Отбор невест для драконьего принца: провести и не влюбиться Петровичева Лариса

– Вот что хлебное вино делает, – покачала головой я. – Не волнуйся, он сейчас уедет.

Гвердивен вновь издал усталый вздох.

– Хорошо бы! Удачи, дорогая Лана!

Поднявшись на второй этаж, я постучала в дверь двенадцатого номера. Какое-то время было тихо, потом послышалась возня, дверь распахнулась, и инспектор Венсен предстал предо мной, в чем мать родила.

Я посмотрела, вспомнила поговорку о том, что таким обрезом можно только насмешить, и спросила:

– Вы инспектор Венсен?

Инспектор икнул, и я пожалела, что здесь нет дагерротипической камеры. Один щелчок – и инспекторская карьера была бы разрушена навсегда. Впрочем, я очень добрая девушка – поэтому и сказала:

– Прикройтесь. У меня к вам деловое предложение.

Мой тон мог произвести впечатление – Венсен прошел в номер и быстро набросил халат. Я прошла по комнате – да, сбитый лошадью изволил знатно покутить. Присев в кресло, я продемонстрировала Венсену письмо Анри и, дождавшись, когда его лицо примет бледный и совершенно трезвый вид, отчетливо проговорила:

– Я оплатила вашу публикацию в «Современнике». Понимаете, что это значит?

Директор Анвин был знатный жадина во всем, что не касалось его капиталов – ему даже в голову не пришло предложить Венсену то, что было для него дороже любых взяток. Вот и сейчас по нему было видно: он смотрел на то, чего его душа страстно желала уже много лет и не могла добиться. У Венсена даже руки затряслись – он смотрел на приглашение с эмблемой «Современника» и, кажется, готов был упасть в обморок. Венсен потянулся было к приглашению, но я отдернула листок бумаги и с улыбкой сказала:

– Получите его, если инспекция колледжа Тансворта пройдет успешно. Вы подписываете все бумаги… даже не заглядывая туда – а я передаю вам приглашение, и в новом номере журнала будет напечатана ваша большая подборка.

– Шантажистка! – прошипел Венсен. В его глазах светилась ярость – он ненавидел во мне всех, кто когда-либо критиковал и разносил его, я стояла на его дороге к славе и не хотела отойти в сторону просто так, из почитания его несуществующего таланта.

Впрочем, талант всегда в себе сомневается. Это только посредственность вроде Венсена уверена в своей гениальности.

– Вы согласны? – спросила я.

Венсен кивнул и взял свой саквояж с документами.

***

В четыре часа пополудни мы наконец-то заказали обед – картофельные ломтики с беконом и соусом и зеленый салат – и уселись в маленьком дворике позади нашей конторы. Я люблю это место: зеленый садик, тихий и спокойный, мирное место – можно думать, о чем захочется, отдыхать, мечтать…

Но мы с Петровой не мечтали. Мы работали.

– Так, что у нас есть, – сказала я, придвигая к себе записную книжку. – Насчет голубей и пыльцы договорились. Все девушки будут с образованием – директор Анвин поет и пляшет, что инспекция завершилась без вреда, – я задумчиво постучала кончиком ручки по носу и вздохнула: – Нет, все-таки надо будет вытребовать у него эти сто золотых крон. Я читала вирши этого Венсена и видела его стручок. У меня травма.

Петрова расхохоталась и отправила в клыкастый рот очередную партию картофеля с беконом.

– Досадно, – согласилась она. – Мы с тобой и так редко это все видим, а тут стручок.

Какое-то время мы молча переживали о нашей женской доле. Да, у нас бывали необременительные романчики, но слишком редко, чтобы становиться чем-то серьезным. Наши ухажеры не хотели жениться – иногда мы с Петровой даже задумывались, что же им надо. Наверно, молчаливых и спокойных жен, а не работающих и независимых. Когда у жены свои деньги, которые она заработала своим трудом, то она уже не потерпит, чтобы ей приказывали и распоряжались. Как говорит один знаменитый доктор-мозговед, который живет в столице и берет по десять крон за консультацию, для женщины крайне важно иметь собственный ресурс.

Мы с Петровой были с этим согласны.

– А еще у нас есть целый отряд студентов, которые будут на нас работать, – продолжала я, – в благодарность за спасение их седалищ от шестой пересдачи.

– Да, тут один забегал уже. Бархен, – сообщила Петрова. – Поинтересовался, почему у меня такая странная фамилия, не орочья.

У орков принято так: имя ребенку выбирает отец, фамилию дает мать.

– Я его отправляла к Гутте, – сообщила я и, прикинув время, подумала, что Гутта просто внаглую опаздывает. Деньги, что ли, не нужны?

– Да, он сказал, что ходил к ней, но мастерская заперта. Обещал заглянуть еще разок.

Так. Швейная мастерская заперта – и это летом, когда все барышни шьют новые платья, блузы и юбки. Кажется, у нас начинались проблемы. Нет, так-то в Тансворте многие умеют шить, но нам был нужен профессионал, а не человек, который способен пошить блузку, неотличимую от брюк. Гутта смогла бы сшить цветочные платья – а другие не смогут, и, кажется, у нас начинались проблемы.

Почти сразу же послышался звон колокольчика на двери в нашу контору. Петрова приподнялась и зычным рыком сообщила, что мы на заднем дворе. Вскоре я увидела запыхавшегося Бархена – было ясно, что парень подошел к своей работе на нас со всем возможным старанием: он выглядел таким усталым, словно за весь день не присел.

– Что случилось? – спросила я. Петрова придвинула к нему коробку с картошкой и беконом, но Бархену, кажется, было не до еды.

– У госпожи Гутты забрали ребенка, – выдохнул он. – Мастерская снова была закрыта, так я добежал до ее дома. Вижу – двери нараспашку, все нараспашку, соседи ревут, сама госпожа Гутта поперек порога лежит, рыдает. Доктор там рядом с ней бегает, а она подняться не может.

– Кто забрал ребенка? – оторопело спросила Петрова. – Как?

Я вздохнула, кажется, понимая, откуда дует ветер. Гутта приехала в Тансворт из Восточных пустошей – там она была замужем, развелась, но муж продолжал строить ей козни, и она уехала. Похоже, сегодня он все-таки умудрился ей нагадить.

– Полиция забрала, – ответил Бархен. – Вместе с опекой. Дескать, поступил сигнал, что госпожа Гутта бьет маленького Пауля, ну его и увезли до выяснения.

– Да не бьет она его! – возмущенно воскликнула Петрова. Она решительно поднялась из-за стола, словно зеленая гора, и было ясно, что Петрова готова ехать в опеку и возвращать парнишку матери. – Он свалился с забора, полез туда за кошкой, я сама видела! Лана, пойдем!

Втроем мы вышли на улицу, и я подумала, что день еще не кончился, а у нас уже было столько приключений, сколько и за месяц не наберется. Мы организуем отбор невест, я спасла студентов от пересдачи, а директора Анвина от тюрьмы по итогам инспекции, и умудрилась сделать так, что нахального графоманишку напечатает один из ведущих журналов страны. А теперь мы шли спасать ребенка лучшей городской швеи, а день еще не закончился, и в нем может быть еще много всякого.

Полицейский участок располагался чуть в стороне от центральной площади и был похож не на оплот порядка, а на магазинчик средней руки или библиотеку. Маленький беленький дом с резными деревянными ставнями, утопавший в зелени сада – кто бы мог подумать, что вот за этим окном сидит шеф Балетти, который разговаривает только рыком и матом? Мы вошли и первым делом увидели Пауля – он сидел в приемной, заливаясь слезами. Перед ним гарцевал немолодой господин – он настолько старался выглядеть приличным и порядочным, что сразу же становилось ясно: перед нами первостатейная сволочь. Он показывал Паулю то леденец на палочке, то деревянную лошадку, но мальчик не прекращал плакать.

– Кажется, папаша, – негромко пробормотала Петрова. Я согласно кивнула и звонко спросила:

– Шеф Балетти! К вам можно?

Открылась дверь, из нее высунулась красная физиономия, украшенная носом-картошкой, густыми бакенбардами и лохматыми усищами, и шеф прорычал:

– Что надо, так и перетак?

– Мы работодатели госпожи Гутты, – сухим официальным тоном сообщила Петрова. – Пришли узнать, что случилось.

Шеф фыркнул, буркнул и выдвинулся из кабинета – темно-синий полицейский мундир едва не трескался на его заботливо откормленном брюхе. Пауль перестал плакать – теперь он испуганно всхлипывал, отворачиваясь от родителя. Я шепотом приказала Бархену бежать, разыскать господина Берта и привести сюда, а шеф прогудел:

– Работодатели? Какую, интересно, вы ей даете работу?

Отец Пауля подбоченился и добавил:

– Она не работает! Шитье это не работа, а первейшая бабья радость. А раз не работает, то пусть ребенка отдает! Отец всяко лучше за ним присмотрит.

– Не надо меня отдавать! – запищал Пауль, размазывая слезы по лицу. – Мамочка!

– Мы организуем отбор невест для принца Эжена, – Петрова по-прежнему говорила спокойно, но я чувствовала, что в ней все так и звенит от гнева, и она готова устроить скандал и разнести участок, если потребуется. – Госпожа Гутта получила большой заказ на пошив платьев для невест его высочества. Вы понимаете, шеф, какое мероприятие сейчас срывается?

– Государственное! – поддакнула я. – Колоссальной значимости для всего королевства и Тансворта в частности.

Шеф закряхтел. Заложил руки за спину, пожевал губами. Мне показалось, что карман его мундира подозрительно оттопыривается: кажется, туда сунули оплату за то, что он отнял ребенка у матери и передал отцу, который представления не имеет, что нужно сыну.

– И я не понимаю еще одну вещь, шеф, – добавила я и припечатала: – Неужели вы хотите отдать ребенка убийце?

В полицейском участке воцарилась густая тишина. Петрова оторопело посмотрела на меня, шеф удивленно снял и надел фуражку, кто-то из офицеров высунулся из дверей одного из кабинетов, но тут же убрался подальше от греха. Папаша Пауля даже икнул от удивления. Губешки Пауля задрожали, и он залился слезами.

– Мамочка! – простонал мальчик. – Хочу к маме! Мама!

– То есть, как это «убийце?» – оторопело проговорил шеф и бывший муж Гутты визгливым голосом воскликнул:

– Какого дьявола ты смеешь меня обвинять? Я отец ребенка! Я заберу его обратно в Пустоши от этой безработной шлюхи!

– Отец, который не знает, что у мальчика аллергия на сладкое? – приторно-медовым тоном осведомилась я, оценивающе глядя на папашу Пауля. – Или наоборот, он слишком хорошо знает, что сахар вызывает у Пауля отек горла?

В участке снова стало тихо. Петрова едва слышно пробормотала что-то на орочьем, удивленно глядя на меня и не понимая, вру ли я на лету или же говорю правду. Я не врала. Гутта как-то упомянула, что Паулю нельзя ни крошки сладкого, но его отец, который не интересовался ни сыном, ни его здоровьем, об этом, разумеется, не знал – или же прекрасно знал, но ему было все равно. Он хотел лишь нагадить бывшей жене.

– Дать ребенку леденец, который доведет его до смерти, – отчеканила я. – Но до этого успеть забрать его из Тансворта, чтобы причинить лишние мучения матери – а потом обвинить ее в гибели мальчика. У нас ведь женщины всегда во всем виноваты, а не отцы-молодцы. Шеф, вы действительно решили отдать Пауля этому человеку, или я как-то неправильно все поняла?

Я говорила и поражалась своей наглости. У меня не было ни веса, ни влияния в Тансворте. Я просто работала организаторшей праздников, и у меня была наглость и громкий голос. Лицо шефа побагровело еще сильнее, и папаша Пауля проворно спрятал леденец за спину, а Пауль заревел, свалился со скамьи и принялся кататься в истерике по полу приемной.

– Да помогите же ему! – беспомощно воскликнул шеф. – Вы ведь женщины, сделайте что-нибудь!

Было видно, что он окончательно растерялся. Да, детский рев иногда мог творить чудеса: у мужчин опускались руки, и они готовы были на все, лишь бы он прекратился.

– А мы здесь при чем? – беспечно осведомилась Петрова. – У мальчика есть отец, пусть он и займется ребенком. А мы посмотрим, как он справляется. Наверно, намного лучше, чем плохая мать, да?

Тем временем, дверь участка открылась, и в приемную вошла Гутта – заплаканная, с потемневшим от горя лицом. Доктор Хорни вел ее под руку – было видно, что потеря сына сокрушила и растоптала ее, и Гутта с трудом держится на ногах. Увидев, что Пауль валяется на полу, Гутта бросилась к нему, прижала к себе мальчика, ласково приговаривая что-то бессмысленное и тихое, и Пауль тотчас же умолк, прижавшись к матери. Я представила, как полицейские отрывали его от Гутты, чтобы забрать из родного дома, и мои кулаки непроизвольно сжались.

– Странно, правда, шеф? – спросила я самым медовым тоном из всех возможных. – С якобы хорошим отцом ребенок бьется в истерике и рыдает от страха, а с якобы плохой матерью у него все хорошо.

– И этот якобы хороший отец не знает, что нужно его сыну, что ему можно и нельзя, – поддержала меня Петрова. – И сует ему сладость, которая его убьет.

Гутта медленно поднялась с пола – теперь ее лицо наполняла решительность и гнев, настолько сильный, что мне показалось, что в воздухе засверкали молнии.

– Сладость?! – громким свистящим шепотом поинтересовалась она. – Ты давал ему сладости, мерзавец?!

Я подошла к шефу, тихонько протянула ему несколько золотых крон и негромко сказала:

– Шеф, ну вы и сами видите, что произошла трагическая ошибка. Отпустите мать и ребенка, не усугубляйте. У нас много работы, шеф. Очень много, правда.

– Совершенно верно, – услышала я ледяной голос Берта. Он вошел в полицейский участок, и все мы вытянулись в струнку, как и полагается человечишкам перед драконом. Над головой Берта кружилось облако искр, он выглядел настолько грозным и властным, что я невольно залюбовалась им. Впрочем, я почти сразу же дала себе мысленную оплеуху: не время ронять слюни от восторга, у нас полно проблем.

Берт прошел к оторопевшей от изумления Гутте, взял ее под локоть и добавил:

– Эта женщина работает на его высочество Эжена. Я забираю ее и ребенка именем его величества и надеюсь, что вы их больше не потревожите.

Шеф икнул. Он и подумать не мог, что отец-герой, прикативший забирать ненужного ребенка, принесет ему столько проблем. Только дурак встанет на пути дракона – а шеф никогда не был дураком.

– Конечно, ваша милость! – кланяясь, воскликнул он. – Разумеется, ваша милость, забирайте! Чем-то сможем пригодиться, ваша милость, только намекните!

Папаша Пауля побелел – он готов был сражаться с испуганной женщиной, но никак не с драконом. Из дверей кабинетов выглянули офицеры – увидев дракона, они тоже вытянулись в струнку с тем лихим и придурковатым видом, который так ублажает взгляд сурового начальства. Я решила, что нам нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше, и потянула Петрову к дверям.

Когда мы оказались на улице, то Гутта просто взяла Берта за руку и прижала ее к губам. Было видно, что она вымотана настолько, что даже плакать не может. Берт со вздохом освободил свою руку, дотронулся до ее плеча и сказал:

– Давайте решим, что вы должны сделать. А потом я подумаю, как вас нужно спасти.

***

Гутта не сразу смогла разжать руки и выпустить Пауля из объятий – но постепенно ей удалось успокоиться, она уложила мальчика спать и пришла к нам. Мы с Петровой и Бертом сидели в крошечной гостиной домика швеи, и мне казалось, что дракону в ней тесно. Сейчас, когда мы были вынуждены ждать, я могла его рассматривать – да, он был красив. Не такой идеальный красавец, как принц Эжен, разумеется: черты его лица были слишком тяжелы, словно невидимый скульптор небрежно вырубил их из мрамора – но за ними чувствовалась та сила и достоинство, которые способны затмить любую красоту.

Конечно, рядом с принцем он выглядел, как гусенок возле лебедя. Но сейчас принца здесь не было.

Наконец, Гутта вернулась, вытирая слезы. Она села в кресло и какое-то время молчала, словно никак не могла прийти в себя. Берт дружески улыбнулся и произнес:

– Я уже велел приставить охрану к вашему дому. Если этот человек хочет испортить вам жизнь, Гутта, то я уверен, что он не сдастся просто так, сразу.

Гутта вздохнула. Маленькая, бледная, с растрепанной светлой косой, она была похожа на мотылька.

– Он всегда говорил, что я от него не убегу, – призналась Гутта. – Что он меня везде достанет. Господи, помоги нам, я так сегодня испугалась…

Петрова накапала в стакан успокоительного, которое дал доктор Хорни, и протянула Гутте.

– Все будет хорошо, – заверила она. – Мы на твоей стороне, принц Эжен и господин Берт тоже. Никто вас с Паулем теперь не тронет, а если захочет, мы ему быстро клыки пообломаем.

Во взгляде Гутты снова сверкнули слезы. Я невольно подумала о том, что было бы, если бы принц Эжен сегодня не пожалел Бекона и не захотел устроить-таки отбор невест. Возможно, маленький Пауль успел бы съесть отцовских сладостей, и все кончилось бы очень плохо.

– Спасибо вам, девочки, – прошептала Гутта. – Спасибо, ваша милость. Так я не поняла, что там с отбором невест?

– Принц Эжен решил жениться, – ответила я. – Нам нужна лучшая швея, которая сошьет уникальные платья для участниц отбора.

Гутта растерянно посмотрела на меня так, словно не могла взять в толк, о чем это я болтаю.

– Лучшая швея? Отбор невест?

– Ты нужна нам, Гутта, – серьезно сказала я. Мои слова прозвучали довольно пафосно, но я подумала, что сейчас это к месту. – Перво-наперво нам потребуются шесть платьев, полностью сшитых из санвинских лилий.

Гутта нахмурилась, потом поднялась и вышла из гостиной, чтобы вернуться с толстой растрепанной тетрадью и карандашом. По ее лицу было ясно: Гутта взяла себя в руки, работа началась. Мы с Петровой вздохнули с облегчением.

– Санвинские лилии очень тонкие и нежные, – сказала Гутта. Сейчас, глядя на выражение ее лица, я понимала, почему она стала лучшей швеей в городе и окрестностях – Гутта стремилась работать и делать свое дело как можно лучше. – Да, допустим, их можно как-то скрепить между собой. Придется это делать прямо на девушках. Но вот представьте: они выйдут на улицу, залитую солнцем, эти лилии увянут, и то, что они должны скрывать, будет открыто.

Мы дружно согласились, что ничего хорошего из этого не получится.

– Предлагаю сделать эти лилии из шелка, – продолжала Гутта. – Так их намного проще сшить, они не упадут, не завянут и никуда не денутся. Кстати, почему именно лилии?

– Вообще девушки должны идти обнаженными, – сообщил Берт, – но мне уже сказали, что в этих краях дело может кончиться побоищем.

Гутта неопределенно пожала плечами.

– А если лилии вставить в прически, а в качестве одежды использовать бабочек? Я видела такое на модном показе в Кесадине. Это бабочки сорта фаула, они сидели на девушках, раскрыв крылья. Кожа была смазана кремом на основе ювинского меда, бабочки от него засыпают. Удивительно смотрится!

Берт мягко усмехнулся, представив девушек в бабочках, и я заметила, что ему очень идет улыбка. Сейчас он словно бы смягчился, отстранив свою официальность – из-под брони вечного спутника принца выглянул кто-то живой, настоящий.

– А еще лучше – комбинировать шелковые лилии и бабочек! – предложила Гутта, и ее глаза наполнились энергичным блеском. – Будет изящно, воздушно и очень прилично!

На том и порешили. Берт вынул из кармана чековую книжку и поинтересовался:

– Сколько будут стоить такие платья?

– Бабочек я закажу в Кесадине. Шесть платьев – шесть коробок, – принялась за подсчеты Гутта. – Шелковые лилии куплю на Южном провале. Плюс моя работа… впрочем, ладно, за то, что вы сегодня спасли меня и Паульхена от этого негодяя Ферна, эти платья я пошью бесплатно. Итого двести сорок золотых крон, ваша милость.

Берт задумчиво крутил карандаш в руках, и я понимала, о чем он думает: провинциальный отбор невест для принца грозит оказаться дороже, чем они с Эженом ожидали. Впрочем, он все-таки выписал чек, протянул его Гутте и спросил:

– Хотите, пугну еще этого вашего Ферна? Пролечу над ним в драконьем облике и выстрелю пламенем?

– Не стоит, ваша милость, он и без того уже напрудил от страха, – ответила Гутта. – Еще раз спасибо за вашу доброту. И вам, девочки, тоже. Если бы не вы, Паульхен уже съел бы тот леденец…

Она вздохнула, быстро дотронулась до щеки, стирая сбежавшую слезинку. Я и представить боялась, что чувствовала Гутта, когда у нее отбирали мальчика с полицией. Просто потому, что папаша вдруг вспомнил, что у него есть сын.

– Вас с ним никто не обидит, – произнес Берт. – Заказывайте бабочек и лилии. Девушек на примерку вам приведут завтра.

***

– А его величество уже знает об отборе?

После разговора с Гуттой Петрова отправилась с ней на почту заказывать необходимое, а мы с Бертом пошли в сторону нашей конторы. Мы с Петровой живем там в большой квартире на втором этаже, очень удобно. Все можно делать, не отходя от кассы.

– Разумеется. Я сразу же отправил ему письмо. Моя задача – делать так, чтобы неприятные сюрпризы не перерастали во что-то большее.

Я понимающе кивнула. Друг принца был еще и соглядатаем – впрочем, ничего удивительного. Принц Эжен из тех, за кем нужно постоянно присматривать, это мы уже поняли.

– И что он сказал? Разозлился?

Берт усмехнулся, и я поймала себя на мысли о том, что давно ни с кем вот так запросто не гуляла. Был вечер, мы брели по тихой улице, откуда-то издалека доносилась музыка – в парке играл оркестр. Прохожие косились в нашу сторону с интересом, и я впервые подумала, что, должно быть, действительно безобразна, раз в их взглядах, направленных на Берта, столько сочувствия.

Теперь главное вести себя спокойно. Не таращиться на дракона, как дурак на пряник, а быть вежливой и непринужденной и повторять: у нас только деловые отношения, не более того – не надо думать, что Берт мужчина, он всего лишь помогает организовать и провести отбор невест, не надо разбивать себе сердце напрасными надеждами на то, чего никогда не случится…

– Разумеется. Государь планировал однажды вернуть Эжена и женить его на одобренной особе, – ответил Берт. – Но он сказал, что его младший сын уже совершеннолетний и способен сам выбрать свою судьбу и дорогу. Понимаете, что это значит.

– Отбор невест состоится, – ответила я. – Но Эжен никогда не вернется в столицу. Он останется в Тансворте.

Во взгляде Берта появился искренний интерес – похоже, я оказалась умнее, чем он ожидал.

– Верно, – Берт скользнул взглядом по пестрой афишке местного театра, усмехнулся чему-то своему и спросил: – Вам нравится ваша работа?

Я рассмеялась. Пожалела о том, что у меня нет с собой кружевного зонтика – я могла бы его вертеть в руках и хихикать, как это делают все барышни, когда джентльмены задают им вопросы.

Но я не барышня. Я совладелица конторы по организации праздников, и сегодня у меня было больше приключений, чем за всю прошлую неделю.

– Она приносит интересные знакомства и подвиги, – ответила я. – А у вас есть какое-нибудь занятие?

Берт улыбнулся – и ему очень шла улыбка, она словно бы озаряла скуластое лицо изнутри, делая его мягким и живым. «Даже не думай на него таращиться», – приказала я себе.

– Сейчас это помощь вам в организации отбора невест. А так… дружба с его высочеством во многом и есть работа.

– А увлечения? – поинтересовалась я, понимая, что спрашиваю много лишнего, и Берт вполне может ответить, что это не мое дело.

– Только не смейтесь, – сказал он. – Живопись.

Надо же! Он сидит за мольбертом и создает пейзажи, натюрморты и батальные сцены!

– Что обычно пишете? – полюбопытствовала я, и Берт посмотрел на меня так, словно я вновь умудрилась его удивить.

– Надо же! Вы правильно назвали мое занятие, – одобрительно произнес он. – Почему-то все говорят, что художники рисуют – а они пишут.

– Когда я училась в университете, то у меня был знакомый художник, – ответила я, решив, что лучше не вдаваться в детали того, чем завершилось наше знакомство – ничем хорошим, и не стоит ворошить прошлое. – Так что я в определенном смысле в курсе.

Берт задумчиво покачал головой. Мы свернули в Цветочный переулок: еще немного, и дорога приведет нас к конторе, и эта странная, но такая хорошая прогулка закончится и больше не повторится – мне сделалось так грустно, что даже в носу защипало.

К чему это все? Я не романтическая барышня, а глумливая хозяйка конторы по организации праздников – но сейчас во мне все звенело, как в юности, и я не знала, к добру это или нет.

– Вы меня удивляете, Лана, – признался Берт. – Очаровательная девушка с университетским образованием в этой глуши, которая работает с проведением праздников. Что с вами случилось?

Очаровательная девушка? Кажется, он говорил о ком-то другом. В мире, где красавицами считаются блондинки или рыжие с бледнокожими лицами сердечком, я с моими каштановыми волосами, темными глазами и носом с горбинкой никогда не буду ни красивой, ни очаровательной.

– Вы мне бессовестно льстите, Берт, – улыбнулась я. Свести все в шутку и закончить, наконец, эту прогулку, чтобы не дразнить себя тем, чего не может случиться. – Или вы просто слишком вежливы.

Берт не успел ответить – с противоположной стороны тротуара нам махнула Джен Суон, и я подумала, что ее-то как раз и надо называть очаровательной. Тоненькая, легкая, похожая на сказочную фею с золотыми волосами с легкой рыжинкой и удивительными темно-синими глазами – к этой красоте прилагался еще и острый незаурядный ум, но только ее родители считали, что Джен нужно не образование, а выгодное замужество, и присматривались к обеспеченным женихам Тансворта и окрестностей. Они даже не разрешили ей поступить в колледж: дескать, слишком образованная жена никому не нужна.

– Лана! – я невольно заметила, что Джен выглядит взволнованной. – Лана, мне надо с тобой поговорить!

Кажется, я даже поняла, о чем речь. Джен подошла к нам и после приветствий, представлений и раскланиваний отвела меня в сторонку и спросила:

– Это правда, что ты выбила из Анвина два диплома?

Да уж, шила в мешке не утаить, тем более, такого шила. Я кивнула.

– Да, выбила. Хочешь один? Но тогда придется участвовать в отборе невест.

Глаза Джен сверкнули так энергично, что мне невольно представилась не светская барышня в модном голубом платье, а пиратка, которая карабкается по веревочной лестнице с саблей в руках. В Джен была глубина души и ума – та, которую упорно не хотели замечать ее родные.

– Лана, милая, пожалуйста! – взмолилась Джен едва слышным шепотом. – Сто дьяволов с этим отбором, я буду участвовать и проиграю! Но мне нужен этот диплом. Я сама изучила всю программу, – Джен посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что нас не подслушивают, и Берт тотчас же сделал вид, что исключительно заинтересован курицей, которая бродила в траве за одним из соседских заборов. – Когда у меня будет диплом, я смогу отсюда уехать. И начать новую жизнь.

Я знала, что Джен завидует нам с Петровой – мы учились, имели профессию и могли жить самостоятельно, а ей пришлось бы во всем полагаться на будущего мужа, и это было Джен словно нож поперек горла. Она, конечно, притворялась послушной дочерью, но иногда это получалось плохо, и весь Тансворт слышал, как отец распекает ее после категорического отказа очередному жениху.

– Договорились, – кивнула я. – Завтра с утра иду к Анвину, будет тебе диплом. Но ты уверена, что проиграешь?

Джен улыбнулась, и мне снова померещилась пиратка. Не знаю, почему.

– Обязательно проиграю, – ответила она. – Можешь даже не сомневаться!

Глава 3

На следующий день весь город гудел, ревел и громыхал. Я заглянула к Анвину поздно вечером, и он, раскланиваясь и благодаря меня на все лады, выписал диплом для Джен и Кейт Смиссон.

– Невероятно! – восклицал директор. – Вы просто чудо сотворили, я уже готовился… а, неважно, к чему. Дай вам бог здоровья, денег и мужа хорошего!

Я согласно кивнула и на всякий случай уточнила – а то мало ли, что, людскую благодарность тоже надо контролировать и проверять:

– Данные в документы внесете? Нам нужны официальные дипломы, а не просто бумажки.

– Обязательно, – кивнул Анвин. – С принцами шутки плохи, а нам с вами еще работать и работать. Чует мое сердце, это не последняя инспекция.

А наутро колледж был похож на осажденный замок: вокруг него стояла толпа девиц, их родителей, тетушек и дядюшек, и просто сочувствующих – все кричали, шумели и требовали у Анвина дипломов для дочек.

Отбор невест для драконьего принца – нешуточное дело. Я еще удивилась тому, что они вчера не сбежались. Родители тех девушек, которые успели получить дипломы честным путем, держались в стороне, сопровождая каждое движение осаждающих ехидными репликами. Основное их содержание сводилось к тому, что надо надеяться не только на те сокровища, которыми дочерей одарила природа, но и самим что-то в них вкладывать, например, образование.

Никогда не узнаешь, в какой момент на тебя свалится драконий принц, но к этому надо быть готовой.

Девушки, которым предстояло участвовать в отборе невест для принца Эжена, получили свои приглашения ранним утром – ночью мы с Петровой отпечатали их в местной типографии, передвинув выпуск «Тансвортского листка» на обед. Сейчас они были у Гутты – швея снимала мерки, а мы с Петровой занимались первым этапом отбора.

Итак, у нас было шесть участниц.

Джен Суон, умница и бунтарка: почему-то я была уверена, что принц обратит внимание именно на нее.

Кейт Смиссон, ростом выше Петровой и с легким заиканием: она хотела стать учительницей, но боялась, что дети будут над ней смеяться, так что получила профессию секретаря и сидела за печатной машинкой в городском банке.

Микка Куттинен, признанная самой красивой девушкой Тансворта: она работала в отцовской пекарне и оставалась тонкой и звонкой на удивление всего города.

Вера Хайсс, рыжая пышечка, похожая на суслика. Ее считали ведьмой, потому что она перечитала все книги в городской библиотеке.

Эва Вейс-Мор, завсегдатай модных лавочек, где можно было тратить отцовские денежки – ее родитель был заместителем бургомистра.

Линда Фрай-Анвер, белокурая бестия, которая мечтала выйти замуж за принца еще в колыбели.

– Амин, – сказала я, выходя из конторы и глядя в список участниц. – Кажется, мы пропали.

Бекон, который сидел на ступенях, угрюмо муркнул и посмотрел на нас так, словно в жизни не видел таких бессовестных женщин. Конечно, весь день и всю ночь где-то носились и утром куда-то побежали, а бедный котик, сиротинушка, с голоду умирает. Мы ему не поверили: чуть в стороне лежала задушенная мышь, так что до голодной смерти было еще далеко, а там и мясная лавка откроется.

– Ничего, не пропадем, – решительно ответила Петрова. – Представляешь, что будет потом, после отбора? Мы с тобой проводили одно из важнейших мероприятий королевской семьи! Что это значит?

– Что нам, дурам, просто повезло.

– Нет! Что мы можем ехать в столицу и работать там! И свадьбы устраивать не почтмейстеру, а министру! И корпоративные праздники не для учителей в колледже, а для членов правительства! Представляешь, какие там деньги? Какие там связи?

Петрова была воодушевлена, и меня это радовало. Мы с ней всегда так работали: она воспаряла в небеса с идеями и восторгом, а я придерживала ее, не позволяя совсем уж улететь туда, где были проблемы и непредвиденные расходы. Проходя мимо колледжа, где Анвин пытался разогнать толпу горожан, охочих до диплома без захода в образование, мы задержались было посмотреть и посмеяться, но тут одна из девушек заметила нас и закричала:

– Мамочка, это они! Это они организуют отбор!

Ее мамочка, женщина колоссального роста и идеальной фигуры в геометрическом плане, решительно развернулась в нашу сторону, и Петрова лучезарно улыбнулась и сказала:

– Бежим!

И мы подхватили юбки и рванули с места так, как не бегали даже в школе, когда у нас были спортивные занятия. Девицы и их родители бросились за нами: уламывать, уговаривать, упрашивать, угрожать – словом, делать все, что угодно, лишь бы мы протащили на отбор их обожаемых дочек.

«А ведь догонят!» – поняла я, когда мы выбежали на главную городскую площадь, обогнули ратушу и погнали мимо парковой ограды. Петрова тоже стала сдавать, и было ясно, что живыми нас не отпустят.

В ту же минуту я поняла, что бегу как-то странно: ноги болтаются в воздухе, а земля почему-то отдаляется и уходит куда-то вниз. Рядом со мной дергалась Петрова, бормоча себе под нос орочьи ругательства, над нами хлопали паруса, воздух гудел и грохотал, и, захлебываясь от бескрайнего детского восторга, я чувствовала что-то холодное, кажется, металлическое – оно изогнулось за моей шеей, подцепив меня за воротник.

– Дракон! – заорала Петрова. – Это дракон!

Я задрала голову и прямо над собой увидела зеленую пластинчатую броню драконьего брюха. Кто это? Принц Эжен или Берт?

Дракон сделал круг над городом, заставляя нас с Петровой визжать от радости, и принялся медленно спускаться над садами Алейны – холмом, на котором стояла старинная усадьба. Раньше она была наполовину заброшена, только сторож ходил у забора, да уборщица приходила смести грязь с дорожек да помыть окна, но принц Эжен, свалившись в наши края, решил, что сады Алейны прекрасно подойдут для его резиденции, сделал быстрый ремонт и начал жить.

Земля, которая казалась зеленым ковром с рассыпанными игрушками, приблизилась, гравий дорожки ударил в ступни, и дракон осторожно поставил нас на ноги. Мы с Петровой схватились за руки, чтобы не упасть: от волнения у меня кружилась голова, а ноги сделались ватными. В небе холодно; я только сейчас поняла, как мы замерзли.

Все во мне кричало и пело. Полет был похож на праздник, на яркий сказочный сон, который неожиданно оказался правдой. Это ведь можно – подниматься в небо, лететь, ловить потоки ветра. Это бывает – парить над миром, знать, что весь он принадлежит тебе, любить, быть любимым и счастливым своей любовью.

Дракон с тяжелой грациозностью опустился на дорогу к усадьбе, его окутало золотой дымкой, и вскоре мы увидели Берта.

– Ох, вы спасли нас! – воскликнула Петрова. – Если бы не вы, нас бы уже затоптали!

– Да, я так и подумал, – кивнул Берт и едва заметно улыбнулся. Улыбка согрела мне сердце сильнее, чем я могла бы позволить. – Но ничего, это скоро уляжется. Видели бы вы, какие взятки предлагают организаторам отборов в столице!

Петрова мечтательно улыбнулась, словно представила сумму и мысленно потратила ее до последнего гроша.

– А у вас будет отбор невест? – спросила я. Все жители королевства давно женятся просто так, по велению сердца или устремлениям к выгоде, и только драконы устраивали отборы, которые постепенно превращались в яркое шоу, неизменно привлекающее любопытных.

Берт отрицательно мотнул головой.

– Пока я не думал об этом, – признался он, всем своим видом показывая, что мне не стоит совать свой нос не в свое дело. – Список невест при вас?

Я сунулась в поясную сумочку, радуясь, что она крепко пристегнута, а то искали бы мои записки в поднебесье – вынула нужный листок и протянула Берту. Тот скользнул по нему взглядом и поинтересовался:

– Джен это та девушка, которая подошла к нам вчера, верно?

Я кивнула, и Берт сообщил:

– Отметьте себе, что она будет фавориткой отбора. Эжену нравятся такие решительные особы.

Стоило вспомнить про Эжена, как одно из окон усадьбы отворилось, и мы услышали голос принца:

– Друзья, что вы там топчетесь? Пора завтракать!

– Вот это правильно! – одобрила Петрова. – А то у нас в животах с утра ничего, кроме вдохновения!

И мы пошли к усадьбе – изящному белостенному дому с колоннами, балкончиками и большими окнами в духе Первой империи. Неудивительно, что принц решил здесь поселиться: усадьба была одним из самых красивых мест в Тансворте и окрестностях. Слуги в темно-синих сюртуках открыли перед нами двери и проводили в столовую – по пути я увидела, как другие слуги вешают на стену гостиной морской пейзаж, и спросила:

Страницы: «« 123 »»