Хранитель драконов Хобб Робин
Чудовище. Он не собирался давать ей возможность укрыться за вежливой светской болтовней. Элис отпила глоток, чтобы скрыть вспышку гнева.
Гест развернулся на стуле и достал кожаный футляр.
– У меня есть знакомый в Дождевых чащобах. Он капитан живого корабля и часто бывает в Удачном. Ты, конечно, знаешь о раскопках в Кассарике. Когда жители чащоб обнаружили там погребенный город, то очень обрадовались. Они думали, там будет как в Трехоге – мили и мили туннелей, которые надо раскопать и проверить помещение за помещением, чтобы найти сокровища. Но в Кассарике дело пошло хуже, чем в других городах Старших. Помещения не просто оказались занесены песком или затоплены илом. Они обрушились. И все же порой там находят неповрежденные вещи.
Гест открыл футляр, от которого, пока он говорил, Элис не отрывала взгляда. Трехог был главным городом Дождевых чащоб, построенным на деревьях среди болот. Под ним торговцы нашли и разграбили ушедший под землю древний город Старших. Подобный курган был обнаружен и в Кассарике, совсем рядом с площадкой для драконьих коконов, и он наверняка скрывает под собой такой же город сокровищ. С тех пор о находке почти ничего не говорили, но это, впрочем, было в порядке вещей. Торговцы Дождевых чащоб не отличались болтливостью и не доверяли свои секреты даже родне в Удачном. Сердце у Элис замерло от слов Геста. Она мечтала о том, чтобы в Кассарике раскопали библиотеку или хотя бы хранилище свитков и предметов искусства. Мечтала побывать там в эту поездку, задержавшись после выхода драконов из коконов. И еще она представляла, как говорит: «Что ж, я изучила все, что смогла найти в Трехоге. Перевести тексты полностью не могу, но отдельные слова знаю. Дайте мне полгода, и, возможно, я сумею обнаружить в этих свитках некий смысл». Все были бы поражены ее знаниями и исполнились бы благодарности к ней. Она бы добилась признания от торговцев Дождевых чащоб: переведенный свиток в сотню раз ценнее непереведенного, и не только по части сведений, но и по стоимости. Элис осталась бы в Дождевых чащобах, ее бы там ценили. В ночной темноте у себя в комнате она много раз представляла себе все это. Но в летний полдень, в гостиной, ее мечты выцвели до детских фантазий. Все они были сотканы из тщеславия и заблуждений, подумала она.
– Как печально! – сумела произнести Элис светским тоном. – Судя по слухам о втором погребенном городе, на раскопки возлагали большие надежды.
Гест кивнул, его темная голова склонилась над футляром. Элис смотрела, как он расстегивает защелки.
– Там нашли комнату со свитками. Нижняя часть была занесена илом. Как я понял, они пытаются спасти все свитки, но речная вода там все равно что кислота. И вот обнаружился один шкаф, и на верхних полках за стеклом – шесть свитков в плотно закрытых футлярах из рога. Они сохранились не очень хорошо, но сохранились. На двух что-то вроде чертежей корабля. Еще на одном – множество рисунков растений. Два – планы какого-то здания. А шестой – вот он. И он твой.
Элис потеряла дар речи. Гест достал из футляра толстый роговой цилиндр, и она поймала себя на мысли, что хотела бы знать, у какого животного мог быть такой огромный и блестящий черный рог. Гест с усилием вывернул деревянную пробку и вытянул содержимое цилиндра. Свиток превосходного, чуть потемневшего пергамента был обернут вокруг сердцевины из полированного черного дерева. Края, похоже, слегка обгорели, но никаких признаков повреждения водой, следов насекомых или плесени она не заметила. Гест протянул свиток ей. Элис вскинулась было – и уронила руки обратно на колени.
Когда она заговорила, голос у нее дрожал:
– О чем… о чем он?
– Никто точно не знает. Но там есть иллюстрации – женщина Старшей расы, черноволосая и золотоглазая. И дракон тех же цветов.
– Она была королевой, – быстро заговорила Элис. – Я не знаю, как перевести ее имя. Но изображения коронованной женщины с черными волосами и золотыми глазами встречались мне в четырех свитках. А в одном нарисован летящий черный дракон, который несет ее в чем-то вроде корзины.
– Невероятно, – проговорил Гест.
Он сидел прямо, протягивая ей свиток. Элис обнаружила, что крепко сжимает руки.
– Не хочешь взглянуть?
Элис перевела дыхание:
– Я знаю, сколько стоит такой свиток, я знаю, как дорого ты заплатил за него. Я не могу принять такой дорогой подарок. Это не… это…
– Это неприлично, если мы не помолвлены.
Он говорил очень тихо. Была ли то просьба или насмешка?
– Я не понимаю, почему ты ухаживаешь за мной! – внезапно выпалила она. – Я некрасива. Моя семья не богата и не влиятельна. У меня маленькое приданое. Я даже не молода, мне больше двадцати! А ты… У тебя есть все, ты хорош собой, богат, умен, обаятелен… Зачем тебе это? Зачем ты за мной ухаживаешь?
Он слегка отстранился от нее, но не выглядел обескураженным. Напротив, его губы тронула улыбка.
– Ты находишь это забавным? – продолжала Элис. – Это что, такая шутка или пари?
Улыбка исчезла с его лица. Он резко встал, по-прежнему сжимая в руке свиток.
– Элис, это… это хуже любого оскорбления! Как ты могла обвинить меня в таком поступке? Так вот кем ты меня считаешь на самом деле!
– Я не знаю, кем тебя считать, – ответила она. Сердце колотилось где-то под горлом. – Я не знаю, почему ты пригласил меня на танец тогда, в первый раз. Я не знаю, почему ты ухаживаешь за мной. Я боюсь, что все кончится разочарованием и унижением, когда ты наконец поймешь, что я тебе не пара, и откажешься от своих намерений. Я привыкла к мысли о том, что никогда не выйду замуж. Нашла для себя новую цель в жизни. А теперь я боюсь, что утрачу и это свое намерение, и возможность стать кем-то кроме увядающей старой девы, прозябающей в задних комнатах в доме своего брата.
Гест медленно осел обратно на стул. Подарок он держал небрежно, словно позабыл о нем – или о том, сколько он стоит. Элис старалась не смотреть на драгоценный свиток. Наконец гость медленно проговорил:
– Элис, ты снова заставила меня понять, насколько я с тобой нечестен. Ты и впрямь необыкновенная женщина. – Он сделал паузу, и Элис показалось, что прошла вечность, прежде чем он заговорил снова: – Я мог бы солгать тебе снова. Я мог бы польстить тебе, наговорить слащавостей, притвориться, что безумно в тебя влюблен. Но теперь я понимаю, что ты вскоре раскрыла бы эту уловку и стала бы презирать меня еще сильнее.
Он помолчал, плотно сжав губы.
– Элис, ты сказала, что уже немолода. Я тоже. Я на пять лет старше тебя. Как ты верно отметила, я богат. Конечно, когда разразилась война, нас не минула участь прочих торговцев из старинных семейств Удачного и наше состояние пошатнулось. И все же торговля развивается, мы понесли урон меньший, чем другие. Я уверен, что мы переживем войну и станем одной из самых влиятельных семей обновленного города. После смерти отца представлять нашу семью и вести торговлю от ее имени буду я. Природа одарила меня приятной внешностью, но иногда я думаю, что это на самом деле не дар, а проклятие. Я усвоил обходительные манеры, потому что, как известно, мед куда лучше сдобрит сделку, чем уксус. Я кажусь общительным и веселым, потому что это хорошо для дела, которое я обязан вести. Однако не думаю, что ты удивишься, если я скажу, что есть и другой Гест, скрытный и сдержанный, и он, как и ты, больше всего ценит, когда его оставляют в покое и он может заниматься тем, что ему интересно. Скажу тебе честно: уже несколько лет родители принуждают меня жениться. В юности я учился и путешествовал, чтобы лучше понимать отцовских торговых партнеров. Балы, праздники и всякие там приглашения на чай, – он указал на поднос с чашками, – мне скучны. И все же по воле родителей я должен жениться и завести наследников. Я должен найти жену, которая бы прилежно исполняла положенные ей обязанности, умела поддержать светскую беседу, когда это нужно, и была принята в удачнинском обществе. Короче говоря, я должен жениться на женщине из старинной семьи торговцев. Признаюсь, я и сам был бы рад иметь свой дом и наслаждаться обществом женщины, уважающей мои слабости. Так что, когда родители вполне серьезно заявили, что я должен или жениться, или начать готовить своего кузена себе в наследники, я выбрал первое. И стал искать женщину – спокойную, разумную, которая могла бы сама занять себя, когда меня нет рядом. Мне нужен кто-то, кто мог бы вести дом без моего постоянного присмотра. Женщина, которая не чувствовала бы себя брошенной, проведя без меня вечер или даже несколько месяцев, если мне придется отлучаться по делам. Один из моих друзей рассказал мне о тебе – о твоем интересе к драконам и Старшим. Я знаю, что ты бывала в доме его семьи и брала свитки из библиотеки его отца. Твоя прямота и увлеченность научными изысканиями произвели на него впечатление.
Услышав эти слова, Элис обмерла. Она вдруг поняла, кто рекомендовал ее. Седрик Мельдар, брат Софи. Однажды он помогал ей искать свитки в кабинете отца. Элис всегда хорошо относилась к Седрику, а девочкой даже была влюблена в него. И узнать, что он посоветовал своему другу обратить внимание на нее как на невесту, было для нее потрясением. Не заметив ее смятения, Гест продолжал говорить:
– И вот когда я жаловался на жизнь, Седрик сказал мне, что я не найду лучшей невесты, чем женщина, у которой уже есть своя жизнь и свои интересы. Так я услышал о тебе. И в самом деле, у тебя свои интересы в жизни, так что я начинаю сомневаться, сможешь ли ты включить в свои планы мужа.
Он внезапно посмотрел на нее. Уж не мелькнула ли в его темных глазах искра удивления?
– Это не романтическое предложение. Думаю, ты заслуживаешь лучшей доли, чем та, что предлагаю я. Но, говоря прямо, вряд ли тебе предложат что-то более выгодное. Я богат, умен, хорошо воспитан и, как мне самому кажется, добр. Я имею основания надеяться, что мы неплохо поладим – я со своей торговлей и ты со своими учеными занятиями. После свадьбы мы оба с огромным облегчением избавимся от ворчания родителей. Итак, Элис, можешь ли ты дать мне ответ сегодня же? Выйдешь ли ты за меня замуж?
Он умолк. Элис не находила сил ответить на это странное предложение. Гест, наверное, подумал, что она колеблется. И поэтому повторил то, что другой женщине могло бы показаться страшным оскорблением, а для нее прозвучало всего лишь как признание их невысокого положения:
– Не думаю, что тебе сделают предложение лучше этого. Я богат. Всю тяжелую работу будут делать слуги. Ты сможешь нанимать домоправителей и лакеев, сколько душа пожелает. Найми секретаря и повара, чтобы занимались нашими обедами и развлечениями. Ты получишь все, что нужно для приличного содержания дома. У тебя будет не только время для занятий, но и доход, ты сможешь приобретать нужные книги и свитки. А если тебе ради твоих штудий придется путешествовать, я дам тебе подходящих сопровождающих. Я искренне сожалею, что из-за меня ты потеряла возможность увидеть выход драконов из коконов. И обещаю, что если ты примешь мое предложение, то сможешь поехать вверх по реке Дождевых чащоб и провести там столько времени, сколько тебе потребуется для изучения драконов. Решайся. Лучшей сделки тебе не найти.
Элис проговорила:
– Ты покупаешь меня в надежде упростить себе жизнь. Ты покупаешь меня за свитки и время на их изучение.
– Немного грубовато, но…
– Я согласна, – быстро сказала она и протянула ему руку, думая, что он поднесет ее к губам и поцелует. Или даже обнимет ее, Элис.
Вместо этого Гест с улыбкой пожал ей руку, как это делают мужчины, заключая уговор, а потом развернул ладонью вверх и вложил в нее драгоценный свиток. Свиток был тяжелым, – наверное, для сохранности его пропитали маслом. Запах тайн манил. Элис торопливо подхватила обретенную драгоценность другой рукой.
– С твоего позволения, я объявлю о нашем бракосочетании на летнем балу. Разумеется, после того, как испрошу дозволение у твоего отца, – с удовлетворением сказал Гест.
– Тебе вряд ли придется уговаривать его, – пробормотала Элис.
Прижав свиток к груди, как своего первенца, она думала о том, на что только что согласилась.
Когда Гест покидал скромный дом Кинкарронов, его каблуки звонко клацали на каждой каменной ступеньке. Седрик ждал его у коляски, запряженной пони. Юноша откинул каштановые волосы с глаз и улыбнулся другу. Широкая улыбка Геста предвещала хорошие новости. Маленькая лошадка подняла голову и негромко заржала.
– Ну что? – спросил Седрик вместо приветствия.
– Что, заждались меня, вы оба?
– Ну, ты пробыл там несколько дольше, чем должен был, – сказал Седрик, занимая свое место и берясь за вожжи. – Я думал, это означает поворот к худшему. В последнее время дело шло как-то не очень.
Длинноногий Гест легко вскочил на пассажирское сиденье коляски и со вздохом уселся:
– Ненавижу это изобретение. Спинка сиденья упирается в поясницу, а колеса подскакивают на каждой выбоине. Когда отец разрешит мне опять брать карету, благодарность моя будет велика.
Седрик цокнул лошадке и натянул вожжи:
– Это будет не скоро. Пока дороги в таком состоянии, коляска – лучшее средство передвижения. На ней можно проехать там, где улицы перегорожены. Золотой проезд уже неделю наполовину перекрыт штабелями древесины, потому что там ремонт. В Удачном еще столько всего надо разобрать и расчистить, прежде чем построить новое! На Большом рынке половина лавок – одни обгорелые стены.
– А летом запах гари усиливается. Я убедился. Вчера едва нашел чайную с открытой верандой, как тут же удрал из-за вони. Понятно, что ездить на коляске с пони сейчас разумнее. Точно так же разумно жениться на Элис Кинкаррон. Ни то ни другое мне не нравится, но приходится терпеть. Слушай, Седрик, я веду себя разумно всего несколько месяцев, но меня от этого уже тошнит. – Гест со стоном откинулся на низкую спинку, потом выпрямился и потер поясницу. – Самый неудобный транспорт в мире. И почему дом Кинкарронов так далеко от центра города?
– Вероятно, потому, что именно этот участок им изначально выделил сатрап. Здесь есть одно преимущество – налетчики и разбойники ленятся забираться так далеко.
– Неприкосновенность убогого домишки – слишком скудная плата за жизнь в такой дыре. Они когда-нибудь думали о том, чтобы переехать в район получше?
– Сомневаюсь, что у них есть такая возможность.
– Видимо, плохо планируют. Будь у них меньше дочерей, которым надо обеспечить приданое, у их сыновей положение было бы получше.
Седрик решил не обращать внимания на ворчание приятеля. Он легко управлялся с вожжами, направляя пони в обход ям на мостовой.
– Так что же, я должен тянуть из тебя подробности? Как твое ухаживание? Ты выяснил, почему дама проявляет такое пренебрежение к столь выдающейся добыче, как ты?
– Как ты и подозревал. Должен признать, что твоя способность собирать городские слухи тебя не подвела. Элис предпочла бы поехать вверх по реке Дождевых чащоб и посмотреть, как вылупляются драконы, а не идти со мной на бал. Она сама призналась, что одержима драконами. Явно смирилась с тем, что останется старой девой, и сама выбрала себе это необычное занятие. А тут появился я и не только вдребезги разбил ее мечту об одиночестве, но и лишил возможности увидеть выход драконов, зловредно пригласив на бал. Негодяй, да и только. Так что я расстроен.
Седрик посмотрел на своего друга, которого обычно ничто не задевало. Похоже, Гест не шутил.
– Так я должен все-таки тянуть из тебя, да? Ты чего-нибудь добился? Она пойдет с тобой на бал?
– О, и не только.
Гест потянулся, потом повернулся и одарил Седрика своей сияющей улыбкой. Зеленые глаза заговорщицки сверкали.
– Твое предложение насчет подарка сработало превосходно. Едва она взглянула на него – и тут же приняла мое предложение. Просить ее руки у отца будет чистой формальностью, она и сама так сказала. Так что поздравь меня, дружище. Я женюсь.
На последней фразе его голос угас и тон пришел в разительное противоречие со смыслом слов.
Седрик закусил губу, чтобы справиться с волнением.
– Поздравляю, – спокойно сказал он. – Желаю вам обоим счастья.
Гест ухмыльнулся:
– Ну, не знаю, как она, а я намерен быть счастливым. Потому что не собираюсь менять свою жизнь. И если она не дура, то тоже выберет счастье. Лучшего ей никто не предложит. Ах, да не смотри на меня с таким осуждением, Седрик. Ты сам сказал, что если я найду женщину, которая не будет от меня ожидать слишком многого, это будет прекрасный способ осчастливить мое семейство. Ты даже подсказал, что Элис Кинкаррон подойдет лучше всего. Я встретился с ней, убедился, что ты прав, и вот она моя. Со временем она наградит меня толстеньким карапузом, дабы он унаследовал имя и состояние, и тем гарантирует, что отец не сделает наследником моего кузена. Все мудро и очень практично и потребует от меня лишь самых малых усилий.
– Но тем не менее печально, – тихо отозвался Седрик.
– Почему печально? Мы все получим то, чего хотим.
– Не совсем. И это нечестно. – Он снова вздохнул. – Элис заслуживает лучшего. Она хороший человек. Добрый.
– Ты, дружище, слишком сентиментален. А честность сильно переоценивают. Да если мы тут, в Удачном, вдруг введем всеобщую честность, все торговцы через неделю станут нищими.
Седрик обнаружил, что ему нечего ответить.
– Зачем же ты подал мне эту идею, если не хотел, чтобы я ею воспользовался? – спросил Гест, словно бы защищаясь.
Седрик пожал плечами. На самом деле он не ожидал, что друг примет всерьез его циничное предложение, которое он сделал, чтобы слегка принизить своего кумира в собственных глазах: «Есть старая поговорка: если хочешь быть счастлив, женись на уродине, и жена будет тебе благодарна всю жизнь».
– Я был пьян и зол из-за собственных неурядиц, – чувствуя себя неловко, сказал он. – Элис неплохой человек. И она не уродина. Ну, просто не красавица. По удачнинским понятиям. Но она добрая. Она ходила к моим сестрам в гости, когда мы были моложе. И хорошо относилась ко мне, когда другие девушки шарахались как от заразного.
– О да. Я и забыл, что ты был одно время пятнистым, – весело подначил его Гест. – Она, наверное, думала, что ты так и останешься с пятнами, в пару к ее веснушкам.
Седрик подавил улыбку:
– Одно время! Да мне казалось, что это на всю жизнь! Поэтому для меня было важно, что она хорошо обращается со мной, играет в карты или садится рядом за столом, если остается на обед. Тогда мы дружили. Теперь-то я не особенно хорошо ее знаю. Просто мне прекрасно известно, что она добрая и разумная, пусть и не красавица и состояния у нее нет. – Седрик тряхнул головой и отбросил с глаз непокорные волосы. – Я никогда не пожелал бы ей плохого. Я предположил, что она может стать тебе отличной и нетребовательной женой, но и мысли не допускал, что ты сделаешь ей предложение.
– Ну да, так уж и не допускал! – бессердечно возмутился Гест. – Ты был рядом со мной, пока я за ней ухаживал. И ты все это затеял: нашел ее, подсказал мне насчет подарка, который сделает ее посговорчивей. И должен тебе сказать, ты попал в самую точку! Пока не развернул свиток, я и не надеялся на успех. Но щедрый дар принес мне победу.
– Всегда к твоим услугам, – кисло отозвался Седрик.
Он пытался не думать о своей роли в интриге Геста, поскольку эта роль будто бы замарала его грязью. Элис была ему другом. О чем он думал в ту ночь, когда ее имя слетело с его заплетающегося языка? Ясно о чем. О себе и о том, как приятно жить под крылышком Геста Финбока. О том, как хорошо ничего не менять в жизни и обратить устремления другого к своей выгоде.
Седрик отбросил эти мысли и сосредоточился на том, чтобы провести лошадку вокруг ям. Жители Удачного, стараясь в первую очередь восстановить сожженные и разграбленные здания, совсем запустили дороги. Когда до них дойдут руки, на ремонт уйдет целый сезон. Седрик покачал головой. В последнее время ему казалось, будто весь город разрушается; все, чем гордился он, сын торговца Удачного, сейчас или лежало в руинах, или лишилось былой красоты, или изменилось до неузнаваемости.
После калсидийского набега Удачный погряз во внутренних раздорах, все старались свести старые счеты. Свара закончилась, однако восстановление города первое время продвигалось медленно, люди работали без огонька. Сейчас дела пошли лучше, потому что Совет торговцев взял власть в свои руки и стал следить за соблюдением законов. Народ понял, что отстраиваться стало безопасно, и после возобновления торговли многие нашли на это средства. Но новые здания казались не такими, как прежние, многие возведенные в спешке дома вышли чуть ли не одинаковыми. Седрик был не согласен с решением Совета, по которому большинство из тех, кто не принадлежал к старинным семействам торговцев, получили право участвовать в восстановлении города. Бывшие рабы, рыбаки и новые купчики теперь сливались с исконными семействами. Все менялось слишком быстро. Удачный никогда не будет таким, как раньше. Накануне Седрик жаловался на все это отцу, но тот совершенно ему не сочувствовал.
– Не будь дураком, Седрик. Ты преувеличиваешь. Удачный продолжает жить. Но он уже никогда не станет прежним, потому что Удачный никогда не был таким, как прежде, говоря твоими словами. Удачный стремится к переменам и меняется. И те из нас, кто способен меняться, будут процветать вместе с ним. Немного измениться нам не повредит. Умный человек из любой перемены может извлечь выгоду. И ты должен думать, как обратить перемены на пользу семьи.
Тут отец вынул изо рта свою короткую трубочку, указал ею на сына и требовательно спросил:
– Ты не думал, что, возможно, тебе самому стоит кое-что изменить к лучшему? Положение секретаря и правой руки Геста – это хорошо. Ты будешь встречаться со многими его торговыми партнерами. Тебе нужно подумать, как использовать эти связи. Не можешь ведь ты всю жизнь быть второй скрипкой при своем друге, какой бы крепкой ни была эта дружба и какую бы приятную жизнь ни обещала. Ты должен извлечь наибольшую выгоду из того, что имеешь, раз уж ты отверг все, что я мог тебе дать.
Седрик вздохнул. Отец всегда сводил любой разговор к тому, какой неудачник его сын.
– Это ты по мне вздыхаешь, приятель? – хохотнул Гест. – Седди, ты всегда думаешь обо мне самое плохое? Ты боишься, что я обманул бедную женщину, что сладкие речи и моя очаровательная улыбка вскружили ей голову?
– А разве нет? – настороженно спросил Седрик.
Он уже раскаивался, что предложил другу обратить внимание на Элис. И было больно слушать насмешки Геста.
– Вовсе нет. Ты напрасно себя коришь. Все к лучшему, дружище! – Гест похлопал его по плечу и наклонился поближе. – Она полностью все поняла. Нет, не сразу. Сначала она довела меня до того, что я чуть не растерялся: взяла и напрямик спросила, не является ли мое ухаживание шуткой или попыткой выиграть пари! Это меня повеселило, скажу я тебе. А потом я вспомнил, как ты говорил, что девица не промах и вообще разумна. Умная женщина – страшный, хоть и невеликий зверь. Итак, я быстренько пересмотрел свою стратегию. Все изменилось, когда я открыл ей свои карты. Я признался, что намерен жениться по расчету, даже сказал, что выбрал ее потому, что она, похоже, не заставит меня менять образ жизни. Ох, да не смотри на меня так! Конечно, я сделал все тактичнее, чем сейчас излагаю. Но никакой любви и привязанности. Вместо этого я предложил ей возможность нанимать слуг в дом, чтобы они выполняли всю работу, и средства на ее маленькое необычное увлечение.
– И она это приняла? Твое предложение брака на эдаких условиях?
Гест снова рассмеялся:
– Ах, Седрик, не все же такие романтики и идеалисты! Когда женщине предлагают выгодную сделку, она это понимает. Мы пожали друг другу руки, как порядочные торговцы, и делу конец. То есть начало. Она выйдет за меня замуж, я получу от нее наследника, отец перестанет докучать мне речами о том, как для него важно передать семейную мантию и право голоса достойному наследнику. Он угрожает, что сделает своим наследником моего кузена. А тот только и знает, что детишек строгать! У него уже два сына и дочь, хотя он на год моложе меня. Совсем человек удержу не знает. Я буду неописуемо рад, когда у меня родится сын от Элис и Чет пожалеет, что так усердно пыхтел над своей женой. Подожди, Чет еще поймет, что ему надо найти способ прокормить их всех, да без нашего состояния! – Он ударил себя по колену и откинулся назад, весьма довольный собой. Мгновение спустя он снова выпрямился и толкнул Седрика локтем. – Давай, Седрик, скажи что-нибудь! Ведь мы оба этого хотели! Жить для себя. Мы вольны путешествовать, развлекаться, гулять с друзьями – ничего не изменится. Жизнь прекрасна!
Седрик помолчал. Гест скрестил руки на груди и довольно посмеивался. Коляску подбросило на изрытом колеями перекрестке, и тут Седрик тихо спросил:
– И как же ты получишь от нее сына?
Гест пожал плечами:
– Задую все свечи и мужественно исполню свой долг. – Он безжалостно расхохотался. – Темнота порой – лучший друг мужчины. В темноте я могу представить вместо нее кого угодно. Даже тебя! – И он снова громко рассмеялся, заметив ужас на лице приятеля.
Оправившись от потрясения, Седрик едва слышно сказал:
– Элис заслуживает лучшего. Любой человек заслуживает.
– Лучше меня? Как тебе прекрасно известно, дружище, это невозможно. Лучше меня никого нет.
Второй день месяца Возрождения,
седьмой год правления его славнейшего
и могущественнейшего величества сатрапа Касго,
первый год Вольного союза торговцев
От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, —
Эреку, смотрителю голубятни в Удачном
Эрек, это четвертая птица с копией запроса. Пожалуйста, как можно скорее пришли обратно птицу с подтверждением, что ты его получил. Боюсь, что моих птиц бьют ястребы по дороге. В запечатанном футляре находится послание для Совета торговцев Удачного. Это четвертая копия запроса. Совет торговцев Дождевых чащоб спрашивает, что делать с юными драконами. Я уверена, что еще они требуют дополнительных средств для найма охотников. Надеюсь, что мои птицы у тебя и что это просто ваш Совет тянет с ответом.
Детози
Глава 4
Клятвы
– Еще только чуточку, – сказала мать.
Элис покачала головой:
– У меня и так на лице муки больше, чем в свадебном пироге. И в этом тяжеленном платье я уже вспотела. Мама, Гест знает, что у меня веснушки. Я уверена, что он предпочтет видеть их, а не показывать гостям толстый слой пудры на моем лице.
– А ведь я пыталась уберечь ее от солнца. Я предупреждала, чтобы она носила шляпу и вуаль, – пробормотала мать, отвернувшись.
Элис знала: мать нарочно сказала это достаточно громко, чтобы ее слова оказались услышаны. И вдруг осознала, что не будет скучать по таким вот чуть слышным замечаниям.
Будет ли она тосковать по родительскому дому?
Элис окинула взглядом свою крохотную спальню. Нет. Не будет. Ни по кровати, некогда принадлежавшей двоюродной бабке, ни по старым покрывалам, ни по лоскутному коврику. Она готова уйти из отцовского дома и начать новую жизнь. С Гестом.
При мысли о нем сердце чуть дрогнуло. Элис покачала головой. Не время думать о брачной ночи. Сейчас надо сосредоточиться на церемонии. Они с отцом как следует продумали ее обязательства по отношению к Гесту. Формулировки отшлифовывали несколько месяцев. Брачный контракт в Удачном составляют так же скрупулезно, как любой другой. И вот сегодня, в Зале Торговцев, перед семьями и гостями, условия этого контракта будут оглашены, прежде чем жених и невеста поставят под ним свои подписи. Все узнают об их с Гестом соглашении. Семья Финбок очень точно сформулировала свои требования, и некоторые заставили отца Элис хмуриться. Но в конце концов он посоветовал дочери принять их. Сегодня ей предстояло утвердить соглашение при свидетелях.
А потом, покончив с делами, новобрачные будут принимать поздравления.
И ночью скрепят свое соглашение.
Ею владели и радостное ожидание, и страх одновременно. Некоторые ее замужние подруги предупреждали, что расставаться с девственностью будет больно. Другие заговорщицки улыбались, шептали, что завидуют – ведь ей достался красивый жених, – дарили духи, лосьоны и кружевные ночные наряды. Было много разговоров о том, что Гест хорош собой, ловко танцует и что прекрасной фигурой он обязан верховой езде. Одна не слишком сдержанная подружка даже сказала: «Раз в одном седле хорош, то и в другом неплох!» – и захихикала. Так что, хотя во время ухаживания недоставало поцелуев украдкой и ласковых слов шепотом, Элис смела надеяться, что первая ночь разрушит сдержанность Геста и явит его скрытую страсть.
Элис обмахнула лицо небольшим кружевным веером. От веера шел тонкий аромат. Она последний раз глянула в зеркало.
Ее глаза сияли, на щеках играл румянец. Влюблена, как глупенькая девочка, подумала она и улыбнулась своему отражению. Какая женщина устояла бы перед чарами Геста? Он хорош собой, остроумен, приятен в беседе. Умеет выбирать подарки – они всегда оказывались очень уместными. Гест не только принял ее научные устремления – его свадебные подношения показывали, что в будущем он поддержит ее увлечение. Две превосходные ручки с серебряными перьями и тушь пяти цветов. Лупа, чтобы читать выцветшие строки старых рукописей. Шаль, расшитая змеями и драконами. Серьги из дымчатого стекла, по форме напоминавшие драконьи чешуйки. Каждая такая вещь приходилась как нельзя кстати. Элис подозревала, что подарки свидетельствуют о том, что он из-за своей сдержанности не облекает в слова. В ответ она тоже оставалась сдержанной и учтивой, но в душе все теплее относилась к нему. Дневная сдержанность лишь подпитывала ее ночные фантазии.
Даже самая домашняя девушка втайне мечтает, чтобы мужчина полюбил ее душу. Гест прямо сказал ей, что их брак заключается по расчету. Но должен ли он таковым оставаться, думала Элис. Если она отдала себя ему, не способна ли она на большее – ради них обоих? За месяцы, прошедшие после помолвки, Элис обращала на Геста все больше внимания. Когда он говорил, она изучала форму его губ, когда он брал чашку чая – рассматривала его изящные руки, восхищалась широкими плечами, обтянутыми жакетом. Она перестала задумываться о причине этого и задаваться вопросом, придет ли к ней любовь, – напротив, она радостно отдалась своей влюбленности.
Война разорила Удачный, так что, даже если бы ее родители и могли тратить деньги не считая, многого было просто не купить. И все равно этот день показался Элис сказочным. Ее не волновало, что свадебное платье перешито из бабушкиного, – это только придавало значительности событию. Цветы, которыми украсили Зал Торговцев, были не из теплиц и не из Дождевых чащоб, а из их собственного сада и от друзей. Две ее кузины будут петь, а отец – играть на скрипке. Все будет просто, честно и очень по-настоящему.
Брачную ночь Элис воображала на тысячу ладов. Она представляла Геста дерзким, а потом по-мальчишески стеснительным, нежным, восторженным или даже возмутительно непристойным, а то и требовательным. И каждый из этих вариантов подогревал ее желание и прогонял сон от ее постели. Что ж, всего через несколько часов она узнает. Элис поймала в зеркале свое отражение. Она улыбалась. Кто бы мог подумать, что Элис Кинкаррон будет улыбаться на собственной свадьбе?
– Элис? – В дверях стоял отец.
Она повернулась, и при виде мягкой печальной улыбки ее сердце дрогнуло.
– Дорогая, пора спускаться. Карета ждет.
Сварг стоял в крохотном камбузе. По кивку капитана он сел и положил большие грубые руки на край стола. Лефтрин со вздохом уселся напротив. День был длинный… нет, длинными были три последних месяца.
Дело требовало секретности, и от этого работы прибавилось втрое. Лефтрин не рискнул куда-либо перетаскивать диводрево. Сплавить его по реке в более подходящее для распила место тоже было нельзя. На любом проплывающем мимо судне могли догадаться, что это за находка. Так что распилить «бревно» на пригодные для использования части следовало на месте, среди берегового ила и кустов.
Сегодня все было закончено. «Бревна» диводрева больше не существовало, последние куски были уложены в трюмы Смоляного вместо подстилки под груз. На палубе веселилась команда. Лефтрин решил, что самое время всем им обновить свои обязательства перед Смоляным. И все уже подписали корабельные бумаги. Оставался только Сварг. Завтра они спустят Смоляного на воду, вернутся в Трехог и оставят там плотников, которых они, готовясь к делу, тщательно выбирали и которые отлично справились с работой. Потом Смоляной и его команда вернутся на свой обычный маршрут по реке. А пока пускай все празднуют. Большая работа была позади, и Лефтрин понял, что ни о чем не жалеет.
На столе стояли бутылка рома и несколько стеклянных стаканчиков. Два из них прижимали свиток, рядом были чернильница и перо. Еще одна подпись – и Смоляному ничто не грозит. Лефтрин внимательно разглядывал речника, сидевшего напротив. Простая рубаха рулевого была выпачкана илом и смолой. Под ногти набилась серебристая древесная пыль, а по щеке расползлось грязное пятно – видать, поскреб недавно.
Лефтрин мысленно улыбнулся. Он и сам, скорее всего, такой же грязный. Весь день пришлось заниматься работой, к которой никто из них не был привычен. Сварг проявил себя как нельзя лучше. Он по собственной воле примкнул к сговору и работал без жалоб, за что Лефтрин всегда его ценил. Настало время дать ему это понять.
– Ты не жалуешься. Ты не ноешь и не ищешь виноватого, когда что-то идет не так. Ты просто берешь и делаешь что можешь, чтобы все снова стало как надо. Ты верен и осмотрителен. Поэтому я и держу тебя на борту.
Сварг снова покосился на стаканчики, и Лефтрин уловил намек. Он открыл бутылку и плеснул обоим понемножку.
– Тебе лучше отмыть руки, а уж потом есть и пить, – посоветовал он рулевому. – Эта грязь может быть ядовита.
Сварг кивнул и тщательно вытер руки о рубашку. Они выпили, и Сварг наконец ответил:
– Навсегда. Я слышал, как другие об этом толковали. Ты просишь меня подписаться и навсегда остаться на Смоляном. До самой смерти.
– Верно, – сказал Лефтрин. – И я надеюсь, они упомянули, что твоя доля тоже станет больше. С новым корпусом нам уже не понадобится такая большая команда, как раньше. Но я не собираюсь урезать жалованье, и каждый матрос на борту будет получать равную долю. Как тебе это?
Сварг кивнул, но смотреть ему в глаза избегал.
– До конца жизни – это очень долго, кэп.
Лефтрин рассмеялся:
– Кровь Са! Сварг, ты десять лет со Смоляным. Для человека из Дождевых чащоб это уже половина вечности. Так почему подпись на пергаменте стала камнем преткновения? Это выгодно нам обоим. Я буду знать, что заполучил хорошего рулевого до тех пор, пока Смоляной на плаву. А ты будешь уверен, что никто не решит однажды, будто ты слишком стар для работы, и не оставит на берегу без гроша. Ставишь подпись здесь, и моего наследника это обязательство касается точно так же, как меня. Ты даешь мне слово, подписываешь вместе со мной бумаги, и я обещаю, что, пока ты жив, мы со Смоляным, о тебе позаботимся. Сварг, на что ты можешь рассчитывать, кроме этого корабля?
– Почему обязательно навсегда, кэп? – гнул свое Сварг. – Почему теперь я либо должен пообещать плавать с тобой до конца жизни, либо уйти?
Лефтрин подавил вздох. Сварг хороший человек и отличный рулевой. Он умеет читать реку, как никто другой. В его руках Смоляной чувствует себя превосходно. В последнее время корабль претерпел множество перемен, поэтому Лефтрин не хотел искать нового рулевого. Он прямо посмотрел в лицо Сваргу.
– Тебе ведь известно: то, что мы сделали с диводревом, запрещено. И наше дельце должно остаться тайной. Думаю, лучший способ сохранить тайну – сделать так, чтобы всем, кто к ней причастен, было выгодно молчание. И держать всех причастных в одном месте. До того как мы приступили к делу, я позволил уйти тем, кого не считал преданными мне и сердцем и душой. Сейчас у меня небольшая и тщательно отобранная команда, и я хочу, чтобы ты в нее входил. Дело в доверии, Сварг. Я держусь за тебя, потому что в юности ты строил корабли. Я знал, что ты поможешь нам сделать то, что нужно для Смоляного, и не разболтаешь лишнего. Но вот дело сделано, и я хочу, чтобы ты оставался его рулевым. Всегда. Если я возьму на борт нового человека, он немедленно догадается, что на этом корабле творится нечто не совсем обычное, даже для живого корабля. И я не буду знать, можно ли доверить этому человеку нашу тайну. Вдруг он окажется болтуном, решит, что у него получится выжимать из меня деньги за молчание. И тогда мне придется сделать кое-что, что мне очень не хотелось бы делать. Поэтому я предпочел бы тебя, причем на срок как можно дольше. На всю жизнь, если ты подпишешь эту бумагу.
– А если не подпишу?
Лефтрин помолчал. До сих пор до такого торга дело не доходило. Ему казалось, он верно отобрал людей. Он и представить себе не мог, что Сварг станет колебаться. И Лефтрин спросил напрямик:
– Почему не подпишешь? Что тебе мешает?
Сварг помялся. Посмотрел на бутылку и отвел глаза. Лефтрин молчал. Его собеседник был неразговорчив. Лефтрин налил себе и ему еще рома и терпеливо ждал.
– Есть одна женщина, – наконец произнес Сварг и снова умолк.
Посмотрел на стол, на капитана и опять на стол.
– И что? – спросил Лефтрин.
– Я хочу попросить ее выйти за меня замуж.
У Лефтрина упало сердце. Он не в первый раз терял хорошего матроса, покидавшего корабль ради жены и дома.
В недавно отремонтированном и обновленном Зале Торговцев еще пахло свежим деревом и лаком. Для церемонии скамьи сдвинули к стенам, освободив всю середину зала. Послеполуденное солнце било в окна, свет квадратами ложился на полированный пол и дробился пятнами на гостях, собравшихся, чтобы засвидетельствовать брачные клятвы. Большинство было облачено в официальные наряды фамильных цветов. Были тут и люди с Трех Кораблей – видимо, торговые партнеры семьи Геста, и даже женщина из татуированных в длинном одеянии из желтого шелка.
Геста еще не было.
Элис сказала себе, что это не важно. Он придет. Он все это устроил и вряд ли отступит. Она от всей души желала, чтобы ее платье было посвободнее, а день – попрохладнее.
– Ты такая бледная, – шепнул ей отец. – С тобой все в порядке?
Элис подумала о толстом слое пудры, которой мать обсыпала ей лицо, и улыбнулась:
– Все хорошо, папа. Я просто слегка нервничаю. Может, нам немного пройтись?
Они под руку неторопливо двинулись через зал. Гости один за другим здоровались с ней и желали всего хорошего. Некоторые уже отведали пунша. Другие открыто изучали условия брачного контракта. Два свитка были разложены на длинном столе в центре зала. В серебряных канделябрах горели белые свечи – чтобы прочитать мелкие строчки, требовалось много света. Одинаковые черные перья и чернильница с красными чернилами ждали их с Гестом.
Это была особая традиция Удачного. Брачный контракт надлежало тщательно рассмотреть, зачитать вслух и подписать обеим семьям, и только потом следовал сам обряд бракосочетания, куда более краткий. Элис видела в этом некоторый смысл. Они здесь все торговцы, – разумеется, их свадьбы должны быть продуманы так же тщательно, как сделки.
Элис не осознавала, как сильно она переживает, пока не услышала шум подъезжающей кареты.
– Это он, – шепнула она отцу.
– Да уж пора бы, – недобрым тоном отозвался тот. – Мы, может, и не так богаты, как Финбоки, но Кинкарроны такие же торговцы, как и они. Не стоит нас принижать. И оскорблять – тоже.
Только тут Элис поняла, как он боялся, что Гест не явится. Бросит ее, и контракт останется неподписанным. Она заглянула в глаза отца и увидела гнев пополам со страхом. Страх перед возможным унижением, страх перед тем, что ему придется забрать никому не нужную дочь домой. Элис отвернулась. Даже ее собственный отец не верит, что Гест в нее влюбился и хочет жениться.
Она вдохнула настолько глубоко, насколько позволяло это туго облегающее платье, выпрямила спину, и решимость вернулась. Она не придет больше в отцовский дом, не станет неудачницей. Никогда. Любой ценой.
И тут дверь зала широко распахнулась, и в нее хлынули люди Геста в официальных одеяниях. Они расположились на ступеньках – вся эта толпа друзей и деловых партнеров. В центре стоял Гест. От одного взгляда на него у Элис забилось сердце. Его волосы были небрежно взъерошены, на скулах горел румянец. Жакет из темно-зеленого джамелийского шелка подчеркивал плечи. Белый шейный платок был заколот булавкой с изумрудом – и тот яркостью сияния уступал зеленым глазам Геста.
Когда их взгляды встретились, его лицо вдруг застыло, улыбка угасла. Элис удержала его взгляд, требуя переменить отношение к ней прямо сейчас. Вместо этого он серьезно посмотрел на нее и кивнул, словно подтвердил что-то сам для себя. Дюжина доброжелателей рванула вперед, чтобы немедля поздравить жениха. Гест двигался между ними, как корабль по волнам, – не грубо, но не давая себя остановить или втянуть в разговор. Подойдя к Элис и ее отцу, он официально поклонился обоим. Удивившись, Элис изобразила торопливый реверанс.
Когда она выпрямилась, Гест подал ей руку, но улыбнулся при этом ее отцу и сказал:
– Полагаю, она теперь моя?
Элис протянула ему руку в ответ.
– Полагаю, сначала надо подписать контракт, – весело сказал отец.
Один жест Геста – и тревоги отца как не бывало, тот сделался добродушным и сиял от гордости при виде того, что такой богатый и красивый мужчина так уверенно забирает у него дочь.
– Вот именно! – воскликнул Гест. – И я предлагаю немедленно приступить к этому. На долгие формальности у меня не хватит терпения. Эта дама уже и так заставила меня ждать!
Элис вздрогнула. В толпе гостей раздались смешки и восхищенный ропот. Гест, по обыкновению очаровательный, быстро провел ее через весь зал к столу.
Как того требовала традиция, они заняли места по разные стороны от стола. Седрик Мельдар поднес Гесту чернильницу. Подружкой Элис вызвалась быть ее старшая сестра Роза. Они шагали в ногу вдоль длинного стола и читали вслух условия брачного контракта. Согласившись с очередным пунктом, они подписывали его. Дойдя до конца стола, новобрачные наконец встанут рядом, и родители их благословят. Свитки с контрактами бережно посыплют песком и высушат, а затем свернут и передадут в архивы Зала. Вопросы о распоряжении приданым или наследстве для детей редко бывали предметом спора, но именно потому, что сохранялись записи.
В этих строчках не было ничего романтического. Элис зачитала вслух, что в случае безвременной смерти Геста до появления у него наследника она откажется от его имущества в пользу его кузена. Гест в ответ зачитал и подписал пункт, по которому его вдове будет выделена личная резиденция на землях, принадлежащих его семье. В случае если Элис умрет, не родив наследника, небольшой виноградник, который составлял все ее приданое, должен вернуться к ее младшим сестрам.
Были там и пункты, типичные для всех удачнинских брачных контрактов. После свадьбы супруги имели право голоса в финансовых делах. Также согласовали сумму личных средств, а на случай увеличения или уменьшения состояния предусматривался резерв. Супруги обещали хранить верность друг другу и свидетельствовали, что у них до сих пор не было детей. Один раз Элис потребовала возвращения к старой формуле, согласно которой полноправным наследником становился первый ребенок независимо от его пола. Ей понравилось, что Гест не возражал, и когда она вслух прочитала пункт, на котором настояла – что ей дозволяется совершить путешествие в Дождевые чащобы для изучения драконов и что время путешествия будет назначено позднее, – он поставил свою подпись с завитушкой. Элис смахнула слезы радости, дабы они не оставили следов на ее напудренном лице. Что она сделала, чтобы заслужить такого мужчину? Она поклялась быть достойной его великодушия.
Условия договора были точными, без неясностей, и свидетельствовали о том, что идеальных браков не бывает. Этих условий оказалось бесконечное множество. Учитывалась каждая мелочь, ни одна деталь не считалась настолько личной, чтобы ее нельзя было включить в контракт. Если Гест заведет ребенка на стороне, такой ребенок не унаследует ничего, а Элис при желании сможет немедленно разорвать брачное соглашение и получить половину нынешнего состояния Геста. Если же Элис будет уличена в неверности, Гест имеет право не только выгнать ее из дома, но и оспорить отцовство всех детей, рожденных после измены, а финансовая ответственность за этих детей будет возложена на отца Элис.
Пункт за пунктом. Были условия, по которым супругам дозволялось разорвать договор по взаимному согласию; шли описания проступков, делающих договор недействительным. И каждый пункт надо было прочитать и поставить под ним две подписи. Часто процесс занимал несколько часов. Но Геста это не устраивало. Он читал все быстрее и быстрее, явно горя желанием поскорее разделаться с этой частью церемонии. Элис втянулась в игру и читала с той же скоростью, что и он. Поначалу некоторые из гостей оскорбились, но потом, разглядев румянец Элис и лукавую улыбку, то и дело скользившую по лицу Геста, тоже заулыбались.
За рекордно короткое время Гест и Элис добрались до конца стола. Элис задыхалась, проговаривая последнее условие своей семьи. И наконец дошла до заключительного, стандартного:
– Я буду хранить себя, свое тело и привязанности, сердце и верность только для тебя.
Гест повторил эти слова, и они показались ей лишними – после всего, что уже было обещано друг другу. Они поставили подписи. Вернули письма сопровождающим. И, наконец избавившись от утомительных формальностей, взялись за руки и шагнули туда, где стол их больше не разделял. Они повернулись к родителям. У Геста руки были теплыми, у Элис – холодными. Он бережно сжимал ее пальцы, как будто боялся повредить, если сожмет покрепче. Она принадлежала ему, ее благополучие было в его руках.
Их благословили – сначала матери, потом отцы. Мать Геста говорила куда дольше, чем мать Элис, призывая Са дать им процветание, счастливый дом, здоровье и долгую жизнь, здоровых почтительных детей – список все рос и рос. Элис чувствовала, что ее улыбка застывает.
Наконец благословения кончились, и жених с невестой повернулись друг к другу. Поцелуй. Это будет ее первый поцелуй, и она вдруг поняла, что Гест откладывал его до этого момента. Она сделала глубокий вдох и подняла к нему лицо. Он посмотрел на нее сверху вниз. Его зеленые глаза были непроницаемы. Элис почувствовала его дыхание, когда их губы соприкоснулись. Гест поцеловал ее – легчайшим прикосновением. Как будто колибри махнула крылышком возле губ.
Дрожь пробежала по телу Элис, и она задержала дыхание, когда жених отступил от нее. Ее сердце громко стучало.
«Он дразнит меня», – подумала она и не смогла не улыбнуться.
Гест отводил глаза, но по его лицу скользнула лукавая улыбка. Жестокий человек. Он заставил ее признаться самой себе. В том, что она желает того же, чего и он.
«Скорее бы ночь», – подумала она и искоса взглянула на красивое лицо своего мужа.
– Понятно. Расскажи о ней, – сказал Лефтрин, когда молчание слишком затянулось.
Сварг вздохнул, посмотрел на него и улыбнулся. Лицо его преобразилось. Тяжесть лет словно исчезла, а голубой блеск в глазах казался почти мягким.
– Ее зовут Беллин. Она… ну, я ей нравлюсь. Она играет на свирели. Мы встретились пару лет назад в одной таверне в Трехоге. Ты знаешь это место – «У Ионы».
– Знаю. Там торгует речной народ.
Лефтрин склонил голову набок и посмотрел на своего рулевого, с трудом удержавшись от вертевшегося на языке вопроса. Женщины, которых он встречал в таверне Ионы, были по большей части шлюхами. Некоторые выглядели вполне ничего, но, преуспевая в своем деле, не собирались расставаться с ним ради одного мужчины. Может, на Сварга нашло затмение, его охмурили? Лефтрин чуть было не спросил, уж не отдал ли Сварг ей деньги – «отложить на дом». Он не раз видел, как доверчивые матросы попадались на этот трюк.
Но рулевой опередил его – должно быть, заметил сомнения капитана.
Читать бесплатно другие книги:
