Сказания Земноморья Ле Гуин Урсула
– По-моему, это был всего лишь справочник ветеринара, – пробормотал Ворон, немного успокоившись, когда они уже отплыли от злополучного острова. – Я успел разобрать слова «животное, страдающее шпатом» и еще что-то о вымени ярок. Но все равно – какое невежество! Какое дикое невежество! Крышу он, видите ли, кроет пергаментом из старинных книг!
– А между тем это были очень полезные знания для скотоводов и вообще сельских жителей, – подхватил Крачка. – Как можно преодолеть невежество, если люди сами губят собственные знания, если они их не желают ни воспринимать, ни передавать друг другу? Вот если бы все старинные книги можно было собрать где-нибудь в одном месте…
– Как это было в Королевской библиотеке! – мечтательно подхватил Ворон и даже глаза закрыл, предавшись сладостным воспоминаниям о былой славе Земноморья.
– Или в твоей, – заметил Крачка, давно уже научившийся льстить этому библиоману.
– Ну, что там моя библиотека! – презрительно воскликнул Ворон, словно это не он потратил всю жизнь на любовное собирание книг. – У меня сущая ерунда, разрозненные фрагменты… Остатки!
– Начала, – возразил Крачка.
Ворон в ответ только вздохнул.
– По-моему, нам пора отправляться дальше на юг, – сказал Крачка, стоя у руля и ловко огибая очередной островок. – К острову Поди.
– А торгуешь ты здорово, прямо талант! – восхищенно заметил Ворон. – И всегда ведь знаешь, где что искать! Вот ведь привел нас прямиком к этому «Бестиарию», который у них в амбаре валялся… Но, пожалуй, ты прав: здесь больше искать нечего. Во всяком случае, вряд ли мы найдем еще что-нибудь стоящее. Такой великий человек, как Атх, никогда не оставил бы без внимания «Книгу Имен» – особенно среди этих дикарей, которые и ее, самую мудрую книгу всех времен, вполне могли бы на полоски разрезать и крышу покрыть! Можно, конечно, и на Поди сплавать, если хочешь. А потом давай на Оррими вернемся, ладно? С меня, пожалуй, довольно.
– Да и пуговицы у нас все вышли, – кивнул Крачка. Ему отчего-то было весело: название Поди внушало странную уверенность, что направление выбрано верно. – Может, правда, по пути удастся еще пуговицами разжиться. Ты же сам говоришь, что у меня талант к торговле.
Оба они на Поди никогда не бывали. Это был сонный южный остров, главным городом которого был старинный порт Телио, почти все дома в котором были построены из розового песчаника. Вокруг Телио раскинулись поля и сады, которые, несомненно, когда-то давали отличные урожаи. Однако правители Уотхорта, во власти которых уже лет сто находился этот остров, облагали его население такими налогами, стольких людей забрали в рабство и так чудовищно эксплуатировали некогда весьма плодородные земли, что поля и сады плодоносить перестали, а жители обнищали до предела. Залитые солнцем улицы Телио были грязны и печальны. Люди жили на этом некогда таком благополучном острове, точно в диком краю: в палатках и шалашах, сделанных из каких-то обломков, а то и прямо под открытым небом.
– Нет, тут добра не жди, – проворчал Ворон, с отвращением перешагивая через кучку экскрементов. – У этих тварей никаких книг нет и быть не может!
– Погоди, погоди, – успокаивал его Крачка. – Дай мне хотя бы один день.
– Это же, наконец, просто опасно! – возражал Ворон. – И совершенно бессмысленно. – Но больше Крачку не отговаривал. Некогда такой скромный и наивный юноша, которого он учил разбирать ардические руны, непостижимым образом превратился теперь в его учителя и провожатого.
Ворон шел следом за своим молодым другом по одной из центральных улиц города; потом Крачка уверенно свернул на боковую улочку, которая в итоге привела их в старинный квартал, застроенный маленькими жалкими домишками. Здесь жили ткачи. На острове Поди издавна выращивали лен, и путешественникам на каждом шагу попадались каменные мочильни, которыми теперь практически не пользовались, а за окнами многих домов были видны прядильные и ткацкие станки. На маленькой площади, у колодца, укрывшись в тени от палящего солнца, сидели и пряли пряжу пять-шесть местных женщин. Рядом играли дети, совершенно, казалось, равнодушные к жаре и ужасно худые, кожа да кости. Дети без особого интереса взирали на чужаков, даже не прервав игры. Крачка шел уверенно, словно совершенно точно знал, куда именно ему нужно. Но у колодца он остановился и приветливо поздоровался с женщинами.
– Ох, милый человек, – сказала ему с улыбкой одна из них, – даже и не показывай нам, что у тебя в мешке! Ведь у меня ни гроша нет! Ни одной медной монетки, ни одной пластинки из слоновой кости – мы денег уже несколько месяцев не видели.
– Но у вас, может быть, найдется льняное полотно? Или хотя бы пряжа? Льняное полотно с острова Поди, как мне говорили в Хавноре, считается в Земноморье самым лучшим. Да я и сам вижу, какую отличную нить вы прядете! – Ворон с удивлением и восторгом наблюдал за своим спутником; сам он из-за книги мог торговаться сколько угодно, с кем угодно и очень упорно, но просто так заигрывать с простыми женщинами, чтобы продать им пуговицы или купить у них льняную пряжу – нет уж, это было выше его сил! А Крачка между тем продолжал: – Вот я только чуть-чуть мешок приоткрою, а вы посмотрите! – И он принялся доставать свои товары и раскладывать их на камнях. Женщины и их грязные застенчивые дети подошли поближе: такой красоты они явно никогда в жизни не видели. – Вообще-то нас интересуют ткани, но мы покупаем также и некрашеную пряжу и прочие товары – вот только пуговиц у нас маловато. Если у вас есть пуговицы из слоновой кости или из рога, я бы купил. Готов обменять вот эту прелестную бархатную шапочку на три-четыре костяных пуговицы. Вы только посмотрите, какой цвет! И очень идет к вашим волосам, госпожа моя! А еще я могу взять в обмен старые бумаги или книги. Наши хозяева – мы ведь с острова Оррими – очень всякими старинными штуковинами интересуются, так что, может, у вас случайно что-нибудь такое и найдется, а?
– О, ты и правда очень милый! – засмеялась та, что первой заговорила с Крачкой, и он приложил к ее черной косе алую ленту. – Вот уж жаль, что у меня ничего для тебя нет!
– Я, конечно, не такой нахал, чтобы за свой скромный подарок просить поцелуя, – сказал Медра, – но, может быть, ты мне хотя бы ручку свою позволишь поцеловать?
И он сделал заветный жест. Несколько секунд она молча смотрела на него, потом сказала:
– Что ж, ручку – это можно, – и ответила тем же жестом. – Хотя и не всегда безопасно, ежели люди друг друга совсем не знают.
А он между тем, словно ничего не заметив, продолжал показывать ей и другим женщинам свои товары, шутить с ними и угощать сладостями детишек. Никто ничего не покупал и покупать явно не собирался. Они смотрели на всю эту дребедень так, словно то были настоящие сокровища. Крачка позволил им рассматривать и трогать все, что захочется; он даже сделал вид, что не заметил, как один из мальчишек стащил у него маленькое зеркальце из полированной бронзы; он видел, как зеркальце исчезает под драной рубашкой, но не сказал ни слова. Наконец он заявил, что должен идти, и ребятишки отошли в сторону, а он собрал и завязал свой мешок.
– Знаешь, – сказала ему вдруг та женщина с черными косами, – у меня есть соседка, так вот у нее вполне могут найтись кое-какие старинные бумаги, если ты их ищешь.
– А на них хоть что-нибудь написано? – хмуро спросил у нее Ворон, до сих пор молча сидевший на краю колодца. – Знаки на них какие-нибудь нарисованы или нет?
