Бухгалтер Шекли Роберт

— За пределами кучи камней следов нет, господин, — докладывает сержант, — только внутри. Они все время перемещались внутри этой кучи, поэтому мы не могли подстрелить ни одного из них, господин.

— Да… да… ты сам куча!!! — подавился воздухом Доктор. Лицо налилось краской, голова трясется, — ты… ты… куча африканского дерьма!.. ты…

Раздался грохот, будто небо раскололось. На месте груды камней, где только что бродили наемники, расползается серо-желтое облако взрыва. Высоко в рассветное небо взлетают камни, земля, куски мяса, и, кувыркаясь, по крутой дуге летят к земле. Все вокруг замирают, еще не осознавая, что произошло. За спиной Ридвана что-то чвакнуло, будто камень упал в сырую глину, раздается крик… Оборачивается. Тошнота подбрасывает желудок к горлу — одному из его людей здоровенный осколок гранита разорвал живот, внутренности разлетелись по земле, красным киселем забрызгало стоящих рядом. Все шарахнулись, кто куда, свистит еще раз, но никого не задело. Ридван поднимает голову. Дрожащая рука смахивает влажную пыль с глаз. Доктор бледен, как мертвец, остекленевшие глаза не мигают, синие губы трясутся. Ридван напрягает слух, чуть слышно раздается дрожащий голос:

— Кто жив, доложите…

— Я жив, — отзывается стонущий голос сержанта, — сколько еще, не знаю, все валяются в крови. Мне оторвало кусок мяса из спины, помогите ради бога кто нибудь, я … я сейчас сдохну!

Доктор застывает, руки безвольно опускаются. Ридван командует:

— Помочь раненым, быстро! Вызвать вертолет!

Через несколько минут дело прояснилось. Сначала Ридван выяснил потери — они ужасны. Целыми и невредимыми остались только его люди, пятеро из шести. Наемники Доктора погибли почти все, всего четверо чудом выжили, но их так посекло осколками камней, что жить им без серьезной медицинской помощи недолго. Сам Доктор выглядел как тряпичная кукла, которую пожевал бегемот и выплюнул. Причину взрыва поняли быстро — всю ночь русские трудились, минировали пластидом камни так, что бы осколки не разлетелись в разные стороны, а наоборот, попали в центр площадки внутри россыпи камней. Для гарантии еще и установили в середине две осколочные мины направленного действия. Они наполнены стальными шариками, при взрыве бьют с силой пистолетной пули на сто метров. В почти замкнутом пространстве каменного капкана это мясорубка.

— А где сами русские? — мрачно спросил Ридван.

— Не знаю, господин, — ответил помощник, — следов не нашли, там все завалено камнями.

Недоверчиво хмыкнул — может и правда русские покончили с собой, забрав на тот свет врагов, но как-то не верится. Ридван не верил в смерть, если не видел трупов. Но сейчас нет ни сил, ни возможности проверить все, как следует. Посмотрел на Доктора. Тот немного пришел в себя, растерянно сидит на песке, совершенно не обращая никакого внимания на окружающих. Ридван возвел глаза к небу, мысленно благодаря всевышнего за то, что поставил на место наглого неверного. Слышал, что Доктор славянин, не то поляк, не то чех. Долго жил на гнилом Западе, где сумасшедший сифилитик Фрейд сумел всем внушить, что мужества, чести и долга нет, а есть только желудок и половые органы. Вот от них все и идет. Солдат убивает только за деньги, защищает того, кто больше платит. Предательства нет, есть гибкая ценовая политика, а деньги не пахнут. Так или примерно так приучили думать Запад и Доктор, славянин, тоже стал таким.

«Конечно, и нам, сынам Аллаха, не чуждо земное, — думал Ридван, — но мы способны отдать жизнь за истинную веру». Поморщился, как от зубной боли, вспомнив, сколько раз сам использовал фанатиков, рехнувшихся от бесконечного заучивания Корана. Это не люди, а зомби. Они не способны на осмысленное самопожертвование, потому что их мозги промыли, а потом набили таким дерьмом, что любому жить не захочется. Религиозный фанатизм сродни долговременному гипнозу, когда человек действует, не отдавая отчета.

Боевики Ридвана упарились таскать трупы и раненых. Куски тел не собирали, разве только головы, остальное бросали. В неподвижном воздухе висит плотный запах скотобойни. В суете не увидели, как в пяти метрах от места взрыва зашевелилась земля. Словно гигантские ящерицы, трое быстро скрылись в камнях.

Солнце победно забирается все выше и выше. Лучи не просто жгут, они лупят, как огненные бичи и не спрятаться, не скрыться. Трое в коричнево-желтом камуфляже бегут по саванне. Здешние дикари, не носившие ничего тяжелее набедренной повязки, лишились бы чувств, если увидели оружие и снаряжение бегущих. Но эти трое, все здоровые, как буйволы, несутся, будто от инфаркта — легко, переговариваясь на ходу. Один то и дело заглядывает в переносной компьютер, вроде как играет на бегу. Кричит на языке, который многие помнят в Эфиопии как советский:

— Вертушка. СИ-8. Сел!

— Ага! — радостно орет другой, здоровый, как носорог, — это они за мясом прилетели. Вот можешь ты, командир, гадости людям придумывать, что потом вертолетами трупы вывозить приходится, а?

— Да брось, — отмахивается третий, — это они еще солдат привезли, теперь за нами свеженькие будут гнаться. Прибавьте ходу, пока спутника нет!

Еще не утих шум вертолетных моторов, как новая группа преследователей бросилась в погоню за русскими. Пилот сообщил по рации, что видел издалека каких-то людей в саванне. Кажется, вооружены. Воспрянувший духом Доктор, хищно улыбаясь, говорит Ридвану:

— Есть, попались! Теперь не уйдут. Мои лучшие люди, — кивает на построившихся солдат, — из-под земли достанут!

Ридван промолчал.

Как ни старались десантники оторваться, расстояние до преследователей сокращалось. Многодневная усталость сказывалась, а противник свеж и полон сил. Штаб передал, что Ассагай у своих. Теперь надо уходить самим. Как можно быстрей добраться до побережья пролива. Там курсирует десантный корабль с морской пехотой на борту. Это страховка на случай неудачи основной группы. Но операция удалась, хотя и пошла не так, как планировали. Теперь десантный корабль, замаскированный под обычный сухогруз, медленно дрейфовал вдоль берега. Команда делала вид, что занята срочным ремонтом, без которого ну никак не уйти в океан…

Ровная, как стол, саванна постепенно превращается в каменистую равнину, трещины, ямы пересекают вдоль и поперек. На пути встречаются не просто камни, а настоящие валуны, будто великанская гора взорвалась и каменный дождь просыпался на землю. Удальцов, Велетнев и Барабанщиков не столько бегут, сколько прыгают, лазят и скачут по россыпям валунов, словно горные козлы. Движение совсем замедлилось.

— Уже близко, командир, — доложил Барабанщиков, в очередной раз заглянув в компьютер на коротком привале.

— Может пора? — спросил Велетнев, выразительно качнул головой на лежащее рядом оружие.

Удальцов молча залез на вершину громадного камня размером с автобус. Через несколько секунд раздается голос:

— Пора. Сделаем рывок на полверсты и там встретим.

Место для боя командир выбрал отличное. Камни размером с двухэтажные дома теснятся так, что пройти невозможно. Остался только проход в средине, по руслу пересохшей речки, метров десять шириной. Обойти справа, слева нельзя, только здесь.

— Сюда харчей, патронов и можно неделю сидеть, — заключил Велетнев, — позиция, как у царя Леонида.

Удальцов показал глазами наверх. Михаил лезет выше выбирать позицию. Сам расположился внизу слева, а Василию показал справа. Раскрыл компьютер.

— Миша, у нас минут сорок!

— Понял, пригляжу, — отзывается Велетнев.

— У тебя пластилин остался?

— Есть, лови!

Андрей ловит брошенный Велетневым рюкзак с остатками пластида, вопросительно смотрит на Барабанщикова. Тот достает из своего мины и пульт дистанционного подрыва. Удальцов подхватывает все, бежит вдоль русла…

Солдаты Доктора неслись, как слоны на водопой. Уверенные, что впереди едва двигаются трое загнанных Иванов, даже не смотрели под ноги. Командир группы все же выслал вперед дозор, помня, что было с первыми поисковыми отрядами. Но сейчас все по-другому — у русских кончаются патроны, силы на исходе. Их надо просто гнать, как раненых кабанов, пока не упадут от усталости.

Дозор пропустили по минному полю. Когда трое потных, сопящих болванов пробежали мимо Удальцова, развернулся, палец трижды нажал на спусковой крючок.

Три мертвых тела падают в пыль, по инерции их тащит почти на полметра. Крайний справа валится на расстоянии вытянутой руки от Василия. Припорошенные пылью глаза невидяще глядят на кроссовки. Загреб ногой песка, швыряет в лицо мертвецу. Глаза гаснут. Звуковая волна ударила по ушам, как залп главного калибра линкора. Все невольно приседают, руки укрывают головы. Черные мусульмане Ридвана, как один, брякаются лицом в землю. Доктор презрительно усмехается.

— Зато они живы, — вежливо произносит снизу Ридван.

Улыбка сходит с лица Доктора, голос дрожит, слышен короткий вопрос в микрофон:

— Что там?

«Мины. Пятеро наповал, сколько ранено, пока не вижу. Им оказывают помощь. Выслал саперов», — отвечает голос из трубки. Впереди раздаются автоматные очереди, дважды взрываются гранаты.

— Опять засада? — удивляется Ридван, — эти шайтаны устроили засаду?

— Задача русских — дать уйти вашему пленнику и они ее выполняют.

— Но они погибнут! Зачем вообще вступать в бой, если есть возможность уйти?

— Видимо, им жизнь не дорога, — пожимает плечами Доктор Забрался повыше, на камень, огляделся.

— Место отличное. Все на их стороне. Моих тут две трети ляжет.

Неторопливо спускается, в ладони появляется трубка спутникового телефона. Звучат фразы на английском. Ридван не стал спорить. Вслушался в звуки боя, с удивлением отметил, что стрельба перестает быть беспорядочной.

Велетнев спокойно дождался, когда из-за камней показались саперы, длинные прутья начали протыкать землю. Нашлась одна мина, ее обезвредили. Проползли еще немного, нашли вторую. Наемники смелеют, шагают в полный рост. Один сапер оборачивается, рот раскрывается в крике, рука мельтешит в воздухе — мол, пошли прочь, не все проверили. Наемники останавливаются. Через полминуты, повинуясь неслышной команде, снова идут. «Пора», — подумал Андрей. Палец мягко нажимает кнопку дистанционного подрыва. «Обезвреженные» мины взрываются в руках у саперов, срабатывает третья. Самая мощная, она установлена дальше и саперы не успели найти.

Почти полведра картечи буквально изрешетили идущих впереди. Последние спаслись, потому что картечь застряла в телах первых. Но и им не повезло — бесшумные пули разрывают тела оставшихся в живых. Только трое, показывая чудеса ловкости и акробатики, спасаются за камнями. Новая атака начинается скоро. Бандиты открывают ураганный огонь, самые смелые под прикрытием продвигаются вперед. Патронов остается все меньше. В мощную оптику хорошо видно перекошенные страшным напряжением потные лица наемников, так близко, что кажется, рукой бы дотянулся. Стреляют короткими очередями, целясь в верхний срез бронежилета. Пули рвут глотки, кровь летит фонтанами вперемежку с мясом и хрящами. Но наемники тоже не зря деньги получают — капралы организуют мощный сосредоточенный огонь, пули ложатся густо, не давая прицельно отстреливаться. Жаркий пот пополам с кровью от мелких порезов осколками камней заливает глаза.

— Ранен, спускаюсь, — доложил Велетнев.

— Давай. Василий, помоги! — бросает в микрофон Удальцов.

Барабанщиков откатывается в сторону. Сверху сползает Велетнев. Уже успел перетянуть руку жгутом, кровь остановилась. Василий быстро режет рукав, обеззараживающий раствор заливает рану. В ладони появляется баллончик, палец жмет кнопку. С громким шипением вырывается желтая пена, вроде как для бритья. Накрывает пораженное место, на глазах опадает, застывает эластичным пластырем. Рана изолирована. Так же обрабатывает выходное отверстие.

— Все. Как вторая кожа и никаких бинтов, — довольно произносит Василий.

— Да, здорово придумано, — ворчит Велетнев, — только лучше со своей, целой.

Удальцов снял ставший бесполезным оптический прицел — наемники подобрались слишком близко. Хладнокровно, без нервозной спешки, но быстро расстреливает солдат противника. Спасала от верной смерти только хорошая броня — не всегда можно пустить пулю в открытое место.

Ридвану надоело ждать, когда наемники уничтожат или схватят русских. Он чувствовал, что наступил тот критический момент, когда решительный штурм решит исход боя. Его черные мусульмане вступили в бой. Сначала залп из подствольных гранатометов, затем бросок на позицию русских. Десяток осколочных гранат разом взрываются, ущелье наполняется грохотом, визжат осколки, дым укрывает позицию русских. Не дожидаясь, пока развеется, наемники и черные мусульмане Ридвана разом поднимаются в атаку. Пули навстречу не свистят — русские не стреляют. Наступающие сразу приободрились, перестают пригибаться, бросаются вперед. Проклятые гяуры только этого и ждали — бесшумная стальная смерть вырывается на волю из трех стволов, начинается дьявольская пляска свинца на людях. Снова кровь мусульман льется на горячую землю, камни блестят красным. Наемников в который раз спасает броня; их швыряет по земле, словно картонные коробки. Русские добивают жестоко: по ногам хлещут пули со смещенным центром тяжести. Вопли искалеченных услыхали все эфиопские боги.

— Прекратить атаку, всем отойти, — нервно командует Доктор. Взгляд скользит по Ридвану, очумевшего от потери своих людей. Говорит, не обращаясь ни к кому:

— Я вызову вертолет с пом…, с подкреплением. Трубка спутниковой связи поднимается ко рту.

Ислам Басаев зябко ежится на холодном, пронизывающем ветру. Впервые заступил на боевой пост по охране тропы через перевал от неверных. Худые плечи тянет к земле РПГ, заплечная сумка с четырьмя гранатами. Исламу всегда казалось, что автомат недостаточно мощное оружие для воинов Аллаха. Товарищи по службе, старательно пряча улыбки, торжественно вручили ему гранатомет и сумку с гранатами. Ислам никогда не снимал и не выпускал из рук гранатомет. Даже во время молитвы аккуратно складывал рядом и, усердно молясь, косил глазом на оружие. Считал, что себя надо меньше жалеть, всегда помнить об Аллахе и быть настороже. Всевышний заметит верного и наградит. Имя придумал себе сам, когда принял веру. Ислам — говорит само за себя, ничего объяснять не надо, а вот фамилию взял в честь героя из далекой Чечни, который в одиночку борется с холодной Россией.

Мальчишка прошелся по площадке туда-сюда, подтянул тяжелый гранатомет на плече повыше. Снизу, с лагеря прилетел дымок. С запахом вареной баранины. Голод злобно сдавил желудок. Тот протяжно и уныло квакнул — пусто, чего хватаешь! «Ничего, до смены недолго, вытерплю», — решает Ислам. Слух улавливает приближающийся грохот, будто товарный поезд мчится по железным рельсам, пустые вагоны гремят на стыках. Из-за скалы медленно выползает толстый тупорылый вертолет, вправду похожий на вагон. Два винта, один в голове, второй в хвосте, бешено секут разреженный горный воздух, тяжелая машина трудно карабкается через перевал. «Американский вертолет!» — мелькает мысль. Он видел раньше такие вертолеты у американцев и их союзников. Опознавательных знаков мальчишка не видит, да ему и не нужно, ведь вертолет сделан американцами. Значит — враги! Еще несколько долгих секунд заворожено смотрит на грязно-зеленое чудовище. Гранатомет срывается со спины, стальная труба с широким раструбом на конце ложится на плечо. Предохранительный колпачок с взрывателя летит на землю, щелкает взводимый курок, прицельная планка становится вертикально. Юный воин Аллах готов уничтожить мерзкого врага! Из груди рвется горячее дыхание, пальцы дрожат от волнения. Прицел замирает в центре зеленой туши…

Пилот видит маленькую фигурку с каким-то странным предметом на плече, очень похожим на ПЗРК. В панике дергает рукоять управления, чтобы уйти от ракеты, но неповоротливый транспортник не может так маневрировать, как вертолет огневой поддержки. Машина только начинает заваливаться на левый бок, … Палец мальчика жмет спуск. Раздается громкий хлопок, пронзительное шипение режет слух. Противотанковая граната врезается в брюхо транспортника. Взрыв разрывает днище, машина чуть сгибается, словно человек, получивший удар солнечное сплетение. Вертолет выдержал бы, все-таки это крепкая боевая машина, но пилот слишком сильно вывернул и дал обороты. Надрывно орущие двигатели ломают корпус пополам. В пропасть сыпятся люди, оружие, какое-то барахло, обломки корпуса, два мотора с бешено вращающимися винтами.

«Аллах Акбар, Аллах Акбар!» — истошно визжит Ислам, не веря глазам.

…поисковая группа добралась к месту катастрофы только через месяц. Человеческие останки растащили дикие звери, все остальное унесли дикари. Сохранилось только несколько больших железяк.

…Доктор без сил опускается на землю. Ослабевшие пальцы разжимаются, телефон падает в пыль. В нем пищит, слышится треск, связь обрывается.

Налитые кровью глаза Ридвана поднимаются к небу, хриплый голос кричат в микрофон, срываясь на визг, замирает … издалека нарастает грохот моторов МИ-8.

— Пора идти, командир, пока не очухались, — говорит Велетнев, глаза озабоченно шарят в небе, — а то они еще людей привезут и тогда нам хана.

— Ты прав, Миша. Я останусь, идите без меня.

— Это что за дела? … — задохнулся от возмущения Велетнев, — да какого тут…

Барабанщиков удивленно смотрит на Удальцова.

— Не гуди, Михаил. И ты не смотри так, — сказал он, с трудом поворачивается на бок, — не могу я идти. Осколок что-то задел в спине, ноги не шевелятся.

Велетнев бросается к командиру, переворачивает — чуть выше поясницы расплывается темное пятно.

— Ну, увидел? И не болтай чепухи, я в медицине разбираюсь, — спокойно произносит Удальцов.

— Не буду, — опускает голову Михаил.

— Вот и хорошо. А теперь уходите быстро-быстро….

Велетнев мгновение, будто не веря в случившееся, сидит неподвижно, осторожно обнимает командира. Удальцов крепко жмет руку Барабанщикову:

— Бывай, лейтенант, счастливо тебе. Вперед!

Ждать пришлось недолго. Горячий воздух завибрировал от накатывающего волнами рева. Андрей на руках подтягивается до расщелины, непослушное тело втягивается в камень. Вертолеты на минуту зависают, из распахнутых пастей люков прыгают солдаты. Лопасти бешено вращаются, поднимаются тучи песка и пыли, люди низко пригибаются, словно кланяются свирепому механическому богу. Люки одновременно захлопываются, машины поднимаются. Вертолеты медленно расходятся в стороны и, будто крадучись, приближаются к позициям русских. Бортовые пулеметы непрерывно поливают огнем укрытие. Визг, скрежет и треск лопающихся камней заполняют пространство. Люди Ридвана сунулись было вперед, используя прикрытие с воздуха, но шальные пули летят во все стороны так густо, что двое сразу падают замертво, остальные бросаются на землю. Вертолеты переносят огонь. Андрей выкатывается из укрытия. В глаза бросается исполинское зеленое брюхо, вертолет висит в полусотне метров как раз против солнца. Машина прекрасно смотрится в красных лучах заходящего солнца. Не мешкая, капитан вскидывает автомат. Гулко бухает выстрел подствольного гранатомета. Взрыв раскалывает кабину, сверкают на солнце осколки стекла, двигатель захлебывается, машина колом идет в землю. Гремит взрыв, черный дым поднимается столбом. Пилот второго вертолета только скосил глаз на догорающего собрата, двигатель ревет на максимальных оборотах и через минуту вторая машина исчезает за горизонтом.

«Последний парад наступает…» — шепчет Андрей. Быстро перебегая с места на место, под прикрытием плотного огня, бандиты приближаются. Автомат ответно грохочет, короткие злые очереди выплевываются одна за другой. Глушитель давно сгорел от частой стрельбы и теперь длинные языки пламени точно указывают, где лежит последний русский. Автомат дергается последний раз, выбрасывая огонь. Щелкает затвор. «Все», — понял Андрей. Поворачивается, пальцы сжимаются на горловине рюкзака. Быстро перебирает многочисленные карманы, кармашки. Последняя мина быстро прячется на груди. Пальцы правой руки ложатся на скобу взрывателя, ладонь левой упирается в землю. Спина обессилено прислоняется к стене. Наемники несколько минут выжидают, опасаются подвоха. Звучит отрывистая команда. Один поднимается, перебегая и прячась за камнями, приближается к русскому. Лицо белое от страха, пальцы сжимают автомат изо всей силы. Что-то кричит на местном наречии, голос дрожит. «Ага, сейчас подниму, — мысленно отвечает Андрей, — дождешься…» Сидит неподвижно, веки опущены, взгляд скользит по земле. Солдаты осторожно подходят. Андрей видит, что боятся, настороженно озираются по сторонам. Капрал что-то говорит в микрофон. Звучит ответ, командир выкрикивает команду забрать гяура, найти остальных.

«Пора!» — решает Андрей. Пальцы, сжимавшие скобу взрывателя, резко разжимаются…

Капрал не успел понять, что происходит. Спокойно сидящий русский вдруг исчезает, разлетается тысячью осколков. Они рвут людей на куски, пробивая насквозь. Один впивается в него, брюшина лопается, сине-красные кишки валятся на песок. Капрал падает, руки судорожно суют внутренности обратно вместе с песком и камешками в отчаянной надежде; в больнице вымоют, сложат как надо, зашьют…

Черная ночь падает, словно камень с обрыва. Где-то далеко горит саванна, дым закрывает звезды и луну. Велетнев и Барабанщиков молча шагают на восток. Идут чутьем, голода не чувствуется, усталости и жажды исчезли. Михаил выходит на связь, получает координаты встречи. Компьютер летит в пропасть — информация не должна попасть врагу. Рассвет застает на спуске с гребня холма. Впереди расстилается плоская, поросшая травой и редкими акациями, равнина, по которой легко идти, но трудно прятаться. Барабанщиков отпивает глоток противной теплой воды, протягивает флягу Велетневу. Тот отрицательно мотает головой. Василий со вздохом спрашивает:

— Бежим?

— Ты прав, — соглашается Михаил и они бегут экономным шагом, рассчитанным на длительное время.

К одиннадцати по местному, когда солнце невыносимо жжет, отыскали просторную нору под старой акацией, аккуратно замаскировали вход и заснули. Сил не осталось совсем. Василию снится странный сон: старый дом, река… Хочет войти в прохладную воду, но кто-то не дает, тащит по песку от воды, приговаривая — нельзя, не иди, опасно… опасно… Смысл слов наконец доходит до сознания, словно хлещет по нервам; вскакивает. Вокруг чужие. Велетнев лежит, отвернувшись, руки и ноги опутаны веревками. Ухмыляющиеся рожи взбесили. Не соображая, Василий прыгает прямо на улыбающиеся хари. Навстречу летит приклад автомата — уворачивается, кулак врезается в испуганные глаза, раздается хруст костей … мир вертится с бешеной скоростью, руки содрогаются от ударов, слышны крики, короткие стоны, брызги падают на лицо … Все оборвалось, когда неведомая сила свела судорогой мышцы, сознание почернело …

Приходил в себя медленно, мучительно. Тело ноет, болит, как будто побывал футбольным мячом, который полтора часа пинали двадцать человек. Напряг и распустил мышцы по всему телу — отозвалось волной боли и он понял, что именно так, похоже, и было. Ощутил, что лежит в теплой пыли, связан. Что-то приблизилось, начало старательно пилить веревки. Сильно дергает, Василий катится по неровной земле, ощутимо стукаясь о камни. Боль не чувствовалась, только удары, но благодаря такому «массажу» кровь разогнало по жилам, жар охватил тело, вернулась чувствительность. Осторожно открыл глаз, еще не заплывший от фингала … На фоне заката смутно различил огромный, в половину горизонта, холм. Холм колышется, двигается вправо влево. Взгляд с трудом фокусируется, Василий с удивлением обнаруживает, что это не холм, а необъятная задница. Громадное седалище украшает большой блестящий пистолет в открытой кобуре. Заходящее солнце светит ярко, на ствольной накладке видно выгравированного медведя.

«Это ж „Гризли“ … сорок пятого … самый большой … как игрушечный на такой жопе»! — вяло изумился Василий. Легкое дуновение приносит запах дыма и чего-то еще настораживающего. Медленно поворачивает голову — на костре наливается красным железо. Из необъятной задницы растут столбообразные ручищи, пальцы что-то перебирают. Тихо звенит металл. Сознание окончательно прояснилось. Василий все понял. Сейчас его считают полумертвым, но через минуту привяжут и начнут каленым железом выяснять, кто такой и откуда. Сосредоточился на «Гризли». Бесшумно и быстро, как Ванька-встанька, поднялся, пальцы сжимают рукоять пистолета. Железо с хряском проламывает затылок палача. Достает вторую обойму. Попытался было удержать падающую тушу, но куда там с буйволом управиться! «Во бычара, — пронеслось в голове, — хорошо, что я первым ударил!» Земля вздрагивает от удара тяжелого тела, Василий оглядывается. Невдалеке стоят палатки, горит костер, движутся тени. «Мишка! Куда делся Мишка?» Упал, сморщился от боли. Пробует ползти — получается только на карачках, словно гордый леопард. Плюнул, просто побежал, не оглядываясь. За палатками торчит грубо сколоченный крест, на нем висит Велетнев. Руки и ноги привязаны. «Гвоздей нет, а то бы прибили, гады!» — зло ощерился Василий. Михаил не подает признаков жизни. Веревки заметно растянуты под немалым весом.

Размышлять, строить планы некогда, да и желания нет. Барабанщиков ведет ствол по сидящим полукругом бандитам, палец жмет на курок. Проклятый «Гризли» бахает, как танковое орудие, ощутимо отдает в руку. Людей у костра швыряет, будто конь копытом бьет. У каждого появляется дыра в груди с пивную кружку. Меняет обойму, тремя пулями сбивает веревки. Велетнев только начинает валиться, как Василий подхватывает на плечо, бежит прочь. Он не чувствует Мишкин вес, не слышит воплей за спиной — бежит изо всех сил, перепрыгивал через кочки, ямы, только когда пули запели, шарахнулся в сторону и так, петляя, мчится, не чуя ног и земли. Вламывается в заросли, как обезумевший лось, бежит дальше, не глядя, ломая лбом сучья. Вылетел на полянку, что-то рыжее и полосатое шарахается в сторону и запоздало рычит вслед, сбиваясь с рыка на визг — плевать на тигра, пусть ужинает теми, кто бежит сзади! Бег замедляется, когда начинает меркнуть белый свет. Василий медленно, стараясь не ударить о землю, опускает Мишку. Вертит головой, но вокруг все равно черно! «Ночь, зараза…» — успевает понять, отключается.

Очнулся, показалось, спустя мгновение — знакомый голос громко произносит:

— Вставай, солдат, пора.

Василий смотрит на лицо Велетнева. Глаз не видно — черные провалы на круглом лице.

— Ты как?

— Да ерунда! — пренебрежительно буркнул Велетнев. У Василия отлегло, сразу повеселел.

— Чего ж висел?

— Укол сделали. Мол, сейчас все расскажешь, даже спрашивать не будем. Я и начал… посылать, всех по очереди. Меня тогда на крест, но тут время молитвы подошло — святое дело! Потом ужинать собрались. В общем, пока туда-сюда, ты влез и всю обедню им испортил.

Барабанщиков усаживается удобней, ладонью проводит по мокрому лбу:

— Надо идти?

— Ты сам это знаешь.

Василий задумался: да, надо уходить и пока ночь, оторваться как можно дальше. В темноте искать — только ноги ломать, да и мало бандитов, чтобы обшарить всю саванну, но с утра начнут искать двух безоружных и раненых русских. Такие далеко не уйдут.

— Миш, мне кажется …

— Само собой, — удивился Велетнев, — а ты что думал? Дай-ка лучше курточку.

Сильные руки рвут куртку на полосы, обматывают босые ноги, десантники бегут обратно.

Доктор бешено орал и ругался, мешая английские, эфиопские ругательства и русский мат. Сколько убито и покалечено людей, потерян вертолет! Такой кровью взяли двух русских, да и то почти случайно и вот толстожопый местный урод — кстати, человек Ридвана — их упускает! Стоило только на минуту отвернуться, как русский очнулся и проломил ему глупую башку, потом забрал пистолет, убил семерых и ушел со вторым пленником. Есть от чего взбеситься! Ридван молчал. Потеря пленников и своих последних людей окончательно сломили его. Он один. Осатаневший от неудачи Доктор запросто может пристрелить. И никто ничего не узнает. В грозном и неустрашимом Ридване проснулся маленький мальчик из глухой деревушки, душа забилась в страхе. Доктор немного выпустил пар, уже спокойнее приказал готовиться к утру. Поиск начинать с рассвета и не прекращать, пока не найдут!

Солдаты легли подремать — до рассвета еще минут сорок. Одному приспичило. Встал, полусонно хлопая глазами … и окаменел без чувств, не в силах даже пискнуть — из багровой тьмы выходит страшный, голый до пояса, человек. Весь покрыт буграми чудовищно больших мускулов, глаз нет, вместо них черные провалы с красными точками. Черно-красное безглазое лицо поворачивается. Человек бесшумно приближается, страшные горячие лапы тянутся к лицу … Спящие ничего не видели. Второе полуголое чудище вышло с другой стороны. В руках толстая суковатая дубина, мышцы вздуты, как шары, по всему телу. Дубина поднялась, опустилась и так несколько раз. Кровь и мозги плещутся на сухую землю.

Велетнев небрежно ворочал трупы, присматриваясь к обуви:

— Мелочь одна, да и грязные … Вот вроде ничего, а ну … — сорвал ботинки, примерил, — жмут, заразы. Тьфу!

— Ты их вместе с носками снял?

— Да нет … ну, вот … — что-то вытряхнул и опять надел, крякнул — в самый раз!

Василий поворачивается к палаткам. Велетнев предостерегающе говорит:

— Не ходи, времени нет.

— Давай прикончим всех гадов!

— Времени нет, — повторил Михаил, — там так легко не получится. Здесь у костра дураки спали, умные в сторонке легли. В темноте нарвемся на пулю.

Василий сожалеюще вздохнул. Накинул чью-то куртку. Ткань трещит в плечах. С ворчанием снимает, отрывает рукава и снова надевает — другое дело!

— Готов?

— Да.

Оглянулся на палатки, заметил хорошие кроссовки. Переобулся. Свои, разорванные швырнул в костер. Еще раз сожалеюще взглянул на лагерь, махнул рукой. Два великана бесшумно растаяли в темноте.

На рассвете Ридвана и Доктора разбудил истошный визг. Оба спали не в палатках, а в стороне, под навесами из веток — душные палатки не признавали. Ридван выхватил пистолет, осторожно встал, оглядываясь вокруг; по лагерю мечется молодой солдат, араб, и непрерывно визжит, будто недорезанный кабан. На вопль высунулись из палаток заспанные морды наемников. Только у костра остались спокойно лежать, будто ничего не слышат. Полуодетые солдаты растерянно крутили головами, не понимая причины крика. У костра не двигались и у Ридвана появилось тяжелое чувство. Присмотрелся внимательнее и понял — все мертвы! Головы расплющены, будто слон на каждого наступил, вокруг земля пропиталась кровью, мозги кучками валяются. Ослабевшие ноги подгибаются, он тихо опускается на землю, благодарит Аллаха, что надоумил не ложиться у костра или в палатке. Всем стало ясно, что русские не убежали, а вернулись ночью в лагерь отомстить. И отомстили так, что уцелевшие растерянно бродят вокруг кровавой земли, бледные, не понимающие, что дальше делать. Оставшийся в живых сержант заорал, срывая голос:

— Всем жив… э-э … построится! — осекся он.

Солдаты кое-как собрались в одном месте, встали в шеренгу. Сержант рявкнул, выровнялись. Проходивший мимо Ридван не удержался от черной шутки:

— Вот вас сейчас всех русские и положат одной очередью!

Сержант сразу побледнел, запоздало сообразив, что этот ниггер прав, солдаты задергались, оглядываясь …

— Да шучу я, воинство, — буркнул довольный Ридван.

— Пошел ты … шутник! — зашипел сержант. Он быстро пересчитал людей, приказал закопать убитых.

Ридван опустился на землю, глаза бездумно смотрят в одну точку. От невеселых размышлений его отвлек сержант:

— Ридван, ты сталкивался уже с русскими. Что за люди?

— Их было всего трое, — медленно заговорил Ридван, — убили всех моих людей, а они были опытными воинами. Это не простые солдаты, они обучены драться и выживать везде. Они не боятся и ни в грош не ставят жизнь.

— Значит, их надо убить как можно быстрей, — рассудительно ответил сержант, — иначе ночью вернутся.

— Попробуй, — равнодушно согласился Ридван, — только вряд ли получится легко.

— Ерунда! — отмахнулся сержант. — Я в сказки о неуязвимости не верю. Мы не хуже.

Ридван поднялся с земли, не стряхивая пыли. Медленно пошел, не оглядываясь.

Десантники остановились. Промыли мелкие порезы от колючек, позавтракали захваченными консервами.

— Дрянь заморская, — скривился Велетнев.

— Точно, — согласился Барабанщиков, — но есть надо.

Закопали мусор, тщательно уничтожили все следы и перешли на гребень холма. Об отступлении никто не говорил. Чувствовали себя злыми и сильными, как никогда. Они хотели переждать день и ночью вернуться добить остальных, а дальше будет видно. Внимательно наблюдая за саванной, Барабанщиков увидел, как человеческие фигурки показались из-за деревьев. Люди направляются в их сторону. Позвал Михаила.

— Решили взять днем, — лениво заметил Велетнев, — умные. Знают, что ночью им конец.

Наемники передвигались быстро, уверенно, рассчитывая найти русских по следам. Велетнев поднялся на гребень. Утреннее солнце осветило страшное черно-желтое лицо. Не щурясь, посмотрел на саванну.

— Ничего, — процедил сквозь зубы, — еще пожалеете, что с нами связались …

Погоня продолжалась весь день. Десантники шли, бежали, не оглядываясь и не проверяя, далеко или близко враги. Старались только по возможности держаться зарослей, что бы избежать прицельной стрельбы. Иногда, словно чувствуя приближение врагов, ускорялись до предела и снова переходили на спокойный бег. Ближе к полудню все попытки догнать прекратились. Солнце затопило белым огнем саванну, все живое спряталось в норы, дупла, залезло в мокрую грязь — только бы спастись от невыносимой жары. Только люди упорно продолжали идти. Когда наемники вышли к маленькому ручейку, вытекающему из вонючего болота, дисциплина в отряде окончательно пала. Бросили снаряжение, некоторые и оружие. Разделись догола, залезли в жидкую грязь, откуда заявили, что никуда не пойдут, пока не спадет жара. Русские и так сдохнут от солнца, незачем спешить! Доктор посмотрел и ничего не сказал — здесь, в саванне, иногда не стоит слишком качать права.

Десантники заметили остановку преследователей. Михаил пренебрежительно хмыкнул, пошли дальше. Когда выросли тени и солнце ослабило удары, наемники поспешили в погоню. Десантники на пределе добрались до редкого леса, без сил упали на землю. Несколько незаметных минут прошло в молчании и блаженной неподвижности. Побежали дальше. Здесь должен быть поселок и вода. Поселок увидели за рощей. Обогнули по широкой дуге, осторожно пробрались к ручью. Снова ушли в лес. Десантники обогнали преследователей на три с лишним часа и теперь решили отдохнуть.

Начало вечереть, когда наемники подошли к поселку. Местные, конечно, все видели и знали, но рассказывать не спешили. Озлобленные и уставшие, солдаты хотели было зажарить самых молчаливых, но Доктор не разрешил. Их слишком мало, что бы затевать свару с местными дикарями. Вытащил из кармана тонкую пачку десятидолларовых купюр, протянул сержанту. Тот переговорил со стариками, деньги пошли по рукам и через десять минут все узнал от вездесущих мальчишек. Они рассказали, что двое белых обошли поселок, набрали воды и ушли в лес.

«Значит, там и заночуют, — решил Доктор, — не железные же они!» Отдыхать своим он приказал в поселке — в нем полно собак, с ними безопасней. Выбрал себе самую чистую хижину. Хозяев отправил в хлев, к скотине. Приказал солдатам обработать стены и пол антисептиком, чтобы не подцепить заразы от туземцев. Хотел позвать Ридвана на ужин, что бы обсудить дальнейшие действия, но тот куда-то исчез. Сержант назначил на ночь охрану, строго настрого запретил отвлекаться от службы. В этом не было нужды — часовые и так не смыкали глаз, многие солдаты спали вполглаза и просыпались при малейшем стуке. Ночь прошла спокойно, только изредка рычали гиены на помойке и затевали драки с поселковыми собаками. Ободренные покоем, солдаты скоро собрались на рассвете, вошли в лес. Первым шел самый опытный следопыт. Внимательно всматривался в сухую землю и сразу обнаружил следы двух человек. Остальные двигались за ним, выставив стволы автоматов, нервно осматривая каждый кустик и деревце. Солнце начало прогревать листву, утренняя прохлада выветрилась и солнечный ветер уже стал гулять по лесу, облизывая горячим сухим языком потных от страха солдат. Им мерещились враги за каждой корягой, любое темное пятно в листьях заставляло напряженно всматриваться, до онемения в руках сжимая автомат. Ничего не происходило. Молчание и тишина давят, как невидимый атмосферный столб. Солдаты от противного пота часто моргают, от них воняет прелой тиной. Наконец один, идущий сразу за следопытом, нарушает тишину:

— Смотрите! — произнес он, повернувшись к остальным так быстро, что шлем съехал на глаза.

Впереди, метрах в пяти, на ветке висят стоптанные кроссовки. Это кроссовки Доктора, их все узнали. Ярко-красные, с белым, они сразу напомнили всем о кровавой расправе, учиненной в лагере. Первым опомнился сержант. Он уже широко открыл рот, чтобы скомандовать «вперед», как тишину утреннего леса разорвал гром выстрелов. В одно мгновение пули пробили грудные клетки, разнесли на куски черепа и пустые окровавленные шлемы покатились по траве. Никто не успел выстрелить в ответ. Громадный «Гризли» последний раз толкнул в руку, замолк. Блеклый пороховой дымок постепенно тает в нагретом воздухе и звенящая тишина возвращается в лес. Василий выждал минуту. Никто не застонал, не пошевелился — сорок пятый калибр «уделывает» наверняка. Медленно выбрался из вороха листьев и травы. Осторожно приблизился. Раны такие, что сразу ясно — трупы. Василий снял с дерева кроссовки, обулся. Обыскал убитых, у одного сразу нашел свой спецназовский нож. Проверил — патрон в рукоятке. Болван так и не догадался, что это еще и пистолет. Собрал оружие, запасные магазины и с чувством выполненного долга побежал за Михаилом. Он разрешил задержаться ненадолго и только из-за ножа.

В поселке Ридван переговорил с жителями. Хотел узнать, есть ли тут мусульмане. Ему сразу показали, как добраться до общины и он немедленно отправился туда. Идти пришлось долго, почти два часа. Его принял старейшина. Разговор длился несколько минут, после чего предложили отдохнуть до утра. Сразу несколько молодых людей убежали из общины в ночь по разным дорогам.

Рано утром к дому подъехал замызганный УАЗ. Вышли люди с оружием. Им навстречу Ридван. Обменявшись приветствиями, сказали несколько слов и указали на автомобиль. Ридван поблагодарил старейшину. Сел в машину и старый вездеход, скрипя всеми суставами, поехал. На полдороге присоединился большой открытый грузовик с вооруженными людьми, затем второй. Колонна направилась на восток …

…Доктор шел последним в группе солдат. Когда все остановились, рассматривая его собственные кроссовки на дереве, он бессознательно отступил за толстый ствол акации и отвернулся — раздражала откровенная тупость солдат, что принялись бесцеремонно обсуждать, как его обувь попала сюда. Юмористы хреновы! Первый выстрел услышал, но не понял; решил, что кто-то из солдат. Но когда мимо, быстро кувыркаясь, пролетел шлем с клочьями окровавленных волос, сразу понял, в чем дело. Кинулся на землю так быстро, что нос расквасился о корень, от боли слезы выступили, но не посмел и пикнуть. Накрыл голову руками и так лежал, не шевелясь, пока не зачирикала какая-то пичужка. Приподнялся, быстро огляделся и сломя голову кинулся прочь…

Ридван хорошо знал, куда надо ехать. Через час остановил колонну, взмахом руки подозвал командира. На капоте уазика расстелил карту и долго что-то объяснял, тыча пальцем и переспрашивая. Наконец, воин затряс головой. Ридван понял, что в башке что-то отложилось, отпустил его. Командир крикнул, подбежали солдаты. Пятеро самых здоровых, из племени тиграи, подошли к Ридвану. Несколько минут говорил, жестикулировал, потому что плохо знал язык, его поняли и солдаты отправились в саванну. Ридван сел в джип, колонна тронулась в путь.

Велетнев и Барабанщиков бегут по ровной, как поднос, саванне, переходя на шаг каждые пятьдесят минут для отдыха. Через десять минут снова бег. То ли лекарства хороши, то ли еще что, но раны и мелкие порезы зажили быстро. Идут молча — каждый переживал гибель командира, особенно Велетнев, но к горечи потери примешивалась и гордость — втроем перебили столько, что и не поверят, если рассказать. «И не надо, — думал Василий, — главное — сумели за командира отомстить. Его душа спокойна и наши на месте. А что дальше — видно будет». Поспали два часа и с начинающимся рассветом вновь пустились в путь. По расчетам осталось еще двое суток пути напрямик. Встретится пара деревень, или три, уже не помнили. Да это и не важно, можно обойти. Потом прилечь в укромном месте и тихо перебить всех любопытных, чтоб не подглядывали, затем еще полдня по голой саванне, побережье, а там уже свои. Остановились на краю огромной пологой впадины. Видимость — километры! Михаил тихо выругался, плюнул.

— Обходить слишком долго, — крикнул на бегу, — поднажми!

Через час непрерывного бега темная черта на горизонте превратилась в изломанную линию леса. Еще через час стали различимы отдельные деревья, еще немного — и начнется лес. Солнце уже всерьез обозлилось на двоих наглецов, осмелившихся путешествовать по саванне, и ослепительно хлестало по глазам. Под рваной тенью корявых африканских деревьев перешли на шаг. Земля постепенно становится мягче, стала скрываться под травой и прошлогодними листьями. Идут осторожно, по привычке осматриваясь, слушая лес … Странный, непривычный запах коснулся обоняния. Оба сразу падают в траву. «Кат! — вспомнил Василий, — местный наркотик». Именно его они почувствовали. Кто-то недавно курил и ветерок донес запах. Это зелье местные крестьяне разводят в неограниченном количестве, как у нас картошку или овес, а потом продают всем желающим. Некоторое время вслушивались в звуки леса. Осторожно идут дальше. Велетнев знаками приказывает Василию наблюдать вверх и по сторонам, а сам опустил глаза под ноги. Через несколько метров останавливается. Перевязывает шнурок, Василий беспечно глядит по сторонам, рот чуть приоткрыт. Прямо перед ними коряги и сучья свалены так, что обойти их можно только по узкой звериной тропе. Поперек натянута едва заметная жила. Один конец привязан за колышек, второй — за толстый сук, утыканный кольями. Ловушка рассчитана на человека: перебить ноги выше колен, пришпилить на колышки. Ноздри крупного носа Михаила часто раздуваются, он внюхивается в запахи леса, как дикий зверь. Выпрямился, самым обычным голосом произносит:

— Готово.

Барабанщиков понял, что охотники обнаружены и они уже дичь, на которую охотятся. Шарит глазами, ничего не видит. «Вот черт, нюхалка у человека, как локатор!» — позавидовал. Тем временем Велетнев, что-то насвистывая, идет к низкому кусту, делает вид, что сейчас справит малую нужду. Взметнулась трава, сучья и черный человек в зеленых лохмотьях выпрыгивает из земли, как черт из преисподней. Велетнев без размаха бьет кулачищем в немытую рожу, раздается хруст, ноги охотника метнулись в небо, будто сальто-мортале собрался выполнить и исчезли. Уловил движение за спиной. Чуть отклонился, перехватил руку с ножом, левой за шею и швыряет напавшего головой в дерево. Несчастный влупился так, что лицо осталось на стволе, остальное сползает к земле. Обернулся на вскрик — еще двое охотников. Но один стоит, шатаясь, с длинным сучком в глазу, постепенно заваливаясь назад, а второй падает прямо в приготовленную ловушку. Раздается сухой стук деревом по дереву, удар, звучит долгий крик человека на кольях.

— Чего он так орет? — поморщился Михаил, — прибей его, что ли…

— Щас, — кивает Василий.

Резкий окрик заставил замереть обоих. В десяти шагах поднимается пятый! Слишком далеко, не успеют допрыгнуть, как срежет автоматной очередью.

— Замри! — едва слышно шепчет Василий. Послушно поднимает руки, встает так, чтобы закрыть Велетнева. Охотник показывает стволом автомата бросить нож. Василий согласно закивал, медленно вытаскивает, демонстрирую готовность выполнить приказы. Так же медленно поворачивает нож лезвием к себе, показывая, что все хорошо, так нож не метнешь … Хлопок и пуля навылет пробивает грудь болвана, уверенного, что он хозяин положения. Велетнев облегченно вздохнул, одобрительно показал большой палец. Собрали оружие, побежали дальше.

— Черт, нас вычислили, — раздраженно бросил Михаил на ходу, — кого-то не добили. Очень плохо.

— Добьем позже, — беспечно ответил Василий.

— Это само собой, — согласился Велетнев, — но лучше сразу. Зрители в нашем деле становятся или свидетелями, или мстителями.

Оба понимали, что надо менять маршрут — их вычислили и где-то ждут. Но как, если карты нет, а в памяти все мелочи не удержишь? Оставалось идти вперед, утроив бдительность и не мечтать на ходу, что ты уже ушел от всех, как колобок. Как раз не ушел! Круто свернули на юг, показался край леса и саванны.

— Ну что, Василий, бежим?

— Бежим, — согласился Барабанщиков.

Сбросили все лишнее, оставили только оружие. Жрать и спать — дело свинячье, поэтому решили бежать, покуда есть силы, отдыхать в прыжках. Деревья летят мимо, холмы проплывают медленно, будто кто-то тянет их за веревку, а они упираются, как быки и неохотно поддаются. Бегут ровно, без остановок и казалось, что бежать будут вечно. Впереди открывается широкая плоская равнина. Точно посредине пролегла дорога. Пустая, если не считать двух грузовиков и открытого джипа. Машины мирно пылят на второй передаче, наверно, крестьяне скот везут на продажу. Догнали машины, некоторое время бежали параллельно, потом перегнали. Василий несколько раз оглянулся — что-то странное было в этих грузовиках. Вдруг как обухом по голове — это же военная колонна! В грузовиках солдаты, впереди командир в джипе.

— Мишка! — крикнул Барабанщиков, — в машинах …

— Не ори, вижу, — сквозь зубы ответил Велетнев. — Они сейчас на поворот уйдут. Поддадим и через дорогу в кусты. Давай!

Василий поддал так, что стук собственных копыт начал отдаваться в голове. Через минуту петляющие машины остаются за спиной. Дорогу перемахнули одним прыжком, как лоси в гон и помчались дальше, не разбирая дороги, перепрыгивая ямы, кусты и камни. Когда сердце стало вышибать ребра и пульс застучал со скоростью швейной машинки, сбавили темп. Оглянулись. Проклятые машины прут за ними по бездорожью! Первым мчится уазик, прыгая на кочках, как козел и вихляясь из стороны в сторону. Молча сворачивают к большой куче камней, срывая на ходу автоматы. Перемахнули россыпь, остановились. Впереди простирается до горизонта равнина. Ни кустика, ни камешка, идеальное место для стрельбища и они — мишени. Поняли, что оторваться не удастся, надо принимать бой. Спокойно, без суеты, выбрали позицию. Велетнев разложил магазины, гранаты, одну спрятал в карман. Барабанщиков расположился рядом. Понимал, что бой последний и нечего особо придумывать уловки. Достал гранаты, пересчитал. В боковом кармане давит ногу что-то еще. Раздраженно цапнул, в ладони оказался пластиковый цилиндр, похожий на толстенькую авторучку. Чуть не заорал, но прикусил язык: «Как можно было забыть, идиот! Что значит по голове много били, а?» Торопливо тянет вверх «колпачок» до фиксации, поворачивает на 180 градусов против часовой стрелки. На конце «колпачка» мигает багровый огонек. С шумом выдохнул и, краснея, поворачивается к Михаилу.

— Память у тебя … гм … пороли мало! — пробурчал тот.

— Да я…

— Ладно, — махнул рукой Велетнев, — смотри лучше, уже идут.

Из грузовиков торопливо выскакивают солдаты, на бегу выравниваются в линию. Некоторые уже начинают стрелять, пули с визгом отлетают от булыжников…

«Авторучка» ничто иное, как радиомаяк. Сигнал принимается спутником, оттуда на десантный корабль с морской пехотой на борту, точно указывая место, где находится его хозяин. Велетнев заметил, что в джипе остались люди, командуют, не отрывая задниц от сидений.

— Ишь, полководцы, — заворчал, — сейчас узнаете, с кем связались.

Вскинул автомат, мгновение помедлил, определяя расстояние. Грохнул подствольный гранатомет. Абсолютно уверенный, что не промахнулся, быстро зарядил следующую гранату. Грохочет выстрел. Он действительно не промазал: первая разорвалась точно в салоне уазика, смолотив всех пассажиров в котлетный фарш. Вторая попала в топливный бак и сто литров горящего бензина превратили «тормозов» в солдатской форме в живые факелы. Василий принялся спокойно и методично отстреливать тех, кто кричал и махал руками, одним словом, руководил. Неторопливая точная стрельба короткими очередями, когда тут и там падают убитые и раненые, всегда производит большее впечатление, чем беспорядочная пальба. Бандиты сразу поняли, что бойцы опытные, охотно залегли и принялись торопливо расстреливать боеприпасы. Подниматься в атаку никто не собирался, да и поднимать уже было некому. Взбешенный неудачным началом боя, Ридван сорвал голос, требуя двигаться дальше. Он благоразумно спрятался за спины наступающих, двигаясь так, чтобы между ним и оборонявшимися была чья-то спина. Когда проклятые неверные начали отстреливать командиров, юркнул за камень и с бессильной яростью наблюдал, как еще живые сержанты пытаются поднять людей. Каждый, кто поднимал голову, немедленно получал пулю. Бандиты глупо палили по камням в надежде, что хоть случайно убьют или ранят. Позицию русских заволокло пылью и они тут же воспользовались этим — ушли правее и спокойно смотрели, как бандиты крошат пулями пустые камни. Ридван без сил опустился на горячий песок. Оставалось ждать и надеяться, что патронов у русских все же меньше, чем у него дураков с автоматами. Десантники стали реже стрелять. Уже приходилось уничтожать только тех, кто пытался перебежками подобраться ближе. Понимали, что осталось недолго. Скоро и бандиты поймут, как надо действовать.

И вот началось. Бандиты открыли сосредоточенный огонь, не давая даже поднять головы. Часть пошла в обход.

— Держи этих! — крикнул Велетнев, — я встречу тех! — и быстро пополз назад.

Когда Михаил скрылся за камнями, Василий окинул взглядом поле боя. Грохот выстрелов, пыль, крики наступающих — осталось еще немного. Пули ложатся так густо, что только чудо да звериное чутье позволяют оставаться в живых. Воздух сечет каменная крошка, посекла лицо, руки, весь в крови от порезов. Он боялся потерять сознание от потери крови и попасть в плен. Перекатывался от камня к камню, отползал и стрелял, стрелял … Уже мутилось сознание, но слышал выстрелы за спиной — Велетнев отстреливается, еще жив! Потом вдруг звуки начали глохнуть, становиться тоньше. Голова показалась огромной, тяжелой, как чугунной. «Похоже, все, — вяло подумал, — отпрыгался. Надо уходить отсюда». Пальцы сомкнулись на последней гранате. Взялся за кольцо. Взгляд падает на камень напротив … Вдруг он разлетается на куски, в грудь как большой подушкой ударило. Воздух наполняется гулом, взрывами, режущим уши визгом. Земля колеблется, будто кто-то большой и очень сильный стал лупить кувалдой. «Что за фигня? — вяло удивляется, — землетрясение, что ли»? Перевернулся на живот, выглянул.

Впереди творится невообразимое — облака песка, осколков камней, разорванные на куски люди взлетают и падают, снова уносятся в бледно-голубое небо и сыпятся оттуда мелким мусором. Будто невидимые великаны хлещут землю исполинскими бичами, сокрушая в пыль и песок камни, деревья и людей. Бросилось в глаза горящее колесо грузовика, летящее, будто подбитая тарелка инопланетян. Все смолкает. Нарастающее рычание мощного мотора окатило Василия волной воздуха, пахнущего машинным маслом и разогретым железом. Вскочил, бросился за камни. На песке увидел неподвижное крупное тело Михаила. Пятна крови медленно высыхают на жарком солнце. Подхватил, тащит навстречу солдатам морской пехоты …

Ридван первым заметил на длинном гребне холма неизвестные боевые машины. Мгновенно сообразил, что сейчас будет. В три гигантских прыжка, любой кенгуру позавидует, преодолел расстояние в пятнадцать метров до глубокой канавы. Упал, замер, скрючившись в позе эмбриона. Через несколько томительных секунд земля задрожала от ударов. Любопытство берет верх. Ридван выползает на край. Видит, как разорванные стволы акаций улетают вместе с кровавыми кусками человеческих тел далеко-далеко, скрежет и визг заглушает крики людей. Через три минуты все стихло. Ридван медленно высовывается из ямы, оглядывается. Перепаханная земля усыпана красно-коричневыми клочьями плоти. Автомобили исчезли. Несколько рваных и дырявых железяк — все, что осталось. Вокруг — никого и тишина, давящая и оглушающая после грохота. Когда-то давно он видел, что остается от пехоты после сосредоточенного огня крупнокалиберных пулеметов. Пули бьют с такой силой, что человека разрывает, даже если она пролетела рядом, в трех шагах. А уж если попадет, не остается даже шнурков от ботинок. Люди исчезают бесследно. Здесь именно так и произошло. Он медленно встал, не веря собственным глазам, оглянулся — бронетранспортеры разворачиваются и уезжают за холм, один за другим. Молча смотрел, как уходят русские. Последняя машина повернула вправо, остановилась. Башня резко разворачивается, ствол пулемета вспыхивает огнем.

Когда звук выстрелов достиг места, где стоял Ридван, мертвое тело уже валялось в пыли, перерубленное пулями.

На берегу залива двое ловили рыбу. Проклятые твари никак не желали лезть в сеть. Один, что помоложе, уже пятый раз отплывал от берега на лодке, сбрасывал сеть и заводил второй конец к берегу. Потом вдвоем, пыхтя и обливаясь горьким потом, тянули чертову сеть на себя. И снова на песке оставались мелкие рыбешки, медузы, крабы размером с откормленного таракана и прочая несъедобная дрянь.

В конце концов плюнули, сели отдохнуть. Недалеко в море стоял на якоре сухогруз под флагом какой-то островной республики, Либерии, что ли. Стоял уже четвертые сутки, не двигаясь с места. Команда вроде как занималась ремонтом, но, по мнению рыбаков, моряки просто валяли дурака. В бинокль с берега было видно, как полуголые матросы играли в волейбол, загорали. Часто обильно поливали палубу водой из брандспойтов, что бы не сильно нагревалась.

— Во житуха! — восхищался молодой, — плавают туда-сюда, никаких забот. В порту кранами загрузили тюки, в другом разгрузили. Пока идут из одного порта в другой, могут остановиться на необитаемом острове. Купаются, загорают, фрукты жрут, жареное мясо. А какие деньги получают! Я на этой проклятой рыбалке за десять лет не получу столько, сколько любой из них за неделю!

Старый качал головой и скучно говорил, что корабли часто тонут, матросы много и тяжело работают, месяцами не бывают дома. Вот и хорошо, отвечал молодой, чего мне делать в своей лачуге? Мух ловить? Моряк мир видит, он живет, а мы? — тот же скот, только разговаривать умеем.

Старик усмехался, морщился и не отвечал…

Грохот выбираемых якорных цепей заставил подпрыгнуть обоих. Сухогруз поднял якоря, праздных матросов как ветром сдуло с палубы. Рыбаки увидели, как корабль развернулся почти на месте и идет прямо на берег.

— Чего это он? — удивился молодой. Старый не ответил.

— Может, капитан перегрелся, с ума сошел? — продолжал допытываться молодой, будто у старика есть прямая связь с капитаном сухогруза, сейчас позвонит и спросит, сошел капитан с ума или нет.

Старый морщил нос, улыбался и молчал. Тем временем сухогруз вплотную подошел к берегу, резко сбавил ход. Высоко поднятая носовая часть судна раскрылась, на воду опустилась широкая сходня. Из темного трюма стали съезжать странные многоколесные пятнистые машины. Они сваливаются прямо на воду, но не тонут, а с громким рычанием плывут к берегу. На плоской металлической крыше возвышаются башни с длинными толстыми стволами пушек. Машины одна за другой ныряют в воду, двигатели ревут, выбрасывая пенные струи водометами. Все машины желто-коричневые, без номеров и опознавательных знаков. Первая ткнулась в песчаный берег. Створки водомета с лязгом закрываются, колеса закрутились, разрывая мокрый песок и машина несется вверх по склону, за ней остальные. За короткое время на судне произошли удивительные изменения: палуба вдруг оскалилась ракетными установками, в бортах откинулись заслонки и на свет божий грозно глянули стволы автоматических орудий. Над ходовой рубкой появилось железное ухо радара, начало безостановочно вращаться. Рыбаки безмолвно созерцали удивительное зрелище, не двигаясь и не разговаривая. Первым опомнился старик. Громко лязгнул зубами, засипел, как удавленник:

— Уползаем, уползаем… бросай все! — и начал пятиться, как рак от опасности. Заметив непонимающие глаза молодого — как же, интересно! — старик надрывно завопил:

— Прячься, дурак, мы не должны такое видеть!!!

Только тут молодой сообразил, что они оказались нежелательными свидетелями чего-то опасного. За это их одним выстрелом могут распылить в молекулы. Испуганным рыбакам показалось, что в них уже целятся из пушек. С необыкновенным проворством оба, и старый и молодой, бросаются прочь. За мгновение зарываются в песок — камни показались маловаты!

Все боевые машины перевалили гребень, скрылись из виду. На максимальной скорости колонна бронетранспортеров пересекла саванну, вышла на дорогу и, не обращая ни малейшего внимания на изумленных аборигенов на велосипедах и задрипанных автомобилях, несется на запад. Бешеный марш продолжался около часа. Машины «все вдруг» сворачивают с дороги, на полном ходу выравниваются атакующую линию. Встречный ветер выдувает из-под колес облака красной пыли, за каждой стальной громадиной с хищными обводами корпуса красные тучи тянутся почти до неба. Строй железных чудовищ поднимается вверх через пологую ложбину, останавливаются на гребне. Башни оживают, двигаются черные стволы и оглушительный грохот разрывает тишину саванны в мелкие клочья. В ужасе кинулись прочь львы, гиены, антилопы, ничего не соображая от страха. Крупнокалиберные пулеметы несколько минут рвут землю и воздух тяжелыми пулями. На высоту трехэтажного дома летят клочья брезента, куски человеческого мяса, искореженное автомобильное железо вперемежку с камнями и землей. Горячий воздух воет, ревет, разрывается на кусочки. Внезапно стрельба обрывается. Центральная машина срывается с места, мчится к россыпи камней в двухстах метрах впереди. Останавливается. Откинулись дверцы, из бронетранспортера выпрыгивают солдаты в камуфлированной форме. Им навстречу медленно поднимается большой человек в изодранной одежде. Шагнул, потом остановился, обеими руками поднял с земли второго, еще более крупного и тяжелого, и медленно идет к машине. Солдаты подхватили обоих, бегом затащили в бронетранспортер. Люки захлопнулись. Машина развернулась, поднимая клубы пыли, с ревом мчится обратно. Остальные бронетранспортеры идут за ней и вот уже колонна, напоминая сверху железную сегментированную змею, быстро несется по саванне. Поднялся слабый боковой ветер, отодвинув облака красной пыли в сторону.

Аборигены еще только начали обсуждать событие, собравшись кучками на дороге, как колонна машин снова появилась на горизонте. Кто-то истошно заорал и все кинулись прочь. Один «сильно умный» или наглый, наверно, вождь местного разлива, вздумал остаться на дороге, наивно полагая, что такую ценную особу трогать нельзя — международный скандал будет! Через несколько секунд железные машины приблизились. Первый бронетранспортер буквально перелетел через проселочную дорогу, смел белый форд наглеца в канаву. За ним промчались второй, третий и так вся колонна. Несчастный дурак летел в своем белом форде метров тридцать, потом долго катился по земле. Сидя внутри рассыпающегося форда, дурак в полной мере осознал, что чувствует лягушка внутри футбольного мяча.

Колонна боевых машин меньше чем за час домчалась до берега. Очумевшие от горячего песка и духоты, почти испекшиеся рыбаки помутившимся взором смотрели, как пыльные стальные глыбы бронетранспортеров падают в чистую прохладную воду пролива. Выныривают чистыми, быстро плывут к кораблю. Он терпеливо запустил всех своих металлических детей в утробу, поспешно захлопнул железную пасть. Незаметно исчезли ракеты, спрятались стволы орудий и радар куда-то скрылся. Обычный сухогруз, зачуханная посудина, дает задний ход, разворачивается. Уходит прочь, либерийский флаг колышется на ветру.

Сознание вернулось ненадолго. Василий медленно открыл глаза, увидел белый потолок, почувствовал специфический больничный запах. Все тело замотано в бинты. «Как мумию», — мелькнуло в голове. Ощутил неудобство в руке, скосил глаза — из нее тянется прозрачная трубочка. На другом конце перевернутая бутылочка с бесцветной жидкостью. «Капельница, — вяло подумал Василий, — значит, у наших». Глаза закрылись. Сознание опять исчезло.

В следующий раз пришел в себя, когда прохладный морской воздух погладил лицо. Открыл глаза, увидел огромную, как футбольное поле, палубу, залитую ослепительным солнечным светом, медленно наплывающий белый бок самолета. Чьи-то лица мелькнули, как в ускоренной съемке и снова отключился…

Третье пробуждение случилось от кусачего морозного ветерка, шума большого города и звездного неба.

Василий провалялся на койке в отдельной палате неделю. Потом упросил доктора выписать, потому что от скуки загибался. Врач не очень-то возражал — раны почти затянулись и пациент вполне мог долечиваться дома. После сдачи подробного отчета Василию предоставили отпуск. Литовченко строго настрого приказал валять дурака, не читать газет и не смотреть новости, а поправляться, работы еще хватит. Барабанщиков решил поехать домой, к бабушке.

Курский вокзал, как всегда, переполнен людьми. Сидя в кресле зала ожидания, Василий в тысячный раз перебирал прошедшее и находил столько своих ошибок, что хотелось совсем уйти со службы, пока не выгнали с позором. В глубине души понимал, что предусмотреть все невозможно, что ошибки все равно будут. Они и так сделали больше, чем от них требовалось — и продолжал грызть самого себя. Уткнул нос в воротник куртки, не смотрел по сторонам. Рядом кого-то спросили, куда он едет. Тот ответил. Разговоры слышны со всех сторон. Это раздражало и злило.

— Куда едешь? — раздался голос.

— Не твое дело, — ответил Василий, не поднимая головы.