Бессистемная отладка. Утилизация Царенко Тимофей
– Не-е-е… Ну, серьезно? Да ты глумишься…
Молчание и еще более уставшее лицо.
– Ладно, плевать, всем рассказывай версию для печати. Типа пляска Святого Витта и так далее.
На периферии зрения замигал значок личного сообщения. В пришедшем письме было несколько ссылок.
«Чем город провинился перед Филином?». 90 миллионов комментариев.
«Что это было за заклинание? Хроники геноцида». 200 миллионов комментариев.
«Откуда столько маны? Филин тайно уничтожает миллионы неписей?». 140 миллионов комментариев.
«А почему сразу Филин?» за авторством Моргенханда. 800 миллионов комментариев.
– Ой, да ладно тебе. Сомневаюсь, что эта проблема хотя бы в первом десятке.
Тем временем мы дошли до храма всех богов.
Огромное строение тонуло в легкой дымке облаков.
Семь стройных шпилей пронзали небосвод, их соединяла массивная и изрядно закопченная стена. Выше между башнями были перекинуты в случайном порядке многочисленные галереи.
Я оглянулся и потряс головой. Шли мы не так долго, буквально час. Высота храма всех богов составляет минимум пару километров. Я должен был его видеть издалека.
– Народ, никуда не уходите, я мигом!
Оборачиваюсь птицей и лечу обратно к дому, обозревая с высоты руины города. Приземлившись на главной площади, оглядываюсь. Храма снова нет. Хотя он совершенно точно должен быть там, на горизонте.
Взлетаю повыше, храм видно… Спускаюсь на землю – не видно. Иду пару кварталов – видно, три шага назад… снова видно! Дохожу до дома – опять не видно!
Кастую что-то прочищающее мозги. Без эффекта.
Тяжело вздыхаю и возвращаюсь к подножию храма. На какие-то загадки нет ответов даже тут…
Моя мини-армия деловито готовится к битве.
Ощущая себя идиотом, подхожу к вратам храма. Массивная каменная створка возвышается надо мной подавляющей громадой. Интересно, а как ее открывают?
Рядом нет никакой калитки.
– Эй, народ, есть у кого какие-то идеи?
Армия хаоса бренчит и жужжит заклинаниями, выражая готовность закатать в брусчатку любого противника. Лица одухотворенные и придурковатые. С другой стороны, издеваться над начальством – неотъемлемое и освященное временем право.
Тяжело вздыхаю и делаю то, что обычно не делают великие герои в пафосных книжках. Стучусь в дверь.
Многотонная створка распахивается, создав нехилую воздушную волну, которой меня засасывает во внутрь.
Не удержав равновесия, распластываюсь у порога храма.
Внутри пусто. Шесть огромных статуй стоят по углам, в центре алтарь.
Закованный в ледяные латы воин, видимо, олицетворяющий Хлад, стоит рядом с мальчишкой, чье тело словно соткано из неяркого света. Присматриваюсь и вижу, что свет – это куски прозрачного кварца, подсвеченные спрятанными факелами.
За ними следует статуя прекрасной обнаженной девушки, она словно живая и теплая на ощупь. Несколько листочков прикрывают самое интересное, давая понять, что в игре бывают и дети. Чуть позже до меня доходит, что статуя из дерева. Отрываюсь от созерцания едва прикрытой груди и перевожу взгляд на следующую статую – словно отлитую из неостывшей лавы фигуру воина, очень похожего на Хлад. Очевидно, что это Пламя. Статуя вооружена огромным молотом. Присматриваюсь внимательнее и вижу, что за спиной статуи Хлада приторочен двуручный меч. Дальше идет чернокожая красотка, изогнувшаяся в очень сладострастной позе. Из блестящего, словно облитого маслом тела, торчат шипы. Эта статуя, к моему удивлению, не прикрыта ничем и демонстрирует всем и каждому обнаженную грудь и раскрытое, словно от возбуждения, лоно. Ощущая жуткую эрекцию, вглядываюсь в статую, чтобы понять: она сделана из черного вулканического стекла.