Женщина презрительно смерила его взглядом с головы до ног и сказала:
– Есть там знаки, господин мой! – И, снова повернувшись к Крачке, предложила уже совсем другим тоном: – Если хочешь, я покажу тебе, где она живет; это недалеко. И вот что я скажу тебе, торговец: она хоть и девчонка совсем, да к тому же из бедных, но здороваться КАК НАДО умеет не хуже других! Хотя у нас здесь совсем не все этому обучены.
– Ну да, трое из троих, – проворчал Ворон, шутливо изображая заветный жест. – Ты бы лапшу-то свою нам на уши не вешала, женщина! Прибереги ее для других.
– Ты бы лучше помолчал, господин мой! – не смутилась она. – Мы тут люди невежественные, грубые… – И она грозно сверкнула в его сторону глазами.
Вскоре она привела их к дому, стоявшему в самом конце узкой улочки. Когда-то это был поистине прелестный уголок: очаровательный двухэтажный дом из камня, окруженный садом; но теперь дом был наполовину пуст, фасад его частично разрушен, во многих окнах выломаны рамы, а сад пришел в полное запустение. Они прошли по двору, в центре которого был колодец, и женщина постучала в боковую дверь. Дверь отворилась, и на порог вышла девушка.
– Тьфу, настоящее ведьмино логово! – воскликнул Ворон, ибо из дверей доносился явственный запах разнообразных курений и сушеных трав. Он даже назад чуть отступил.
– Здесь не ведьмы живут, а целители, – заявила их провожатая. – Что, ей опять хуже, Дори?
Девушка кивнула, переводя взгляд то на Крачку, то на Ворона. Ей было лет тринадцать-четырнадцать; она была невысокая, довольно коренастая, но очень худая, с насупленными бровями и неподвижным взглядом.
– Это люди Руки, Дори; вот этот, молодой и невысокий, очень милый, а вон тот, высокий, слишком гордый. Они говорят, что ищут старые бумаги. Я знаю, у тебя что-то такое было, хотя, может, теперь уж ничего и не осталось. Товара для тебя подходящего у них нет, но, может, они согласятся заплатить хотя бы слоновой костью, если найдут то, что им нужно. Я верно говорю? – И она глянула своими ясными глазами на Крачку; тот согласно кивнул.
– Ей совсем плохо, Раш, – прошептала девушка. И снова посмотрела на Крачку. – Вы-то, похоже, не целитель? – В ее словах звучало осуждение.
– Нет.
– А вот наша Дори, – вмешалась их чернокосая провожатая по имени Раш, – настоящая целительница! – Как и ее мать, и мать ее матери… Впустила бы ты нас в дом, Дори! Хотя бы меня одну. Мне с ней поговорить нужно. – Девушка исчезла в доме, прикрыв за собой дверь, и Раш пояснила: – Мать у нее от чахотки умирает. Никто из целителей ее вылечить не сумел. А сама она всех лечила и вылечивала, и золотуху, и любую боль одним прикосновением снимала… Она была настоящим чудом! Дори правильно сделала, что по ее стопам пошла.
Дори, выглянув на крыльцо, жестом пригласила их войти в дом. Ворон, правда, предпочел остаться снаружи. Комната оказалась продолговатая, с высоким потолком и следами былой элегантности, но сильно обветшавшая и выглядевшая теперь убого. Разнообразные причиндалы целителей и сухие травы составляли главное ее убранство и были размещены по каким-то определенным правилам. Возле красивого каменного очага, в котором дымилась горстка сладко пахнувших трав, было устроено ложе. Женщина, лежавшая на нем, была настолько бледна и худа, что в неясном свете казалась тенью. Когда Крачка подошел к ней поближе, она попыталась сесть и даже хотела что-то сказать ему, но не смогла, и дочь приподняла ей голову и подложила вторую подушку. Только тогда Крачка, наклонившись к больной совсем близко, сумел расслышать:
– Ты – волшебник, – шептала она. – И ты тут не случайно.
Будучи одарена магической силой, она сразу поняла, кто он такой. Неужели это она призвала его сюда?
– Я – Искатель. Умею искать все, что угодно. – сказал он. – И обычно нахожу.
– Девочку мою сможешь учить?
– Вряд ли. Но могу отвезти ее к тем, кто сможет.
– Отвези.
– Хорошо.
Больная совершенно без сил откинулась на подушку и закрыла глаза.
Потрясенный силой ее воли, Крачка выпрямился и судорожно вздохнул. Потом посмотрел на девушку, но Дори на его взгляд не ответила; она смотрела только на мать, и в глазах у нее была тупая, угрюмая тоска. Только когда больная погрузилась в сон, Дори наконец шевельнулась и принялась помогать Раш, которая на правах подруги и соседки уже копошилась в комнате, убирая окровавленные тряпки, разбросанные по полу вокруг постели умирающей.
– У нее только что опять было кровотечение, и я никак не могла его остановить, – сказала Дори. Слезы безостановочно текли у нее из глаз и скатывались по щекам. Но само лицо оставалось совершенно безжизненным.
– Ах, детка моя, ягненочек мой, – сказала Раш, обнимая девочку, но та не отвечала на ласку и была как каменная от сковавшего ей душу горя.
– Я вижу: она идет туда, прямо к стене, а я не могу пойти с нею!.. – промолвила Дори с отчаянием. – Она идет туда совсем одна, а я… Не мог бы ты пойти туда с нею? – Она посмотрела прямо Крачке в глаза. – Ты ведь можешь!
– Нет, – сказал он. – Я не могу. Я еще не знаю пути туда.
Но стоило Дори спросить его об этом, и он вдруг увидел то, что видела она: длинный пологий склон какого-то холма, уходящий во тьму, и пересекающую его в слабом сумеречном свете низкую каменную стену. И пока он рассматривал эту стену, ему показалось, что он видит женщину, идущую по ту сторону стены, очень худую, почти прозрачную, состоящую, похоже, из одних костей и теней. Но то была не умирающая, что лежала перед ним на постели. То была Аниеб!
Потом видение исчезло, и он, словно очнувшись от забытья, понял, что стоит и в упор смотрит на юную ведьму. Постепенно ее обвиняющий взгляд несколько смягчился, и она закрыла лицо руками.
– Мы должны отпустить их, – сказал он.
– Я знаю, – тихо промолвила она.
Раш смотрела то на одного, то на другого своими ясными умными глазами, а потом сказала:
– А ты, оказывается, не только искусный торговец, но и очень ловкий человек! Ну что ж, ты не первый.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Этот дом называется Дом Атха, – пояснила она.
– Он действительно некогда жил здесь, – сказала Дори, и сквозь ее беспомощную печаль и тоску пробился даже слабый лучик гордости, – великий маг Атх. Только давно, очень давно. Еще до того, как отправился на запад. Все мои предки по женской линии были мудрыми женщинами, ведьмами и колдуньями. Вот он и останавливался у них. В этом самом доме.
– Дай-ка мне корыто, – попросила Раш. – Я это все замочу.
– А я принесу воды, – сказал Крачка. Он взял ведро и пошел во двор к колодцу. Ворон по-прежнему сидел на краешке сруба, встревоженный и насупленный.
– Зачем мы тратим здесь время? – сердито спросил он, когда Крачка опустил ведро в колодец. – Ты что же, теперь водоносом у этих ведьм заделался?
– Угу, – буркнул Крачка. – А когда эта несчастная мужественная женщина умрет, я отвезу ее дочку на Рок. А тебе, если ты все же хочешь прочитать «Книгу Имен» и поехать с нами, придется набраться терпения и подождать.
Вот так Школа на острове Рок получила своих первых заморских учеников, а также своего первого библиотекаря. «Книга Имен», что хранится теперь в Одинокой Башне, послужила фундаментом той науки и того метода обучения, которыми пользовались все мастера Ономатеты. Это лежит в основе великой магии Рока. Девушка Дори, которая, по слухам, оказалась гораздо одареннее и умнее своих учителей, стала наилучшим мастером всех целительских искусств и великим знатоком науки о травах; она же возвела эти знания и умения на пьедестал должной высоты среди прочих магических наук и умений, которыми владеют знаменитые Мастера острова Рок.
Что же касается Ворона, который оказался не в силах расстаться с «Книгой Имен» даже на месяц, то он просто послал за своими книгами и кое-каким имуществом на Оррими и, получив все это, устроился жить в Твиле. Он позволял ученикам Школы сколько угодно пользоваться его библиотекой, если те обращались с книгами бережно, а их хозяину оказывали должное уважение.
Таковы оказались несколько лет жизненного пути Крачки-Медры. Поздней весной он обычно отправлялся в путешествие на своей «Надежде», отыскивая и привозя на Рок новых учеников – главным образом, детей и совсем молодых людей, которые от рождения были наделены магической силой, а иногда и совсем взрослых мужчин или женщин. Дети, по большей части, были из очень бедных семей, и хотя он никого из них не увозил из дому силой, родители детей или их хозяева редко интересовались по-настоящему, куда увозит ребенка этот человек: Крачка часто сказывался, например, рыбаком, которому нужен был помощник – мальчик, чтобы помогать на судне, или девочка, чтобы плести сети; или же представлялся работорговцем, покупающим рабов для своего хозяина, живущего на другом острове. Если родители отправляли своего ребенка с ним, надеясь, что ему выпадет удача, или же отдавали его незнакомцу нехотя, только из-за горькой нужды, он платил им настоящей слоновой костью; если же они продавали ему ребенка в рабство, он всегда платил им чистым золотом, однако успевал исчезнуть уже на следующий день – до того, как это «чистое золото» превратится в коровий навоз.
Он посещал самые дальние острова Архипелага и даже острова Восточного Предела, но никогда не посещал дважды один и тот же город или островок, пока после его первого визита туда не пройдет несколько лет и не остынут некоторые неприятные воспоминания у местных жителей. И все-таки о нем пошли слухи, как о колдуне; Похититель Детей – так его называли, считая, что он уносит детей на свой обледенелый остров где-то на севере и там высасывает из них кровь. В деревнях на островах Уэй и Фелкуэй до сих пор рассказывают детям об ужасном Похитителе Детей, желая внушить им недоверие ко всем чужакам.
К этому времени уже многие люди из «Союза Руки» знали, что на острове Рок создается Школа Волшебников, и посылали туда талантливую молодежь, а также мужчин и женщин, желавших учиться и учить. Для многих из этих людей путь на Рок стал тяжким испытанием, ибо заклятия, оберегавшие остров, были в те времена сильнее, чем когда-либо, и благодаря им остров казался всего лишь облачком в небесах или рифом в бушующем море; ну а знаменитый волшебный ветер Рока без разрешения Мастеров не давал войти в гавань Твила ни одному кораблю, особенно если на борту его оказывался такой колдун, который умел заклинать ветры и мог попытаться повернуть волшебный ветер вспять. И все-таки новички прибывали на Рок! И с течением лет для Школы понадобился дом побольше, причем больше любого из домов, имевшихся в Твиле.
На островах Архипелага существовал обычай: мужчины строили корабли, а женщины – дома. Но если строили какой-то уж очень большой дом, то женщины охотно позволяли мужчинам работать с ними вместе – в отличие, скажем, от женщин-рудокопов, которые, страдая неискоренимыми предрассудками, всегда стараются прогнать из шахты любого мужчину. Точно так же мужчины-кораблестроители запрещают женщинам даже смотреть на то, как корабль спускают на воду. Так что Большой Дом на острове Рок строили вместе и мужчины и женщины, и почти все они обладали каким-то магическим даром. А краеугольный камень этого здания был возложен на вершине холма над городом Твил, неподалеку от Имманентной Рощи, и дом был построен лицом к волшебному Холму Рок. Стены Большого Дома были построены не только из камня и дерева, но и укреплены магией, самыми различными и весьма искусными заклятиями.
Как-то раз, стоя на холме посреди стройки, Медра сказал:
– Прямо под тем местом, где я стою, под землей бьет маленький родничок, который никогда не иссякнет. – И люди стали копать там, добрались до этого источника и позволили ему вырваться на волю, к солнцу, и самой главной частью Большого Дома, самым его сердцем стал знаменитый внутренний дворик с фонтаном, питаемым этим подземным источником.
И у этого фонтана по белым плитам двора часто прогуливались Медра и Элеаль, и происходило это, когда еще даже сами стены Большого Дома не были достроены.
Элеаль посадила у фонтана молодой ясень из Имманентной Рощи, и они приходили туда, чтобы посмотреть, прижилось ли деревце. Сильный весенний ветер дул с Холма Рок к морю, отклоняя струю воды в фонтане. Высоко на склоне Холма, почти на вершине, небольшая группа молодых учеников Школы училась создавать иллюзии у колдуна Хёга с острова О; ученики прозвали его Мастер Ловкая Рука. Цветы-искорки сверкали в траве, осыпая свои золотистые лепестки. А в волосах Эмбер сверкали серебряные нити.
– Значит, ты опять уплывешь, – грустно сказала она, – а мы опять начнем пререкаться по поводу Устава Школы.
– Если хочешь, я останусь.
– Я действительно очень этого хочу, но не надо! Ты ведь Искатель. Ты должен искать. И я не понимаю, почему решить вопрос о Пути – или Уставе, как больше нравится Варису, – оказалось в два раза труднее, чем построить Школу! И почему эта проблема вызывает в десять раз больше ссор? Понимаешь, мне бы тоже хотелось быть ото всего этого подальше. Мне бы, например, хотелось просто гулять с тобой, как сейчас… И еще мне бы очень хотелось, чтобы ты не уезжал на север!
– Но, интересно, почему Устав вызывает так много споров? – спросил Медра, заметно помрачнев.
– Дело в том, что нас теперь просто стало гораздо больше! Собери двадцать-тридцать магов в одной комнате, и каждый станет отстаивать свою точку зрения. А ты к тому же соединил в Школе мужчин, которые всегда жили по-своему и презирали женщин, с женщинами, которые тоже всегда жили по-своему и презирали мужчин. Вот они и не могут примириться. И потом, между всеми нами, магами, действительно существуют некоторые настоящие и вполне реальные различия, Медра. И это очень серьезная проблема, которую так просто не решишь. Хотя, если бы каждый проявил хоть самую малую толику доброй воли, мне кажется, горы можно было бы свернуть, а не только принять Устав.
– Так что, все дело в Варисе?
– В Варисе и кое в ком еще. И все они – мужчины, и все они считают, что именно то, что они МУЖЧИНЫ, важнее всего остального на свете. Они даже к Древним Силам Земли относятся с некоторым презрением, ибо в них заключено женское начало. Ну а наличие у женщины магической силы кажется им просто подозрительным, потому что они считают, что все женщины так или иначе связаны с Древними Силами Земли. Словно не знают, что этими Силами не только невозможно управлять, но и вообще лучше не иметь с ними дела! Однако они на вершину вселенского пьедестала возводят именно мужчину и совершенно уверены, что настоящим волшебником может и должен быть только мужчина! Причем непременно давший обет безбрачия!
– А, опять они за свое, – безнадежным голосом сказал Медра.
– Вот именно! Вчера вечером сестра сказала мне, что Эннио и плотники предложили построить одну часть Дома специально для женщин! Или даже построить для них какой-нибудь отдельный дом, чтобы они жили там отдельно от мужчин и могли бы блюсти свою чистоту.
– Чистоту?
– Это не мое выражение, а Вариса. Но это предложение не прошло. Они хотят, чтобы Устав Школы отделил мужчин от женщин и чтобы все решения здесь принимали только мужчины. Разве можно с ними договориться? Зачем они вообще явились сюда, если не желают работать вместе с женщинами?
– По-моему, нам следует отсылать прочь любого, кто этого не понимает.
– Отсылать прочь? Раздосадованного? Чтобы он явился в Уотхорт или в Хавнор и гневно заявил их правителям, что ведьмы с острова Рок затевают бурю?
– Я забываю… я все время забываю… – Медра потупился. – Я забываю о стенах этой тюрьмы. Честное слово, я значительно умнею, когда оказываюсь вне ее «надежных» стен… А когда я здесь, я просто не могу поверить, что это, в общем-то, тюрьма. Пусть волшебная, но тюрьма! Однако же за ее пределами, тоскуя по тебе, я это помню… Мне тоже не хочется уезжать сейчас, Элеаль, но я должен! Я не хочу, чтобы и здесь что-то пошло не так, как надо, но я должен ехать… Обязательно! И я непременно поплыву на север! Но зато потом, когда я вернусь, то больше уж никуда не уеду. Обещаю тебе. То, что мне нужно найти, я буду искать и найду здесь. Да я, собственно, уже и нашел, верно?
– Нет, – сказала она, – пока что ты нашел только меня. А нам с тобой еще так много нужно искать и найти в Роще! Там столько дел, что даже ты сумеешь избавиться от своей вечной непоседливости и беспокойства. Но почему на север, Медра?
– Я хочу расширить границы «Союза Руки», побывать на Энладе и Эа. Ведь мы почти ничего не знаем о тамошнем искусстве волшебства. О, Энлад, остров королей… И светлый Эа, старейший из островов! И мы, конечно же, найдем там союзников!
– Но путь туда преграждает Хавнор, – сказала она.
– А я и не собираюсь плыть близ берегов Хавнора, любовь моя. И не стану пересекать его по суше. Я намерен обогнуть этот остров по морям, по волнам. – Он был единственным, кому всегда удавалось заставить ее рассмеяться. Эмбер сильно менялась, когда его с нею не было: в эти периоды она говорила всегда тихо и спокойно, точно усмирив свой бешеный нрав и понимая бессмысленность нетерпения, когда положен определенный срок ожидания. Занимаясь той работой, которая должна была быть сделана в отсутствие Медры, она порой все же хмурила брови, иногда улыбалась, но никогда не смеялась. И при первой же возможности уходила одна в Рощу, как и прежде. Но в течение тех долгих лет, что длилось строительство Большого Дома и создавалась Школа Волшебников, Эмбер редко удавалось ходить туда. И даже в те дни, когда она могла это делать, она чаще всего прихватывала с собой одного-двух наиболее способных учеников, чтобы научить их отыскивать путь в волшебном лесу и читать слова, написанные узорчатой тенью листвы, ибо в Школе Эмбер стала Мастером Путеводителем.
В тот год Крачка собрался в свои странствия поздно. С собой он взял двоих: мальчика Моута пятнадцати лет, очень способного юного заклинателя погоды, которому просто необходимо было потренироваться в открытом море, и шестидесятилетнюю женщину по имени Сава, которая прибыла на Рок лет семь-восемь назад. Сава принадлежала к «Союзу Руки» и родом была с острова Арк. Не имея никаких магических талантов, Сава обладала таким замечательным талантом организатора, что умудрялась любую группу людей заставить отлично работать вместе, полностью доверяя друг другу. За это на Арке, а теперь и на Роке ее почитали как очень мудрую женщину, хотя она не была даже ведьмой. Сава попросила Крачку взять ее с собой, чтобы повидаться с родными – с престарелой матерью, с сестрой и с двумя взрослыми сыновьями. Крачка намеревался оставить Моута с ней на Арке, а на обратном пути забрать их обоих с собой на Рок. Итак, судно «Надежда» вышло из гавани Твила и взяло курс на север. Стояли летние погожие деньки, и Крачка велел Моуту поднять небольшой волшебный ветерок и наполнить парус, чтобы с уверенностью добраться до Арка, прежде чем начнется Долгий Танец.
Когда они подошли совсем близко к Арку, Крачка сделал так, чтобы их «Надежда» казалась не судном, а просто бревном на волнах, обыкновенным куском плавника, ибо пираты и работорговцы Лозена в этих водах прямо-таки кишели.
От селения Сесесри на восточном берегу Арка, где Крачка оставил своих пассажиров, оттанцевав вместе с ним Долгий Танец, он направился дальше на север по Проливам Эбавнора, а затем свернул на запад вдоль южного берега острова Омер. Все это время он поддерживал ту же иллюзию, скрывая от чужих глаз свой корабль. Наконец в прозрачном и чистом воздухе середины лета при северном ветре он увидел далеко впереди голубую полосу пролива и чуть более бледные голубовато-коричневые очертания острова – длинные горные хребты и легкую, казавшуюся невесомой вершину горы Онн.
Смотри, Медра, смотри!
Это был остров Хавнор, его родная земля! Здесь жила его семья и друзья детства, а он даже не знал, живы они или умерли; здесь была могила Аниеб – вон там, на горе. Он ни разу с тех пор не возвращался сюда и никогда не подходил к этому острову так близко на судне. Сколько же лет прошло? Шестнадцать? Семнадцать? Никто, конечно же, не узнал бы его, все уже, наверное, забыли мальчика Выдру. Вряд ли кто-то, кроме отца, матери и сестры, узнает его, если, конечно, родители его еще живы… И, конечно же, здесь нашлись бы те, кто входит в «Союз Руки». В юности он, правда, никогда не слышал о таком союзе, но теперь-то он должен сразу узнать этих людей…
Медра плыл по широкому проливу до тех пор, пока гора Онн не скрылась из виду за холмами на берегу. Если он поплывет дальше на север, то больше ее не увидит, не увидит ее величественной вершины, отражающейся в спокойной воде гавани, где он пытался вызвать магический ветер, когда ему было всего двенадцать… А если немного проплыть в другую сторону, то непременно увидишь те башни с флагами на вершинах, что, казалось, вздымаются прямо из воды и у своего основания окутаны туманом – дивный, белый город, сердце его мира!..
Это же просто трусость, решил он, столько лет держаться вдали от Хавнора! Он научился слишком дорожить собственной шкурой! Или боится узнать, что от его семьи не осталось и следа; боится того, что воспоминания об Аниеб могут оказаться слишком живыми и болезненными…
Ибо порой ему казалось, что, как и когда-то, он может призвать ее к себе, живую! И она, мертвая, может призвать к себе его, ибо та связь, что когда-то соединила их и позволила им спастись, не порвалась и до сих пор. Эта связь сохранилась! Много раз приходила Аниеб в его сны и стояла молча, как стояла тогда, когда он впервые увидел ее на шахтах Самори, в наполненной вонючими испарениями каменной башне. А несколько лет назад он снова видел ее – когда стоял возле умирающей целительницы из Телио, – и вокруг были сумерки, и она шла вдоль той странной каменной стены…
Теперь Медра уже знал от Элеаль и других волшебников с Рока, что это за стена. Она отделяет мир живых от мира мертвых. Но странно: в том видении мертвая Аниеб шла к нему ПО ЭТУ СТОРОНУ стены, а не уходила вниз по склону холма во тьму, в ту страну, откуда нет возврата…
Неужели она не умерла? Неужели он боится ее, той, что спасла его?
И Медра, борясь с сильным ветром, дувшим над Южной Косой, направил свое судно прямо в гавань Хавнора.
Над столицей Великого Острова по-прежнему реяли на ветру знамена, и король по-прежнему сидел там на троне; но знамена эти принадлежали захваченным во время пиратских налетов городам и островам, да и король был ненастоящий: это был алчный и воинственный правитель Лозен, печально знаменитый пират и работорговец. Однако Лозен теперь уже никогда не покидал своего мраморного дворца, где рабы исполняли любое его желание и где он целыми днями глядел, как тень от меча Эррет-Акбе скользит, точно стрелка огромных солнечных часов, по крышам раскинувшегося внизу города. Лозену стоило хлопнуть в ладоши, и рабы говорили: «Все исполнено, ваше величество». К Лозену, почтительно кланяясь, приходили старейшие жители острова и называли себя его «покорными слугами». Лозен призывал к себе своих волшебников, и маг Эрли склонялся перед ним в низком поклоне, выражая готовность в любую минуту служить своему господину. «Сделай так, чтобы я мог ходить!» – кричал на него Лозен и бил по своим омертвевшим парализованным ногам слабеющими руками.
На это Эрли неизменно отвечал: «Как известно вашему величеству, моего жалкого мастерства для исцеления вашего недуга недостаточно, но я уже послал за величайшим целителем Земноморья с далекого острова Нарведен, и как только этот целитель прибудет сюда, то, я уверен, ваше величество вновь обретет способность ходить и даже танцевать Долгий Танец».
И тогда Лозен начинал выкрикивать проклятья и плакать, рабы приносили подносы с вином, сладостями и фруктами, а маг, пятясь и кланяясь до земли, спешил убраться прочь, не забывая, правда, удостовериться, что вызывающее паралич заклятие держится крепко.
Ему было гораздо удобнее, чтобы королем оставался недвижимый, хотя и невероятно капризный, Лозен, чем самому открыто править Хавнором. Военные люди не доверяли магам и волшебникам и зачастую открыто отказывались им подчиняться. И сколь бы ни была велика сила того или иного мага – если только это не был сам Враг Морреда, конечно! – он, даже захватив королевский трон, все равно не смог бы управлять ни армиями, ни флотами. Люди привыкли бояться Лозена и по-прежнему подчинялись ему, хотя теперь уже, скорее, по привычке, но это была настолько старая привычка, что въелась им в плоть и кровь. Как ни странно, но они доверяли Лозену, помня о том, какое могущество он приобрел благодаря своей смелой стратегии, твердому руководству и абсолютной жестокости; ну и, естественно, простой народ наделял своего правителя таким могуществом, какого у него никогда и в помине не было – например, способностью повелевать теми волшебниками, что жили у него при дворе.
Теперь, правда, при дворе, кроме Эрли, не осталось ни одного настоящего волшебника. Была еще, пожалуй, парочка жалких колдунов, а всех остальных Эрли изгнал или убил одного за другим – всех, кто мог бы соперничать с ним, добиваясь особого расположения Лозена, – и вот уже много лет наслаждался своей, по сути дела, безграничной властью над Хавнором.
Еще будучи учеником, а потом и помощником Геллука, он привлек внимание своего учителя к учению магов с острова Уэй и вскоре обнаружил, что совершенно свободен в своих действиях, пока Геллук колдует над своей драгоценной ртутью, которой увлекся безо всякой меры. И все же страшная гибель Геллука потрясла его. Была в ней какая-то темная тайна, и для разгадки этой тайны Эрли явно не хватало знаний. Или какого-то конкретного человека. Призвав на помощь такого полезного сыщика, как Легавый, Эрли проделал тщательнейшее расследование случившегося. В общем, найти то место, где исчез Геллук, не составило особого труда. Легавый проследил его последний путь вплоть до загадочного шрама на склоне холма и заявил, что Геллук покоится именно там, глубоко под землей. Впрочем, Эрли не имел ни малейшего намерения откапывать его труп. А вот того мальчишку, что тогда был вместе с Геллуком, ему бы поймать очень хотелось, однако Легавый так и не смог выяснить, то ли этот парень тоже покоится под землей вместе с волшебником, то ли ему каким-то чудом удалось бежать, причем не оставив никаких следов. К тому же после исчезновения волшебника всю ночь лил сильный дождь, так что, когда Легавый, как ему казалось, напал наконец на след, следы эти в итоге оказались женскими и привели к тому месту, где эта женщина умерла.
Эрли не стал наказывать Легавого за эту неудачу, но запомнил ее. Он не привык к неудачам и терпеть их не мог. И ему очень не понравилось то, что Легавый рассказывал об этом мальчишке по имени Выдра, причем рассказывал чуть ли не с восхищением. Это Эрли тоже хорошо запомнил.
Жажда власти питает себя, пожирая все вокруг, и становится все сильнее по мере того, как разрастается, и теперь Эрли буквально «умирал от голода». То, что он фактически правил Хавнором, а этот остров превратился в последние десять лет в настоящую страну нищих, приносило ему мало удовлетворения. Какой прок в обладании троном Махариона, если на нем сидит вечно пьяный калека? Какую славу могут принести дивные столичные дворцы, если в них никто не бывает, кроме рабов и прочих пресмыкающихся перед Эрли и Лозеном лизоблюдов? Да, Эрли мог получить любую женщину, какую хотел, но женщины высасывали из него магическую силу, и от женщин он отказался без сожалений, не подпуская к себе ни одну из них. Зато он мечтал о враге, о достойном противнике – мечтал сразиться с ним и уничтожить его.
Вот уже больше года его шпионы являлись с доносами о том, что повсюду в его королевстве ширится движение инсургентов, возглавляемых мятежными колдунами, и эти инсургенты называют себя «Союзом Руки». Мечтая отыскать долгожданного противника, Эрли однажды даже выследил группу таких мятежников. Оказалось, что она состоит в основном из старух, а также рабочего люда – плотников, канавокопателей, жестянщиков и тому подобного сброда. Там было даже несколько совсем маленьких мальчиков. Униженный и разъяренный, Эрли велел казнить всех без разбора, включая и самого доносчика. Это была публичная казнь, совершенная именем Лозена за преступный заговор против короля. Возможно, это было даже полезно для укрепления его власти – слишком уж давно в стране не было подобных потрясений. И все же на публичную казнь Эрли согласился неохотно. Он не любил подобных спектаклей; не любил казнить тех, кому удалось заставить его бояться их. Он предпочитал расправляться с такими людьми по-своему и в более подходящее время. Чтобы служить питательной средой повиновения, страх должен быть внезапным. Эрли необходимо было видеть, как люди боятся его, нужно было слышать их ужас, обонять его, чувствовать его вкус. Но поскольку он правил именем Лозена, который держал в повиновении свою армию и флот, то ему приходилось держаться на заднем плане, а свои дела устраивать с помощью рабов, учеников и шпионов.
Вскоре после этого он послал за Легавым, чтобы дать тому некое поручение, и, когда с деловыми вопросами было покончено, старик спросил Эрли:
– Слышал ли ты когда-нибудь об острове Рок, господин мой?
– Конечно. Он на юго-западе от Камери и уже лет сорок или пятьдесят находится под протекторатом Уотхорта.
Хотя Эрли редко покидал столицу, он весьма гордился собственными знаниями об островах Архипелага, которые получал от своих мореходов, а также изучая великолепно составленные древние карты, хранившиеся в Королевской библиотеке. Карты он чаще всего изучал по ночам, в тишине и покое, подолгу обдумывая любую возможность расширить пределы своих владений.
Легавый кивнул, словно местонахождение Рока было единственным интересовавшим его вопросом, и промолчал.
– Ну так что ты хотел сообщить мне о Роке? – не выдержал Эрли.
– Видишь ли, господин мой, парень, что пытал одну из тех старух, которых ты велел потом сжечь – помнишь? – кое-что рассказал мне. Эта старуха все твердила о своем могущественном сыне, который живет на Роке, и призывала его прийти и спасти ее, понимаешь? И, похоже, у него было вполне достаточно сил, чтобы действительно сделать это…
– Ну и дальше-то что?
– Мне это показалось странным. Старуха родом из центральных земель острова, из какой-то жалкой деревушки; она и моря-то никогда не видела, но знала название острова, который находится очень далеко отсюда, да и слава о нем идет нехорошая…
– Ну, наверное, сын ее был рыбаком и много рассказывал ей о море и о своих приключениях, – раздраженно сказал Эрли, устало махнул рукой, и Легавый, потянув носом воздух, кивнул и пошел прочь.
Однако Эрли никогда не упускал из виду ни одно из самых заурядных событий, о которых упоминал Легавый, ибо слишком многие из них в итоге оказывались отнюдь не такими уж заурядными. За это невероятное чутье Эрли терпеть не мог старика. Кроме того, его безумно раздражала невозмутимость Легавого. Эрли никогда его не хвалил и старался пользоваться его услугами как можно реже, однако же Легавый был слишком полезен, чтобы его услугами не пользоваться совсем.
Волшебник все время помнил об этом их разговоре и когда снова услышал название Рок, причем опять в связи с деятельностью инсургентов, то понял, что Легавый в очередной раз верно взял след.
Дело было в том, что одним из патрулей Лозена были задержаны трое подростков – два мальчика лет пятнадцати и двенадцатилетняя девочка. Их поймали к югу от Омера, когда они довольно успешно управляли украденной рыбачьей лодкой с помощью магического ветра. Патрульное судно остановило их только благодаря тому, что на борту был опытный заклинатель ветров, который поднял большую волну, затопившую суденышко с детьми. Их, конечно, тут же выловили из воды и отвезли обратно в Омер, и там один из мальчишек сломался и стал нести какую-то чушь насчет могущественного «Союза Руки». Услышав знакомое название, патрульные сказали мальчишке, что за причастность к этому союзу все трое будут незамедлительно подвергнуты пытке, а потом сожжены. Вконец перепуганный подросток в ответ закричал, что если его пощадят, то он расскажет им все и о «Союзе Руки», и о Великих Магах острова Рок.
– Немедленно привести всех сюда! – велел Эрли посыльному.
– Девчонка-то сбежала, господин мой, – нехотя отвечал тот, смущенно потупившись.
– Как это сбежала?
– Да она в птицу превратилась, господин мой! В скопу, говорят. Никто и не ожидал такого – она ведь совсем еще девчонка. Они даже и не заметили, как она крыльями взмахнула и улетела.
– Тогда веди сюда мальчишек, – велел Эрли мертвенно-спокойным голосом, проявляя прямо-таки поразительное терпение.
Но к нему привели только одного мальчика. Второй хотел спрыгнуть с борта судна во время перевозки из Омера в Хавнор и был убит арбалетной стрелой. Тот мальчишка, которого наконец доставили к Эрли, был настолько перепуган, что волшебник даже испытал некоторое отвращение. Сильнее испугать существо, которое и без того совершенно ошалело от страха, было бы просто невозможно. Он наложил на мальчика связующее заклятие, заставив его стоять прямо и неподвижно, как статуя, и в таком виде оставил его примерно на сутки, время от времени разговаривая с ним и уверяя его, что если он будет вести себя достаточно умно, то вполне может стать учеником волшебника и здесь, в королевском дворце, ибо он, Эрли, готов учить его. Ну а когда-нибудь потом он, может быть, и на острове Рок побывает вместе с Эрли, потому что и сам Эрли давно подумывает о том, чтобы туда съездить и встретиться с тамошними магами и волшебниками.
Когда он освободил мальчишку от заклятия, тот еще некоторое время пытался притворяться статуей, говорить не способной. Так что Эрли пришлось просто проникнуть в его мысли тем способом, который он давным-давно узнал от Геллука, а Геллук был настоящим мастером этого дела. После того как Эрли выяснил все, что мог, мальчишка стал ему совершенно не нужен, так что пришлось с ним покончить. И это снова было очень глупо и унизительно, тем более что его, Эрли, снова перехитрили какие-то жалкие, невежественные подростки! Впрочем, он узнал, что пресловутый «Союз Руки» коренится именно на острове Рок, а также – что там находится и некая Школа, где учат магическим искусствам. И еще он узнал одно имя, имя мужчины…
Идея устройства подобной школы заставила его рассмеяться. Школа для диких кабанов, думал он, университет для драконов! Но то, что на острове Рок существует некая организация тех, кто обладает магической силой, казалось ему вполне возможным, и чем больше он думал об этом, тем больше мысль о каком бы то ни было союзе или объединении магов и волшебников тревожила его. Такой союз, разумеется, был бы совершенно неестественным и мог бы существовать только под руководством волшебника, в высшей степени могущественного, под давлением его доминирующей воли. Вот он, тот враг, тот достойный противник, о котором он так долго мечтал!
Ему сообщили, что Легавый уже дожидается у дверей, и он послал за ним, велев ему подняться.
– Кто такой Крачка? – спросил он у старика, как только тот вошел.
С возрастом Легавый стал еще больше соответствовать своей кличке – с отвислыми, покрытый морщинами щеками, длинноносый, с печальными умными глазами. Он потянул носом и, казалось, готов был уже отрицательно покачать головой, но прекрасно понимал, что лгать Эрли не стоит, а потому вздохнул и сказал:
– Это Выдра. Тот, что убил Белолицего.
– Где же он скрывается?
– А он совсем и не скрывается. Он только что в Хавноре был. Ходил себе по городу, с людьми беседовал. Побывал в гостях у своей матери в Эндлейне, что за горой. Он и сейчас там.
– Тебе следовало немедленно сообщить мне об этом, – сухо заметил Эрли.
– Так я ж не знал, что он тебе снова понадобится, господин мой! Я-то за ним долго охотился, да только он меня провел, ловко провел. – Легавый сказал это абсолютно беззлобно.
– Он обманул и убил великого мага, моего учителя! Он опасен. Я желаю ему отомстить. С кем именно он здесь беседовал? Я желаю видеть этих людей. А потом я примусь за него самого.
– Это какие-то старухи из доков. Один старый колдун. И еще его сестра.
– Доставь всех сюда. Возьми моих людей, сколько нужно.
Легавый потянул носом, вздохнул и согласно кивнул.
Ничего особенного добиться от тех людей, которых к нему привели, Эрли опять не удалось. Все твердили одно и то же: они принадлежат к «Союзу Руки», а это союз могущественных колдунов с Острова Морреда или с острова Рок, и человек по прозвищу то ли Выдра, то ли Крачка как раз оттуда и прибыл, хотя на самом-то деле он родом с Хавнора, и все они очень его уважают, хотя он всего-навсего Искатель. Сестра же этого «Искателя» куда-то исчезла, возможно, правда, она сейчас вместе с Выдрой гостит у матери в Эндлейне. Эрли порылся в их затуманенных мозгах и велел подвергнуть пытке самого молодого, но, так ничего и не добившись, сжег всех на площади перед дворцом, чтобы Лозен, сидя у своего окна, мог наблюдать за казнью. Королю иногда требовались подобные развлечения.
На все это ушло два дня, и Эрли ни на минуту не забывал о селении Эндлейн; он сразу послал туда Легавого и других своих агентов, чтобы те внимательно наблюдали за тем, что там происходит. И когда ему донесли, что нужный человек действительно находится в Эндлейне, он мгновенно перенесся туда в облике орла, ибо, надо сказать, Эрли был великим мастером превращений и решился бы, наверное, принять даже обличье дракона.
Он понимал, что с этим человеком нужно быть очень осторожным. Этот Выдра еще мальчишкой победил самого Тинарала, а потом заварил такую кашу на Роке. Он явно обладает большой магической силой, или же, возможно, ему помогает КТО-ТО ДРУГОЙ, еще более могущественный. И все-таки Эрли трудно было заставить себя опасаться обыкновенного лозоходца; ведь не боялся же он всяких ведьм-повитух и колдунов-целителей. Нет, он не станет скрываться! И Эрли в обличье орла спустился среди бела дня прямо на пустынную площадь Эндлейна, и все видели, как его когтистые лапы превратились в обычные ноги, а огромные орлиные крылья – в руки.
К сожалению, зрителей поблизости почти не случилось, лишь какой-то малыш с испуганным плачем бросился к матери. Эрли с орлиной зоркостью огляделся. Волшебник всегда признает волшебника, и ему сразу стало ясно, в каком из домов находится сейчас та дичь, за которой он гнался. И Эрли пошел прямо туда и с силой распахнул дверь настежь.
Стройный, худощавый, смуглый человек, что сидел за столом, не вставая, посмотрел на него.
Эрли поднял было руку, чтобы опутать его связующим заклятием, но рука так и повисла, недвижимая, в воздухе.
Так это поединок! Так это, оказывается, вполне достойный соперник! Эрли быстро отступил на шаг, а потом, улыбаясь, поднял обе руки вперед и вверх, собираясь произнести заклятие; он делал это очень медленно, но очень уверенно, не сдерживаемый никакими действиями противника.
Дом исчез. Ни стен, ни крыши – ничего. Эрли стоял на пыльной деревенской площади, освещенной утренним солнцем, с поднятыми вверх руками.
Это, конечно, была всего лишь иллюзия, однако она все же смутила его, помешав вовремя произнести заклятие; к тому же пришлось эту иллюзию устранять, возвращать на прежнее место дверной косяк, стены и балки под крышей, а также отблеск солнечного света на фаянсовой посуде, каменный очаг, стол… Но за столом больше никто не сидел. Его враг исчез.
И тут Эрли рассердился, очень рассердился, точно голодный, у которого прямо из-под носа стащили еду. Он попытался призвать своего соперника с помощью Истинного Заклятия, но не знал подлинного имени этого человека, а потому не имел никакой власти ни над его душой, ни над ним самим. Так что все его усилия оказались напрасными: этот то ли Крачка, то ли Выдра не явился и не отозвался.
Эрли выбежал из дома, обернулся и в гневе осыпал его такими проклятиями, что дом тут же вспыхнул. Из дома с воплями выбежали женщины. Они, несомненно, прятались где-то в дальних комнатах; тогда Эрли даже внимания не обратил, есть ли в доме еще кто-нибудь. «Легавый нужен!» – подумал он и призвал старика его Истинным именем, и тот, конечно же, явился, хотя вид у него, надо отметить, был хмурый и недовольный.
– Я ведь сидел в таверне, вон там, – сказал он. – Ты, господин мой, мог бы просто меня окликнуть моим обычным прозвищем, я бы сразу пришел.
Эрли молча глянул на него, но так, что рот Легавого закрылся сразу и навсегда.
– Будешь говорить, когда я тебе это позволю, – сказал ему волшебник. – Где этот человек?
Легавый мотнул головой в сторону северо-востока.
– А что там такое?
Эрли позволил Легавому открыть рот и дал ему достаточно голоса, чтобы тот смог ровным мертвым тоном произнести:
– Самори.
– В каком обличье он туда отправился?
– Выдры, – прозвучал тот же мертвый голос.
Эрли расхохотался.
– Что ж, я буду ждать его там, – сказал он, и пальцы у него на ногах превратились в желтоватые орлиные когти, а руки – в широкие мощные крылья. Орел взлетел в воздух и двинулся на северо-восток, легко преодолевая сопротивление ветра.
Легавый потянул носом, вздохнул и нехотя последовал за ним. У него за спиной в деревне догорал дом, плакали дети, а женщины выкрикивали проклятия вслед улетающему орлу.
Опасность любой попытки совершить доброе дело заключается в том, что разум путает две вещи: желание сделать что-то хорошее и желание сделать что-то хорошо.
Впрочем, отнюдь не об этом думала выдра, когда быстро плыла прочь по реке Иеннаве. Она вообще почти ни о чем не думала, кроме того, с какой скоростью и в каком направлении ей нужно плыть, и наслаждалась сладким вкусом речной воды и дивным ощущением ловкости собственных движений. Зато именно о попытках совершить добро думал сам Медра, когда сидел за столом в доме своей бабушки в Эндлейне и разговаривал с матерью и сестрой – перед тем как дверь резко распахнулась и на пороге появилась ужасная светящаяся фигура.
Медра явился на остров Хавнор, думая, что, поскольку сам он не желает никому зла, то никому никакого зла и не причинит. Он уже причинил достаточно зла: те несчастные мужчины, женщины и дети умерли из-за него. И умерли в страшных мучениях, сожженные заживо. Явившись в гости к матери и сестре, он подверг их чудовищной опасности; опасность грозила и ему самому, а через него – и острову Рок. Если бы Эрли (Медре было известно только это его имя и его дурная репутация, но знаком он с ним не был) поймал его и ИСПОЛЬЗОВАЛ – а по слухам, он использовал других людей так, что их души превращались в пустые мешки, – то все жители Рока могли бы оказаться во власти этого волшебника, став легкой добычей флота и армии, которыми, в сущности, командовал он, а не Лозен. И получилось бы, что именно он, Медра, предал Рок, подчинил его Хавнору – в точности как тот волшебник, имени которого они никогда не произносили вслух, некогда предательски подчинил Рок Уотхорту. Возможно, впрочем, что тот волшебник тоже полагал, что не способен никому причинить никакого зла.
И Медра как раз обдумывал то, как бы ему поскорее и незаметно убраться с Хавнора, когда на пороге их дома возник Эрли.
А теперь, в обличье выдры, он думал только о том, что хотел бы выдрой и остаться, всегда быть выдрой, всегда плавать в этой сладкой коричневатой воде, в этой живой воде, в которой для выдры нет смерти, а одна лишь бесконечная жизнь и счастье. Но у этой маленькой выдры были, к сожалению, человеческая душа и человеческий разум, а потому в излучине реки близ Самори ей пришлось вылезти на скользкий глинистый берег, и через мгновение там уже сидел на корточках, дрожа от холода, самый обыкновенный человек.
Ну, и куда дальше? Зачем, собственно, он приплыл сюда?
Об этом он как-то не подумал. Он принял то обличье, которое мог принять быстрее всего, и, как всякая выдра, бросился в реку и поплыл. Но лишь в своем истинном обличье он был способен думать по-человечески, прятаться от врагов, что-то решать, действовать, как действует человек – или, точнее, как волшебник, зная, что другой могущественный волшебник на него охотится.
Он понимал, что с Эрли ему не справиться. Для того чтобы приостановить действие того первого связующего заклятия, ему пришлось использовать всю свою магическую силу без остатка. Умение создавать иллюзии и менять обличье были единственными его козырями в этой игре. Если он снова столкнется с Эрли лицом к лицу, то, вполне возможно, будет уничтожен. И вместе с ним будет уничтожен Рок. И Школа. И Элеаль, его возлюбленная. И Вейл, и Ворон, и Дори – все, все, и фонтан во внутреннем дворике, выложенном белыми плитами, и юный ясень у фонтана… И только Роща выстоит. Да зеленый Холм, молчаливый, неколебимый. Он услышал слова Элеаль: «Вся истинная магия, все древние силы имеют один общий корень».
Медра огляделся. Это был тот же склон холма над ручьем, куда он тогда привел Тинарала – и Аниеб, мысленно ощущая ее присутствие. Вон там, буквально в двух шагах, тот шрам на поверхности земли, та печать, которую еще не скрыли зеленые травы лета.
– О, Мать-земля, – сказал он, стоя на коленях, – откройся, впусти меня!
Он положил руки на тот шрам, но в руках его больше не было силы.
– Впусти меня, Мать-земля! – прошептал он на том языке, который был столь же древен, как сам этот Холм. И вдруг земля содрогнулась и слегка приоткрыла свою уже начавшую затягиваться рану.
Медра услыхал над головой пронзительный крик орла. Вскочил на ноги и… бросился в темноту.
Орел спускался, кружа над долиной и испуская пронзительные крики; он тщетно кружил и кружил над холмом, над росшими вдоль реки ивами в поисках своей жертвы, но тщетно, и в итоге, злой и усталый, улетел в том же направлении, откуда явился.
Прошло еще какое-то время, и уже ближе к вечеру на тот же холм притащился наконец старый Легавый. Он то и дело останавливался, принюхивался, потом присел на землю у шрама на поверхности земли, заодно давая отдохнуть усталым ногам, и стал внимательно осматривать землю в том месте, где валялись комки свежей влажной глины и была примята трава. Легавый погладил траву, как бы выпрямляя ее, потом встал, подошел к реке и в тени под ивами с удовольствием напился чистой прохладной коричневатой воды, а потом пустился в обратный путь, к шахтам.
Медра очнулся в полной темноте, страдая от боли. Довольно долго вокруг не было видно ни зги. Боль то возникала, то проходила, а вот тьма оставалась. Однажды, правда, она чуть-чуть рассеялась, превратившись в некое подобие сумерек, так что он смог, хотя и весьма неясно, разглядеть какой-то склон, уходящий вниз от того места, где он лежал, к невысокой стене из камня, за которой снова стеной стояла непроглядная тьма. Но подняться на ноги он не мог и не мог подойти к той стене. Вскоре вернулась и боль, временами становясь очень сильной; видимо, у него были повреждены плечо и бедро, к тому же просто раскалывалась голова. А потом его снова со всех сторон обступила тьма, и он погрузился в небытие.
Очнувшись, он почувствовал нестерпимую жажду и жгучую боль. И услышал где-то рядом звук бегущей воды.
Он попытался вспомнить, как зажечь волшебный огонек. Аниеб жалобным голосом просила его тогда зажечь огонек, а он не мог… И сейчас тоже не смог и полз в темноте, пока звук бегущей воды не стал громче, пока он не почувствовал под собой влажные камни, пока не нащупал во тьме воду. Он напился и попытался отползти в сторону от подземного ручья, потому что очень замерз на мокрых камнях. Похоже, одно плечо у него было сломано и совершенно вышло из строя. Голову вдруг пронзила такая острая боль, что он застонал и, дрожа, сжался в комок, пытаясь утишить боль и согреться. Но согреться на ледяных влажных камнях было невозможно, и по-прежнему со всех сторон его обступала непроглядная тьма.
Он сел, пытаясь осмотреться, а потом снова лег, свернувшись клубком, рядом с тем местом, где из-под мощного слоя слюды просачивался крошечный родничок. Неподалеку от него лежало бесформенной кучей чье-то тело – красный шелк полусгнившего платья, длинные волосы, обнажившиеся кости черепа… А дальше был вход в какую-то просторную пещеру, и ему довольно хорошо было видно, как далеко простирается эта пещера и те пещеры и переходы, череда которых находится за нею; об этих пещерах ему когда-то кое-что было известно, но он думал об этом с тем же безразличием, с каким смотрел на истлевшее тело Тинарала и с каким только что осматривал в темноте свое собственное тело. Он ощутил лишь легкое сожаление. Будет только справедливо, если он умрет рядом с тем, кого убил. Все правильно. Но какая-то боль внутри не давала ему покоя – нет, то была не физическая боль его израненного тела, а другая, давняя, ПОЖИЗНЕННАЯ его боль…
– Аниеб? – сказал он.
И тут же в голове у него прояснилось, несмотря на отчаянную боль в плече и бедре. Его подташнивало, голова кружилась, вокруг стояла тьма. Стоило ему чуть шевельнуться, и он застонал от боли, но все же сел. «Я должен жить, – думал он. – Я должен вспомнить, КАК нужно жить. И как зажечь волшебный огонек. Я должен это вспомнить! Я должен вспомнить резные тени под деревьями в Роще…»
«Как далеко простирается этот лес»? – «Так далеко, как способно простираться твое воображение».
Медра поднял голову и всмотрелся во тьму. Потом слегка шевельнул здоровой рукой, и на конце пальцев повис слабенький огонек.
Оказалось, что верхний свод пещеры довольно высок. Звонкий ручеек, стекавший по слюдяному пласту, переливался в свете волшебного огонька.
А вот остальные помещения и переходы огромной пещеры он видеть теперь больше не мог – так, как видел их до того своим равнодушным, незрячим «третьим» глазом. Мерцающий волшебный огонек освещал лишь незначительную часть пространства вокруг него. Как и в ту ночь, когда он шел вместе с Аниеб навстречу ее смерти и видел вперед ровно на один шаг, не больше.
Он встал на колени и, немного подумав, прошептал: «Благодарю тебя, Мать-земля!» И потом попытался встать и тут же упал, громко вскрикнув, ибо его левое бедро отозвалось пронзительной болью. Полежав некоторое время, он предпринял вторую попытку встать и встал. А потом двинулся дальше.
Ему потребовалось немало времени, чтобы пересечь эту пещеру. Он сунул сломанную руку за пазуху, а здоровой рукой придерживал бедренный сустав, благодаря чему было немного легче идти. Стены вокруг постепенно сужались, образовывая некий коридор. Потолок здесь был гораздо ниже, он почти касался его головой. По одной стене стекала просачивавшаяся откуда-то вода и собиралась под ногами среди камней в маленькие лужицы. Это был отнюдь не чудесный дворец с красными стенами из грез Тинарала, и мистические серебристые руны не поблескивали вокруг на бесчисленных колоннах. Это была самая обыкновенная подземная пещера или старая штольня, и вокруг были самые обыкновенные земля, камень и вода. Воздух здесь был холодным и неподвижным. Тот родничок остался позади, и уже не слышно было даже его слабого журчания. За пределами крошечного круга света, образованного волшебным огоньком, стеной стояла тьма.
Медра опустил голову и остановился. «Аниеб, – сказал он, – не можешь ли ты вернуться ко мне? Или хотя бы показать мне путь? Я не знаю, как выбраться отсюда». Он немного подождал. Но ответа не было. Вокруг лишь тьма и тишина. И тогда медленно, то и дело останавливаясь, он вошел в подземный коридор.
Как этому человеку удалось уйти от него, Эрли так и не понял. Но две вещи он теперь знал наверняка: этот Выдра – или как его там? – был куда более могущественным магом, чем все, кого Эрли знавал прежде, и он постарается как можно скорее вернуться на Рок, поскольку именно там источник его могущества. Было совершенно бессмысленно пытаться попасть туда раньше него; он уже сделал свой первый ход. Но Эрли мог за ним последовать, и если его собственной магической силы окажется недостаточно, он привлечет на помощь такую военную силу, которой не смог бы противостоять ни один маг на свете. Ведь даже сам Морред был в итоге сражен не каким-то колдовством, а просто благодаря мощи тех вражеских армий, которые были брошены против него!
– Ваше величество, следует послать флот на юг, – сказал Эрли в ответ на вопросительный взгляд старого Лозена, как всегда сидевшего в своем кресле у окна королевского дворца. – Страшный враг идет на нас с южного берега Внутреннего моря, но мы намерены дать ему должный отпор! Сто военных кораблей следует послать одновременно из Хавнора, из Омера и из Южного порта, а также из вашего родового замка на острове Хоск. Это будет самое великое морское сражение, какое когда-либо видел мир! Я сам поведу эти корабли. А вся слава достанется вашему величеству. – И он рассмеялся Лозену в лицо, так что тот в ужасе уставился на него, в конце концов, видимо, начиная понимать, кто здесь настоящий хозяин.
И столь сильно было влияние Эрли на Лозена, что не прошло и двух дней, как огромный флот вышел из Хавнора, по дороге собирая дань с подчиненных островов. Восемьдесят кораблей проплыли мимо Арка и Илиена, и попутный магический ветер неустанно наполнял их паруса, неся их прямо к острову Рок. Иногда сам Эрли в белых шелковых одеяниях, держа в руке длинный белый посох, сделанный из рога какого-то северного морского чудовища, стоял на носу головной галеры, и сто ее весел, взлетая разом в воздух, напоминали крылья огромной морской чайки. Порою же он и сам превращался в чайку, или в орла, или даже в дракона и кружил над кораблями чуть впереди них, и люди, видя его в этом обличье, кричали: «Повелитель драконов! Повелитель драконов!»
Они причалили к острову Илиен, чтобы запастись водой и пищей. Отправка в путь сотен людей одновременно не позволила как следует пополнить имевшиеся на судах запасы воды и продовольствия. И войско Эрли совершенно опустошило города и селения на западном берегу Илиена; то же самое произошло на Виссти и Камери – они забрали все, что смогли унести, а остальное сожгли. Затем огромный флот повернул на запад, держа курс к единственной гавани острова Рок, заливу Твил. Эрли была известна эта гавань благодаря морским картам, имевшимся в Хавноре, и он знал, что над этим заливом возвышается огромный холм. Когда они подошли достаточно близко к острову, он в обличье дракона взмыл высоко в небеса и, оставив внизу свои корабли, полетел вперед, высматривая на западе вершину этого холма.
Когда же он увидел ее, подернутую дымкой и ярко-зеленую на фоне туманного моря, то громко крикнул, и люди на кораблях услышали этот пронзительный крик дракона, а он еще быстрее полетел вперед, стремясь к заветной цели.
Читать бесплатно другие книги:
