключ. Мы друг за другом вошли в квартиру.
Вначале мы оказались в небольшой, почти квадратной прихожей. Дверь направо была полуоткрыта. Управляющий кивнул в ту сторону.
– Там столовая.
Процессию возглавил доктор Хокер. Мы следовали за ним по пятам. Не успели мы переступить порог комнаты, как у меня вырвался крик. На круглом обеденном столе в самом центре комнаты еще сохранились остатки трапезы. Стоявшие вокруг три стула были отодвинуты, как будто отобедавшие гости только что встали из-за стола. В углу, справа от камина, высился большой письменный стол. За ним сидел мужчина… Увы, он был мертв. Правая рука его еще судорожно цеплялась за телефон, а само тело склонилось вперед. На голове зияла ужасная рана – судя по всему, его ударили сзади чем-то тяжелым. Впрочем, орудие преступления долго искать не пришлось. Тяжелая мраморная статуэтка стояла там, где ее оставил убийца. Основание ее было запятнано кровью.
Доктору понадобилось не больше минуты, чтобы осмотреть тело.
– Мертв. Смерть, должно быть, наступила почти мгновенно. Я, откровенно говоря, ума не приложу, как ему вообще удалось позвонить! Думаю, до приезда полиции лучше ничего здесь не трогать.
Управляющий предложил обыскать квартиру, что и было сделано. Как мы и ожидали, она была пуста. Впрочем, надеяться на то, что убийца все еще в квартире, было бы глупо, тем более все, что ему требовалось, чтобы скрыться, – это выйти из дома и захлопнуть за собой дверь.
Делать нечего – мы вернулись обратно в гостиную. Пуаро, не пожелавший присоединиться к нам, все еще находился здесь. Войдя, я заметил, с каким пристальным вниманием мой друг разглядывает обеденный стол, и, конечно, присоединился к нему. Сам стол привел меня в восторг – он был массивный, полированный и очень тяжелый, из красного дерева. В середине стоял большой букет свежих роз, по блестящей поверхности были раскиданы кружевные салфетки. Была еще ваза с фруктами, но три тарелки с десертом так и остались нетронутыми. Кроме того, я заметил три кофейные чашки с остатками кофе на донышке – две с черным и одна с молоком. Видимо, все трое обедавших пили портвейн – графин, наполовину опустошенный, так и остался стоять на столе возле блюда. Кто-то из мужчин курил сигару, двое остальных – сигареты. На маленьком столике рядом я заметил изящную черепаховую сигаретницу, инкрустированную серебром.
Пытаясь ничего не упустить, я принялся анализировать имевшиеся в нашем распоряжении факты, но быстро сдался. Пришлось признать, что ни один из них не проливал свет на это загадочное происшествие. К тому же мне было невдомек, почему Пуаро так заинтересовался сервировкой и самим столом. Не выдержав, я наконец спросил, что именно вызвало его интерес.
– Друг мой, – буркнул в ответ маленький бельгиец, – вы, как всегда, ничего не поняли. Дело в том, что я сейчас ищу то, чего здесь нет.
– И что же это такое?
– Ошибка… пусть даже крохотная… которую должен был совершить убийца.
Нетерпеливо отмахнувшись, он шагнул в небольшую кухню, которая примыкала к столовой, окинул ее быстрым взглядом и сокрушенно покачал головой.
– Мсье, – обратился он к управляющему, – не будете ли вы столь любезны объяснить мне вашу систему подачи блюд.
Управляющий подошел к небольшому люку в стене кухни.
– Вот этот подъемник связан напрямую с кухней нашего ресторана, который расположен на самом верхнем этаже, – пояснил он. – Вы звоните по телефону, сообщаете заказ, и все блюда спускаются с помощью подъемника. Грязные тарелки и остатки еды отправляются наверх тем же путем. Никаких хозяйственных хлопот! Наши жильцы довольны – они получают возможность трапезовать, как в шикарном ресторане. И в то же время избежать утомительного ожидания и пребывания на публике, что неизбежно, если бы они обедали вне дома.
Пуаро кивнул:
– Стало быть, грязная посуда из этой квартиры сейчас уже на кухне вашего ресторана? Вы позволите мне подняться туда?
– О, конечно, когда пожелаете! Робертс, лифтер, с радостью проводит вас туда и все покажет. Боюсь только, что вряд ли вы отыщете что-то вам нужное. Обычно там сотни грязных тарелок, и их просто сваливают в общую кучу.
Пуаро, однако, это ничуть не обескуражило. Мы вместе с ним отправились на кухню и разыскали там человека, который сегодня принимал заказ из квартиры 11.
– Обед заказывали на троих, – объяснил он. – Суп-жюльен, филе рыбы соль по-нормандски, говяжья вырезка и рисовое суфле. Во сколько? Что-то около восьми, по-моему. Нет, сэр, боюсь, что все тарелки уже помыты. Прошу прощения, да только кто мог знать? Наверное, вы хотели посмотреть, не сохранились ли на них отпечатки пальцев?
– Не совсем, – с загадочной улыбкой ответил Пуаро. – По правде говоря, меня куда больше интересует аппетит графа Фоскатини и его гостей. Скажите, они попробовали все блюда?
– Да, кажется, так. Конечно, я не могу сказать, сколько именно кто съел. Тарелки были использованы все, блюда вернулись пустыми, за исключением рисового суфле. Его еще оставалось довольно много.
– Ага! – удовлетворенно воскликнул Пуаро; казалось, услышанное его обрадовало.
Пока мы спускались в лифте на второй этаж, он шепнул мне на ухо:
– Скорее всего, мы имеем дело с весьма методичным человеком.
– Кого вы имеете в виду: убийцу или графа Фоскатини?
– Граф, судя по всему, был человеком, считавшим, что порядок – прежде всего. Обратите внимание, Гастингс: позвонив доктору и позвав на помощь, он предупредил о том, что умирает, а после этого сумел положить трубку на рычаг.
Я ошеломленно уставился на Пуаро. Вспомнив его недавние расспросы и сопоставив их с тем, что он только что сказал, я остановился. Неожиданная мысль вдруг пришла мне в голову.
– Вы подозреваете, что его отравили? – вскричал я, захлебываясь от волнения. – А потом ударили по голове, чтобы отвести подозрения?
Пуаро загадочно улыбнулся и ничего не ответил.
Мы снова вернулись в злополучную квартиру. Там уже был местный полицейский инспектор с двумя констеблями. Он было попытался воспротивиться нашему присутствию, но Пуаро мигом утихомирил его. Достаточно было только упомянуть имя нашего доброго знакомого Джеппа из Скотленд-Ярда, как инспектор стушевался и разрешил нам остаться, хотя выражение лица у него сохранялось довольно кислое. К слову сказать, мы вернулись на редкость вовремя, поскольку буквально через несколько минут дверь распахнулась, и в комнату ворвался чрезвычайно взволнованный мужчина лет сорока. Лицо его было искажено ужасом и отчаянием.
Оказалось, это Грейвс, камердинер и слуга покойного графа Фоскатини. То, что он поведал нам, прозвучало как гром среди ясного неба.
Утром накануне убийства к его хозяину пришли какие-то два джентльмена. Оба были итальянцы, и тот из них, что с виду казался старше, мужчина лет под сорок, сообщил, что его зовут синьор Асканио. Второй, по словам Грейвса, был изысканно одетый молодой человек лет двадцати четырех.
Судя по всему, граф Фоскатини ждал этого визита, потому что немедленно отослал Грейвса с каким-то незначительным поручением. Тут камердинер замялся и, потупившись, замолчал. На лице его отразилось некоторое сомнение. В конце концов, немного поколебавшись, он сознался, что, сгорая от любопытства, не сразу отправился выполнять приказ своего хозяина, а вместо этого замешкался, надеясь услышать что-нибудь интересное.
Но, к большому его разочарованию, все трое разговаривали настолько тихо, что ему мало что удалось разобрать. И все же кое-что он все-таки сумел уловить. Судя по всему, разговор шел о деньгах, и немалых. Графу угрожали. Словом, беседу эту даже с большой натяжкой никак нельзя было назвать дружеской. Под конец разговора граф, забывшись, немного повысил голос, и Грейвс услышал, как он сказал:
– Теперь у меня нет времени спорить с вами, джентльмены. Если вы зайдете завтра часов в восемь, к обеду, мы продолжим наш разговор.
Испугавшись, что его застукают под дверью, Грейвс умчался выполнять поручение своего хозяина. На следующий день оба итальянца вернулись ровно в восемь. Прислуживал за столом он и может свидетельствовать, что разговор шел о самых обычных вещах – о политике, о погоде, о театральных новинках. После того как Грейвс подал кофе и принес графин с портвейном, хозяин отослал его, сказав, что тот свободен на весь вечер.
– Наверное, так бывало всегда, когда к вам приходили гости? – предположил инспектор.
– Нет, сэр, наоборот. Вот поэтому-то я и решил, что речь на этот раз идет о каком-то необычном деле и именно его мой хозяин и хотел обсудить со своими гостями.
На этом рассказ Грейвса и закончился. Он вышел из дома около 8.30, на улице встретил приятеля, и они вместе отправились в мюзик-холл «Метрополитен», что на Эджвер-роуд.
Как выяснилось, никто не видел, как оба гостя ушли, хотя время убийства удалось определить довольно точно – 8.47. Небольшие часы, стоявшие на письменном столе, по всей вероятности сброшенные самим графом Фоскатини, теперь, разбитые, валялись на полу. Их стрелки показывали 8.47. Судя по словам мисс Райдер, телефонный звонок графа раздался примерно в то же самое время.
Полицейский врач наскоро осмотрел тело, и его переложили на кушетку. И вот тогда-то я в первый раз увидел его лицо – оливково-смуглое, как у всех южан, с орлиным носом. Пышные черные усы оттеняли полные, яркие губы. Они были полуоткрыты, а за ними виднелся ряд ослепительно белых, хищных и острых зубов. В общем, лицо было не из приятных.
– Ну что ж, – сказал полицейский инспектор, перелистав блокнот, – дело, кажется, достаточно ясное. Единственная трудность – как отыскать этого самого синьора Асканио и его напарника. Остается только надеяться, что его адрес есть в записной книжке графа.
