Исчезновение мистера Дэвенхейма Кристи Агата

Пуаро и я поджидали к чаю нашего доброго приятеля инспектора Джеппа из Скотленд-Ярда. Но он что-то задерживался. В ожидании его появления мы уселись за круглый чайный столик. Пуаро только что закончил расставлять на столике чашки и чайник с молочником, которые наша хозяйка обычно не столько ставила, сколько швыряла на стол перед нами. Подышав на металлический заварочный чайник, он любовно протер его шелковым носовым платком. Сам чайник уже кипел на плите, а от крохотной фарфоровой кастрюльки позади него исходил сладкий аромат густого шоколада – напитка, который сладкоежка Пуаро всегда предпочитал нашему «варварскому английскому пойлу».

Откуда-то снизу прозвучал короткий звонок, и минуту-другую спустя в нашу комнату стремительно ворвался Джепп.

– Надеюсь, я не опоздал! – жизнерадостно воскликнул он, поздоровавшись с нами. – Сказать по правде, я задержался, слушая небылицы, которые плетет Миллер – тот самый парень, которому поручили расследовать дело об исчезновении Дэвенхейма.

Я моментально навострил уши. Последние три дня все лондонские газеты только и кричали о странном исчезновении мистера Дэвенхейма, старшего партнера в «Дэвенхейм и Сэмон». Оба были хорошо известные в городе банкиры и финансисты. Последний раз его видели, когда он в субботу вышел из дому, и с тех пор мистер Дэвенхейм словно в воду канул. И вот сейчас я сгорал от желания услышать из уст инспектора Джеппа что-нибудь новое об этом загадочном деле.

– А мне-то казалось, – вступил в разговор я, – что в наши дни исчезнуть, да еще в Лондоне, практически невозможно.

Пуаро, передвинув тарелку с бутербродами на четверть дюйма в сторону, резко заметил:

– Давайте уточним, друг мой, что вы подразумеваете под словом «исчезнуть»? О каком конкретно типе «исчезновения» вы говорите?

– А что, исчезновения бывают разные? – расхохотался я.

Джепп присоединился ко мне. Наше веселье вывело Пуаро из себя. Он смерил нас обоих суровым, неодобрительным взглядом:

– Точность нужна во всем! Лично я подразделяю исчезновения на три категории. Во-первых, наиболее распространенные и самые обычные, так называемые добровольные исчезновения. Во-вторых, случаи потери памяти – достаточно редкие и в то же время самые настоящие «исчезновения» – исчезновения в полном смысле этого слова. И, наконец, убийство с более или менее успешным сокрытием тела жертвы. Вот теперь скажите, вы и в самом деле считаете, что все эти три категории практически равнозначны?

– Ну… собственно говоря, да. Я почти уверен в этом. Конечно, человек может утратить память, но всегда остается кто-то, кто может опознать его, особенно когда речь идет о такой известной в Лондоне личности, как мистер Дэвенхейм. Да и «тело жертвы», как вы выразились, не может же просто раствориться в воздухе, не так ли? Рано или поздно его, как правило, обнаружат, где бы оно ни было спрятано – будь то в каком-нибудь темном закоулке или сундуке. Таким образом, убийство можем отбросить. А проворовавшийся клерк или банкрот, скрывающийся от уплаты долга, едва ли может надеяться найти где-нибудь безопасное убежище в наш век беспроволочного телеграфа. Укрыться за границей – вздор! Его тут же вернут обратно. В портах или на железнодорожных станциях будет вывешен его портрет, и ему вряд ли удастся проскользнуть незамеченным, тем более что любой, кто читает газеты, через день-два будет знать его в лицо, как собственного брата. Он ведь оказывается как бы один против всех и вся.

– Ах, друг мой, – покачал головой Пуаро, – вы сделали одну большую ошибку. Вы упускаете из виду, что человек, решившийся сбежать – один ли он бежит или же с кем-то еще, – может оказаться натурой редкостной, что называется, методичным человеком. Чтобы справиться с этой нелегкой задачей, он может пустить в ход блестящий интеллект, даже талант, заранее все рассчитать – все, до мельчайших деталей, чтобы свести риск к минимуму. И вот тогда не вижу никаких причин, почему бы ему не сбить полицию со следа и не добиться успеха!

– Но о вас, само собой, речь не идет, – подмигнув мне, добродушно съязвил Джепп. – Вас-то никому не удастся одурачить, не так ли, мсье Пуаро?

Пуаро сделал попытку, правда, безуспешную, притвориться беспристрастным:

– Меня? Да и меня тоже! А почему нет? Это правда, я стараюсь подойти к любой проблеме с точки зрения чистой науки и действовать с предельной, математической точностью и скрупулезностью – а это, согласитесь, среди нового поколения детективов стало достаточно большой редкостью.

Джепп расплылся в улыбке.

– Ну, не знаю, не знаю, – протянул он. – Миллер – тот парень, который занимается делом Дэвенхейма, – чертовски проницательный малый. Можете не сомневаться – уж он не пропустит ни отпечатков пальцев, ни сигаретного окурка, даже расчески. Можно подумать, у него не одна пара глаз, а десяток!

– Эка удивили, друг мой, – покачал головой Пуаро. – То же самое можно сказать и об обычном воробье! Однако кто же поручит крохотной серой птичке решить загадку исчезновения мистера Дэвенхейма?

– Да будет вам, мсье! Неужто вам взбрело в голову оспаривать значение мелких деталей, когда пытаешься отыскать ключ к разгадке?

– Ни в коем случае! Но все эти детали хороши в свое время. Беда в том, что многие склонны придавать им куда большее значение, чем они имеют на самом деле. А порой, даже чаще всего, большинство из них попросту ничего не значат, тогда как одна-две могут иметь решающее значение! Так что ваш мозг… ваши маленькие серые клеточки, – он постучал пальцем по лбу, – вот на что вы должны опираться в своем расследовании! А чувства… чувства легко заведут вас в тупик. Надобно искать истину внутри самого себя, а не где-то еще!

– Ну, неужто вы станете утверждать, Пуаро, что беретесь распутать дело, не выбираясь из кресла? Это уж, знаете ли, слишком!

– Нет, друг мой, именно это я и хотел сказать – с условием, конечно, что мне доставят все необходимые факты. А я буду, так сказать, консультантом.

Джепп хлопнул себя по колену:

– Будь я проклят, если не поймаю вас на слове! Держу пари на что угодно, что вы сядете в лужу! Ладно, считайте, что мы с вами побились об заклад, – скажете мне, где находится, живой или мертвый, мистер Дэвенхейм, через неделю, день в день, – значит, ваша взяла!

Пуаро немного подумал.

– Ну что ж, друг мой, я принимаю ваш вызов. Спорт – это ведь национальная страсть у вас, англичан, не так ли? Ну а теперь факты.

– Что ж, факты так факты. Итак, в прошлую пятницу, как обычно, мистер Дэвенхейм сел на вокзале Виктория в поезд 12.40 до Чингсайда, неподалеку от которого находится его загородная вилла под названием «Кедры». После ленча он долго гулял по саду, поговорил с садовниками, давая им указания. Все, как один, утверждают, что он был в абсолютно нормальном и обычном расположении духа. После чая он приоткрыл дверь в будуар жены, чтобы сказать, что прогуляется до деревни – ему, дескать, нужно отправить несколько писем. Потом добавил, что ожидает мистера Лоуэна, у них деловой разговор. Если тот придет до того, как сам он вернется, пусть его отведут в кабинет и попросят немного подождать. Потом мистер Дэвенхейм покинул дом через парадную дверь, неторопливо спустился по аллее, открыл калитку, вышел – и исчез. С тех пор, с того самого часа, его никто не видел, он как будто растворился в воздухе.

– Забавно… весьма забавно… очаровательная маленькая проблема, – пробормотал себе под нос Пуаро. – Что ж, продолжайте, прошу вас, друг мой!

– Через четверть часа после его ухода высокий, смуглолицый мужчина с пышными черными усами позвонил в колокольчик у парадных дверей, объяснив, что у него с мистером Дэвенхеймом назначена встреча. Он представился как Лоуэн. В соответствии с указаниями банкира его провели в кабинет. Прошло больше часа, но мистер Дэвенхейм не вернулся. Наконец мистер Лоуэн позвонил в звонок и сообщил, что больше ждать не может, поскольку боится опоздать на поезд, а ему надо вернуться в город. Миссис Дэвенхейм рассыпалась в извинениях по поводу отсутствия мужа, объясняя это его забывчивостью. Однако самой ей столь длительное опоздание показалось на редкость странным. Ведь он заранее предупредил, что ожидает гостя.

Итак, как вам уже известно, мистер Дэвенхейм так и не вернулся. Рано утром в воскресенье дали знать полиции, но, сколько ни искали, так ничего и не нашли. Никаких следов, абсолютно никаких. Казалось, мистер Дэвенхейм воспарил на небеса. До почты он так и не дошел. Никто, ни одна душа не видела, чтобы он проходил через деревню. На станции их уверили, что мистер Дэвенхейм не уехал ни с одним поездом. Его собственный автомобиль по-прежнему стоял в гараже. Предположили, что он нанял машину, которая могла бы отвезти его в какое-то отдаленное место, но это казалось невероятным. Газеты подняли к этому времени такую шумиху вокруг его исчезновения, что наемный водитель, кто бы он ни был, наверняка бы объявился, дабы сообщить обо всем, что ему известно. Правда, по соседству, в Энфилде, – это в пяти милях – должны были состояться скачки, так что если бы он прошагал пешком до этой станции, то вполне мог бы незамеченным смешаться с толпой. Но опять-таки его фотографии и сенсационные заголовки пестрели во всех газетах, а к нам не явился ни один человек, чтобы сообщить, что видел его тогда. Конечно, как обычно, на нас лавиной обрушились письма со всей Англии. Мы проверили каждое, но пока что все сигналы оказались ложными.

Зато в понедельник утром обнаружилось нечто поразительное. За письменным столом кабинета мистера Дэвенхейма стоит сейф. Так вот, когда осмотрели кабинет, оказалось, что сейф взломан, а содержимое его исчезло! Окна, как обычно, были заперты изнутри, что указывает на то, что это было не обычное ограбление. Если, конечно, в доме не имелось сообщника, который и выпустил их наружу, закрыв за грабителями окна после того, как дело было сделано. Но, с другой стороны, все воскресенье в доме царил самый настоящий хаос, у прислуги все валилось из рук, так что, даже если сейф взломали в субботу, вряд ли стоит удивляться, что выяснилось это только в понедельник.

– Prcisment, – сухо пробормотал Пуаро. – Я так понимаю, он уже арестован, се pauvre мсье Лоуэн?

Джепп довольно ухмыльнулся:

– Пока нет. Но в этом нет необходимости – мы и так не спускаем с него глаз.

Пуаро рассеянно кивнул:

– А что пропало из сейфа? Вы не знаете?

– Мы пытались выяснить это у младшего компаньона фирмы и миссис Дэвенхейм. Вероятнее всего, в сейфе находилось большое количество облигаций на предъявителя и еще довольно внушительная сумма в векселях – все это скопилось в сейфе благодаря тому, что накануне их фирма провернула несколько весьма выгодных финансовых операций. Кроме векселей и облигаций, в сейфе еще хранились драгоценности. А если быть предельно точным, то все драгоценности миссис Дэвенхейм. Коллекционировать ювелирные украшения для ее мужа в последние годы стало своего рода хобби. Насколько мне удалось выяснить, и месяца не проходило, чтобы он не принес ей в подарок какую-нибудь редкостную и весьма ценную безделушку.

– Что ж, неплохой улов, – задумчиво протянул Пуаро. – Ладно, оставим это. Перейдем к Лоуэну. Вам удалось узнать, что за дело было у него с Дэвенхеймом в тот вечер?

– Что ж, похоже, эти двое не очень-то ладили между собой. Отчасти это потому, что Лоуэн по своей натуре в какой-то мере склонен к авантюризму. И все же пару-тройку раз ему удалось обскакать Дэвенхейма. Оба занимались финансовыми операциями, но, кажется, то ли вообще не были знакомы лично, то ли почти не встречались. Собственно, и в тот злополучный день они должны были повидаться лишь для того, чтобы обсудить возможность инвестиций в какое-то дело. Если не ошибаюсь, речь шла о Южной Америке.

– А у Дэвенхейма, стало быть, тоже были свои интересы в Южной Америке?

– Почти уверен, что это так. Миссис Дэвенхейм как-то раз упомянула, что муж всю последнюю осень провел в Буэнос-Айресе.

– Что-нибудь еще? Может быть, неурядицы в семейной жизни? Несчастный брак? Или что-то в этом роде?

– Насколько я могу судить, их семейная жизнь протекала совершенно безоблачно – ни волнений, ни особых событий… Миссис Дэвенхейм произвела на меня приятное впечатление – приветливая, спокойная, неглупая женщина. Но в общем и целом – ничего особенного.

– Стало быть, разгадку его таинственного исчезновения следует искать не там, а здесь? Скажите, Джепп, были ли у него враги?

– Да как вам сказать? Недоброжелателей у него хватало, да и конкурентов тоже, но это касается его финансовой деятельности. Думаю, было немало и таких, которым он когда-то перешел дорогу и которые с радостью поставили бы свечку, если бы с ним стряслась беда. Но вот чтобы своими руками покончить с ним… нет, не думаю. А даже если и так, куда подевалось тело?

– Именно! Как верно подметил наш друг Гастингс, трупы имеют неприятную привычку появляться как раз в самый неподходящий момент, причем с почти фатальной неизбежностью.

– Да, кстати, Пуаро, один из садовников утверждает, что мельком заметил какую-то мужскую фигуру – незнакомец, дескать, сворачивал за угол виллы. Как ему показалось, тот направлялся в сторону розария. Между прочим, именно к розарию выходят французские окна в кабинете мистера Дэвенхейма, да и сам хозяин, как все говорят, предпочитал приходить и уходить именно этим путем. Правда, особо полагаться на парня не стоит – он копался на грядках, высаживал огурцы, так что даже не удосужился толком разглядеть – проходил кто-то из чужих или же сам хозяин. К тому же он не очень уверен, когда это было. Должно быть, незадолго до шести, поскольку обычно садовники заканчивают работу именно в это время.

– А когда вышел из дому мистер Дэвенхейм?

– Примерно в полшестого.

– Скажите, Джепп, а что располагается за розарием?

– Озеро.

– А сарай для лодок там есть?

– Есть, разумеется. Хозяева держат там парочку плоскодонок… на всякий случай. Впрочем, понимаю, куда вы клоните, Пуаро. Предполагаете, что это самоубийство, да? Что ж, не стану скрывать от вас – Миллер как раз намерен завтра отправиться туда, чтобы прочесать драгой все озеро. Теперь вы и сами видите, что это за человек!

Понимающе улыбнувшись, Пуаро повернулся ко мне:

– Гастингс, друг мой, прошу вас, передайте мне «Дейли мегафон». Если память меня не подводит, там опубликована на редкость четкая фотография пропавшего.

Я встал и отыскал ему нужную газету. Пуаро какое-то время внимательно вглядывался в его черты.

– Хм, – пробормотал он наконец, – волосы довольно длинные, волнистые. Густые усы, остроконечная бородка, кустистые брови. Глаза темные?

– Да.

– Волосы и борода с сильной проседью?

Джепп кивнул:

– Ну же, Пуаро, что вы на это скажете? Вам, поди, все ясно как божий день, не так ли?

– Наоборот, совершенно непонятно.

По лицу полицейского инспектора легко читалось, что слова Пуаро для него как бальзам на душу.

– Что, однако, не лишает меня уверенности в том, что загадку эту можно разрешить, – добавил Пуаро.

– Вот как?

– Поверьте, для меня добрый знак, когда дело кажется туманным с самого начала. Куда хуже, когда с первого взгляда все вроде бы легко прочитывается… это не к добру, уж вы мне поверьте! Сразу понятно – кто-то позаботился, чтобы все выглядело именно так.

Джепп жалостливо покачал головой:

– Что ж, кому что нравится. Ежели обо мне, так я уж точно терпеть не могу бродить во мраке.

– А я и не брожу, – насмешливо возразил Пуаро, – я закрываю глаза – и размышляю.

Джепп удовлетворенно вздохнул:

– Что ж, впереди у вас целая неделя – можете поразмыслить вволю.

– Вот-вот. Только не забудьте, что обещали снабжать меня всеми свежими сведениями, мало ли что может вдруг выясниться в результате кропотливого труда и беготни нашего неугомонного друга инспектора Миллера.

– Конечно, Пуаро. Все по-честному. Как-никак мы с вами договорились.

– Умора, да и только, – шепнул мне на ухо Джепп, когда я провожал его к двери. – Словно дитя малое, ей-богу! Держать с ним пари – все равно что ребенка обокрасть, даже неловко как-то!

Я невольно усмехнулся. В глубине души я был совершенно с ним согласен. И, вернувшись, не успел согнать с лица ухмылку.

– Ну вот! – вскрича маленький бельгиец, увидев меня. – Опять смеялись над папой Пуаро? Не так ли? – Он погрозил мне пальцем. – Что, Гастингс, не верите в маленькие серые клеточки? Нет, нет, прошу вас, не смущайтесь! Давайте-ка лучше обсудим это дело – до завершения его еще далеко, тут я с вами не спорю, но даже сейчас я вижу кое-какие интересные моменты.

Догадка молнией блеснула у меня в голове.

– Озеро! – выпалил я.

– И не только, друг мой. Сарай для лодок заинтересовал меня куда больше.

Я украдкой покосился на Пуаро. На лице его играла одна из тех самодовольных улыбок, которые всегда выводили меня из себя. Расспрашивать его сейчас было бы пустой затеей – это я уже знал по давнему опыту.

Джепп не подавал о себе весточки вплоть до следующего вечера, когда около девяти часов вдруг неожиданно появился у нас. По выражению его лица мне сразу же стало ясно, что он просто-таки лопается от желания сообщить нам свежие новости.

– Ну что, мой друг? – осведомился Пуаро. – Все идет хорошо? Только, умоляю вас, не говорите, что вы обнаружили в озере мертвое тело мистера Дэвенхейма, потому что я все равно вам не поверю.

– Нет, тела мы пока не нашли. Зато нашли одежду Дэвенхейма – ту же самую, что он носил в тот день. Ну, что вы на это скажете?

– А еще какая-нибудь одежда пропала из дома?

– Нет, его камердинер клянется и божится, что все на месте. Весь его гардероб в шкафу в целости и сохранности. Но это еще не все. Мы арестовали Лоуэна. Одна из горничных, в обязанности которой входит запирать окна в спальне, утверждает, что видела, как Лоуэн шел к дому со стороны розария, и было это после шести часов. А если быть точным, то минут за десять до того, как он распрощался и ушел.

– А как он сам это объясняет?

– Категорически отрицал, что в тот вечер вообще выходил из кабинета Дэвенхейма. Однако горничная упорно стояла на своем, и в конце концов Лоуэн, правда, с большой неохотой, все же признал, что действительно ненадолго выходил из кабинета в розарий – по его словам, заинтересовался необыкновенным сортом роз. Слабоватое объяснение! Ах да, есть и еще свеженькие улики против него! Впрочем, это выяснилось только что. Оказывается, мистер Дэвенхейм всегда носил на мизинце правой руки массивный золотой перстень с крупным бриллиантом. Так вот, именно этот перстень в субботу вечером был заложен здесь, в Лондоне, и сделал это не кто иной, как тип по имени Билли Келлетт. В полиции он хорошо известен – прошлой осенью просидел три месяца за решеткой за то, что свистнул часы у пожилого джентльмена. Судя по тому, что нам удалось узнать, похоже, этот малый пытался заложить кольцо по крайней мере у пяти разных ростовщиков, и только у последнего ему наконец повезло. На радостях парень напился до беспамятства, затеял драку, причем попало и патрульному полицейскому, и в результате всего оказался в кутузке. Я был на Боу-стрит[1] вместе с Миллером, видел его. Гуляка протрезвел и сейчас трясется от страха. Надо признать, правда, что виноваты в этом отчасти и мы – намекнули, что можем привлечь его к суду за убийство. Если хотите, могу вкратце передать его рассказ, только, скажу я вам, странное это дело!

Итак, по его словам, в субботу он был на скачках в Энфилде, хотя, насколько я знаю, ездил он туда вовсе не для того, чтобы ставить на лошадей, а, вернее всего, чтобы пошарить по карманам. Как бы там ни было, ему не повезло, фортуна от него явно отвернулась. Скачки подошли к концу, и он по проселочной дороге прошагал пешком аж до самого Чингсайда, а там присел отдохнуть на скамейке, перевести дух перед тем, как войти в деревню. Через некоторое время он заметил незнакомого мужчину, который также шел по дороге, явно направляясь к деревне. «Смуглый такой, с большими усами, один из тех фертов, что заправляют в Сити» – вот как он о нем выразился.

Келлетт, по его словам, сидел так, что его едва ли можно было заметить со стороны дороги из-за большой груды камней. Как утверждает Келлетт, когда незнакомец был уже совсем рядом, он вдруг быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, вытащил из кармана что-то очень маленькое и бросил это через изгородь. А потом поспешно зашагал к станции. Так вот, предмет, который мужчина бросил в кусты, упав, довольно мелодично звякнул, что немедленно вызвало живейшее любопытство у нашего достойного потрошителя карманов. Он перебрался через изгородь, принялся шарить в траве и вдруг наткнулся на этот перстень! Во всяком случае, так утверждает сам Келлетт. Осталось только добавить, что сам Лоуэн причастность к истории с кольцом категорически отрицает. Впрочем, на слова такого типа, как Келлетт, тоже полностью положиться трудно. Гораздо более вероятно, что в тот вечер он случайно столкнулся на проселочной дороге не с Лоуэном, а с Дэвенхеймом, убил его и ограбил.

Пуаро встряхнулся, словно после дремоты:

– Напротив, мой друг, это как раз маловероятно. К тому же у него не было ни малейшей возможности избавиться от мертвого тела. Уверяю вас, к этому времени труп бы уже нашли. Во-вторых, то, что он с такой беспечностью закладывает в Лондоне перстень, наводит на мысль, что он не чувствовал за собой никакой вины. Так что вряд ли он снял его с мертвого тела. В-третьих, этот ваш жалкий воришка как-то с трудом подходит на роль убийцы, вы не находите? И в-четвертых, поскольку он с самой субботы сидит под замком, как же ему, простите за нескромное любопытство, удалось раздобыть столь четкое описание Лоуэна? Это было бы уж слишком невероятным совпадением, вам не кажется?

Джепп кивнул:

– Не могу не признать, что согласен с вами. И все же вам никогда не удастся заставить суд поверить словам обычного карманника. Но что меня поражает больше всего, Пуаро… Неужели Келлетт не смог придумать ничего поумнее, чем эта жалкая басня, чтобы объяснить, откуда у него перстень?

Пуаро рассеянно пожал плечами:

– Что ж, поскольку его нашли по соседству, можно считать доказанным, что Дэвенхейм сам обронил кольцо.

– А если его убили, значит, перстень сняли с тела? – вмешался я.

– Да, и для этого могла быть еще одна очень серьезная причина, – нахмурился Джепп. – Известно ли вам, что как раз за озером тянется забор, в заборе есть калитка, а дорожка от нее ведет прямиком к вершине холма? Пройдете по ней минуты три и знаете что вы увидите? Печь для обжига извести!

– Боже милостивый! – в ужасе вскричал я. – Вы хотите сказать, что известь могла бы совершенно разъесть человеческое тело, но перстень – он золотой! Он бы обязательно уцелел!

– Именно так.

– Похоже, – с содроганием проговорил я, – это все объясняет… Господи, какое злодейство!

Не сговариваясь, мы как по команде обернулись и посмотрели на Пуаро. Но тот, с головой уйдя в свои мысли, похоже, ничего не замечал и не слышал. Брови его были сдвинуты, лоб изборожден морщинами – ага, он все еще безуспешно ломал голову над этой загадкой. Я догадывался, что на этот раз его хваленый гениальный мозг дал осечку. Интересно, что он скажет, подумал я. Сомнения терзали меня недолго. Через какое-то время Пуаро, вздохнув, немного расслабился и, повернувшись к Джеппу, спросил:

– Скажите, друг мой, вам случайно не известно – у мистера и миссис Дэвенхейм были раздельные спальни?

Вопрос этот, да еще заданный в такую минуту, показался нам настолько абсурдным и диким, что некоторое время мы молча пялились на него, не в силах вымолвить ни слова. Наконец Джепп, словно очнувшись, оглушительно захохотал:

– Господи помилуй, Пуаро, а я уж было надеялся, что сейчас вы порадуете нас чем-нибудь сногсшибательным! Однако!.. Что ж, могу ответить вам со всей возможной откровенностью – понятия не имею.

– А не могли бы вы это выяснить? – с забавной настойчивостью попросил Пуаро.

– О, конечно… если это вам и в самом деле нужно.

– Благодарю вас, друг мой. Весьма обяжете, если проясните эту маленькую деталь.

Джепп еще пару минут сверлил его взглядом, но Пуаро, казалось, снова забыл о нашем существовании. Обратив свой взор на меня, Джепп с жалостливой улыбкой покачал головой и, возведя глаза к небу, саркастически хмыкнул:

– Бедный старик! Боюсь, это уж слишком даже для него! – и с этими словами величественно выплыл из комнаты.

Поскольку Пуаро, по-видимому, продолжал витать в облаках, я взял газету и погрузился в чтение. Сколько прошло времени, не знаю, но к действительности меня вернул голос моего друга. Я захлопал глазами, в растерянности глядя на него. Куда подевались его нерешительность и вялость? Вся его прежняя энергия, казалось, вернулась к Пуаро.

– Что поделывали, друг мой?

– Так… записывал в блокнот то, что показалось мне наиболее значительным во всей этой истории.

– О, кажется, вы становитесь методичным… наконец-то! – одобрительно заметил Пуаро.

Я и виду не подал, что его слова приятно потешили мое тщеславие.

– Прочитать вам?

– Непременно, а как же?

Я смущенно откашлялся.

– Первое: показания всех свидетелей говорят о том, что человеком, вскрывшим сейф в доме Дэвенхейма, был не кто иной, как Лоуэн. Второе: Лоуэн наверняка затаил злобу на Дэвенхейма. Третье: в своих первых показаниях он солгал, говоря, что ни на минуту не покидал кабинет. Четвертое: если считать, что Билли Келлетт рассказал правду, то его показания полностью изобличают Лоуэна, неопровержимо свидетельствуя о том, что он напрямую замешан в этом деле. – Тут я остановился и взглянул на Пуаро. – Ну как? – с гордостью поинтересовался я, нисколько не сомневаясь, что успел подметить все самое главное.

К моему удивлению, в глазах Пуаро я не заметил и тени восторга, в который должна была привести его моя проницательность, а лишь искреннее сожаление и ничего больше.

Он сочувственно покачал головой:

– Мой бедный друг! Увы, как это грустно, когда природа на человеке отдыхает! Я всегда говорил: чтобы стать хорошим детективом, нужен дар божий! А вы, мой бедный Гастингс… разве так можно – не заметить ни одного по-настоящему важного факта?! И по поводу тех, что вы все-таки взяли на заметку… Вынужден вас огорчить, мой дорогой, их толкование в корне неверно!

– Как это?!

– Ну-ка, дайте-ка мне взглянуть на эти ваши четыре пункта.

Итак, первое: мистер Лоуэн не мог быть до конца уверен в том, что ему представится шанс вскрыть сейф. Ведь он, не забывайте, явился в дом Дэвенхейма для делового разговора. И не мог знать заранее, что мистеру Дэвенхейму вдруг придет в голову желание уйти в деревню, на почту, отправить письмо, а он, соответственно, надолго окажется в его кабинете, причем в полном одиночестве!

– Это верно, – согласился я, – а если он просто ловко воспользовался представившейся ему возможностью?

– А инструменты, Гастингс? Вы о них забыли? Элегантно одетый джентльмен, приехавший из Лондона, отнюдь не имеет привычки таскать с собой повсюду чемодан со сверлами и отмычками просто так, на всякий случай. А ведь сейф, какой бы он там ни был, перочинным ножичком не откроешь!

– Ладно, сдаюсь! А что вы скажете по поводу второго пункта?

– Вы подозреваете, Гастингс, что Лоуэн затаил на Дэвенхейма злобу. И что же вы при этом имели в виду? То, что Дэвенхейму разок-другой удалось, так сказать, обставить Лоуэна? А что, если было наоборот? Вам это никогда не приходило в голову? Но ведь тогда он вряд ли затаил бы злобу на Дэвенхейма, верно? Разве вы станете сердиться на человека, над которым одержали верх? Скорее уж это он сделался бы вашим врагом. Так что если между ними и была скрытая неприязнь, то скорее исходила она от Дэвенхейма.

– Но послушайте, не можете же вы отрицать, что он солгал, когда клялся, что ни на секунду не покидал кабинет?

– Не могу. Ну и что, Гастингс? Вполне вероятно, бедняга попросту испугался. И это, кстати, не удивительно. Если вы помните, как раз в это время из озера выловили одежду пропавшего. Чего же вы от него ожидали? Впрочем, лучше бы он, разумеется, сказал правду.

– А четвертый пункт?

– Вот тут я с вами совершенно согласен. Если рассказанное Келлеттом – правда, то Лоуэн и в самом деле имеет самое прямое отношение к нашей запутанной истории. И именно это и делает ее столь захватывающей.

– Стало быть, кое-что важное я все-таки заметил? – не без сарказма спросил я.

– Возможно, возможно, – добродушно промурлыкал он, – но при этом пропустили два наиболее существенных момента – те самые, что, скорее всего, и приведут нас к разгадке этого дела.

– Умоляю вас, Пуаро, скажите, что вы имеете в виду?

– О, извольте! Так вот, во-первых: малопонятная страсть к скупке драгоценностей, которая в последние годы овладела мистером Дэвенхеймом. А во-вторых, его поездка в Буэнос-Айрес этой осенью.

– Пуаро, вы меня разыгрываете.

– Уверяю вас, Гастингс, я серьезен, как никогда. Ах, разрази меня гром, остается лишь надеяться, что инспектор Джепп не позабудет о моей маленькой просьбе.

Но полицейский инспектор, судя по всему, вошел во вкус затеянной им игры. На следующее утро часы еще не успели пробить одиннадцать, как Пуаро принесли телеграмму. По просьбе моего маленького друга я вскрыл ее. Там была всего одна строчка:

«Муж и жена занимают отдельные спальни с прошлой зимы».

– Ага! – торжествующе вскричал Пуаро. – А теперь у нас середина июня! Все сходится! Я нашел разгадку.

Я ошеломленно уставился на него.

– Скажите, друг мой, у вас случайно нет вкладов в банке «Дэвенхейм и Сэмон»?

– Нет, – неуверенно пробормотал я, не совсем понимая, к чему он клонит. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что как другу я посоветовал бы вам немедленно забрать все до последнего цента, если еще не слишком поздно!

– Но почему? Что вы имеете в виду?

– Я думаю, что их вот-вот постигнет финансовый крах. Кстати, вы напомнили мне о том, что надо бы послать телеграмму Джеппу. Гастингс, прошу вас, дайте мне карандаш и что-нибудь твердое, на чем писать. Так, отлично. – «Советую вам немедленно изъять деньги из известного вам банка», – торопливо черкнул он. – Уверен, это его заинтригует. Ах, наш милый Джепп! Представляю, как он вытаращит глаза! Поверите, Гастингс, мне его даже немного жаль! Ведь он так ничего и не будет знать, бедняга, до завтрашнего утра. Или даже до послезавтра!

Разумеется, я ему не поверил. Однако то, что случилось следующим утром, заставило меня совсем по-другому взглянуть на моего маленького друга. В конце концов пришлось признать, что я снова, в который уже раз, недооценил гениальность Пуаро. Все утренние газеты пестрели заголовками о банкротстве, постигшем фирму Дэвенхейма. Судя по всему, неожиданное исчезновение известного банкира заставило полицию заинтересоваться состоянием дел в его фирме, и оказалось, что банк уже давно находился на грани краха.

Не успели мы еще покончить с завтраком, как дверь распахнулась и в нашу комнату влетел запыхавшийся Джепп. В левой руке у него была зажата смятая газета, в правой – телеграмма, накануне отправленная ему Пуаро. Швырнув ее на стол перед нами, он подскочил к моему другу и оглушительно заорал:

– Откуда вам это стало известно, а, Пуаро? Дьявольщина, как вы об этом пронюхали?!

Пуаро безмятежно улыбнулся:

– Ах, друг мой, после вашей телеграммы все сразу стало на свои места. Еще когда вы, сидя тут, рассказывали нам об этом деле, меня вдруг поразила мысль, что в ограблении сейфа было что-то ненатуральное. Судите сами: драгоценности, наличные деньги, чеки и облигации на предъявителя – все будто бы заранее подготовлено, но для кого? Почему-то мне показалось, что самая подходящая фигура для этого – сам мистер Дэвенхейм. К тому же вспомните вдруг охватившую его в последние годы страсть к приобретению драгоценностей. Ах, как все просто! Деньги, похищенные им, он обращал в золото и камни, потом подменял настоящие драгоценности фальшивыми, пока наконец не скопил таким образом весьма значительную сумму, которая бы позволила ему жить безбедно до конца своих дней. А к тому времени, наверняка думал он, когда все выплывет наружу, я буду уже далеко. Итак, все приготовления закончены, и мистер Дэвенхейм назначает Лоуэну деловую встречу. Заметьте – именно Лоуэну! Тому, кто имел глупость раз-другой перебежать дорогу великому человеку! Он приглашает его к себе, вскрыв предварительно сейф, и предусмотрительно приказывает, чтобы гостя провели в кабинет. А сам уходит… но куда? – Пуаро сделал эффектную паузу и протянул руку за вторым яйцом. Брови его сурово сдвинулись. – Нет, это просто возмутительно, – злобно прошипел он, – все куры, будто сговорившись, кладут яйца разной величины! Как тогда, спрошу я вас, добиться хоть какого-то подобия симметрии на обеденном столе? Не знаю, сортировали бы их в магазине, что ли!

– К черту яйца! Забудьте о них! – нетерпеливо рявкнул Джепп. – По мне, так пусть хоть квадратные будут, пропади они пропадом! Лучше расскажите нам, куда подевался наш клиент после того, как он покинул «Кедры», – конечно, если вы сами это знаете!

– Разумеется, знаю, друг мой! Он отправился в заранее подготовленное убежище. Ах, не могу не восхищаться этим мсье Дэвенхеймом! Конечно, человек он глубоко безнравственный, и все же надо признать – у него первоклассные мозги!

– Значит, вам известно, где он скрывается?

– Еще бы. Нет ничего проще!

– Так, ради всего святого, скажите же нам!

Но Пуаро, занятый тем, что аккуратно собирал мельчайшие кусочки скорлупы со своей тарелки, ответил не сразу. Сначала он ссыпал их в подставку для яйца, потом водрузил сверху срезанную верхушку и залюбовался произведением своих рук. И только тогда соизволил вернуться к прерванному разговору. Широчайшая улыбка осветила его лицо.

– Ах, друзья мои, ведь вы же оба – неглупые люди! Попробуйте сделать то же, что и я, когда пытался решить эту загадку. Вообразите себя на месте этого человека, а потом задайте себе вопрос: куда бы я пошел, если бы был на месте Дэвенхейма? Где бы я укрылся? Итак, Гастингс, что скажете?

– Ну, – протянул я, – лично я, знаете, не стал бы особенно мудрить. Скорее всего, остался бы в Лондоне – шумный, многолюдный город, много транспорта, всюду кипит жизнь… и все такое. Десять к одному, что меня никогда бы не нашли! Безопаснее всего затеряться в толпе.

Пуаро, кивнув, повернулся к Джеппу.

– Нет, я не согласен. Смыться как можно скорее – вот единственный шанс, скажу я вам. Насколько я понял, в его распоряжении было достаточно времени, чтобы как можно лучше подготовить свое исчезновение. Лично я на его месте купил бы яхту, а потом уплыл бы куда-нибудь за тридевять земель, где меня сам черт не сыщет, прежде чем начался бы весь этот шум и гам.

Высказавшись, мы уставились на Пуаро.

– А вы что скажете, мсье? – наконец не выдержал Джепп.

Пуаро какое-то время молчал. И вдруг на губах его заиграла лукавая улыбка.

– Ах, друзья мои, если бы вы спросили меня, где бы я спрятался в том случае, если бы за мной гналась полиция, то я ответил бы вам не задумываясь – в тюрьме!

– Что?!

– Вы разыскиваете мистера Дэвенхейма, чтобы упрятать его за решетку, поэтому вам и в голову не приходит поискать его там!

– О чем это вы, Пуаро?

– Помните, вы сказали мне, что миссис Дэвенхейм не произвела на вас впечатления особы умной и проницательной, не так ли? И тем не менее уверен, что, если бы отвезли ее на Боу-стрит и поставили лицом к лицу с человеком по имени Билли Келлетт, она бы его непременно признала! Даже несмотря на то, что он предусмотрительно сбрил свою остроконечную бородку и пышные усы, да еще вдобавок коротко постригся. Женщина всегда узнает собственного мужа, даже если весь свет будет убеждать ее в обратном!

– Билли Келлетт?! Опомнитесь, ведь он хорошо известен полиции!

– А разве я с самого начала не сказал, что этот Дэвенхейм – на редкость умный человек? Поверьте, он позаботился о своем алиби заблаговременно. Уверен, он никогда не ездил в Буэнос-Айрес, тем более прошлой осенью, – нет, он создавал свое гениальное произведение – Билли Келлетта, мелкого воришку и мошенника, чтобы, когда придет время, полиция ни на минуту не усомнилась в личности этого человека. Не забывайте, он вел крупную игру, где ставкой были не только деньги, но и его свобода. Так что ему было ради чего стараться, уж вы мне поверьте. Только вот…

– Да, да?..

– Видите ли, после первой отсидки ему, бедняге, пришлось приклеить себе и бороду, и усы – словом, восстановить свой прежний облик. Так сказать, из Билли Келлетта снова стать мистером Дэвенхеймом, а это непросто, уж вы мне поверьте! Представьте только для начала, каково это – спать с фальшивой бородой! И Дэвенхейму пришлось, найдя благовидный предлог, укладываться на ночь отдельно от жены – рисковать он не мог. Вам, дорогой Джепп, по моей просьбе удалось выяснить, что последние полгода – словом, с момента возвращения якобы из своей поездки в Южную Америку – мистер и миссис Дэвенхейм спали в разных комнатах. И вот тогда я понял, что прав! Все сошлось как нельзя лучше. Садовник, которому показалось, что он видел, как хозяин свернул за угол дома и направился к розарию, оказался абсолютно прав. Дэвенхейм направился в лодочный сарай, утопил в озере снятую с себя одежду, переоделся в лохмотья, которые, уж будьте уверены, тщательно прятал где-то от своего лакея. Затем приступил к выполнению хитроумного плана: для начала заложил перстень, который все, знавшие Дэвенхейма, привыкли видеть у него на пальце, потом напился, ввязался в драку и добился своего – его препроводили на Боу-стрит, где бы никому не пришло в голову его искать!

– Это невозможно! – пролепетал побледневший и растерянный Джепп.

– Спросите у мадам, – с улыбкой посоветовал Пуаро.

На следующий день, спустившись к завтраку, мы увидели лежавшее перед тарелкой Пуаро письмо. Мой друг аккуратно вскрыл конверт, и оттуда выпорхнул пятифунтовый банкнот. Брови Пуаро поползли вверх.

– Ах, черт возьми! И что мне с этим прикажете делать?! Ей-богу, зря я затеял пари, Гастингс! Так неприятно! Бедный Джепп!.. А впрочем, мне, кажется, в голову пришла неплохая мысль. Давайте устроим маленький ужин на троих: только вы, я и Джепп. Это успокоит мою совесть. Ведь дело было таким простым, что брать с него деньги даже как-то неловко. Словно ребенка обокрасть, право слово! Стыд какой! Гастингс, Гастингс, почему вы смеетесь?