Билл, герой Галактики, на планете непознанных наслаждений Гаррисон Гарри
– Заглушить! – распорядился другой, похожий на царапанье мела по доске. – Заглушить!
– Уровень эндорфинов оптимальный. Пациент отказывается терять сознание. Восприятие затуманено, но приближается к опасной черте!
Билл застонал. Куда его, черт побери, занесло? Он различил пластины нержавеющей стали, заляпанные бесформенными зелеными пятнышками. Фокус! Ему нужно сфокусировать зрение! Где же, чтоб ей пусто было, хваленая армейская дисциплина?!
– Ну так вкати дополнительную дозу, идиот!
На голову Билла обрушилось нечто весьма тяжелое, и Герой Галактики вновь увидел звезды.
Очнувшись вновь, Билл обнаружил, что его голова покоится на ароматных коленях красавицы Ирмы. Девушка гладила волосы Билла и восторженно описывала своих котят.
– …А еще Болванчик. О, этот котенок просто обожал царапаться. Нам пришлось обрезать ему коготки, после того как он выцарапал глаза бедному крестьянину. Здорово, правда?
Билл повернул голову и почувствовал себя вознагражденным за все испытания. Его взгляду открылось изумительное зрелище: над ним нависали роскошные груди Ирмы, за которыми ничего не было видно, что, впрочем, Билла нисколько не заботило.
Святые небеса! Неужели он в раю?! Невероятно! Немыслимо! Какая разница, куда его забросило! Билл решил про себя, что это место, где бы оно ни находилось, на световые годы лучше любого другого, в которое он мог попасть с подачи армейского начальства.
Влюбленные голубки, отчасти утолив палящую страсть, продолжали ворковать и попивать кристально чистое вино, всеми силами желая продлить сей краткий миг вечности. В небесах сверкало эгейское солнце, заливая светом темное, будто вино, море, а невдалеке возвышалась гора Олимп. Всякие духи и певцы, танцоры и сатиры прыгали вокруг майских шестов или развлекались каким-то иным способом. Свежий воздух, буколические сцены – словом, ни дать ни взять, празднество в честь Бахуса.
Билл не мог вспомнить, доводилось ли ему чувствовать себя счастливее, чем сейчас. Правда, если соблюдать точность, он не мог вспомнить, бывал ли счастлив вообще, но решил не вдаваться в такие подробности. Два или три часа подряд он наслаждался солнцем, ощущая, как тело наполняется оргоном, а налитые спермой глаза грозят вот-вот лопнуть от напряжения. Он расслабился и радовался жизни, плененный могущественными чарами, которые сотворили здешний климат, вино и сладострастная красотка, ни на мгновение не закрывавшая рта.
Осчастливленный солдат и не подозревал, что счастье – увы! – недолговечно!
Ирма предложила пройтись.
Билл впервые в жизни столкнулся с такой женщиной. Она была очаровательным существом, сотканным из ослепительных грез. Для него женщины ни в коей мере не являлись загадкой; загадочность подразумевала способность логически мыслить, а все мысли Билла, какие только возникали при виде женщин, ограничивались любострастием. Единственное исключение составляла, разумеется, его матушка. Он помнил ее достаточно смутно, однако был уверен в доброте и нежности своей родительницы, хотя, если бы Героя Галактики спросили почему, он бы затруднился с ответом. Воспоминания о детстве, когда все, возможно, было проще и лучше, оказались погребенными под глыбой вызубренных назубок садистских правил армейского устава и придавленными вдобавок омерзительным жизненным опытом, приобретенным на войне. Тем не менее в сердце Билла оставался уголок, в котором гнездилась любовь к матушке: каким-то образом ему удалось избегнуть хирургической операции на сердце, каковой подвергали всех без исключения солдат имперской армии.
Да, он смутно припоминал те дни на Фигеринадоне-II, когда матушка была рядом, колыбельные, которые она пела – «Песенку страстного поросенка» и «Речка-речушка» – хриплым сопрано, отчаянно при этом фальшивя; соевые пирожные с орехами, которые она пекла в домашней самодельной атомной печке, той самой, что однажды, по чистой случайности, прикончила папашу. Ему вспоминались нежные материнские шлепки и уколы шильцем; тогда матушка застала Билла за чтением «Потрясающих трехмерных историй», а ведь была суббота и мальчику полагалось изучать неокоранические тексты, «Изречения Младшего Гения Зороастрийских Набобов», как то предписывалось правилами религиозного воспитания. Он припомнил исходивший от матушки запах кислого суркового йогурта, увидел как бы воочию прилипшие к ее усам и к торчащим из ноздрей волосам кусочки поданного к ужину кошачьего кебаба. Еще он вспомнил, какой восхитительно голубой была кожа матушки в ту пору, когда у нее возникали обычные затруднения с кровообращением. Бедная матушка! С нее вечно что-нибудь падало, причем в самый неподходящий момент!
Но отчетливее всего ему помнилось, как матушка укладывала его спать, когда у него случались колики. Она включала какую-нибудь музыку погромче и поритмичнее и заставляла Билла танцевать до полного изнеможения, подбадривая залпами из старого микроволнового пистолета, нагревавшими брюки на заднице. Когда же она наконец позволяла сыну опустить головку на подушку, Билл засыпал, как правило, мгновенно.
Да, милая матушка сильно отличалась ото всех других женщин, а потому Билл бережно хранил в памяти – в выжженных дотла нейронных банках своего скукоженного серого вещества – немногочисленные уцелевшие обрывки воспоминаний о доброй и ласковой родительнице.
Другие женщины?
Ну разумеется! Ведь ему приходилось иметь дело с работающими по лицензии потаскухами. Билл редко поднимался выше уровня «два доллара за две минуты», на что, впрочем, ни капельки не обижался. Правда, время от времени он с мимолетным вожделением во взгляде посматривал на мужественных солдаток, но, поскольку те носили алюминиевые лифчики и кольчужные трусики, а также брили головы, чтобы легче было имплантировать сигнальные элементы, он с трудом воспринимал их как женщин. Кстати говоря, слишком многие солдаты из тех, что пытались завести с этими дамочками близкое знакомство, оказывались в итоге с перегоревшими предохранителями плотских утех. Потом была еще Мета. Но даже Мету, с ее выпирающими во все стороны принадлежностями женского пола, высокооктановой сексуальностью и 90-процентной феромонизацией организма, едва ли можно было причислить к истинным женщинам.
А вот Ирма явно принадлежала к числу последних.
Она была не столько истинной, классической женщиной, сколько идеалом женственности. Ласковая и нежная, игривая, как котенок, порой язвительная, однако способная слушать с разинутым ртом, стоит только заговорить о чем угодно; большие и круглые голубые глаза, в которые можно упасть и утонуть, – этакое озеро благоговения и изумления. Билл кашлянул, сплюнул, пустил слезу, опьяненный не только вином, которого выпил целый кубок, но и ароматами Ирмы, что исподволь перетекали один в другой, зачарованный ее изящными телодвижениями и легкими прикосновениями пальчиков к его накачанным мышцам.
Билл об этом, в общем-то, не догадывался, однако обстоятельства, в которых он очутился, угрожали его солдатскому благополучию куда сильнее, чем Смертоносная Колесница Эфира или Испепеляющий Космический Луч, которые могли наслать или направить на Героя Галактики гнусные чинджеры.
Билл влюбился!
Они с Ирмой взялись за руки.
Они разговаривали друг с дружкой как малые дети (Билл, правда, быстро спасовал, поскольку с детским языком у него были некоторые затруднения – он до того пока просто не дорос).
Они поведали друг другу свои сокровенные желания. Ирме хотелось нового котенка, а Биллу – бутылочку «Старого горлодера».
Они гуляли, наслаждаясь весенней свежестью, а над ними щебетали в листве олив попугайчики, ворковали под ногами голуби, издававшие иногда, если на них наступали, сдавленные вопли.
Голуби выглядели чрезвычайно аппетитно, и Билл охотно поджарил бы одного себе на обед, будь у него бластер. Он попробовал было схватить очередную птичку, поймал и свернул бы той шею, когда бы не мольбы шокированной Ирмы.
– Но я же голоден! – заявил Билл достаточно, надо признать, раздраженно. – Чем вы тут, ребята, питаетесь?
– Как чем? Конечно, амброзией!
Билл посмотрел на голубя, который трепыхался у него в руках, а затем с подозрением взглянул на Ирму. Ему вспомнилась отвратительная переработанная пища, которой кормили на борту флагмана имперского космофлота, «Божественного кормчего», и он передернулся от омерзительных воспоминаний, что забулькали и запузырились в его памяти. Он держит в руке свежее мясо, а Ирма пристает со своими сомнительными доводами!
– Амброзия такая вкусная! – проговорила девушка.
– Слушай, а там что, радуга? – спросил Билл, тыча пальцем.
– Где? – Ирма повернулась и устремила взгляд вдаль.
Билл ловко, одним движением, запихнул голубя себе за пазуху – на случай, если амброзия окажется чем-нибудь вроде корабельной похлебки.
– Не вижу никакой радуги, – сказала Ирма, взглянула на Билла и озадаченно взмахнула длинными ресницами. – А где голубь?
– Что? А, улетел. – Билл стиснул руку девушки. – Милая, давай забудем про всяких там голубей и займемся более приятными вещами. Может, пройдемся вон дотуда?
Он разумел чудесный овражек посреди поля, этакую лощинку, по дну которой наверняка бежал с веселым журчанием ручеек. Намерения Билла, разумеется, были в высшей степени неблагородными. Они выпьют вина из кувшина, что болтается на козлиной шкуре, которую где-то раздобыла Ирма, он не станет жадничать и поделится с подружкой, чтобы та слегка захмелела. А потом предложит искупаться: и не придерешься – развлечение ведь невинней некуда. А когда Ирма увидит его мужские достоинства и ее женские соки начнут смешиваться с вином – вот тогда она превратится в игрушку, которой он волен будет распоряжаться, как ему заблагорассудится. Какой шикарный план! Какая блестящая идея!
Однако, едва они приблизились к краю лощины (по дну которой, как с интересом убедился Билл, и впрямь струился бормочущий ручеек), послышался душераздирающий визг, который в мгновение ока разорвал очарование пейзажа на кусочки, словно учитель царапнул когтями по трехмерной школьной доске.
– Взииииииии! – омерзительный звук, казалось, заполнил собой всю Вселенную. Как ни странно, если прислушаться, за ним можно было различить некую ритмичную музыку.
– Что это, черт побери, такое? – удивился Билл.
– Ой, мамочка! – проговорила Ирма с покорностью в голосе и поглядела на небо. – Не стоило нам выходить на открытое место. Я совсем забыла, что Зевсу не терпится удовлетворить свою похоть и осквернить мои девические чресла.
И не только Зевсу, подумал Билл. Но какая связь между Зевсом и этим наишумнейшим шумом?
Он запрокинул голову и в тот же миг задрожал всем телом от накатившего волной страха. В поднебесье, заслоняя собой солнце, парила гигантская птица. Она быстро снижалась, роняя на землю лепешки размером каждая с грейпфрут. На шее у птицы висели громадные громкоговорители, которые и создавали шумовое оформление, напоминавшее свару в обезьяньем питомнике.
Минутку! А не национальный ли это фигеринадонский гимн? «И блаженно лобзаем императорский палец. Фьюить!» Нет, не то. Архаическое сокровище, песенка, которую пели на заре времен; ее исполнял Элвис Дрязгли.
– Боги! – воскликнул Билл. – Что происходит?
– Ты видишь перед собой Рокера! – провозгласила Ирма. – Билл, пожалуйста, не отдавай меня ему. Будь моим героем!
Билл напряг могучие мышцы и изготовился к схватке: оскалил свои весьма внушительные клыки, сжал кулаки, принял боевую позу и застыл, ожидая удобного момента, чтобы прорычать вызов.
Внезапно он увидел острые серповидные когти, жуткий изогнутый клюв, огромные черные глаза, в которых притаилась смерть…
Билл развернулся и опрометью кинулся прочь.
– Билл! – взвизгнула покинутая Ирма. – Билл, не бросай меня!
Герой Галактики и не подумал остановиться. Правда, он оглянулся на бегу, но только затем, чтобы проверить, преследует ли его Рокер. К счастью для Билла, исполинская птица сосредоточила все свое внимание на беззащитной Ирме. Она мерно взмахивала крыльями, и в лицо Биллу, будто отвесив ему пощечину, ударил поднятый ими ветер. Рокер стиснул девушку когтистыми лапами, разодрав в клочья прозрачное шелковое платьице, затем клекотнул и, под завывания Элвиса, устремился с девушкой ввысь. Поднявшись в небо, птица полетела к видневшимся вдалеке горам, а над землей заклубилась пыль.
Билл, который наблюдал за происходящим разинув рот, закашлялся.
Страх постепенно схлынул, на смену ему пришло глубокое сожаление.
По щеке Билла сползла одинокая скупая слеза, перетекла на губу, а оттуда – на клык, где смешалась со слюной и плюхнулась на копыто.
Невосполнимая потеря!
Надежды на энтузиастический секс вспорхнули и унеслись вослед похищенной Рокером Ирме.
– Эй! – произнес кто-то за спиной Билла.
Билл обернулся и увидел того самого сатира, который не столь давно выдавал себя за женщину. Сатир задумчиво глядел на него.
– Между прочим, меня зовут Брюс, – представился сатир и протянул руку. Ошарашенный Билл ответил на рукопожатие.
– Что… Что это такое было?
– Да, у нас, у мифических существ, тоже хватает проблем. Сам видишь, мы не только пьем нектар, лопаем амброзию и трахаемся с кем попало. Тут полным-полно всяких чудовищ, которые, если не поостеречься, мигом тебя сожрут вместе с потрохами. Лишь на прошлой неделе профсоюз наконец-то припер беднягу Геракла и заставил его выплюнуть всех, кого он успел проглотить. – Сатир по имени Брюс задрожал от страха и пустил довольно-таки вонючие козлиные ветры. – Та птичка, о которой ты спрашиваешь, – Зевсов Рокер. Старина Зевс правит богами; он с давних пор все порывался внедриться Ирме промеж ляжек. Однажды притворился лебедем, но Ирма чуть не свернула ему шею. Похоже, вы, ребята, вышли на открытое место.
– Куда ее унесли? – спросил Билл, который вдруг понял, что никакая другая женщина не сможет удовлетворить его желания так, как Ирма.
– О! На макушку Олимпа, во дворец богов. – Брюс, по-видимому, лишь теперь заметил, как вздулся комбинезон Билла. – Эй, приятель, у тебя там лютня или ты просто рад нашей встрече?
– Чего? А… Это голубь. Я нашел его в поле и подобрал на случай, если мне захочется перекусить. – Билл вынул голубя из-за пазухи и с отвращением убедился, что птичка за время заточения успела задохнуться. Он беспомощно уставился на обмякшее тельце, с которого, одно за другим, осыпались на землю перышки.
– Йек! – йекнул Брюс, судорожно сглотнул и попятился. – Ты ведь не…
– Не что?
– Дружище, ты вляпался в дерьмо! – Сатир выпучил глаза, и они сделались похожими на греческие оливки. Он поглядел на Билла из-под ниспадавших на лоб салатообразных волос. – Ты прикончил Небесного Голубя, и… – Налетел ветер, хрипло прогрохотал гром. – И вот они летят! Елки-палки, я совсем забыл, что они имеют на меня зуб! Я как-то сподобился подменить их подменыша…
– Ты о ком? – не понял Билл.
– О фурах, приятель. О фурах-эвме-трах-тарарахнидах!
Не попрощавшись, сатир развернулся и поскакал галопом в направлении оливковой рощи. Однако он успел преодолеть от силы десяток ярдов: воздух распорола ослепительная молния, разорвала напополам, словно расщелина Судьбы. Она угодила точно в сатира, поразила его в задницу и спалила на месте. Когда дым развеялся, стало видно, что Брюс превратился в кусок свежеподжаренного мяса.
Ошеломленный Билл огляделся по сторонам в поисках того, кто метнул эту грозную огненную стрелу, и увидел третью по счету из тех вещей, что изумили его пуще всего на свете (что касается первой и второй, о них разговор впереди).
Над землей парил облачный, клубящийся, насыщенный электричеством остров, на котором восседали три весьма суровые на вид девицы в строгих костюмах. Каждая держала в одной руке кейс, а в другой – по экземпляру «Межпланетного манускрипта» и «Галактической сметки».
– Ты! – рявкнула одна из девиц. Облако разразилось молнией, которая прошмыгнула между ног Билла и обуглила землю в каком-нибудь ярде от его задницы. – Отойди подальше и поцелуй напоследок семейные драгоценности!
С анатомической точки зрения, это была сущая нелепица, однако Билл счел за лучшее исполнить приказ, ибо в воздухе все еще витали запахи жареной козлятины и чеснока, напоминавшие о судьбе несчастного Брюса.
– Сдаюсь! – взвизгнул он. – Я стою на месте! Только не испепеляйте меня!
Девицы пошептались, потом одна из них свесилась с облака и принялась разглядывать Билла. Ее лицо выражало отвращение с примесью подозрительности и гнева.
– Я зовусь Гименестра, предводительница фур, что покровительствуют Небесным Голубям. Наши мистические иглы указывают им, куда лететь и где приземляться. У нас имеются все основания полагать, что одного из наших питомцев постигла ужасная участь! Ведомо ли тебе о том, смертный?
– Никак нет. – Билл состроил гримасу и постарался не слишком заметно переложить дохлого голубя за спину. – Я ничего не знаю!
Вторая фура тоже свесилась с облака и устремила взгляд вниз.
– Меня зовут Вульвания. Мнится ли мне, или же я воочию лицезрею птичьи перья вокруг того места, где воздымается сей смертный?
– Гм-м, – пробормотал Билл. – Мы с Брюсом… э-э… Да, мы с ним дрались подушками. Точно! Так оно и было!
Третья фура уставила на него свой перст.
– Мое имя – Г-спотстра. Поведай, смертный, что ты таишь за своим седалищем?
– А? А-а… Ой, откуда он взялся? – Билл повертел в руках мертвого голубя, который страдальчески поник головой и опустил крылья. Как ни странно, над глазами птицы вдруг появились метки в форме буквы Х. – Ах да! Брюс… Помните такого? Ну, сатир, которого вы изжарили на месте? Так вот, он попросил меня подержать пташку. А старина Брюс неплохо пахнет, верно? Слушайте, дамочки, у вас часом не найдется кусочка лимона и краюхи хлеба?
– Лживый самец! – взревела Гименестра, и земля под ногами Билла заходила ходуном. – Все вы одним миром мазаны! Ты лишил жизни Небесного Голубя! О горе! Смертный, готовься к смерти!
Вновь загрохотал гром и засверкали молнии. Фуры посовещались. Судя по всему, решение, к которому они пришли, не сулило Биллу ничего хорошего. Герою Галактики даже подумалось, что он, пожалуй, предпочел бы оказаться сейчас в космосе и угодить в самый разгар битвы между дредноутами чинджеров и крейсерами Империи, чтобы в него попали залпом из пульсарного излучателя.
– Итак, сестрие! – провозгласила Гименестра, когда затянувшееся совещание наконец завершилось. – Смертный, ты признан кругом виноватым. Ты умертвил священную птицу! Мы узрели в тебе воина. Увы! Сие в духе мужчин! Столь ревностно стремятся они причинить урон ближнему своему, сколь нетерпеливы и дерзостны во гневе! Ну что ж, червь, получай то, что заслужил. Проклинаем тебя и обрекаем на Грязнь Стадного Мутноброда!
Фуры внезапно плеснули в Билла омерзительным месивом, которое зачерпнули со дна своего облачного острова. Выработанные службой в армии рефлексы позволили ему увернуться от первой порции, однако вторая залила лицо, а третья, по всей видимости – или невидимости, ударила в живот. Месиво состояло из очищенного птичьего помета, от него разило вонью, какая исходит от воды, что скапливается в трюме крейсера после знатной попойки продолжительностью в добрую неделю. Билл почувствовал, что его влекут куда-то неведомые силы.
Когда кувырканье прекратилось, он обнаружил, что смотрит на вытоптанную траву, а голова по-прежнему идет кругом. Билл поднялся и постарался вытереть грязь, что прилипла к лицу и комбинезону. Неожиданно он нащупал некий предмет, что висел у него на груди. Почти сразу стало ясно, что это мертвый голубь, сквозь грудку которого пропущен кожаный ремень, завязанный узлом на загривке Билла.
Мало того – голубь начал пованивать!
Разумеется, Билл попытался отделаться от дохлятины. Однако его измазанные слизью пальцы соскальзывали с кончиков кожаного ремня.
– Се наше проклятие и Грязнь Стадного Мутноброда! – раздался с высот глас, то бишь рык, Гименестры. – Ты не избавишься от мертвой птицы, пока не исполнишь два задания. Первое. Ты должен спасти ту, кого любишь более жизни, и выпустить на волю свои нежнейшие чувства. Второе-А. Ты должен найти ответ на старый как мир вопрос: как тот, кому выпало жить в наше время, может добиться мира с чинджерами и не знавать горя до конца своих дней? Второе-Б (оно следует из А). Вызнай, почему волосатые чучела, коих именуют мужчинами, алкают войны, безудержной похоти, крепких напитков и антигравболла по воскресеньям.
– Елки-палки, – прорычал Билл. – Может, мне поискать еще смысл жизни?
– Глупец! Нам, женщинам, он давно известен, – лукаво призналась одна из фур. – А теперь прочь! Неси проклятие, исполняй задания и помни, что заодно с голубем, которого ты убил, гниет твоя душа, а вскоре, быть может, начнет гнить и кое-что другое!
Под раскаты грома фуры вдруг исчезли, только вспыхнуло на миг ослепительное пламя. Они сгинули, будто их и не было, оставив Биллу запахи серы обыкновенной самородной из галантерейной секции галактического универмага «Хэрродз-Блумингдейл».
Билл инстинктивно схватился за причинные места – настолько сильно подействовала на него последняя угроза. При одной лишь мысли о том, что ему, не ровен час, придется обращаться за таким трансплантантом, кровь в жилах Героя Галактики застыла, будто скованная морозом. С него достаточно «ноги». А если появится капризный пе…
– Нет! – возопил Билл, торопясь обуздать разыгравшееся воображение. – Я все сделаю! Честное слово!
Итак, сначала – насчет любви. Ну, здесь все понятно. Фуры наверняка разумели Ирму. Значит, ему предстоит каким-то образом взобраться на Олимп и вырвать любимую из лап Зевса.
Замечательно. А как насчет второго условия, мира с чинджерами? Что-то весьма подозрительно. Впрочем, разве у него есть выбор? Не хочет же он до конца жизни шляться по свету с дохлой, гниющей птицей на груди? Появись он в таком виде в казарме, новобранцы и те обсмеют! Билл снова попытался избавиться от голубя и снова ничего не добился.
Первым делом, впрочем, Билл спустился к журчащему ручью, в котором надеялся искупаться вдвоем с Ирмой, и смыл с себя малую толику Грязни. Затем он выбрался из оврага, подошел к жареным останкам Брюса, отрезал несколько кусков, чтобы было чем перекусить в дороге, и двинулся на поиски небесного дома богов, в котором его ждала схватка mano a mano[1] с самим Зевсом.
Елки-палки, подумалось ему, хорошо бы сейчас оказаться в учебном лагере!
Глава 6
Звездолет «Желание»
Билл карабкался на гору.
Поскольку его родная планета, Фигеринадон-II, была плоской как тарелка и поскольку до сих пор ему не приходилось ни воевать, ни, что называется, отдыхать в горах, он не имел ровным счетом никакого опыта в скалолазании.
Тем не менее благодаря армейской выучке, а также каменным мускулам нынешнего солдата и бывшего фермера он худо-бедно поднимался все выше и выше. Ноги Билла работали, словно заржавленные поршни. Он перебирался через расщелины, шагал крутыми козлиными тропами, подкрепляясь кусочками Брюса, сатира-трансвестита. Подобная диета была ему, скажем так, внове, но будила приятные воспоминания о времени, проведенном среди мифических существ. Вообще-то Брюс оказался неплох на вкус, хотя, по мнению Билла, чеснока в нем могло бы быть и поменьше, да и какой-нибудь соус вроде «Чинджеры» явно не помешал бы. Преодолев приблизительно половину горного склона, Билл достиг некоего подобия плато; подъем стал легче и где-то даже скучнее, поэтому он сунул в нос «Блинерз Дайджест», чтобы отогнать скуку.
Билл чувствовал, как книжка скользит по носоглотке, как впиваются в кожу электронные щупальца. Потом послышалось приглушенное гудение, за которым последовало звонкое «чвак!», и Билла пробрала дрожь. Щупальца проникли в мозг.
Перед мысленным взором Героя Галактики возник своего рода экран, по которому побежали легко читаемые строчки.
Сначала появилось содержание. Билл выбрал наугад один из романов и погрузился в чтение шероховатого текста, тогда как его пальцы продолжали сами собой нащупывать, за что бы ухватиться на шероховатой поверхности скалы.
Майкл Здоровяк-Джексон«ТВАРИ ИЗ ГЛУБИН ПАМЯТИ»Зовите меня Конрад Хилтон.
Нет, к черту, зовите меня Ганга Дин.
Нет, валяйте, зовите меня Гас.
Когда я был борцом-профессионалом, меня звали Великолепным Гасом, Вечным Победителем и прочими дурацкими кличками. Мне говорили, будто я спас Землю от гарпий, которые налетали стаями с Греческих планет, но сам я ни шиша не помню, потому что в ту неделю пил с утра до вечера. Ну и хрен с ним! Знаю лишь, что очухался в Парфеноне с раскаленным бластером в руках, а то, что увидел вокруг, напоминало заключительную сцену из какой-нибудь трагедии Софокла. Жуть! Куда ни посмотри – всюду горы трупов!
Хотя, может статься, я все это сочинил.
Речь-то ведь идет о мифах, верно? А что такое мифы? Придуманные истории про богов, героев и всяких там существ. Некоторые критики утверждают, что я и впрямь сочиняю эти истории, а потом нашептываю их на ушко своим возлюбленным, которые и разносят мои небылицы по всей Земле. Другие уверены, что видели, как я тайком выбирался из новоалександрийской библиотеки с украденным экземпляром «Тайных писаний» Джозефа Кэмпбелла под шинелью.
В общем, полная чушь. А правда в том, что, хотя я обычно ношу в кармане брюк книжку Эдит Гамильтон, чтобы отвлечься от наскучивших приключений, мое настоящее имя Филип Чандлер, а прибыл я из таинственного мира Камелот. Земная заварушка началась несколько лет назад; я тогда работал частным сыщиком в старом добром Лос-Анджелесе. Мой рассказ, который следует ниже, должен устранить всяческие недоразумения.
Денек выдался солнечный. Я сидел в своем кабинете – дело происходило в Городе Ангелов, – смазывал ствол пистолета 38-го калибра и одновременно потягивал виски. И вдруг появилась она!
«Меня зовут Фригга Афина, – произнесла она нараспев. Ее огромные груди бултыхались в стальном лифчике, что сверкал, словно необыкновенно яркая двойная звезда. – Вы Филип Чандлер, частное недреманное око закона из таинственного мира Камелот?»
«Верно, милашка, – прорычал я, постаравшись как можно точнее воспроизвести шепелявость Хамфри Богарта. – Изгнан на Землю самим Мерлином, после того как продулся в пространственный бридж».
«Мистер Чандлер, – проговорила она, тряхнув своими великолепными грудями, – у меня ужасное несчастье. Я попала в беду», – и вопросительно уставилась мне в лицо. Голубые, как у ребенка, глаза, личико кинозвезды – естественно, мой пульс участился ударов до тысячи в минуту.
«Выручать из беды, мэм, моя профессия, – отозвался я. – С особым удовольствием я спасаю прекрасных, сказочно сложенных блондинок. Итак, что стряслось? Потеряли своего единорога? Или ваш муж сошелся тайком с этой шлюхой Афродитой?»
Я предложил ей стаканчик виски, и она опорожнила его одним глотком, будто у нее во внутренностях полыхало пламя. Затем села, и меня окатило ароматом духов «Лотофаги», как в решающую ночь в теплице Ниро Вульфа.
«Я беспокоюсь за мужа, Локи Агонистеса. Его шантажируют. Он продавал оружие полумагическим революционным режимам „третьего мира“, и кто-то об этом узнал».
Локи Агонистес! Будда на костылях! Едва я услышал это имя, как мои глаза округлились и стали размером с крупный самоцвет. Я испугался, что они вот-вот выскочат из орбит, но какое-то время спустя, слепо пошарив руками по столу и надлежащим образом сдавленно повздыхав, ухитрился вернуть их на место.
«Иисусе, госпожа! Откровенно говоря, моему дряхлому телу осталось жить еще как минимум пару тысяч лет. Я буду морочить людям головы и после того, как моя карма вместе с Локи Агонистесом угодит в Гадес, а рассказ об этой поре моей жизни окажется в египетской „Книге мертвых“, в разделе „Чокнутые ищейки“. – Я поднялся, чтобы выпроводить посетительницу из кабинета. – Почему бы вам не обратиться к моему приятелю? Он живет в Сосолито, в плавучем доме под названием „Трах-растрах“. Зовут его Трэвис Уоттс. Он занимается метафизическими расследованиями. Что касается меня, я предпочитаю чисто мифологические дела».
«Мистер Чандлер, – лучезарная, исполненная надежд улыбка на ее лице сменилась гримасой разочарования, столь глубокого, что она утонула в нем чуть ли не с головой. – Мистер Чандлер, я хочу именно вас!»
Внезапно она обняла меня, и я уткнулся носом в промежуток между роскошными грудями; она буквально излучала феромоны, причем в таком количестве, что возбудился бы и инеистый великан, застигнутый врасплох в разгар зимы. Она принялась распалять мою похоть; я ничуть не сопротивлялся.
Где-то через полчаса, спустившись на миг с вершины блаженства, я согласился взяться за расследование.
Я, признаться, и не подозревал, что стал участником космической карточной игры и только что вытащил из колоды козырь Психопата.
«Расклад такой, – прошептала она, затянулась сигаретой и выдохнула дым мне в ухо. – Здесь не обойтись без Трех Таинственных Сестер…»
– Эй! – раздался вдруг чей-то голос, который словно шел откуда-то издалека и был усилен расхлябанным клаксоном-громкоговорителем.
Билл моргнул и кое-как выбрался из навеянных романом грез. Он пожелал, чтобы строчки, что горели перед его мысленным взором, исчезли, и те повиновались – правда, со второго захода. Билл сообразил, что перестал подниматься и стоит на ровном плато, а поблизости возвышаются храмы с мраморными колоннами. Ближе всего, на каменной агоре – ну, вы знаете, агорой у греков назывался то ли рынок, то ли место собраний, а может, то и другое вместе, – так вот, на агоре виднелся самый настоящий звездолет: высокий, метров под тридцать, серебристый корпус, острый, как игла, нос, стабилизаторы, последние придавали кораблю вид приза за наихудший рассказ для научно-фантастического журнала. На борту звездолета громадными сверкающими буквами, украшенными изящными завитушками, было выведено: «Желание». Чарующее зрелище напоминало виньетку на киноэкране; над акрилово-голубовато-белыми горами вставала ослепительно яркая луна, существа, что сновали между храмами, выглядели сущими мультяшками. Вдобавок их наряды дополняли кружевные манжеты и брыжи. Словом, ничего греческого. И – Зороастр! – звезды на небосклоне походили на стилизованные блестки, вроде тех, какими усеивают рождественские елки.
Потрясенный увиденным, Билл ощутил, будто наяву, как кто-то взял и впрямь ошарашил его.
Картина, что предстала взгляду, смахивала на вдруг оживший рисунок художника из мастерской Келли Вшиза. Эти ребята, что сидели в университете Л.Рона Хабара, рисовали плакаты, призванные облегчать работу армейских призывных комиссий.
Билл направился к звездолету, настолько ошеломленный бравурными красками и обилием тонов и оттенков, что почти забыл о дохлом голубе у себя на шее, хотя тот вонял куда сильнее прежнего.
Крадущейся походкой Билл приблизился к кораблю, и тут в днище звездолета открылся люк, из которого выпала веревочная лестница. К тому времени, когда Герой Галактики достиг одного из стабилизаторов, на лестнице, что доставала до мраморных плит, которыми было выложено плато, появилась человеческая фигура – высокий, привлекательный мужчина с повязкой из горного хрусталя на глазу и ярко-оранжевыми эполетами, со вкусом отделанными сверкающей мишурой, на плечах. Обут он был в остроносые черные башмаки; изящную талию перехватывал металлический, опять же оранжевый шарф, на котором болталась кобура с ручным бластером внутри и весьма грозная на вид абордажная сабля. Мужчина, который производил достаточно внушительное, если не сказать – устрашающе-пышное, впечатление, лихо спустился по лестнице, а последние восемь футов просто-напросто пролетел, сорвавшись с очередной перекладины, и звучно шлепнулся на задницу. На Билла пахнуло лавандой и ромом. Мужчина поднял голову и озадаченно воззрился на Героя Галактики единственным неправдоподобно голубым глазом; второй закрывала повязка.
– Аррррррр! – произнес он голосом, похожим на рык Черноборода по окончании занятий по исправлению произношения. – Святые гипербореи! Слушай, приятель, не напоминает ли тебе жизнь тот мусор, которым завалено побережье Токийской бухты?
– Нет. По-моему, я никогда не слышал о Токийской бухте.
– Я тоже. Пусть будет не Токийская бухта, а Гудзонов залив. Это на Земле, недалеко от Ньярка. Мне однажды случилось пролистать книжонку о легендарной Земле, прародине человечества, испепеленной ныне ядерными войнами. На чем я остановился?
– Кажется, на середине Гудзонова залива.
– Разумеется, дружище! А ты умен, однако! Впрочем, какая разница? Медицинские штучки, иглы наркоманов, записи старины Чарли Паркера… Не обращай внимания. Я Рик, Рик-Супергерой. – Он протянул руку, которую Билл не преминул пожать.
– Очень приятно. Меня зовут Билл. С двумя «л». Это ты окликнул меня пару минут назад?
– Точно. Увидел, как ты выбрался из-за горизонта с дохлой птицей на шее, и сразу понял, что передо мной скиталец по океану Жизни, такой же, как и твой покорный слуга. – Рик посмотрел на свое плечо. – Арррр! А где моя собственная пташка? Архимед! – рявкнул он, повернувшись к открытому люку в днище великолепного звездолета. – Архимед! Спускайся сюда! Нашелся еще один обожатель птиц!
– Аууууук! – донесся изнутри корабля хриплый вопль. – Дерьмо! Кругом дерьмо!
– Осторожно, Билл, – предупредил Рик. – У Арчи понос. Обожрался чернослива. Не знает никакого удержу.
Внезапно из люка вынырнул попугай. Сверкая зелено-голубым оперением и визжа, как бэнши во время пожара, он взмыл в небо и тут же дал залп из своего клоакального орудия. Во все стороны полетели брызги – и не только. Билл поспешно исполнил ацтекское па на два такта и сумел увернуться, однако Супергерой Рик слегка замешкался – то ли спьяну, то ли потому, что был под наркотической мухой, – и в результате схлопотал «подарок» прямо в лоб. Сладкозвучно выбранившись, Рик вытер лицо кончиком шарфа, затем закинул тот на плечо и жестом пригласил попугая приземлиться. Архимед низвергнулся с небес кобальтово-изумрудным вихрем, выпустил газы – будучи попугаем, он страдал попугайной болезнью, – повернул голову и с подозрением уставился на Билла.
– Аууууук! Птицеубийца! Ауук! Истребитель птиц!
– Я с голодухи, – жалобно проскулил Билл. – Откуда мне было знать, что эти вшивые птички – священные? И потом, тебе-то что за дело, попугайское отродье?! – За последнее время Билл изрядно намучился с птицами, а потому не сдержался и раздраженно ткнул в попугая пальцем. Архимед сердито заклекотал и клюнул Билла в палец. Тот взвыл и сунул раненую руку в рот.
– Архимед, веди себя прилично! Ты же знаешь, я могу клонировать тебя в мгновение птичьего ока! Будешь хулиганить, я обзаведусь новым попугаем, уж наверняка – без проблем с кишечником. Так что смотри у меня!
– Аууууук! Архимед хороший! Аууууук! Кому ты нужна, малышка?
– Ну как клонировать такого симпатягу? – проговорил Рик и сочно поцеловал попугая в клюв. – Эй, Билл, шикарная у тебя нога. Где ты ее раздобыл?
Билл поглядел на свое раздвоенное копыто и нахмурился. Ему ни капельки не хотелось пускаться в объяснения по поводу ноги-капризули. Нет уж, увольте! И без того хлопот хватает. Пожалуй, не мешает вспомнить старинную армейскую поговорку: «Сомневаешься – ври напропалую».
– Я бойцовый остолоп, солдат галактической армии. Когда выполнял очень важное задание, попал в радиоактивную бурю. Могу только сказать, что моя нога, как говорится, мутировала.
– Бедняга! Должно быть, тебе пришлось несладко!
– Информация засекречена.
– Разрази меня гром! Какой ты весь из себя таинственный! Еще и солдат в придачу! Последнее, между прочим, как нельзя кстати. Я остался без первого помощника, который подох от венерической цинги. Говорил ведь ему: собираешься отдохнуть в системе Заднедверии – бери с собой сверхпрочные презервативы. Естественно, они не очень удобны, зато с безопасностью никаких проблем. Подумаешь, несколько царапин на члене! По-твоему, он послушался? Как бы не так! Подцепил заразу на Фадесе, и поминай как звали. – Рик с восхищением оглядел мускулистую фигуру Билла. – Сдается мне, ты не прочь записаться в первые помощники. Понимаешь, тут предстоит одно дельце, и я бы не отказался от толкового спутника.
– Извини, друг, но мне сначала надо отыскать девушку по имени Ирма. Она – моя истинная любовь, и лишь найдя ее, я смогу избавиться от этой дохлятины. – Терзаемый жалостью к самому себе, шмыгая носом от скорби, Билл поведал Рику свою печальную историю – с того самого момента, как очутился в госпитале на Костоломии-IV и до похищения Ирмы Рокером по приказу Зевса.
– Ауууукк! Зевс! Зевс! – попугай широко раскрыл глаза, заклекотал от ужаса, наложил приличную кучу на плечо хозяина, замахал крыльями, взлетел и, продолжая истошно клекотать, нырнул в звездолет.
– Что, Зевс любит жаркое из попугаев?
– Да нет. Понимаешь, этот сексуально озабоченный Бог, после того как прикинулся лебедем и набросился на Ирму, поймал и бедного Арчи. Уловил, о чем я толкую? Арчи был в шоке. Однако то дельце, о котором я упомянул, по чистой случайности, как оно, впрочем, всегда и бывает, имеет некоторое отношение к Зевсу. Мне нужно попасть в одну из его берлог.
– То есть, – нахмурив брови, уточнил Билл, – он не здесь, не на вершине Олимпа?
– Какой там Олимп! – расхохотался Рик. – До вершины горы без малого десять тысяч футов. Мы с тобой находимся на территории общественной уборной для космических путешественников имени Джонсона Говарда. – Он ткнул пальцем в сторону видневшегося за валуном темно-зеленого здания, которого Билл раньше просто не замечал. – Знаешь, лично я насчитал для себя четырнадцать любимейших ароматов, а всего их триста двадцать восемь.
– Рик, будь другом, подбрось меня до вершины, а? Эта пташка гниет на глазах. – Билл посмотрел на мертвого голубя и поморщился. Вокруг трупа вились мухи, две метки Х над глазами птицы тупо иксились на Героя Галактики.
– По-моему, она и впрямь слегка пованивает. Ну что ж, давай договоримся так. Ты летишь со мной в должности первого помощника, а я помещаю твою птичку в стазическое поле. Может, нам повезет и мы отыщем Зевса в его излюбленной дыре. Итак, вперед по пути моего христианского паломничества!
– Чего? – с подозрением справился Билл. На Фигеринадоне-II христианство пребывало в загоне с тех самых пор, как Святой Самокат попытался организовать на континенте фалангистов, среди поселенцев-доннеров, нечто вроде религиозного бдения. Гипердоннеры, будучи каннибалами, естественно, слопали миссионеров, всех до единого, а потом много лет страдали несварением желудка. Неудивительно, что христианам на планете не доверяли.
– Мое паломничество – второе по замечательности среди всех на свете! – провозгласил Рик с пылом завзятого оратора. – Я ищу Святой Гриль-бар!
– Где расписаться? – расплылся в улыбке Билл.
Глава 7
Первый помощник Билл
Как было здорово распрощаться со всей той мифологической дребеденью, в самую гущу которой его вдруг занесло, и очутиться на борту звездолета! Разумеется, корабль Рика не отличался тем комфортом, какой свойствен армейским звездолетам: по своим характеристикам он приблизительно соответствовал галактическому варианту переклепанного вдоль и поперек парохода без дополнительных удобств. Однако после того как старт на полной тяге едва не превратил физиономию Билла в кровавое месиво, Герой Галактики мгновенно сообразил, что требуется от него как от первого помощника. В основном обязанности Билла заключались в том, чтобы собирать дерьмо попугая с пола, отскребать от стен и даже от потолка – надо признать, Архимед выказывал недюжинную акробатическую сноровку – и перетаскивать помет в гидропонную оранжерею. Билл с восторгом сообразил, что наконец-то стал техником-удобрителем, осуществил свою заветнейшую мечту! Работа не отнимала много времени, хотя и была достаточно дерьмовой; во всяком случае, по сложности не шла ни в какое сравнение со службой в армии, и Билл очень быстро свыкся со своим новым положением. Что касается голубя, Рик сдержал слово – извлек откуда-то банку «Сортирного стаза», специального электронного фиксатора, предназначенного для чрезмерно пахучих солдатских голов, и как следует спрыснул дохлую птицу. Вонь моментально исчезла, теоретически ее не должно было возникнуть вновь как минимум два месяца. Естественно, Билл по-прежнему не мог скинуть голубя с шеи; к тому же, стоило притронуться к тому хотя бы пальцем, поле отвечало разрядом статического электричества. Но в общем и целом это была весьма скромная цена за избавление от вони, которую издавала гниющая птичка.
Когда с голубем было покончено и когда Билл окончательно освоился в должности первого помощника, дни потянулись вполне сносной, однако достаточно однообразной и скучной чередой. Подъем при первых проблесках псевдорассвета. Завтрак – галеты в пластиковых оболочках, соленая эрзац-свинина, искусственный кофе. Затем уборка, унавоживание гидропоники, смахивание пыли с парящих в невесомости кубков, полученных Риком на соревнованиях по боулингу. Обед – галеты, свинина, кофе и бутылка рома. Отблеваться, а дальше снова – убрать помет, унавозить гидропонику, протереть столы и нажать кнопку, что приводит в действие излучатель, залпы которого прочищают мозги. Правда, сначала нужно убедиться, что мозги свободны, ибо капитан не одобрит, если окажется, что ему некем командовать. Снять показания с навигационных приборов, помочь Рику проложить курс по «Указателю возможных координат легендарных космопортов» Рэнда Макнелли. Накормить суперхомяков, что приводят в действие двигатели. Потом ужин – галеты, свинина, кофе с искусственным сахаром, две бутылки рома и стакан лаймового сока; последнее – чтобы было повкуснее и чтобы избежать космической цинги. Час отдыха. Послушать похабные анекдоты, рассказать самому, отвести душу, блевануть, вырубиться. Словом, как на службе.
Больше всего – хотя Билл наслаждался тем, что мало-помалу становится настоящим профессионалом в области гуановоживания, а ром был просто восхитительным (правда, он подозревал, что Рик смешивает на камбузе ромовую эссенцию с обезвоженным спиртом и водой из-под крана), – Герою Галактики нравился час отдыха. Они с Риком обычно рассказывали друг другу разные истории или же Рик с Архимедом разыгрывали остроумные комедии или выкидывали всякие номера, которые они сами считали донельзя уморительными, но которые представлялись Биллу настолько скучными, что он засыпал при одном лишь воспоминании о них. Единственное утешение состояло в том, что, когда представление заканчивалось, уже никто не мешал Биллу читать или смотреть книги и фильмы из богатой порнографической коллекции Рика (Билл особенно выделял «Любострастные проказы венерианских полов», которые смахивали на нечто среднее между извращенной оргией и «Лебединым озером»).
Несмотря на всю безмятежность скитаний в поисках Святого Гриль-бара, Билл постепенно пришел к выводу, что все происходящее имеет мало общего с действительностью. С тех самых пор, как сатир Брюс утащил его в море, вокруг стали твориться события, в которых ощущался некий привкус нереального. Да, разумеется, свидание с Ирмой, Елисейские Поля, фуры и подъем на гору представлялись на первый взгляд весьма правдоподобными. Он видел, слышал, нюхал, пробовал и чувствовал то, к чему давным-давно привык, исправно отправлял, не важно – с энтузиазмом или без, – естественные потребности, напивался и испытывал вожделение, причем с тем же восторгом и избирательностью, какие присутствовали у него в бытность фермером и солдатом. Но ведь в обычной жизни человек не сталкивается с мифическими существами, ему не вешают на шею дохлого голубя, он не мчится вослед возлюбленной на звездолете под названием «Желание» в компании с, по-видимому, бессмертным героем и принадлежащим тому невротиком-попугаем. Впрочем, Биллу, пускай он прожил недолгую жизнь, которую, кстати, надеялся продлить, уже доводилось попадать в экзотические до отвращения места и переживать там потрясающие приключения (они описаны в великолепных книгах, которые вы можете купить в той же лавочке, где приобрели эту). Посему Билл попросту отмахнулся от надоедливых мыслей.
Однако время от времени он замечал краем глаза нечто такое, что мнилось лишенным материальности. Пустота, Ничто, Нада, табула раса. В подобных случаях он резко поворачивался, и то, чему полагалось быть в том или ином углу – панель управления, дозатор наркотиков, автомат по выдаче эрзац-продуктов, клозет с обезвоженной водой, попугай или Рик, – оказывалось именно там, где и должно было находиться. Правда, после непродолжительной заминки, которая сопровождалась дрожанием воздуха, так бывает, если включить и быстро выключить головизор или же когда голова раскалывается с похмелья.
Поскольку ром, который Билл употреблял ежедневно, задерживался в организме в достаточном количестве, чтобы ни о чем таком не тревожиться (надо заметить, что ром вскоре выбыл из перечня десяти излюбленных алкогольных напитков Билла, и Герой Галактики с нетерпением ожидал прибытия в Святой Гриль-бар, дабы утолить жажду чем-нибудь другим), то, что случилось однажды утром, потрясло Билла до глубины души. Зевая, потягиваясь и желая навсегда забыть слово «ром», он внезапно сообразил, что никак не может застегнуть свои башмаки. Точнее – не может дотянуться до застежек на липучках, ибо вместо рук у него – безобразные культяшки.
Истошные вопли перепуганного до полусмерти Билла довольно быстро разбудили капитана Рика и его попугая. Супергерой Рик, зевая, сбежал вниз, чтобы узнать, что там за переполох. Он так торопился, что прибежал в одних трусах. За ним, отчаянно маша крыльями, в каюту влетел Архимед.
– Мои руки! – визжал Билл. – Они исчезли!
Поглядев на первого помощника, который размахивал руками и, словно в истерике, метался по каюте, судя по всему, страшно чем-то напуганный, капитан Рик скоро сообразил, что здесь явно что-то не так.
– Святые небеса! Неужели снова венерическая цинга? Ты, паршивый вояка, ну-ка, отвечай! Прикасался к чему-нибудь, чего не должен был трогать? Да погоди ты! Дай я посмотрю! – рявкнул Рик, вставляя в глазницу здорового глаза монокль.
Трясясь с головы до ног, потупившийся Билл, на которого свалилась самая ужасная напасть из тех, какие только могут приключиться с солдатом, медленно и неохотно выставил перед собой культяшки рук.
– Ауууук! – возопил попугай, устрашенный воплями и искренним горем Билла, и каким-то образом ухитрился закрыть глаза крыльями.
– Что ж, по-моему, ты устроил бурю в стакане с чаем. Или же над тобой подшутила ветреная судьба. Я вынужден признать, что не вижу ничего такого, чего следовало бы пугаться.
Билл разлепил веки и ошарашенно уставился на свои кисти. Ладони. Две. Обе на месте.
– Что за елки-палки? – с облегчением взвыл он. – Что со мной происходит? Я схожу с ума, говорю тебе, с ума!
– Время позднее. Давай не будем преувеличивать.
– Конечно. Извини. – Стуча зубами, Билл пустился объяснять капитану Рику, что ему кажется, будто все вокруг становится несколько призрачным. Чувствовалось, что Герой Галактики вне себя от страха и вряд ли способен заснуть, поэтому Рик налил ему стакан теплого соевого молока с медом, горчицей и ромом. Подобная смесь могла вылечить кого угодно; по крайней мере, она избавляла от нелепых мыслей. Когда желудок выворачивает наизнанку, тут уж не до фантазий. Насколько перетрухнул Билл, можно было судить по тому, что он залпом опорожнил стакан гремучей смеси и потребовал второй.
– Аррррр! – капитан Рик тряхнул кудрями и исполнил просьбу помощника. – Я знаю, о чем ты толкуешь, приятель. У меня тоже порой возникает такое чувство. Мы живем странной жизнью. Я только надеюсь, что в конце концов сумею получить ответы на те вопросы, которые столько мне досаждали. Быть может, я получу их в Святом Гриль-баре!
– Вопросы? Какие еще вопросы?
– Что значит какие? Вечные вопросы, которыми задавались все на свете философы. Билл, паренек, я говорю о загадках, которые не давали покоя человеку с незапамятных времен, задолго до того, как изобрели процесс перегонки, а ведь жить без него, согласись, невесело. Во-первых, кто прибыл раньше – «летающие тарелки» или Реймонд Палмер? Или, что логически следует из предыдущего, верно ли, что Реймонд Палмер прибыл на «летающей тарелке»? Во-вторых, что появилось раньше – цыплята или омлет «Западный» с ветчиной? В-третьих, если в лесу падает дерево, а поблизости никого нет, куда оно упадет – вверх или вниз? И дополнение: если в лесу упадет глухой, раздастся ли какой-нибудь звук? В-четвертых, существует ли Бог, а если он – или она – существует, почему выпивка рано или поздно отправляет человека в мир иной, почему от секса заболеваешь и почему никогда нельзя купить приличные билеты в кино на сериал «Миры Галактики»? И последнее, Билл! Так сказать, основа основ. В чем смысл жизни, зачем человек рождается и живет, почему умирает, – и где, черт побери, мне найти флакон «Пепто-Абисмал» для Архимеда?! Корабль уже весь насквозь провонял птичьим пометом!
От непостижимой глубины философских вопросов Рика голова у Билла пошла кругом. Невероятно! Поразительно! Осознав, что с ходу ему всего этого никак не усвоить, он попросил третий стакан соевого молока, чтобы промыть засорившиеся извилины в мозгу.
Дабы первый помощник пришел в чувство, Рик поведал ему о своей жизни.
…развести цифровой будильник.
Нахлебался пива, рванул во Вселенную, получил прозвище.
Субголос ответил с отрыжкой.
И вырыгнулся ответ: Кид, паршивый киберкарлик, кусок дерьма, на хрена ты мне сдался? Капитан Кид, капитан Рик, готовь астронавтов и надрывай себе глотку, вопи интернациональные гимны, и фьюить! – цена бананов в Никарагуа подскочила к небесам, а операторы лифтов мажут задницы пальцами, а поклонники Пинчона раздолбали недавно фанатов Долтона и Уолдена, так что с какой стати мне провозглашать «Ваше здоровье»? В общем, у меня во рту накопилось достаточно дряни, и думаешь, я знаю почему? Господи! Блям! Ужасный вкус!
Минуту спустя Кид присел на корточки над унитазом, сжимая в руках книжное обозрение «Нью-Йорк ревью» и туалетную бумагу «Литтл Мэгэзин», и прислушался к своему натужному дыханию и керуаковской внутренней музыке.
За раскидистыми деревьями нарисован лунный свет, видны обклеенные обоями и украшенные внутренней отделкой кусочки модного лесного поселения Уэст-Виллидж.
Он подтерся поэзией. Где-то в Сохо (или, может быть, в Трибеке) в художественной галерее открывается выставка пулеметов работы Уильяма Берроуза. Целый город превратился в небоскребное скопище художественных галерей в этом призрачнолитературнореальном мире банд, которые, сильнее, чем жизнь, тупо шляются повсюду с голограммами вместо ножей с выскакивающими лезвиями.
Листва гнусно ухмыляется и подмигивает.
Читать бесплатно другие книги:
