Координаты чудес Шекли Роберт
И окончательное потрясение: стены и потолок корабля (или того, что это было) стали влажными, красными, живыми, сомкнулись вокруг Кармоди и проглотили его.
Спасения не было. Кармоди не мог ни пошевелиться, ни крикнуть. Он смог лишь потерять сознание.
Глава 16
Как бы издалека он услышал голос:
– Ну как, доктор? Есть надежда?
Кармоди узнал голос: это был Приз.
– Я оплачу все расходы, – сказал другой голос (Кармоди узнал и его: Модсли). – Можно его еще спасти?
– Спасти можно, – произнес третий, по-видимому, врач. – Возможности медицины неограниченны, ограниченны возможности пациентов, но это уже их слабость, а не наша.
Кармоди силился открыть глаза или рот, но ни веки, ни губы его не слушались.
– Это очень серьезно? – спросил Приз.
– Вопрос слишком сложен, чтобы дать точный ответ, – сказал доктор. – Надо сначала определиться с терминами. Медицинская наука, к примеру, проще, чем медицинская этика. Предполагается, что мы, члены Галактической Медицинской Ассоциации, обязаны сохранить жизнь. Предполагается также, что мы действуем в интересах той конкретной формы, которую мы пользуем. Но что прикажете делать, когда эти два императива вступают в противоречие? Уиичи с Девин-5, например, просят врачебной помощи, чтобы излечиться от жизни и войти в желанные врата смерти. Это чертовски трудная задача, вы уж мне поверьте, и осуществима она лишь тогда, когда уиичи ослабевают от старости. И что же должна сказать этика по поводу такого странного отклонения от нормы? Следует ли нам потакать желанию уиичи, что порицается почти во всех уголках Галактики? Или же действовать на основе обычных стандартов и обрекать уиичи на судьбу, которая для них хуже смерти в буквальном смысле слова?
– Это имеет отношение к Кармоди? – спросил Модсли.
– Не слишком большое. Но я полагал, что вам это покажется интересным и поможет понять, почему мы имеем право на самый высокий гонорар.
– А Кармоди в очень скверном положении? – настаивал Приз.
– Только про мертвого можно сказать, что он в очень скверном положении, – успокоил доктор. – Но даже и тогда бывают исключения. Пентатаналуна, например, которую обыватели называют пятидневной возвратной смертью, это не что иное, как временное окоченение. Вульгарные разговоры о смерти в данном случае неуместны.
– Но как же насчет Кармоди? – напомнил Модсли.
– Больной не мертв, – успокоил доктор. – Он всего лишь в шоке. Выражаясь проще, в обиходной манере, он в обмороке.
– А привести его в себя вы можете? – спросил Приз. – Ваши термины не очень ясны, – возразил врач. – Мне трудно работать без...
– Я хотел спросить: вы можете вернуть его в исходное состояние?
– Ну, это уже довольно точное определение, тем более вы дали его без долгих размышлений. Но что такое исходное состояние? Знает ли это кто-нибудь из вас? Знает ли это сам пациент, если допустить, что он чудесным образом сумеет участвовать в своем лечении? И как мы с вами можем знать, которое из крошечных изменений, происходящих с каждым ударом сердца, имеет существенное значение для его личности? Не теряется ли эта личность с каждой секундой? Ведь в таком случае мы никогда не сможем полностью воспроизвести ее. Это серьезный вопрос, господа.
– Чертовски сложный, – согласился Модсли. – Но, предположим, вы просто сделаете его как можно ближе к прежнему. Это для вас трудно?
– Только не для меня, – сказал доктор. – У меня большой опыт. Я привык иметь дело с самым страшным и самым отвратительным. Не могу сказать, что стал совсем невосприимчивым – просто я свыкся с печальной необходимостью не обращать внимания на душераздирающие процедуры, характерные для моей профессии.
– Ладно, док, хватит! – взорвался Приз. – Лучше расскажи, что ты собираешься делать с моим дружком.
– Я должен оперировать, – сказал доктор. – Это единственная надежда. Я произведу диссекцию (расчленю вашего Кармоди, попросту говоря) и уложу члены и органы в предохраняющий раствор, который затем разбавлю растворителем К-5. Мозг и нервная система будут подсоединены к различным разъемам. Дальнейшая процедура требует их подключения к жизнеимитатору и прижигания синапсов в строго определенной последовательности. Так мы сможем обнаружить все разрывы, испорченные клапаны, закупорки и прочие повреждения. Установив отсутствие оных, мы приступаем к разборке мозга и наконец подходим к главному контакту разума и тела. Осторожно разомкнув его, мы проверим все внешние и внутренние цепи. Если и здесь все в порядке, мы откроем резервуар разума (убедившись, конечно, в отсутствии утечек) и проверим уровень сознания. Если он низок или же вообще на нуле (в подобных ситуациях почти всегда так и бывает), мы анализируем осадок и искусственно создаем новую порцию сознания. Эта новая порция проходит исчерпывающую проверку и впрыскивается в резервуар. Затем все части тела воссоединяются, и пациент может быть реанимирован жизнеимитатором. Вот и весь процесс.
– Ух! – вздохнул Приз. – Я и собаку не стал бы так лечить.
– Я тоже, – сказал доктор. – По крайней мере, пока собачья раса не станет разумной. Итак, хотите ли вы, чтобы я приступил к операции?
– Приступайте, – решил Модсли. – Ничего не поделаешь. Бедный малый так надеялся на нас, и мы не можем бросить его без помощи. Выполняйте свой долг, доктор!
Все время, пока длился этот разговор, Кармоди боролся со своим дезорганизованным организмом. С нарастающим ужасом он слушал доктора, и в нем крепло убеждение, что его друзья могут причинить ему вреда куда больше, чем способны вообразить его злейшие враги. Наконец титаническим усилием он приподнял веки и отлепил язык от неба. – Никаких операций! – просипел он. – Голову оторву! Попробуйте только начать вашу растреклятую операцию!
– Очнулся, – констатировал доктор довольным тоном. – Иногда, знаете ли, словесное описание операции в присутствии пациента исцеляет не хуже, чем сама операция. Это, конечно, эффект плацебо, но смеяться тут не над чем.
Кармоди приподнялся, и Модсли помог ему встать. Прежде всего Кармоди взглянул на доктора. Это был тощий высокий человек в черной одежде, похожий как две капли воды на Авраама Линкольна. А Приз больше не был котелком. Очевидно, под влиянием потрясения он превратился в карлика.
– Пошлите за мной, если я вам понадоблюсь, – сказал доктор и исчез.
– Что произошло? – спросил Кармоди. – Тот космический корабль, те люди...
– Мы вытащили тебя в последнюю секунду, – усмехнулся Приз. – Но это был не космический корабль.
– Догадываюсь. А что?
– Кармодиед, – сказал Модсли. – То есть ваш хищник. Вы полезли к нему прямо в пасть.
– Полез, – согласился Кармоди.
– И чуть не потеряли ваш единственный шанс на возвращение домой, – продолжал Модсли. – У вас очень мало шансов, Кармоди, и нет ни одного безупречного. Присядьте, я вам постараюсь объяснить.
Кармоди сел и приготовился слушать.
Глава 17
Прежде всего Модсли заговорил о вселенских хищниках, их породах и численности, о повадках, приемах и вооружении. Для Кармоди крайне важно было понять, что с ним произошло и почему, несмотря на то что эту информацию он получал с некоторым опозданием. («Именно потому», – отметил Приз.)
Затем Модсли сказал, что Вселенная соблюдает принцип симметрии. Как для каждого мужчины есть женщина, так и для каждого живого существа – хищник. Великая Цепь Поедания (поэтический образ динамической подсистемы космоса, называемой жизнью) не должна разрываться – хотя бы в силу внутренней необходимости. Жизнь подразумевает созидание, а созидание невозможно без уничтожения, то есть без смерти. Таким образом...
– Почему созидание невозможно без смерти? – спросил Кармоди.
– Не задавайте глупых вопросов, – оборвал его Модсли. – Так о чем это я? Ах да! Итак, убийство оправданно, хотя с некоторыми его деталями нелегко примириться. Существо в своей природной среде обитания отнимает жизнь у другого существа, а третье существо отнимает жизнь у него самого. Этот простой и естественный процесс обычно так хорошо сбалансирован, что добытчики и добываемые склонны подолгу не обращать на него никакого внимания, занимаясь вместо того созданием произведений искусства, собиранием орехов, созерцанием Абсолюта или еще чем-нибудь интересным. И так оно и должно быть, потому что Природа (которую мы обычно представляем себе старой дамой, одетой в черное и коричневое) не любит, когда ее правила и принципы становятся предметом застольной беседы, уличных пересудов, выступлений в Конгрессе или чего-то в том же духе. Вы же, Кармоди, избежав уплаты по векселям на своей родной планете, по-прежнему подчиняетесь неумолимому Закону. Таким образом, если на бескрайних просторах космоса не имеется в наличии подходящего для вас хищника, то таковой должен быть найден. Если искомый хищник найден быть не может, он должен быть создан.
– Понятненько, – сказал Кармоди. – Но этот корабль, эти люди...
– ...не были тем, чем они казались, – объяснил ему Модсли. – Это должно быть очевидно.
– Теперь очевидно.
– На самом деле они – это Оно, единое целое, создание, созданное специально для вас, Кармоди. Оно – ваш хищник-пожиратель, появление которого логически вытекает из простых стандартных Законов Пожирания.
– Которые есть... – начал было Кармоди.
– Да, которые есть, – вздохнул Приз. – Как прекрасно ты это выразил! Можно сколько угодно рассуждать о судьбе и о мире, но в конце концов приходишь к абсолютной истине: «Они есть, и они – это те вещи, которые есть».
– Я не комментирую, – сказал Кармоди, – а спрашиваю. Что это за Закон Пожирания?
– Извини, я тебя неправильно понял, – сказал Приз.
– Ничего, все в порядке, – успокоил его Кармоди.
– Спасибо! – сказал Приз.
– Ничего, ничего, – сказал Кармоди. – Я не хотел... Нет, я хотел! Что это за простые стандартные Законы Пожирания?
– Надо объяснять? – удивился Модсли.
– Боюсь, что надо.
– Когда вы формулируете это в виде вопроса, – строго сказал Модсли, – пожирание перестает быть простым и стандартным, и даже возведение его в закон становиться сомнительным. А понятие пожирания – неотъемлемая часть любого организма, как руки, ноги или голова, только еще более неотъемлемая. Оно гораздо фундаментальнее любого закона науки, понятно? А когда вы задаете такой вопрос, это сразу накладывает жесткие ограничения на ответ.
– Но должен же я узнать побольше о пожирании, – сказал Кармоди. – Особенно о пожирании меня.
– Да, конечно, – ответил Модсли. – Правда, вам следовало не узнавать, а знать, а это далеко не одно и то же. Однако я попробую.
Модсли энергично потер лоб и провозгласил:
– Ты ешь, поэтому тебя едят. Это общеизвестно. Но как именно тебя должны съесть? В какую ловушку тебя поймают, как схватят и... гм... лишат подвижности, как приготовят? Поджарят тебя, заморозят или подадут при комнатной температуре? Очевидно, это зависит от вкусов того, кто захотел тобой полакомиться. А как он поймает тебя? Прыгнет ли сверху на спину, выроет ли яму на твоем пути или запутает в паутину? А может, вызовет на поединок или сразу вонзит когти? Это тоже зависит от природы твоего пожирателя, от его формы и строения. А природа эта всецело определяется особенностями твоей природы, которая тоже обладает свободой воли и поэтому абсолютно непредсказуема.
А теперь ближе к делу. Когти, ямы и паутина ведут к цели кратчайшим путем, но они не очень эффективны против существа, наделенного памятью. Добыча, подобная вам, Кармоди, во второй раз в ту же ловушку не попадется. Прямолинейность, однако, не в духе Природы. Было сказано, что Природа питает особое пристрастие к иллюзиям, которыми вымощена дорога и к рождению, и к смерти. Но эту теорему я доказывать не стану. Приняв ее на веру, мы автоматически получаем следствие: чтобы поймать такое сложное существо, как вы, Кармоди, ваш хищник должен предпринимать сложные маневры.
У этой проблемы есть и другая сторона. Ваш пожиратель вовсе не обязан есть только вас. Безусловно, для него вы – единственный и неповторимый, но он, обладая свободой воли (как и вы), вовсе не связан строгой логикой в своей поедательной функции. Амбарная мышь может воображать, что сова на стропилах сотворена специально, чтобы охотиться на мышей, но мы-то знаем, что у сов разнообразные интересы. Так обстоят дела со всеми хищниками, в том числе и с вашим. Отсюда мы делаем важный вывод: все хищники из-за наличия свободы воли функционально несовершенны.
– Никогда не думал об этом, – признался Кармоди. – Это может мне помочь?
– Едва ли. Но знать об этом надо. На практике вам никогда не удастся использовать несовершенства вашего хищника. Вы даже вряд ли узнаете, в чем они заключаются. В данной ситуации вы – это амбарная мышь. Заслышав свист крыльев, вы можете нырнуть в норку, но никогда не сумеете понять всю природу, таланты и недостатки совы.
– Замечательно! – язвительно сказал Кармоди. – Я потерпел поражение, еще не стартовав. Или, пользуясь вашей терминологией, я уже съеден, хотя меня пока даже на вилку не насадили.
– Терпение! Терпение! – остановил его Приз. – Пока все не так плохо.
– А как плохо? Может ли кто-нибудь из вас сказать мне хоть что-то полезное?
– Это мы и стараемся сделать, – сказал Модсли.
– Тогда скажите хотя бы, на что похож мой хищник.
Модсли покачал головой:
– Это совершенно невозможно. Не думаете же вы, что каждая жертва знает, на что похож ее хищник? Если бы она знала, то стала бы бессмертной!
– А это против правил, – вставил Приз.
– Ну хоть идею какую-нибудь подайте, – взмолился Кармоди. – Всегда ли мой хищник маскируется под космический корабль?
– Конечно, нет, – сказал Модсли. – С вашей точки зрения, у него нет постоянной формы. Слыхали ли вы когда-нибудь, как мышь прыгает в пасть к змее, а муха летит на язык лягушки, а олененок бежит в лапы к тигру? Вот в чем сущность пожирания! Вы должны задаться вопросом: куда эти обманутые жертвы идут, по их мнению, и что, по их мнению, находится перед ними? И, конечно, вы должны спросить себя: что на самом деле было перед вашими глазами, когда вы разговаривали с тремя пальцами вашего хищника и следовали за ними прямо в его пасть!
– Они были похожи на людей, – заметил Кармоди. – А на что похож мой хищник, я не знаю.
– Не вижу, как помочь вам в этом, – сказал Модсли. – Информацию о хищниках собирать нелегко. Они очень индивидуальны. Их маскировка и ловушки основаны на ваших воспоминаниях, мечтах и фантазиях, ваших надеждах и желаниях. Хищник берет ваши сокровенные пьесы и разыгрывает их для вас – вы это уже видели. Чтобы узнать вашего хищника, вы должны узнать самого себя. Но легче понять Вселенную, чем себя.
– Что же мне делать? – спросил Кармоди.
– Учитесь! – ответил Модсли. – Будьте всегда настороже, передвигайтесь как можно быстрее, не доверяйте ничему и никому. И не думайте об отдыхе, пока не попадете домой.
– Домой! – повторил Кармоди.
– Да, в безопасности вы будете только на собственной планете. Хищник не может войти в вашу берлогу. Там вас будет поджидать множество заурядных опасностей, но уж, по крайней мере, не эта.
– А домой вы сумеете меня отослать? – спросил Кармоди. – Вы сказали, что работаете над машиной...
– Я ее уже сделал, – сказал Модсли. – Но вы должны помнить о ее ограничениях, которые обусловлены моими собственными. Моя машина может доставить вас туда, куда Земля ушла к настоящему времени, но это все, что она может.
– Но это все, что мне требуется! – воскликнул Кармоди.
– Нет, не все. КУДА – только первая из координат планеты, первое из трех «К». Вам предстоит еще определить второе «К» – КОГДА и третье – КАКАЯ из Земель ваша. Мой совет: соблюдайте эту последовательность. Как говорится, сначала время, потом подробности. Но уйти отсюда вам следует немедленно. Ваш хищник, чей аппетит вы дурацки раздразнили, может возвратиться в любой момент. И я не уверен, что на этот раз мне удастся так удачно вытащить вас из его пасти.
– А как вам это удалось? – полюбопытствовал Кармоди.
– Я быстренько сформировал приманку, – ответил Модсли. – Создал вашу копию, но больше размером и слегка аппетитнее. Хищник бросил вас и устремился за ней, истекая слюной. Но во второй раз мы его так не обманем.
Кармоди предпочел не спрашивать, было ли больно приманке.
– Я готов, – сказал он. – Но куда я иду и что там произойдет?
– Вы отправитесь на Землю. По всей вероятности, попадете на неправильную. Но я пошлю письмо одному лицу, большому знатоку времени. Он присмотрит за вами, если захочет, а после этого... Но кто может сказать, что будет после? Будь что будет, Кармоди! И будьте благодарны, если что-нибудь будет вообще!
– Я вам очень благодарен, – сказал Кармоди. – Чем бы все ни кончилось, большое вам спасибо!
– Ну, тогда все в порядке, – заключил Модсли. – И не забудьте про мое послание тому старику, если, конечно, вернетесь. У вас все готово? Машина вот здесь, рядом со мной. Я не успел сделать ее видимой, но выглядит она примерно как коротковолновая радиостанция «Зенит» на батарейках. Да где же она, черт возьми? Ага, вот. Приз берете?
– Я беру его! – закричал Приз, ухватившись обеими руками за Кармоди.
– Тогда все готово. Эту стрелку я ставлю сюда, затем поворачиваю эту и те две наверху... Надо полагать, вам будет приятно покинуть макрокосмос и оказаться на планете, хотя бы и не на своей собственной. Конечно, нет качественной разницы между атомом, планетой, Галактикой и Вселенной. Весь вопрос в том, какой масштаб удобнее для вас лично. Теперь я нажимаю эту...
Бамм! Пуфф! Хррруст! Медленное растворение, быстрое растворение, жидкое разведение, электронная музыка из внешнего пространства, внешнее пространство из электронной музыки, шелестят странички календаря, кувыркаются голова и ноги. Литавры звучат грозно, грозно звучат литавры. Вспышки ярких красок, женский голос, эхо причитаний, детский смех. Луч света падает на груду апельсинов из Яффы и превращает их в планеты, луч света падает на Солнечную систему и превращает ее в рябь на воде. Кадры мелькают медленнее, потом быстрее, затемнение, наплыв, свет.
Не путешествие, а сущий ад, но ничего другого Кармоди и не ожидал.
Часть III
Когда?
Глава 18
Когда перемещение закончилось, Кармоди провел инвентаризацию. Ощупав себя, он пришел к выводу, что у него по-прежнему две руки, две ноги, одно тело, одна голова и один разум. По крайней мере, все это вроде бы осталось при нем. Он также отметил, что при нем остался и Приз, который был вполне узнаваем, хотя и претерпел свою обычную метаморфозу. На этот раз из карлика он превратился в угловатую флейту.
– Пока все хорошо, – сказал Кармоди вслух и стал осматривать окрестности.
– Хорошо, но не все, – поправился он тут же. Он был подготовлен к тому, что окажется на неправильной Земле, но не ожидал, что она окажется настолько неправильной.
Он стоял на зыбкой почве у края болота. От стоячих бурых вод поднимались ядовитые миазмы. Вокруг росли широкие папоротники, низкие, с мелкими листьями кусты и пальмы с пышными кронами, среди которых затерялось одинокое кизиловое дерево. Воздух был горяч, как кровь, и насыщен ароматами и запахом гнили.
– Может, я во Флориде? – сказал Кармоди с надеждой.
– Боюсь, что нет, – отозвалась флейта, то есть Приз. Голос у него был низкий, мелодичный, но с избытком трелей.
– Как это ты разговариваешь? – спросил Кармоди, глядя на флейту.
– Ты же не удивлялся, что я говорил, когда был котелком, – ответил Приз. – Пожалуйста, я объясню. Вот здесь, возле моего мундштука, прикреплен патрон с CO2. Этот патрон – мои легкие. Конечно, запас ограничен. Прочее очевидно.
Для Кармоди это не было очевидно, но сейчас его интересовали более важные вещи.
– Где я? – спросил он.
– Не я, а мы, – поправил Приз. – Мы на планете Земля. Эта сырая местность в свое время станет Скарсдейлом, штат Нью-Йорк. – Он хихикнул. – Советую купить участок сейчас, пока цены низкие.
– Какого дьявола? Это не похоже на Скарсдейл.
– Конечно, нет. Оставляя на время вопрос о «Какойности», мы видим, что и «Когдашность» неправильная.
– Ну и... Когда же мы?
– Хороший вопрос. Но он из тех, на которые я могу дать только приблизительный, хотя и весьма достоверный ответ. Вполне очевидно, что мы находимся в фанерозое, который охватывает одну шестую геологического возраста Земли. Но в какой части фанерозоя, в палеозойской эре или в мезозойской? Здесь я должен рискнуть. Учитывая климатические особенности, я исключаю весь палеозой, кроме, быть может, конца пермского периода. Нет-нет, теперь я могу исключить и его! Погляди-ка вверх! Правее.
Кармоди поднял голову и увидел странную птицу, неловко взмахивающую крыльями.
– Определенно археоптерикс, – сказал Приз. – На это указывает его игольчатое оперение. Большинство ученых относит это существо к верхнеюрскому и меловому периодам, то есть заведомо позже триаса. Таким образом, мы можем исключить весь палеозой: мы определенно в мезозойской эре.
– Это довольно давно, а? – заметил Кармоди.
– Порядочно, – согласился Приз. – Впрочем, время мы можем и уточнить. Дай-ка мне немного подумать. – Он немного подумал и начал рассуждать: – Да, пожалуй, я прав. Это не триас! Болото – это подсказка, но, боюсь, неправильная. Однако цветущее покрытосеменное растение возле твоей левой ноги безошибочно указывает в нужном направлении. Но это не единственная примета. Ты обратил внимание вон на то кизиловое дерево? Хорошо, теперь повернись, и ты увидишь два тополя и фиговое дерево посреди небольшой группы хвойных. Мы на верном пути! Но заметил ли ты самую важную деталь, такую обычную в твоем времени, что вы просто не обращаете на нее внимания? Я говорю о траве, которая растет здесь в изобилии. Вплоть до юрских времен никакой травы не было! Только хвощи и папоротники! И это решает дело, Кармоди! Голову даю на отсечение, мы в меловом периоде и, вероятно, вблизи от его верхней границы.
У Кармоди было самое смутное представление о геологических периодах.
– Меловой? Это далеко от моего времени?
– О, около ста миллионов лет, плюс-минус несколько миллионов, – сказал Приз. – Меловой период продолжался почти семьдесят миллионов лет.
Кармоди даже не стал пытаться осмыслить все это. Он просто спросил у Приза:
– Откуда ты знаешь всю эту геологию?
– А как ты думаешь? – задиристо ответил Приз. – Изучил. Уж если мы едем на Землю, решил я, то нужно кое-что разузнать об этом месте. Чертовски здорово, что я это сделал! Если бы не я, ты бы бродил вокруг, разыскивая Майами, пока тебя не слопал бы какой-нибудь аллозавр.
– Кто слопал?
– Я говорю, – начал Приз, – об одном из тех уродливых представителей отряда зауришиа, ответвлением которого являются зауроподы со знаменитыми бронтозаврами во главе.
– Ты хочешь сказать, что тут есть динозавры?
– Я хочу сказать, – ответил Приз все с теми же неуместными трелями, – что это самый настоящий Динозавровилль и что я рад представившейся мне возможности приветствовать тебя в Веке Гигантских Рептилий.
Кармоди не успел ничего сказать. Он заметил движение слева и в самом деле увидел динозавра – махину высотой футов в двадцать и в добрых пятьдесят футов от носа до кончика хвоста. Держась вертикально на задних ногах, гигант быстро приближался к Кармоди.
– Тираннозавр? – спросил Кармоди.
– Точно! Тираннозавр-рекс. Самый знаменитый из отряда зауришиа. Как ты можешь заметить, это настоящий хищный динозавр. Впрочем, это детеныш. Длина клыков всего полфута, да и весит он не больше девяти тонн.
– И он ест мясо, – сказал Кармоди.
– Да, конечно! Впрочем, лично я думаю, что тираннозавры и все другие хищные ящеры питались главным образом безобидными гадрозаврами, широко распространенными в ту эпоху. Но это моя собственная теория.
Гигант был уже в пятидесяти футах от Кармоди. И на плоской болотистой равнине никакого укрытия: ни скалы, ни норы.
– Что мне делать? – спросил Кармоди.
– Лучше всего превратиться в растение, – посоветовал Приз.
– Но я не умею.
– Не умеешь? Тогда дело плохо. Улететь ты не сможешь, зарыться в землю не успеешь и убежать тебе, держу пари, не удастся. Гм-м... Положение становится затруднительным.
– Так что же делать? – Ну, в данных обстоятельствах тебе следует относиться ко всему стоически. Я мог бы процитировать тебе что-нибудь из Эпиктета. А еще мы могли бы спеть псалом, если это поможет.
– К черту псалмы! Я удрать хочу.
Но флейта уже затянула: «Боже мой, я все ближе к тебе». Кармоди сжал кулаки. Тираннозавр был теперь прямо перед ними. Он высился над его головой, словно оживший подъемный кран. Ящер открыл свою ужасную пасть и...
Глава 19
– Хэлло, – сказал тираннозавр. – Меня зовут Эми. Мне шесть лет. А вас как зовут?
– Кармоди, – представился Кармоди.
– А я его Приз, – добавил Приз.
– Вы оба ужасно странные, – сказал Эми. – Никогда не видел таких. А я уже знаю и диметродона, и струтиомимуса, и сколозавра, и кучу других зверей. Вы тоже живете тут поблизости?
– Приблизительно, – сказал Кармоди. Потом вспомнил о разнице во времени и добавил: – Ну, не совсем близко.
Эми по-детски ойкнул и замолк, глазея на них. А Кармоди смотрел на него, подавленный величиной этой ужасной головы, размером с пилораму, с узкой пастью, усаженной рядами кинжалов. Страшилище! Только глаза – круглые, нежные, голубые, доверчивые – не вязались со зловещим обликом динозавра.
– Ну ладно, – сказал наконец Эми. – А что вы делаете в нашем парке?
– Разве это парк? – спросил Кармоди.
– Конечно, парк! – сказал Эми. – Детский парк. Но, по-моему, вы не ребенок, хотя вы и очень маленький.
– Ты прав, я не ребенок, – сказал Кармоди. – Я попал в ваш парк по ошибке. Пожалуй, мне бы стоило поговорить с твоим отцом.
– О'кей, – сказал Эми. – Залезайте ко мне на спину, я вас отвезу. И не забудьте, что именно я нашел вас. Друга своего тоже возьмите. Он-то действительно странный!
Кармоди сунул Приз в карман и взобрался на тираннозавра, использовав в качестве ступенек складки прочной, как железо, кожи. Как только он устроился поудобнее на шее, Эми пустился вприпрыжку на юго-запад.
– Куда мы направляемся? – спросил Кармоди.
– К моему отцу.
– А где он? – В городе, у себя на работе. Где же ему еще быть?
– Конечно, где же еще? – согласился Кармоди и тут же ухватился покрепче, потому что Эми помчался галопом. Из кармана раздался приглушенный голос Приза:
– Все это чрезвычайно странно.
– Ты сам странный, – напомнил ему Кармоди и, устроившись поудобнее, стал смотреть по сторонам.
Обитатели этого города вряд ли называли его Динозавровиллем, но Кармоди не мог думать о нем иначе. Он лежал в двух милях от парка. Сначала они выбрались на дорогу (фактически широкую тропу), утрамбованную ногами бесчисленных динозавров до твердости бетона. То тут, то там им попадались гадрозавры, спавшие возле дороги под ивами или напевавшие что-то низкими приятными голосами. Кармоди спросил о гадрозаврах, но Эми сказал только, что отец считает их «серьезной проблемой».
Дорога шла через рощи, где росли березы, клены, лавр и падуб. Динозавры были в каждой роще: они носились туда-сюда под ветвями, копались в земле или сгребали мусор. Кармоди спросил, что они там делают.
– Прибирают, – презрительно сказал Эми. – Домохозяйки вечно заняты уборкой.
Местность впереди повышалась. Они оставили позади последнюю рощицу и углубились в лес.
Но это был не обычный лес: многие детали говорили о том, что его создали искусственно – целенаправленно и с большой предусмотрительностью. Его окаймлял широкий пояс фиг, хлебных и ореховых деревьев, за ним шли несколько рядов тонкоствольных гингко, а далее – только сосны да редкие канадские ели.
Чем дальше в лес углублялись путники, тем больше встречалось динозавров. Большинство составляли тераподы – плотоядные тираннозавры вроде Эми. Приз заметил также несколько орнитоподов и сотню-другую представителей семейства цератопсиа-трицератопсов с их гигантскими рогами. Почти все мчались сквозь лес легким галопом. Земля гудела под их ногами, дрожали деревья, в воздух вздымались облака пыли. Скрежетали, задевая друг друга, бронированные бока, и только быстрые повороты, внезапные остановки и рывки помогали избегать столкновений. А сколько рева было из-за правил уличного движения! Зрелище нескольких тысяч спешащих динозавров было так же ужасно, как и исходящий от них запах, точнее, вонь.
– Вот мы и на месте, – сказал Эми и остановился так резко, что Кармоди чуть не слетел с его шеи. – Тут мой папа.
Осмотревшись, Кармоди увидел, что Эми доставил его в небольшую рощу секвой. Здесь был как бы оазис покоя. Два динозавра медленно прохаживались меж красными стволами, не обращая внимания на суматоху, царившую всего в пятидесяти ярдах от них. Кармоди решил, что здесь можно спешиться, не опасаясь быть раздавленным, и соскользнул со спины Эми.
– Папочка! – крикнул Эми. – Эй, папа, посмотри, что я нашел, ты только взгляни!
Один из ящеров поднял голову. Это был тираннозавр заметно больше Эми, с белыми полосами на синей коже. Его серые глаза были налиты кровью. Он неторопливо повернулся и недовольно спросил:
– Сколько раз я просил тебя не бегать сюда?
– Прости, папа, но ты посмотри, что я...
– Ты всегда просишь прощения, – сказал тираннозавр, – а ведешь себя по-прежнему. Мы с матерью постоянно говорим о твоем поведении, Эми. Ни она, ни я не хотели бы, чтобы из тебя получился горластый неотесанный битник, не имеющий понятия, как подобает себя вести воспитанному динозавру. Я люблю тебя, сын мой, но ты должен научиться...
– Папа! Неужели ты не можешь отложить свою лекцию на потом и посмотреть (просто посмотреть!) на то, что я нашел?!
Пасть старшего тираннозавра захлопнулась, он гневно взмахнул хвостом. Но потом он все же опустил голову и, взглянув туда, куда показывал сын, увидел Кармоди.
– Боже милостивый! – воскликнул он.
– Добрый день, сэр, – сказал Кармоди. – Меня зовут Томас Кармоди. Я человек. Не думаю, что сейчас на этой Земле есть другие люди или хотя бы приматы. Мне трудно объяснить, как я попал сюда, но пришел я с миром и все такое... – закончил он не очень вразумительно.
– Фантастика! – только и сказал отец Эми. Он повернулся к своему коллеге: – Баксли! Ты видишь то, что я вижу? Ты слышишь то, что я слышу?
Баксли, который был тираннозавром примерно того же возраста, что и отец Эми, ответил:
– Вижу, Борг, но не верю своим глазам.
– Говорящее млекопитающее! – воскликнул Борг.
– Не могу поверить, – повторил Баксли.
Глава 20
Чтобы свыкнуться с мыслью о говорящих млекопитающих, Боргу потребовалось куда больше времени, чем потребовалось Кармоди, чтобы поверить в существование говорящих ящеров. Но в конце концов Борг ее принял. Как позже заметил Приз, ничто так не помогает поверить в существование факта, как его, факта, личное присутствие.
Борг пригласил Кармоди в контору, которая помещалась под пышной листвой плакучей ивы. Сели, откашлялись, помолчали, соображая, с чего начать. Наконец Борг произнес:
– Итак, вы – млекопитающее из будущего, да?
– Похоже, что так, – ответил Кармоди. – А вы – здешнее пресмыкающееся из прошлого?
– Никогда не думал о себе как о существе из прошлого, – сказал Борг. – Ну, предположим, что это правда. А далеко ли будущее, откуда вы пришли?
– Сто миллионов лет или около того.
– Гм. Далековато. Да, в самом деле далековато.
– Да, это довольно далеко, – сказал Кармоди.
Борг кивнул и хмыкнул. Кармоди понял, что динозавр не знает, о чем говорить дальше. Борг производил впечатление очень достойной личности: гостеприимный, хотя и погруженный в свои дела, хороший семьянин, но не мастер поговорить – словом, немного скучноватый почтенный тираннозавр из среднего класса.
– Ну-ну, – произнес наконец Борг, когда молчание стало тягостным. – И как там в будущем?
– Прошу прощения?
– Я спрашиваю, как там у вас в будущем?
– Хлопотно, – вздохнул Кармоди. – Суматоха. Полно новых изобретений, а они только затрудняют жизнь.
– Да-да-да, – сказал Борг. – Примерно так и представляют будущее наши парни с воображением. Некоторые даже пишут, будто эволюция идет к тому, что млекопитающие станут доминировать на Земле. Но я считаю это передержкой, гротеском.
– Наверное, так это и выглядит, – дипломатично согласился Кармоди.
– Но ваш вид – доминирующий?
– Ну... один из доминирующих.