Шоколадное убийство. Рукопашная с Мендельсоном Куликова Галина

– Может быть, ваш брат употреблял наркотики? – предположил Антон. – Не нужно делать страшные глаза. Такое случается…

Майя потерла руками виски. Антон достал из кармана смятую сотню и положил на блюдце.

– Не сдавайте меня Ускову, – попросил он. – Соврите, что вам рассказал об их ссоре брат. Так никому не будет обидно.

– Обещаю, – сказала Майя. – А как мне найти этого… Ускова?

– У меня есть его телефон. И я вам его сейчас продиктую.

Ускову Сильвестр позвонил сам. Майя не слышала, что он ему говорил, потому что успокаивала на кухне Веру Витальевну. Та разбирала свои последние приобретения, то бишь любовные письма, выпрошенные ею у какой-то старухи дремучих лет, читала их и плакала. Слезы были размером с мелкий виноград, и вид их приводил Майю в смятение. Она тоже сунулась в любовное послание, но почерк оказался неразборчивым, и это мешало ухватить смысл.

Когда она вошла в кабинет Сильвестра, то услышала, как тот говорит в телефонную трубку:

– Жду с нетерпением. Да, я сейчас дома. Я почти всегда дома. Буду вам чрезвычайно признателен.

– Вы общались с Геннадием Усковым? – спросила Майя. – Он обещал приехать сюда?

– Вот именно. Когда я сказал, что Андрей погиб и мы рассматриваем версию преднамеренного убийства, он обеспокоился, начал задавать вопросы.

– Ну, как всякий человек, которого огорошивают такими новостями, – пожала плечами Майя.

– Потом я на всякий случай обрисовал ситуацию так, как ее видит милиция, – продолжал гнуть свое Сильвестр. – Что Андрей покончил с собой. И тогда этот Усков неожиданно поцокал языком прямо мне в ухо и сказал, что желает поговорить со мной всенепременно и как можно скорее. Я ответил, что почти не выхожу из дому, и вот… Он направляется сюда.

– Нам же лучше, – обрадовалась Майя. – Ваши нервные поездки по городу, в прокуренных такси… Ужас!

На самом деле это было преувеличением. Заказывая машину, она всегда требовала некурящего водителя, который не пользуется одеколоном и не брызгает себе в рот мятный спрей, чтобы изо рта у него приятно пахло.

Усков появился через полчаса и, когда вошел в квартиру, сразу же произвел самое благоприятное впечатление на Веру Витальевну. Она любила таких мужчин – подтянутых, жилистых, с развернутыми навстречу жизни плечами. На вид ему можно было дать лет сорок пять. У него были умнющие глаза, которые мгновенно оценили Сильвестра и заискрились приятием.

– Геннадий, – представился он и протянул руку всем по очереди – сначала Вере Витальевне, затем Майе и только потом хозяину квартиры.

Усков сделал тете Вере комплимент – незамысловатый, но очень приятный. И та немедленно поплыла, как девочка, у которой самый красивый мальчик класса попросил точилку. Взгляд ее сделался масленым, на щеках появились ямочки, и она тотчас вознамерилась угощать гостя кексом собственного изготовления. Сильвестр от этих кексов уже на стенку лез, потому что Вера Витальевна обижалась, если каждое чаепитие не сопровождалось поеданием этих самых кексов, которые она насобачилась печь еще на заре туманной юности.

Усков согласился есть кекс, понимая, что нельзя так вот сразу отделаться от обеих женщин и что серьезный разговор последует потом, когда они с Сильвестром останутся одни. Вера Витальевна пригласила всех на кухню – как на свою собственную! – и вызвалась хозяйничать. Майя осталась не у дел, для нее это было непривычно и странно. Однако гость оказался любезным и довольно веселым. Рассказал несколько баек из своей практики и объяснил, что с Фондом поддержки малых народов Америки сотрудничает не слишком тесно. Тестирует сотрудников при приеме на работу, а также дает консультации, если кто-нибудь в них нуждается. У него есть свой кабинет, в котором он бывает по вторникам и пятницам лишь в первой половине дня.

– Зарплата не слишком высокая, да и не нужна мне она, – признался он, обращаясь непосредственно к Сильвестру, который отрекомендовался ему не только другом Томилина, но и частным сыщиком. – Однако фонд дает мне другое – связи, возможности ездить, находить новых клиентов. Это еще один круг общения, необходимый всякому специалисту, работающему на себя. На самом деле я частный практикующий врач и львиную долю времени провожу в клинике. Просто не хочу, чтобы вы подумали, будто я какой-нибудь недоучка, отыскавший теплое местечко по блату.

Он широко улыбнулся, предлагая оценить шутку. Блестящий вид Ускова, его повадки лидера не позволяли такое даже предположить. Одет он был в вельветовые брюки и светлый пуловер, руки держал на виду, и были они у него красивые и спокойные, какие, вероятно, и должны быть у всякого доктора. Руки врача внушают уверенность, они властвуют над пациентом, и с этим приходится считаться.

Улыбаясь, Усков впервые посмотрел на Майю в упор. Конечно, он сразу обратил внимание и на ее хорошенькую мордашку, и на огромные зеленые глаза, однако вел себя деликатно и во время чаепития бросал на нее лишь короткие, хотя и весьма заинтересованные взоры.

– Вы женаты? – тотчас спросила тетя Вера, заметив его интерес. Она желала знать, какие карты на руках у противника, еще до начала игры.

Однако добыча легко ушла от ответа – в конце концов, тетя Вера имела дело с психологом.

– Смотря что под этим понимать, – усмехнулся Усков. – Штамп в паспорте или действительное положение вещей…

«Ясно, женат», – решила Майя, по достоинству оценив экстерьер гостя. Таких уверенных в себе, нерядовых расхватывают тепленькими прямо в вузе. А потом если и выпускают из рук, то лишь потому, что какая-то хищница вонзает когти и тянет на себя.

Когда Сильвестр замечал, что Майя на какого-то мужчину положила глаз, он становился мрачнее тучи. Это и понятно. Если Майя влюбится и, не приведи господи, выйдет замуж, супруг непременно уведет ее с собой, и он снова останется без помощницы. А хорошую – да что там! – просто вменяемую помощницу найти ой как непросто.

В данном случае мрачнеть ему было невыгодно, и он себя пересилил. В конце концов, этот Усков вскоре уйдет, и они его больше никогда не увидят. Женщины захлопотали, убирая со стола, а Сильвестр повел гостя в кабинет, усадил на диван, а сам устроился в кресле напротив.

– Вы хотели мне что-то сказать, – напомнил он, имея в виду их телефонный разговор.

– На самом деле я хотел узнать, как продвигается ваше расследование. У вас есть какие-то подозрения?

Сильвестр печально улыбнулся, неопределенно пожав плечами:

– Моим подозрениям не хватает пищи. Мне нужна информация. Я собираю ее тщательно. И теперь вот как раз дошел до вашего фонда.

– Но ведь с момента ухода Томилина и до его гибели прошло много времени, – удивился Усков.

Он сидел, забросив ногу на ногу и откинувшись на спинку дивана. Не слишком расслабленно, но и не особо напряженно.

– Андрей проработал там немало времени и вдруг ни с того ни с сего ушел. Это неожиданное увольнение, нежелание рассказывать близким о его причинах не могут меня не тревожить. Я должен знать, почему он оставил работу, которая ему совершенно точно нравилась. Раз вы психолог, мимо вас вряд ли проходят увольнения сотрудников, верно?

– Вы поэтому захотели со мной поговорить? – прищурился Усков.

– А есть еще какая-то причина, которая могла бы меня на это подвигнуть?

– Да, есть. Именно я стал инициатором увольнения Томилина с работы. – Сильвестр присвистнул, сделав вид, что никогда об этом не слышал. – Вашему другу нужно было бы сказать спасибо, что руководство фонда не передало дело в компетентные органы, иначе…

– Что он натворил?

Сильвестр вспомнил Томилина, каким он был, когда они служили вместе. Дружелюбный, веселый, отважный… С мелкими недостатками, которые если и могли кого рассердить, то лишь щепетильную даму. Он любил к месту и не к месту рассказывать пошлые анекдоты и, причесываясь, всегда со свистом продувал расческу. Он форсил, перед девушками ходил гоголем и мог спокойно отбить подружку у приятеля. Серьезных грехов за ним не водилось, и Сильвестр с напряжением всматривался в лицо Ускова, который знал что-то такое, что не вписывалось в этот образ нормального парня.

– Мне не удалось схватить его за руку, но…

Предупрежденный, что курить в квартире нельзя, Усков тем не менее машинально похлопал себя обеими руками по нагрудным карманам, отыскивая сигареты. В рубашке, под пуловером их не оказалось, и он досадливо крякнул:

– В машине оставил. Специально, чтобы не соблазняться.

– Вы говорили про то, что Томилина не удалось схватить за руку, – напомнил Сильвестр.

– Да-да. Так вот. Вы должны знать, что фонд в том числе занимается сохранением культурного наследия малых народов. На частные пожертвования руководство снаряжает небольшие экспедиции, ведущие поиски, а порой и раскопки древних захоронений или культовых мест, которые упоминаются в древних рукописях. Есть сотрудники, которые с этими рукописями работают. Замечательные, к слову сказать, специалисты. С того момента, когда Томилин устроился к нам на работу, экспедиции – одна за другой – стали терпеть неудачу.

– Не находили нужное место? – предположил Сильвестр, мозг которого лихорадочно работал. Впрочем, заметить это могла лишь Майя, которая знала босса как облупленного. А Майи в комнате не было. Так что со стороны он выглядел совершенно обычно.

– Находили, – покачал головой Усков и развел руками. – Только все самое ценное оттуда оказывалось уже… хм… изъято. Священные места были разграблены.

Он не стал расширять свою мысль, и в комнате на некоторое время воцарилась тишина.

– То есть вы обвинили Томилина в том, что он сливал кому-то информацию о старых могильниках и всяких древних кладах?

– Обвинил, – ответил Усков с печальной серьезностью. – Думаете, мне это было приятно? В конце концов, я не служба безопасности. Мало того, я полагаю, он сам участвовал в этих вылазках. Если бы вы знали, что творилось на месте захоронений, когда туда приезжали наши ребята! Я случайно обратил внимание. Как только наш Майский – это руководитель научной секции – объявлял о том, что экспедиция собирается ехать туда-то и туда-то, Томилин немедленно брал отгулы или несколько дней за свой счет и сваливал. Никому, кажется, и в голову не приходило, что у него рыльце в пушку. Только я один задумался, но не стал проверять эту версию. Томилин мне нравился…

Он хмыкнул с такой горечью, как будто обманули его лучшие надежды.

– Руководство засекретило информацию после нескольких провалов. Все же потеря средств, и немалая. Однако на деле вся эта секретность означала лишь то, что руководитель научной секции Майский со своими ребятами просто перестал оставлять бумажки на столе.

– Томилин работал завхозом? – на всякий случай уточнил Сильвестр.

– Вот именно. Для завхоза не существует препятствий в виде замков на входных дверях, запертых ящиков стола и так далее. Однако все это оставалось лишь на уровне подозрений до тех пор, пока я не услышал его разговор по телефону. Он вышел, знаете ли, на улицу, отошел от здания и остановился возле газетного киоска. Так получилось, что я оказался поблизости…

– Получилось? – с недоверием уточнил Сильвестр.

– Если вы думаете, что я следил за ним, то ошибаетесь, – повел бровью Усков. – Я действительно услышал разговор случайно. Его содержание не оставляло сомнений в том, что Томилин знает о последних изысканиях Майского и собирается опередить его со своей… командой.

– Андрей называл имя того, с кем разговаривал? – быстро поинтересовался Сильвестр. – Вы запомнили?

– Он говорил просто – привет, пока, сделай, позвони. Безлично. Однако его собеседником был мужчина.

– Вы обнаружили свое присутствие, когда поняли, что секретная информация только что куда-то уплыла?

– Нет, – покачал головой Усков. – Это было бы неправильно. Я вернулся на рабочее место и сразу же отправился к руководству. Томилина вызвали на ковер, и кажется, он прокололся, потому что его уволили прямо там, в кабинете. Вернее, он написал заявление по собственному желанию.

– Почему его пожалели? – Сильвестр подался вперед и смотрел на психолога с напряженным вниманием.

Тот пожевал губами, словно старик, раздумывающий, выпить ли ему еще рюмочку ликера или отправиться на боковую.

– Так почему?

Усков вскинул глаза и бесхитростно ответил:

– У Томилина нашлась покровительница. Он нравился некой женщине, которая, скажем так, имела влияние на одного из руководителей. Она попросила за Томилина. Иначе, боюсь, попал бы он под следствие. Впрочем, может, целее был бы… Так что с ним случилось, можете рассказать?

Сильвестр помедлил.

– Теперь, полагаете, ваша очередь спрашивать?

– Я же доктор, я привык к покладистым собеседникам, – улыбнулся Усков.

– Ну уж так и покладистым… Не думаю, что к психологу все как один приходят с готовностью вывернуть душу наизнанку.

– Да, встречаются и твердые орешки, – согласился тот. – Но вы не ответили на вопрос. Как Томилин погиб?

– Он утонул в собственной ванне.

– И?..

– У меня есть основания подозревать, что он не сам утонул – ему помогли. Например, тайком подсыпали снотворное в алкоголь и дали захлебнуться, когда он задремал в ванне, полной воды.

– Возможно, вы правы, – сказал Усков. – Я бы тоже стал искать убийц, а не сетовать на несчастный случай. Я решительно не верю в самоубийство этого человека.

Сильвестр склонил голову к плечу.

– Вот как? – спросил он.

– Да. Все же я врач, не забывайте. Если бы у Томилина были суицидальные наклонности, я бы понял. Есть совершенно определенные признаки, которые не могут остаться незамеченными в процессе общения. А мы с ним достаточно часто общались.

– С какой стати? Вы же сами сказали, что бываете в фонде всего два раза в неделю.

– Томилин приходил ко мне за консультациями. У него была девушка, с которой он очень давно встречался. Она хотела замуж, а он сильно сомневался в том, что готов к такому шагу. Впрочем, с девушкой расставаться тоже не хотелось. Он решил, что я буду ему хорошим советчиком. Так что я действительно общался с ним довольно плотно.

– И вы не верите в самоубийство?

– Не верю. Потому что не думаю, что после увольнения в его душе произошел какой-то надлом. Нет, Томилин был сильной личностью с устойчивой психикой. Я категорически против самоубийства. Собственно, это все, что я хотел вам сказать. Если потребуется, я дам показания в милиции. Странно, что они ко мне не приходили.

– Ничего странного. Следователь закрыл дело. Он не сомневается, что произошло самоубийство. Или несчастный случай.

– Эта версия мне тоже не нравится. Томилин не любил пить таблетки. Однажды у нас зашел разговор о лекарствах, и он сказал, что не принимает лекарств из-за того, что боится подделок. Вы же знаете, какая у нас ситуация с поддельными лекарствами. Никто ничего не гарантирует. Томилина это пугало.

– Возможно, у него был стресс и он изменил своим принципам. Если ему выписали снотворное…

– Снотворное ему вряд ли было прописано. Типы с таким богатырским здоровьем редко страдают бессонницей. Даже несмотря на стресс.

– Но его совесть была нечиста, – напомнил Сильвестр.

– Бросьте, – резко сказал Усков. – Томилин ни капли не испугался, когда его прижали к ногтю. И не раскаялся. Был раздосадован – это да. Но не более того.

– Он знал, что это вы его сдали?

– Кажется, ему сказала та женщина.

– Да-да, покровительница…

– Уходя, Томилин встретил меня в коридоре и коротко бросил: «Спасибо, док». Я не понял, была ли это ирония, потому что он знал, или он поблагодарил меня за все, что я вообще для него сделал.

– А что вы для него сделали? – уточнил Сильвестр.

– Я его консультировал, забыли? Бесплатно, как сотрудника фонда. Будь он моим рядовым пациентом, пришлось бы раскошелиться.

– Почему вы тратили на него столько времени? Ведь вряд ли это входило в ваши обязанности?

Усков снова похлопал себя по груди и бокам в поисках сигарет. Ничего не нашел и сложил руки перед собой шалашиком:

– Потому что я ему симпатизировал, я уже говорил. Он казался неплохим парнем, ваш Томилин.

«Раньше он и был неплохим», – подумал Сильвестр. С годами люди все же сильно меняются. Иной человек напоминает спелый плод, внутри которого сидит червоточина. Снаружи незаметно, но стоит раскусить его…

В дверь кабинета громко постучали. Сильвестр не успел ответить, когда она отворилась и на пороге появилась взволнованная тетя Вера.

– Сильвестр, я просто не могу с вами не поделиться. Знаете, как Чепукин отомстил соседям за то, что его едва не линчевали на лестнице? – Она посмотрела на него с пронзительным сочувствием. – Он купил баян.

– Баян? – обалдело переспросил тот.

– Но самое страшное в том, что он умеет на нем играть.

– Хотите сказать, это кваканье, которое доносится неизвестно откуда…

– Вот именно. Он фигачит на этом проклятом баяне ровно с одиннадцати утра. С короткими перерывами на то, чтобы сходить в туалет. Ест он, как я понимаю, не отрываясь от инструмента. Наверное, сидит прямо у холодильника.

– И что я должен делать? – растерялся Сильвестр.

– Подписать петицию. Четвертый этаж предлагает вызывать МЧС, а седьмой – снять с Чепукина скальп. Дети спустили ему на балкон кошку в авоське, она орет как оглашенная. Однако на этого типа ничего не действует. Он делает вид, что вокруг пустыня Сахара.

– Пожалуй, мне пора идти, – сказал Усков, поднимаясь. Он улыбался.

Сильвестр снова подумал – как хорошо, что у этого типа нет возможности поближе познакомиться с Майей. Однако он недооценил находчивость гостя. Уходя, Усков вручил его помощнице шершавую визитную карточку, на которой ручкой подчеркнул номер мобильного телефона. Майя зарделась от удовольствия.

Когда за психологом закрывали дверь, в коридор ворвались звуки вальса «На сопках Маньчжурии», и его помощница выразительно закатила глаза.

– Итак, – повернулся к ней Сильвестр. Взгляд его сделался жестким. – Мне просто необходим специалист, который разбирается в археологических находках. И как можно скорее!

Старенький автобус пробирался на юг, весело подпрыгивая на кочках. Дорога из Мехико занимала едва ли не больше времени, чем сам перелет. День близился к концу, а до Тутсла-Гутьеррес оставались еще многие километры пути. Это была столица южного штата Чьямпас, именно там назначили сбор экспедиции. Фонд держал в Мексике своих людей, платил им зарплату, и Майский всецело полагался на их компетентность и опыт. Эти-то ребята, отлично экипированные, как раз и ждали Аленочкина и его спутников в Тутсла-Гутьеррес.

Майский понятия не имел, что Аленочкин на самом деле собирается делать в Мексике. Он полагал, что цель экспедиции – древний Город художников. Да и с чего бы ему в этом сомневаться? Бизнесмен обнаружил отчет английской экспедиции, карту… Загорелся… Захотел приключений… С кем не бывает? С ним самим сто раз такое бывало.

На самом деле Город художников интересовал Аленочкина совсем по другой причине. И об этой причине он своему другу Майскому ничего не сказал. Друзей вообще лучше не посвящать в дела, имеющие отношение к бизнесу. Это всегда заканчивается одинаково плохо. На всякий случай Аленочкин попросил в сопровождающие биолога. В конце концов, ему могли понадобиться консультации. Ведь он никогда в жизни не видел, как выглядят шоколадные деревья. А уж отличить на глаз новый сорт какао от уже известных он тем более не мог.

Для того чтобы застраховать себя от всяких случайностей, Аленочкин попросил Майского никому не говорить, что он принимает личное участие в экспедиции. И вообще о том, что он улетел в Мексику. Майский про себя удивился, но, конечно, пообещал.

С внутренними авиалиниями в Мексике было плоховато, и Аленочкину пришлось смириться с необходимостью тащиться через всю страну на колесах. Как ему сказали – обычное дело. Надеясь сохранить инкогнито, он отказался от туристических автобусов и решил ехать местным рейсом. Плодами своей осторожности он наслаждался уже десять часов кряду. Антикварный автобус, в котором оказался бизнесмен, по уровню комфорта находился где-то между крестьянской телегой и фургоном покорителей Дикого Запада. Жесткие сиденья на каждом ухабе норовили выкинуть ни в чем не повинных пассажиров, стекла отчаянно дребезжали, салон заполняла удушающая смесь дорожной пыли и тяжелого бензинового запаха.

Давно отвыкший от бытовых неудобств, бизнесмен пребывал в скверном настроении. Мексиканцы же, напротив, чувствовали себя превосходно, весело гомонили и смеялись. Темпераментное южное солнце припекало, все цвета вокруг казались нереально яркими, но у Аленочкина уже не было сил любоваться красотой окружающего мира. Прислонившись затылком к оконному стеклу, он закрыл глаза и вскоре задремал. Его спутники – молодой переводчик Паша Бочкин и биолог Семен Железякин – нашли себе занятия по интересам. Железякин с неподдельным интересом разглядывал пейзажи за пыльным автобусным окном, а Бочкин налаживал контакт с местными жителями.

В автобусе находились еще несколько европейских туристов, которых по какой-то нелепой случайности занесло в мексиканскую глушь. Они возбужденно переговаривались, размахивали камерами и фотографировали все подряд.

Когда Бочкину и Железякину предложили отправиться в Мексику в качестве сопровождающих Аленочкина, оба не раздумывая согласились. У начинающего переводчика было вполне естественное желание пообщаться с носителями испанского языка, на котором он специализировался. Ботаник Железякин еще ни разу не покидал пределов родной страны, тропические растения знал по справочникам и лабораторным образцам и теперь жадно впитывал новые впечатления.

Еще в самолете Аленочкина стало беспокоить поведение Бочкина. Он опасался, что прыткий молодой человек станет жертвой собственной неуемной общительности. И не ошибся. Разговор Паши с пассажирами-мексиканцами становился все оживленней, к нему стали присоединяться новые участники. Минут через пять спорящие объединились и, перекрикивая друг друга, стали что-то горячо втолковывать Бочкину. Еще через несколько минут беседа велась уже на повышенных тонах.

Напрямую не участвовавшие в дискуссии мексиканцы поддерживали своих сограждан одобрительными выкриками. Обеспокоенный нарастающим шумом и не понимающий ни единого слова по-испански, Железякин, воспользовавшись короткой паузой, нервно спросил:

– Паша, все в порядке? Почему они на тебя кричат?

– Все в норме, – улыбнулся тот. – Политику обсуждаем. Тут так принято, не обращай внимания.

Но едва только успокоившийся Железякин захотел воспользоваться советом, как разразилась буря. Высокий человек, сидевший через проход от спорщиков, поднялся с места и окинул переводчика высокомерным взглядом.

– Ты! – воскликнул он и махнул рукой в сторону Паши. – Что ты о себе возомнил? – Он был похож на индейца, как их изображают в учебниках истории, и говорил по-испански со странным акцентом. Бочкин, с удивлением рассматривая странного индейца, подумал, что, вероятно, перед ним самый настоящий потомок майя. Или инков.

– Чертов гринго, думаешь, ты можешь вот так запросто разговаривать с нами? Какое право ты имеешь рассуждать о нашей стране, проклятый поработитель! – вещал индеец с величественным видом.

– Я не гринго, – начал оправдываться Паша.

– Ты мне не рассказывай! – перебил индеец. – Я вас, собак, нюхом чую!

– Гринго, – загомонили мексиканцы, которые, обретя вожака, вмиг утратили былое дружелюбие. – Мерзкие северяне!

– А что это твой дружок там отмалчивается?! – возопил индеец, ткнув пальцем в плечо Железякина. Тот вздрогнул и повернул голову.

– Что вы в меня тыкаете, гражданин? – сказал он по-русски, вложив в эту фразу все свое негодование. Индеец не понял смысла, но звучание иностранного языка привело его в ярость.

– Вот о чем я говорил! Железная пята глобализации вытаптывает нашу многострадальную землю! – Речь аборигена удивительно смахивала на предвыборные дебаты.

– Мы-то здесь при чем? – взвился Паша, но индеец величественным жестом отмахнулся от него.

– Прихвостни мирового империализма! Мы не сдадимся! Да здравствует Мексика!

– Ура! – взорвался криками автобус.

Тут индеец-популист гордо вскинул к грязному потолку автобуса горбоносое лицо, закрыл глаза и затянул:

– «Мексиканос, аль грито де герра, эль асеро апреста и эль бридон!»

Пел он медленно, с чувством. Аудитория тихо и восторженно подвывала, преданно глядя на поющего.

– Что это? – спросил шепотом Железякин. – Что он поет?

– «Мексиканцы, на рев войны сталь готовьте, коня, и в путь…» Ничего не понимаю, – тревожно отозвался Бочкин. – Хотя… Мотивчик знакомый. Сейчас, сейчас… Вспомнил! Это же гимн.

– Может, встать надо? – испуганно поинтересовался биолог. – А то еще бить начнут.

– И правильно сделают! – подал голос проснувшийся от пения Аленочкин. – Паша, я тебя, кажется, просил не устраивать нам проблем. Вот что он делает?

– Поет государственный гимн, – понуро ответил переводчик.

– Чем нам это грозит?

– В лучшем случае выкинут из автобуса, – сообщил Паша.

– Ну а в худшем? Учитывая, что певун этот все время в нас рукой тычет.

– Могут убить. И снять скальп.

– Дикость какая, – поморщился Аленочкин, – зачем им скальпы? Тем более Железякина. У него разве что со спины…

Практически лысый Железякин, невзирая на трагичность ситуации, негодующе глянул на генерального спонсора экспедиции, но огрызнуться не посмел.

– А чего вдруг они так возбудились? – спросил Аленочкин.

– Гринго мы, – ответил Паша.

– Кто?

– Гринго – белые, бледнолицые…

– Да? Пусть на себя посмотрят – по цвету как копченые куры. Что нам по этому поводу – гимн России им спеть?

– Интересно, что они станут делать, когда допоют? – задал вопрос по существу Железякин.

В этот момент индеец закончил петь первый куплет и сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Так, парни. – Аленочкин понял, что надо действовать решительно. – Надо мириться с аборигенами. Причем быстро, нам тут еще жить и работать. Что бы такое сделать, чтобы этому Чингачгуку понравиться?

Потомок древнего и гордого народа тем временем затянул следующий куплет, грозно поглядывая в сторону совещавшихся чужеземцев.

– Может, денег ему предложить? – робко высказался Железякин.

– Нет, этот идейный, только разозлится. Скажет – глобалистические гринго скупают их бессмертные души. Лучше бы напоить, только водки нет, – возразил виновник торжества Паша.

И оба грустно посмотрели на Аленочкина. Он вгляделся в их полные тоски глаза и вдруг радостно заявил:

– Будем петь! Ты, Паш, хоть несколько слов знаешь?

– По-испански?

– Нет, блин, по-румынски. Слова этого гимна, естественно. Покажем, что мы друзья, споем вместе. На всяких мероприятиях это очень сближает.

Паша, чувствуя свою вину и ответственность за происходящее, не дожидаясь приглашения, сорвался с места и, спотыкаясь о ноги других пассажиров, пробрался вплотную к самозабвенно поющему индейцу. Срывающимся голосом Бочкин заголосил:

– «Сина «О, Патрия!» ту сьенес де олива…»

Аленочкин, которого никогда не покидало присутствие духа, уже успел разыскать на последней странице своего универсального путеводителя текст гимна, и они с Железякиным дружно грянули со своих мест:

– «Де ла пас эль аркангель дивино…»

Индеец замер. Такого поворота событий он никак не ожидал. Мексиканцы тоже притихли, но через несколько строк начали подпевать уже белым пришельцам. И вскоре гимн хором распевал весь автобус, включая водителя и европейцев, которые, кажется, готовы были участвовать в любых акциях, включая коллективное самосожжение.

– Теперь мы правильные гринго, – облегченно заметил Аленочкин, обращаясь к своим спутникам. – Во всяком случае, убивать нас пока не станут. Вон, вождь их совсем скис.

– Будем надеяться, – осторожно ответил Железякин. – Да, веселье пошло, только текилы не хватает.

Но текила вскоре появилась, и когда автобус въехал в город, его пассажиры были как одна большая дружная интернациональная семья.

Аленочкин, не привыкший расслабляться до конца, особенно в незнакомых местах, уже давно приметил в дальнем углу автобуса хмурого бородача с пронзительным взглядом. Он один не разговаривал, не пил и не улыбался и постоянно шарил глазами по сторонам, как будто выискивал что-то. Единственный раз встретившись взглядом с Вячеславом, он вздрогнул и демонстративно отвернулся.

Когда автобус остановился, именно этот пассажир первым выскочил наружу и торопливо зашагал прочь, то и дело оглядываясь. Хотя поведение мужчины выглядело немного странным, Аленочкин быстро забыл о нем – начинались более важные дела.

Автобус уехал, на прощание окутав членов экспедиции клубами синего дыма. Они стояли на центральной площади Тутсла-Гутьеррес. Однообразные белые дома, зелень, пыльные улицы – пейзаж довольно скучный. Зато радовало глаз отсутствие туристов и экспортной экзотики. Соседний Сан-Кристобаль, культурный центр штата, был, конечно, куда интереснее для путешественника, но Аленочкину хотелось быть поближе к цивилизации, и он выбрал деловую столицу. Их гостиница располагалась в нескольких минутах ходьбы от площади. Туда они и направились, с трудом веря, что наконец удастся отдохнуть после двух дней пути. Из гостиницы бизнесмен позвонил Заварову – руководителю подготовленной здесь, на месте, экспедиции. Эти люди уже ждали гостей из Москвы и готовы были отправиться в путь по первому их слову.

Экспедиция была оснащена по высшему разряду. Пять новеньких грузовичков везли в сердце джунглей гору самого современного оборудования. Все это было закуплено и доставлено в Тутсла-Гутьеррес накануне прибытия Аленочкина и его сопровождающих. Ученые собирались исследовать древний город и потому взяли с собой все, что хотя бы теоретически могло пригодиться. Выделенных денег хватило даже на новую походную одежду экстра-класса. Впрочем, Вячеслав не жалел о потраченных средствах, ведь они обеспечили комфортные условия не только археологам, но ему самому и его помощникам.

Где точно находится город, никто не знал – в распоряжении членов экспедиции находились лишь старые карты. Было известно, что руины расположены неподалеку от индейской деревушки, затерявшейся в тропических дебрях. Власти до сих пор не сподобились проложить до деревни более-менее приличную дорогу, и экспедиции пришлось довольствоваться старой разбитой просекой, которая отходила от шоссе.

Они провели в пути двое суток, ночуя в стороне от дороги и выставляя на ночь вооруженных часовых: кроме зверья, в этих краях можно было легко столкнуться с бандитами, и неизвестно еще, что хуже.

На третий день, ближе к полудню, на горизонте показался дымок. Аленочкин, сидевший в головной машине с начальником экспедиции Юлием Заваровым, молча ткнул пальцем в направлении дыма.

Известный археолог Заваров работал в мексиканской штаб-квартире фонда с момента его основания. Глубокий загар, выцветшие волосы и ранние морщины выдавали в нем человека, много лет прожившего на юге. Жизнь на чужбине сказалась и на его манере говорить: в его речи то и дело проскальзывали уже знакомые испанские интонации и странные туземные словечки. Мексиканцы, которые составляли добрую половину отряда, держали его за своего и называли Хулио.

Посмотрев в ту сторону, куда указывал Аленочкин, Юлий-Хулио сказал:

– Это деревня. Разместимся поблизости и будем выяснять обстановку.

– Как вы хотите найти нужное место? Вы доверяете старым картам? – поинтересовался Аленочкин. Он был представлен Заварову как спонсор экспедиции, но Вячеславу совсем не хотелось, чтобы его считали богатым туристом, которому охота поглазеть на красивые камни. Поэтому с самого начала он взял действия ученого под контроль и требовал, чтобы тот держал его в курсе происходящего. А так как Заварова то и дело сносило на покровительственный тон, Вячеславу приходилось его немного осаживать. Аленочкин хотел понять, как скоро удастся разыскать нужное место.

– Не слишком. Тем более что там указано лишь приблизительное местонахождение нашего объекта, – ответил Заваров, рассматривая что-то вдали.

– И каковы наши дальнейшие действия? – настаивал на определенности Аленочкин.

– Точное расположение города, мне кажется, мы выясним у жителей деревни. Они наверняка знают или, во всяком случае, слышали про него. Со стариками поговорим.

Примерно то же говорил и Майский, так что Аленочкин до некоторой степени был уверен, что пока они на правильном пути.

– Если все сложится удачно, – продолжал Заваров, – завтра можно выдвигаться в джунгли. Основной лагерь устроим здесь, а дальше будем решать в зависимости от того, как далеко окажется город.

– Вот и замечательно, – резюмировал Вячеслав.

Все шло, как и было задумано, сложностей не предвиделось. Машины обогнули селение и остановились на большой поляне, к которой вплотную подступали деревья. Пока шло обустройство лагеря, со стороны деревни подошли несколько человек и, остановившись на солидном расстоянии, стали наблюдать. Но когда почувствовали, что их заметили, поспешно удалились.

– С ними могут быть проблемы? – поинтересовался Аленочкин у Заварова.

– Вряд ли. Обычное любопытство, не более, – успокоил его начальник экспедиции. – Я сейчас кого-нибудь к ним отправлю, может, удастся найти для нас проводника.

Идти в деревню вызвался лихого вида усатый мексиканец Альварес, которому, видимо, не терпелось размяться после трех дней вынужденного бездействия. Вячеслав ничуть не удивился, когда Паша Бочкин попросился с ним. Открытый и дружелюбный, переводчик вызывал всеобщую симпатию, поэтому никаких возражений не последовало.

Вечером, когда все было готово, участники экспедиции разбрелись по своим местам, намереваясь отдохнуть перед завтрашним походом. Аленочкин, Заваров и Железякин сидели в штабной палатке и коротали время в ожидании Альвареса и Паши. Наконец они появились. Причем Альварес сел в углу на складной стул и стал пить из фляжки, а Бочкин принялся за рассказ, не дожидаясь вопросов. Терпеливо выслушав монолог, посвященный быту индейцев, Аленочкин прервал оратора, когда тот было собрался устроить им экспресс-урок языка майя.

– Все это очень интересно, но теперь хотелось бы услышать конкретные результаты вылазки в деревню.

– Мы нашли проводника, – затараторил как ни в чем не бывало Паша. – С трудом, правда, но нашли. Никто почему-то не хотел идти в этот город. Мы сначала даже не поняли, в чем дело: стоило спросить о развалинах, люди сразу мрачнели, отворачивались, начинали перешептываться. В итоге стало понятно, что они знают это место, но не желают о нем говорить. Мы обошли всю деревню, пока не отыскали человека, который согласился показать дорогу. Но непосредственно в город он идти наотрез отказывается, и никакими средствами его переубедить не удалось.

Альварес, внимательно слушавший Пашин монолог, одобрительно кивал головой, хотя ни слова по-русски не понимал.

– Значит, завтра выдвигаемся в шесть утра, – подвел черту Заваров. – К этому времени все должны быть готовы. В лагере остаются три человека для охраны.

– Отлично, – одобрительно кивнул Аленочкин. – Значит, в пять подъем, а сейчас отбой.

И вскоре лагерь, где постепенно погасли все огни, погрузился в таинственный мрак тропической ночи. Лишь в центре оставался гореть большой костер, поддерживаемый караульными.

Утро следующего дня выдалось тяжелым. Аленочкин быстро убедился, что он сильно недооценивал трудности, с которыми им предстояло столкнуться. Путь от лагеря до заброшенного города он почти не запомнил, поскольку все силы тратил на то, чтобы не отстать от остальных. Примерно так же, видимо, чувствовал себя и Железякин, который вообще был непривычен к жизни вне стен лаборатории. Паша держался молодцом, но и ему приходилось несладко.

Отряд несколько часов пробивался сквозь джунгли. Никаких дорог не было в помине – только тропы, которые мог разглядеть лишь их проводник. Ловкий, проворный, он уверенно вел их через дебри. Время от времени они делали короткие остановки, чтобы зафиксировать на картах изменения маршрута.

В какой-то момент Вячеслав заметил, что в зарослях виднеются высокие каменные столбы, врытые в землю. Они покосились от времени и заросли мхом, но выглядели величественно. Кажется, экспедиция приближалась к цели.