Замыкает круг фигура в балахоне, под которым угадывается женское тело. Лица не видно, из-под мантии выглядывают кисти рук: одна – словно светящаяся и вторая, состоящая из одних костей. Из чего сделана эта статуя, неясно. Свет она практически не отражает.
Иду к центру зала, чувствуя, как за моим перемещением следят шесть тяжелых взглядов.
Эхо шагов улетает к бесконечному потолку.
В центре храма – фонтан. Шесть источников, бьющих по краям чаши, смешиваются и в центре становятся совершенно прозрачной водой. При этом саму поверхность фонтана не искажает ни одно колебание, и все превращения внутри чаши происходят будто за экраном.
Над фонтаном – постамент.
Немного пугает тишина: я ожидал, что придется пробиваться с боем, вырезать служителей, сражаться с аватарами… Хотя черт его знает, что будет дальше.
Поднимаясь на постамент, накачиваю себя, чтобы выступить с речью.
– Вы слышите меня? Вы меня слышите, боги этого мира? Вы думаете, что я пришел просить? Или требовать? Думаете, мне нужна ваша власть? Ваши силы? Ваши дары и последователи?
Статуи не отвечают.
– Я даже не возьму вас самих, ваши жизни для меня не имеют смысла. Бессмертные… В этом жутком мире настоящая смерть в цене, не находите это забавным? Там, за цифровыми границами, люди ищут бессмертия, а тут сильнейшие жаждут смерти.
Мой голос звучит в тишине зала, зачаровывая даже меня самого.
– О нет, мои всесильные и бессмертные друзья! Я претендую на большее. Мне нужен ваш мир. Весь. До капли. И мне не нужны ваши жизни. Я возьму души. Думаете, все само пройдет? Очередные пустые слова безумца, что пытается поймать молнию? Тогда вот вам мое слово…
Я иду вдоль статуй, принося «дары».
Пульсирующее сердце из своей груди, брошенное в ноги Жизни. Сплав адаманта и базальта, что неподвластен никакому пламени, – к ногам Пламени. Мочусь на подножие статуи Боли. Букетик цветов – для Смерти. Кристаллизованная плазма, парадокс гидродинамики, застывшее пламя, вещество, повышающее энтропию при попытке его охладить, падает к ногам ледяного гиганта.
В сторону светоносного юноши летит обычная сажа. Воздух можно резать кусками. Та же тишина, но густая, словно несвежая кровь.
Поднимаюсь на постамент и достаю последний «дар».
– Знаете, я долго думал, что же такого принести на алтарь Веры, что может ее осквернить. Не люблю быть банальным. Но знаете. в чем ирония? Этот мир создан благодаря разуму, разум его породил. Разум дал ему смысл и душу. Так что же может осквернить веру? Извратить ее постулаты? Ее смысл?
Раскидываю в сторону лапы, кружась на месте.
– Казалось бы, сложный вопрос, ведь это чисто игровой момент – вера в богов, которые есть. Но мир – реальный, а не созданный «цифрой» – дал ответ: невежество. Невежество извратит все, к чему прикасается. Милосердие превратится в жалость, борьба с недостатками станет комплексом вины. Любовь обернется разговорами о любви, а вера в вечное заставит невежд инвестировать в будущую жизнь.
Незримый ветер лохматит мои волосы.
– Казалось бы, все эти недостатки не возникнут, при живых-то богах… Но я попробую! Так что, друзья мои, приношу вам в жертву символ абсолютного знания!
И в чашу фонтана летит то, что осталась от Умника. Тот изгибается остатками позвоночника, погружаясь в воду, в потолок бьет полный боли и отчаяния крик.
Фонтан становится бурым, он идет волнами, бурлит, словно котел, не снятый вовремя с огня. Я иду из храма, а за моей спиной фонтан начинает плеваться бурой пеной, и все, чего она касается, идет изменениями. Трещат статуи, словно пытаясь сойти с постаментов, и прекрасные, совершенные тела разваливаются на куски.
Дверь за мной закрывается.
Под ошарашенными взглядами спутников я оборачиваюсь.
Оскверненный храм всех богов
Но почему-то над надписью возникает бар жизни. Строение сваливается в себя и тут же начинает меняться. Надпись подсвечивается алым.
А я уж было начал переживать, что сегодня не выйдет подраться! Интересно, я справлюсь сам? Выхватываю копье и бегу в атаку на несобранного монстра.
– Я – Филин, боль ночи!
– Я – Филин, последний осколок мертвого мира!
– Я – Филин, что пожрал луну!
– Я – Филин, склонись передо мной!
– Ибо я, Филин, – погибель сильных!
И я ныряю в битву…
Интерлюдия 6
Армия хаоса на пригорке смотрела на происходящее, похрустывая невесть откуда взявшимися орешками и чипсами, запивая все это пивом из солидного бочонка.
– Блин, реально круто вышло!
– И как ловко скормили-то, он ведь думал, что кушать будет «экстази». Даже опознать не пробовал.
– Народ, я все понимаю, но он же нас убьет!
– Ага, и с особым цинизмом.
– И не один раз!
– И пытать будет, обязательно!
– И могилу осквернит!
– Безусловно!
– И Кошмарику скормит.
– И над трупами надругается.
– И еще что-то жуткое придумает!
– Предлагаю как-нибудь самостоятельно попробовать, мне прямо завидно стало!
– В любом случае, оно того стоило!
Чуть дальше по улице Филин бился с грудой камней. Обычной такой грудой, даже не живой, высотой в полтора человеческих роста. В нее летели ментальные заклинания подчинения, ее слегка шевелили слабые телекинетические удары. Волны изменений корежили щебенку, сменяясь новыми волнами. Филин качался иногда, умудряясь попасть копьем по себе. В какой-то момент он превратил нижнюю часть своего туловища в птичью и, злобно вереща, бегал вокруг кучи, выкрикивая что – то нечленораздельное. По подбородку обильно текла слюна.
Филин, Несущий Хаос, осквернитель Бани
Эффекты:
Обдолбан в слюни
В десяти метрах от битвы стоял частично разрушенный комплекс строений – крашеный, с мраморными колоннами, с бассейнами и лавками.
Банный комплекс (Осквернено хаосом)
Глава 5 (начало)
– Филин! Филин, ты меня слышишь? Очнись, пожалуйста!
В такие моменты надо сначала решать возникшие проблемы, а уже потом разбираться с прошлым. Я потянулся.
В смутно знакомом голосе тревога звучала той нотой, за которой начинается откровенная паника. Я открыл глаза. Надо мной нависало светлое лицо в обрамлении огненно-рыжих волос. Несколько раз моргнув, я все же смог сфокусировать взгляд. Прямой нос, большие глаза оранжевого цвета, мягкий овал лица. Волосы словно пламенели изнутри. Отблески света гуляли по ним. Они были единственным источником света в окружающей темени.
Мысли с трудом ворочались в практически пустой голове. Воспоминаний не было. Точнее, они были, но словно укрытые огромной кучей песка. Приходилось прилагать усилия, чтобы то или иное из них появилось на свет. Общее состояние было удивительно хорошим. Ушла тревога, нервозность, впервые за черт знает какое время я ощущал себя отдохнувшим.
– Что случилось?
Селена облегченно улыбнулась.
– Тебе было нехорошо… Ты бегал, – голос самой сильной и самой красивой повелительницы огня в игре звучал все так же испуганно. Кстати, почему именно самой красивой? Откуда такие критерии в мире, где внешность можно менять? Это мне в диковинку, а тут народ в окружении подобной красоты живет.
– Мне было хорошо…
Я снова сладко потянулся. Подо мной были какие-то тряпки. От неосторожного движения песок в голове пришел в движение, и вот появилось первое воспоминание.
Две картинки шли словно параллельным потоком. Вот я пафосно оскверняю величественный храм – и вот в этот же момент блюю в полный всякого мусор бассейн. Вот сокрушаю какого-то жуткого монстра и в то же время дерусь со стенкой. Вот исполняю жуткий ритуал, вот творю какое-то странное непотребство… В любом случае, штаны стоило надеть. Давненько меня так не штырило.
– Вы накачали меня каким-то наркотиком, и у меня случился лютейший приход. А замешали в игровой аналог «экстази», чтобы я сам его сожрал?
– Да…
– Ловко. А тебя отправили ко мне, рассуждая следующим образом. Когда я узнаю, что мои верные соратники в момент, когда мир, пусть и виртуальный, летит в пропасть, когда все мои планы и мечты поставлены на кон, когда опасность, угрожающая мне, более чем реальна – когда они в такой момент накачают меня, смеха ради, неизвестным веществом с непредсказуемым эффектом и будут наблюдать, как единственный человек, хотя бы теоретически способный остановить катастрофу, истекая слюной, дерется с воображаемым монстром и ссорится с собственными конечностями…
Я прикоснулся измененными когтями к тонкой девичьей шее, оставляя едва заметную царапину.
– Короче, они решили, что с тобой я не сотворю самого страшного, такого, что сотворил бы с любым другим из вас, окажись он рядом в момент осознания…
Когтем поднимаю опущенную головку и вглядываюсь в глаза Селены. В них плещется страх. Что же такого произошло, пока я был не в себе, что же такого жуткого во мне успели разглядеть мои друзья, что даже разговор со мной вызывает чувство обреченность?
Что-то внутри, какая-то часть меня сыто заворчала, словно от осознания хорошо проделанной работы. Произошло что-то страшное, что-то непоправимое, и я был этим очень, очень доволен.
Включаю свои чувства на полную, словно перебрасывая невидимый тумблер. Волна из миллионов мыслей и ощущений рискует накрыть лавиной, но я легко отсекаю ее, сосредотачиваясь на девушке рядом. Вина, обреченность, отчаяние, страх передо мной, страх за меня…
– И что же ты, верная соратница и подруга, готова принести в жертву, дабы загладить свою вину? Ты ведь хочешь вернуть все, как было? Чтобы я не был обреченным, чтобы всех нас снова подхватил ветер неизбежности, наполняющий мои паруса, а наше жуткое шествие по миру вновь стало веселой прогулкой?
Мой коготь скользит вдоль тела, разрезая одежду волшебницы, словно та сделана из бумаги. Второй рукой смахиваю остатки куртки, обнажая грудь идеальной формы. Когти скользят еще ниже, едва касаясь кожи.
– Что… Что ты хочешь…
Тыльной стороной неизмененной ладони провожу по ее лицу.
– Все. Отдай мне все, что есть у тебя. Твое тело…
Когтем касаюсь ее лона, тягучий страх моментально сливается с животным возбуждением, и на коготь стекают капли влаги. Я грубо вонзаю его внутрь, впрочем, не раня, а лишь проникая. Самым кончиком упираясь в шейку матки. Не боль, но обещание боли. Селена привстает на носочки, избегая раны. При этом возбуждение достигает такой силы, что капли влаги стекают по ее бедрам. Моя эмпатия работает на полную катушку, и я ощущаю Селену как себя. Ее дыхание пахнет корицей и сандалом. Втягиваю воздух, ощущая свой запах. Сладковатый запах амбры и мокрых перьев…
– … твой разум…
Незримый щуп проникает в мысли, обнажая их, срывая одежды привычек и воспитания. Пока незримые щупальца телекинеза срывают остатки одежды, я прикасаюсь к обнаженному разуму, добровольно отданному и уязвимому. Любое неосторожное «движение», и Селену ждет что-то намного худшее, чем смерть. Вечность наедине с собой, расчлененная личность, пытающаяся собрать себя из разорванных ошметков, ментальный гомункул, моя воля, мое представление о ней, занявшее место Селены настоящей. Все эти казни и возможности проносятся перед ее мысленным взором, наполняя сердце обреченностью. И это мне вручают без остатка.
– … твоя душа…
Я сам себе напоминаю спрута. Внутренний скачок способностей, и я ощущаю свой телекинез как собственные ладони. Они гладят кожу волшебницы, они сжимают бедра, они, уплотняясь, поникают между ягодиц, они охватывают грудь. Острая заколка падает на пол, и нас окутывает огненный водопад. Ловлю себя на мысли, что при мне Селена ни разу не распускала свои волосы. Они прекрасны…
И ее разум, содрогаясь от смеси вожделения, боли и ужаса, открывает последние двери. Какая-то часть меня идет по величественным залам ее души, вдыхая вечный ветер. Вот высохший колодец любви, вот залы, полные мечтаний, – видно, что пыль с них стерли не так давно. Вот величественный чертоги веры в себя, впрочем, напрочь разрушенные…
Лоно Селены начинает пульсировать, ритмично сжимая коготь в такт ее сердцебиению. В уголках губ появляются клочки пены. Она наклоняет голову и целует мою руку.
– Возьми меня… их… – слова даются ей с трудом.
– Ты приносишь себя в жертву… мне?
Она вытягивается в струну и стоит уже на кончиках пальцев.
– Да! – и с этим криком она опускается, пытаясь нанизать себя на коготь. В ожидании и жажде боли.
Опережаю ее лишь на мгновение, и адамантиевый коготь оборачивается пальцем, а то, что должно было стать криком боли, сменяется громким стоном сладострастия. Ловлю алые губы своими губами, властно проникая языком в ее рот, прижимаю Селену к себе.
Мысленный щуп обращается жуткой лапой, врезаясь в саму суть волшебницы, разрывая саму основу разума, и обратным движением вырывает из того, что являет собой собственное «я» Селены, пульсирующий комок. Шок парализует мою жертву. Левой ладонью охватываю тонкую шейку, едва сжимая, а второй отвожу в сторону бедро. Щупальца телекинеза незримыми руками подвешивают Селену в воздухе в позе морской звезды. Заломленные руки оказываются за спиной, пальцы переплетены.
– На веки вечные, в уплату долга, забираю жертву, отданную добровольно… Я забираю твой…
Остатки лохмотьев, что были на мне, падают на пол, и я рывком, как насильник, вхожу в Селену.
– СТРАХ!
Широко раскрытые глаза волшебницы заливает пламя молодой звезды. Она охватывает меня бедрами и руками, отвечает на поцелуй. Водопад волос обращается жарким факелом. Все мои силы уходят на то, чтобы не дать этому предвечному огню первых звезд обратить меня в пепел. Я двигаюсь в неистовом ритме, ласкаю девушку всей своей сутью, всеми доступными силами, одновременно не давая ей убить меня и испепелить саму суть мира, что нас окружает. Моя сила, словно электромагнитная ловушка, удерживает плазму, нагретую до миллионов градусов. Невозможный в реальном мире контраст – теплая кожа, мягкие губы и абсолютный огонь, с каждым мигом все больше и больше опровергающий законы физики. Сообщая окружающей материи столько энергии, что она начинает расползаться кварками.
И теперь уже мне приходится бороться за свою жизнь. Меня окружает пламя, способное сжигать время и пространство.
Наши движения все быстрее, и волна наслаждения все ближе.
В отчаянной попытке спасти себя пробиваю наш кокон куда-то в направлении небес и с криком, полным наслаждения и чего-то первородного и животного, изливаюсь в Селену. Вся собранная сила бьет в полученный канал, а наш вопль, больше похожий на вой боли, разносится до горизонта.
Я бессильно обмяк, а на мне распласталась Селена. В этот момент я наконец-то ощутил себя человеком…
Интерлюдия 7
То, что начиналось как пусть и жестокая, но шутка, медленно, но верно оборачивалось полной катастрофой. То, что хаоситы синтезировали от скуки, запертые в свихнувшемся особняке, который вроде как согласился никого не убивать по-настоящему, превзошло ожидания, расчеты и худшие сценарии. Филина не отпускало почти 12 часов. Целебные заклинания и даже магия, которая должна была исправлять вообще все, что только могли придумать игроки, не работала.
Спустившийся с неба Кошмарик принес только больше вопросов. Оторванная голова появилась достаточно странным способом. Паучьи лапы, неимоверно удлинившись, были опутаны паутиной. Вся конструкция напоминала большой воланчик. После совместных попыток привести Филина в чувство пугающе деловитый оживший ужас сплел вокруг ближайшего столба шатер и утащил в него Филина, предварительно замотав в кокон, словно какую-то муху. Этот кокон он подвесил в центре шатра и сам спрятался где – то внутри, уменьшив лапы до их обычного размера.
Через десять минут полной тишины Леголас зашел в шатер с охапкой каких-то тряпок и разложил их под висящим коконом. На это проявление заботы все промолчали.
Еще через пять минут Моргенханд хлопнул ладонью себя по лбу, достал из инвентаря лопату и принялся ковырять ею брусчатку. Поймав на себе недоумевающие взгляды, он пояснил свои действия:
– Вот что я вынес из общения с Филином, так это тот факт, что хорошо укрепленный дзот никогда не бывает лишним. Ладно, если он очнется в плохом настроении – а он очнется в плохом настроении. Представляете, что будет, если он очнется в настроении хорошем?
После этого дзот был сооружен ударными темпами и по всем правилам фортификационного искусства. Через какое-то время он стал больше напоминать высокотехнологичную крепость и начал покрываться активными средствами защиты.
Через час кокон зашевелился.
– Господа, надо решить очень важный вопрос. Кого мы отправим к Филину с объяснениями? – Моргенханд задумчиво осматривал получившееся убежище, решая, чего бы еще добавить. Не то чтобы это было сильно полезно в общении с расстроенным Филином, учитывая тот факт, что он умудрился уронить на планету спутник, но…
– Ты лучший друг, ты и иди! – сходу предложил Луи. – Тебя-то он точно…Хотя…
– Во-во… – вздохнул Морген, вспоминая все те разы, когда он конфликтовал с этим сумасшедшим оборотнем. – Мне всегда больше всех доставалось. Может, Фауста? Ему точно понравится все, что Филин с ним сделает.
– Ты бы еще предложил для надежности накормить его нашими чудо-таблетками. Нам нужен вменяемый и работоспособный Филин, с учетом того, что до конца света осталось меньше десяти часов. И никто вообще ничего не сделал, – внес замечание Дуболом. – Может, пошлем нашего многоуважаемого Профессора? Ну, как почетного автора таблеток. Филин его действительно уважает, может, он и выживет. Для надежности, Профессор, сделайте вид, что у Филина была… ну это, аллергическая реакция, как у Луи на заклинания.
– Идея в принципе неплохая, – Профессор тяжело вздохнул. – Но вы не забывайте, что наш доблестный генерал умеет читать мысли. К тому же я просто под горячую руку не попадался. И мне достаточно неуютно. Как насчет Луи? С ним сложно что-то сделать одноразовым воздействием. Или Леголаса – у него все равно загнут болевой порог. И он единственный, кто не испытывает страха перед Филином. И не преклоняется перед ним. К тому же его сложно заподозрить в сговоре с нами.
– Не вариант. Это только отсрочит первую реакцию. И у Филина будет возможность подумать. Это пугает, – тяжело вздохнул Стив.
– Тогда, может, наших гвардейцев отправим? – Моргенханд оглядел комнату.
– Мы сходим! – пробасил замотанный в бинты мужчина.
– Нет, эти точно падут ниц и сделают только хуже. Ты бы еще с Кошмариком договорился!
– Должна идти Селена! – присоединилась к разговору Элспер. – Она с ним спит!
– Я тоже! – подала голос Лунная танцовщица.
– Нет, тебя он просто трахает, – осадила ее Селена.
Все озадаченно замолчали.
– А в чем разница? – озвучил общее недоумение Моргенханд.
Тем временем Лиит с тихим змеиным шипением раскрыла веера. У Селены вспыхнули руки.
– Так, брейк! – Моргенханд встал между девушками. – Предлагаю сделать иначе. Кто хочет пойти будить Филина? – большая часть присутствующих подняла руки. – Мда, нам всем надо лечиться. Всем. А теперь еще раз. Кто готов пойти к Филину и объяснить, что мы его, кажется, убили, чисто по приколу? Напоминаю, за провал квеста его сотрут. У него был какой-то план и полная уверенность в том, что он сработает.
– Ну, Филин сам был замечен в подобных розыгрышах. И двойными стандартами он вроде не страдал, – поежившись, заметил Стив.
– Тогда я тебе на всякий случай напоминаю: он крайне спокойно реагировал на то, что за подобное его часто и мучительно убивали. Так что для себя он тоже подобное поведение сочтет нормальным. С учетом всех его сил я бы не ставил на выживание. Убивать он будет от всей души. По-настоящему. Так что еще раз: кто пойдет обрадовать нашего генерала?
Рук поднялось еще больше. Моргенханд со стоном опустился на землю и уткнулся лицом в колени. Потом тяжело вздохнул.
– Ладно, черт с вами, это и вправду заразно.
После чего поднял руку.
Через мгновение дзот потряс громкий хохот.
Во время всеобщей истерики никто не заметил, как из бункера тихонько выскользнула Селена и направилась к шатру.
Заметив исчезновение волшебницы, вся Армия хаоса, как один человек, прильнула к смотровой щели.
От шатра из паучьего шелка повеяло жутью. Кажется, даже свет звезд стал тусклее. Вскоре раздался полный нечеловеческого страдания крик. Женский.
– Ее звали Ангелиной, – севшим голосом выдавил из себя Моргенханд. – Наверно мы все же перешли черту. В такой агонии сгорает разум…
Крик повторился, но как – то иначе.
Через минуту из шатра выкатились два переплетенных тела в огненном коконе. Тела совершали ритмичные движения и издавали смешные хлюпающие звуки, а еще звуки, полные боли и страсти. Кокон светился все ярче и ярче, пока под аккомпанемент совсем уже нечеловеческих воплей в небо не ударил столб света. И все погасло. Парочка замерла в солидных размеров воронке.
Ослепленные вспышкой хаоситы молчали. И тут голос подал Луи:
– Кто-нибудь знает, что это такое нахрен было?
Сосредоточенные на внезапном порно приключенцы не заметили, что огненный столб ударил в закрывающий половину неба планетоид и расколол его на ворох мелких и один огромный осколок. А вот счетчик начала конца света откатился обратно на четыре часа.
– У меня есть очень хорошая версия… – Моргенханд протер глаза и обратил внимание на увеличение цифр. – Помните, Филин говорил, что на той луне он провел практически пятьдесят лет? Из-за сжатого времени?
– Ну? – это уже хором.
– Ну. И он все эти пятьдесят лет того… – Моргенханд задумчиво поглядел на расколотый планетоид и воронку, в которой замерли любовники. – Копил…
Глава 5 (завершение)
Я поднялся с земли и подхватил на руки пребывающую в глубоком обмороке Селену. Вокруг меня подымались оплывшие края воронки. Я посмотрел на покосившийся шатер, в котором изначально лежал, и все же вспомнил о своих способностях. Телепатические щупы неплохо показали себя в роли паучьих лап, и я быстро нырнул обратно в укрытие. В куче тряпья на полу я обнаружил безразмерные и относительно целые шаровары. Кои и нацепил на себя. Другой пристойной одежды не оказалось, и я обратил внимание на ткань шатра. Пару взмахов незримыми клинками, и моя спутница бережно замотана в приятную на ощупь ткань. Шатер обзавелся огромной дырой, а я – чем-то очень похожим на плащ, который, впрочем, надевать не стал. Разодранная просто в мясо спина, ожоги на теле в форме пальцев и губ не стремились по какой-то причине экстренно регенерировать. И все это болело. Бар здоровья, на который я уже лет сорок не обращал внимания, был полон, и я лишь задумчиво пожал плечами, глядя на эту несуразицу.
Следующим этапом я обратил внимание на дыру в шатре. Вернее, на то, что в ней было видно. А виднелся там самый настоящий дзот. Из которого на меня смотрели двадцать восемь глаз или четырнадцать разумных.
Разум услужливо подсказал, что это мои верные соратники, подельники, собутыльники, друзья и вообще милые люди, которые не далее как полсуток тому назад предприняли почти успешную попытку меня угробить.
– Что, страшно?
Дзот находился от меня метрах в пятидесяти. Так что пришлось кричать.
Нестройный гул голосов был мне ответом.
Я подошел к дзоту, закинув Селену себе на плечо.
– Вот вы мне скажите, люди добрые, вы, когда поняли, что ситуация выходит из-под контроля и ваше чудо-вещество меня не отпускает, вы почему меня просто не убили? Это ведь достаточно очевидное решение.
– Ты ничего разве не помнишь? Мы пытались, не помогло…
И тут поток воображаемого ветра снес очередную порцию песка с моих воспоминаний.
Поток чудесных видений, в которых я свершаю очередное пафосное деяние, на мгновение прерывается. И с неба в потоке света, под прекраснейшую музыку, сходит Кошмарик. Химера напоминает огромный воланчик. Лапы, торчащие из обрубка шеи, сильно вытянуты и образуют купол. Этот купол обтянут белой паутиной. Кошмарик планирует прямо на меня. Я замираю с открытым ртом…
Реальная картина – почти такая же, за исключением музыки и потоков света. Ну что ж, допустим…
Замерев на мгновение, я перестаю отбиваться от воображаемых монстров и любуюсь красотой открывшегося зрелища.
Несмотря на жалкий вид, убить меня сходу оказалось достаточно нетривиальной задачей. Какие-то заклинания я просто игнорировал. От оружия и стрел неуклюже, но уклонялся, массовые заклинания работали неэффективно. В конечном счете меня просто вырвало недавно съеденным мусором навстречу какому-то особо жуткому колдунству.
Но в тот момент меня все же подловили. Сделать это удалось практически всем, если судить по логам. Надо будет потом попросить сьемку, полюбоваться полученным эффектом со стороны.
Дальше была темнота и что-то горячее и сковывающее. Дышать я не мог, шевелиться тоже. Через мгновение пространство вокруг пришло движение, выталкивая меня, и в окружении жутких видений, в основном состоящих из зубов разной формы и размера, я упал на что-то твердое и холодное в луже дурно пахнущей слизи.
Внезапная догадка обрушилась на меня подобно удару бейсбольной биты. Меня вывернуло себе под ноги, я едва успел отвернуться, чтобы не залить содержимым желудка Селену.
– Пиздец, мною вытошнило Кошмарика?
– А говорил я ему – скорми питомцу таблеток от глистов. Довели зверушку, – проворчал наш штатный гном.
В общем, эффект наркотика не прекратился даже после смерти. Вот тут Армия хаоса впала в форменную панику, и в меня полетели все имеющиеся заклинания исцеления, регенерации, благословения и прочего. Через десять минут я достаточно ярко светился от эффектов, что сказалось на качестве галлюцинаций в лучшую сторону.
Тем временем Кошмарик, выпавший из фокуса внимания всех участников, свил шатер вокруг какого-то столба. После чего им была выполнена операция захвата. Парализующий укол хвостом в ногу, и вот мои видения сменились видением теплой воды, в которой я плаваю, глядя на звезды. Вскоре пропали и они.
Смирившись с неизбежным, я просмотрел другие свои воспоминания.
На мое лицо наползла жуткая усмешка. Взглянув на часы и вверх, я поднялся на ноги, запрокидывая голову к полыхающему небу.
– Знаете, друзья мои, вы рано успокоились. На самом деле все очень запутанно, и ничего страшного в общем-то не произошло. Или произошло, тут есть как минимум две точки зрения. Начну издалека… Кто-нибудь назовет мне основные правила употребления наркотиков? Просто в этом вся суть проблемы.
– Что-то я сомневаюсь, что правильный ответ можно просто найти в поисковике, – скептически заметил Венсер.
– Не догоняйся, пока не накрыло, – неожиданно произнес кто-то.
Я с удивлением уставился на автора высказывания. Им оказался Профессор. Под прицелом взглядов он смутился.
– Ну, я тоже когда-то был молодым.