Пуаро и тут оказался прав. Граф Фоскатини на самом деле был на редкость аккуратным и методичным человеком. Перелистав записную книжку покойного, мы обнаружили лаконичную запись, сделанную четким мелким почерком графа: «Синьор Паоло Асканио – отель «Гросвенор».
Инспектор ринулся звонить по телефону. Вернулся он довольный.
– Как раз вовремя. Обе наши птички едва не упорхнули на континент. Ну вот, джентльмены, боюсь, это пока все, что мы можем сделать. Дело, конечно, грязное… зато простое. Наверное, обычная вендетта. Знаете, как это бывает у итальянцев…
Сообразив, что нам ненавязчиво предлагают удалиться, мы распрощались и вышли.
Доктор Хокер был вне себя от возбуждения.
– Настоящее начало романа, не так ли? Просто мороз продирает по коже, ей-богу! Ни за что бы не поверил, что такое бывает, если бы прочел где-нибудь!
Пуаро хранил угрюмое молчание. Судя по всему, его что-то тревожило. И за весь вечер из него не удалось вытянуть ни слова.
– А что скажет наш знаменитый детектив? – воскликнул доктор Хокер, фамильярно хлопнув Пуаро по спине. – Все слишком ясно, да? Никакой поживы для маленьких серых клеточек?
– Вы так считаете?
– А вы не согласны?
– Ну а что вы скажете об окне?
– Об окне? Да ведь оно было закрыто на щеколду. Никто не сумел бы выбраться из комнаты через окно. Я сам проверял.
– А почему вы вообще это заметили?
На лице доктора появилось озадаченное выражение. Пуаро охотно объяснил:
– Из-за портьер. Они не были задернуты. Немного странно, правда? И еще – вспомните кофе на дне чашек. Он был слишком черный.
– Ну и что с того?
– Слишком черный, – повторил Пуаро. – К тому же блюдо с рисовым суфле осталось почти нетронутым. В результате что мы имеем?
– Лунный свет! – расхохотался доктор. – Перестаньте морочить нам голову, Пуаро!
– И не думал даже! Спросите Гастингса – он вам подтвердит, что я серьезен, как никогда.
– Честно говоря, я тоже не совсем понимаю, к чему вы клоните, – сознался я. – Не подозреваете же вы, в самом деле, его камердинера? Может, вы думаете, что он был заодно с этой шайкой и подсыпал что-то в кофе? Ну да в полиции непременно проверят его алиби!
– Нисколько не сомневаюсь, друг мой. Но сейчас меня, по правде говоря, гораздо больше интересует алиби синьора Асканио.
– Вы надеетесь, что у него есть алиби?
– Вот это-то меня и тревожит. Ничего, вскоре мы это выясним, будьте уверены.
Благодаря газете «Дейли ньюсмонгер»[9] мы скоро узнали о том, как развивались события дальше.
Синьора Асканио арестовали по обвинению в убийстве графа Фоскатини. Когда его привезли в полицейский участок, он отрицал, что вообще знаком с графом, и заявил, что не был в «Риджентс-Корт» ни в вечер убийства, ни накануне утром. Второго итальянца, молодого человека, так и не смогли найти. Синьор Асканио, как выяснилось, приехал в Лондон один за два дня до убийства и поселился в гостинице «Гросвенор». Все попытки обнаружить его молодого спутника оказались тщетны.
И все же синьор Асканио так и не предстал перед судом. Не кто иной, как сам итальянский посол лично явился в полицейский участок и клятвенно засвидетельствовал, что синьор Асканио был у него в посольстве в тот самый вечер с восьми до девяти. Арестованного пришлось освободить. Естественно, большинство людей продолжало считать, что убийство было совершено по политическим мотивам и его, естественно, постарались замять.
Пуаро проявлял к этому загадочному делу самый живой интерес. И однако, я был немало удивлен, когда как-то утром он объявил мне, что к одиннадцати часам ждет гостя и что этот гость – не кто иной, как синьор Асканио собственной персоной.
– Он хочет посоветоваться с вами?
– Не угадали, друг мой. Это я хочу посоветоваться с ним.
– О чем?
– Об убийстве в Риджентс-Корт.
– Хотите доказать, что это его рук дело?
– Человека нельзя дважды обвинить в одном и том же, Гастингс. Это противоречит здравому смыслу. А, звонок! Очевидно, это наш гость.
Через пару минут синьора Асканио проводили в нашу комнату. Это был невысокий, щуплый мужчина с уклончивым, каким-то ускользающим взглядом. Сесть он отказался – так и продолжал стоять в дверях, подозрительно поглядывая то на меня, то на Пуаро.
– Мсье Пуаро?
Мой маленький друг кивнул:
– Прошу вас, садитесь, синьор. Вижу, вы получили мое письмо. Я твердо намерен до конца разобраться в этом деле. И в какой-то степени вы также можете помочь мне. Давайте говорить начистоту. Утром во вторник, девятнадцатого числа, вы с вашим другом нанесли визит графу Фоскатини…
Итальянец сделал гневное движение:
– Ничего подобного. Если вы помните, я поклялся на суде…
– Это верно! И однако, я сильно подозреваю, что ваше заявление было ложным.
– Вы хотите запугать меня? Ба! Мне нечего бояться, тем более вас. К вашему сведению, меня оправдали!
– Именно так! Но если я не полный дурак, пугает вас не виселица – этого-то вы как раз не боитесь! Вы боитесь огласки, не так ли? Огласки! Что ж, как вижу, вам это не слишком по душе? Я почему-то так сразу и подумал. Так что сами видите, синьор, ваш единственный шанс – рассказать мне все без утайки. К тому же я ведь не спрашиваю, что за дела привели вас в Англию. Это и так понятно – вы специально приехали ради того, чтобы встретиться с графом Фоскатини.
– Никакой он не граф, – прорычал взбешенный итальянец.
– Да, правда ваша. Я уже успел заглянуть в Готский альманах. Имя графа Фоскатини там не значится. Неважно, графский титул не хуже любого другого, когда речь идет о… шантаже!
– Ладно. Полагаю, мне и вправду лучше рассказать все начистоту. Тем более вы и так уже почти все знаете.
– Просто я заставил потрудиться с пользой, – он гордо постучал себя по лбу, – свои маленькие серые клеточки. Так что к делу, синьор Асканио. Итак, вы навестили покойного во вторник утром, не так ли?
– Да. Но я и не думал возвращаться туда на следующий день. В этом не было никакой нужды. Ладно, слушайте, я расскажу вам все, как было. В руки этого мерзавца попала информация об одном человеке, занимающем очень высокое положение в нашей стране. Фоскатини соглашался продать эти документы, но за огромную сумму. Я приехал в Англию, чтобы обо всем договориться. В то утро, как было заранее условлено, я пришел к нему в Риджентс-Корт. Со мной был один из младших советников итальянского посольства. Граф оказался более сговорчивым, чем я ожидал, впрочем, и так сумма, которую я ему заплатил, была просто чудовищной.
– Прошу прощения, а как именно вы ему заплатили?
– Итальянскими купюрами, самыми мелкими. Я вручил ему деньги, он мне – компрометирующие бумаги. Больше я его никогда не видел.
– Почему же вы не рассказали обо всем, когда вас арестовала полиция?
– Видите ли, из-за деликатности порученного мне дела… поневоле пришлось отрицать всякую связь с этим человеком.
– Ну а теперь, когда все уже позади, как вы объясняете то, что случилось в тот вечер?
– Могу только предположить, что кому-то, видимо, понадобилось меня подставить. К тому же, насколько я осведомлен, никаких денег в квартире не нашли?
Пуаро с любопытством глянул на него и покачал головой.
– Странно, – пробормотал он, – ведь у нас у всех есть маленькие серые клеточки. Но мало кто ими пользуется. Что ж, желаю вам всего хорошего, синьор Асканио. Могу только сказать, что я вам верю. Нечто подобное я и предполагал. Но мне нужно было убедиться.
Проводив нашего гостя, Пуаро снова вернулся в кресло и улыбнулся мне.
– Ну а теперь послушаем, что об этом думает капитан Гастингс.
– Что ж, думаю, этот Асканио прав – кто-то действительно его подставил.
– Эх, Гастингс, ну почему вы никогда не используете мозги, которыми наделил вас Всевышний?! Неужели вы не помните, что я сказал, когда мы с вами тем вечером выходили из квартиры покойного Фоскатини? По поводу портьер, которые не были задернуты, – а ведь было начало июня, в это время в восемь вечера еще довольно светло. Солнце садится только в половине девятого. Неужели вам это все еще ничего не говорит? Господи, неужели вы никогда так ничему и не научитесь, Гастингс? Хорошо, продолжим. Кофе, как я сказал, был черным. А зубы покойного графа – ослепительно белыми. А ведь кофе пачкает зубы, друг мой. Стало быть, граф не пил кофе. Но остатки напитка были во всех трех чашках. Значит, кто-то просто пытался нас убедить, что кофе граф все-таки выпил, а на самом деле это не так. Остается узнать: зачем кому-то это понадобилось?
Совершенно сбитый с толку, я неуверенно улыбнулся.
– Ладно, я вам подскажу. Откуда нам вообще известно о том, что синьор Асканио и его друг или двое мужчин, чрезвычайно на них похожих, приходили тем вечером к графу? Никто не видел, как они вошли, никто не видел, как они вышли. У нас на этот счет есть только показания одного человека и множество неодушевленных свидетельств.
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду ножи, вилки и грязные тарелки. А это действительно было гениально придумано! Конечно, этот Грейвс вор и негодяй, но как умен! Утром ему удается подслушать часть разговора – немного, но вполне достаточно, чтобы сообразить, что нашему доброму другу синьору Асканио будет очень трудно оправдаться. На следующий вечер около восьми часов он говорит своему хозяину, что его просят к телефону. Фоскатини усаживается в кресло, протягивает руку к телефону, и в эту минуту стоявший за его спиной Грейвс наносит ему страшный удар по голове мраморной статуэткой. И тут же бросается к служебному телефону, чтобы заказать обед на троих. Потом накрывает на стол, грязнит ножи, вилки, тарелки и так далее. Но ему еще надо как-то избавиться от содержимого блюд. Да, он не только умный человек, этот Грейвс, – такому желудку, как у него, можно только позавидовать. Он умудряется запихнуть в себя почти все, кроме рисового суфле. Чтобы дополнить иллюзию, он даже выкуривает сигару и две сигареты. Ах, как все было замечательно задумано! Затем он переводит стрелки часов на 8.47 и разбивает их. Часы остановились! Единственное, о чем он забыл, – это задернуть портьеры. Но если бы обед на троих действительно состоялся, их бы задернули сразу же после того, как зажгли свет. Завершив инсценировку, он поспешно уходит, как бы случайно обронив по дороге, что у его хозяина гости. Потом находит телефонную будку, ждет несколько минут и около 8.47 звонит домой доктору Хокеру, мастерски сыграв своего умирающего от раны хозяина. Настолько мастерски, что никому и в голову не приходит проверить, звонил ли кто-нибудь из этой квартиры в это самое время.
– Разумеется, кроме Эркюля Пуаро? – саркастически хмыкнул я.
– Нет, я тоже этого не сделал, – с улыбкой парировал мой друг, – но сделаю обязательно. Вначале я хотел все рассказать вам. Но вот увидите – я окажусь прав, и тогда наш друг инспектор Джепп, которому я дал в руки все улики, сможет наконец упрятать за решетку этого хитроумного мерзавца Грейвса. Интересно, много ли ему из денег хозяина удалось потратить?
Пуаро и тут оказался прав. Прав, как всегда, черт его побери!
Пропавшее завещание
Проблема, которую нас попросила решить мисс Марш, явилась приятным разнообразием на фоне всех тех дел, которыми обычно занимался Пуаро. Все началось с короткого, делового письма, написанного женским почерком. Дама просила Пуаро назначить ей время. Тот согласился принять ее на следующее утро в одиннадцать часов.
Она явилась минута в минуту – высокая, приятная молодая особа, просто, но аккуратно одетая, деловитая и уверенная в себе. Словом, тот самый тип молодой женщины, которая непременно пробьется в жизни. Откровенно говоря, я не принадлежу к почитателям так называемых современных женщин, и, хотя наша посетительница выглядела довольно привлекательно, было в ней нечто такое, что подспудно настораживало меня.
– Дело, которое привело меня к вам, мсье Пуаро, весьма необычного характера, – начала она, усаживаясь на стул, который предложил ей маленький бельгиец. – Давайте я лучше начну с самого начала, чтобы вам было понятно, о чем идет речь.
– Прошу вас, мадемуазель.
– Я сирота. Мой отец и его брат были сыновьями мелкого фермера в Девоншире. Ферма их была бедная, и в конце концов старший из двух братьев, Эндрю, уехал в Австралию. Там счастье ему улыбнулось – он занялся спекуляцией земельными участками, и довольно успешно, потому что очень скоро стал весьма состоятельным человеком. Младший брат, Роджер (мой отец), увы, не имел ни малейшего призвания к сельскому хозяйству. С большим трудом ему удалось получить кое-какое образование, и в конце концов он устроился клерком в небольшую фирму. Невеста его была ненамного богаче его – матушка моя была дочерью бедного артиста. Отец мой умер, когда мне было всего десять лет. Мать ненадолго пережила его – мне не исполнилось еще и четырнадцати, как она последовала за ним. Единственным оставшимся в живых родственником был дядюшка Эндрю, не так давно вернувшийся домой из Австралии и купивший крохотное поместье Крэбтри-Мэнор в своем родном графстве Девоншир. Он был чрезвычайно добр к осиротевшей дочери своего брата, часто приглашал меня погостить у него и вообще обращался со мной так, словно я была ему не племянницей, а родной дочерью.
Крэбтри-Мэнор, несмотря на свое название[10], всего лишь старая запущенная ферма. Любовь к земле у дядюшки в крови, поэтому он с головой ушел во всякие сельскохозяйственные эксперименты по повышению плодородия почвы и тому подобные дела. И хотя он искренно привязан ко мне, его взгляды на воспитание и предназначение женщин… скажем так, довольно своеобразны и ко всему прочему имеют глубокие корни. Сам он был человеком довольно невежественным, хотя и обладал проницательным от природы умом, поэтому и в грош не ставил то, что презрительно именовал не иначе как «книжной премудростью». И к тому же был абсолютно уверен, что женщине образование вообще ни к чему. По его мнению, девушка должна уметь вести хозяйство – стирать, убирать, готовить, а что до книг, так это вообще не ее ума дело. К моему величайшему сожалению и досаде, он и меня старался растить согласно этим своим принципам. Я взбунтовалась. Видите ли, мсье Пуаро, мне всегда казалось, что голова у меня неплохо работает, а вот к хозяйству нет ни тяги, ни способностей. Дядюшка и я вечно ругались по этому поводу, ведь мы, хотя и искренне любили друг друга, оба были на редкость упрямы и норовили настоять на своем. Мне повезло – я добилась стипендии, рассчитывала получить образование и крепко стоять на собственных ногах. Короче, гром грянул, когда я уже собиралась ехать в Чиртон. У меня было немного денег, завещанных мне матерью, к тому же я была твердо намерена ни в коем случае не зарывать в землю те скромные таланты, которыми наградила меня природа. Напоследок у нас с дядей произошел долгий, тяжелый разговор. Надо отдать ему должное – он и не пытался лукавить со мной. Других родственников, кроме меня, у него не было. Следовательно, я была его единственной наследницей. Как я уже говорила, он нажил в Австралии крупное состояние и сейчас был достаточно богатым человеком. Короче, мсье Пуаро, он поставил мне условие: если я по-прежнему буду упорствовать в этих «новомодных выдумках», то могу навсегда забыть о нем и его деньгах. Я держала себя в руках и, как вы понимаете, упорно стояла на своем. Я всегда буду нежно любить его, сказала я, но мне нравится жить своей собственной жизнью. На этом мы и расстались. «Слишком уж ты задираешь нос, девочка, – были его последние слова. – Конечно, я за свою жизнь не прочел и десятка книг, но в один прекрасный день мы с тобой еще потягаемся. Проверим, кто из нас умнее, и посмотрим, чья возьмет».
Случилась наша размолвка девять лет назад. Время от времени я приезжала к нему на уик-энд. Отношения у нас понемногу наладились, хотя я прекрасно понимала, что взгляды его не изменились ни на йоту. Правда, надо отдать ему должное – он больше ни слова не обронил по поводу полученного мною высшего образования. В последние годы здоровье его пошатнулось, и месяц назад он умер.
Наконец я подхожу к цели моего сегодняшнего визита. Мой дядя оставил завещание, которое иначе как странным не назовешь. По его условиям Крэбтри-Мэнор со всем, что в нем есть, переходит в мое пользование – на год, считая со дня его смерти, и за это время его «ученая племянница должна найти случай доказать, чего стоят ее мозги» – таковы его собственные слова, записанные в завещании черным по белому. Через год, если «его собственные мозги окажутся получше ее», дом со всем его содержимым переходит в собственность различных благотворительных учреждений.
– Немного несправедливо по отношению к вам, мадемуазель, учитывая, что вы его единственная кровная родственница, верно?
– Видите ли, я вообще-то так не думаю. Ведь дядюшка Эндрю, в конце концов, сразу меня предупредил, и все же я решила, вопреки его воле, сама пробивать себе дорогу в жизни. Так что, поскольку я отказалась выполнить его желание, он был вправе распорядиться своими деньгами по собственному усмотрению.
– Скажите, завещание составлено адвокатом?
– Нет. Оно написано им самим на бланке и заверено одной супружеской парой. Эти люди жили вместе с дядей Эндрю. Муж прислуживал ему, а жена убирала и готовила.
– Есть ли возможность опротестовать завещание?
– Можете быть уверены, мсье Пуаро, этого я делать не буду.
– Стало быть, вы рассматриваете это как некий вызов, брошенный вам дядей?
– Примерно так. Вы угадали.
– Что ж. В этом что-то есть, – задумчиво пробормотал Пуаро. – Не сомневаюсь, тут кроется какой-то подвох. В этом старом фермерском доме ваш дядюшка спрятал либо крупную сумму денег, либо еще одно завещание, подлинное, и дал вам год, в течение которого вы должны обнаружить тайник. Ловко! Так сказать, проверка ума и изобретательности!
– Именно так, мсье Пуаро, – снимаю перед вами шляпу! Вы догадались сразу же, значит, по части ума вы можете дать мне фору.
– Э-э-э, довольно, мадемуазель! Считайте, что мои серые клеточки в вашем полном распоряжении. Вы уже пробовали искать?
– Нет, пока только бегло прошлась по дому. Видите ли, мсье Пуаро, зная дядю, я подозреваю, что дело это будет не из легких.
– Вы случайно не захватили с собой это завещание или хотя бы его копию?
Мисс Марш, покопавшись в сумочке, протянула ему бумагу. Быстро пробежав ее глазами, Пуаро задумчиво покивал:
– Составлено почти три года назад. Датировано 25 марта, и время указано – 11 утра, – очень любопытно! Суживает размах поисков. Теперь я уже почти не сомневаюсь, что где-то в доме спрятано еще одно завещание. И если оно составлено, скажем, на полчаса позже, это завещание станет недействительным. Ну что ж, мадемуазель, благодарю вас – то, что вы рассказали, действительно на редкость интересно. Буду счастлив и не пожалею никаких сил, чтобы вам помочь. И хотя дядюшка ваш, судя по всему, был человеком весьма незаурядным, но до Эркюля Пуаро ему далеко!
Поистине, тщеславие Пуаро порой становится просто невыносимым!
– К счастью, сейчас я не занят, так что мы с Гастингсом сможем приехать в Крэбтри-Мэнор сегодня к вечеру. Эта супружеская чета, что прислуживала вашему дяде, они и сейчас живут там, верно?
– Да. Их фамилия Бейкер.
На следующее утро спозаранку мы приступили к поискам. В Крэбтри-Мэнор мы с Пуаро приехали накануне вечером. Мистер и миссис Бейкер, которых мисс Марш предупредила телеграммой, уже ждали нас. Это была приятная супружеская пара: он, розовощекий и немного грубоватый, с виду напоминавший ссохшееся от старости яблоко-пепин, и его жена – добродушная толстуха, обладавшая истинно девонширским хладнокровием и невозмутимостью.
Уставшие от дорожной тряски в поезде и восьмимильной поездки от станции, мы едва дождались ужина, состоявшего из жареных цыплят, яблочного пирога и восхитительных девонширских сливок, и немедленно отправились в постель. И вот теперь, сидя за столом в комнате, которая прежде служила гостиной и кабинетом покойному мистеру Маршу, мы, хорошо отдохнувшие, наслаждались плотным завтраком. Возле стола приткнулась конторка, заменявшая письменный стол. Она была доверху завалена документами, сложенными в аккуратные стопки. Огромное кожаное кресло, судя по всему, было любимым местом отдыха хозяина дома. Вдоль противоположной стены протянулась длинная кушетка, обитая вощеным ситцем, тот же самый ситец со старинным рисунком покрывал и стулья.
– Ну что ж, друг мой, – сказал Пуаро, отодвигаясь от стола и закуривая одну из своих крошечных сигарет, – давайте попробуем составить план кампании. Я уже успел обойти дом, но, по моему глубокому убеждению, ключ к разгадке следует искать где-то в этой комнате. Для начала, думаю, придется тщательно просмотреть все документы, что лежат у него на столе. Естественно, я не надеюсь, что завещание спрятано где-то среди них. Но может статься, что какой-нибудь вполне невинный с виду документ может подсказать нам, где его искать. Но вначале надо кое-что выяснить. Лишняя информация нам не повредит. Прошу вас, попробуйте позвонить прислуге.
Так я и сделал. Пока мы ждали, Пуаро, встав из-за стола, расхаживал по комнате, одобрительно поглядывая по сторонам.
– Аккуратнейший человек был этот покойный мистер Марш. Только посмотрите, в какие ровные стопки сложены все бумаги. Ключ к каждому ящику конторки снабжен ярлычком – этот, к примеру, от китайского шкафчика, что висит на стене, – видите, какой в нем порядок, в этом шкафчике! Ах, это радует мое сердце! Ничто здесь не оскорбляет глаз…
Он вдруг замолк на полуслове, словно поперхнулся. Проследив за его взглядом, я заметил, что он прикован к ключу от конторки, к которому был привязан грязный, измятый конверт. Нахмурившись, Пуаро извлек ключ из ящика. На ярлычке было небрежно нацарапано: «Ключ от складного бювара», почерк неаккуратный, ничем не напоминающий каллиграфически выведенные надписи, которыми были украшены остальные ярлычки.
– Чужая рука, – пробормотал Пуаро. Брови его недовольно сошлись на переносице. – Держу пари, что тут не обошлось без кого-то еще. Кто же был в доме – мисс Марш? Но она, если не ошибаюсь, производит впечатление весьма аккуратной и деловитой молодой леди.
В это время вошел Бейкер.
– Не могли бы вы пригласить сюда также мадам, вашу супругу? Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
Бейкер вышел и вскоре вернулся с женой. Спрятав пухлые руки под передником, она добродушно улыбалась во весь рот.
Пуаро коротко и ясно объяснил, зачем он приехал. Супруги Бейкер немедленно оттаяли. Было видно, что они тут же прониклись к нам полным доверием.
– Нам с моим стариком не очень-то придется по душе, если мисс Вайолет вышвырнут отсюда, – объявила женщина. – Больно жирно будет всем этим больницам, если им достанется Крэбтри-Мэнор!
Пуаро приступил к расспросам. Да, мистер и миссис Бейкер очень хорошо помнили, как мистер Марш попросил их засвидетельствовать завещание. Лично его, Бейкера, хозяин накануне посылал в город купить парочку нотариально заверенных бланков.
– Парочку? – быстро переспросил Пуаро.
– Да, сэр, на всякий случай, наверное. Вдруг испортишь один, тут другой и пригодится. Надо полагать, так оно и вышло. Так вот, подписали мы, значит, завещание…
– Во сколько это было? – перебил Пуаро.
Бейкер задумчиво поскреб в затылке, но его опередила жена:
– Господи, да чего ж тут думать – я как раз поставила на плиту молоко для какао! Стало быть, после одиннадцати! Неужто не помнишь? Оно еще дочиста выкипело к тому времени, как я вернулась на кухню!
– А потом?
– А это уж случилось, почитай, час спустя. Снова нас со стариком позвали наверх. «Я ошибся, – сказал старый хозяин, – пришлось все порвать. Так что уж сделайте милость, подпишите еще раз». Мы и подписали. А после хозяин каждому из нас дал из рук в руки кругленькую сумму. «Я, – говорит, – не оставляю вам ничего по завещанию, поэтому каждый год буду вручать вам столько же, пока не помру, значит». Справедливый и добрый он был человек, наш хозяин-то, упокой, Господи, его душу!
Пуаро встрепенулся:
– А после того, как вы подписали бумаги во второй раз, вы случайно не заметили, что сделал мистер Марш?
– Отправился в деревню, заплатить лавочнику по счетам.
Похоже, тут нас ждал тупик. Пуаро, видимо, решил зайти с другого конца. Вытащив ключ из конторки, он протянул его Бейкеру.
– Скажите, это почерк вашего покойного хозяина?
Может быть, мне почудилось, но тогда я готов был руку дать на отсечение, что Бейкер немного заколебался, прежде чем ответить.
– Да, – коротко сказал он.
«Солгал, – подумал я, – но почему?»
– А пускал ли ваш хозяин… словом, приезжал ли в дом кто-нибудь чужой за последние три года?
– Нет, сэр.
– Никто?
– Нет. Только мисс Вайолет.
– Значит, никого из посторонних в этой комнате быть не могло?
– Нет, сэр.
– Ты позабыл рабочих, Джим, – напомнила его жена.
– Рабочих? – удивился он. – Каких рабочих?
Женщина поспешила объяснить, что два с лишним года назад в дом вызвали рабочих – требовался кое-какой небольшой ремонт. Правда, она затруднялась сказать, что это был за ремонт. Какие-то небольшие переделки, твердила она. Похоже, миссис Бейкер была совершенно уверена, что все это лишь прихоть выжившего из ума старика-хозяина. Большую часть времени рабочие возились в кабинете, но что конкретно они делали, женщина не знала, поскольку хозяин не разрешал ни ей, ни ее мужу входить в комнату, пока все не было закончено. К сожалению, Бейкеры так и не смогли сказать, в какую строительную фирму обращался их хозяин, помнили только, что это где-то в Плимуте.
– Что ж, Гастингс, мы делаем успехи, – заявил Пуаро, довольно потирая руки, когда Бейкеры ушли. – Совершенно очевидно, что он написал еще одно завещание, а потом пригласил рабочих из Плимута, чтобы они устроили в этой комнате тайник. Так что, вместо того чтобы попусту тратить время, простукивая пол и стены в кабинете, поедем-ка мы в Плимут.
Нельзя сказать, что нам стоило довольно больших хлопот раздобыть нужную нам информацию. Заглянув в одну-две строительные фирмы, мы наконец отыскали ту, к услугам которой прибегнул мистер Марш.
Все работники тут служили по многу лет, так что не составило труда отыскать тех двоих мастеров, которые занимались перестройками в Крэбтри-Мэнор. Они прекрасно помнили, что им пришлось делать. Руководил всем мистер Марш. Кроме кое-каких мелких переделок, им было приказано снять один из камней, из которых был сложен старинный камин, оборудовать позади него тайничок и поставить камень на место, но так, чтобы тайник невозможно было обнаружить. Открываться он должен был с помощью скрытой пружины только в том случае, если нажимали на второй от края камень. Они вспомнили, что работа была сложной и хлопотной, а старый хозяин постоянно суетился вокруг и придирался по мелочам. Рассказал нам все это пожилой рабочий по фамилии Коуэн – высокий, костлявый мужчина с седыми усами и умными, проницательными глазами.
Воодушевленные результатами нашей поездки, мы весело вернулись обратно в Крэбтри-Мэнор и, заперев за собой дверь в кабинет, кинулись к камину проверить полученные сведения. Присмотревшись к камням, из которых был выложен большой старинный камин, мы не обнаружили на них никаких следов. Но стоило нам только слегка надавить на указанный камень, как перед нашими глазами открылась пустота.
Пуаро моментально сунул туда руку. И вдруг я увидел, как самодовольная улыбка на его лице вмиг увяла, сменившись глубоким разочарованием. В руках он держал обуглившийся кусок плотной бумаги. В тайнике больше ничего не обнаружилось.
– Дьявольщина! – злобно выругался Пуаро. – Кто-то нас опередил!
Мы внимательно осмотрели доставшийся нам клочок бумаги. Вне всякого сомнения, когда-то он был тем, что мы искали. Сохранилась даже часть подписи Бейкера, но само завещание погибло безвозвратно.
Перед таким ударом даже могучий ум Пуаро вынужден был спасовать. Я украдкой посмотрел на него и чуть было не расхохотался, столь комично выглядело его расстроенное лицо. Он очень походил в эту минуту на обиженного ребенка.
– Ничего не понимаю! – бормотал он. – Кому нужно было его уничтожать? Зачем?!
– Может, Бейкеры? – предположил я.
– Для чего? Уничтожение завещания не принесло бы им ни малейшей пользы, тогда как они бы только выгадали, достанься дом мисс Марш. А если все отойдет благотворительным учреждениям, супруги окажутся на улице. Давайте подумаем, кому выгодно уничтожить завещание? Благотворительным организациям? Но их, согласитесь, подозревать нелепо.
– А может, старик уничтожил его сам? Вдруг потом передумал и сжег завещание? – сказал я.
Встав на ноги, Пуаро с присущей ему аккуратностью отряхнул колени.
– Такое может быть, – признал он. – Одно из ваших обычных разумных предположений, Гастингс. Ну что ж, нам с вами здесь больше засиживаться нечего. Мы и так сделали все, что в человеческих силах. Выиграли состязание, предложенное нам покойным Эндрю Маршем, но, увы, его бедной племяннице от этого мало проку.
Покинув Крэбтри-Мэнор, мы успели на поезд до Лондона, правда, обычный, а не экспресс. Пуаро выглядел усталым и удрученным. Что касается меня, так я буквально валился с ног, и едва поезд тронулся, как я тут же провалился в сон. По-моему, мы еще не проехали Тонтон, как дикий вопль, вырвавшийся из груди Пуаро, заставил меня вскочить на ноги.